Самым веселым моментом в ежедневной прогулке Лэда с Хозяйкой и Хозяином по окрестностям Усадьбы был его подъем на гору Фасга. «Горой» это место только называлось, по сути это был всего лишь небольшой холм, длинным и плавным подъемом выраставший из прилегавшего леса и покрытый короткой травой да редкими кустиками коровяка. Из зерновых на этих склонах хорошо поспевала только гречиха.

Здесь, где ему не мешали деревья и заросли, Лэд с дней щенячества устроил свою собственную гоночную трассу. Как только перед прогуливающимися замаячит холм, колли обязательно вырвется вперед на полной скорости; ничем не сдерживаемый, полетит вверх по склону подобно вихрю, пока не окажется на вершине, и там, часто дыша, беспредельно счастливый, будет ожидать свой куда более медлительный человеческий эскорт.

Однажды утром в начале лета на подходе к горе Фасга Лэд, как обычно, обогнал Хозяйку и Хозяина и радостно помчался вверх по длинному склону. Едва преодолев пятьдесят ярдов, пес внезапно остановился и настороженно замер. Неожиданная тревога встопорщила шерсть на загривке и оттянула назад губы, обнажив белые клыки.

Чуткие ноздри Лэда еще прежде глаз поведали ему, что с его заветным гоночным треком не все в порядке. Ветерок сменил направление с западного на северное и принес запах, который заставил пса прервать беззаботный бег. Этот запах пробудил в мозгу Лэда смутные, бесформенные воспоминания. Неприятные воспоминания.

Нюх у собак в десять раз сильнее, чем зрение. Даже самая лучшая собака близорука. И даже самый никчемный пес обладает волшебным нюхом. Вот поэтому собака почти всегда сначала использует нос, а потом — глаза.

По зеленому склону, где так любил носиться Лэд, тут и там бродили пушистые серо-белые существа, рассыпавшиеся по одиночке и группками.

Остановившись, Лэд едва не столкнулся с ближайшим скоплением овец. При появлении чужака некоторые из них оторвали морды от невысокой растительности и бросились прочь к вершине холма. Этого было достаточно, чтобы оставшиеся через пару мгновений тоже обратились в паническое бегство.

Собака не двинулась, чтобы догнать их. Ее лоб наморщился, в глазах стояло беспокойство. Она смотрела вслед серо-белой волне, затопившей дорогой его сердцу беговой стадион. Хозяйка и Хозяин при виде шерстистой лавины тоже застыли в удивлении.

Из-за гребня горы Фасга появилась невзрачная фигура мужчины в синем джинсовом комбинезоне. Это был некий Титус Ромейн, владелец поросшего скудной растительностью холма. Привлеченный частой дробью копыт своего стада, он выбрался из тени валуна на вершине, чтобы узнать причину бегства овец.

Так вот, за всю свою жизнь Лэд видел овец лишь однажды. Это случилось, когда Хамилькар К. Глюр, Фермер с Уолл-стрит, привел в Усадьбу небольшую отару своих призовых мериносов, чтобы они провели там ночь на пути в Патерсон, на Животноводческую Ярмарку. В тот раз овцы выбрались из загона, и Лэд, движимый древним инстинктом, собрал беглянок, да так, что ни одна из них не потерялась и не испугалась.

Воспоминание о том опыте не доставляло Лэду удовольствия, и он не желал больше иметь дела с такими бестолковыми существами. Глядя на овец, которые помешали его любимой пробежке, он испытывал к ним отчетливую неприязнь. Тихонько заскулив, он потрусил к Хозяйке и Хозяину, туда же направлялся разгневанный Титус Ромейн.

— Я ожидал чего-то в этом духе! — провозгласил владелец земли. — Вот как только пригнал сюда животину этим утром, так и ожидал. Ничуть не удивлен. Я…

— Чего вы ожидали, Ромейн? — спросил Хозяин. — И с каких это пор вы занялись овцами? В нашей местности, в Северном Джерси, овца — такое же редкое животное, как…

— Ожидал, что какой-нибудь бешеный пес напугает их, — возмущенно заявил фермер. — Потому что я читал, как они это делают. И теперь поймал его как раз за этим!

— Поймал — кого? За чем? — спросила озадаченная Хозяйка. Она не заметила ненавидящий взгляд, которым фермер смерил надменно отвернувшегося Лэда.

— Да как «кого» — вашу огроменную псину, конечно же, — воскликнул Ромейн. — Я поймал ее прямо на месте преступления, когда она гналась за моими овцами. Она…

— Лэд ничего подобного не делал, — запротестовала Хозяйка. — Как только он увидел их, то сразу остановился. Лэд никогда не причинит вреда тем, кто слаб и беззащитен. Ваши овцы заметили его и побежали. А он ни на дюйм за ними не последовал.

— Я видел то, что видел, — буркнул Ромейн. — И предупреждаю вас, если хоть одна из моих овец погибнет, я знаю, где искать убийцу.

— Если вы говорите о Лэде… — горячо заговорил Хозяин.

Но вмешалась Хозяйка.

— Я рада, что вы решили заняться разведением овец, мистер Ромейн, — сказала она. — Этим должны заниматься все, кто может. Буквально на днях я читала, что Америка потребляет больше овец, чем может произвести, и что цены на корм вместе с недостатком пастбищ ужасно влияют на поставки баранины и шерсти. Надеюсь, вы преуспеете в этом начинании. И как это чудесно, что вы сами оберегаете своих овец. Но не опасайтесь, что Лэд как-то навредит им — ни за что на свете, обещаю вам. Потому что хорошо знаю Лэда. Пойдем, дружок! — закончила она свою речь и двинулась было дальше.

Но Титус Ромейн остановил ее.

— Денег в это стадо я вложил тьму-тьмущую, — заявил он. — Больше, чем мог себе позволить, честно скажу. И я много читал о том, как разводить овец. В книгах говорится, что для овечек наиглавнейший враг — это драчливые собаки. И если вы хотите сказать, что эта ваша здоровенная псина не драчливая, то уж не знаю тогда, кто драчливый. Так что предупреждаю вас…

— Если с вашими овцами что-то случится, мистер Ромейн, — остановила поток сердитых слов Хозяйка, опережая очередной взрыв эмоций со стороны мужа, — я гарантирую, что Лэд не будет к этому причастен.

— А если будет, то тогда я гарантирую вам, что пристрелю его, а на вас подам в суд, — ответил мистер Титус Ромейн.

На этой дружественной ноте стороны расстались: Ромейн вернулся к своим рассыпавшимся по склону овцам, а Хозяйка повлекла кипевшего от злости Хозяина прочь с поля брани. Лэд трусил следом.

— Ну вот и дождались, теперь от проблем спасу не будет! — досадовал Хозяин на пути к дому. — Я могу тебе точно сказать, что произойдет. Из-за того, что несколько одичавших псов зарежут одну или две овцы, в округе все до единой добропорядочные собаки окажутся под подозрением. Если хоть один баран Ромейна поцарапает ногу колючкой, винить будут Лэда. Если какая-нибудь дворняга из деревни распугает его овец, преступником сочтут Лэда. Столько лет мы мирно прожили в Усадьбе, и вот она — наша первая соседская распря!

Хозяин говорил с пессимизмом, который его жена не разделяла, да и сам он, по правде говоря, не очень-то верил в то, что сказал. Обитатели Усадьбы всегда поддерживали добрые отношения со своими немногочисленными соседями, а также с жителями деревни на противоположном берегу озера, коих насчитывалось несколько сотен. И хотя из девяноста сельских конфликтов восемьдесят девять разгораются из-за домашних животных, собаки Усадьбы никогда не становились причиной раздоров.

Тем не менее не прошло и трех дней, как в Усадьбу, еще до завтрака, заявился шумно негодующий Титус Ромейн.

В ожидании Хозяина он переругивался на веранде со старшим работником Усадьбы. Рядом с Титусом стоял его «наемный человек» — угрюмый великан по фамилии Шварц и с соответствующим акцентом.

— Что ж! — мрачно приветствовал Ромейн Хозяина, когда тот вышел на веранду. — Что ж, я все угадал точно! Он-таки сделал это. Он это сделал. Мы его чуть не поймали, прям на месте преступления. Он разделался с четырьмя моими лучшими овцами! С четырьмя! Негодный барбос!

— О чем вы говорите? — потребовал разъяснений Хозяин.

В этот момент, привлеченная грозными интонациями посетителя, к ним присоединилась Хозяйка.

— Я говорю о вашем здоровущем кобеле! — ответил Ромейн. — Я сразу понял, что он сделает это, как только сможет. Да, понял сразу, когда увидел, как он гоняет моих бедных овец на прошлой неделе. И я вас тогда честно предупредил, вас обоих. А теперь он это сделал!

— Сделал что?

Хозяин на глазах терял терпение.

— Какой еще кобель? — недоумевала Хозяйка. — Вы говорите о Лэде? Если вы…

— Я говорю о вашем громадном коричневом колли! — выпалил Титус. — Он взял и загрыз четыре лучших моих овцы. Сделал это ночью и нынче рано утром. Мой работник застал его, когда он разделывался с последней из них, и прогнал его прочь, но мерзкая тварь уже прикончила овечку! А остальных он втихаря убил.

— Чушь! — отозвался Хозяин. — Вы говорите чушь. Лэд никогда бы не тронул овцу. И…

— Да вы всегда так говорите, когда в чем-то обвиняют ваших собак или ваших детей! — грубо оборвал его Ромейн. — Но на этот раз вам не поможет…

— Вы говорите, это случилось минувшей ночью? — перебила его Хозяйка.

— Да, ночью и на рассвете. Шварц, вот этот…

— Но каждую ночь Лэд спит в доме, — возразила Хозяйка. — Он спит под пианино, в нашей музыкальной комнате. Там он проводит все ночи — еще с тех пор, как был щенком. Горничная, которая подметает комнаты на первом этаже перед завтраком, выпускает его на улицу, когда приступает к работе. Поэтому он…

— Можете выгораживать его как угодно! — перебил ее Ромейн. — Этой ночью он дома не ночевал, что бы вы ни говорили. И утром тоже его тут не могло быть.

— Утром — это во сколько? — спросил Хозяин.

— В пять часов, — подал голос Шварц из-за спины работодателя. — Я это знаю, потому что обычно в это время просыпаюсь. Первым делом я вышел, чтобы открыть ворота скотного двора и выгнать овец на пастбище. И сразу увидел, что тот большой пес рычит над овцой, которую только что прикончил. Он увидел меня и вылез между жердями в изгороди — тем же путем, каким проник внутрь. Потом я пересчитал овец. Одна была мертва — та, которую пес только что убил, — а еще трех недоставало. Мы долго искали их тела, но так и не смогли найти.

— Ага, наверняка Лэд проглотил их, — вставил с иронией старший работник Усадьбы. — И это так же правдиво, как и остальные ваши россказни. Да Старый Пес скорее…

— Ты хочешь сказать, что видел Лэда — видел и узнал его — на скотном дворе мистера Ромейна? Видел, как он рычит над только что убитой им овцой? — спросила Хозяйка у Шварца.

— Вот-вот, — подтвердил Шварц. — И я…

— И он готов принести присягу перед судом! — добавил Титус. — Если только вы не заплатите мне сполна, чтобы я не пошел в суд. Эти овцы стоили мне ровно двенадцать долларов и десять центов за голову, и купил я их неделю назад на рынке в Патерсоне. А с тех пор цена за овцу выросла на целых сорок центов. Вы должны возместить мне стоимость четырех овец, то есть ровно…

— Я вам ни одного цента не должен! — возмутился Хозяин. — Ненавижу суды сильнее, чем краснуху, но я буду бороться с этим идиотским обвинением и дойду до апелляционной коллегии, если потребуется…

Хозяйка взяла маленький серебряный свисток, который висел у нее на поясе, и дунула в него. Не прошло и минуты, как со стороны озера через газон принесся веселый Лэд, весь мокрый после утреннего купания. Он прибыл по призыву Хозяйки и встал перед ней, ожидая команды, не обращая внимания на других людей.

В солнечном свете коричневая с белым шуба большого пса влажно блестела. Каждая линия его тела была упруго напряжена, и он не сводил преданного взгляда с лица обожаемой Хозяйки. Обычно свистком призывали по более важным вопросам, чем просто словом.

— Фот эта самая собака! — вскричал Шварц. От наплыва чувств немецкий акцент в его низком голосе зазвучал сильнее. — Она самая. Кровь смыло водой во время купания. Но собака именно та. Я бы завсегда ее узнал. И я уже наслышан был о ней, федь мистер Ромейн говорил мне, чтобы я поглядывал, не бродит ли она вокруг овец, да. Поэтому я…

Хозяин склонился над Лэдом и осмотрел его пасть.

— Ни крови, ни шерсти! — объявил он. — И посмотрите, как он ведет себя! Если бы ему было чего стыдиться…

— У меня есть свидетель, который подтверждает, что именно ваш пес убил моих овец, — заорал Ромейн. — И раз вам не хватает честности уладить дело без помощи суда, тогда пусть закон заставит вас раскошелиться. Уж не беспокойтесь, закон приглядит за интересами бедного человека. И я не удивляюсь, что так много людей хотят избавиться от всех собак. Подлые твари! Вот газеты твердят как одна, что в стране не хватает овец, и умоляют нас заводить их как можно больше, потому что баранина на открытом рынке ценится в два раза дороже, чем раньше. И я прислушался, купил стадо, а ваша собака в первую же неделю загрызла четырех овечек. Подумайте сами, что значило бы…

— Я очень сожалею о том, что случилось, — перебил его Хозяин. — Очень сожалею. И самое печальное — это то, что где-то в нашей округе бродит убивающая овец собака. Но Лэд никогда…

— Говорю же вам, это он убил! — в конец разбушевался Титус. — У меня есть доказательство. Доказательство, которое любой суд сочтет достаточным. И суд проследит, чтобы мне возместили все мои убытки. Суд сделает даже больше. Он заставит вас застрелить этого убийцу, вот так. Я закон знаю. Специально почитал. И закон говорит, что если собака убивает овец…

— Лэд не убивает овец! — возмутилась Хозяйка.

— Еще как убивает! — рявкнул Ромейн. — И по закону, его надо пристрелить как убийцу. Он…

— Ну и обращайтесь в суд! — не выдержал Хозяин. Последняя угроза лишила его остатков терпения. — А пока убирайтесь прочь со своими обвинениями из моей Усадьбы. Лэд не «гоняет» овец. Но стоит мне сказать ему одно слово, и он «погонит» вас вместе с вашим немцем так, что вы помчитесь быстрее ветра — до самого своего дома! Вон!

Хозяин с Хозяйкой проводили взглядами двух мужчин, которые потопали к воротам, возмущенно переговариваясь. Лэд с острым интересом наблюдал за уходом чужаков. Обученный различать интонации человеческого голоса, он внимательно прислушивался к прощальной речи Хозяина. И тихонько обнажил зубы под хищно изогнутой губой. Его наполовину прикрытые глаза были направлены строго на Титуса, и никаких добрых чувств они не выражали.

— О-хо-хо, — удрученно вздохнула Хозяйка, когда они с супругом вернулись в дом и сели завтракать. — Ты был прав насчет раздора с соседями. Как это ужасно! Но у меня кровь вскипает в жилах при одной только мысли о том, что нашего милого Лэда обвиняют в таких злодеяниях. Это абсурд, разумеется. Но…

— Абсурд? — подхватил Хозяин. — Это самое абсурдное из всего, что я слышал на протяжении всей своей жизни. Если бы речь шла о любой другой собаке, можно было бы посмеяться. Я имею в виду утверждение Ромейна, будто собака расправилась с четырьмя овцами, но от трех из них при этом не осталось и следа. Уже этого достаточно, чтобы его отправили из зала суда под хохот заседателей. Помню, как-то в Шотландии я гостил у одних людей, и их пастух жаловался, будто трех овец задрал какой-то пес. Мы все отправились на пустошь, чтобы посмотреть на них. Зрелище это было пренеприятное, но они там были — все три. Собака не сжирает овцу, которую убила. Она даже не прячет ее никуда, а только…

— Может, расскажешь об этом после завтрака? — поспешно предложила Хозяйка. — Угрозы Ромейна и без того уже лишили меня аппетита…

На следующее утро Хозяину позвонили по телефону.

— Это Маклэй, — услышал он в трубке.

— О, привет, Мак! — ответил Хозяин, слегка недоумевая, почему его старый товарищ по рыбной ловле и по совместительству мировой судья из ближайшей деревни звонит ему в столь неурочный час. — Если ты хочешь сказать, что сегодня удачный день для ловли малоротого окуня, то я с тобой не соглашусь. А не соглашусь я, потому что по уши в работе. Кроме того, на утреннюю рыбалку мы уже опоздали, а для послеобеденного клева окунь еще не нагулял аппетита. Так что не пытайся соблазнить меня…

— Подожди! — сумел наконец вставить словечко Маклэй. — Я не по поводу рыбалки. Я звоню тебе по делу, и дело это чертовски неприятное.

— Что-то не так? — спросил Хозяин.

— Хотел бы я, чтобы у Титуса Ромейна с головой оказалось что-то не так, — сказал Судья. — Он только что был у меня — со своим прусским наемным работником в качестве свидетеля — и подал иск с жалобой на твою собаку, Лэда. И потребовал судебный ордер на то, чтобы старину Лэда застрелили.

— Что? — вне себя закричал Хозяин. — Не мог же он в самом…

— Именно это он и сделал, — сказал Маклэй. — Ромейн утверждает, что позапрошлой ночью Лэд загрыз четырех его овец, а сегодня утром или минувшей ночью еще четырех. Шварц божится, что оба раза заставал Лэда, когда тот приканчивал последнюю из овец. Не повезло тебе, старик, и мне так же тяжело, как если бы это был мой собственный пес. Ты знаешь, как сильно я люблю Лэда. Он лучший колли из всех, что я знал. Но закон в таких случаях однозначно…

— Ты говоришь так, будто считаешь, что Лэд виновен! — перебил его Хозяин. — Уж кому-кому, а тебе следовало бы знать, что это невозможно. Он…

— Шварц выдает убедительную историю, — печально ответил Судья, — и при этом рассказывает ее под присягой. Он клянется, что узнал Лэда еще в первый раз. Говорит, что минувшей ночью вызвался покараулить у скотного двора. Но днем было много работы, он устал и заснул, пока сторожил. Говорит, что проснулся, когда начинало рассветать, и что все стадо было растревожено, а Лэд прижимал одну овцу к земле. И что он уже убил трех. Шварц прогнал его. Трех овец не хватало. Та, которую только что поймал Лэд, умирала. Ромейн клянется, что видел, как Лэд «гонял» его овец на прошлой неделе. Это…

— Что ты решил? — спросил потрясенный Хозяин.

— Я сказал им прийти в суд к трем часам с останками двух мертвых овец, которые не пропали, и пообещал вызвать тебя на то же время.

— О да, я приду! — отчеканил Хозяин. — Не волнуйся. Хорошо, что ты заставил их повременить. Все это дело просто смехотворно! Оно…

— Конечно же, — продолжал Маклэй, — обе стороны могут легко оспорить любое мое решение. Я имею в виду решение о том, что касается возмещения убытков. Но в соответствии с новыми законами относительно овцеводства, увы, решение местного судьи немедленно застрелить убивающую овец собаку невозможно обжаловать. Закон не оставит мне выбора, если я приду к заключению, что собака действительно задрала овец. Я обязан вынести решение о том, чтобы такую собаку тут же прикончили. Вот почему я так огорчен. Я бы отказался от годового заработка, лишь бы не обрекать старого доброго Лэда на смерть.

— Тебе не придется этого делать, — твердо заявил Хозяин, хотя у него неприятно засосало под ложечкой. — Мы сможем доказать его невиновность. Я готов поставить на это все, что ты пожелаешь.

— Обсуди дело с Диком Колфаксом или с любым другим хорошим адвокатом, — предложил Маклэй. — Может, есть какая-то лазейка. Всем сердцем надеюсь, что есть.

— Мы с Лэдом не собираемся искать никакие лазейки, — вскинулся Хозяин. — Мы собираемся доказать, что все эти обвинения — ложные! Вот увидишь!

Закончив телефонный разговор, он отправился на поиски Хозяйки и, все более поддаваясь отчаянию, пересказал ей услышанное.

— Хуже всего то, — закончил он, — что Ромейн и Шварц, похоже, заставили Маклэя поверить их выдумкам.

— Это потому, что они сами этим выдумкам верят, — сказала Хозяйка, — и еще потому что как только самый разумный человек получает звание судьи, он сразу теряет весь свой здравый смысл и интуицию и превращается в ходячий свод законов. Но… тебе кажется, что у них получится убедить Маклэя в том, что Лэда нужно застрелить?

Она произнесла эти слова с едва заметной дрожью в голосе, что немедленно возродило в Хозяине боевой дух.

— Усадьба будет держать оборону против всех законников и всей полиции Нью-Джерси, — объявил он, — но мы не допустим, чтобы Лэд оказался на мушке. Насчет этого можешь даже не волноваться. Но этого недостаточно. Я хочу доказать его невиновность. В наши дни экономии и дефицита уничтожение животного мясной породы — серьезное преступление. И потеря восьми овец за два дня в регионе, где прилагается столько усилий для возобновления овцеводства…

— Ты ведь сказал, что второй раз овец тоже загрызли ночью и на рассвете, как и в первый раз, да? — перебила его супруга.

— Э-э, ну да. Но…

— Тогда, — куда более спокойным тоном заявила Хозяйка, — мы можем доказать алиби Лэда, о чем я вчера и говорила. Мэри всегда выпускает его по утрам, когда спускается на первый этаж подметать. Она никогда не принимается за работу раньше шести, а солнце в это время года встает задолго до этого часа. Шварц говорит, что оба раза видел Лэда, когда только начинало светать. С помощью Мэри мы сможем доказать, что Лэд находился в доме до куда более позднего времени.

Тревожная морщинка на ее лбу исчезла, а на губах заиграла уверенная улыбка. Лик Хозяина тоже просветлел.

— Отлично! — одобрил он план жены. — Думаю, это все решит. Мэри работает у нас уже много лет. Ее слово, разумеется, весит ничуть не меньше, чем показания наемного боша. Даже «ходячий свод законов» Маклэй не сможет ничего возразить против этого. Позови ее, дорогая, ладно?

Когда минутой позже в дверях кабинета появилась горничная, Хозяин приступил к расспросам с важным видом знатока юридических процедур.

— По утрам ты самая первая спускаешься на первый этаж, не так ли, Мэри?

— А как же, да, сэр, — удивилась неожиданному вопросу горничная. — Да, но только кроме тех дней, когда вы идете рыбачить или когда…

— Во сколько ты приходишь сюда утром?

— Ну, где-то в шесть часов, сэр, в основном, — сказала горничная и насупилась, словно уловила упрек в недостаточном рвении к работе.

— Но не раньше шести? — уточнил Хозяин.

— Нет, сэр, — скованно ответила Мэри. — Конечно, если вы считаете, что я начинаю недостаточно рано, то, наверное, я могла бы…

— Нет-нет, это достаточно рано, — заверил ее Хозяин. — Мы вполне довольны тем, во сколько ты начинаешь работу. Скажи, это ведь ты выпускаешь Лэда на улицу, когда заходишь в музыкальную комнату?

— Да, сэр, — ответила Мэри, — я выпускаю его сразу, как прихожу на первый этаж. Так вы сами велели, помните?

Хозяин испустил вздох облегчения. Горничная появилась на первом этаже не раньше шести. Значит, до этого часа пес не мог покинуть дом. Если Шварц видел какую-то собаку на скотном дворе Ромейна на рассвете, то уж точно не Лэда. Однако сколько ни рылся в своей памяти Хозяин, он не смог припомнить другого пса в окрестностях, который имел бы хоть отдаленное сходство с его необыкновенно крупным колли. И он стал склоняться к мысли (подсказанной книгами о пастушьих собаках), что, должно быть, «убийцам» пришлось преодолевать многие мили, чтобы утолить свою страсть к умерщвлению овец.

В любом случае его не должно волновать, что какой-то неведомый ему колли под воздействием своеобразного «шестого чувства» этой породы приохотился убивать овец Ромейна. Лэд оправдан. Искренние и простодушные показания горничной не оставляют сомнений в его непричастности к преступлению.

— Да, сэр, — тараторила Мэри. Поскольку речь зашла о любимом ею Лэде, у нее возник живой интерес к беседе. — Да, сэр, Лэд всегда выходит из-под пианино, как только заслышит мои шаги в прихожей. И сразу же подбегает ко мне, машет пышным хвостом и вместе со мной идет к входной двери, не отстает от меня ни на шаг. Он все понимает, прямо как человек, этот пес, да, сэр, все понимает.

Получив от Хозяина благосклонный кивок, горничная продолжала развивать тему.

— Ах, так приятно спускаться туда по утрам, потому что кажется, будто он рад меня видеть, — говорила она. — И потому в последние дни мне очень уж недоставало его.

Одобрительное выражение на лице Хозяина сменилось полным непониманием.

— Последние дни? — растерянно повторил он. — Что это значит?

— Ну как же, — всплеснула руками Мэри. Быстрая перемена в настрое работодателя опять привела ее в смятение. — С тех пор как эти стеклянные двери оставляют открытыми на ночь — так всегда делается, только наступит жара, вы, должно быть, сами знаете, сэр. Вот с тех пор Лэд не ждет меня. Он сам выходит на улицу, когда просыпается. В прошлом году он тоже так делал, сэр. Он…

— Спасибо, — помертвевшими губами проговорил Хозяин. — Это все. Спасибо.

Оставшись в одиночестве, он тяжело осел в кресле и стал думать. Он был по-прежнему непоколебимо уверен в невиновности своей собаки, но вся его защита в суде должна была строиться на показаниях Мэри. А теперь оказалось, что они не просто бесполезны, а играют на руку обвинителям.

Хозяин с раздражением проклял собственную любовь к свежему воздуху, ради которой и распорядился не закрывать летними ночами высокие стеклянные двери на первом этаже. С Лэдом на страже дом был в безопасности даже без засовов — у воров шансов на успех было не больше, чем если бы внутри их поджидала армия полицейских. А ночной воздух, продувая комнаты, охлаждал стены и помогал переносить жару следующего дня. Но теперь за эту прохладу придется заплатить огромную цену.

Через несколько минут приступ отчаяния прошел, и в Хозяине с новой силой запульсировала жажда битвы. Он быстро пересмотрел защиту и вместе с Хозяйкой тщательно разработал предполагаемый план действий, подготовившись к послеобеденному испытанию. Предложение Маклэя использовать опытного адвоката Хозяин отверг и решил, что сам будет защищать Лэда.

Мировой судья Маклэй проводил ежедневные заседания суда в просторной комнате на верхнем этаже здания местного общества взаимопомощи. Обычно в здешних процессах благоразумие и проницательность играли более значимую роль, чем соблюдение формальностей. Сам Маклэй сидел за небольшим потертым столом в дальнем конце комнаты; его помощник, ведущий скупые протоколы, пристраивался на углу того же письменного стола.

Посреди комнаты в окружении кухонных стульев стоял довольно длинный стол из сосновых досок. Вот там-то и рассаживались истцы, ответчики, заключенные, свидетели и адвокаты — все вперемешку, без какого-либо особого порядка. Вдоль стены стояло еще несколько разнокалиберных стульев на тот случай, если не всем хватит места.

Ровно в три часа дня пополудни Хозяйка и Хозяин вошли в зал заседаний. Рядом с Хозяйкой вышагивал Лэд. Маклэй и Ромейн со Шварцем уже были на месте, кроме них в зале были помощник судьи, констебль и парочка случайных зрителей. В углу были сложены тела двух задранных овец, замотанные в брезент.

Лэд почуял запах жертв сразу же, едва ступил в комнату, и с любопытством принюхался. Титус Ромейн, не сводивший с собаки злобного взгляда, заметил это и ткнул Шварца локтем в бок, чтобы и тот обратил внимание.

С брезгливым отвращением Лэд отвернулся от брезентового свертка в углу. Увидев Судью и признав в нем старого знакомого, колли замахал хвостом в дружеском приветствии и шагнул вперед — он ожидал, что его ласково потреплют за ушами.

— Лэд! — негромко позвала его Хозяйка.

При звуке ее голоса собака остановилась на полпути к столу смущенного Маклэя и послушно повернула назад. Констебль придвинул стул для Хозяйки, и она села. Лэд свернулся у ее ног и положил одну белоснежную лапу на ее ногу в туфельке — в знак того, что Хозяйка находится под его защитой. Судебное заседание началось.

Ромейн повторил свой рассказ о приписываемых колли прегрешениях, начав с первой встречи Лэда и его овец на горе Фасга. Шварц подробно описал то, как дважды стал свидетелем гибели овец от зубов соседской собаки.

Хозяин не прерывал ни одного, ни второго обвинителя, хотя позднее, при перекрестном допросе, вынудил честного Ромейна неохотно признать, что тот на самом деле не видел, чтобы Лэд погнался за овцами в то утро на горе Фасга, а видел только, как бежали овцы, в то время как колли стоял у подножия холма и смотрел снизу вверх на их беспорядочное бегство. И Хозяйка, и Хозяин под присягой подтвердили, что в тот раз собака не выразила ни малейшего намерения гнаться за овцами или как-то иначе им досаждать.

Таким образом, первый пункт дела Лэд выиграл. Но ввиду преступлений, в которых его обвиняли, этот пункт не имел большого значения. Даже если колли не набросился на овец, когда увидел их впервые, две последующие его встречи с ними, по словам обвинителей, закончились гибелью восьми голов. И Шварц видел это своими собственными глазами — Шварц, чьи показания были ясны и просты, как день.

Судья Маклэй бросил извиняющийся взгляд на Хозяйку и распорядился, чтобы останки овец вытащили из их брезентового савана и представили суду для изучения.

Раскладывая вместе со Шварцем отталкивающие вещественные доказательства, Титус Ромейн громко распространялся о стоимости убитых овец и жестокой бессмысленности их гибели. Хозяин молча склонился над столом, чтобы внимательно осмотреть раны. Наконец он выпрямился и прервал надгробную речь Ромейна негромким замечанием:

— Ваша честь, горла этих овец прокушены не собакой. Это сделал не Лэд и не какой-то иной «пес-убийца». Взгляните сами. Я видал овец, которых загрызла собака. Те раны были совсем не такими.

— Эй, что значит — прокушены не собакой? — громко фыркнул Ромейн. — А кем же? Молнией? Или может быть, их комар укусил, а? Ха-ха!

— Их вообще не кусали, — заявил Хозяин. — Посмотрите! Эти порезы достаточно рваные, но при этом прямые, словно след от инструмента. А если вы хотя бы раз видели, как собака рвет кусок мяса…

— Ерунда! — крякнул Титус. — Вы несете полную чушь! Горла овец разорваны. Шварц видел, как ваша псина их рвала. Вот и все, больше не о чем говорить. А разорвал он их прямо или разорвал криво — Закону все равно. Пес их ра-зо-рвал. И у меня есть надежный свидетель, чтобы доказать это.

— Ваша честь, — вдруг сказал Хозяин. — Могу я задать свидетелю несколько вопросов?

Маклэй кивнул. Хозяин повернулся к Шварцу, который встретил его взгляд с бесстрастным спокойствием.

— Шварц, — начал Хозяин, — ты говоришь, что было достаточно светло и ты смог узнать убившую овец собаку оба раза, когда заставал ее на скотном дворе Ромейна. Как близко ты смог подойти к ней?

Шварц задумался на секунду, а потом осторожно ответил:

— В первый раз я бежал на скотный двор со стороны дома, и ваша собака удрала через дальний угол, когда увидела, что я приближаюсь к ней. В тот раз, думаю, я был футах в тридцати. Это не так уж далеко, и я хорошо ее видел, а до того я часто видел ее на дороге или в вашей машине, так что узнал сразу. В следующий раз — этим утром, Судья, — я был в пяти футах от нее или даже ближе. Потому что сумел ударить ее палкой, которую подобрал, и пнуть ее по ребрам, когда она стала убегать. И светло было настолько, что хоть читай.

— Ну-ну, — сказал Хозяин. — Если я правильно помню, ты говорил Судье Маклэю, что минувшей ночью караулил в коровнике, который стоит на краю скотного двора, и что ты заснул, а когда проснулся, то увидел только, как какой-то пес…

— Ваш пес, — поправил его Шварц.

— …как пес рычит над лежащей и блеющей овцой, которую он придавил к земле. На каком расстоянии от тебя находился этот пес, когда ты проснулся?

— Он был прямо перед входом в коровник. Футах в шести от меня. Я вскочил, взял палку и побежал к нему…

— А этот пес и овцы сильно шумели?

— Да они такой гвалт устроили, что мертвеца бы из могилы подняли, — сказал Шварц. — Пес ваш рычал и урчал, бедняжка блеяла, а все остальные овцы…

— Да, ты говоришь, будто он задрал еще три овцы, пока ты спал, задрал и утащил куда-то их тела и вернулся снова. И вероятно, каждое его появление вызывало безумную панику в стаде. Однако ты ничего не слышал, пока не настал черед четвертой овцы?

— Я устал как собака, — пожаловался Шварц. — Весь день провел на южных лугах, десять часов косил, с пяти утра был на ногах. Мистер Ромейн скажет вам, что меня и в обычный день нелегко разбудить. Сплю как убитый.

— Это точно! — подтвердил Титус. — Приходится колотить в дверь и орать до хрипоты, чтобы заставить его открыть глаза. Моя жена говорит, что он самый сонливый из засонь…

— Ты выбежал из сарая с палкой в руке, — возобновил расспросы Хозяин, — и ударил собаку, прежде чем она успела скрыться? А когда она повернулась, чтобы убежать, ты пнул ее?

— Да, сэр. Так и было.

— И как сильно ты ударил ее?

— Припечатал на славу, — ответил Шварц с удовлетворением в голосе. — Потом я…

— И когда ты ее ударил, она захотела убежать, как побитая дворняга? Не попыталась ответить? То есть я хочу сказать — она не напала на тебя?

— Нет, нет, — замотал головой Шварц. — Наверное, хотела только, чтобы больше ей не попало. Так быстро улепетывать стала, что я едва успел достать ее ногой, когда пнул напоследок.

— Вот мой хлыст для верховой езды, — сказал Хозяин. — Возьми его, пожалуйста, и ударь Лэда так, как ударил его — то есть того пса-убийцу — палкой. Так же сильно. Лэда стегали хлыстом только один раз — и то из-за моей ошибки, много лет назад. Никогда не было нужды его наказывать. Но если он, получив удар от чужака, постарается сбежать, то чем раньше его забьют до смерти, тем лучше.

Судья открыл было рот в протестующем крике. Он знал, как сильно любят Лэда обитатели Усадьбы, и не мог понять, зачем наемного работника приглашают отхлестать пса на публике. Он глянул на Хозяйку. Та сохраняла спокойствие и, казалось, забавлялась происходящим. Во всяком случае, просьба Хозяина не привела ее в ужас и даже не удивила.

Короткие толстые пальцы Шварца сжали хлыст, который Хозяин вложил ему в руку.

С истинно тевтонской обстоятельностью Шварц занес оружие кверху и, сделав шаг к лениво дремлющему колли, с силой опустил его.

В следующее мгновение Шварцу пришлось быстро отскочить назад, потому что Лэд, молниеносно уклонившись от летящего со свистом хлыста, бросился прямо к горлу нападавшего. Он не рычал, он не ждал. Он просто прыгнул на врага с яростью, которая заставила Маклэя ахнуть.

Хозяин остановил пса еще в прыжке.

— Лежать, Лэд, — тихо скомандовал он.

И колли, как ни в чем не бывало, послушно растянулся на полу у ног Хозяйки. Но теперь его глаза неотрывно и непримиримо следили за человеком, который пытался его ударить.

— Это немного странно, не правда ли, — подвел итоги Хозяин, — что он вдруг бросился на тебя сейчас, хотя утром, как ты утверждаешь, пугливо сбежал от одного удара.

— Ну, все понятно, — проворчал Шварц. Его доселе несгибаемое самообладание заметно пострадало от неожиданного нападения. — Он тут не один, а с владельцами, и все такое. Вот он и осмелел. А сегодня утром, когда я ему вдарил как следует, все, о чем он мечтал, так это унести лапы подобру-поздорову.

— Хм! — задумался Хозяин. — Ты бьешь сильно, Шварц. Этого у тебя не отнимешь. Сейчас ты промахнулся, хлыст не задел Лэда. Но сам хлыст сломался. И оставил заметный след на деревянном полу. Когда ты бил палкой пса-убийцу, то удар был такой же силы?

— Чуть сильнее даже, — отвечал Шварц. — Я был зол как черт. Я…

— Кожа собаки нежнее, чем сосновый пол, — сказал Хозяин. — Ваша честь, такой удар оставил бы на теле Лэда рубец с дюйм глубиной. Не согласится ли ваша честь провести рукой по его спине, чтобы попытаться нащупать такой рубец?

— Это выходит за всякие рамки! — взорвался негодованием Титус Ромейн. — Вы уходите от сути дела, говорю вам! Я…

— Ваша честь, прошу вас! — настаивал Хозяин.

Судья вышел из-за стола и свистом подозвал Лэда.

Собака с сомнением посмотрела на Хозяина. Хозяин кивнул. Колли поднялся и ленивым шагом подошел к ожидающему его Судье. Маклэй провел ищущей рукой по чудесной рыжевато-коричневой шубе от головы до тазовой кости, потом по обоим лохматым бокам собаки. Лэд ненавидел, когда к нему прикасаются чужаки, однако мягкого слова Хозяйки оказалось достаточно, чтобы он стоял, не шевелясь, и позволил ощупать себя.

— Я не нахожу ни рубцов, ни каких-то иных отметин, — в конце концов сообщил Судья.

Хозяйка счастливо улыбалась. Все разбирательство вплоть до этого момента шло в соответствии с планом, который она сама придумала и предложила супругу. План этот был основан на ее знании Лэда.

— Шварц, — продолжил Хозяин, перебив очередную возмущенную тираду со стороны Ромейна, — боюсь, нынче утром ты ударил не так сильно, как тебе казалось. Или же какая-то другая собака сейчас бегает с огромным рубцом на спине. А теперь что касается пинка, которым ты напоследок угостил колли. Я…

— Я не стану повторять этого на вашем кровожадном псе! — испуганно заорал Шварц. — Даже если Судья арестует меня за неуважение к суду — не стану! Да он просто убьет меня!

— Но ведь сегодня утром он трусливо убежал от тебя, — напомнил ему Хозяин. — Ну ладно, я не буду настаивать на том, чтобы ты пнул Лэда. Но ты говоришь, тот пинок был несильным, потому что пес убегал, когда твой сапог достал его. Мне любопытно все-таки, какой силы был тот пинок. Любопытно настолько, что я готов предложить себя вместо Лэда. Мой сапог для верховой езды — хорошая мишень. Будь так любезен, Шварц, пни меня вот сюда. И постарайся пнуть с точно такой же силой — не больше и не меньше, — с какой ты пнул собаку.

— Я возражаю! — выкрикнул Ромейн. — Это бессмысленное дуракаваляние…

— Ваша честь, пожалуйста! — попросил Хозяин, переводя взгляд с растерянного Шварца на еще более озадаченного Судью.

Маклэй уже подскочил на ноги, чтобы запретить столь странное действо. Но горячая мольба в глазах Хозяина заставила Судью помедлить. И он опять глянул на Хозяйку. Ее лицо освещала довольная улыбка. Судья заметил, однако, что, поглаживая Лэда по макушке, Хозяйка тихонько поворачивает его морду в сторону Шварца.

— Итак, давай! — скомандовал Хозяин. — Как только будешь готов, Шварц! Не каждый день немцу выпадает шанс пнуть американца. И я обещаю, что не брошусь на тебя, как сделал это Лэд. Ну, пинай!

Неловко запнувшись, Шварц шагнул вперед. Движимый врожденным, типично немецким преклонением перед Законом — и при этом, вероятно, будучи не прочь отомстить человеку, чей пес только что пытался придушить его, — он отвел ногу в грубом башмаке, примеряясь, как бы посильнее ударить по голени Хозяина, затянутой толстой кожей сапога.

Пинок не достиг цели. Нет, Хозяин не увернулся, не блокировал удар. Он стоял абсолютно неподвижно и выжидающе ухмылялся.

Но весь зал судебных заседаний потряс дикий рык — рык безумной ярости. Шварц в ужасе опустил свою занесенную левую ногу, но на него по воздуху уже неслась огромная мохнатая фигура.

Пинок, грозящий его боготворимому Хозяину, возымел на Лэда именно тот эффект, на который и рассчитывала Хозяйка, планируя этот маневр. Почти любая хорошая собака набросится на того, кто ударит ее хозяина. И Лэд, казалось, понял, что пинок — это посягательство похуже, чем удар.

Направленный на Хозяина башмак Шварца вызвал в добродушном псе маниакальную ярость. Память о том, как Шварц пытался стегнуть самого Лэда, совершенно померкла по сравнению с таким кощунством. В сердце колли вспыхнула неизбывная кровная ненависть к этому человеку. И Хозяйка знала, что так будет.

Резкая команда Хозяйки и поспешно вскинутая рука Хозяина в самый последний миг остановили атаку Лэда. С налившимися кровью глазами он дрожал в их сдвоенных объятиях, хищно скалился, каждый его гигантский мускул рвался к трусливо съежившемуся Шварцу.

— Все, достаточно! — огласил свою волю Маклэй, перекрывая протестующие возгласы Титуса Ромейна. — У нас неформальные слушания; тем не менее это суд, а не собачий питомник. Я…

— Примите мои глубочайшие извинения, ваша честь, — искренне произнес Хозяин. — Я всего лишь хотел показать, что Лэд — не из тех собак, которые позволяют чужакам бить и пинать себя, а этот человек утверждает, будто сделал именно это — и совершенно безнаказанно. По-моему, я доказал на наглядном примере, что вчера и сегодня скотный двор Ромейна навещал какой-то другой пес — если это вообще был пес.

— Это был ваш пес! — вскричал Шварц, в приступе гнева позабыв о страхе. — В следующий раз, когда я буду сторожить овец, возьму с собой не палку, а ружье. И я…

— Не будет никакого следующего раза, — пообещал столь же разгневанный Ромейн. — Судья, я требую, чтобы вы приказали застрелить этого пса-убийцу. И требую, чтобы владелец этого пса возместил мне убытки за восемь задранных овец!

— Ваша честь! — невозмутимо вступил Хозяин. — Будет ли мне позволено выдвинуть встречное предложение? Предложение, которое, на мой взгляд, будет приемлемо как для мистера Ромейна, так и для меня.

— Единственное предложение, на которое я соглашусь, это судебное решение пристрелить проклятую тварь и возместить мне стоимость овец! — не желал ничего слушать Ромейн.

Маклэй вскинул руку, призывая к порядку, затем повернулся к Хозяину и сказал:

— Я слушаю ваше предложение.

— Оно состоит в том, — начал Хозяин, — чтобы Лэда отпустили на поруки, под мою ответственность, на период в двадцать четыре часа. Я оставлю в суде, здесь и сейчас, долговую расписку на сумму в одну тысячу долларов с тем, чтобы эту сумму выплатили Титусу Ромейну в том случае, если за этот период одна или более из его овец будут умерщвлены какой угодно собакой.

От полнейшей несуразности этого предложения у Титуса отвисла челюсть. Даже Судья громко ахнул, услышав причудливые условия. Шварц тупо молчал, пока мало-помалу его медленный ум не уловил общий смысл сказанного. Потом он позволил себе редкую роскошь — смешок.

— Правильно ли я вас понял? — прищурился на Хозяина Титус Ромейн. — Если я соглашусь отложить это дело на двадцать четыре часа, вы дадите мне одну тысячу долларов наличными за то, что какую-то из моих овец за это время задерет собака?

— Да, таково мое предложение, — ответил Хозяин. — Чтобы не было никаких сомнений, я согласен, чтобы вы оформили его письменно, сами. И я прямо сейчас вручу суду расписку на указанную сумму с указанием, чтобы ее выплатили вам в случае, если в течение суток из-за собак вы утратите хотя бы одну овцу. Более того, я собственноручно застрелю Лэда, если за это время вы утратите одну или более овец, и готов заплатить неустойку в размере еще одной тысячи долларов, если не выполню этот пункт моего предложения. Ну как?

— Согласен! — воскликнул Титус.

Улыбка Шварца к тому моменту грозила разорвать его широкое лицо надвое. Маклэй видел, что щеки Хозяйки слегка побледнели, но в целом ничто не выдавало ее беспокойства.

Когда Ромейн и Шварц ушли, Хозяин ненадолго задержался в зале суда.

— Не могу понять, к чему ты ведешь, — сказал ему Маклэй. — Но лично мне кажется, ты совершил большую глупость. Чтобы заполучить тысячу долларов, Ромейн перевернет всю страну, чтобы отыскать собаку, которая убивает овец. И Шварц тоже — хотя бы ради того, чтобы увидеть, как пристрелят Лэда. Ты заметил, как Шварц смотрел на него, когда уходил? Он ненавидит твоего пса.

— Да, — сказал Хозяин. — И еще я видел, как Лэд смотрел на Шварца. Лэд никогда не забудет тот пинок мне в ногу. За это он набросится на Шварца, даже если их следующая встреча произойдет только через год. Вот почему мы устроили все это. Слушай, Мак, я прошу тебя об огромном одолжении. О таком одолжении, которое полностью укладывается в твои рабочие обязанности. Пойди со мной сегодня вечером на рыбалку. А лучше приходи на ужин и будь готов остаться на ночь. Рыбалка начнется часов в двенадцать ночи.

— В двенадцать ночи! — повторил Маклэй. — Что за идея? В такой час клюет только сом. И я…

— Ты заблуждаешься, — возразил Хозяин. — Сегодня ночью клюнет рыба покрупнее — можешь мне поверить. Мы с женой все рассчитали. Я прошу тебя не как судью, а как друга. Ты нужен мне, Мак. Для меня это очень много значит. И если я не ошибаюсь, тебе будет интересно. Я рискую тысячей долларов и своей собакой ради этой рыбалки. Может, ты рискнешь несколькими часами сна? Я прошу об этом как добропорядочный гражданин в бедственном положении…

— Ну разумеется, — согласился недоумевающий Судья. — Но твоя идея мне совершенно непонятна…

— Я все тебе объясню, — пообещал Хозяин Маклэю. — Сейчас я просто хочу заручиться твоим участием в моем плане. Если он провалится, ты не потеряешь ничего, только малость не выспишься. Спасибо, что не отказался.

Тем вечером немногим позже десяти последнее освещенное окно в жилище Титуса Ромейна погасло. И тогда Хозяин поднялся с валуна на вершине горы Фасга, где они с Маклэем сидели уже целый час. Лэд тоже с готовностью вскочил на лапы.

— Пойдем, Мак, — сказал Хозяин. — Спустимся туда прямо сейчас. Возможно, ожидание окажется долгим. Но лучше прийти заранее, чем опоздать, когда на кону стоит так много. Если нас заметят — сразу беги. Мы с Лэдом прикроем отход, чтобы тебя не узнали. Спокойно, Лэд, не спеши. Рядом.

Двое людей и пес бесшумно спустились с холма к фермерскому хозяйству у дальнего склона. Они осторожно крались в стороне от жилых построек, пока в темноте не показался большой хлев под черной двускатной крышей. Наконец они остановились у изгороди вокруг скотного двора.

Сонные овцы, уловив собачий запах, забеспокоились, но спустя минуту все опять стихло.

— Нет, ты понял, ты понял? — возбужденно зашептал Хозяин, придвинув губы к уху Маклэя. — Предполагается, что на этих овец две ночи подряд нападал пес-убийца. И тем не менее запах собаки их ничуть не напугал, они даже не заблеяли. Если бы прошлой ночью какая-то собака устроила здесь бойню, то сейчас при появлении Лэда все стадо запаниковало бы.

— Я еще кое-что понял, — ответил Маклэй таким же едва слышным шепотом. — И мне стыдно, что я не подумал об этом раньше. Ромейн сказал, будто собака пролезла между жердей изгороди, когда забралась на скотный двор и когда убегала. Но если бы изгородь была настолько редкой, что сквозь нее мог протиснуться восьмидесятифунтовый пес, то что бы помешало всем этим овцам выбраться наружу таким же образом? Надо будет внимательно осмотреть эти жерди при свете дня — до того, как я приму решение по делу. Кажется, не зря ты и твоя жена уговорили меня на эту авантюру.

— Конечно, овцы пролезли бы в щель, в которую смогла пролезть собака, — ответил Хозяин. — А Ромейн настаивал, что собака не только сама проскочила внутрь, но и сумела вытащить по три мертвых овцы за ночь и где-то их спрятала, да так, что их не смогли потом найти. Никто не станет держать овец в таком ненадежном ограждении. Вся их история — сплошные дыры.

Хозяин легонько коснулся Лэда, и тот неслышно улегся под забором у ног мужчин. И так они прождали еще не менее часа.

Ночь была облачной; кроме тихого стрекота древесных лягушек да кузнечиков в отдалении не слышалось ни звука. Западный горизонт время от времени подсвечивали зарницы.

— Повезло нам, что Ромейн не держит собаку! — прошептал Маклэй. — Мы бы и на сто ярдов не подошли, как она подняла бы тревогу.

— Он говорил моему старшему работнику, что отдал свою дворнягу кому-то, когда купил овец. Начитался всяких глупостей насчет того, что от собак нет никакой пользы. Сегодня ночью собака была бы ему ох какой полезной!

Маклэй тронул Хозяина за рукав, и тот смолк. В ночной тишине где-то поблизости негромко стукнула дверь. И в то же мгновение Лэд издал гортанное рычание и поднялся, напряженный и готовый к бою.

— Он почуял Шварца! — возбужденно зашептал Хозяин. — Теперь ты понимаешь, зачем я заставил этого человека пнуть меня? Лежать, Лэд! Тихо!

Команда, хоть и данная шепотом, заставила Лэда опять упасть на землю. Но он по-прежнему низко рычал, так что Хозяину пришлось прикоснуться к нему пальцами и повторить:

— Тихо!

Послышалось шлепанье босых ног. Кто-то осторожно шел в направлении скотного двора. Лэд весь подобрался, Хозяин положил ладонь ему на макушку, и собака снова прижалась к земле, подрагивая от еле сдерживаемой ярости.

Тучи у них над головами сгустились еще плотнее. Только тусклые вспышки далеких зарниц позволили различить фигуру человека, направлявшегося к дальнему углу скотного двора. В свете молнии его нельзя было узнать, но безмолвное неистовство Лэда не оставляло сомнений в том, кто это был.

Овцы снова зашевелились спросонок, но их успокоило негромкое бормотание голоса, который животным был, по-видимому, знаком. И если не считать шуршания крадущихся босых ног, скотный двор стал казаться таким же безлюдным, как раньше.

Примерно минуту спустя очередная вспышка молнии осветила высокого человека, бредущего прочь со скотного двора. Только теперь он стал на целую треть шире в плечах, и у него как будто выросла вторая голова. Ничего больше рассмотреть было невозможно — мгновение, и фигура опять растворилась во мраке.

— Ты видел? — шепнул Хозяин. — У него через плечо перекинута овца. Вероятно, он обмотал ей морду тряпкой, чтобы она не блеяла. Дадим ему двадцать секунд, и тогда…

— Хорошо! — выпалил Маклэй, охваченный лихорадкой преследования. — Твой план сработал как по нотам! Но как, черт возьми, мы найдем его в темноте? Ночь выпала такая, что хоть глаз выколи. А если мы включим фонарики…

— Доверься Лэду. Уж он его выследит, — сказал Хозяин и пристегнул поводок к собачьей шее, вибрирующей от глухого рычания. — Вот зачем я взял его с нами. Ему нужно наказать кое-кого за один пинок. За Шварцем он Сахару пересечет, если потребуется. Пошли.

По слову Хозяина Лэд тут же натянул поводок, ринувшись вперед. Только повторная команда «Тихо!» остановила рвущийся наружу лай. Погоня началась.

Лэд вел их строго по прямой, не сворачивая ни на дюйм. С большим трудом удавалось сдерживать его бег до трусцы, на которой настаивал Хозяин. На это было две причины. Во-первых, Маклэй и Хозяин хотели держаться вдали от Шварца, чтобы тот не услышал их осторожных шагов. А во-вторых, Лэд прокладывал курс столь бескомпромиссный, что людям приходилось преодолевать множество препятствий, а это требовало от них немалых усилий и ловкости.

Таким порядком они продвигались не менее двух миль, по большей части через лес. И вдруг, охнув от неожиданности, Хозяин очутился по колено в трясине. Маклэй, идущий на шаг позади, тоже плюхнулся в болотистую грязь.

— Да что это с твоим псом? — недовольно заворчал Судья. — Он завел нас в болото. Не потащил же Шварц овцу весом в девяносто фунтов через эту топь!

— Скорее всего, нет, — пыхтя, отвечал Хозяин. — Наверное, он пересек сырое место по одной из полудюжины тропинок, которые ведут через болото. Но Лэд слишком торопится, чтобы думать о тропинках. Он…

На бугорке посреди болота, примерно в пятидесяти футах впереди, засветился фонарь. Должно быть, его только что зажгли, потому что через секунду-другую он разгорелся ярче. Мужчины увидели это и быстро пошли на свет. Но, сделав всего три шага, Маклэй споткнулся о кочку и шумно приземлился на четвереньки в топкую жижу. Падая, он ругнулся, и в окружающей тишине его невольное восклицание прозвучало отчетливо, словно пистолетный выстрел.

В тот же миг фонарь погас, а в зарослях на бугре затрещали ветки.

— За ним! — заорал Маклэй, пытаясь подняться на ноги. — Он скроется! И у нас не будет никаких доказательств того, кто он такой и…

Хозяин, все еще по щиколотку в липкой грязи, осознал всю тщетность попытки догнать человека, который убегал от них по сухой тропе. Оставалось только одно-единственное средство. И Хозяин прибегнул к нему.

Отстегнув поводок от ошейника колли, он крикнул:

— Взять, Лэд! Взять его!

Поднялся такой плеск, как будто кавалерийский отряд скакал через мелководье. Плеск, а еще необычное, восторженное рычание. Колли умчался.

Со всей возможной поспешностью двое мужчин двинулись к бугорку. Они вытащили свои электрические фонарики, и это очень облегчило и ускорило их продвижение. Тем не менее, прежде чем Хозяин поставил ногу на первую пядь твердой земли, где-то впереди и выше, посреди темноты, началось нечто невообразимое.

Дикий крик, топот обезумевшего от страха человека, блеяние овец, треск кустов — все сливалось в оглушительную какофонию. И весь этот шум пронзал жуткий, леденящий кровь звук — как будто хищник рвал зубами свою добычу.

Когда Маклэй и Хозяин услышали его, словно крылья выросли на их усталых ногах, мужчины во весь дух бросились вверх на бугор и дальше — по тропе, ведущей оттуда на восток. Такой звук мог означать только что-то очень нехорошее, чтобы не сказать — страшное. Это подтверждали и вопли жертвы: злоба уступила в них место смертному ужасу.

— Ко мне, Лэд! — на бегу звал Хозяин, задыхаясь. — Ко мне! Не трогай его!

За последним поворотом тропы, на земле, извиваясь словно змея и отчаянно пытаясь закрыть горло окровавленным предплечьем, ничком растянулся Шварц. Над ним на согнутых лапах стоял Лэд. Приказ хозяина он явно исполнил с большой неохотой.

Вся шерсть собаки стояла дыбом. В свете электрических фонариков на оскаленных белых зубах сверкали красные капли. Обычно мягкий взгляд сейчас полыхал огнем.

— Ко мне! — повторил Хозяин. — Ко мне, Лэд.

Абсолютное послушание было первым и главным из правил небольшого свода Законов для собак Усадьбы. Лэд выучил его с раннего щенячества. Сотрясаясь от сдерживаемой ярости, колли медленно повернулся и подошел к Хозяину. Там он замер каменным изваянием в ожидании дальнейших команд.

Маклэй уже опустился на колени рядом с истерически всхлипывающим немцем. Он коротко бросил Шварцу, что собака больше ничего ему не сделает, и осмотрел раны на плече и руке, выставленной для защиты.

— Поднимайся! — велел он затем. — Ты не настолько пострадал, чтобы не стоять на ногах. Еще минута, и он добрался бы до твоего горла, а так благодаря одежде у тебя всего несколько порезов. Поднимайся же! Хватит выть и вставай!

Властная строгость Маклэя помогла, и жалобные стоны Шварца постепенно сошли на нет. Он сел, баюкая изорванную руку и ошалело оглядываясь. При виде Лэда он содрогнулся. А признав Маклэя, разразился бурной речью с сильным акцентом.

— Будьте сфидетелем, Судья! — воскликнул он. — Сегодня ночью я караулиль скотный двор и увидел, как этот швайн-пес стащиль еще одну овцу. Я пошель за ним, а он, как добрался сюда, бросиль овцу и накинулся на меня. Он…

— Очень плохо, Шварц! — с неприязнью процедил Маклэй. — Ну просто очень плохо. Надо было тебе собраться с мыслями и придумать что-нибудь получше. Но раз уж ты выдал нам именно эту небылицу, давай осмотримся и попробуем найти ей подтверждение. Возьмем, к примеру, овцу — ту, которую, если верить твоим словам, Лэд приволок сюда от самого хлева и потом бросил, чтобы напасть на тебя. Кажется, я слышал только что блеяние овцы. Вернее, сразу нескольких овец. Может, мы отыщем среди них ту, которую Лэд стащил у Ромейна.

Шварц судорожно подскочил на ноги.

— Оставайся на месте! — велел ему Маклэй. — Мы не станем просить усталого и раненого человека помогать нам в поисках. — Обернувшись к Хозяину, Судья добавил: — Пожалуй, одному из нас придется посторожить его, пока второй ищет овец. Хочешь, я…

— В этом нет нужды, — сказал Хозяин. — Лэд!

Колли с готовностью шагнул вперед, а Шварц с не меньшей готовностью отступил назад.

— Стереги! — приказал псу Хозяин. — Стереги его!

Это была команда, которую Лэд хорошо изучил — Хозяйка и Хозяин нередко оставляли его караулить машину или выполнять роль охранника при иной ценной вещи. Он понял. Пес бы предпочел разобраться с врагом в соответствии с собственными представлениями, но Хозяин изрек свою волю. И потому колли оставалось лишь с тоской смотреть на горло Шварца.

— Только не двигайся! — предупредил Хозяин пленника. — И тогда, может быть, он тебя не тронет. Но стоит тебе шевельнуться, и он точно тебя растерзает. Стереги, Лэд!

Маклэй и Хозяин оставили пленника и стражника, а сами при свете фонариков отправились на осмотр места происшествия. Это была небольшая пустошь, затерянная посреди болота, до дороги отсюда было не менее мили. Люди здесь бывали крайне редко, если не считать охотничьего сезона.

Очень скоро жалобное «бе-е-е» привело Маклэя и Хозяина на левый склон бугра, к густым зарослям из березок и ольхи. Они стали обходить заросли по краю, пока не нашли между тонкими стволами узкий проход. На ветках на высоте нескольких футов от земли белели клочки шерсти.

Протиснувшись друг за другом в проход, мужчины нашли то, что искали.

Посреди густых зарослей была расчищена площадка. На ней установили грубо сплетенную из веток загородку площадью не более девяти квадратных футов. В этой загородке теснилось шесть овец.

Перепуганное блеяние из глубины зарослей открыло местонахождение той овцы, которую Шварц принес со скотного двора этой ночью и которую ему пришлось бросить, не дотащив до загородки, из-за нападения Лэда. Рядом с плетнем валялась разбитая керосиновая лампа.

— Живая овца на рынке в Патерсоне стоит двенадцать с половиной долларов, — размышлял вслух Хозяин, пока Маклэй дивился находкам. — В этой загородке овец на семьдесят пять долларов, и к утру их стало бы на три больше — если бы мы не помешали герру Шварцу в его сверхурочных трудах. Ради того, чтобы заполучить три овцы за ночь — и бросить подозрения на Лэда, не жалко было каждый раз искромсать горло четвертой. Но только кромсал он слишком правильно. Раны у него получились недостаточно рваными. Это стало для меня первой подсказкой. А второй — то, что недостающие овцы как сквозь землю проваливались. Понимаешь, он, наверное…

— Но, — перебил его потрясенный Маклэй, — почему четыре каждую ночь? Почему…

— Ты же видел, как много времени у него ушло, чтобы принести сюда одну овцу, — ответил Хозяин. — Шварц не смел приступать к делу, пока Ромейны не улягутся, а нужно было еще успеть «застукать» Лэда за убийством овцы до того, как проснется Титус. Прятать овец поближе он не мог, ведь Титус оба дня посвятил их поискам. Вероятно, Шварц хотел дождаться, когда его загон наполнится под завязку. Тогда он взял бы выходной, якобы желая навестить родственников. А сам погнал бы свое чудное стадо через лес на Риджвудскую дорогу и дальше в Патерсон, на рынок. Неплохую комбинацию он придумал.

— Но все-таки, — пытался разобраться Маклэй на пути обратно, туда, где Лэд нес свой караул. — По-моему, ты сильно рисковал, поставив тысячу долларов и жизнь Лэда на то, что Шварц все повторит в ближайшие двадцать четыре часа. Он мог бы переждать день или два, до тех пор, пока…

— Нет, — возразил Хозяин. — Он ни за что не стал бы ждать. Видишь ли, я не был на сто процентов уверен, замешан в этом деле Шварц или Ромейн — или даже оба. Поэтому я установил ловушку о двух концах. Если это был Ромейн, то ему светила тысяча долларов за умерщвление овец в течение суток. Если же это был Шварц… Вот именно с этой целью я и заставил его ударить Лэда и пнуть меня в ногу. Оба раза собака набросилась на него, и этого хватило, чтобы Шварц захотел убить ее — и ради собственной безопасности, и чтобы отомстить. Поэтому я не сомневался, что он в эту же ночь организует новое убийство овец, как минимум для того, чтобы вынудить меня пристрелить Лэда. Воровать и убивать овец в дневное время он не мог. Я выбрал те часы, когда у него была такая возможность. Если бы ему удалось добиться, чтобы Лэда застрелили, то тогда он, вероятно, придумал бы другого пса-убийцу, чтобы под его прикрытием продолжать воровать овец у Ромейна. Мы…

— Умно ты все предусмотрел, — восхитился Маклэй. — Чертовски умно, старик!

— Это все моя жена придумала, — напомнил ему Хозяин. — Конечно, я не стану спорить с тем, что умен, но весь мой ум (как и все деньги у многих мужчин) — от жены. Пойдем, Лэд! Герра Шварца ты постережешь, идя за ним следом. Мы собираемся завершить эту ночную рыбалку неожиданным визитом к дорогому и разлюбезному нашему мистеру Ромейну. Надеюсь, фонарики не разрядятся раньше времени, и я хорошо рассмотрю удивление на его лице, когда он нас увидит.