1
На второй день после комсомольского собрания состоялось заседание рейдовой бригады. Оно заняло немного времени. Договорились снова провести рейд по цеху — чему уделить особое внимание.
В это время Олег особенно беспокоился: как-то начнется смена? На часах пять минут восьмого, а у окна инструменталки никого не было, все стояли у своих станков. Значит, недаром прошло комсомольское собрание. Даже те, кто долго раскачивался, уже снимали первые обработанные детали.
Олег задержал взгляд на Михаиле. Он давно присматривается к этому белобровому пареньку. На вид тихий, незаметный. Работал, правда, неровно. Мог вдруг остановить станок и долго стоять, устремив неподвижный взглядов одну точку. Может, в это время он что-то обдумывал? Несколько раз Олег пытался заговорить с ним, но он только хмурился и молчал.
Сейчас парень стоял у станка и, надвинув на лоб кепку, сосредоточенно работал. Движения его были быстрые, уверенные. "Сегодня снова перевыполнит задание", — подумал Олег.
Рядом с Михаилом работает Леонид. Вернее, делает вид, что работает. Он с какой-то особенной тщательностью рассматривает втулку, раза два ставит ее на станок, потом бросает на стол и берет другую. Делает все это не спеша, с серьезным выражением лица.
"Он вроде и на комсомольском собрании не был, и за решение не голосовал, — припоминает Олег. — На мало же тебя хватило, Леонид! Значит, правильно я ему ответил, что не дадим рекомендацию в партию. Ну зачем партии такие люди? А заявления с просьбой дать рекомендацию так и не подал, побоялся".
В цех пришел Леонид в одно время с Тарасом. Леонид после десятилетки. Тарас после технического училища. Тарас первое время помогал Леониду. В школе отзывались о Леониде как о посредственном ученике, но здесь, пожалуй, средним токарем его не назовешь. И родители у него хорошие, врачи. В копейке не нуждается. План может выполнить легко, правда, шапки никто перед ним не снимает, когда новый заказ осваивается. Не хочешь — не делай. Другим отдадим. Те безропотно сделают. Лишний раз мозгами не пошевелит. А вот ославить девушку у него способностей хватает, хоть отбавляй. Наверное, уже приглядел кого-то из тех, что из технического училища прибыли. К ним подкатывается. Правда, все девушки серьезные.
2
Весть о присвоении звания Героя Социалистического Труда Ручинскому принесла в цех Татьяна.
— Алеша, ты слышал радио? — обратилась к Алексею.
— Нет. А что?
— Николаю Тимофеевичу присвоено звание Героя Социалистического Труда! Сейчас только Указ передавали по радио.
— Сама слышала?
— Да! В Указе и название завода упоминалось. Так что ошибки быть не может.
— Он, наверное, еще не знает.
— Откуда? Возле станка ведь радио нет.
— Тогда пойдем поздравим. А в обеденный перерыв митинг организуем.
— Надо в партком Слесареву позвонить.
— Он должен об этом уже знать.
— Наконец-то и на нашем заводе будет Герой! — сказала восторженно Татьяна. — Заслуженная награда!
— Не только на заводе, в пашем цехе, — перебил ее Алексей. — Здорово!
— Вот это радость! Даже как-то не верится.
— Чего не верится? — сказал подошедший председатель цехкома. — Он давно заслужил это звание. Еще когда первый самосвал собирали. Тогда он день и ночь находился на заводе. Не шуточное дело, на заводе вместо кос взялись одиннадцатитонные самосвалы выпускать. Сейчас легче работать, если с умом дело вести, конечно.
Алексей позвонил в партком. Трубку взял Слесарев.
— Слушаю!
— Вы, наверное, уже слышали? — поздоровавшись, спросил Алексей.
— Это о чем?
— Указ по радио передали, — сообщил Алексей. — Нашему Ручинскому звание Героя Социалистического Труда присвоили.
Трубка несколько секунд молчала. Слесарев особенно не удивился.
Видно, сам подписывал представление.
— Это очень хорошо, — наконец произнес Слесарев. — Мы его представили давненько, уже волновались.
— Думаем в обеденный перерыв митинг провести.
— А может, вечером на стыке двух смен? И директор из Киева приедет. Хотя может и задержаться.
— Нет, лучше в обеденный перерыв. А второй смене тоже Указ зачитаем.
— Не терпится. Пожалуй, правильно. Я тоже вместе со Стрижовым приду. А Николай Тимофеевич знает?
Николай Тимофеевич ничего не знал. Увидев исполняющего обязанности начальника цеха, председателя цехкома и сменного мастера, Ручинский подумал, что ему предстоит какой-то важный заказ выполнить, коль все трое к нему пожаловали. Если бы простое плановое задание, его бы сама Татьяна Ивановна вручила. Напрасно все втроем идут. Он выполнит и без агитации. Секретаря партийной организации агитировать не надо! Даже какая-то обида брала: разве он когда-нибудь от трудных заказов отказывался? Он сам других агитирует. И больше не словами, а трудом своим. А тут вздумали его, Ручинского, агитировать!
Он не остановил станок, пока не обточил ось. Пусть подождут. Но стоило ему нажать кнопку "стоп", как оказался в объятиях Алексея.
— Ну поздравляю, Герой!
— Какой там герой? Сейчас без брака не один я работаю. Вздумали с чем поздравлять!
"Он еще не слышал об Указе!" — убедилась Татьяна и понимающе улыбнулась.
— Ну, Алексей Иванович, вы Героя совсем в плен захватили! — сказала она. — Дайте же и нам поздравить! Хочу в щечку поцеловать! Поздравляю, Николай Тимофеевич, с присвоением высокого звания Героя Социалистического Труда!
— Мне?! Героя?! — еще не верил своим ушам. — Ну, спасибо… Так все неожиданно…
А станки один за другим останавливались, хоть немедленно организовывай митинг. Алексей взглянул на часы: до обеденного перерыва осталось шесть минут.
— Что случилось?!
— Героя дали Ручинскому!
— Вы это серьезно! Одному?
— Можно подумать — полцеха Героев!
— По радио передали сегодня.
— Может, однофамильцу? Мало ли бывает!
— Нет, нашему.
— Кому Героя?
— Останови станок. Не тебе же! Ручинскому!
— Ручинскому ура-а-а! — закричал Михаил. — Качать Николая Тимофеевича!
— Чего распетушился, орешь?! — хочет остепенить Михаила Леонид. — Не тебе же звезду чеканят!
— Можно подумать, что тебе, — огрызнулся Михаил. — Ручинскому ура-а-а!..
— Спасибо, товарищи, за поздравление. От всего сердца, но вообще, по совести, может, я и не заслужил, а?
— Заслужил! Заслужил, чего там!..
"Скорее бы подошел секретарь парткома со Стрижовым, — тревожился Алексей, — и митинг начали бы. Собственно, митинг в полном разгаре. Сам собой начался.
Такое нечасто бывает. Первый Герой на нашем заводе! Хорошее начало".
А в цеху продолжалось ликование: от станка к стану, будто за каждым третьим из них и на самом деле стоял Герой…
3
Помогать Федору закладывать фундамент дома напросились многие. Пришли Олег, Миша, Леонид, Жанна, Светлана. Даже Татьяну каким-то ветром занесло. Пришли два пария — каменщики из строительного цеха.
— Ребята! — растерялся Федор. — Да я же просил только Олега и Мишу подсобниками к каменщикам. А тут почти вся комсомольская организация пришла.
День в начале июня выдался жаркий, солнечный, безветренный. Закладывали не какой-то домик, а с размахом, на три большие комнаты. Строить так строить!..
С работой управились к четырем часам дня. Самосвал едва успевал привозить раствор.
— Главное — фундамент, — говорил Федор. — А дом будет. Больше я в помощи не нуждаюсь. Денег поднакопил. Не хватит — батя поможет. Он в колхозе механизатором, зарабатывает неплохо.
Стол накрыли в саду. Тут уж постарались Полина и Венера. Полина кое-что привезла из Киева, куда ездила навестить Витю.
Подняли тост за фундамент.
— Пошла горилочка по животу, как брехня по городу, — опрокинув рюмку, произнес Леонид.
— Ребята, вот здесь, где мы сидим, я поставлю ульи, — сказал Федор.
— И много? — спросил Олег, слегка наклонившись к Федору.
Олег — симпатичный парень. Брюнет, с правильными чертами лица. Волнистая, немного небрежная прическа открывала высокий лоб, прорезанный еле заметной морщинкой.
— Много не много, а пяток поставлю.
— Ты, я вижу, ударяешься в индивидуальное хозяйство. Уже и так два занятия комсомольского просвещения пропустил. Что-то мне не нравится все это.
— Что же ты хотел, чтоб я десять лет государственную квартиру ждал? Так и старость подойдет. А я хочу жить, пока молод. Я люблю копаться в земле. На черной земле, Олег, белый хлеб родит. А о политическом просвещении не беспокойся, газеты и журналы выписываю.
— Чего же ты тогда в город ехал? Сидел бы в селе, копался в земле. А то скоро горожанам туда на жительство придется ехать.
— А ты знаешь, Олег, что в нашем селе бани нет? А я хочу в бане мыться, как и ты.
— Что ж это за село?
— Адрес дать? Недалеко отсюда, всего тридцать километров. Да и что я — у бога лишний? В селе и девчат не остается. А тут я Венеру нашел. А ты, чего в город приехал? Тут у меня работа, жена любимая, скоро сын будет! В общем, я счастлив, товарищи!
— Смотри, чтоб тебя сад не засосал, чтоб шире своего дома жил. А то скучно будет! — Глаза Олега с задоринкой, а взгляд прямой, смотрит цепко..
— С Венерой скучно?! Ты это брось!
Федор оскорбленно умолк.
— Мне тоже нравится жить в таком домике, — отозвалась Жанна. — Вот у нас в стране сорок шесть миллионов пенсионеров. Дать им участки, и пусть сады выращивают. Какая бы польза была! А то только в домино стучат по вечерам. А толк какой?
— Нальем по второй, — прервал ее Леонид.
— В моем доме тостов не считать, — сказал Федор.
— Федя, родной мой, дома-то еще нет, — улыбнулась Венера.
— Как нет?! Считай — есть! Главное — фундамент!..
— Наливай! Пей, Жанна, до дна, чтоб была думка одна, — произнес Федор.
— А чистая, как слеза, — все еще держал в руке рюмку Леонид. — Пью за счастье!
— А что такое счастье? — спросила Жанна. — Как ты его понимаешь?
— Счастье? Когда все у тебя есть, — ответил за Леонида Федор. — И дом, и жена любимая, и на работе порядок.
Федор поднялся. Он стоял могучий, ветер нежно шевелил рыжеватые с отливом волосы. Все внутри у него радовалось, пело.
— Счастье — это быть всегда впереди, — сказал Олег. — Хоть на полшага, но впереди. Поэтому не теряй времени, следи за новинками, не пропускай мимо внимания информации о достижениях науки и техники, выкраивай на это время. Ведь в век научно-технической революции живем… Не взирая на трудности, всегда иди навстречу прекрасному.
— Оно так, — согласился Федор. — Всякий своей доли кузнец.
— Жанна, не дают мне ответить тебе на заданный вопрос, — перебил Федора Леонид. — Счастье — это жратва, питье, квартира шикарная, бабы.
— Дурной поп — дурная его и молитва, — сказала Татьяна.
— Неужели ты это серьезно? — уставилась на него Жанна.
— Каждый об этом думает, — ответил Леонид. Кошачьи глаза его смотрели твердо и чуть нагловато. — Да не каждому доступно.
— Слушай, Леонид, — остановил его Федор, — если бы ты не был моим гостем и не таким хилым, я б тебе сейчас врезал хорошенько.
Татьяна молчала. С каким бы она наслаждением посмотрела на разукрашенного Леонида. Через его сплетню она чуть не лишилась Алексея.
— Хорошо, что среди нас нет драчунов, — сказала Венера.
— А Миша? — улыбнулась Жанна. — Помните, осенью Тарас и Миша дрались. Какой Тарас исцарапанный ходил!
— Да Тарас и не дрался вовсе, — возразил Миша. — Это мы на рыбалке были.
— На рыбалке были, а с волком сцепились, — скаламбурил Леонид.
— Да это его филин исцарапал.
— Да, филин ушастый?
— В штанах? Что ж он сослепу налетел на человека?
— Ну, дайте ему договорить, — попросил Олег.
— Мы на рыбалке были, — рассказывал Миша. — В ночном. Значит, поставили мы донки и разошлись. Я к одной копне, он к другой. Укрылся плащом и навалил на себя ворох душистого сена. Не спалось. На реке вообще не скоро уснешь. Вдруг Тарас страшно закричал. Это был нечеловеческий, душераздирающий крик. Я схватил фонарик — и к нему. Смотрю: Тарас держит за шею огромную ушастую птицу. На месте глаз у нее зияли кровяно-синие ямки. Это был филин. Казалось, вот-вот выцарапает когтями Тарасу глаза. "Брось! Брось!" — закричал я, освещая птицу фонариком. Тарас разжал руки, филин взмыл кверху и исчез в темноте. Лицо Тараса было в ранах и в крови.
Федор развел руками.
— Филин — зоркая птица, не мог он накинуться на человека.
— Но он же был слепой, — убеждал Михаил, — я ясно видел: вместо глаз зияли пустые глазницы.
"А мне сказал Тарас, что дрались, — думала Жанна. — А если бы он стал рассказывать о филине, разве я поверила бы?"
— А что, может, бедный филин потерял глаза в бою с врагами, — соглашается с Мишей Олег. — Наверное, днем это было. Ночью он хозяин. Слепой филин за мышами охотился, а на человека напоролся.
— Так и выпустил, — произнес Федор. — И перышка не выдернул на счастье. Перо филина от всех болезней оберегает. Жанна, он тебе пера не подарил? Нет! Значит, другой отдал. Постой, какой филин?! Какая рыбалка? С побитым лицом Тарас в феврале пришел!
— Раньше это было, в октябре. А в феврале мы с хулиганами встретились.
— А Тарас смелый. Только поздно родился, а то вся бы грудь в орденах была, — сказала Светлана. — Давайте лучше споем. А где твой аккордеон, Федор?
— У тещи оставил. Кто же знал. Может, съездить?
— Не надо, — возразили.
Светлана затянула песню. Ее поддержали.
До конца песню не допели — никто не знал больше слов…
4
Алексей перевернул лист настольного календаря. Сегодня он второй раз зашел в кабинет. Утром только прочитал рапорты сменных мастеров… Снова в кабинет добрался, когда закончила работу первая смена. Получали новое оборудование. Теперь с реконструкцией войдем в график. Вербин, поди, и не узнает цеха.
"Постой, сегодня же день рождения Ручинского! А я его по поздравил. О других он напоминает мне, о своем конечно, не сказал. Даже посоветовал мне записать в календарь даты рождения всего инженерно-технического персонала и рабочих".
Алексей позвонил Волкову. Председателя цехового комитета уже не было. Не оказалось и Ручинского.
Алексей по селектору пригласил сменного мастера Стрижову. Татьяна пришла сразу.
— Случилось что-нибудь, Алеша? — спросила Татьяна.
— Да вот, замотался и забыл, что сегодня Николай Тимофеевич — именинник. И никто не напомнил. Тридцать восемь человеку исполнилось.
— Волков, наверное, поздравил. У него в блокноте все записано.
— У меня в календаре тоже записано, а вот просмотрел. Может, поздравим по телефону и извинимся?
Татьяна задумалась.
— А давай нагрянем к нему домой!
— Как-то неудобно… А ты когда-нибудь была у него на квартире?
— Дом, в котором он живет, — знаю, а в квартире не была.
— А что, давай зайдем. Ты скоро освободишься?
— Минут через тридцать, а может и раньше. Надо же купить цветы.
До дома, где жил Ручинский, остановок семь-восемь.
Доехали быстро.
Поднялись на четвертый этаж. Алексей нажал на черную кнопочку.
Вдруг неслышно отворилась дверь и на пороге появилась женщина в переднике.
— Ой, какие гости! Проходите, проходите, пожалуйста!
— Мы к Николаю Тимофеевичу. Он же сегодня…
— Именинник…
В комнатах было чисто, уютно. Ничего лишнего. На стенах ковры, на полу дорожки. Мебель Зеленоградской мебельной фабрики.
Книжный шкаф явно не вмещал книг. Они лежали на столике и на подоконнике.
— А Николая Тимофеевича еще нет, — сказала хозяйка. — Да вы проходите, садитесь. Телевизор пока посмотрите.
Алексей протянул ей цветы…
Она взяла их, поблагодарила и поставила в вазу.
Вот что значит — незваные гости. Пришли, а хозяина нет. И уходить неудобно. Придется ждать. "И как это раньше я просмотрел эту запись в календаре? На работе поздравил бы человека. А то еще и Татьяну притащил".
Время шло, хозяйка хлопотала на кухне. Где же Николай Тимофеевич? И днем он был какой-то взволнованный. А собственно, чего квалифицированному токарю волноваться, у него все в порядке. Правда, он не только токарь, но и секретарь партийной организации, а у секретаря всегда забот хватает.
Вот на столе уже появились закуски.
— Прошу, дорогие гости, за стол. — Жена Николая Тимофеевича залилась розовым румянцем. Большие синие глаза грустны, но смотрят открыто и дружелюбно. — Мы так рады!
— Как же мы без хозяина? — сказал Алексей.
— Садитесь, садитесь, я вам все расскажу… Николай Тимофеевич скоро будет.
— Мы его подождем.
— Нет, нет, за столом подождем. А имениннику штрафную нальем.
Выпили.
— А у нас такая неприятность, — начала хозяйка. — Просто неудобно и говорить. Да расскажу, ведь вы свои люди. Дочка ночью дома не ночевала…
Алексей с Татьяной переглянулись.
— А сколько ей лет? — первой нашлась Татьяна.
— Пятнадцатый пошел. Седьмой класс только окончила. Вчера муж увидел Риточку с накрашенными ногтями, отругал, заставил смыть краску, а все пузырьки и бутылочки выбросил. Это еще хорошо, что сигарет не нашел. Я в ее комнате сигареты обнаружила. И что же вы думаете, Риточка хлопнула дверью и сказала: "Я в этот дом больше не вернусь!" И не пришла. Муж всю ночь не спал, волновался. А скажите, разве он был не прав? Риточка еще совсем ребенок, а уже брови подводит, ногти красить начала. У нас отец и тот не курит. Неблагодарная девчонка! Мы для нее ничего не жалеем: обута, одета. Магнитофон купили. А она домой не пришла. Так дети добрую честь родителей топчут. Правда, про старшую дочь этого не скажешь, она на первом курсе медицинского учится. А Рита и учится кое-как. В кого она такая удалась! Вроде в нашем роду таких не было.
— А где самая младшая? — спросила Татьяна.
— Бабушка, моя мама, на лето взяла. Она, собственно, всех наших маленьких вынянчила.
Зазвенел звонок.
— Извините! — Хозяйка бросилась в прихожую стремглав, но на пороге показался Николай Тимофеевич. Дверь-то осталась незакрытой.
На мгновенье Ручинский удивился, увидев в своем доме Алексея и Татьяну. И обрадовался.
— У нас гости! — воскликнул он. — Очень рад! — И в глазах его загорелась действительно неподдельная радость.
Да вот, не обессудьте, без приглашения нагрянули к имениннику! — сказал Алексей.
— Мы рады, очень рады! — И кивнул в сторону жены — мол, все обошлось, нашел твою любимую доченьку.
Глаза у жены сразу оттаяли и успокоились.
— Гости все знают, я рассказала, — сказала она.
— Негодная девчонка! — с возмущением разразился Николай Тимофеевич. — У подруги ночевала. Нет, вы только подумайте! И версию придумала, мол, родных дома нет. Соврала. За такие дела высечь надо! А родной отец ездит по всем ее подругам и, наконец, просит ее вернуться домой. На что это похоже?! Нет, так дальше, Галина, нельзя. Так она может дойти черт знает до чего!
— Коля, успокойся, гости.
— Да, да, простите! — Потянулся за бутылкой коньяку. — Выпьем, как говорят дагестанцы, в за то, чтобы хорошим людям жилось хорошо, а плохим — плохо!
— Тост прекрасный, ничего не скажешь, — поднялся Алексей. — Только мы сначала поднимем бокалы за именинника!
Все выпили.
— А я знаете кого встретил в троллейбусе? — возобновил разговор Ручинский. — Вербина. С моря человек: загорел, посвежел, молодо выглядит.
— Что-то он рановато возвратился, — сказала Татьяна.
— Говорит, срочно отозвали из отпуска. Телеграммой.
— Странно. Вроде такой необходимости не было, — отозвался Алексей.
— Вот я и думаю: с чего бы это? — пожал плечами Ручинский. — Может, потому, что цех приступает к освоению деталей на "Сибиряк".
— Я почему-то боюсь за новую машину, — признался Алексей. — Очень много было дефектов.
— Три опытных "Сибиряка" уже трудятся в леспромхозах Карелии, рекламаций нет, — сказала Татьяна. — Отец тоже беспокоится за эту машину.
— Беспокойство — это одно дело, — ответил Алексей. — Надо делать все качественно, и тогда беспокоиться нечего.
— На днях приедет межведомственная комиссия по "Сибиряку", — сообщила Татьяна. — Сам заместитель министра будет. А директор за границу собирается.
— Комиссия! — Лицо Алексея налилось краской. — Самая авторитетная комиссия для нас — совесть! — И умолк.
"Не забраковали бы новую машину, — забеспокоилась Татьяна. — Тогда влетит отцу. Уж кому-кому, а главному инженеру достанется".
Вдруг Николай Тимофеевич навострил уши, услышав приглушенный шум автомобильного мотора около дома.
— Рита приехала, — нежно сказал он и с почтительной ласковостью принаклонился к жене, слегка пожал ей руку, мол, смотри, без всяких сентиментальностей.
Зазвонил телефон.
Николай Тимофеевич поспешил к нему.
"Кто-то еще вспомнил об имениннике", — подумала Татьяна.
— Что? Когда? — изменившись в лице, спросил Ручинский.
По выражению лица было видно: произошло что-то трагическое.
— Что случилось? — вскочил Алексей.
— Кобцев умер. За рабочим столом. Кровоизлияние в мозг.
— Надо же такое, — произнесла Татьяна.
Кобцев проработал на заводе свыше десяти лет. Все хорошо знают, что значит быть заместителем директора по снабжению. Можно сказать, сгорел человек на работе.
— Кого же директор назначит вместо Кобцева? — гадали заводчане.
Один говорили, что, наверное, останется его помощник. Другие уверяли, что подходящей кандидатуры в коллективе нет, что будут заместителя искать на стороне.
Но предположения не сбылись. Заместителем директора по снабжению назначили Вербина.
Вербин не особенно обрадовался. Снабжение — работа ответственная, тяжелая. Правда, штат укомплектован, каждый на своем месте. А с другой стороны: в механическом цехе сейчас не легче. Пожалуй, потруднее. Куда ни кинь — всюду нелегко.
Уходя из цеха, Вербин сказал:
— Ну что ж, Алексей Иванович, сам все затеял, сам и тяни. Теперь все бразды правления в твоих руках. Думаю, одолеешь. Молодой! Мы в твои годы тоже тянули. Иногда по четыре часа в сутки спали.
— Я ведь, Григорий Петрович, и вам покоя не дам! Такая уж у меня натура, не обессудьте.
— Для тебя у меня всегда двери открыты. Как-никак свой цех, — сказал Вербин и ушел с таким видом, словно его не выдвинули на высшую должность, а отстранили от занимаемой доселе.
Он не знал, что перед его назначением секретарь парткома с директором вели о нем не совсем лестный разговор. Последнее слово, конечно, было за директором завода.
— Работник он ничего, — сказал Слесарев, — только вот с моральной стороны не все в порядке.
— Человек моральный, если он день и ночь на производстве.
— Жена позавчера у меня была, жаловалась. Говорит, Григорий Петрович с нормировщицей в санаторий ездил. Грозится в высшие инстанции пойти, чтобы заставить жить с ней. Коммунист ведь он.
— А ты разбирался?
— Кое-что узнал. Действительно, нормировщица Гришина брала на неделю отпуск. Но ездила в Крым к родной тетке. И ездила не одна, а с дочкой.
— Значит, с нормировщицей встречается.
Директор мысленно сравнил Гришину с женой Вербина.
— Да, вкус у него неплохой… А может, это лучше, что мы его из цеха забираем? Разлучим, так сказать. Если только флирт, то пройдет, а полюбил по-настоящему, ничего мы с тобой не сделаем, это я тебе точно говорю.
— Может, зря жена на него говорит? — вмешался Стрижов. — Есть такие ревнивицы.
— Нет, зря и чирей не сядет. Я тоже однажды, в молодости, увлекся врачихой. Думал, что это любовь. Ежедневно до полуночи под окнами ходил. Поползли разговоры. Дошли до жены. А тут встречает ее секретарь парткома и говорит:
— Что же вы на партком заявление не пишете?
— Какое заявление?
— На муженька своего. Семья ведь рушится.
— Мы как-нибудь с этим делом сами разберемся, — ответила она. Может, этим ответом она и сохранила семью. А если бы, как жена Вербина, пошла в партком? Думаю, не помогло бы. А может, у них любовь! Любовь, секретарь, не пожар, разгорится — не скоро потушишь!.. Время покажет.
6
— Алексей Иванович, — передали по телефону из кузнечного, — через несколько минут у вас будет заместитель министра. Наверное, поинтересуется резцом с механическим креплением. Вербин просил вас подойти к станку Ручинского.
"Разве заместитель министра не видел подобных резцов"? — недоумевал Алексей, шагая к станку Николая Тимофеевича.
— Заместитель министра! Заместитель министра! — пронеслось по цеху.
И действительно, Алексей увидел, как по главному пролету размашисто вышагивал заместитель министра, а рядом — Стрижов. А чуть сзади и по бокам — члены комиссии. Да, они шли к Ручинскому — в этом не было сомнения.
Ручинский выключил станок. Заместитель министра остановился против Николая Тимофеевича — высокий, грузный. В плечах — косая сажень, такой быка свалит. Подал свою руку, как кувалду, токарю.
"Из крестьян или молотобойцев", — подумал о нем Алексей.
— Это вы и есть тот токарь Ручинский? Что на все руки мастер?
— Да, я Ручинский.
— Расскажите, что у вас за чудо-резец объявился? — заместитель министра вскинул на Ручинского глаза — черные, умные, немного усталые. — Сколько работаете?
— Двадцать лет, — смешался Николай Тимофеевич.
— А этими резцами?
— Второй месяц.
— Сколько обычным резцом обтачивали осей?
— Три-четыре.
— А этим?
— Сто — сто двадцать.
— Сто двадцать! Одним резцом?! Да это необыкновенный резец! И чья же это идея?
— Идея моя, — ответил Ручинский. — Но идея идеей. А достала резцы Найденова. Коваленко посылал ее в Харьков.
— Она что, из отдела снабжения?
— Найденова — технолог нашего цеха. На Харьковском тракторном заводе нашлись такие резцы.
— Молодцы! Вот вам ответ, товарищи! "Сибиряк" вы можете выпустить досрочно. Так… А где начальник цеха?
Алексей подошел к заместителю министра. Стоял молча.
— Как вы считаете, можно в течение одного месяца освоить выпуск деталей для "Сибиряка"?
— Если он будет принят межведомственной комиссией… Трудно, по можно. Простите, не представился — начальник цеха Коваленко.
— Почему трудно?
— Работаем на технике шестидесятых годов. Новая — только начала поступать. Реконструкцию начали.
— С реконструкцией вы могли и погодить, — заместитель покачал головой. — От министерства много денег не ждите. Своими средствами обходитесь.
— Своих мало. Своими реконструкцию в цехах закончим только к двухтысячному году.
— Так уж и к двухтысячному! У вас своих резервов много, не прибедняйтесь. В феврале у вас одна треть рабочих болела, а план выполнен.
— Но людям нельзя работать на износ, — снова возразил Алексой. — Так можно работать месяц, два. Нас поймут. А постоянно нельзя. Надо не приказом вершить производство, а внедрять быстрее новейшую технику. Меньше потребуется рабочих рук.
— Внедряйте, дерзайте — только на всё сразу. Вот резец внедрили, а выгода какая!
— Резец резцом, но министерство должно больше помогать. Кабины деревянные в наше время выпускаем. Целый деревообрабатывающий цех держим, Горьковчан министерство не может заставить изготовить штампы, чтобы избавиться от деревянных кабин. И станки…
— Станки вам выделены, да вы их уже начали получать. Штампы горьковчане обещают дать только в конце пятилетки.
— В конце пятилетки!? Ничего себе! А вы помогите, нажмите.
— Вот видите, нажмите. А сами говорили, что постоянно нажимать нельзя. Вы где до этого работали?
— Начальником смены, инженером-испытателем. А еще раньше строил завод в Тольятти, потом мастером работал.
— О, вы уже, оказывается, стреляный воробей, — улыбнулся заместитель министра. — Ну что ж, давайте, дерзайте! Чуть что — к министру. Вы же вместе с ним завод строили. Своих он без очереди принимает. Вы расскажите товарищам, как завод строили, как работали, по сколько работали. Такой заводище отгрохали!..
И пошел от станка. За ним двинулись и остальные.
"Сын совсем с зам. министра запанибрата, — подумал Стрижов. — Смел!"
Заместитель директора завода Вербин приотстал немного.
— Ты же ему в сыновья годишься, — неприязненно покосился Вербин на Алексея. — Можно было и повежливей.
— Что, собственно, я такого сказал?
— Ну ладно, потом.
И заспешил к заместителю министра.