Дом, милый дом...

Спертый воздух от того, что окна были заперты всю неделю. Ссутуленные цветы в вазе просятся на помойку... Грустно и пусто. Серое унылое небо, снега почти нет, и деревья стоят уродливые, без единого листика. Отвратительно... Ненавижу такую погоду! Ненавижу, когда выкипает молоко, когда Феликс грызет очередные тапки, ненавижу соседа, что делает ремонт, а его трели жужжащей дрели на ухо раздражают и приводят в неистовство.

И нет, я не ворчу... Хотя ладно, ворчу, просто мне правда скучно и я устала ждать, что он позвонит, точнее, я больше не жду. Навязчивые сны с его участием порядком надоели. Тело, которое ноет, прося внимания, льдисто-голубые глаза, что прожигают меня насквозь, и в придачу серые, полные беспокойства. НАДОЕЛО! Да, я бунтую, противлюсь и вредничаю, но ничего с собой поделать не могу...

Закипятив молоко во второй раз, ибо в первый у меня оно тупо выкипело, я, наконец, сделала себе какао. Поджарила тосты и сидела грызла их, пялясь на чудовищную погоду за окном. Упадочное настроение давило и скручивало меня, депресняк противно перебирал когтистыми лапками, желая примоститься, как домашний питомец, внутри меня.

Звонок - настойчивый такой, писклявый. С гримасой, полной недовольства, шурую к двери.

- Лимона объелась? - приподнимает бровь не кто иной, как Кексик. Он как чуял, что я тут на грани провала в бездну безразличия ко всему.

- Ты меня бесишь, - фыркаю ему в лицо и иду в квартиру.

- Понятно. Значит так, собралась, оделась и пошла за мной, - руки в боки, весь из себя такой важный, тьфу.

- А не хочу, - копирую его.

- Заставлю, - спокойно отвечает.

Смеюсь в ответ, но не от того, что смешно, а просто не знаю я, что ему сказать. Тот угрожающе приближается. И вы думаете, я его боюсь? Ха...

- Ром, я серьезно.

- Отвали, и без тебя паскудно на душе. Чего привязался? Я бы на тренировку пришла, там бы и делал мне мозг.

- Подруга называется, - кривится.

- Ага...

Рывок, я не ожидала, потому шлепнулась прямо на диван, что был за спиной, а эта скотина лохматая на меня свалился, довольный как слон.

- Что с тобой опять?

- Уместный вопрос, когда ты на мне лежишь, кабан, - возмущаюсь, но настроение чуть лучше становится. Неужто я расклеиваюсь от того, что мне скучно? От того, что рядом никого?

- Бубнишь - значит, не все потеряно, и я не кабан! Во мне нет ни капли жира, - сводит вместе брови, смешной... Тыкаю пальцем в морщинку между ними и начинаю хохотать. Люблю его, хоть он и гнида.

- А это что? - с упоением оттягиваю кожу на его животе. По правде говоря, там почти стальной пресс... И кожу оттянуть тяжеловато, но надо же придраться!

- Ах, ты, - шипит и начинает меня тискать. Да-да, именно тискать своими загребущими лапищами. Пищу как резанная, вместе с тем смеюсь, Феликс юлой носится возле дивана и тявкает, ему явно нравится то, что хозяйку мучают.

- Виталик, ну перестань, а-а-а, я не могу уже, - воплю и пытаюсь отпихнуть его. Но не тут то было. Он только с виду почти восковой и хиленький неженка, в самом деле тот еще мужлан. Крепкие мышцы, сильные руки.

- Не-а, ты наказана, противная, - не без удовольствия протягивает и наваливается на меня, с удвоенной силой щипая мои бедные бока.

Я не знаю, что предпринять, ибо брыкаться бесполезно. Бить его тем более, щекотать и щипать не могу - ногти мешают. Я, гаденько улыбнувшись, впиваюсь в его губы, когда тот слишком близко оказывается. Замер... вот как статуя, ей богу. Смотрит глазами полубезумными. И чего меня черт потянул-то продолжить свою пакость? Облизываю его пухлую нижнюю губу, проскальзываю в приоткрытый рот, заманиваю, распаляю. Ноги, что до этого сжимали его бока, скорее в шутку опускаются на его поясницу, прижимая к себе сильнее. Забираюсь под его майку рукам, провожу по горячей коже спины ногтями.

- Ром, - немой вопрос в глазах, но я знаю, что ты хочешь. И я хочу. Но был договор... Потому я лишь накажу тебя, мой милый друг. Нечего меня задирать.

- Ш-ш-ш, - снова целую, запуская руку в завитки волос на затылке, тяну ближе, провожу язычком по твоему небу. А следом посасываю сладкие теплые губы. Мне нравится его целовать, всегда нравилось. Эх...

Рывок, и мы упали на пол, это не больно, правда. Я переворачиваю нас, теперь я на нем. Совсем как недавно мы танцевали. Только теперь я целую его, вижу глаза с поволокой желания, не скрываемого. Тогда он держался, ведь мы были не одни... Теперь же можно быть самим собой.

Перекидываю волосы на одну сторону, чтобы не мешали. Провожу губами по венке на шее, прикусываю. Бесстыже трусь бедрами о его явное возбуждение, и я сама хочу... касания отдаются теплыми импульсами по телу, хочется застонать. Но тогда у меня крышу сорвет окончательно, а нельзя. Теплые руки сжимают мои ягодицы, поощряя... Хорошо, м-м-м, как же мне хорошо, но нужно остановиться, еще чуть-чуть, совсем немного. Поцелуй уже сносит крышу, он неистовый, бешеный. Страсть по венам, желание в воздухе. Провожу языком по его губам, прощаясь, прижимаюсь сильнее бедрами к его эрекции и резко сажусь с противной улыбкой.

- Это что было? - непонимающе, пытаясь восстановить дыхание, спрашивает. Ему явно сейчас туго, впрочем, как и мне.

- Ты наказан был, - смеюсь и встаю. Тело потряхивает от неудовлетворения, ноги подкашиваются, в животе до боли полыхает.

- Сурово, не находишь? Иди сюда... - тянет руки, привстав.

- Виталик, мы договорились, помнишь? Египет - да. Тут - нет.

- Да плевать мне, я сейчас с катушек слечу. Ну, пожалей ты меня, Стас уехал на три недели на соревнования, мне как ты предлагаешь остаток дня ходить? Вчера издевалась, но там ребята были, понимаю. А сейчас?

- Виталь... Ты понимаешь, о чем просишь? Мы переступим грань и все... и бум. Так будет постоянно. Вместе быть мы не сможем. У тебя Стас. У меня... пока никого.

- Не будет так постоянно... ну, Ром.

Я начинаю сомневаться... Ну, в самом-то деле, я ведь ничья? Я сама по себе, свободная вольная девушка. Хозяйка своему телу, желанию и так далее.

- Или ты боишься изменить своему зеленоглазому? - ехидно спрашиваешь, чем подстегиваешь на последующее безумие.

- Ну, ты нарвался, - шиплю и откидываю его на спину. Стягиваю проклятую майку, царапаю грудь ногтями, сжимаю соски между пальцев. Он это любит, я помню. Кусаю его за бок, быстро расстегивая джинсы, спускаю. Следом белье. Моя рука накрывает горячую плоть. Стон. Ну, наконец. Моя маленькая победа, люблю им управлять... Это странно? Ну и ладно, я странная, знаю. Спускаюсь ниже губами, с удовольствием очерчивая язычком пупок. А после ниже... ниже...

Драгоценная капля желания на самом кончике, цепляю ее языком, а после, плотно сжав губы, вбираю лишь головку в рот.

- Ром, твою ж ... о, боже..., - задыхается Кексик, а рука его уже в мои волосах. Хорошо ему... не спорю. Сдавленные стоны заводят все сильнее. Я посасываю твердый член все интенсивнее, сама чувствуя, что кончу, лишь лаская его. Жарко, я представляю, что это мог быть не он, отчего сводит все внутренности. Заглатываю глубже, кончик щекочет горло, но мне приятно. Язычком дразню уздечку, облизываю по кругу головку, дразню, а после снова глубоко вбираю в себя. Музыка, воистину музыка - мужские стоны. Каждая венка мучительно пульсирует на твердом стволе, а я все сильнее сжимаю, пальчиками перебираю мошонку. Короткие ногти впиваются в кожу моей головы, и с громким стоном он оповещает, что подоспел оргазм. Пряная, солоноватая сперма стекает по подбородку. Я собираю ее пальцами, облизываю все до капли. Глотаю с удовольствием. Пара касаний, и я сама взорвусь... в висках стучит. В ушах шумит. Перед глазами пелена возбуждения. Я сейчас на дикую кошку похожа, не меньше.

- А ты? - хрипло спрашивает.

- А я? - повторяю за ним, начинаю снова целовать с его же вкусом на губах.

Рука Виталика быстро проникает в мои стринги, там настолько влажно, что его пальцы без усилий входят под мой довольный стон.

- Сумасшедшая, - улыбка, а я кусаю за губу и тяну, прищурившись... Хорошо, меня выгибает от ощущения длинных пальцев внутри. Стоны срываются с губ все громче, рука двигается все яростней. И я рассыпаюсь на тысячи осколков. Головокружительно, ярко, горячо-о-о... Буквально валюсь на Виталика.

- Доволен? - выдавливаю, и мне хочется дико хохотать, истерить и прыгать. Точно свихнулась.

- О, да-а-а... - довольное мурлыканье, и мы, как сговорившись, начинаем давиться смехом. Напряжение исчезает, снова непринужденная обстановка. Мы ведь лучшие друзья. Пусть малость неправильные, но друзья.