Самая большая тайна разума. Что такое сознание, и как это работает

Терехов Василий

Глава 1. Архитектура разума

 

 

1.1. Особенности человеческого разума

 

Homo sapiens

Уважаемый читатель! Мы с вами являемся представителями вида Homo sapiens, что в переводе с латыни означает человек разумный. Природа подарила человеку разум, и он сам знает это с древнейших времён. Но что такое разум?

Что такое разум и сознание? На этот вопрос пытались ответить тысячи философов со времён античности. Древние греки считали, что разум находится в печени. Нам теперь это кажется очень странным.

Часто философские концепции получались слишком сложными и вопрос не проясняли, скорее даже наоборот. А многие умозрительные эксперименты и логические умозаключения оказывались непродуктивными. Позднее мыслители обратились к данным практических наук: физиологии, экспериментальной психологии, а во второй половине 20-го века к кибернетическим моделям и исследованиям.

Человеческий разум располагается, – если только уместно это слово, – в мозге, который встроен в черепную коробку. Он не доступен для прямого исследования. Человек может смотреть, например, на красный квадрат. Он может его видеть и рассказать о нём своими словами. Но рядом стоящий с ним исследователь не может воспринять то, что воспринимает испытуемый. Он не может посмотреть на мир его глазами. В любом случае он смотрит на мир только своими собственными глазами. Он не может ответить на вопрос: все ли люди видят красный цвет так, как он, или другой человек воспринимает красный цвет так, как он воспринимает жёлтый или зелёный? А как видят мир другие? Как объяснить человеку, который никогда не видел красного цвета, что это такое? Для исследователя это тупиковые вопросы.

Столкнувшись с философскими ограничениями, люди пытались обойти их, настойчиво накапливая философские трактаты на полках многочисленных библиотек. Разум стал изучаться косвенно, по его проявлениям в ходе различных физиологических и психологических опытов. Такими опытами являются не только лабораторные эксперименты и заранее спланированные ситуации. Разум человека проявляет себя всегда и везде в обыденной жизни. И все его проявления и особенности доступны для наблюдения даже, так сказать, невооружённым глазом в простых бытовых и производственных ситуациях, на страницах беллетристики и в эпизодах театральных спектаклей и кинофильмов.

Именно с простого наблюдения начался психоанализ Зигмунда Фрейда. Знаменитый «эпизод с зонтиком» оказался тем толчком, который вызвал цепную реакцию его мысли. Размышления над этим эпизодом привели к созданию самой популярной психологической теории.

Выяснилось, что человек не осознаёт всех своих мотивов, поступков и не может полностью осознавать ситуацию. Если это так, то может ли он полностью владеть ситуацией? Нет, хотя ему почему-то всегда этого хочется. А почему? Задумывались ли Вы когда-нибудь над этим? Он почему-то всегда к этому стремится, и придерживается предпосылки, что это возможно.

Фрейд предложил психологическую модель разума, состоящую из трёх частей: сознание, бессознательное и предсознательное. Позднее Эрик Бёрн разработал свою трёхкомпонентную модель: ребёнок – взрослый – родитель. Всё же, в наши дни самой распространённой является двухкомпонентная модель: сознание и подсознание. Но любая подобная модель – это только очень обобщённая схема интеллекта и лишь только в одном аспекте и только в самом первом приближении.

Что касается механизмов работы разума, то З.Фрейд в числе прочего описал акустический колпак. Вот с этого мы и начнём краткий обзор феноменов и особенностей нашего разума, устройство которого имеет особую архитектуру, отличающуюся от архитектуры наших персональных компьютеров.

 

Реализм имён

Это специфический феномен человеческого разума. Человек, как существо владеющее речью, воспринимает объекты и явления мира по именам (собственным или нарицательным, существительным, глаголам и т. д.). Самое удивительное в этом то, что если вещь или явление не имеет названия (имени), то человек может как бы не видеть даже очевидного. Он становится странным образом как будто бы слепым, как будто его глаза что-то закрывает. Это акустический колпак, надетый набекрень, сползает на глаза (метафора Фрейда). Другими словами, человеческий разум воспринимает мир через фильтр второй сигнальной системы. (Второй сигнальной системой академик Павлов назвал речь).

Существенным является то, что имена – это не только вербальные словоформы или их графическое обозначение (письменная речь). В широком смысле «имя» – это символ. Символ может быть не вербальным, например, пиктограммой или сложным фото– или видеоизображением (такие символы широко распространены в различной рекламе). Символ может быть запахом, жестом или тактильным воздействием, и даже разрушающим агрессивным действием.

Обычно человек считает, что он живёт в каком-то мире, который он может называть реальностью или окружающим миром. В действительности человек живёт в мире имён. Имена – конструктивная, первичная реальность мыслящего интеллекта, и поэтому действительный мир человека, его настоящая реальность – это реализм имён.

Этот феномен связан с другой особенностью: с особой организацией памяти, которая является основой мышления человека.

 

Ассоциативная память

Современные персональные компьютеры имеют адресную организацию памяти. Каждый бит информации имеет свой адрес, и компьютер может хранить или получить эту информацию по указанному адресу.

Однако в языках программирования высокого уровня и прикладных программах используются обращения по имени, а не по адресу. С компьютером работает человек, а для него это привычный и естественный способ. В процессе исполнения компьютерной программы имена, по которых происходит обращение к информации, преобразуются в машинные коды адресов. Физически компьютер извлекает данные по машинному адресу, а не по имени, но это происходит без участия пользователя.

В голове человека, в отличие от персонального компьютера нет адресов, так же как и нет строго упорядоченных электропроводящих шин (каналов) для передачи информации. Мозг устроен по сетевому принципу. Нейросеть, состоит из многочисленных нейронов, соединённых между собой аксонами. Они передают сигналы через синапсы, но не имеет такой строгой упорядоченности и такой точной повторяемости параметров элементов, как элементы технических устройств.

Клетки головного мозга упорядочены как бы только приблизительно. То есть у разных людей может быть разное количество нейронов, нейроны могут отличаться по размерам и иметь различное количество аксонов. Соединение между нейронами не имеет строгой регулярности. Упорядоченность можно наблюдать только на более высоком уровне структуры (области мозга, органы и т. д.) При этом из-за низкой упорядоченности на уровне клеток у разных людей органы могут очень сильно различаться по размерам, пропорциям и количеству элементов (клеток).

Кроме отличий в структуре мозг человека принципиально отличается от компьютера по способу хранения информации и обращения к информации в памяти. В человеческой памяти нет адресов, обращение может происходить только по имени, и на первый взгляд, с привычной инженерам компьютерно-технологической точки зрения, это кажется просто невозможным. И всё-таки это возможно, раз мы, – люди, – живём и мыслим. Ведь это факт.

В компьютерных программах многие имена входят в цепочки, часто довольно длинные. В таких цепочках одно имя ссылается на второе, второе на третье и т. д. Но в конце цепочки где-то в любом случае должен быть подставлен машинный адрес.

Так как в голове человека нет адресов, а есть только имена, то цепочки имён (и не только словесных, но и любых образных, то есть различных символов) бесконечны. Мышление и память человека организованы по ассоциативному принципу. Человек обладает ассоциативной памятью и воображением. И это тоже удивительный феномен.

В компьютере есть так называемая файловая система. Она не существует физически, это всего лишь правила организации хранения информации в памяти компьютера. Файл – это программно целостный поименованный массив информации, то есть массив информации, имеющей имя, которое называют именем файла. Максимальная длина имени строго регламентирована. Файл имеет также скрытую часть: заголовок, который недоступен пользователю, но в нём содержится важнейшая машинная информация о том, по каким машинным адресам памяти находятся сегменты, из которых состоит файл. Структура заголовка строго регламентирована. Весь файл имеет строго определённый с точностью до бита размер и положение в адресном пространстве.

Такая организация файловой системы возможна и вытекает из принципа обращения к компьютерной памяти по адресам. В человеческой памяти нет адресов, как же устроена его, так сказать, файловая система? Человеческая память заполнена не файлами, а символьно-образными моделями без чётких границ, без чёткого размера, с размытыми метасистемными границами. В моделях нельзя провести чёткую грань между именем, заголовком и прочими сегментами модели. Более того, модель может быть одновременно или последовательно и содержательной моделью и именем (символом) другой модели, и эти её функции трансформируются в процессе мышления. Модели (образы) бесконечно ассоциируют друг с другом, образуя нечто вроде мозаичной матрицы-универсума с подвижными внутренними границами.

В разуме человека происходит бесконечное рекурсивное копирование образов. Разум создаёт модели, затем модели этих моделей, потом модели моделей моделей и т. д. При этом разум сравнивает «всё со всем», он ищет сходство и различия. Разум создаёт аналогии и метафоры, цепочки моделей и развешивает «ярлыки».

Хотя человеческий разум и компьютер сильно различаются, метод вспоминания у человека сходен с поиском в компьютерной базе данных по индексу. Например, если вы не можете вспомнить чью-то фамилию, попробуйте сначала вспомнить первую букву фамилии, называя подряд все буквы алфавита. Затем попробуйте вспомнить вторую и третью буквы. После этого фамилия всплывает из памяти. Буквы фамилии хранятся в памяти как цепочка ассоциированных образов. Такие цепочки Марвин Мински описывает как Knowledge-lines или кратко K-lines в книге «The Society of Mind».

И память, и всё мышление человека организовано по ассоциативному принципу, и при этом в архитектуре разума важное значение имеет восприятие и образование ассоциаций, которые основаны на принципе перцепции.

 

Принцип перцепции

Перцепция – это распознавание образов. Первым кибернетическим устройством, которое могло запоминать и распознавать образы, был перцептрон Розенбладта. Это устройство основано на революционной идее.

До этого научные и технические попытки создать устройство распознавания были основаны на предположении, что распознавание – это сравнение и поиск совпадений с некоторым шаблоном по принципу подобия. Но такие устройства не работали. Все попытки были безуспешны. Незначительные искажения или изменения образа делают его неузнаваемым для такого устройства.

А вот глаз может распознавать образы не только разного масштаба и ориентации, но и с очень большой степенью искажений и различной степенью сходства, иногда очень отдалённого. Как он это делает? Идея перцепции, практически реализованная в устройстве Розенбладта, состоит в том, что образ распознаётся не по принципу подобия, а по принципу соответствия. И не по шаблону, а по виртуальной матрице, не имеющей буквального, фотографического сходства с образом.

В перцептроне рецепторы (например, фотоэлементы) соединены шинами с запоминающими элементами, которые расположены в виде математической матрицы. Поэтому, информация, которую запоминает массив элементов – это не фотография визуального образа, а видоизменённый, математически модифицированный (как бы закодированный в матрицу) массив информации, нечто вроде голограммы: она не является фотоснимком, не является визуальным подобием первоначального образа, но при этом определённым образом соответствует ему.

* * *

Попробуем понять, что такое сходство (или подобие) и что такое соответствие. Сходство и соответствие здесь, в контексте этой книги, являются важными дополняющими друг друга категориями.

Фотопортрет подобен лицу сфотографированного человека, он похож на оригинал. Снимки двух похожих людей могут быть сходны. Если взять два снимка одного и того же человека, то можно сказать о сходстве до степени полного подобия. Это пример сходства и подобия. Сходны и многие другие вещи: например, изобретения, научные теории и произведения искусства (русский Буратино похож на итальянского Пиноккио). Они всегда имеют преемственность в той или иной степени. Но, конечно, в творчестве сходство не должно быть до степени полного подобия, так как это расценивается как плагиат.

Соответствующие друг другу вещи или элементы могут быть не похожи друг на друга, и при этом являться элементами некоторой структуры. Например, электролампочка и патрон, в который вкручивается эта лампочка – это совершенно разные вещи, но при этом одна соответствует другой. Чтобы соответствовать друг другу, эти непохожие вещи должны иметь какие-то сходные элементы или параметры на более низком системном уровне. В примере с электролампочкой и патроном, такими элементами являются геометрия присоединительной резьбы и электропроводность контактирующих металлических деталей. Значит, соответствующие вещи в чём-то всегда сходны, хотя и различны. Папа всегда чем-то похож на маму, хотя они очень разные.

Таким образом, между сходством и соответствием есть глубокая системологическая связь.

Рассмотрим ещё две философские категории, очень важные для понимания изложенного здесь материала. Это взаимодополняющие категории ретрансляции и репродукции (репликации). Эти категории относятся к процессам копирования и к природе копий.

Ксерокопия или фотоснимок являются ретрансляцией оригинала: документа или окружающей фотокамеру оптической картины. Телепередача – это ретрансляция видео и звуковых потоков через эфир. Копии в таких случая являются «отражениями», рефлексиями. Они имеют сходство или подобие с оригиналом.

А вот, например, воспроизводство потомства через геном (репликатор), напротив, является репродукцией. Об этом можно прочесть в книге Ричарда Докинза «Эгоистичный ген» (Richard Dawkins. The Selfish Gene).

Репликация не является фотографической копией. Можно сказать, что она является не «ксерокопией», а «построением», «созданием», то есть она не копируется по каким-либо фрагментам (по пикселям, например, как в случае фотоизображения), а «создаётся», «строится», «производится» по некоей схеме, математической модели. Эта модель – репликатор. Модель-репликатор не похожа ни на оригинал, ни на копию.

Такую модель можно представить как некое математическое преобразование: «голограмму», матрицу или инвариант. Репликатор не имеет сходства с оригиналом, но соответствует ему. А вот созданная с его помощью репродукция (лат. – «воспроизводство», «воспроизведённое») имеет сходство с оригиналом, но не фотографическое, а в определённых аспектах.

Далее, репликаторами и репродукциями являются виртуальные модели, которые мозг создаёт, познавая этот мир. Р. Докинз предложил понятие «мем» (или «мим», англ. вариант написания в оригинале «meme»), которое хорошо объясняет многие социальные явления, связанные с распространением различных идей и традиций. Мем – это репликатор мысли.

Рассмотрим ещё один пример, из области программирования. Используются два различных метода построения компьютерных изображений: растровый и векторный. В первом случае изображение строится по точкам, во втором с помощью векторов (линий), пространство между которыми закрашивается различными цветами.

Растровая графика – это что-то вроде мозаики. Векторная графика – это что-то вроде контурных рисунков, которые рисуют дети и художники-мультипликаторы.

Первый способ построения изображения – это ретрансляция. Второй способ – репродукция посредством репликации (с помощью репликаторов). Они различны. В первом случае копия подобна оригиналу как слепок, во-втором – в определённых абстрактных аспектах восприятия.

При низком качестве мозаика или фотография выглядят как мутное отражение в зеркале, или как испорченная, «разбитая» кусочная или лоскутная картинка. В противоположность этому контурные рисунки воспринимаются иначе: как в той или иной степени схематичные, мультяшные. Они выглядят как грубые и примитивные, но не «лоскутные».

При высоком качестве оба способа могут давать одинаковые изображения. При достаточно высоком качестве изображения обычный пользователь не различает визуально, каким техническим способом было получено видео или фотоизображение.

Но деление копирования на ретрансляцию и репродукцию достаточно условно. Между ними на самом деле нет чёткой грани. Более того, ретрансляцию можно представить как простой случай репродукции, а репродукцию – как «усложнённую» ретрансляцию.

 

Фрагментарность восприятия

Валентин Фёдорович Турчин в своей книге «Феномен науки: Кибернетический подход к эволюции» одну из глав назвал «Мир глазами лягушки». В ней он рассматривает один из самых удивительных феноменов восприятия.

Глаз лягушки устроен и работает таким образом, что он не воспринимает неподвижное изображение. Лягушки, крокодилы, динозавры и другие земноводные и пресмыкающиеся не способны видеть неподвижные предметы. Замри, и динозавр не увидит тебя, он пройдёт мимо, – так спасаются герои фантастических фильмов.

Глаз человека видит неподвижные вещи, но для этого его глаз совершает множество незаметных хаотичных микродвижений. Сетчатка его глаза, как и сетчатка глаза лягушки, не воспринимает неподвижное изображение. Чтобы человеческий глаз мог видеть неподвижные объекты, движение неподвижного объекта как бы имитируется самим глазом путём перемещения сетчатки относительно рассматриваемого объекта. Такая вот хитрость изобретательной эволюции!

Изображение в головной мозг передаётся фрагментами. На самом деле человек не воспринимает мир таким, каким он ему кажется. (Вот так парадокс! Какое странное утверждение!)

Восприятие фрагментарно. Глаз не видит предметов целиком, а мозг воспринимает отдельные фрагменты и детали предметов, штрихи, пятна и фрагменты контуров. Однако, мозг строит целостную (как будто) картину окружающего. Он создаёт виртуальную идеализированную схему.

Мы видим, что морской горизонт – это идеальная прямая линия. Однако, если стоя на берегу моря закрыть один глаз, и неподвижно смотреть в одну точку на горизонте, то можно увидеть неопределённую, нечёткую и размытую по периферии линию, может быть и не линию, и не прямую вовсе.

Установленная на штативе фотокамера делает копию окружающего пейзажа статически. Глаз не может воспринимать мир статически. Можно искусственно остановить глаз, например, ввести в глазные мышцы препарат, который парализует их работу. В этом случае глаз потеряет способность видеть до тех пора, пока действие препарата не закончится. Глаз не делает механически растровую копию окружающего мира способом ретрансляции, как фотокамера. Интеллект использует репликацию и репродуцирует изображение в ментальных моделях.

 

Динамическое мышление

А как работает наш интеллект на других уровнях? Не на уровне восприятия, а на уровне логического и образного мышления?

Эволюционная последовательность продолжается.

Как на уровне физиологического восприятия сетчатка глаза не может воспринимать неподвижное изображение, так на уровне мышления интеллект не может мыслить статически.

Мы во всём потомки динозавров! Мы не только воспринимаем, но и мыслим динамически, а не статически. Наше мышление следует назвать – динамическое мышление. Но, можно сказать и так: квазидинамическое мышление. «Квази» – это «якобы» в переводе с греческого. Квазидинамическое мышление – это якобы-динамическое мышление. Мышление и мысли – это не одно и то же. Мышление является динамическим процессом, а мысли – квазидинамическими моделями.

Мы мыслим только так и никак иначе. Мы мыслим только квазидинамическими моделями, наше мышление модельно-темпорально. Мы строим мысленную динамическую модель мира, и нам кажется, что весь мир динамичен, и каждый объект этого мира тоже динамичен.

Можете ли Вы представить весь мир, какую-то его часть или какой-то объект без времени? Вне времени?! Мир, в котором время вообще не существует? Что времени попросту нет? Это совершенно невозможно для человеческого разума.

Мы видим вокруг себя подвижный и изменяющийся мир. Мы мыслим образно-динамически. Мы замечаем, что в нашей повседневной жизни, в наших снах, в нашем воображении и мечтах всё движется, всегда что-то происходит, всё находится в движении и динамике. Наша вербальное мышление (речь) – это последовательность динамических объектных моделей. Каждая фраза стандартно содержит подлежащее (объект) и сказуемое (изменение объекта).

Но посмотрим на себя, – на свой интеллект, – с другой стороны.

К примеру, любая книга содержит набор неподвижных символов, нанесённых на листы бумаги. Динамика появляется только в момент прочтения. Аналогично записаны воспоминания в коре головного мозга. Память, как информация, как интеллектуальные модели-образы, которые хранятся в сером веществе, статична, в ней нет динамики.

Отдельно взятые информационные модели на различных носителях, в книжках и в умах людей существуют статически. Информация статична. Информация не измеряется в секундах, а только в битах. Потому что понятие время никак не соотносится с информацией как таковой. Правда, есть единицы измерения передачи информации, например, в битах в секунду. Но понятия «передача информации» и «информация» – это разные понятия. Собственно информация существует как бы вне времени.

Вот почему, при том, что наше мышление – мышление динамическое, наши мысли и образы следует считать не динамическими, а квазидинамическими. Динамика мыслей – это иллюзия мыслящего интеллекта.

* * *

Если динамика – это иллюзия мыслящего интеллекта, то существует ли вообще время? Как выглядит мир, который мы видим через фильтры нашего восприятия и мышления на самом деле? Это парадоксальный философский вопрос.

Время и есть, и нет. Во всяком случае, не существует единого времени. Время – это и интеллектуальная модель, и нечто системное в онтологическом смысле. Но так как интеллектуальных моделей множество и фрагментов мира множество, то и времён множество. В каждой модели и системе своё время.

Не существует единого, какого-то общего, мирового или универсального времени. Если рассмотреть физическую модель всей вселенной, то это опять же только ещё одна модель (хотя и очень-очень большого объекта) и только в одном аспекте (астрофизическом).

Если же абстрагироваться до философской идеи всего мира, то в этом мире не должно быть одного и единого всеобщего времени. Мир существует не во времени, потому что вне мира как универсума ничего не должно быть по определению: он включает в себя всё-всё-всё-всё на свете.

Время как категория не может быть всеобщим. (См. далее «категориальное мышление»). Время как явление тоже не может быть всеобщим.

Мир – это то, что включает в себя абсолютно всё, в том числе самого мыслящего наблюдателя. (Поэтому по-русски универсум называется вселенная: от слова «всё».) По этой причине универсум невозможно рассматривать или исследовать со стороны. Значит, мир не объективен, в том смысле, что он не является объектом.

Мир не делится и не длится. Если бы мир был делим, то он был бы простой структурой, вещью, – объектом. Но мир – структура сверхсложная.

Сколь бы грандиозной не была бы рассматриваемая система, она никогда не может быть всем миром. В любом случае исследователь будет рассматривать только фрагмент мира. Даже если рассматриваемая система представляется целым миром, на самом деле это не так, и всегда должно оказаться ещё нечто за её пределами.

Мир нельзя рассматривать как объект, с позиции стороннего наблюдателя. У него нет границ. У него нет ни начала, ни конца. Он не существует во времени, потому что в противном случае весь мир пришлось бы рассматривать относительно какой-то временной шкалы вне этого мира, а это невозможно. Мир не является объектом, потому что его невозможно рассматривать целиком с позиции стороннего наблюдателя. Поэтому понятие «объективный мир» – это фикция.

Мир – един, но при этом он не целостен. Если бы он был целостен, его можно было бы делить на части. Но сверхсложное нельзя поделить на ограниченное число частей. Нельзя разделить то, что не является объектом. Ведь что-то разделить можно только находясь в сторонней позиции, а это невозможно по определению. Значит, можно сделать формальный логический вывод, что мир неделим. И в таком мире время и пространство – не всеобщие и не всеприменимые категории.

С другой стороны, если бы мир был не единственен, то это был бы не мир, а только фрагмент мира. Мир сверхсложен, фрагментарен, но это не хаос. Мир не делится на части, слои, или модули, или субмиры. Мир также не делится на категории: мир не категориален. Мы не можем увидеть, исследовать и понять весь мир, для мыслящего интеллекта универсум – это абсолютная, необъятная и неуловимая абстракция. Он есть, но его как бы и нет!

Тем не менее, каждый здравомыслящий человек убеждён и уверен как в существовании объективного мира, так и в существовании, объективности и единственности времени. Это важный феномен психической жизни, который мы будем рассматривать далее. А пока отвлечёмся от неделимости мира и задумаемся: разделимы ли тело и разум человека, или это неделимая сущность?

 

Моторика

Мы так привыкли всё делить на части, что привычно человека тоже делим на части. Мы выделяем в человеке разум и считаем, что он сконцентрирован в мозге и руководит телом. Но это совсем не так. Человек думает и чувствует не только мозгом, но и всем телом. Кстати, деление человека в двухкомпонентной схеме, – на тело и разум, – не единственно возможное. Известна так же трёхкомпонентная модель: разум, душа и тело. А в «Кабалле» представлена пятикомпонентная модель.

Тело является неотъемлемой частью архитектуры разума. Интеллект человека не сконцентрирован в мозге.

В 1957 году Фрэнком Розенбладтом была предложена модель перцептрона. Перцептрон был реализован им же в 1960 году. А в августе 1985 года Владимир Михайлович Антонов зарегистрировал свою первую заявку на Обучаемую систему управления (ОСУ). Перцептрон является моделью распознавания образов, обучаемые системы управления являются моделями простой рефлекторной системы. При этом система распознавания ОСУ подобна той, которая есть в схеме перцептрона. В её основу положен принцип соответствия запоминаемого образа распознаваемым визуальным образам.

Отличие ОСУ от перцептрона в том, что ОСУ – это конструкция, в которую входят не только рецепторы, например фотодатчики, и запоминающая матрица, но кроме того серводвигатель или несколько серводвигателей. Грубо говоря, ОСУ – это перцептрон (умный глаз), слившийся с исполнительной системой (мышцами). ОСУ это модель не только перцепции (распознавания), но и моторики (мышечной активности и условных рефлексов). Причём эта модель удивляет своей простотой. Она просто элементарна, как конструкция холодильника. Конечно у человека всё сложнее. И всё же…

Один британский инженер-умелец, используя схему ОСУ, изготавливает миниатюрные электронные жучки. Жучки на механических лапках ползут на свет. Такая практическая иллюстрация возможностей ОСУ просто потрясает. Наблюдая их, совершенно невозможно избавиться от мысли, что эти жучки – живые. Такой жучок совсем не похож на привычные технические устройства. Его поведение – это поведение живого организма. Он переобучаем, он умеет приспосабливаться. Если переворачивать его, он научится переворачиваться. Можно пытаться запутать его или переносить на другую поверхность. В любых ситуациях он гибко перестраивается, обучается новым навыкам и продолжает своё движение к цели. Он умеет выживать, как это умеют биологические организмы. Если оторвать у такого механического жучка лапку, он самостоятельно переучивается идти на оставшихся. И даже если разрушить часть его мозга, оставшаяся часть сохранит свою функциональность, хотя точность и скорость действий уменьшатся. Формирование образа в памяти зависит не только от того что воспринимает в данный момент каждый рецептор (свет или тьму), но и в каком положении находится каждый двигатель или манипулятор. Лапки и фотоэлементы жучков являются равноправными частями его интеллекта, участвующими в мышлении, запоминании и распознавании.

В ОСУ все части системы являются интеллектом, а не только матрица памяти. А часть матрицы может функционировать так же как целая, с некоторой потерей точности. Аналогично часть голограммы воспроизводит всё изображение, а не его часть, хотя и с потерей резкости. Так же устроен мозг человека. Вот почему в научно-популярных публикациях появилось метафорическое сравнение мозга с голограммой.

 

Потребность сна

По сравнению с техническими системами биологические организмы очень неточны по своим элементным параметрам. Технические детали могут изготавливаться с микронной точностью и даже с наноточностью, а вот биологические организмы очень приблизительны: есть огромный разброс в размерах органов и размерам и количеству клеток каждого органа у индивидов одного биологического вида. Так же сосуды и нервные волокна неточным образом расположены в тканях, и даже их количество может быть различным.

Следовательно, биологический разум не может работать с информацией так, как цифровой компьютер, у которого точность составляет один бит информации, под каждый байт информации имеется свой точный адрес в адресном пространстве. При этом ошибка в один бит в компьютере может привести к краху всей системы, а вот биологические организмы, несмотря на неточность своей структуры, могут функционировать очень точно и демонстрируют высокую надёжность и живучесть.

Функциональная точность довольно приблизительных по своим параметрам тканей нервной системы и головного мозга обеспечивается особой организацией, особым способом передачи информации. Их точность обеспечивается двойственностью каналов передачи информации. В ОСУ В.М. Антонова тоже используется двойные каналы.

В биологических организмах эта система состоит из раздельных симпатической и парасимпатической нервных систем. Аналогично в ОСУ Антонова связь с серводвигателем (или двигателями) осуществляется по двум каналам, которые автор назвал «плюс-канал» и «минус-канал».

Если попытаться описать сущностную математическую модель двойных каналов, то окажется, что они имеют особую природу. Числовые значения потенциалов, которые передают каналы симпатической и парасимпатической систем не являются ни векторными, ни скалярными величинами. Эти значения являются особым видом чисел. Скалярная величина может изменяться и при этом как увеличивать своё значение, так и уменьшать. Числовые значения параметров в биологических системах при изменении накопительно увеличивают или уменьшают своё значение.

Но ведь тогда значение такого параметра в реальной системе через некоторый промежуток времени достигнет своего предела, и что дальше? Как будет работать система?

Система работать не сможет. Вот поэтому биологическим организмам необходим сон для восстановления исходных параметров. (Это объясняет В.М. Антонов в своей книге «Обучаемые системы управления».)

Действительно, если человека лишить сна, то его мышление серьёзно нарушается. При длительном лишении сна у человека даже начинаются галлюцинации. Он видит сны наяву. Или наоборот, сновидения можно считать галлюцинациями в состоянии сна, что является физиологической нормой.

Во время сна восстанавливаются первоначальное состояние в синапсах нервных клеток. Система передачи информации по цепочке синапсов подобна гидравлической системе. Поэтому Антонов назвал свою модель биогидравлической моделью нервной системы. В такой гидравлической системе в процессе работы как бы постепенно падает давление, расходуется её параметрический ресурс.

Биологические системы работают со скоростью гидравлических систем. Они «медленные существа» по сравнению с электрическими цепями и компьютерными системами, в которых сигналы передаются со скоростью света.

Структурный элемент, в котором происходит накопление параметрических значений, которые прирастают либо убывают, технологически является стеком. Чтобы понять, почему такая организация обеспечивает принципиальное увеличение точности системы, вспомним, как считают бухгалтеры.

До появления системы Луки Пачоли не удавалось организовать надёжную и стабильную работу банков. Прежде работа банкиров была кошмаром. Банки постоянно лихорадило, несколько раз в году они закрывались на две-три недели, чтобы провести аудит.

Но как только появилась так называемая система двойной записи, которая и сейчас является основным бухгалтерским методом, ситуация радикально улучшилась. В сущности бухгалтерские «дебет» и «кредит» каждого счёта это и есть двойной стек, в которых накапливаются раздельно данные по приходу и расходу.

Между работой бухгалтера и работой ОСУ можно усмотреть некоторую аналогию. Бухгалтер сводит баланс, а исполнительный двигатель системы Антонова подгоняет систему к итоговому положению, при котором потенциалы на нём будут уравновешены.

Назначением и главным смыслом внедрения системы двойной записи в бухгалтерском деле является то, что эта система обеспечивает точность путём суммарного контроля для выявления оперативных ошибок, которые неизбежны в реальной хозяйственной деятельности. То же самое назначение имеет двухканальное устройство нервной системы, оно обеспечивает точность в условиях неточности биологической элементной базы.

Аналогию также можно увидеть в периодичности работы бухгалтера и периодичности работы биогидравлической нервной системы. Банк ежедневно сводит баланс, а бухгалтер начинает учёт по дебетам и кредитам счетов каждый следующий период с нулевых значений. Биологический организм ежедневно спит, восстанавливая потенциалы синапсов нервных клеток.

Отметим, что человек испытывает повышенную потребность во сне не только после интенсивной умственной работы, но и после повышенной физической нагрузки. Это также показывает, что тело и мозг человека – это неразделимый биогидравлический интеллект. Мышцы вместе с нервными волокнами, находящимися в них, «думают» и устают от «мыслей» точно так же как и головной мозг.

 

Идеомоторика

В философском аспекте, как универсум, так и человек – это неделимые сущности. Это значит, что они не целостны, а мы по привычке продолжаем выделять в них какие-то части. Но если есть какие-то части, то они должны быть раздельны? Между ними должна же быть какая-то грань или граница?

Но между разумом и телом нет чёткой грани. Они тесно слились. Метасистемная граница размыта. А есть ли граница между воображаемым действием, и фактическим мышечным действием?

Скажем, я мысленно представил, что я беру ручку, которая лежит на моём столе. Но при этом я не сделал никаких движений. Но я мог бы и на самом деле протянул руку за ручкой. Как это происходит в моём организме? Как я своим интеллектом, – воображением или мыслями, или каким-то волевым усилием, – иногда включаю, если можно так выразиться, свои мышцы, а иногда нет? Что находится в промежутке между моим воображением и моими мышцами? Какой биологический тумблер включает или отключает действие? Может ли мысль существовать совершенно сама по себе, совершенно отдельно от тела? Бывает ли мысль без действия?

В середине ХIX века было открыто и исследовано явление, названное идеомоторикой. Английский физик Фарадей и французский химик Шеврель открыли его независимо друг от друга. Они исследовали непроизвольные микродвижения с помощью грузика и нити, привязанной к указательному пальцу подопытного человека (маятник Шевреля-Фарадея). Если человек мысленно представляет, что грузик раскачивается, то маятник действительно начинает раскачиваться, хотя испытуемый ничего не делает. При этом он не совершает осознанных движений, не делает волевого усилия для того, чтобы совершить движение, и даже не хочет этого.

Это происходит потому, что независимо от воли и желания человека любое мысленное представление или воображаемая картина вызывают незаметные и неконтролируемые микросокращения мышц.

В быту на этот феномен люди обращают внимание, когда развлекаются некоторыми фокусами. Например, известны такие фокусы: измерение кровяного давления с помощью кольца и нитки (это точное повторение маятника Шевреля-Фарадея) и разговор с Чебурашкой при помощи карандаша. Распространены коллективные или индивидуальные игры по самопроизвольному перемещению блюдца или чего-то аналогичного, – это якобы разговор с духами. А в цирке некоторые артисты могут даже читать мысли с помощью палочки (и даже без неё, как это умел делать Вольф Мессинг).

Когда человек только думаем о чём-либо, но при этом не совершает никаких действий, он не замечает ничтожных микросокращений своих мышц, которые всегда сопровождают движение в воображении. На самом деле не бывает мысли без действия. Между мыслью и действием нет никакой грани, никакого промежутка, они всегда вместе.

 

Эмоциональные срывы и материальность мысли

Отсутствие чёткой грани между воображением и действием это не только идеомоторика. А есть ли промежуток между идеомоторикой и моторикой? Можно ли однозначно определить: вот эти движения – идеомоторные, а вот эти – моторные? Эти невольные, а вот эти сознательные?

На самом деле нет качественного отличия между мышечными микросокращениями и большими мышечными сокращениями. И те и другие – это сокращения одних и тех же мышц. Между микро и макро различие только количественное.

Невольные идеомоторные сокращения – это не всегда невидимые микросокращения, в определённых ситуациях они могут усиливаться не только до степени обычных больших мышечных движений, но и значительно их превысить по силе. При этом по мере усиления мышечного тонуса могут произойти различные изменения. В одном случае невольные движения превращаются в контролируемые, в другом – остаются невольными. Второй случай – это ситуация эмоционального возбуждения или эмоционального срыва. Эмоциональные люди невольно выражают свои эмоции, размахивая руками, громко и возбуждённо говорят, быстро ходят и т. п. При ещё большем усилении эмоционального тонуса может произойти эмоциональный срыв. После эмоционального срыва человек не может объяснить, что произошло. Он считает, что на него нашло затмение, и он потерял разум.

Отсутствие чётких граней между воображением, идеомоторикой и моторикой объясняет явление, которое часто называют материальностью мысли. Материальность мысли – это ситуации, когда наши представления и мысли, позитивные или негативные, как бы сами собой и без волевых усилий человека (а может быть и вопреки его желанию) мистическим образом превращаются в реальность, воплощаются в жизнь. Как бы чудесным образом исполняются самые фантастические мечты, или наоборот, несмотря на все попытки избежать неприятностей, сбываются самые худшие опасения. В действительности никакой мистики в этом нет.

Мысль никогда не бывает бесплотной. Душа обитает не только в сером веществе, но и во всем теле. Душа не материальна, но при этом не бесплотна.

 

Телесные образы, эмоции

Интеллект человека – это биологическая нейро-мышечная ОСУ (обучаемая система управления), точнее – самообучаемая система управления. Человек воспринимает, думает и переживает не только мозгом, но и всеми своими рецепторами, тканями и мышцами. Это не метафора и не преувеличение. Это надо понимать буквально.

К примеру, рассмотрим ещё раз, как работает глаз. Зрительное восприятие фрагментарно. Картина наблюдаемого глазом пейзажа (интеллектуальная модель, формируемая в мозге) складывается из отдельных разрозненных кусочков. Но это не мозаичная картина, потому, что мозаика – это растровое изображение-копия, содержащее все точки картины. Глаз работает по репродукционному принципу, ему не нужны все точки. Да он и не может полностью сканировать изображение, как это делает телевизионный иконоскоп, чтобы ретранслировать картинку, и не передаёт миллионы пикселей видеоматрицы (причём все до одного какие есть), как видеокамера. Технические параметры и возможности глаза гораздо ниже. Но при этом глаз не копирует как видеокамера, а строит: создаёт новые виртуальные модели, работая совместно с мозгом и мышцами. Человек смотрит не только сетчаткой, но и глазными мышцами. Он не «фотографирует», а буквально ощупывает визуальные объекты глазом как рукой: ведь на самом деле только очень узкая центральная область сетчатки имеет достаточное число палочек и колбочек, способное различать мелкие фрагменты формы и цвета.

Из-за этой функциональной особенности глаза появились мистические фантазии о возможности перемещения предметов взглядом. Якобы глаз может не только смотреть и видеть, но, как и рука, что-то перемещать волевым усилием. На таких фантазиях основаны сюжеты многих мистических фильмов.

Когда человек думает и воображает, все его мышцы участвуют в мышлении (идеомоторика). Например, внутренняя речь всегда сопровождается невидимой артикуляцией. Ночью, видя сны, человек всегда незаметно шевелится, а всё его тело невидимо моделирует видимые им картины.

Существующие в настоящее время устройства для «чтения мыслей» путём регистрации физиологических параметров, – детекторы лжи, – это простые устройства, использующие двоичную логику («правда – ложь»). Возможно, что скоро (до 2045 года, то есть в точке сингулярности) с помощью новых технических средств будет возможно считывать также полную мышечную (и не только мышечную) картину тела, и формировать на выходе матричную, а не двоичную модель. А это – зашифрованная (как голограмма) картина мышления. Таким техническим способом можно будет читать мысли в буквальном смысле и переводить сны в видеоизображение.

Переживания тоже имеют мышечный образ (и не только мышечный; см. далее о метаморфозах). Человек ужасается корнями волос, дрожит, когда боится, у него перехватывает дух от страха, а волнение вызывает сердцебиение. Человек существо эмоциональное потому, что он думает не только мозгом, а всем телом.

 

Точка зрения и наблюдатель

Интеллект всегда воспринимает окружающее с определённой точки зрения. Физический организм, в котором находится интеллектуальный мозг, всегда находится в какой-то точке пространства. Его глаз, как оптический прибор, всегда смотрит с определённой точки зрения, находясь в той позиции, в которой в данный момент времени находится тело.

Возможно, уважаемый читатель, такое «открытие» (в кавычках) покажется вам банальным и смешным. Ведь это совсем просто и совершенно очевидно. Многие явления в нашей повседневной жизни, настолько привычны, что мы не обращаем на них внимания. Считая что-то широко известными, мы не пытаемся размышлять над этим. На самом деле «точка зрения», пожалуй, самый удивительный феномен разума.

Понятие «точка зрения» относится не только к визуальному наблюдению. Точно также можно сказать о позиции восприятия, имея в виду позицию, находясь в которой человек, слышит, обоняет и т. д. В более широком смысле это будет «позиция восприятия». Кроме того, мы обычно говорим о точке зрения в переносном смысле, имея в виду некую ментальную точку зрения в некоторой мыслительной позиции наблюдения образов окружающей действительности. Когда мы говорим, что кто-то излагает свою точку зрения, мы имеем в виду, что человек высказывает свои мысли.

Мы понимаем, что люди, находящиеся в разных точках пространства, видят разные зрительные картины, и точно также разные люди в различных ситуациях находятся в разных позициях и поэтому у них разные точки зрения и разные мысли и мнения о происходящем.

Существование «точки зрения» или «точки наблюдения» приводит к тому, что разум, который философы называют также мыслящим интеллектом, становится «субъектом» и «наблюдателем».

Точка зрения определяется ситуацией. Чтобы изменить оптическую точку наблюдения наблюдателю необходимо переместиться в пространстве. Аналогично ментальная точка зрения означает фиксацию на каких-то мысленных моделях (образах), и она может изменяться, то есть некая виртуальная «точка наблюдения» как бы перемещается в пространстве мысленных образов, в виртуальном пространстве разума.

Возможность существования множества точек зрения означает, что наблюдение всегда относительно (принцип относительности). Разные «картины» дополняют друг друга (принцип дополнительности), но не существует какой-то абсолютной, всеохватывающей и объединяющей всё, абсолютно истинной или единственной точки зрения.

Каждая «точка наблюдения» подразумевает «наблюдение». Возможно, читатель удивится банальности этой истины, которая похожа на тавтологию. Но отсюда последовательно вытекает ещё одна удивительная тавтология: если есть наблюдение, то должно быть и наблюдаемое. А следующий логический шаг размышления над этими банальными тавтологиями приводит к мысли, что если есть наблюдаемое, то, наверное, есть и что-то принципиально ненаблюдаемое. И тут мы замечаем, что за этими банальностями скрывается сакральная философская сентенция.

Эти феномены, – при том, что они хорошо известны, – всё ещё недооценены в психологии, но приобретают новые смыслы в кибернетическом моделировании разума.

 

Невообразимое и немыслимое

Восприятие и мышление – это работа мозга с конкретными интеллектуальными моделями, образами или мыслями. Грубо говоря, человек видит, скажем, стол и в его голове складывается образ стола. При этом мышцы глазных яблок визуально, можно сказать, ощупывают этот стол, а мышцы тела рисуют конкретный мышечный образ стола, как бы примеряя его к телу и различным действия, которые можно совершить рядом у стола, за столом или с самим столом. И это всё объектно и конкретно. Стол – это стол. Стул – это стул. Есть стол – есть восприятие стола. Есть стул – есть образ стула. Если есть диван – появляются мысли об отдыхе.

Но верно и обратное: если есть образ стола, то в реальном мире существует стол, который соответствует образу.

А что такое эмоции? Страх, ужас, радость, смех? Определённо, как факт у человека есть эмоции в форме телесных проявлений и поведенческой активности.

Вопрос: чему в мышлении, воображении и памяти эти телесные образы соответствуют? И второй вопрос: чему они соответствуют в окружающем мире?

Эмоции – это телесный образ невообразимого и немыслимого.

Представить наглядно, вообразить можно только умозрительный образ: нечто, что одномоментно умещается в поле зрения или воображения. Это нечто простое, объективированное и фиксированное.

Есть вещи, которые невозможно увидеть, представить и осмыслить. Невозможно ни увидеть, ни представить бесконечность. Невозможно увидеть себя самого без помощи технических средств (зеркала или телеэкрана). Невозможно одновременно увидеть все звёзды в Галактике. Невозможно увидеть кварки, протоны и электроны. Невозможно представить собственную смерть как исчезновение собственного сознания. Невозможно увидеть или представить весь Мир. Невозможно представить ничто.

Ненаблюдаемое и невообразимое – это не что-то, а ничто. Ничто нельзя умозрительно представить. Невозможно представить, потому что в принципе невозможно увидеть (или как-то воспринимать с помощью других органов чувств). В попытках представить невообразимое разум попадает в замкнутый цикл. Для этого цикла характерна модельная рекурсия: каждая следующая модель, которую создаёт разум, является моделью предыдущей модели. Такой рекурсивный цикл повторяющихся образов и мыслей Марвин Мински назвал short circuit (англ., короткое замыкание).

Рассмотрим попытку представить собственную смерть. Человек может представить свою смерть как образную сцену. Например, вообразить, что он присутствует на собственных похоронах. Он может умозрительно увидеть своё мёртвое тело как бы сторонним взглядом, и даже представить в своём воображении, что будут говорить о нём его родственники и друзья после его смерти.

Но никто не сможет представить само состояние смерти. Разум не может представить своё отсутствие. Человек не может осознать исчезновение собственного сознания. Если же он пытается это сделать, то мысль попадает в цикл, замыкаясь сама на себя, это похоже на короткое замыкание в электропроводке или на зависание компьютера в алгоритмическом цикле без точки выхода. Для разума попытка представить своё собственное исчезновение – невыполнимая задача, сильный и жёсткий стереоцикл (т. е. повторяющийся цикл), которому соответствует эмоциональный мышечный образ, который является ощущением страха. В рассматриваемом случае это очень сильный страх, который называют страхом смерти.

Но есть и более мягкие циклы, вызывающие не такие сильные эмоции. Когда человек смотрит в звёздное небо, у него может перехватить дух от мысли, как бесконечно далеко находятся звёзды. Или, ещё пример, все люди когда-либо испытывали мимолётное странное чувство нереальности собственного Я, глядя на себя в зеркало. В социальных ситуациях ощущения уверенности или неуверенности, опоздания, вины и долга, любви или ненависти являются эмоциями короткого замыкания. Также ситуативными эмоциями являются любые ощущения времени, а цейтнот приводит к стрессовому состоянию именно в цикле «короткого замыкания».

Также эмоциями короткого замыкания определяются ощущения изменчивости или неизменности. Человек не может увидеть время. Двое рядом живущих людей могут давать совершенно противоположную оценку изменчивости в мире: один считает, что всё одно и то же и годами ничего не меняется, другой может считать, что жизнь непрерывно и ежедневно меняется. Кто-то видит стабильность, кто-то ненадёжность в одной и той же ситуации. Иногда кому-то кажется, что время летит быстро, иногда – что оно остановилось.

В случаях short circuit у человека могут появляться эмоциональные ощущения, которые являются характерными: головокружение, загруженность, пустота в животе, ощущение падения или невесомости, «перехватило дух» и т. п.

Циклы могут быть как краткосрочными, так и долговременными, появляться и затухать мгновенно или в течение долгих лет. Состояние транса, известное психологам и используемое в техниках гипноза и в техниках НЛП, является следствием «короткого замыкания». От искры короткого замыкания мгновенно вспыхивает любовь с первого взгляда. А предпочтения и интересы могут превратиться в длительную аддитивную зависимость. В таких случаях о человеке могут сказать «он зациклился», и это на самом деле очень точно соответствует действительному состоянию разума.

 

Абстрагирование и реализм имён

Поведенческие эмоции, вызываемые ситуацией или отношениями, являются телесным образом при отсутствии объектного образа в воображении, при этом ход мысли и воображение попадают в цикл короткого замыкания.

Человеческий разум способен к абстрагированию. Это значит, что он оперирует не только объектными образами, но и множеством невообразимых понятий, каждое из которых имеет не только свой мышечный образ, но и нечто «нематериальное», но при этом реальное, существующее в природе.

Абстрактные понятия имеют имена: словесные образы. Поэтому абстракции являются для человека реальными объектами, они объективируются при помощи речи.

Это очень специфическое проявление феномена реализма имён. Невозможно наглядно представить, например, ничто. Но ничто имеет наименование: слово «ничто». Именем (словом) разум оперирует как реальным образом реального объекта. Имена могут быть абсолютно абстрактны и указывать на логически несуществующие, фиктивные или нереальные объекты, но сами при этом парадоксально реальны.

Благодаря абстрактным понятиям невообразимое становится мыслимым.

 

Метаморфозы

Эмоции – это мышечные образы. Разум человека не может умозрительно моделировать отсутствующий объект (ничто), и так же он не может адекватно моделировать сам себя, потому, что он не может посмотреть сам на себя со стороны. Он не может представить весь мир целиком, потому что он точно также не может посмотреть на него со стороны, ведь он сам часть этого мира.

Кроме того, разум не может быстро и наглядно представить и почувствовать собственную метаморфозу: принципиальное или значительное реальное изменение себя самого и реального мира (когда он уже не он, а мир становится другим). Такие представления всегда ограничены, абстрактны и условны. Вместо метаморфозы происходит моделирование новых ролей. И при этом человек не становится тем, что воображает.

Например, человек не может реально чувствовать себя женщиной, если он мужчина. Не может чувствовать себя стариком, если он молод. Не может почувствовать себя безруким или одноглазым, если он совершенно здоров. Он не может буквально представить, как видит красный квадрат корова, и как воспринимает свет дождевой червь. Попытки умозрительных представлений и оценок такого рода – это тоже циклы короткого замыкания.

При этом, вопреки только что сказанному, в силу явления, которое иногда называют материализацией или материальностью мысли, при длительных и сильных переживаниях, метаморфозы всё же происходят, хотя чаще не в буквальном виде.

Известны такие явления: транссексуализм, соматические заболевания на почве переживаний, пассионарность, галлюцинации, верования и т. д… Нереальные и абстрактные мысли приводят к реальным соматическим изменениям, и к изменениям реальности как кажущейся, так и действительной.

Появление соматических изменений при наличии сильных и длительных стрессовых переживаний – это подтверждение того, что мышление имеет продолжение не только в мышечных образах. Человек мыслит в буквальном смысле всем своим телом, всеми клетками, тканями и органами.

 

Внезапный выход и агрессия

Выход мышления из цикла короткого замыкания не является последовательным и логическим процессом. Замыкающийся поток мысленных ассоциаций имеет сходство с циклическим алгоритмом, которые используются программистами в современных компьютерных программах. Отличие в том, что цикл в человеческом разуме, является квазиалгоритмом, а не алгоритмом (мозг можно рассматривать как каскадно-образный, а не адресный интеллект).

Программисты знают, что в циклическом алгоритме некоторые действия будут повторяться снова и снова до тех пор, пока при наступлении некоторых условий не будет осуществлён алгоритмический выход из такого цикла. Число циклов бывает самым разным: и 100, и 1000, и миллион…

Однако, бывают такие алгоритмы, в которых не указана точка выхода (условия выхода) из такого цикла, или складывается такая ситуация, когда алгоритмические условие («если») для выхода из цикла фактически не может появиться. При этом с компьютером происходит то, что называют зависанием. Тогда пользователю приходится принимать принудительные меры для вывода компьютера из этого состояния.

Мышление человека чем-то похоже на работу компьютера. Оно имеет циклы. Как разум человека выходит из них?

Интеллект человека не является алгоритмической последовательной вычислительной машиной. Также в нём нет точной математической адресации к сегментам памяти. Интеллект человека – это интеллект сетевого типа. Сеть нейронов – это структура гигантского перцептрона, нечто вроде каскадной голографической матрицы. Она замыкается внутри себя на саму себя: как бы «рассматривает» и делает «голографические снимки» самой себя или своих фрагментов.

Получается что-то вроде комнаты смеха из системы «зеркал», которые «смотрят» друг на друга и «отражают» друг друга.

Глаз смотрит на мир. Полушарие «смотрит» на сетчатку. Левое полушарие глобально «отражает» правое, а правое глобально «видит» левое, и наоборот. Два полушария – как два зеркала, расположенные один против другого. Доминирующее полушарие связано с доминирующей стороной тела, а второе глобально «отстаёт» на один шаг взаимного отражения. А внутри каждого полушария то же самое происходит с различными зонами и ассоциативными комплексами. Глазные мышцы «отражают» то, что видит полушарие. А сетчатка глаза воспринимает то, что «ощупывают» глазные мышцы. Круг восприятия замыкается «снаружи».

Пространство образов-моделей интеллекта – это мерцающий океан Соляриса. В нём модели бесконечно моделируют другие модели. В этой куче моделей происходит ассоциация моделей путём их совмещения, но при этом каждая модель является автономной, и по отношению к другой модели является внешней системой, что объясняет возможность «силового» взаимодействия между моделями.

Выходы из циклов в нейро-сетевом интеллекте – внезапные выходы, и они являются не только чисто мысленными процедурами, но и имеют соответствующие телесные реакции.

Выход из цикла для человека – это некий эмоциональный и ситуативный толчок: резкое изменение сложившегося состояния (часто люди говорят: встряхнулся, очнулся, проснулся); слом стереотипа (говорят: пришло озарение, прозрение); нестандартное решение и решительное действие (например, внезапно переменил тему разговора, неожиданным действием или высказыванием разрядил ситуацию, или внезапно отказался разговаривать, выгнал собеседников); и т. п.

Переход может быть почти незаметным микропереходом, но может быть и значительным резким и сильным. Поэтому в одних случаях он является мягким эмоциональным выходом из стереотипных представлений. В частности, он может сопровождаться удивлением или смехом, как одной из эмоций короткого замыкания. В других случаях принимает жёсткие формы силового действия, направленного на окружающую обстановку.

Во всех случаях, даже очень тихих и мирных, этот переход является какой-либо формой психологической агрессии. Психологи часто рассматривают, например, так называемую вербальную агрессию, а улыбку считают ослабленной формой оскала зубов, означающего агрессию. В крайних случаях сильной моторной реакции агрессия принимает формы физического насилия и агрессивного поведения.

Выход из цикла является прерыванием цикла. При этом происходит переход в другую позицию, скольжение точки наблюдения, которое мы рассмотрим далее (см. 1.2. Природа разума. Скольжение). Скольжение является творческим актом. Прерывание цикла – это внезапный выпуск пара через аварийный клапан перегретого котла. Несмотря на то, что люди считают себя рациональными существами, в действительности мышление не бывает строго последовательным и логическим.

Более того, на самом деле мышление в принципе невозможно без внезапных смен мыслительных «точек зрения» (позиций), и неалгоритмических выходов из циклов. Такие выходы в том или ином смысле являются «силовыми»: разрывом замкнутого круга короткого замыкания «изнутри» или «снаружи».

Льюис Кэрролл в книге «Алиса в стране чудес» много раз возвращается к этой теме. Вспомним сцену безумного чаепития, или конец истории Мнимой Черепахи:

– Значит, на одиннадцатый день у вас должны были быть каникулы?

– Ясное дело, – сказала Мнимая Черепаха.

– А что было на двенадцатый? – нетерпеливо допытывалась Алиса.

– Ну, хватит об уроках, – прервал Грифон решительным тоном, – расскажи ей теперь что-нибудь про игры.

 

1.2. Природа разума

 

Что такое природа?

Прежде чем говорить о природе разума, несколько слов о том, что такое природа. Часто говорят о природе в общем смысле. Часто также говорят о природе какого-либо явления, или о природе чего-либо. Это понятие используется в научно-техническом лексиконе. Например, в учебнике физики можно найти главу «Корпускулярная природа света».

Говоря о природе чего-либо, подразумевают модель чего-либо. Как правило, это модель динамическая. Динамическая модель – это описание какого-то механизма, части которого (некие шестерёнки и колёсики) находятся во взаимном движении. Механизм не в буквальном смысле, это метафора. Механизм в таком понимании – это описание какой-то условной структуры (картинка, схема, вербальная сентенция), иллюстрирующей принцип устройства и действия описываемого явления или вещи. Описание того, для чего нужна каждая часть механизма, её роли в отношении других деталей и всего механизма в целом. При этом такой механизм должен быть описанием невидимой сущности вещи в каком-то аспекте. Абстрактное представляется в наглядном для ума виде.

Несмотря на некоторую механистичность такой метафоры, в науке часто описывают вовсе не механические и не физические вещи, а явления довольно абстрактные. Например, социальные психологи исследуют природу конфликтов, при этом раскрывают, как принято говорить, скрытые механизмы, определяющие мотивы и действия различных людей, участников конфликтной ситуации.

Когда же говорят о природе в общем смысле, то подразумевают весь универсум. Так как наш мир кажется нам вечно меняющимся и организуемым миром, то невольно возникает представление о том, что его невидимая и невообразимая часть – это какой-то скрытый и сложный (но постигаемый) механизм репродукции всего сущего.

На самом деле, некоторые философские представления, неявно присутствующие в научных моделях что-то уж очень похожи на религиозные представления.

Не будем погружаться в глубокие и пространные размышления о том, какое утверждение верно: что наука является на самом деле, вопреки утверждению научного сообщества, в каком-то смысле мистическим способом познания мира, или, что религия является древним знанием, предназначение которого адекватно и реалистично описывать устройство мира.

На самом деле наука не изучает мир в целом, а рассуждения о мире в целом – это рассуждения ни о чём.

 

Природа разума, о чём это?

Есть наука психология – наука о душе. Она начала развиваться ещё в эпоху античности.

Аристотель предложил четырёхкомпонентную схему: он обратил внимание на то, что люди отличаются по темпераменту, и соответственно предложил четыре категории, которые являются классификацией различных типов темперамента.

Добавил ли он знаний о душе и разуме и понимания их природы? Да. Но что это за знания? Является ли темперамент описанием скрытых механизмов души и разума, их работы и сущности? – Нет. Это внешняя характеристика, обобщённое классифицирующее описание по одному из возможных параметров индивидуальных различий.

Все последующие исследователи психической жизни пошли по тому же пути. Они не могли знать, как устроен интеллект изнутри. Мозг находится в черепной коробке, и непосредственно проникнуть в мысли другого человека просто невозможно. Поэтому классические психологические модели – это описание внешних параметров, доступных для наблюдения, которые организуются в связную модельную структуру (в модель параструктуры, т. е. ПАРАметрической СТРУКТУРЫ).

В классической психологии изучение разума – это не изучение разума в общем смысле, в его системном аспекте, его сущности как феномена, а изучение преимущественно индивидуальных и групповых различий различных людей.

Модели Фрейда, как и модели психологов после Фрейда, – это тоже параметрические описания. Фрейд разделил интеллект на Я, сверх Я, и Оно, но на само деле ни в мозге, ни в интеллекте в явном виде они не присутствуют. В наше время уже требуются уточнённые функциональные модели, но модель Фрейда – это обобщённая блок-схема. Элементы этой схемы – внешнее представление о чёрном ящике, внутри которого условно находятся ещё три чёрных ящика. Параметры интеллекта сгруппированы в трёхкомпонентную модель внутреннего устройства, зеркального по отношению к внешним характеристикам, в том числе и к социальным ролям. Именно поэтому у Эрика Берна смогла появиться дополнительная трёхкомпонентная модель «ребёнок – взрослый – родитель», которая является зеркальной по отношению и к модели Фрейда, и к социальным ролям.

Историзм развития личности по Фрейду, это параструктура в динамике, в течение жизни человека. Если психоаналитик рассматривает, скажем, эдипов комплекс, то в этом случае рассматривается развитие отношений между сыном и матерью, и их перенос на отношения с другими людьми, что приводит к формированию специфических поведенческих условных рефлексов, а по рассказам индивида строится модель содержания его психической жизни.

Что при этом изучается? Изучается нечто находящееся в памяти, различные чувства и мысли, связанные с какими-либо фактами жизни. Но всё это не механизмы разума, это его содержание.

Аналогично тексты или видео, хранящиеся в любом компьютере, являются содержанием его памяти и не имеют прямого отношения к пониманию его архитектуры и принципа действия как технического устройства. Чтобы понять техническую строну работы персонального компьютера, необходимо изучить его конфигурацию («железо»), машинные коды процессора, адресацию, ассемблер и другие языки высокого уровня, форматы файлов разного типа и т. п.

Традиционная психология сконцентрирована на описании социальных игр, социальных ролей, качеств и поведенческих особенностей. Она нацелена на оценку и тренировку отдельных наблюдаемых извне и измеримых способностей (а чаще всего лишь простых навыков), на вынесение социальных оценок и попытки изменения поведения людей в соответствии с некоторым предполагаемым стандартом, критерием которого служит удобство для социума. В таком случае идеал – это добропорядочный гражданин, который не скандалит, не конфликтует, не доставляет хлопот родственникам и соседям, трудоустроен и лоялен, и при этом заявляет, что он в порядке и всегда знает, чего хочет.

Принципиальное изменение в подходах к изучению интеллекта произошло с появлением кибернетики. Кибернетическое моделирование интеллекта (Марвин Мински, Николай Амосов) – это переход к исследованию архитектуры и механизмов разума, а не его стороннее описание и изучение его содержания. Это переход на уровень именно тех самых метафорических колёсиков и шестерёнок, благодаря которым разум работает.

Если бы эта книга была книгой по кибернетике, то только так бы мы и рассматривали бы здесь природу разума, но мы, кроме этого, посмотрим на предмет шире. И поэтому мы рассмотрим в первом приближении:

что такое разум в универсуме;

как соотносятся разум и его материальный носитель – мозг (философы зубы обломали на этом вопросе, а толку нет, а вот мы рискнём подвести черту под этим вопросом и получить практический итог).

 

Ситуативный мир

Мы живём в сверхсложном мире, который един, но при этом не целостен. Он состоит из множества простых и сложных систем и объектов. Универсум фрагментарен и при этом не делим на простые части. Человеку постичь это почти невозможно.

Обычное заблуждение мыслящего интеллекта состоит в том, что считая мир единым и целым (полным), он автоматически (и при этом совершенно неверно) подразумевает, что мир целостен (а это означает, что он прост).

Например, в физике изучают всеобщие физические законы природы. Неявная предпосылка состоит в том, что физические законы едины для всего универсума. Однако такое положение так же непроверяемо, как и противоположное предположение о существовании многих параллельным миров. Конечно, современные физики знают эту проблему, но, несмотря на это, наше мышление имеет обыкновение непроизвольно дрейфовать в сторону неявной предпосылки целостности мира.

Также трудно преодолимым заблуждением мыслящего разума является привычное стремление делить универсум на простые части. В древности мыслители представляли устройство мира какой-либо метафорической модульной схемой. Скажем, мир делился на землю и небеса. Затем в философии стало преобладать категориальное мышление. Сначала философы разделили мир на материальное и идеальное. Потом появились другие категории. Но классификация философских понятий по категориям – это такая же простая модульная схема представлений о мироустройстве, как и различные метафорические картинки. В этом смысле современное категориальное мышление ничем не лучше и не правильнее, если можно так выразиться, картинок в древних книгах, изображающих Землю в виде большого пирога, лежащего на спинах трёх китов.

В обыденном мышлении, да и не только в обыденном, преобладает стойкое убеждение, что время и пространство – это универсальные всеобщие характеристики универсума. Такое упрощение философы определяют термином «натурфилософия», что обозначает упрощение в какой-либо степени философской картины мира до предметной или физической картины. Этот термин имеет критический и даже негативный оттенок. В психологии существует дополнительный и в то же время антагонистический по отношению к натурфилософии концепт. Это понятия психологического пространства и психологического времени.

На самом деле универсум не существует ни во времени, ни в пространстве. У него нет никаких всеобщих категориальных свойств, характеризующих его, потому, что он не целостен, а фрагментарен. Категории времени и пространства, ни как физические, ни как психологические, ни как философские понятия, не являются релевантными частями схемы, представляющей реальное мироустройство. И, конечно, мир не делится на материальное и идеальное.

Возможно, читателю сейчас кажется, что мысли автора отклонились куда-то в сторону странной философии, которая нисколько не проясняет объявленную тему. Однако, особенности нашего мировосприятия является одним из проявлений ситуативной природы разума.

Мы живём в ситуативном мире. Ситуативные системы – это системы, которые являются сложными, являются объединением динамических и статических систем, они объединяют множество простых и сложных систем. В них время есть, и в то же время его нет. (Очень парадоксальная фраза.) Ситуативный мир является фрагментарным миром. Ситуативные системы – это те фрагменты, из которых как бы состоит мир, но из которых он при этом, как ни странно, не складывается, и на которые он не делится. Мир – не целостен, потому что не делится, так как только целостная вещь делима.

Интеллект является виртуальным устройством, создающим интеллектуальные модели. Модели разума – это ассоциативные образы и мысли, которые представляют собой некие информационные структуры, каждая из которых является сущностью по отношению к другим моделям. Из такого определения видно, что интеллектуальные модели являются системами. Ведь система в общем смысле – это и есть как раз структура, которая является сущностью по отношению к иным структурам.

Из этого следует, что кибернетика сознания не может обойтись без системологии. Поэтому, уважаемый читатель, в этой книге так много философских отступлений, которые на самом деле не философия, а системологическая концепция, которую я называю «метасистематика». В дополнение к имитационному моделированию здесь я использую также «метасистемное мышление».

Не будем дальше углубляться в такую философию, а рассмотрим простые и конкретные иллюстративные и концептуальные модели, которые помогут понять, как устроен разум в ситуационном аспекте.

 

Исключение наблюдателя

Почему человек что-то может вообразить, а что-то не в состоянии? Он не может вообразить ненаблюдаемое. Невообразимое и ненаблюдаемое как две стороны одной медали: это две стороны непостижимого.

А что является невообразимым и ненаблюдаемым? Есть множество ситуаций и моделей, которые являются ненаблюдаемыми и невообразимыми: сложность моделей, представление бесконечности, попытка вообразить ничто, представление собственной смерти (попытка представить исчезновение собственного сознания) или наоборот попытка «осознать сознание», представление об универсуме, квалиа, попытка посмотреть на мир глазами другого человека или почувствовать себя в чужом теле, и т. п.

Можно дать определение, что ненаблюдаемое – это то, что не может попасть в поле зрения наблюдателя, находящегося в любой определённой позиции наблюдения.

Если проанализировать все возможные ситуации и примеры ненаблюдаемого и невообразимого, то все их теоретически можно свести к одной общей ситуации. В ней есть всегда одна ненаблюдаемая «вещь», являющаяся логической причиной того, что вообще возможно что-то ненаблюдаемое.

Эта то, что по определению является ограничением наблюдения, а именно то, что наблюдатель находится в какой-то определённой позиции наблюдения. Эта «вещь» – та позиция, которую никогда нельзя увидеть со стороны ни при каких обстоятельствах и ни в какой ситуации, и в этой позиции как бы находится мнимый объект, который ни при каких обстоятельствах на самом деле объектом быть не может. Это – позиция самого наблюдателя и сам наблюдатель (философы часто называют его субъектом, правда, при этом не очень внятно объясняют, что такое субъект).

Представьте фото– или видеокамеру, снимающую какое-то пространство и какие-то предметы, находящиеся перед ней. Она установлена на штативе в некоторой позиции. Поворачивая и наклоняя её, можно выполнить панорамирующую серию кадров, стараясь запечатлеть всё окружающее, но некоторая часть пространства и одна вещь никогда не попадут в поле её зрения.

В установленной позиции ни при каком положении камеры невозможно снять тот небольшой участок пространства, где установлена сама эта камера. Камера принципиально не может снимать сама себя непосредственно, то есть без применения дополнительных косвенных средств, например, таких как зеркала.

А что если переставить штатив с камерой в другую позицию?

Тогда позиция, на которой стояла камера, уже может попасть в её поле зрения. Но… ведь теперь это будет прежняя, старая её позиция, а её актуальная позиция уже другая! К тому же в поле зрения камеры будет только часть того, что было в старой позиции наблюдения. Она уже не та же самая. В ней нет самой камеры, которая имеет грань, отделяющую её от мира – объектив. А за объективом есть светочувствительное поле, а за ним ещё какая-то технологическая цепочка. Камера – это сложный механизм. В старой позиции наблюдения уже нет механизма.

Можно множество раз переставлять камеру, пытаясь снять её актуальную, текущую позицию установки. Но ситуативно это совершенно невыполнимая задача. Позиция наблюдения всегда абсолютно неуловима и ненаблюдаема. Она будто ускользает от наблюдателя, как бы мгновенно превращаясь из актуальной позиции в артефакт.

Ускользающая позиция – это ситуативный феномен исключения позиции наблюдения. Наблюдатель не может наблюдать сам себя! Наблюдатель исключается из поля зрения, потому что он ситуативно всегда исключён. И это не логический шаг! Это как бы логический шаг без шага. Шаг вне времени, концептуальный ситуативный феномен. Всегда свершившийся факт, не зависящий от процесса: событие не во времени. Исключение наблюдателя принципиально объясняется ненаблюдаемостью позиции наблюдения.

Всевозможные разнообразные ситуации ненаблюдаемого сводятся к одной общей ситуации исключения наблюдателя и ненаблюдаемости позиции наблюдения, потому что в действительности любое ненаблюдаемое, независимо от его природы, является отсутствием ненаблюдаемого в поле зрения. А такое отсутствие в поле зрения означает отсутствие «объекта», следовательно ненаблюдаемое логически относится к «субъекту».

 

Скольжение

Интеллект – это виртуальная машина, которая производит интеллектуальные модели. В своём виртуальном мире интеллект непрерывно создаёт одну модель за другой. Как говорят некоторые философы, он отражает объективный мир. Эти отражения – образы, созданные из сигналов, которые воспринимают рецепторы.

На самом деле говорить об отражении не совсем корректно. Потому что интеллект создаёт модели не путём ретрансляции, как зеркало, ксерокс, фото– или видеокамера, а путём репродукции. Он не механически копирует по точкам (не ретранслирует), а создаёт математическую модель (репликатор) соответствия, по которой строит модифицированную копию оригинала (репродукцию).

Модели постоянно находятся в модификации и развитии, интеллект постоянно их достраивает и дополняет. Эти модели фрагментарны и формируются под разными углами зрения и с разных точек зрения. При этом разум, так же как и сетчатка глаза, не видит неподвижного.

Смена плана восприятия – это перемещение позиции наблюдения. При этом происходит смена стереотипного видения и стереотипной точки зрения. Условная точка зрения (позиция восприятия) как бы находится в процессе непрерывного перехода (дрейфа) и скачков (скольжения) от позиции к позиции.

Глаз совершает множество разнообразных микродвижений. Если показать на графике микроперемещения глаза, то его траектория похожа на движение броуновской частицы. Глаз совершает разнообразные скачкообразные движения. Аналогично движение мысли, движение фокуса внимания и изменение виртуальной точки зрения имеет скачкообразную броуновскую траекторию. Переход от позиции к позиции совершается как будто внезапно. Когда фокус внимания меняет свою позицию, происходит внезапный выход из некоторого временно-фиксированного состояния. «Картинка» в поле внимания меняется как слайд в слайд-проекторе.

Если фиксируется какая-либо позиция наблюдения, то происходит построение объектной модели, в которую интеллект добавляет одну деталь за другой. Он как бы панорамирует картину и ищет её новые детали (вспомним сравнение с панорамирующей камерой). Однако он не может добавить в картину самого себя, и поиск самого себя приводит к смене позиции наблюдения.

При этом он может увидеть уже другую картину и другие окружающие детали. В случае, если шаг за шагом происходит только поиск позиции наблюдения, то получается короткое замыкание.

Что же «заставляет» интеллект искать самого себя? Его экзистенциальным логическим двигателем является стремление к полноте, к целостности. Логически в любой объективной картине, визуальной или ментальной, даже самой полной и точной, всегда и в любом случае принципиально не может быть одной той самой «ускользающей вещи» (позиции наблюдения – Настоящего Я), в которой, как в чёрной дыре, прячется всё ненаблюдаемое. Следовательно, всегда есть «недостача», которую разум в силу своей природы стремится восполнить.

А природа разума такова: разум – это виртуальное устройство, создающее целостные (объективные, объектные) модели. Разум всегда отмечает отсутствие этой «ускользающей вещи» не непосредственно, а косвенно как объектную проекцию, как объективно отсутствующее («ничто», которое логически должно быть «чем-то»). Оно становится модельным парадоксом, то есть отсутствием целостности. Логически «ничто» является «не-объектом», то есть относится к «субъекту», а субъект «находится» в ненаблюдаемой позиции наблюдения.

 

Вытеснение и сублимация

Интеллект создаёт модели, в том числе он пытается создавать модели самого себя. Однако, все создаваемые им модели – это объектные модели. И модели самого себя человек создаёт тоже объектные. Это образы своего физического облика и образы своего характера и мышления.

Однако сам себя человек может видеть только с помощью зеркала, или фотоснимков, или рассказов друзей и т. д. Его объективированные образы – это не он сам.

Образы своего мышления могут создаваться только при отсутствии в них той самой скачущей точки наблюдения, которая на самом деле является единственным Настоящим Я мыслящего интеллекта.

Объективированные образы Я – это его сублимация. Объективированные образы – это вытесненные образы при движении Я (точки наблюдения), и в них в принципе не может быть самого Я. Чтобы Я могло увидеть само Я, оно должно посмотреть на себя со стороны, с позиции стороннего наблюдателя, однако это в принципе невозможно. И то, что Я считает образами своего Я, на самом деле некие ретроспективные следы, оставленные им при своём дрейфе. Чтобы объективировать своё Я или что-то как бы принадлежащее этому Я, Я должно сменить позицию. А ситуационно это значит, что оно должно при этом отказаться от того, что имеет, и потерять самого себя. Настоящее Я превращается в артефакт, который можно рассматривать как Эго в условной модели, в которой Настоящее Я и его артефакты как бы неразличимы. Они существуют «одновременно» и превращаются в некий общий знаменатель.

Можно сравнить Эго с туристом, который сидит у костра, любуясь окружающими его красотами, но не может окинуть одним взглядом ни то место, где он находится, ни всего того, что его непосредственно окружает. Но вот он встаёт и уходит с этого места. И только издали он видит уже потухающий костёр, прекрасную долину и райские кущи вокруг того места, где он был. Вот теперь он увидел всё целиком… но теперь его самого там уже нет.

Имел ли он всё это, когда был там, но не мог охватить всего, что реально было его? Имеет ли он это, когда он узнал и увидел всё то, что раньше не мог видеть, но теперь реально этого у него уже нет?

Невозможно однозначно ответить на эти вопросы. Вот почему в психоанализе появились парадоксальные фразы, которыми пытались выразить сущность явлений сублимации и вытеснения: чтобы приобрести, надо потерять; обладание объектом возможно только при его утрате; и т. п. Эти фразы не являются оригинальными сентенциями З.Фрейда, все эти парадоксы придумали психологи современники Фрейда, работы которых непосредственно предшествовали появлению психоанализа.

А вот ещё одна метафора. Поскольку видеокамера не может снять сама себя непосредственно, позиция наблюдения недоступна для наблюдения. Но предположим, оператору уж очень хочется снять самого себя. Реально он может это сделать с помощью косвенных средств, например, поставить зеркало. А может быть этого ему мало? Он может поставить ещё зеркало, и ещё, и ещё… Но…

Каждое зеркало даёт фрагмент изображения места, где установлена видеокамера, но при этом закрывает собой какую-то часть пейзажа. Если зеркал много, то камера будет снимать мозаичную картину позиции установки, а панорама пейзажа окажется неполной. В этой панораме многие фрагменты пейзажа окажутся подменёнными отражениями самой позиции.

Нечто подобное происходит с людьми, которые чрезмерно активно пытаются понять своё место в этом мире или отстаивать свою позицию. Это явление давно известно не только психологам. Человек переносит на окружающий мир и окружающих людей собственные качества. «Вор громче всех кричит: держи вора.»

 

Поправка к модели Фрейда

В теории психоанализа движущим механизмом психической жизни названы два противоположных фактора: либидо (сексуальное стремление) и морбидо (стремление к смерти). В настоящее время необходимо внести кибернетическую поправку в эту модель: психическая жизнь определяется ситуационно эмоциональными стремлениями, а основным движущим фактором психической жизни являются циклические модельные процессы (короткое замыкание).

Либидо и морбидо – это не противоположные и не единственные стремления, определяемые природой квазиалгоритмических циклов и идеомоторикой. Эмоциональных стремлений множество. Сведение эмоционального спектра к двум основным феноменам упрощает картину. Недостатком модели Фрейда является недостаточная сбалансированность исходного концепта: если принимать эту модель, то легко поверить в существование либидо, но очень трудно внятно объяснить смысл «стремления к смерти».

Более простым кажется объяснение, что все стремления и эмоции имеют одну общую ситуативную природу: «исключение наблюдателя», этот феномен объясняет природу «короткого замыкания» и всего спектра эмоций.

На циклические алгоритмы обратили внимание в середине прошлого века, в период появления кибернетики и первых компьютеров. Было отмечено, что циклический алгоритм может быть своего рода ячейкой памяти.

Что же это за «память без памяти»? Дело в том, что выполнение каждого единичного цикла в компьютере требует определённого времени. И хотя это время ничтожно мало, при очень большом числе циклов суммарное время выполнения алгоритма становится существенным. В компьютере это проявляется в виде всем хорошо знакомого замирания на некоторое время. После чего компьютер самостоятельно «отвисает», если число циклов конечно.

Технически это можно использовать как кратковременную память. Ведь компьютерный алгоритм после выполнения возвращает некоторое значение. Если это значение было передано в алгоритм до его начала и потом оно же возвращено, то это означает, что оно как бы сохранялось на протяжении времени выполнения алгоритма, но не в долговременной памяти, а динамически в теле алгоритма.

Норберт Винер предположил, что подобные алгоритмы в природном интеллекте человека выполняют функцию кратковременной памяти. Однако позже эта гипотеза не получила подтверждения. Вопрос, какую функцию могут выполнять циклические алгоритмы в интеллекте человека, остался открытым.

Строго говоря, в разуме человека не выполняются алгоритмы, но имеют место квазиалгоритмы: последовательности моделей-образов, которые подобны алгоритмам, но имеют другой системный уровень и отличающуюся природу.

Гипотеза, альтернативная гипотезе Норберта Винера, состоит в том, что циклические квазиалгоритмы («короткое замыкание») выполняют функцию «эмоционального двигателя» в интроспективном, сознательном разуме человека. При этом они выполняют также функцию передачи «сверхзадачи» в процессе мышления, а это можно сравнить с «памятью» в циклическом алгоритме, но это механизм иной природы.

Исключение наблюдателя и короткое замыкание предопределяют природу человека как субъективного, эмоционального и как следствие сознательного существа.

 

Метасистемная диффузия

Простая структура состоит из модулей и деталей. Например, все технические системы – это простые структуры. Простой структурой в метасистемном смысле является не только, скажем, топор, состоящий всего из двух деталей – из топора и топорища, но и такие системы как самолёты или глобальные энергетические комплексы, хотя они состоят из огромного числа компонентов.

Многочисленность не означает сложность. Признаком метасистемной простоты многочисленной системы является иерархичность структуры. Например, глобальная техническая система состоит из региональных объектов, объекты из устройств, устройства из модулей и узлов, узлы из деталей. Пусть даже деталей в глобальной системе десятки миллионов, всё равно это простая система. Простые организационные системы также иерархичны. Например, структурная иерархия армии (при том, что это очень многочисленная система): солдаты объединяются во взводы, взводы в роты, роты в батальоны, далее в дивизии, армии и округа (или фронты).

Сложные системы не имеют строгой иерархии, а сложные структуры чётких границ. Метасистемные границы сложных систем размыты: метасистемная диффузия.

Что такое метасистемная граница? Это не грань между двумя системами, структурами или структурами разных уровней иерархии. Метасистемная граница – это граница между структурой системы и её параметрами (параструктурой) относительно каких-то других структур и стороннего наблюдателя. Если мы говорим о такой границе, то это, конечно, метафора. Фактически такую границу надо понимать как возможность различения: возможность понять, что в сложной системе является её структурой, а что её структурированными параметрами по отношению к другим структурам. Всё дело в том, что такой возможности во многих случаях нет, несмотря на наше стремление всё понять и разграничить. Вспомним неразрешимый парадокс в диалектической философии о локализации функций в структурах. Концептуально утверждалось, что не может быть функций и свойств без определённой локализации в структурах. Каверзный вопрос: а как определить локализацию?

Если представить некую систему в виде чёрного ящика (метафора, которую любят кибернетики), тогда то, что находится внутри ящика – это структура, а то, что доступно для наблюдения и исследования снаружи этого ящика – это параструктура. Между структурой и параструктурой есть граница, это, – говоря опять же метафорически, – непрозрачные стенки чёрного ящика.

Однако чёткая граница есть только у простых систем. В сложных системах нет определимой грани между структурой и параструктурой.

В истории научного познания с диффузией метасистемных границ, значительно более явной и проблемной, чем во все предыдущие периоды развития науки, учёные столкнулись при построении теории квантовой физики. Именно тогда были сформулированы принципы относительности и неопределённости наблюдения, а также появилась идея о нелокальности микрочастиц.

Наблюдатель, исследуя структуры и системы, во-первых, сам является частью исследуемой системы, а во-вторых, неизбежно изменяет их в процессе исследования. Квантовые объекты как бы ускользают от наблюдателя. Исследователь не может ни явно определить объект, ни сказать, является ли этот объект во время исследования или после исследования тем же самым объектом, который был до исследования.

Представьте, что посетитель ресторана дал официанту задание: определить самую вкусную булочку и принести ему её в целости и сохранности. Официант попробовал все булочки: откусил по кусочку… и принёс самую вкусную. Выполнил ли он задание? Ведь целой булочки уже нет.

Представьте ещё одну умозрительную картину. Исследователь чёрного ящика решил проверить, так сказать, в натуре, какой механизм скрывается в чёрном ящике. Он разрезает стенки, но находит в нём другой чёрный ящик. Правда, он теперь может определить внешние параметры (параструктуру) вложенного ящика. И, что на первый взгляд может показаться странным, эта вложенная параструктура при этом является также структурным фрагментом первого ящика. Потом он разрезает внутренний ящик… но внутри находит ещё один… и так далее. Чёрный ящик оказался чёрной матрёшкой.

Сложные системы – это или чёрные матрёшки, или ящики не с чёрными, а с толстыми туманными стенками. Они не имею «грани» (тонкой чёрной стенки) отделяющей то, что «снаружи» от того что «внутри».

Не думайте, что чёрная матрёшка или туманный ящик это что-то особенное, с чем сталкиваются очень немногие люди, вроде специалистов по физике квантовых процессов. Вы не поверите, чёрная матрёшка – это банальная и заурядная вещь, с которой имеет дело каждый человек всегда. Это весь окружающий его мир, и весь его внутренний мир. В этих мирах нет границ, и даже между ними нет грани.

Ведь на самом деле мир никоим образом не делится. Следовательно, он также не делится на окружающий мир и внутренний мир. Он не делится на реальный и воображаемый, не делится на материальное и идеальное, не делится на вещество и информацию… и так далее.

Опять мы как будто отклонились в сторону странной философии. Но это имеет непосредственное отношение к пониманию того, как работает разум. Разум и сознание – ситуативные феномены, а существует разум в ситуативном мире… в диффузном мире ускользающих граней.

 

Проекция и куча

Мозг называют материальным носителем разума. Почему-то для философов оказался очень трудным вопрос о соотношении разума и мозга, как его материального носителя.

Простой листок бумаги – это тоже материальный носитель записи, которую кто-то сделал на ней. А флэшка – носитель файлов, на ней записанных (и переносчик вирусов заодно).

Интеллектуальные модели, которые создаёт разум, являются проекциями на плоскость проекции (планомен).

Это можно проиллюстрировать такой аналогией. Давайте возьмём экран, несколько видеопроекторов, слайд-проекторов и других медиа-устройств. Мы хотим показать зрителям шоу-презентацию. Мы сможем проецировать на экран какой-либо слайд. Тут же можно включить второй проектор и проецировать на экран второй слайд. Можно включить видеопроектор и демонстрировать на часть экрана видеоролик, который будет восприниматься на фоне слайдов. Мы можем в дополнение к этому дать подсветку лучом цветного лазера, включить дикторское сопровождение и музыку. Ведущий может сам стать перед экраном и сопровождать своё шоу.

Всё это будет совмещаться в восприятии зрителей только потому, что всё это совмещено на экране и на сцене, и происходит в одном и том же зале. Совмещения образуют кучу на планомене. В крайнем случае, при полном отсутствии логической организации (лектор оказался бездарным, а материал презентации – просто кучей несвязанного информационного мусора) проекция получится хаотической, но, тем не менее (!), техническая целостность восприятия будет иметь место.

Принцип планомена действует не только в кинозале. Это универсальный принцип. Это принцип Волшебного Фонаря, и именно он – тот самый мостик между материальным носителем и виртуальным миром, который объясняет необъяснимое чудо разума.

Ваш мозг – это полотно экрана в кинозале, а благодаря сети нейронов существует планомен: плоскость проекции разума, которая на самом деле не относится ни к материальному носителю, ни к виртуальному миру разума.

В частности, благодаря этому принципу человек способен создавать сложные образы из разнородных моделей, формируемых различными органами чувств: зрением, слухом, обонянием и т. д. Эти совершено разнородные модельные фрагменты совмещаются в разуме не смешиваясь. Вы узнаёте свою домашнюю собаку или кошку и по цвету шерсти, и по контуру тела, по тембру и характеру её лая или мяукания, по запаху её шерсти. Вы можете узнать её как по всем признакам сразу, так и по каждому из них в отдельности, в зависимости от ситуации. То есть ментальная модель кошки или собаки состоит из совершенно разнородных (зрительных, слуховых, обонятельных, тактильных) образов, которые никоим образом не могут соединиться в одну однородную модель, и всё же представляют собой одну целую модель одного целого объекта.

Далее, если вдуматься в природу фрагментарности восприятия, то мы поймём, что в пределах одного канала восприятия, – например зрения, – модельные образы любого объекта тоже являются кучей.

В упомянутой книге Турчина можно посмотреть иллюстрации статических и динамических фрагментов, полученные психофизиологами в лабораторных экспериментах. Если, например, человек рассматривает лицо другого человека, то в его мозг по зрительному каналу попадает не фотографический отпечаток лица, а какой-то набор разрозненных и фрагментарных линий, контуров и пятен. Это те фрагменты, которые формирует глаз, визуально ощупывая объект при помощи глазных мышц.

Они вовсе не соединяются в единый «фотопортрет» в мозгу, и всё же человек испытывает иллюзию восприятия лица другого человека как объекта.

Принцип кучи и планомена (принцип Волшебного Фонаря), который является базовым принципом восприятия и работы разума, позволяет делать в видеофильмах свободный монтаж. Например, в кинофильмах чередуются последовательно смонтированные разноплановые кадры и кадры, снятые в различное время и в различных местах. Но зрители воспринимают фильм как целое.

Кроме сюжетного соединения кадров используют также как бы инверсный приём: разбивку и перебивку. Например, есть музыкальные клипы, в которых видеоряд исполнения песни смонтирован из кадров снятых на разных концертах, на разных сценах и солист при этом одет в разные костюмы. При этом артикуляция на видео часто не совпадает со звуком, а в некоторых кадрах солист даже поёт с закрытым ртом. Однако такие клипы очень органично воспринимаются зрителями. Бывает даже, что они не замечают нарочитую «несогласованность» в кадрах, у них остаётся иллюзия, что всё снято синхронно в одно исполнение песни на одном концерте.

Если не принимать во внимание принцип планомена и кучи, то эта особенность восприятия кажется совершено необъяснимой: почему так? Почему у нашего восприятия такая странная природа?

Почему природа-изобретатель пошла по такому пути? Потому что интеллект – это виртуальное устройство, производящее виртуальные модели, а аксиома моделирования может быть сформулирована как «сумма очевидного»: простые (очевидные, умозрительные, объектные) модели складываются в «сумму» (поименованную объектную модель), которая тоже является простой моделью.

 

Вторая сигнальная система

Вторую сигнальную систему, или речь, можно назвать также шестым чувством. Здесь я назову шестым чувством речь. Обычно шестым чувством называют интуицию, но об этом далее, в соответствующей главе. Речь, как шестое чувство, не является физиологическим, таким как зрение, слух и прочие физиологические каналы, поэтому такое название скорее метафора. А смысл такой метафоры в том, что во множестве фрагментов восприятия через различные каналы (зрение, слух, обоняние и т. д.) она занимает совершенно равноправное место.

Обезьяна, как и человек, может воспринимать любой объект как единый объект, – например, собаку как собаку по цвету шерсти, лаю, запаху, – через различные каналы восприятия, которые совершенно независимы и несмешиваемы. Но, кроме того, объект может восприниматься только некоторыми чувствами или одним из них. Одного любого чувства минимально достаточно для восприятия объекта.

Человек тоже способен воспринимать объекты с помощью только одного органа чувств. Пример такого восприятия – просмотр немого кинофильма, который моделирует только зрительные образы объектов. Но у человека есть ещё шестое чувство – речь, и человек может воспринимать объекты с помощью только одного этого канала, как и с помощью одного любого другого. Пример такого восприятия – диалог, слушание речи или чтение литературы.

Благодаря речи человек способен воспринимать то, что недоступно восприятию животных. Он воспринимает недоступное для физиологического восприятия и невообразимое. Он воспринимает абстрактные проявления мира, которых как бы нет в форме локализованных объектов, но которые всё же реально существуют. Он также воспринимает удалённые, масштабные, микроскопические и прочие физиологически недоступные объекты как близкую реальность.

Речь равноправна с остальными пятью каналами восприятия потому что:

во-первых,

интеллект возможен благодаря принципу Волшебного Фонаря. На планомене (плоскости проекции) образуется куча (некое множество), которая может состоять в принципе из чего угодно. И все, что входит в кучу, совершенно равноправно. Элементы кучи независимы и несмешиваемы, но при этом равноправно являются элементами интеллектуальных образов;

во-вторых,

интеллектуальные образы состоят не из отражений (копий объектов, полученных способом ретрансляции), а из репликаторов. В голове нет никаких фотографически подобных копий объектов, а репликаторы – это такие же множества, состоящие из отдельных равноправных фрагментов, независимых от физиологической природы какого-то канала восприятия. Поэтому множества любых репликаторов образуют новые кучи по каскадному принципу;

в-третьих,

все репликаторы являются фрагментарными образами, которые по своей сущности являются простыми или сложными символами (именами). Рекламисты знают на практике эту особенность человеческого разума. Они оперируют понятиями визуальных и аудиосимволов, которые могут быть не только вербальными, но, например, и музыкальными. И между ними нет никакого принципиального различия в аспекте восприятия;

кроме того,

мозг непосредственно не контактирует, если можно так выразиться, с окружающим миром. Есть такая забавная кибернетическая модель – Мозг в бочке. Если мозг вынуть из черепной коробки, поместить в какой-то аппарат (бочку), поддерживающий его жизнедеятельность, и подвести к нему с помощью технических средств сигналы, полностью имитирующие сигналы органов чувств, то сможет ли мозг понять, что он в бочке, а не в реальном мире? Но на самом деле такой жестокий эксперимент не нужен. Естественная черепная коробка – это разве не бочка? Мозг-в-черепе – это и есть Мозг-в-бочке. Реальный мир интеллекта – вовсе не окружающий мир, а куча репликаторов. Настоящая реальность интеллекта – это «реализм имён»;

и ещё,

разум оперирует элементами кучи (множества) на плоскости проекции. Они все – уже предварительно переработанные, если можно так сказать, интеллектуальные образы, – репликаторы. Например, зрительные образы интеллекта – это элементарные гештальт-образы, сформированные на уровне сетчатки глаза (фрагментированные образы линий, пятен, цветовой фактуры). Визуальные физиологические сигналы становятся репликаторами ещё до того, как они передаются по зрительному каналу в мозг. Способен ли Мозг-в-черепе, который функционально то же само, что и Мозг-в-бочке, замечать на каких этапах, где и как формируются образы ещё до того, как они попадают в мозг? И нужно ли ему это?

Продолжаем эту мысль: – А речь? Слова как вербальные образы не имеют выделенного канала восприятия, а передаются по физиологическим. Например, разговорная речь воспринимается через слуховой канал восприятия. В сущности слова являются репликаторами, которые сформировались до того, как были получены с помощью органа чувства. Но функционально Мозг-в-черепе, который в сущности является Мозгом-в-бочке, не обязательно должен различать репликаторы, сформировавшиеся в его органах чувств и репликаторы, сформировавшиеся ещё до того, как сигналы были получены органами чувств. Поэтому они равносильны, одинаково равноправны и одинаково многократно трансформируемы в многочисленных каскадных цепочках работающего механизма интеллекта.

 

Самообучаемость

Почему сетчатка глаза не воспринимает неподвижное? Как человек воспринимает движущееся?

Механизмы зрения работают с рефлексиями. Человеческий мозг – это не просто большой перцептрон, он является самообучающейся системой. Причём на всех уровнях, начиная с самого нижнего: чувственного восприятия.

В обучаемых системах управления В. Антонова (ОСУ) предусмотрен Обучатель. Это человек, который в прямом смысле водит робота за руку, то есть за его манипулятор, и таким образом вырабатывается своего рода условный рефлекс.

Однако человеческий разум устроен подобным образом, но не так. Человек – потомок динозавров. А динозавра не обучают. Он вылупливается из яйца уже с готовыми безусловными рефлексами. Как они зашиты в его геноме? Где хранится информация? Гипотеза: информация не передаётся потомку через геном в виде набора алгоритмов, типа компьютерных. Безусловные рефлексы как бы есть, но при этом их нет.

Живые организмы организованы по принципу автомата в автомате и программирования без программирования. А может ли быть информация без информации, или информация в информации? Если под информацией понимать некий комбинаторный массив сигналов ретрансляции или репликации, то информация без информации – это абстрактное соответствие всей ситуации (ситуативной системе, фрагменту мира). Это нечто ситуативно производное: то, что есть, так как появляется, но всё же его нет, так как оно появляется как бы ниоткуда. Это нечто предварительно не передаётся в виде конкретного информационного «кода». Можно предположить, что безусловный рефлекс – это не более чем способность к ситуативному обучению. (Ричард Докинз придерживается подобной точки зрения.)

В некоторых книгах как пример безусловного рефлекса приводят ситуацию, когда человек автоматически отдёргивает руку, если случайно прикоснётся к горячему предмету. Однако это неверный пример: новорожденные не проявляют в такой же ситуации такой же реакции. У них движения хаотичны, а плач от боли появляется с задержкой. К тому же сила плача не соотносится пропорционально с силой ощущений.

Правда, у новорожденных есть другие рефлексы, например, хватательный, а также такие автоматическое процессы как дыхание и сердцебиение. И всё же, природа этих явлений не до конца понятна. Например, является ли хватательный рефлекс действительно предопределённой каким-то образом программой, или это ситуативная попытка самообучения?

Физиологически способность видения у человека возможна благодаря ситуативному обучению сетчатки. Принцип распознавания реализован таким образом, что сетчатка не видит неподвижное. Она видит подвижное, вернее относительное смещение изображения. Если изображение смещается относительно сетчатки, то сетчатка, сравнивая два или более смещений изображения, имеет две или более рефлексий. Первый каскад визуальной перцепции осуществляется в сетчатке. Говорят, что сетчатка – это часть мозга, вынесенная на периферию. Глаз совершает микродвижения хаотически, им не руководит Обучатель. Он самообучается, его собственные хаотические движения выполняют функцию Обучателя. При этом процессы обучения и распознавания всегда совмещены. Они не являются последовательными раздельными этапами работы устройства, как в устройствах В. Антонова или перцептронах.

Матрица распознавания низкого уровня восприятия (сама сетчатка) не сохраняет всех возможных образов на всех возможных фонах. Такая организация невозможна. Число вариантов гигантски велико, а возможное количество дискретных значений на выходе перцептрона ограничено.

Глаз выделяет объект ситуативно: он как объект воспринимает только изображение, смещающееся относительно сетчатки. Изображение «само» отделяется от фона: ситуативно. Движущийся объект проецирует на сетчатку несколько рефлексий, смещённых относительно фона. Произвольное движение изображения объекта относительно сетчатки заменяет Обучателя.

Сравним с техническими перцепронами. Для технического перцептрона ситуация предварительно значительно упрощена. В ОСУ Обучатель, предъявляя системе ограниченное количество объектов в разных ракурсах, видах и позициях на контрастном фоне, может добиться того, что в матрице формируются дискретные значения нескольких конкретных образов. Аналогично, компьютерные системы распознавания текста («программные перцептроны») действуют в условиях значительных технологических ограничений. Практически число символов, которые необходимо распознавать, невелико. В матрице достаточно сформировать всего около 250-ти дискретных значений для распознавания всех символов.

У человека иная ситуация. Если бы он был простым программируемым или обучаемым перцептроном, то в связи с многочисленностью вариантов восприятия дискретные значения на выходе его аппарата зрения смешались бы. Видимый мир для разума превратился бы в одну унылую фигуру «звёздное небо». Поэтому на более высокие уровни восприятия попадают не точные, подробные и навсегда определённые, а относительные образы-репликаторы.

Глаз (сетчатка) и мозг вынуждены мгновенно забывать большинство текущих образов, чтобы освободить модельное пространство для следующих матриц-образов. Дискретные выходные данные и матрицы-образы в человеческом разуме – это строительные кирпичики, из которых строятся конструкции, но тут же разбираются, и из тех же самых кирпичей опять собираются временные конструкции, но уже совсем другого назначения.

Но как же при хаотичном самообучении и «забывчивости» мозг становится таким умным и хорошо организованным? Человек как многоуровневый самообучающийся перцептрон на всех уровнях использует метод метаэвристики. (Аналогия метаэвристической модели: насыпаем крупу и соль в блюдце; потрясём; кажется, что крупа «всплывает» в соли; но можно сказать и наоборот, что соль как бы просеивается через более крупную крупу вниз.)

Человек на самом деле, не осознавая этого, забывает большую часть того чему обучается, но каждый раз переобучается заново в момент действия, так как процессы восприятия и самообучения у него объединены. Он непрерывно самообучается на всех уровнях в любом процессе, в котором он участвует. Как ни удивительно, но даже в самых рутинных. При этом большая часть ресурсов интеллекта тратится на то, чтобы опять заново научиться тому же, чему он уже ранее учился множество раз.

Этот странный принцип одноразового обучения, кажется, противоречит генеральной методической предпосылке в психологии: ведь психология опирается на то, что интеллект имеет некоторую заученность, инерцию. Личность имеет историзм. Характер и привычки сохраняются или очень медленно изменяются в течении длительных периодов, сложные навыки требуют длительного обучения и многократных тренировок, и т. п.

Действительно, интеллект – это машина условных рефлексов, а рефлексы – это то, что хранится в памяти долго или остаётся навсегда. Этот парадокс в первом приближении можно объяснить тем, что разум не забывает всё глобально, а минимизирует затраты пространства памяти и освобождает место для вариантов репликаторов в матрице различений, разделяя рефлекс на «задачу» и «работу». (Аналогия: если землекопу ставят задачу прокопать траншею определённой протяжённости, и он выполнил эту работу, то это не значит, что на следующий день ему уже нечего делать. Задача будет той же на следующем участке работы, а работу придётся опять повторить.)

Фактом, подтверждающим справедливость этой гипотезы, служит известный феномен, отмеченный Павловым и Бехтеровым: условный рефлекс у подопытным собак в определённых случаях вырабатывался с одного предъявления, то есть без повторений. Малоизвестное для широкой публики открытие заключается в том, что минимально возможное число предъявлений раздражителя равно одному. Для выработки условного рефлекса повторы необязательны. Что же и как вырабатывается? Запоминается некая ситуативная «задача». А одного предъявления достаточно потому, что в любом случае самообучение «одноразово».

Второй довод, объясняющий парадокс одноразового обучения (переобучения заново в момент каждого действия) заключается в том, что рутинность повторяющихся действий – это только иллюзия. На самом деле не бывает даже в самых рутинных действиях и ситуациях точного повторения. В сущности, интеллект в биологических организмах существует именно потому, что он может гибко подстраиваться и перестраиваться в реальных условиях существования (чего не хватает современным простым автоматам, роботам и компьютерным программам, которые пока что без постоянной технической поддержки своего создателя-человека, самостоятельно существовать не могут).

Что касается сложных навыков, то они являются комплексными рефлексами. Например, разучивание исполнения музыкального произведения или выучивание стихотворения. При этом ассоциативные модели соединяются в К-lines (см. выше). Комплексы строятся по принципу «от общего к частному». Сначала создаётся общая задача, потом она «деталируется». Стихотворение разучивается по строфам. В процессе запоминания некоторые слова в произвольных частях текста приходится «подсматривать». Забывание протекает в обратной последовательности: сначала забываются некоторые слова, потом большая часть текста. Музыканты разучивают сначала мелодию, потом аккомпанемент, потом нюансы. Тоже от общего к частному. Так где же здесь одноразовость? Музыканты при исполнении никогда не повторяют в точности своё предыдущее исполнение. Зайдите в Youtube и почувствуйте разницу. А она бывает порой очень велика.

 

Множественность и рефлексии

Все люди в какой-то мере похожи, особенно если они одного роста и одеты в одном стиле, иногда их даже сложно различить в лицо (вспомним анекдоты про японцев, которые все на одно лицо). Представьте, что вы рассматриваете снимок похожих людей, например, несколько человек, работающих в одном коллективе, которые стали в ряд, чтобы сделать групповой снимок.

Теперь представьте вторую ситуацию. Перед фотографом стоит только один человек и рядом с ним установлено несколько зеркал. Фотограф снимет групповой снимок… отражений, среди которых есть только один настоящий человек. Или ещё проще: изображение одного человека дублируется с помощью компьютерной программы, как это часто делают рекламисты. Визуальные копии являются иллюзиями, ретранслированными копиями оригинала.

При первом взгляде разум ситуативную картину, и в первом, и во втором случае, будет воспринимать одинаково. Чтобы разобраться в ситуации, рассматривая группу людей в реале, или на фотоснимке, человеку придётся дополнительно задуматься и проанализировать некоторые второстепенные детали сцены, чтобы сделать вывод является ли группа действительно группой разных людей, или визуальной иллюзией.

Этот пример показывает, что интеллект воспринимает одинаковость, сходство и множественность сходных объектов как рефлексии в любом случае. Являются ли они реальными объектами или иллюзиями – это вторичный вопрос. Справедливость этой гипотезы косвенно подтверждает тот факт, что мыслящий интеллект очень легко может усомниться в реальности казалось бы заведомо реальных объектов, то есть объектов, реальность которых предварительно ему как будто бы известна.

Если ваше восприятие отмечает одинаковость объектов, то тогда их можно сосчитать. И наоборот, если мы считаем объекты, то мы полагаем, что они одинаковы в некотором абстрактном смысле. Например, прогуливаясь по бульвару, вы можете сосчитать количество, например, деревьев, кустов или людей. Но можно сосчитать количество всех растений: кустов и деревьев вместе. Или можно считать подряд вообще все объекты, которые встречаются по пути: дома, машины, лавки, люди, растения и т. д. В данном случае «объект на бульваре» – это наиболее абстрактное восприятие.

Восприятие рефлексий – это различение множественности объектов. Если два одинаковых объекта различаются как рефлексии, то для разума они становятся математическими единицами (штуками, вещами, единицами и т. п.). Логически два счётных объекта не различаются ничем, за исключением того, что это не один объект.

Благодаря восприятию множественности разум формирует представление о пространстве (в психологическом, а не физическом смысле). У Анри Бергсона есть чрезвычайно любопытные рассуждения о «непроницаемости пространства». Философ предлагает сентенцию: если какая-то часть пространства занята каким-либо объектом (он находится в этом месте), то в этом же пространстве не может располагаться другой объект.

И правда, если поставить чемодан на полку в купе, то на это же самое место не удастся поставить второй чемодан, место уже занято. Его придётся поставить рядом. Занятое пространство непроницаемо, или, другими словами, объекты разделены в пространстве и не могут занимать одно и то же место в пространстве. Обобщённый объект психологически является «местом», он монопольно занимает какое-то место. (Ну, мы ведь так и считаем свои чемоданы, когда едем в поезде: называем их «местами».)

 

Числа и рекурсия

Благодаря восприятию множественности разум становится разумным. Люди умеют считать, различают объекты и ощущают одинаковость. Последовательный счёт и математические способности являются высшими феноменами, вершиной айсберга, которая опирается на физиологические способности низшего уровня. Ощущение множественности – это базовая особенность низшего уровня, и эта способность разума определяет другие феномены и служит основанием для их объяснения.

Интеллект имеет дело с рефлексиями (отражениями или проекциями). Кроме того, интеллект – это устройство, которое является ассоциативным механизмом: устройством, выполняющим поиск сходства и различий. И ещё он выполняет рекурсивное моделирование: создаёт не только модели, но и модели моделей, модели моделей моделей и т. д.

Эти ключевые особенности его виртуальной механики определяют способность к счёту. Причём эта способность тесно связана с такими его особенностями как эмоции и способность к самоконтролю и самоосознанию. Это очень интересная взаимосвязь различных феноменов человеческого интеллекта, которая не очевидна, и поэтому требует пояснения.

Числа до семи разум может считать умозрительно. Большие числа считаются последовательным счётом.

Предел умозрительного распознавания количества предметов может быть объяснён и математически обоснован с помощью моделирования работы перцептрона. Перцептрон может распознавать различные фигуры и символы. При обучении или программировании перцептрона, так же как и в других случаях, формируется матрица значений, соответствующих распознаваемых символам. Для разных фигур эти значения должны быть дискретны и различны.

Распознаваемой фигурой может быть не только замкнутая фигура (символ), но и некоторое количество отдельно расположенных пятен или фигур произвольной формы (числовая фигура). Перцептрон может быть обучен распознаванию 1, 2, 3 и т. д. произвольных пятен, точно также как он может быть обучен распознаванию символов А, Б и других символов алфавита различного размера и фонта.

Но большое количество пятен становится плохо различимым для перцептрона. Для большого количества пятен оценочный итог различного большого количества, например для случая 8, 10, 14 и 20 пятен, становится неясным и неточным. Оценка становится групповой и приблизительной, что может быть выражено как «много». Граница между малыми числами и «много» размыта. «Много» может быть больше или меньше, просто много, очень много и бесконечно много.

Близкие по числу пятен большие числовые фигуры попадают в одно и то же дискретное значение различения. Кроме того, одна и та же фигура может произвольно различаться к разных «группах» (например, в одном случае, скажем, как «не очень много», в другом как «больше»). Если пятен «очень-очень много» и они при этом произвольно расположены по полю зрения, результирующий «голографический» образ в матрице даёт суммарный оценочный итог, соответствующий фигуре, которую кибернетики называют фигурой «звёздное небо».

Большие числа начинаются с семи. В русском языке эта особенность отразилась любопытным образом. Русское слово «семь», обозначающее конкретное число, в славянском имело значение «много». Поговорка «семь раз отмерь» первоначально понималась как «много раз отмерь».

Умозрительный счёт неявно подразумевает рекурсию. Ведь если перцептрон различает числовую фигуру, он принимает её как один символ, то есть один объект. Но при этом такой объект состоит из какого-то счётного числа составляющих его пятен (множество объектов, но ведь это объекты другого уровня рекурсии).

В отличие от умозрительного счёта при последовательном счёте чисел (при этом число счётных объектов может быть значительно больше 6) рекурсия создаётся явно на модельном уровне. Интеллект создаёт две параллельные модели. Он считает объекты (единицы) и изменяет обобщённую вербальную (символьную) модель, каждый раз увеличивая её на единицу (словами: семь, восемь и т. д., или символами: 7, 8, или рисуя чёрточки на листке бумаги, и т. д.)

Есть ещё третий вид счёта: счёт несчётных множеств. Например, рассмотрим число, называемое математиками бесконечно большое число (бесконечность). Бесконечность согласно определению – это такое число, которое больше любого взятого сколь угодно большого числа. Это математическое определение не что иное, как алгоритмическое правило счёта для такого числа. Но это понятие математики называют спекулятивным. Алгоритм счёта предлагается, но его нельзя реально выполнить (да это и не подразумевается). Алгоритм условен. Если пытаться наглядно представить бесконечность (реально выполнить алгоритм), то разум попадает в петлю короткого замыкания: в бесконечный цикл без точки выхода.

Таким образом, третий вид счёта – это короткое замыкание, зацикливание. При последовательном счёте также имеет место короткое замыкание, хотя и не в таком явном виде. При последовательном счёте фокус внимание циклически перемещается («мечется») между двумя моделями, участвующими в счёте.

Но так как короткое замыкание сопровождается феноменом, называемом эмоциями, и является «двигателем» эмоций, то это проясняет общность природы казалось бы совершенно несопоставимых феноменов человеческого разума: способность к счёту и эмоциональность.