1

Когда Алексей пересек механический цех, чтобы попасть в красный уголок, где вот-вот должна была начаться планерка, то увидел такую картину. У противопожарного щита на ящике с песком сидел ребенок. Он был одет в новое желтое пальтишко. На голове — красная вязаная шапочка. Как он здесь оказался? На завод детей не пропускают. По технике безопасности не положено. А тут на территории цеха плачущий ребенок. Рабочее время, а зевак собралось порядочно, тем более, что начальство ушло на планерку.

Алексей тоже подошел.

— Не плачь, — успокаивал, его Алексей. — Ты же мальчик, а не девчонка какая-нибудь! Или ты плакса?

Но мальчик продолжал хныкать.

— Как тебя зовут?

— Витя, — отозвался он.

— А сколько тебе лет?

Мальчик перестал плакать и показал два пальца.

— Два года, значит. О, это не так уж и мало.

— Откуда ребенок? — спросил Алексей.

— Да вот Жанна принесла, — сказала Светлана и улыбнулась.

"Вот те раз! Думал, что она незамужняя. Ведь тогда Жанна о ребенке и словом не обмолвилась".

— Ваш? — с удивлением спросил Алексеи.

— Что вы, Алексей Иванович! Такое придумаете! Понимаете, какое дело: иду к проходной, а меня водитель крытой машины подзывает и говорит: "Какая-то разиня мать оставила мне ребенка и забыла. Вот уже два часа жду. На минуту оторвался, прихожу — а ребенок в кабине. А мне на вокзал позарез надо". Привели мы мальчика на проходную, ждем, а родителей нет. По радио передали. Но никто не приходит. В кармане мальчика записка: "Маму не ищите. Вите два года и четыре месяца". И больше ни слова.

— Вот дура баба, — сказала женщина с бородавчатым подбородком и пышными белыми волосами. — Сдала бы ребенка в интернат или куда там еще. А то на завод подкинула.

— А может, она водителю подкинула?

— Да водитель еще совсем мальчишка, — сказала Жанна.

— У него, кажется, что-то с ножкой.

— И верно, правая-то искривлена… А так дите, видать, шустрое!..

Протиснулась туда и Полина. Увидела сидящего на ящике ребенка, не выдержала, спросила:

— Чей это?..

А у того снова навернулись слезы, и он захныкал: "Мама! Мама!"

— Вот, ироды! Смастерить ребенка ума хватило, а воспитывают пусть другие! За такое судить надо!..

— А чей же ребенок? — снова спросила Полина.

— Да подкидыш это. Витей зовут.

— Подзаборник! — промолвила Полина.

Алексей взял ребенка на руки, и тот притих. Он смотрел на Алексея, что-то, наверное, припоминая. Глаза у него светло-голубые, носик утопал промеж полненьких щек.

— Что же нам с тобой делать, Витюша? Рановато ты к нам на завод попал. Рановато!..

И вдруг ребенок испуганно прильнул к Алексею и обнял за шею.

"Сирота ты, Витя, — к горлу подступила спазма. — Круглый сирота. Сейчас мы кому-то поручим заняться тобой. Надо прежде всего в гороно позвонить, проконсультироваться. Ну и дела…"

— Алексей Иванович, разрешите мне взять его к себе, — неожиданно для себя попросила Полина. Она пристально смотрела на Алексея. — Не найдется мать — усыновлю… Только разрешите уйти сейчас с работы. Девочки меня подменят. И завтра… один день. Думаю, место в детяслях для Витеньки найдется. В случае чего к самому Слесареву пойду… Сиротиночка ты моя! — И она взяла ребенка, прижала к себе, стала целовать.

У мальчика снова округлились глаза, но не заплакал.

— Полина Николаевна, я ведь не начальник цеха.

— Тогда попросите Вербина, чтоб отпустил меня. Объясните, что к чему. Он вас послушает. Вы же к нам назначены.

В иной ситуации подобные действия Полины не вызвали бы такого удивления, но сейчас брать ребенка, когда ее мать больная… Лучше бы его в Дом малютки определить.

— Хорошо, я поговорю с начальником цеха. Думаю, отпустит. Тут особый случай.

Алексей поднялся на второй этаж, но не прошло и минуты, как снова спустился вниз.

— Только что началась планерка, — сказал он, обращаясь к Полине. — Я вас отпускаю.

"Хорошенькое дело, еще не вступил в должность, а уже с работы отпускаю", — подумал Алексеи.

Отказать Полине он по мог. Полина из тех людей, что за чужую беду слезы прольет, а за свою и слова никому не проронит.

2

Уже у дверей красного уголка Алексей остановился. Вышло так, что он начал службу с опоздания на планерку. Но не мог же он пройти мимо ребенка. Надо было, конечно, представиться до планерки. Правда, хоть это и не армия, но все-таки как посмотрит на опоздание Вербин. Порядок есть порядок. Говорят, он крутым бывает. Нет, надо идти, не торчать же вот этак целый час.

Он открыл дверь, ведущую в красный уголок.

— Разрешите?

— Пожалуйста! — сказал начальник цеха и посмотрел на часы. — У нас планерка начинается ровно в двенадцать!

Вербин поднялся, вышел из-за стола, подошел к Алексею и подал руку. Рука у него твердая, сильная.

— Коваленко Алексей Иванович, мой заместитель, — представил он Алексея инженерно-техническому персоналу. — Прошу любить и жаловать. Кое-кто его уже знает. До этого работал инженером-испытателем. А впрочем, пусть сам коротко расскажет о себе.

— А что рассказывать… Окончил автодорожный институт. Затем строил ВАЗ, где поначалу и работал. Третий год как здесь. Начал у Пономарева начальником смены, потом инженером-испытателем.

Алексей умолк. Вербину понравилась краткость.

— Вопросы будут? — спросил начальник цеха.

— У меня есть вопрос, — сказал Олег Кубата. — Коммунист?

— Член партии. На ВАЗе вступил.

Алексей взглянул туда, где сидела Татьяна. Он первую заметил ее. Она как-то вся сжалась и сидела в уголке, маленькая, незаметная.

— Еще вопросы будут? — Вербин оглядел бегло присутствующих. — Нет. Познакомимся с Алексеем Ивановичем в процессе работы. Кубата, продолжайте читать статью.

Секретарь комсомольской организации начал читать статью, но не прочитал и двух абзацев, как Вербин прервал его.

— Красиво получается! Из-за нашего цеха стоял сборочный? А кузнечный дал нам вовремя заготовки? Значит, у Болотникова порядок! Мы виноваты! Плохо, когда у корреспондентов такие консультанты.

"В чей же это адрес? — думал Алексей. — Кто сопровождал корреспондента? Фамилии его начальник цеха не называет. А стегает крепко. Возможно, корреспондент кое-где сгустил краски. Иначе не распекался бы так Вербин. Да, этот нагоняй, наверное, относится к самому же Олегу. Ну конечно, к нему. Стоит парень, а пот ручьем бежит. И пока не возражает".

— Буду готовить опровержение, — подытожил он.

— Да не вся же статья неправильная, — наконец отозвался секретарь комсомольской организации. — Правда, кое-где автор переборщил. Но…

— Конечно, с вашей стороны правильная, — уже более спокойно сказал Вербин. — Вы же, можно сказать, соавтор.

— А впрочем, я под такой статьей мог бы подписаться, — буркнул Олег и сел.

"Алексей назначен заместителем начальника цеха, — думала Татьяна. — Мне придется подчиняться ему. Как сложатся у нас взаимоотношения по службе? Вербин заранее знал о его назначении, а почему-то не сказал. И отец смолчал. Если Алексей начнет придираться, уйду из цеха. Правда, жалко бросать смену. Хорошие люди подобрались. А Жанна рада назначению! Ишь, сияет! Румянец так и разливается по лицу. Прямо маков цвет! Рано улыбаешься! Не всегда у тебя гладко в работе, милая, получается. Посмотрим, как на это будет реагировать твой Алексей!"

— Сменный мастер Стрижова, докладывайте! — услышала она голос Вербина.

— Недовыполнение, Григорий Петрович, но редукторам, — сказала Татьяна и зарделась. — Хотели покрыть отставание, но не смогли. В цехе нет ремней на 2240.

— А вам известно, что в январе было значительное отставание по редукторам?

— Известно. Но нет ремней.

— В чем дело, Харченко?

— Четыре штуки дал сегодня.

— Григории Петрович, сегодня дали, но не те, а на 2400.

— Послал человека в карьер, — ответил невозмутимо Харченко. — Там, говорят, есть такие.

— 1722-й стоит, через два часа пустим…

Алексей вслушивался в доклад и убеждался, что производство Татьяна знает. Трудно, наверное, ей приходится. Заочница. Что-то она и сейчас на него косо смотрит. Собственно, дело ее. Да и бояться нечего, не он ей будет подчинен, а она ему. Начнет капризничать, он не посмотрит, что дочь главного инженера.

— Доценко, докладывайте!

— Сплошное недовыполнение, Григорий Петрович. Трансформатор вышел из строя.

— Невыполнение! — взорвался Вербин. — А премию-то все метите получить! Нет, в этом квартале дудки!

Доценко молчал. Он-то в цехе недавно.

— А как с рабочими? — немного успокоившись, спросил Вербин.

— Семь человек заболело гриппом.

— Григорий Петрович, 1722-й стоит. Лопнул вал. На других станках дадим норму.

— А остальные как работают?

— Еще один барахлит. На гидравлике двигатель горит. Механики второй день копаются.

— А в чем дело? — обращается Вербин к старшему механику.

— Григорий Петрович, они же варвары! На ускоренном ходу пять миллиметров стружку сдирают. Гробят станки!

— Да на этом же станке квалифицированный токарь стоит!

— А с осями как?

— Отстаем. Придется в субботу работать.

— А как с резцами, о которых говорил Ручинский? — спросила Стрижова. — Ведь если они есть на Выставке достижений народного хозяйства, то где-то их можно достать?

— Старший механик, что вы скажете об этих чудо-резцах?

— Снабженцы дали заявку.

— Дали! Дали! Чаще на них нажимать надо!

"Не так просто их изыскать, — подумал Вербин. — Директор под контроль взял, а пока нет, не смогли получить".

Записал в свой блокнот об этом резце и Алексей.

Когда все вышли, Вербин обратился к Коваленко:

— Я вас, как заместителя, прошу в первую очередь заняться рационализаторской работой. Бьют цех за это.

— Хорошо, — ответил Алексей.

На второй смене он нашел Ручинского.

— Обычным резцом мы обтачиваем три-четыре оси, а тем можно больше ста, — сказал Ручинский. — Сам такой резец видел на выставке.

— Когда вы там были?

— Весной прошлого года. С тех пор всем и говорю.

Через несколько дней Алексей встретился с главным механиком завода.

— Слышал я об этом резце. Сам Привалов интересовался.

— Ну и что? Дали заявку?

— Заявка заявкой. А может, вы сами попробуете достать? Своего человека пошлите. Командируем в Киев, Харьков, хоть в Москву!

— А что, попробуем! — ответил Алексей. — Все это окупится.

Но начальник цеха не пошел навстречу.

— На это есть снабженцы, — сказал он. — Если я своих людей пошлю сегодня за резцом, завтра — за ремнями или за веретенной… Каждый должен заниматься своим делом! Думаю, Привалов сам нажмет на снабженцев.

"Формально то он прав, — думал Алексей, — только когда у директора руки дойдут до этих резцов? У него поважнее дела есть".

3

Стрижов не любил читать книги о войне. Не хотелось вспоминать о ней.

Но сегодня ему снилась воина. Перед ним появился красноармеец Терещенко. Они вместе лежали в госпитале. "Навіщо ти покинув Анастасію? — спрашивал он. — Я ни кохав, а ти забрав і… обдурив! До тебе оце слово доходить чи ні: покинув? Обдурив?!" Обижаться на него было нельзя, потому что он самый добрый человек на свете. Два года вместе воевали. В одном бою были ранены. Только он тяжело. Но что ответить? Терещенко поднимает автомат и целится в самое сердце… Нет, это его сын Алексей! Смотрит угрюмо и холодно. Мушка автомата едва заметно прыгает — выше, ниже… Стрижов вздрогнул и проснулся. Попытался отогнать сон. Но как ни отгонял, сон держался в голове — за ним тянулись воспоминания. Вот они наедине с Анастасией. Нот, он по хотел обманывать ее. Такая мысль прошла быстро. Он полюбил ее. И она поверила ему всем сердцем. А сердце у нее доброе. Думал, что, получив письмо о его смерти, Анастасия сделает все, чтобы ребенок не появился на свет. А она, наверное, об этом и не подумала…

Он закаменел, когда увидел ее. Выступление у нее получилось ладное. Слова шли от сердца. Да, у нашего поколения отнято многое. Была война, оккупация, фронт. А он отнял у нее любовь.

Ради чего он это сделал? Чтобы навсегда покинуть село? Учиться? А ведь приходила не однажды мысль: поехать к ней и забрать. Но чувствовал — не простит Анастасия.

Потом появилась секретарша директора завода Октябрина.

Нашел ли он счастье с ней? Нет!..

А если Анастасия расскажет сыну о нем? Что тогда делать? Как ему и людям в глаза смотреть? Хоть с завода беги. Надо в Брянск написать, там на заводе работа найдется.

Только снова придется начинать все с нуля.

Сыну ни копейки не посылал. А мог это делать. Нет, отрезал!

Знал бы Алексей в ту новогоднюю ночь, что он от наглой смерти спасает родного отца!.. Спасает, вернее, человека, который…

Старался не спать. Он желал, чтобы скорее кончилась ночь. Первое, что он сделает сегодня, это побеседует с Татьяной и переведет ее в отдел научно-технической информации. Подальше от сына. Не дай бог, еще что-нибудь завяжется у него с Татьяной. Хотя у них ничего и нет. Даже, кажется, в ссоре. Но всякое может случиться. Анастасия, конечно, об отце Алексею не скажет. Она сама просила молчать об этом. Уже сколько времени прошло. От этой мысли на сердце стало лучше. Это первые недели он не находил себе места. Но стоило ему заснуть, как опять он видел Терещенко, который наводил на него автомат.

Снова проснулся. Так и лежал до рассвета с открытыми глазами.

4

Алексей начал с того, что попросил Олега объявить конкурс на лучшее рационализаторское предложение. Но не дождался желаемого.

Коваленко понял, что нужно как-то по-другому завлечь молодежь рационализацией. Своими соображениями он поделился с членами бюро.

— А если мы по цеху пустим анкету?

— Вообще-то неплохо. Как это будет выглядеть?

— Собраться рационализаторам, мастерам и составить анкеты, в которых указать темы рационализаторских предложений по различным вопросам производства, технологии обработки деталей, ну и так далее, — объяснила член бюро комсомольской организации Ирина. — Для всех специальностей.

— Ирина Владимировна права, — сказал Олег. — Возможно, не каждый сможет внести предложение, зато уж обязательно поделится в анкете своими наблюдениями, что-нибудь подскажет, поможет другому в работе над изобретением.

Алексей внимательно слушал. Вдруг заметил, что нету Татьяны. "Почему она не пришла? Олег ее, конечно, приглашал. Неужели причиной всему я? Что же, мне из цеха бежать, на другую должность проситься? Нет, так дальше продолжаться не может. Надо объясниться. Только как? Где? Она даже разговаривать со мной не желает. Сказала бы хоть, в чем моя вина. Может, за то, что не дал возможности досрочно выпускать для Севера машины с недоделками? Но ее отец, и тот после испытании "Сибиряка" согласился, что машину надо доделывать, начиная от отопления и кончая ходовой частью. И потом… На производство всякое бывает. Против совести я пойти не мог. Да Стрижов меня уже простил. Во всяком случае, мне так кажется. На, должность заместителя начальника цеха уже после этого выдвинули. Конечно же, без Стрижова здесь не обошлось".

Через несколько дней появились анкеты, составленные группами рабочих-рационализаторов, мастеров и технологов. Алексей видел, как одни брали их с охотой и изучали с живым интересом, другие — нехотя, наверное думая: взять — возьму, а там будет видно.

В обеденный перерыв Алексей увидел Тараса, который сидел у станка и смотрел в окно. Перед ним лежала анкета.

Алексей подошел к нему и, положив руку на плечо, спросил:

— О чем задумался, Тарас?

— Да что думать? Я уже предлагал, а что толку! Сменный мастер Стрижова в печку бросила!

— Как это бросила?

— А так, взяла, смяла и бросила.

— А в чем суть предложения?

— Зажимное приспособление конструировал.

— Обещаю разобраться… Ну, а Федор что-нибудь давал новенькое?

— Давал. Но…

— Что, не приняли вашего рацпредложения?

— И приняли и не приняли. Я предлагал устройство с другой стороны станка, чтобы обрабатывать одновременно по две детали.

— Ну и что?

— Говорят, Одесский завод радиальных станков не дает добро, мол, технические условия у нас не те.

— Перестраховщики… А мы попробуем сделать. Поставим одесситов перед фактом.

А молодой токарь Михаил Шило даже листок не хотел брать.

— Ну какой я изобретатель? — сказал он, когда ему предложили анкету.

Но что-то новое заметил Алексей в его обветрившемся на морозном ветру мальчишеском лице, в задумчивых серых глазах, в которых прежде редко появлялся живой огонек.

— Ты ведь иногда над чем-нибудь задумываешься? — спросил Алексей.

— Да какой из меня изобретатель? Пусть более опытные рабочие этим занимаются. Техники, инженеры, а я только училище кончил. Не каждый человек сапоги сможет сшить. А это же изобретение!

— Ты ведь не робот! Думаешь, однако, как лучше сделать ту или иную деталь.

Алексей видел, как лицо парня сделалось серьезным.

— Ну, думаю.

— И трудности встречаются. Наверное, иногда и о приспособлении, чтобы работа полегче пошла, подумываешь?

Миша кивнул головой, и Алексей понял, что это был знак согласия.

— Вот об этом и напишешь. Договорились?..

Леонид, токарь лет двадцати пяти, встретил Алексея с пренебрежительной ухмылкой. Он даже не захотел взять анкету у секретаря комсомольской организации.

— А почему ты анкеты не взял?

— Я не инженер и не техник. Я — рабочий!

— Что казанской сиротой прикидываешься? Голова не так устроена, как у других, туговата на соображения?

— Не обижаюсь. Голова как голова. Но голова рабочего, а не инженера. Пусть за меня думают инженеры, их в институтах учили. А какой спрос с рабочего?

— Но другие рабочие вносят рационализаторские предложения.

Леонид откинул упавшие на лоб волосы, отвернулся.

— Ну и пусть, мне это ни к чему.

— Непонятные рассуждения. Ведь ты комсомолец! На кого же нам опираться? Может, тебя кто-то обидел?

— Меня?! — удивленно спросил Леонид. — Пусть попробует обидеть!.. Впрочем, какие ко мне претензии? План я выполняю.

Подошел Олейник-старший, чтобы вставить и свое слово.

— А от всех этих изобретений и новшеств для нашего брата польза какая? Десяткой вознаградят! А что сейчас десятка? Лучше бы о новых станках позаботились. Станки старые, а нормы новые.

— У вас станок такой же, как у Ручинского. Я смотрел паспорт. Ручинский десять лет на нем работает и без капитального ремонта. Только за этот счет дал экономию государству более десяти тысяч рублей.

— Ручинский один все время на станке работает, а на моем за это время, наверное, пяток токарей сменилось. А вы знаете, от кого мне станок достался? Не знаете. Вот то-то же. А рацпредложения требуете! Дайте мне новый станок…

— Ничего себе один, какую гвардию токарей на этом станке подготовил.

Алексей собрался было уходить, но остановился и, как бы между прочим, сказал:

— Только учтите, новые станки в первую очередь будут давать рационализаторам.

Если с рационализаторскими предложениями Олейник-старший не торопился, то заявление на имя начальника цеха о переводе на новый станок написал. Алексей увидел его на столе в кабинете Вербина.

— Второе заявление Олейник написал, — недовольно буркнул Вербин. — Доказывает, что на новом станке покажет себя — и точка. А ведь станок у него еще хороший.

— Может, надо испробовать.

— Нет, этого станка ему, как своих ушей, не видать. На новый хочу Тараса Олейника перевести.

— Зашел узнать, где сменный мастер Стрижова? — спросил Коваленко. — Что-то ее не видно.

— А как ты ее увидишь, когда она приболела?

5

Уже в девятом часу вечера, после начала работа второй смены, нормировщик Гришина, увидев свет в кабинете начальника цеха, зашла к нему. Он сидел за столом, заваленным разными инструкциями, письмами, журналами, и непонятно, читал их или просто был занят другими мыслями.

— Григорий Петрович, — сказала Ирина. — Когда вы бываете дома? Не я ваша жена!

— Ты тоже задерживаешься.

— Я — другое дело. И задерживаюсь только тогда, когда наряды закрываю.

— Ну, присаживайся, коль зашла, — сказал Вербин. — Как с фондом зарплаты?

— Уложились. Мы всегда бы укладывались, Григорий Петрович, если бы не оплата этих субботних магарычей.

— Как ты сказала? "Магарычей"?

— Так все говорят в цехе. Разве вы первый раз слышите?

— И придумают же. Ничего, Ирина, не поделаешь. То металла нет, то станки ломаются, вот и попробуй без магарычей.

— Но ваша личная жизнь…

— Ты права, в цехе она… Хотя постой… Смотрел "Спадщину", когда приезжал на гастроли Киевский театр имени Франко. Вот неделю назад Софию Ротару слушал. Олег Кубата помог.

— А я на ее концерт не попала. Билетов не достала.

— Что же мне не сказала, я бы свои отдал.

— Как свои? У вас же лишних не было?

— Я бы для себя нашел. Имей в виду на будущее. Для тебя я готов на все…

Ирина, растерянная, стояла у стола.

— Иринушка, — взволнованно промолвил он. — Я тебя… Я привык к тебе и не представляю…

Ирина не помня себя выскочила из кабинета и пошла не через цех, как всегда ходила, а во двор завода.

"Только бы не встретить кого-нибудь из знакомых. Что это? Меня любит Григорий Петрович?! За что? Что он во мне нашел? Вспыльчивая. Злая. Да у него же и семья! Трое детей. Может, это оттого, что семью он видит мало. Все цех да цех! А я? Мое-то поведение?! Может, дала повод к этому? Нет, я просто уважаю Григория Петровича. Иногда делюсь мыслями с ним, как с отцом или хорошим товарищем. Мы бывали даже вдвоем, но все в норме, в рамках".

Она стала припоминать командировку в Киев, в которой они были полгода назад. Вечером гуляли по многолюдному Крещатику. Потом сидели в кинозале. Смотрели кинофильм. Правда, она боялась, что ее руку возьмет Григорий Петрович. А потом так захотелось самой положить свои ладошки в его большие ладони! Но этого не случилось. Они даже не поделились впечатлениями о кинофильме. И как только покинули кинозал, перевели разговор на заводскую тему…

Возвращаясь домой, Ирина притворилась больной и не пошла с ним в вагон-ресторан. "Голова болит", — сказала она. Григорий Петрович принес ей бутерброды, бутылку кефиру. "Может, уже тогда… Нет. Это чувство появилось подавно". Полгода назад, когда они ездили в командировку, ничего подобного не было. Сколько же лет Григорию Петровичу? Наверное, сорок пятый пошел. Быстро несется время. А давно ли я с малюткой на руках пришла в цех к нему, Вербину, с просьбой принять на работу нормировщиком? А вот уже дочка осенью пойдет в первый класс.

"А ведь любила я своего Николая, когда выходила замуж. Гордилась своим моряком. Формой, что ли, он меня покорил. Кто из семнадцатилетних девчушек не влюблялся в моряков!"

Но не только формой увлек ее Николай… А потом все прошло. Может, с того самого вечера, когда утром, в воскресенье, в дверь их квартиры постучались. Робко постучались. Открыла.

— Здесь живет Николай Гришин? — смущенно спросила курносая девушка с обильными веснушками.

— Здесь…

— Позовите его, пожалуйста!

Николай сначала застыл посреди комнаты, а затем бросился к двери.

— Зачем ты, дура, сюда прикатила? — услышала Ирина шепот мужа. — У меня жена, дочь!

— Но ты же обещал, клялся! У меня ребенок будет, как же так, Коля! Я тебе поверила…

— Какой ребенок, едрена корень! Ну, побаловались… Так ты не только со мной в своей кладовой…

Дальше Ирина ничего не слышала. Но хотела слушать. Какой ужас!.. А когда муж вернулся, ее дома уже не было. Собрала кое-какие вещи и вместе с соседским мальчиком отнесла к Полине.

А спустя месяц он все-таки уговорил ее вернуться домой. Нет, не простила, в душе такого не прощают. Просто хотелось сохранить семью. Она ведь три года его ждала. Сколько к ней женихались… Но она ждала своего Николая. "Во время войны женщины четыре года ждали, — рассуждала она. — А мне три года…" И ждала. А он, условно освободившись, завел девушку. Где-то ребенок без отца растет.

Под ногами скрипит снег, а думы одна другую нагоняют. А может, она сама виновата, что ее Николай к рюмке прикладывается? Пошел даже на преступление. Вместе с дружками два автомобильных моста вывез из завода и продал.

"А все-таки я напрасно ему простила. Да все родители: "Дочке нужен отец!"

Хотела как-то дальше отодвинуть мысли о Григории Петровиче. Но они сами приходили, и отбросить их было невозможно. Ну, а дальше? Как она завтра встретит начальника цеха? Как посмотрит ему в глаза? Ведь все это не случайное, вдруг набежавшее, а может, выстраданное не одним днем. Он себе цену знает. Вон Юля ему симпатизирует, даже Светлана, а он их и не замечает. А красивые! Лица словно с картины списаны. Что же ей делать? Наверное, надо увольняться. Долго это в тайне не продержится. Пойдут слухи. Да и Вербину не поздоровится, еще чего доброго в партком вызовут. Нет, надо увольняться или проситься в другой цех. Иного выхода она не видела. А любит ли она Григория Петровича? Этих вопросов она пока не задавала. Ей сразу трудно разобраться в своих чувствах.

6

Алексей встретил Татьяну в цеху.

Сухо поздоровались, словно незнакомые.

— Как вы смотрите на приспособление токаря Олейника?

Она метнула косой взгляд на Алексея:

— А никак! Предложение его неудачное.

— Я хотел бы познакомиться с чертежами.

Татьяна нахмурилась.

— Он их оставил у меня. Кажется, находятся в моем столе.

— Я хотел бы сейчас посмотреть.

— Тогда пойдемте…

Долго шли молча. Алексей спросил:

— Давно он подал предложение?

— Месяца полтора назад, — ответила она, даже не повернув головы.

Дальше снова шли молча.

"Значит, неправду говорил Тарас, — вспомнил Алексей, шагая рядом с Татьяной, — что, мол, мастер его чертежи в печку бросила".

Татьяна извлекла из стола помятый лист ватмана.

— А почему…

— Мятый?. Его скомкал Олейник и бросил в корзину. Хорошо, что не порвал. Впрочем, дело автора распоряжаться своим изобретением.

Он посмотрел на нее. В лучах заходящего солнца ее волосы золотились.

— Я возьму чертежи с собой, — сказал Алексей и ушел к себе в кабинет.

Через час он пригласил Татьяну.

— Вы не думали, Татьяна Ивановна, о том, что надо было внимательнее разобраться в этом? — Он показал на чертежи. — Тут есть интересные предложения.

— Вы так считаете? — зарделась Татьяна и посмотрела на Алексея.

— Уверен! Идея остроумная, но ее решение не совсем удачное. Вот посмотрите… — И он начал объяснять…