1

Алексей, никак не может забыть прощания Вербина с цехом. Да и сам он на некоторое время даже растерялся. Одно дело — быть заместителем, даже временно исполняющим обязанности начальника цеха, другое — хозяином. Всеми командовать и за все отвечать. До последнего дня не мог себе представить, что Вербин уйдет из цеха, который создал своими, можно сказать, руками, из цеха, куда вложил свою душу, где провел не одну бессонную ночь. И этот вербинский цех станет для Григория Петровича как бы чужим.

Начали они обход со сборных помещений, куда временно установили одну треть станков. Вербин все время говорил о том, как доставались тот или другой станок, оборудование, которое сейчас демонтируется.

А когда шли по первому пролету, где проводилась реконструкция, Алексей поискал глазами Татьяну. В это время она обычно была здесь, ей, кроме смены, поручили следить за наладкой оборудования. Да, так и есть. Татьяна была здесь. Она уже заметила их и шла навстречу.

— И сегодня не выходит, — сказала она. — Пятый день наладчики возятся.

"Не получается, — сокрушался Вербин и тоже невольно перевел взгляд на бездействующую поточную линию. Подзалетят они с этой реконструкцией, дело-то не простое. Развалить-то развалили, раз-два — и готово, а когда до ума доведут? Небось Алексей Иванович корит себя самыми последними словами за свою поспешность, но сейчас уже ничего не сделаешь".

Вербин хорошо помнит технический совет и слова Алексея, он их никогда не забудет: "Цех может вести реконструкцию. Проведем ее — забудем об авралах, и будет качество!" Когда это будет! Сколько еще авралов потребуется, пока все это заработает.

Тогда Алексей не выдержал и спросил Вербина:

— Вы, случайно, не на пенсию собрались? Идете на повышение, а такое впечатление, что совсем с завода… Очень много воспоминаний?

— На пенсию-то рановато. А с завода, конечно, жалко будет уходить, если такое случится.

— Что, не верите в свои силы? Боитесь, что не потянете?

— Все может случиться. Постоянного ничего не бывает! Вот возьму и махну на БАМ!

А сам подумал: "Как еще сложатся наши взаимоотношения с Ириной? Начнутся суды-пересуды, сам сбежишь хоть к черту в зубы".

И как ни крепился Григорий Петрович, покидая механический цех, а глаза его повлажнели.

Проводив Вербина, Алексей вернулся в свой кабинет и уселся на стул.

"Жестковатый, — отметил он. — Собственно, сидеть долго за столом не придется".

Беспрерывно звенели два телефона внутризаводской связи. Но Алексей сидел не двигаясь. Он словно ничего не слышал. В голове только одно: "С чего начать?"

Надо с самого главного… А главное сейчас — реконструкция и качество. А эти звонки? А мелочи? Мелочами пусть занимаются заместители, старший механик, снабженец. Ибо мелочи заберут все силы и время, а на главное ничего не останется. Ни в коем случае не повторять стиль работы Вербина. Хотя это очень трудно сделать. Трудно поломать то, к чему привыкли за долгие годы. А придется ломать! И сразу ломать! С этого дня, с этого часа!

А телефон, не переставая, трезвонил.

2

Работа в механическом цехе и в целом на заводе в конце мая — начале июня усложнилась. Производство находилось на предельном напряжении. Программа увеличилась за счет новых заказов на запасные части. Завод вот-вот должен выпускать новый двенадцатитонный "Сибиряк" — автомобиль для Сибири, Севера. Машина по техническим качествам должна отвечать современным запросам. Выпуск новой марки автомобиля всегда обходится дорого.

С тех пор, как принял цех, Алексей с головой погрузился в новые заботы и планы, подсознательно отбросив на некоторое время все, что могло отвлечь от дела. Он был похож на путника. Словно взошел на крутой подъем и увидел перед собой простор. Был полностью поглощен реконструкцией. Люди увлеклись делом. Но оборудование поступало медленно. А тут надо быстро осваивать новые детали. И радость смешивалась с растерянностью: надо брать новые барьеры.

— Ну, как, еще не устал? — как-то спросил Слесарев.

— Можно и не спрашивать. Вы тоже в моей шкуре были. Разве забыли? Днем устаю. Но на то и ночь, чтоб сил набраться.

— А ты молодец, о качестве не забываешь. Так держать!..

Производство новых деталей, совершенно не похожих на те, что приходилось делать раньше, было не так просто осваивать. Даже у опытных рабочих порой опускались руки.

— Это брак, — сказал однажды Ручинский контролеру, ставя на стол рядом с хорошими деталями бракованные. Он хмурился и кусал губы.

— Как же так, Николай Тимофеевич?! — сокрушенно качал головой контролер. — Я твои детали и не проверяю!

— Поэтому и предупредил. Бьешься над каждой из них, и все же… брак. Надо другие резцы изыскивать.

— А те, харьковские?

— Те незаменимые для обточки осей. Тут другой конфигурации требуются.

Это слово теперь все чаще и чаще слышалось в ОТК от опытных рабочих.

— Для обработки новых деталей мне нужны Другие резцы, — звонил Алексей главному технологу завода. — Где они? Вы с меня требуете изготовление новых деталей и агрегатов, а резцов не даете.

— Инструмент для вас готовят, — отбивался главный технолог, — сам держу на контроле…

— Дело не терпит. Ваше объяснение в план не вставишь. Комплекты деталей для новой машины вовремя должны быть на сборке.

— Вот тебе и эффективность и качество! — улыбался председатель цехкома Волков. — Тут не до эффективности, не до качества, план давать надобно!

Он по-своему прав. Над цехом, как и над заводом, тяготеет план. За план и экономические показатели отвечают начальник цеха и директор завода. Если цех или завод выполнит программу, даже в ущерб качеству, то за качество их только пожурят: мол, нехорошо! Но тут же дадут и премии, переходящие знамена и другие поощрения. А попробуй начальник цеха или директор завода увлечься качеством и не дать плана хоть на процент! Неприятностей не оберешься.

После обеда Алексей снова звонит главному технологу. Он, правда, сейчас не берет трубку, говорит его заместитель:

— Мы понимаем, нажимаем на инструментальный цех.

— Э-эх! — Алексей с раздражением бросает трубку. — Татьяна Ивановна, придется вам идти в инструментальный…

— Опять из механического, — завидев Татьяну, говорит начальник инструментального цеха. — Нет, этот механический, кажется, нас доконает. Не хотят признавать, что и у нас свои трудности. Подай им инструмент — и никаких гвоздей! Придется все бросить, а резцы изготовить.

— Завтра утром получите, — как только Татьяна переступила порог, сказал начальник инструментального цеха. — Я же Коваленко сказал: завтра!

— Нам каждый час дорог, — твердит свое Татьяна.

Дело осложнилось и тем, что многие рабочие, которые учились в техникумах и вузах, уходили в отпуска. Уходили в отпуск рабочие, у которых он был запланирован на июнь. Правда, некоторые из них, понимая, что сейчас нельзя оставлять цех, откладывали отпуск на более позднее время, однако другие настойчиво требовали не задерживать, мол, начальник цеха Вербин в такое напряженное время отдыхал.

Да, тяжелый месяц выпал Алексею.

В цехе меньше народу и как будто тише. Часть станков ранних выпусков простаивала. Ждали, когда подойдут выпускники средних школ.

Положение складывалось трудное. План, который значительно вырос, находился под угрозой срыва. Нужно было что-то делать, ведь цех не только свой план сорвет, но и поставит под угрозу престиж завода.

— Что же будем делать? — спрашивал Алексей у Татьяны.

— Что делать? Соберем снова комсомольцев, поговорим. Я как-никак член бюро. И придется идти в дирекцию завода. Пусть помогают, коль благословили реконструкцию.

— Если бы Привалов. Ведь Стрижов не особенно ратовал за реконструкцию.

— Я никогда не слышала, чтобы он возражал. Придется поговорить с отцом. Вернее, с исполняющим обязанности директора завода.

Алексей в последнее время осунулся. А Татьяну не брала усталость. Жизнерадостная, на лице чуть заметный румянец. Она в темно-голубом платье и такой же косынке.

— Ты права, надо собирать комсомольцев, — сказал Алексей. — Ах, как некстати уехал в Японию директор завода!

— Ты не веришь Стрижову?!

Верит — не верит, а Стрижов не Привалов. Этот вывод с некоторых пор сделал Алексеи. Стрижов по рискнет, не переступит обычного, линия его четко определена. Такой никогда по станет творцом. Да и исполнитель он поверхностный. Так, по верхам стрижет. Стригалы берут только вершки… "Отец беспокоится", — вспомнил ранее сказанное Татьяной. А чего беспокоиться? Надо было с первого дня брать быка за рога. По-настоящему заниматься "Сибиряком". И Найдорфа на заслуженный отдых отправить. Что, у нас молодых и способных инженеров нет? А то работают с мыслями: "Пройдет, потом усовершенствуем". Надо было горы зарубежной литературы перевернуть. А для главного инженера оказывается новостью, что в отделе научной и технической информации куча разработок по узлам зарубежных машин. Наверное, конструкторы в поте лица трудятся над новыми техническими решениями. А Татьяна за отца горой стоит. Ничего, и у сменного мастера глаза откроются. Но ссориться с ней Алексей не хотел.

3

Они сидели друг против друга, Стрижов и Коваленко. Начальник цеха и главный инженер, временно исполняющий обязанности директора завода. Они под стать друг другу. Двое плечистых, коренастых. Правда, Стрижов раздался не только в плечах, вся его фигура раздалась вширь. А Алексей был поплотнее, словно сбит из одних мускулов.

У Стрижова из трубки валил дым, она клокотала. Алексой же не курил. Он вообще не курил, разве только ради компании, но, наверное, в эти минуты пожалел, что некурящий.

— Межколесный дифференциал решен, — сказал Стрижов, морщась.

— Как решен?! — возражает Алексей. — Да без проходного редуктора не обойдетесь! А балка переднего ведущего?

— С балкой мириться можно, — Стрижов широко махнул рукой, рассыпая пепел.

— Как это можно? — вскипел Алексей. — И такую машину мы отправим на лесоразработки Сибири и Севера! Телескопический гидроподъемник тоже не вынесен за кабину.

— Машина принята межведомственной комиссией.

— Комиссия! Конечно, это щит, но стоит ли за него прятаться? Мы получили заказ на изготовление полуосей. Вы же знаете, сколько раз летели полуоси из этого металла во время испытания машин!

"Ты смотри, взбунтовался сынок, — думал Стрижов. — Надо его поставить на место. Он так черт знает до чего дойдет. Сегодня откажется делать полуоси, а завтра?!"

— Я не могу делать полуоси из стали этой марки, — упирался Алексей.

"Будто я не знаю, что из стали 47 полуоси понадежнее. Но где ее сейчас взять, эту сталь?"

— Как ото ты не можешь?! — уже срываясь на крик, говорил главный инженер. — Ты что, решил выпуск новой машины провалить? В конце июня мы должны их дать Северу. А сейчас какой месяц? Это не только приказ министерства. Приказ правительства. Мы должны дать машину досрочно!

— Полуоси должны изготовляться, по крайней мере, из стали 47 VIIII. А такой в цехе пока нет.

— Мы не один год выпускаем одиннадцатитонные самосвалы с полуосями тех марок сталей, которые у тебя есть.

Иван Иванович затянулся.

— Вы же сами знаете, сколько было претензий на полуоси и задние мосты. А это более мощная машина, и ей придется работать в более трудных условиях.

— Пока будем делать из стали, которая у нас есть. Ты не распорядишься — другие это сделают. Уразумел?

— Пусть! Но машина еще не готова для серийного выпуска!

— Это твое личное мнение.

— Ну я понимаю: деревянные кабины, нет штампов.

С этим еще можно мириться. Хотя в паше время… Ну пусть, обтянули железом деревянную кабину, покрасили — и в путь-дорогу. Из-за этого машины не стояли. А ведь от брака полуосей машина мертва. Да, мы даже не выдержали мирового стандарта габаритов машины.

"Ты смотри, куда гнет сынок! — бесился Стрижов. — Мировые стандарты, габаритов не выдержали!.."

— Будем их продавать за границу — выдержим. Машина только на пять сантиметров шире. Имеет ли это значение? Пять сантиметров!

— А те узлы, на которые я передал вам чертежи, тоже ведь не решены.

— Многое решено. Обогрев машины, к примеру. Шпильки на лебедке не летят. Двигатель о балку не ударяется. Тут конструкторы поработали. И над твоими мыслями, я имею в виду последние чертежи, конструкторы помозгуют и внесут изменения.

— Внесут?.!

— А как же ты думал! Полгода уже возимся над усовершенствованием.

"Зарывается сын, зарывается, — думал Стрижов. — Задал бы я тебе такого карачуна, что всю жизнь помнил бы! Но сын же! Сын!"

— Но согласитесь, что расположение балки переднего ведущего явно неудачное.

— Ты скажи, сколько директоров на заводе?

— Один.

— Так какого же ты дьявола путаешься в ногах? Кто тебе давал право отменять приказ, не подчиняться директору?

— Что же мне — звонить в горком, министру?

— Зачем звонить? Ты знаешь, что конструкция апробирована ученым советом. Принята межведомственной комиссией. А ты…

Стрижов начал, не глядя, набивать трубку. Табак сыпался на стол. Стрижов только вчера разговаривал с заместителем министра. Тот просил ускорить выпуск "Сибиряка".

Стрижов, не сказав больше ни слова, покинул кабинет начальника цеха. Не время дискуссировать, машину надо выпускать!

"И без тебя обойдемся, — злился Стрижов. — А может, надо было вызвать его в свой кабинет? В кабинете люди вроде сговорчивее. Может, и он бы по-другому себя вел.

Да, сынок — не Григорий Петрович. Тот безоговорочно выполнил бы любые указания. Можно, в конце концов, эти машины на особый учет поставить. Потом кое-что достать. Но дать машины досрочно, во что бы то ни стало! Полуоси? В министерстве засмеют. Конечно, со сталью на полуоси мы прошляпили. Как не вовремя уехал Привалов в Японию! Горком тоже заинтересован в выпуске "Сибиряка".

Первый секретарь горкома три для назад звонил Стрижову и спрашивал:

— Как вы там без Привалова?.. Начнете выпускать новые машины?

— На днях пойдут! — ответил Иван Иванович.

— Смотрите только, чтобы качественно. Сейчас это — прежде всего!

Георгий Михайлович Костенко — сам бывший заводчанин. Со старшего мастера начинал. Потом начальником сборочного цеха работал. С этой должности его избрали в партком, затем вторым секретарем горкома. Стрижов еще помнит, как Костенко на пленуме перед избранием его секретарем упирался:

— Я ведь производственник, в парткоме всего полгода. На заводе еще кое-как тяну, тут мне все знакомо. И людей знаю. А секретарем — не потяну!..

— Позвольте! — возразил ему секретарь обкома, присутствующий на пленуме. — Мы же с вами беседовали?

— Да, беседовали. А вот только сейчас я все почувствовал, обдумал и окончательно решил, что не по плечу мне эта должность.

— Мы ведь не должность первого секретаря предлагаем. И потом не на веки вечные. Изберем. Поможем. Не справитесь — вовремя заменим. А сейчас коммунисты вам доверяют. Постарайтесь оправдать их доверие.

Но получилось так, что уже через год коммунисты города избрали Костенко первым секретарем горкома.

Что мог ответить Стрижов первому секретарю, который так много уделяет внимания автомобильному заводу. Мол, так и так, не оказалось на заводе к самому выпуску стали высоких марок, не все продумано о промежуточном мосте. "А где же вы раньше были?" — спросит Костенко… А репутация завода у министерства? Хоть десять, пятнадцать машин надо дать досрочно. А там приедет директор. Костенко вместе с Приваловым не раз бывали в министерствах и ведомствах, решая те или иные вопросы, которые, казалось, нельзя было уже решить. Надо бы раньше сказать первому секретарю, что на заводе туго со сталью высоких марок. И Костенко предпринял бы какие-то меры, помог. Но ведь Стрижов не знал положения дел со сталью. А сейчас говорить об этом уже поздно. И винить теперь некого. Конечно, в первую очередь, виноват Найдорф. На заместителя директора по снабжению Кобцева тоже не сошлешься, умер человек. На мертвого сваливать чужую вину — кощунство. И попробуй на Коваленко найти управу. Рано его выдвинул. Думал, будет подальше от испытания автомобиля. Да и сын ведь. Да, выдвижение Алексея на должность начальника цеха — ошибка. А может, ошибка допущена еще раньше?

Едва появился Стрижов, раздался звонок. Он взял трубку, но никто не отзывался. Он хмыкнул и положил ее обратно.

Это звонил Алексей, но, когда услышал его голос, задержал трубку, а затем опустил. К чему разговоры? Детали из имеющейся стали он делать все равно не будет.

У Алексея стало тоскливо и неприятно на душе, что-то сломалось, ушло, рухнуло. Надо немедленно встретиться со Слесаревым.

Зазвенел телефон. Он с недоумением посмотрел на него. А это кто?.. И, главное, с чем?

4

— Ну и жук же ты, Коваленко! — с деланной обидой и удивлением говорил начальник первого механического цеха. Он даже не поздоровался. С налета!

— Почему жук?! Я что-то не понимаю!

— Чересчур умный стал. Нынче и пьяницы на водку не просят, а все на чай. Удалось все-таки свой план распихать, на плечи других цехов взвалить?

— Степан Степанович, реконструкция у нас, вы же знаете, — стал оправдываться Алексей. — Потом мы вас выручим.

— Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Потом…

— Да это же только часть нового заказа. Совсем немного. Остальное мы делаем. Так Павел Маркович распорядился.

— Какой там Павел Маркович! Его уже две недели нет. А вы сегодня заказ суете. Да еще на новую машину.

Уж не в зятья ли ты метишь к главному? Не ожидал я от тебя такого. Что, старые счеты? Теперь не жди от меня помощи, ржавого гвоздя не дам, паршивого мечика не выпросишь. Вербин никогда бы так не поступил! Все!

И положил трубку.

"Целый короб наговорил Степан Степанович, — недоумевал Алексей. — Значит, и у него план напряженный. Знал бы ты мой разговор с главным инженером, возможным родством не попрекал бы. Но если так разобраться, без горячки, по-деловому, то в чем я виноват? Директор завода приказал перераспределить план. Ведь цеху, ведущему реконструкцию, план был непосильный. Как говорится, план выше завязки. Постой, а какой заказ мог поступить к нему сегодня? Уж не полуоси ли?"

На пороге появилась Татьяна.

— Опять кузнечный подводит! — с возмущением начала она. — У меня четыре станка простаивает. Заготовки не поступают.

— Танюша, прошу тебя, сама пойди в кузнечный цех и разберись.

— Хорошо.

Он хотел еще что-то сказать, по голос по селектору отвлек его.

— Алексей Иванович! На станке 1708 лопнул вал.

— Свяжитесь с механиком и принимайте меры. Я вам точить вал не буду!

— На другом электромотор искрит. Я к тому говорю, что в субботу придется работать токарям.

"Вот она, текучка, которая засосала Вербина. Некогда было думать о реконструкции, о новом. Неужели и со мной так будет?"

Вошла Татьяна.

— Алексей, что же получается! Заготовки в кузнечном есть.

— Заготовки лежат, и нам их не дают. Так я понял?

— Да.

"Выходит, заготовки держат в резерве, и их дадут, когда прикажут сверху. На что это похоже?! Такое поведение граничит с преступлением. Нет, так дальше нельзя. Надо Болотникова на чистую воду выводить. Придется и с Болотниковым портить отношения".

Алексей связался с кузнечным цехом. Болотников был у себя.

— Николай Романович! Стоим! Нет заготовок. Прошу вас принять меры. Завтра мы можем сорвать работу главного конвейера.

— Ты у меня не один, — холодно ответил Болотников. — Степан Степанович только что звонил.

— Николай Романович, а может, у вас что-нибудь в загашнике завалялось?

— Ты за кого меня принимаешь? Было бы — дал. Но хватает металла. Могу тебе хоть сейчас цех передать. Может, у тебя и получится. Ты человек с перспективой, не чета нам, грешным. К тому же тесть…

Голос Болотникова исчез, а Алексей несколько минут сидел совершенно ошеломленный.

— Слышала, Танюша?

— Совести у него нет!

— Придется позвонить в партком.

Алексей взял трубку и набрал помер парткома. Услышав голос Слесарева, сказал:

— Я к вам с жалобой! Нельзя терпеть дальше такие проделки Болотникова!

— Говори яснее, — сказал Слесарев.

— Делается черт знает что!.. В кузнечном есть заготовки для нашего цеха, а мы их не можем получить. У нас станки простаивают. И это на одном заводе. Завтра, послезавтра по нашей вине может остановиться главный конвейер.

— Ты, Алексей Иванович, с Болотниковым говорил?

— Говорил. Клянется, что заготовок нет, а они в его цехе лежат.

— Такого вроде за ним еще не наблюдалось. Недостатков у него хоть отбавляй, но это…

Трубка некоторое время молчала.

— Я могу послать от парткома товарищей или народный контроль подключить. Но пойми, Алексей Иванович, если факты не подтвердятся, по-партийному и с тебя спросим. Ну так что, назначать комиссию?..

— Назначайте! — твердо сказал Алексей.

"Интересно, — думал Алексей, — обратился бы Вербин в партком? Наверное, сам бы договорился с Болотниковым. Может, и мне надо было сходить к нему в цех? Нет, пожалуй, я поступил верно, что позвонил в партком. Пусть не чувствует себя князьком. Хочу дам, хочу не дам. Черт побери, собирался поговорить со Слесаревым о "Сибиряке", а обратился по поводу этих злосчастных заготовок".

Через час Болотников сам разыскал Алексея.

— Ты знаешь, Коваленко, есть для тебя заготовки. Сейчас подвезут. Подвели меня подчиненные. Понимаешь, за всем не усмотришь…

— В сущности, вы меня обманули, — Алексей покачал головой.

— Ну ладно. Будут спрашивать из парткома, скажи, что получил. Поверь, не знал я об этих заготовках… Накажу! Премии лишу!..

"И накажет для видимости, — злился Алексей. — Все предпримет, чтобы оправдаться".

— Знаешь, мы с Вербиным дружно жили.

— А я что, хочу ссориться? Поймите, дело страдает.

— Ну, лады, Алексей Иванович. — И подал руку на прощание.

"Вел он себя неприлично, даже подло. И трус. Сам прибежал. Может, не будет больше допускать подобного? Придется с ним построже, сугубо по-деловому. Принципиальность всегда побеждает. Пусть меня считают принципиальным, даже склочным, лишь бы дело не страдало".

Алексей, прежде чем пойти к секретарю парткома, поговорил с Николаем Тимофеевичем, Татьяной.

— Мне надо с вами встретиться, — сказал Коваленко по телефону. — Срочно.

— Хорошо! Я сейчас к вам приду. По вопросу "Сибиряка"?

— Да.

5

— Иван Иванович, зайдите сегодня в партком, — сказал Слесарев.

— Что-нибудь случилось?

"Привалова он бы не вызвал, — думал Стрижов. — Что значит временно исполняющий обязанности директора".

— Пока нет, — ответил Слесарев. — Но может случиться. И вот что, придется в ближайшее время на парткоме заслушать вопросы о качестве выпускаемой продукции. Я обошел цеха. Во многих работают по принципу: стук-гряк — и пятак.

— Разберусь и в приказе накажу. На всю железку. "Слава богу, не о "Сибиряке" речь идет".

— Хорошо, в 16.00 зайду, — сказал Стрижов.

На сердце у него было скверно.

Когда в парткоме Слесарев завел разговор о "Сибиряке", Стрижов решил защищаться.

— За какой срок можно устранить дефекты и запустить новую машину в серийное производство? — прямо спросил Слесарев.

— Первого июля и ни днем позже.

— Все дефекты будут устранены к этому сроку?

— Нет, но машина должна пойти в серийное производство.

— Не понимаю. Машина с недостатками. Я внимательно прочитал рапорты испытателей, говорил со специалистами.

— Но межведомственная комиссия приняла такую машину, — прервал секретаря парткома Стрижов. — С недоработками.

— Значит, новую машину выпускаем с дефектами? Так я понял?!

— Относительный брачок будет устранен в процессе усовершенствования. Идеального, ничего нет. Все меняется. Сегодня машина новая, а завтра она устарела, не мне вам говорить.

— Ну что ж, поставим этот вопрос на парткоме. Но машина с заведомым браком не выйдет из ворот нашего завода.

— Вы плохо осведомлены о машине. Ведь три опытных "Сибиряка" работают в леспромхозах Карелии, и рекламаций нет.

— Тогда почему главный конструктор Найдорф мне заявил, что для полной доводки машины необходимо еще три месяца?

— Этот старик выжил из ума. Ему давно пора на пенсию. Через три месяца! Кто даст эти три месяца? Министерство? Обком? Горком? Кто? Кто? А может, Костенко?

— Вот это и решим на парткоме.

6

Вербин "сидел" на телефоне.

— Девушка, родная! Срочно необходима сталь. Специальная!

— Надо было раньше думать.

— Позвольте, я меньше месяца на этой должности.

— Был же кто-то до вас, — спокойно произносил голос в трубке.

— Да и он не мог предвидеть. Потребовалась недавно. Испытания новой машины, показали, что некоторые детали не выдерживают нагрузки. Из другой стали надобно их делать.

— Может, еще детали в чертежах, в синьке?

— В какой там синьке! В июле должна пойти в серийное производство новая машина "Сибиряк". Представляете?!

— Существует порядок…

Вербин решил разворачиваться в новой роли.

— Девушка, наши машины считаются лучшими в стране. Теперь новую должны выпустить, современную. Неужели нельзя срочно получить тридцать тонн нужного металла? Это же сущий пустяк в масштабе вашем. Ну хотя бы двадцать тонн. Весь век буду богу за вас молиться. Все для вас сделаю!

— Сколько вам лет, товарищ доставала?

— Да, разве по голосу не угадываете?.. Слушайте, вы отдыхали в этом году? По-настоящему, с солью в ухе?

— Нет, а что?

— Тогда приезжайте к нам. На Днепр приезжайте! У нас база отдыха! А воздух! — На медовых травах настоян! А судаки! И катера… Я вас день и ночь по Днепру катать буду. Осудачу! Только помогите.

Видно, судаки подействовали.

— Сообщите подробный профиль металла. Все уточните. Выпишем вам наряд. Металл будет в третьем квартале. А там связывайтесь с заводом-поставщиком…

Вербин облегченно вздохнул. Правильно говорят его новые подчиненные: надо искать пути. В этом деле нужно быть артистом. Иногда секретарша сильнее министра. Она тебе и выпишет, она тебе и отгрузит.

7

Жанна решила попрощаться с Алексеем наедине. Хотя сделать это было трудно.

"Только перед планеркой я смогу его одного застать в кабинете".

И она не ошиблась. Когда открыла дверь, Алексей сидел один. Он поднялся и пошел навстречу.

— Здравствуйте, Жанна Васильевна! — пожал он руку. Алексей почему-то не называл ее по имени.

— Здравствуйте!

Она была в серо-голубом платье, легких босоножках.

"Вот он передо мной, тот, кто первый встретил, кто так понравился с первого взгляда. Неужели он ни о чем не догадывался? Что поделаешь. Теперь наши пути расходятся навсегда, меня есть Тарас. Он меня ждет, любит".

Они сели. Их разделял стол.

— Я пришла проститься, Алексей Иванович! Вы меня извините. Получается, вроде я дезертирую. Вы такое тут развернули, а я уезжаю на БАМ.

— На БАМе не меньше трудностей, чем у нас. И условия суровые. У нас тоже ответственное дело: выпускать большегрузные автомобили для Севера. Все мы делаем, в конечном счете, одно дело. И романтика, мне кажется, там, где трудно.

Так сказал Алексей. А сам рассуждал: "Конечно, было бы лучше, если бы ты осталась. Но тебя теперь по удержишь. Да и ни к чему".

— А я думала, вы обижаетесь, мол, убегаю в такое время.

— Тарас позвал?

Она опустила глаза.

— Да, — тихо сказала и поднялась. Вот-вот начнут люди приходить на планерку.

— Счастливой вам дороги, Жанна Васильевна! Успехов в работе, личного счастья! Пишите.

А на сердце томкно.

— Напишу… А вы ответите?

— Обязательно!

Он крепко пожал ей руку и проводил до самых дверей. Она чуть не столкнулась с Татьяной.

— Уезжает! — произнесла Татьяна. — Прощаться приходила?

— Да. Тарас позвал. Мне кажется, Тарас неплохой парень.

— Непостоянный он какой-то, несерьезный. Много мальчишества.

— Ничего, мальчишество пройдет.

— Даже не мальчишество, а коварство! Это они с Леонидом пустили слух по цеху, что Жанна у тебя ночевала.

— Жанна? Когда?

— А как приехала в Зеленогорск.

— К Кубышкиной я ее отвел.

— Это, Алеша, я теперь знаю. А раньше…

— Вот оно что! Ревновала? Теперь мне все ясно. Может, это Леонид выдумал, а не Тарас?

— Тогда чего же он молчал? Слышал ведь эту сплетню. Нет, не оправдывай Тараса.

— А ты знаешь, была у меня такая мысль: оставить ее у себя, а самому пойти в общежитие. А может, Тарас видел, как мы от гостиницы шли на троллейбусную остановку, и такое подумал?..

— Ты знаешь, Алеша, я ведь однолюбка. И никогда тебе не простила бы. Любить — так на всю жизнь!

В кабинет стали заходить люди.

8

Едва Татьяна появилась в цехе, как к ней подошел Леонид и молча подал сложенный лист бумаги. Татьяна развернула его и быстро прочитала:

"Начальнику механического цеха товарищу Коваленко. Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию. Токарь Мурашко Леонид Данилович".

— Завизируйте, так сказать! — улыбаясь, произнес он.

— Куда же вы решили податься?

— Это уж мое дело. Может, на завод колес, может, на БАМ, а может, и на мясокомбинат!

— Мясокомбинату токари не нужны. Там станков нет.

— Станков нет, зато мясо есть, колбаса! Я, может, слесарем устроюсь.

— И тебе не жалко покидать коллектив?

— А там что, не коллектив? Частная лавочка, что ли? Там тоже коллектив, может, даже получше! Что он дал мне, этот ваш коллектив?

— Специальность.

— Подумаешь, специальность! Токарь! И учил меня не коллектив, а один человек. За учебу я давно отработал. Мы квиты. Визируйте заявление. Вроде и потеря небольшая, а жалко, что уходит. Токарей не хватает.

— Почему все-таки уходишь? Ведь видишь, цех перестраивается, скоро будет самый современный. Первый, можно сказать, на заводе.

— Когда все это будет? А заработки упали. Визируйте!

— А не раздумаешь? — пряча заявление, спросила Татьяна.

— А чего там! — отмахнулся Леонид и пошел к своему станку. Потом остановился, повернулся. — Может, без отработки отпустите? Или две недели вкалывать?

— Будете уволены согласно законоположению, — оборвала его Татьяна.

"Пусть уходит. Какой от него прок".

А в обеденный перерыв принесла заявление Юля.

— Подпишите, Татьяна Ивановна!

— А ты куда?!

— Как куда? Может, я за обеспеченным мужем хочу пожить, не работая.

— Что, у тебя дети? А без дела жить — только небо коптить.

— Я боюсь потерять свежий цвет лица.

— Ты серьезно?!

— А что? Нашла я работу по себе. Вернее, муж нашел. У меня же десятилетка за плечами.

— Теперь почти у всех десятилетка.

— Да я к тому говорю, что буду переквалифицироваться.

— Куда же ты, если не секрет?

— В городское бюро технической инвентаризации. Сначала рулетчиком, а через полгода техником-инвентаризатором выучусь. Я люблю чертить. В школе по черчению пятерка всегда была.

— Ну, а зарплата там какая?

— Я в зарплате не нуждаюсь. Нуждалась, когда из села приехала, на частной квартире жила, а теперь я все имею.

— Это окончательно? Может, задержалась бы на месяц-полтора. Своих бы земляков подготовила. Из твоего ведь села четверо в цех прибыло, сама говорила.

— Да, говорят, из полного выпуска ни один в селе по остается. Может, ребята и остались бы механизаторами, так девчата все рвутся в город. Ребята-то хорошие пришли в цех. Я бы подготовила, по кто же меня ждать долго там будет. Займут место рулетчика, и я останусь ни с чем. Там долго вакантные должности не держатся.

Бюро в центре города, почти рядом с моей квартирой. И троллейбусом не надо ездить, где в часы пик часто пуговицы отрывают.

— Не ты ж одна ездишь. А если мы с начальником бюро договоримся, чтобы придержал для тебя место, поработаешь?

— Ой, не знаю! Я с мужем посоветуюсь…

Татьяна задумалась. За один день два заявления. Что скажет Алексей? А люди сейчас как никогда нужны. Не будет хватать людей, снова по субботам и воскресеньям придется работать. Одно дело, когда необходимость острая, тогда и люди с охотой и в субботу выходят. Вот два раза выходили в связи с реконструкцией. Выходили, как на праздник. Да и лето — не зима. Всех на Днепр тянет. Надо все-таки задержать Юлю. Начальник бюро инвентаризации пойдет нам навстречу. Без рулетчика одного обойдутся. Рулетчик — не токарь четвертого разряда!