В начале 2012 года Турция вновь оказалась в одном лагере с США, оказая поддержку антиасадовской оппозиции, прежде всего Сирийской Свободной Армии. Резкое изменение позиции Анкары по отношению к Дамаску произошло еще в 2011 году. И турецкие лидеры, которые воспринимались всегда как близкие партнеры Асада стали его заклятыми врагами. Сирийско-турецкая граница была закрыта. Перестала существовать Зона свободной торговли, приносившая немалые доходы коммерсантам из Алеппо и их турецким коллегам.

5 мая 2012 года премьер-министр Эрдоган заявил, что «сирийский режим не продержится долго, поскольку в стране продолжается кровопролитие» [633] . За две недели до этого сирийские войска, спровоцированные боевиками, обстреляли участок турецкой границы в районе Килиса. И Эрдоган тут же пригрозил обратиться за помощью к западным союзникам. Ведь, согласно 5-й статье Устава НАТО, нападение на одного из членов альянса, предоставляет другим его членам право выступить против агрессора без всякого одобрения со стороны Совбеза ООН.

Но чем объяснялась непримиримая позиция Турции по отношению к вчерашнему партнеру? По словам эксперта Центра «Геоарабика» Александра Кузнецова, «неоосманский проект, разработанный ПСР, предусматривал новое издание суннитского халифата, который включил бы в себя Сирию, Палестину, Иорданию и Египет. К тому же, саудовская элита активно толкала Турцию к созданию «освобожденного анклава» на сирийской территории, рассчитывая со временем превратить его в базу для подконтрольных ей боевиков. Согласно планам саудовских спецслужб, в случае реализации этого проекта, повстанцы смогли бы очень быстро перерезать основные транспортные коммуникации в этой части Сирии и захватить Алеппо. Турции в данном случае отводилась роль державы, которая обеспечит физическую защиту мятежников [634] .

Как бы то ни было, в конце мая – начале июня 2012 года Соединенные Штаты и их союзники (которые уже в течение полугода проводили встречи «друзей Сирии») устроили настоящую антисирийскую истерию. Поводом для нее стала расправа над мирными жителями на территории, которая считалась оплотом сирийской оппозиции. 25 мая в селении Хула неподалеку от города Хомс и 6 июня в поселках Аль-Кубейр и Маарзаф в провинции Хама в результате резни погибло около двухсот человек, и на Западе ответственность за трагедию тут же возложили на правительственные войска. Официальный Дамаск обвинения отрицал и заявлял, что в случае с Аль-Кубейром военные откликнулись на просьбу о помощи, которая поступила от местных жителей, вошли в поселок, но было слишком поздно: террористы к тому времени уже совершили массовое убийство. И хотя правительственная армия уничтожила боевиков, своей цели они добились, дискредитировав правящий режим накануне заседания Совбеза ООН, посвященного сирийской проблеме.

Как и в случае с трагедией в Хуле, которая произошла незадолго до визита в Сирию спецпосланника ООН Кофи Аннан многие задавались вопросом, зачем это нужно правящему режиму? Повстанцам же такие события были на руку. Первое время после массового убийства в Хуле мировые СМИ сообщали, что граждане погибли в результате артобстрела. Однако после того как были обнаружены тела погибших, стало очевидно, что либо они были казнены выстрелом в висок, либо им перерезали горло. Такой почерк, прямо скажем, нетипичен для солдат сирийской армии и скорее напоминает действия боевиков-исламистов. И в этом смысле версия официального Дамаска, согласно которой резня началась после того, как жители отказались подчиниться приказу окруживших деревню 600 головорезов и организовать антиправительственную демонстрацию, выглядела вполне правдоподобной. Ведь сирийское правительство не могло не понимать, к каким последствиям может привести решение вырезать целую деревню.

Правящий режим уверял, что на него напрасно возводят хулу. «Это была хорошо скоординированная спецоперация, – говорили представители сирийских властей, – рассчитанная на то, что западная медийная машина тут же нарисует однозначную картину событий». И действительно, рассуждая о конфликте в Сирии, политологи начали использовать формулу «до и после Хулы», западные страны провозгласили режим Асада «бесчеловечной тиранией» и выслали сирийских дипломатов. (В конце мая 2012 года о высылке послов объявили Германия, Великобритания, Испания, Италия, Франция, Нидерланды, Австралия и Канада.)

Стоит отметить, правда, что к тому моменту дипломатические отношения «друзей Сирии» с правительством Асада де-факто уже были заморожены. Сирийский посол в Вашингтоне Имад Мустафа, например, был отозван в Дамаск еще в конце 2011 года, и, чтобы поучаствовать в общем демарше, американцам пришлось выслать сирийского поверенного в делах. Новый министр иностранных дел Франции Лоран Фабиус в интервью газете Le Monde заявил, что его страна выступает за немедленную отставку президента Асада, который «убивает свой собственный народ» [635] .

В общем, все произошло именно так, как и рассчитывали те, кто устроил провокацию в Хуле. Антисирийская кампания в СМИ должна была достигнуть кульминации. Ведь за тот год, что она велась, все сюжеты были исчерпаны. Арабские каналы «Аль-Джазира» и «Аль-Арабийя» навострились создавать страшные картинки в жанре «сирийский хоррор» и, хотя их уже не раз ловили на фальсификациях, упорно продолжали делать это. «Технология проста, – рассказывал старший научный сотрудник Института востоковедения Борис Долгов, – берется макет сирийской улицы, 30–40 статистов в одежде сирийских граждан, рисуются антиасадовские плакаты, затем все это снимается, монтируется и подается в эфир. Другой вариант, когда на реальной демонстрации появляются провокаторы, которые стреляют в полицейских, те открывают ответный огонь, а арабские каналы тут же демонстрируют миру зверства сирийских силовиков» [636] . Мастистые западные компании транслировали кадры, предоставляемые им арабскими друзьями, и в мире создавалось ощущение, что Сирией правит параноидальный режим, который вызывает ненависть у всего населения страны. В газетах публиковались фотографии многотысячных демонстраций протеста, на которых люди, знающие арабский язык, могли увидеть плакаты «Асад – наш президент». Представители международной делегации, посетившей в январе 2012 года город Хама, с удивлением услышали в новостях CNN о том, что на них было совершено нападение, в результате которого два человека, якобы, были убиты.

О том, что творили «героические повстанцы» из Сирийской свободной армии и организации «Братья-мусульмане», мировые СМИ почему-то умалчивали. Ничего не сообщалось о том, что повстанцы обстреляли из минометов древний монастырь Рождества Божьей Матери в городе Сейдная и убили священников на пороге обители. Не говорилось и о том, что пятьдесят тысяч христиан вынуждены были бежать из Хомса в результате зачисток, которые проводили исламисты.

Конечно, Асад изо всех сил пытался выстоять. 5 июня он назначил новым премьером страны Рияда Хиджаба, который, как и его предшественник Адель Сафар, занимал до этого пост министра сельского хозяйства. Это, конечно, дало повод для ернических высказываний со стороны лояльной режиму оппозиции, смысл которых сводился к тому, что только «агрономы способны управлять страной в эпоху гражданской войны». Однако следовало понимать, что Хиджаб – типичный партийный функционер, который пользуется поддержкой рядовых баасистов, а партия «Баас» является главной опорой правящего режима. В ней состояло около двух миллионов человек, и все они осознавали, что в случае падения Асада их ожидает незавидная участь. И хотя правительство поддерживало 60 % населения (слишком велик был в светской Сирии страх перед исламистской диктатурой), главный костяк проасадовского движения составляли именно баасисты. Учитывая тот факт, что дом Асадов находился на грани банкротства (держать в городах крупные армейские группировки оказалось накладно, и становилось очевидно, что к осени силовикам будет нечем платить), многие граждане могли от него отвернуться и отдать предпочтение повстанцам, которые по крайней мере избавят страну от жестких экономических санкций и, возможно, сумеют получить крупные кредиты от своих покровителей на Западе и в нефтяных монархиях Залива.

По оценкам аналитиков, в Сирии насчитывалось 33 тысячи вооруженных повстанцев. Из них только 3 тысячи состояли в Сирийской свободной армии и подчинялись централизованному командованию. Остальные были связаны с «Братьями-мусульманами» и «Аль-Каидой». На стороне «непримиримых» сражалось немало моджахедов из Ирака и Ливии. Неслучайно их действия координировал лидер ливийской «Аль-Каиды» и военный губернатор Триполи Абдель Хаким Бельхадж.

Благодаря усилиям иностранных наемников террористическая активность в Сирии приобретала угрожающие масштабы. После того как крупные отряды боевиков в Хомсе и в Идлибе были уничтожены, моджахеды перешли к террору. Продолжались и вооруженные вылазки, которые проводились в нарушение так называемого плана Кофи Аннана, подразумевавшего прекращение огня с обеих сторон. А в начале июня повстанцы и вовсе решили похоронить злополучный план, обвинив правительство в том, что оно не соблюдает его, и заявив о необходимости «полномасштабной войны».

И хотя повстанческая армия была невелика, экипирована она была превосходно. Оружие поставлялось по старым каналам, которые когда-то использовали сирийские спецслужбы, через Ливан и Ирак. Спонсировали поставки аравийские монархии и, самое интересное, открыто в этом признавались. Как заявил саудовский министр иностранных дел принц Сауд аль-Фейсал, «наши братья в Сирии имеют право защитить себя от безумного диктатора» [637] .

И никого не удивило, когда в конце апреля в Бейруте было задержано судно Лютфулла II под флагом Сьерра-Леоне, которое перевозило из Ливии американское оружие для «свободных сирийцев». Ливанские спецслужбы в ходе досмотра обнаружили на борту три контейнера боеприпасов, среди которых были артиллерийские снаряды, тяжелые пулеметы, ручные противотанковые гранатометы, ракеты и взрывчатка. Монархии Залива, которые финансировали все это мероприятие, воспринимали алавитский режим в Сирии даже не как еретический, а как языческий. Ведь до оккупации Ливана алавиты вообще не признавались мусульманами. Вряд ли кто-нибудь стал бы отрицать, что сирийская партия «Баас» выстроила в стране абсолютно светский режим, и можно только догадываться, какие эмоции вызывала она у ваххабитских монархий Залива, которые считали Дамаск главным препятствием на пути глобального халифата, создаваемого ими с начала «арабской весны.

Не менее решительно были настроены США и Европа. И что интересно, западные дипломаты активизировались именно тогда, когда вооруженная борьба оппозиции с Дамаском стала сходить на нет. Как заявила представитель Госдепа Виктория Нулланд, «теперь мы должны использовать все пути давления на сирийский режим, чтобы потуже затянуть петлю» [638] . Еще в начале апреля 2012 года американские сенаторы-ястребы Джон Маккейн и Джо Либерман побывали в районе турецко-сирийской границы и провели переговоры с командирами «Свободной армии» – генералом Мустафой аш-Шейхом и полковником Риадом аль-Асаадом. А, как сообщала New York Times, «в южной Турции активно работали сотрудники ЦРУ, которые координировали действия повстанцев и выплачивали деньги солдатам, дезертирующим из правительственной армии» [639] .

В конце июня 2012 года президент Асад впервые признал, что в Сирии идет настоящая гражданская война. «Мы будем сражаться на всех фронтах, – заявил он, выступая в парламенте, – и одержим победу над террористами» [640] . Однако эксперты уверяли, что сделать это становится все сложнее. Повстанческое движение набирало силу. Противники Асада сформировали военные советы в провинциях Хомс, Хама, Идлиб, Дараа и даже в Дамаске. Они координировали свои действия с так называемыми «революционными советами», представляющими политическое крыло восстания. Некоторые политологи предсказывали, что в скором времени оппозиция будет контролировать более половины территории страны.

«Не вызывает сомнений, – заявляла советник Асада по политическим вопросам Буссейна Шаабан, – что преодолеть кризис получится лишь в том случае, если все стороны, так или иначе замешанные в конфликте, перестанут поставлять оружие, финансировать вооруженные группировки и вести информационную войну» [641] . Что же касается второго плана Кофи Аннана, предложившего создать «правительство примирения», в которое вошли бы представители правящего режима и непримиримой оппозиции, в Дамаске считали его абсурдным. Как отмечал президент Института Ближнего Востока Евгений Сатановский, «сирийская оппозиция – это разрозненные группы и банды дезертиров, которые существуют как единое целое исключительно в бумагах «Группы друзей Сирии». Никакой цели у них нет и быть не может, кроме, разве, физического уничтожения Асада» [642] . И неудивительно, что оппозиционный Национальный совет Сирии уже на следующий день после женевской международной конференции, состоявшейся 30 июня 2012 года, отверг план Аннана.

Понимая, что «женевские игры» ни к чему не приведут, западные политики все чаще говорили о военном вмешательстве. Особенно после того как 22 июня турецкий истребитель F-4 Phantom, был сбит сирийскими ПВО неподалеку от города Латакия. Анкара настаивала, что самолет совершал учебный полет «по ошибке» «всего на минуту» залетел в сирийское небо и потерпел крушение в результате удара управляемой ракеты. Причем, произошло это, якобы, уже над нейтральными водами в 20 километрах от побережья безо всякого предупреждения со стороны Дамаска. Сирийцы, в свою очередь, утверждали что «фантом» вторгся в их воздушное пространство, шел на угрожающе низкой высоте (около ста метров), на предупреждения не реагировал и был сбит не ракетой, а артиллерийским огнем.

Эксперты утверждали, что в этом районе Сирии обстановка была очень нервной: в окрестностях Латакии не прекращались столкновения, в соседней провинции Идлиб пограничники отразили вторжение крупного отряда террористов, который пытался с боем прорваться через турецко-сирийскую границу (причем раненых боевиков эвакуировали военные машины, принадлежащие Анкаре). На побережье Сирии не раз высаживались морские десантники, направляющиеся из Турции, на турецкой территории находились базы повстанческой «Свободной армии», через границу шли поставки вооружений. В такой ситуации решение послать истребитель в район Латакии было либо верхом безрассудства, либо сознательной провокацией. И неудивительно, что командир батареи ПВО, заметив военный самолет, вторгшийся в сирийское воздушное пространство, незамедлительно открыл огонь. Тем более, что, по словам сирийцев, это было уже не первое нарушение их воздушных границ. Анкара, уверяли они, была заинтересована в том, чтобы разузнать, что происходит в порту Тартус, где разгружаются российские корабли. Кроме того, турецкие военные стремились уточнить местонахождение боевых рассчетов сирийской ПВО, чтобы понимать, куда, в первую очередь, следует наносить авиаудары в случае военного вторжения в Сирию.

Такое объяснение, конечно, выглядело правдоподобным. Политологи отмечали также, что Турция пытается угодить союзникам по НАТО, которые искали любой повод чтобы реализовать в Сирии ливийский сценарий, предполагающий введение бесполетной зоны над территорией страны. Асад им такого повода не давал, отказываясь использовать авиацию в войсковых операциях против мятежников. Итак называемые «друзья Сирии» готовы были на любые уловки.

Конечно, из-за сбитого турецкого «фантома» не могла разгореться война. Но как заявлял директор Института Востоковедения РАН Виталий Наумкин, «этот эпизод добавит еще одно обвинение в копилку обвинений в адрес сирийского режима и если накопится с десяток таких эпизодов, западные страны рассчитывают пробить через Совбез ООН решение о беспилотной зоне». А в ливийском случае, как мы помним, такое решение привело в итоге к прямой военной интервенции» [643] .

«Теперь покровители Сирии вынуждены будут прикусить языки, – писал британский эксперт по вопросам безопасности Барак Синер. – И никто не сможет осудить «гуманитарное военное вмешательство» [644] . В США и Европе этот оксюморон вошел в обиход еще в эпоху Тони Блэра, который в 1999 году сравнивал западные державы с хирургами, удаляющими раковую опухоль. Вопрос был только в том, дойдет ли до хирургической операции в Сирии?

В середине июля на севере Сирии в провинциях Идлиб и Алеппо под защитой турецких ПВО появились обширные «зоны безопасности» – районы, где правительственные войска вообще не появляются. Аналогичные территории (хоть и меньшие по размерам) образовались и у границы с Ливаном и Иорданией. Тем временем, на очередной встрече «друзей Сирии» в Париже представитель Катара шейх Хамад аль-Тани призвал собравшихся «прервать затянувшийся спектакль». «Можем ли мы предпринять что-нибудь без санкции Совета безопасности? Да. Делали ли мы это ранее? Да, и тому много примеров» [645] , – заявил он. И присутствовавшая на встрече друзей Хиллари Клинтон не стала ему возражать.

Как утверждал бывший представитель США в НАТО Курт Волкер, «резня в сирийских деревнях, бесстыдство россиян, которые пытаются вооружить режим Асада, и, наконец, история с турецким самолетом – все это значительно увеличивает вероятность военной интервенции» [646] . В этом смысле заслуживали внимания масштабные маневры, которые проводились в мае 2012 года на севере Иордании. Участие в них приняли более 30 тысяч солдат, подразделения из США, Великобритании, Катара и других стран, которые участвовали в сборищах «друзей Сирии». Обычно подобные учения проводились в течение пяти дней, но на этот раз они заняли две недели, что дало повод говорить о том, что «друзья» готовят масштабную антисирийскую операцию. И хотя глава французского МИД Лоран Фабиус заявил в июне, что «речь может идти исключительно об авиаударах» [647] , эксперты отмечали, что «в Сирии воздушной войной дело не ограничится и потребуется полноценная сухопутная операция, в ходе которой интервентам будет противостоять сильная, хорошо вооруженная, обученная армия, которая в отличие от народных отрядов Каддафи предана лидеру страны».

На Западе пытались раздуть проблему дезертирства, но, на самом деле, это были лишь единичные случаи. «Сирийская армия – монолитна, – говорили военные специалисты, – к тому же она считается наиболее боеспособной из всех армий Ближнего Востока. Сирия активно вооружалась, начиная еще со времен Советского Союза, поэтому ее военная мощь не ставится сегодня никем под сомнение. Тем более, что инцидент с турецким истребителем наглядно продемонстрировал: Дамаск может адекватно и быстро парировать любые воздушные операции, у сирийцев есть хорошо тренированные расчеты, и с помощью радаров дальнего обнаружения они могут контролировать свое воздушное пространство».

Многие рассуждали о том, кто способен начать военное вторжение в Сирию? Арабские «заливные» армии были слишком слабы и в охоте на сирийского льва могли принять лишь косвенное участие, финансируя наемников и отправляя на войну фанатиков-салафитов – «воинов Аллаха», мечтающих скинуть «еретический режим Башара Асада». Единственной ближневосточной державой с сильной армией, способной бросить вызов Дамаску – была, разумеется, Турция.

И когда после инцидента с «фантомом» турецкий премьер Эрдоган пообещал «дать жесткий ответ» и к Сирии начали стягиваться турецкие войска, многие заговорили, что это может стать «спусковым крючком» для полномасштабной войны в регионе..

Однако в Турции было множество игроков, которые выступали против военного решения сирийской проблемы, в том числе местные алавиты, поддерживающие своих единоверцев в Дамаске, и кемалисткая Народно-республиканская партия, резко критикующая интервенционистский курс Эрдогана. «Эпизод со сбитым истребителем, который случился в роковую для мировой истории дату – 22 июня – писала турецкая газета Zaman, – полностью укладывается в сценарий той игры, которую ведут ключевые мировые державы вокруг Сирии. Чтобы спровоцировать Турцию и вовлечь ее в войну, изобретаются всевозможные предлоги, раздувается угроза иррациональных действий со стороны диктаторского сирийского режима, которому нечего терять» [648] . Не были готовы к интервенции и ослабленные бесконечными чистками военные, которые опасались обострения курдского вопроса.