Цветовая классификация в ритуале ндембу
Проблема первобытной классификации
В последнее время заметно оживился интерес к тому явлению, которое Дюркгейм [6]Слова мира (франц.).
назвал «первобытными формами классификации», и этому оживлению чрезвычайно способствовали Леви-Стросс, Лич, Нидэм и Эванс-Притчард. Большое внимание было сосредоточено на дихотомической классификации в системах религии и родства или на других типах изометрических единиц, основанных на четверичном или восьмеричном принципах. Этот интерес очевиден и в том, как Нидэм воскресил труды Р. Герца [10]Это положение я подробно рассмотрел в других работах, например в «Гадательной системе ндембу» [25, с. 4].
, и в недавних исследованиях самого Нидзма [18]Упорядоченная беспорядочность всех чувств (франц.).
и Бейдельмана [2]A. van Gennep. Rites de passage. P., 1909
, посвященных символике латеральности и оппозиции правого и левого, а также социальной обусловленности этой символики. Во время моих собственных изысканий в области ритуальной символики ндембу я часто сталкивался с образцами латеральной символики и совершенно иными формами дуальной классификации, с которыми оппозиция правого и левого могла или не могла быть соотнесена. Поскольку одним из основных предметов моих изысканий была проблема социального конфликта и способов его разрешения, то я также не мог пройти мимо проблемы символизации и формализации этого конфликта. Множество конфликтов основывается на оппозиции принципов матрилинейности и вирилокальности и, стало быть, логично предположить, что оппозиция между полами служит источником ритуала и символа. Наблюдения подтвердили это, однако мне пришлось заодно убедиться, что не только половой дуализм, но практически и любую форму дуализма следует рассматривать как часть более широкой, трехчленной классификации.
Цветовая классификация в африканском ритуале
Трехчленная классификация связана с белым, красным и черным цветами. Только эти цвета имеют у ндембу первичные (непроизводные) обозначения. Все прочие цвета передаются либо производными терминами (как в случае chitookoloka — «серый», который происходит от tooka — «белый»), либо описательными и метафорическими выражениями, такими, как в случае «зеленого» — meji anatamba, что значит «сок сладких листьев картофеля». Нередко те цвета, которые мы сочли бы отличными от белого, красного или черного, у ндембу лингвистически отождествляются с ними. Синяя ткань, например, описывается как «черная» а желтые и оранжевые предметы объединяются под одной рубрикой «красных».
Иногда желтые предметы могут описываться как neyi nselа — «подобные воску», но при этом «желтое» часто рассматривается как ритуальный эквивалент «красного».
Когда я впервые наблюдал ритуалы ндембу, меня поразило частое употребление белой и красной глины в качестве ритуального украшения. Я предположил, что только эти два цвета являются ритуально значимыми и что я имею дело с бинарной классификацией. Действительно, такая точка зрения пользовалась определенной поддержкой в антропологической литературе по западным и центральным банту. Например, Бауманн, описавший племя чокве из Восточной Анголы, утверждал, что для этих людей «белое — цвет жизни, здоровья, лунного цвета и женщины, в то время как красный связан с болезнью, солнцем и мужчиной» [1, с. 40–41]. Далее он попытался привести в соответствие оппозицию между этими двумя цветами с оппозицией правого и левого, связывая красное с правым, а белое с левым. Но Бауманн также допустил, что белая глина «фигурирует в качестве жизненного начала», а значит, красную глину, если следовать его бинарной логике, надо рассматривать как цвет «смерти». Однако, обсуждая проблему красного украшения у неофитов в обряде обрезания, он пишет: «По-видимому, красный цвет представляет собой цвет не только болезни, но также и предотвращения болезни». Другие специалисты по западным и центральным банту отнюдь не разделяют интерпретацию Бауманна. Ч. М. Н. Уайт, например, утверждает, что «в ритуалах лувале красное символизирует жизнь и кровь» [28, с. 15], а чокве и лувале культурно очень близки. Уайт также пишет о том, что различные красные плоды и деревья «постоянно ассоциируются с плодовитостью и жизнью».
Мои собственные полевые наблюдения относительно ндембу скорее подтверждают точку зрения Уайта, нежели Бауманна, хотя действительно существует целый ряд ритуалов, в которых красное ассоциируется с мужественностью, как, например, в красных ритуальных украшениях военных вождей (tumbanji), резников и охотников, а белое — с женственностью, как в случае дерева mudyi, которое содержит белый млечный сок и считается высшим символом женственности и материнства. Но, с другой стороны, я обнаружил по меньшей мере равное число ритуалов, в которых белое символизирует мужественность, а красное — женственность. Например, в обрядах нкула, исполняемых с целью избавления женщины от менструальных расстройств, красная глина и другие красные символы репрезентируют менструальную кровь, «кровь родов» и матрилинейность — все женские характеристики. В обряде вубвангу, исполняемом для матери близнецов или для женщины, от которой ждут близнецов, измельченная в порошок белая глина, хранящаяся в фаллосообразном калебасе и высыпаемая на пациентку в то время, когда она стоит на бревне возле потока, олицетворяет, согласно толкованиям, «семя». Со своей стороны, растертая таким же образом красная глина, которая хранится в раковине речного моллюска и которой — после белой глины — осыпают пациентку, репрезентирует «кровь матери». Белую глину сыплет лекарь-мужчина, а красную — женщина. Я более подробно описываю этот обряд в другой работе, которая скоро будет опубликована, но главная идея ясна уже сейчас. Однозначной связи между цветом и полом не существует. Цветовая символика не обязательно соотносится с полом, хотя в некоторых ситуациях красное и белое выражают именно противопоставление полов.
Становится очевидно, что попытка Бауманна противопоставить символические ценности белого и красного является совершенно искусственной и натянутой. Следует предположить, что мы здесь имеем дело с чем-то более широким, нежели бинарная классификация. Несомненно, в ряде ситуаций белое и красное противопоставляются, однако то, что и один и другой цвета могут символизировать одно явление — иными словами, область их значений пересекается, — говорит, что нам следует оперировать более чем двумя членами оппозиции. Само собой разумеется, как я уже указывал, что здесь присутствует третий фактор, или понятие. Это — черный цвет, в некоторых отношениях более интересный для нас из всех трех.
Цветовая классификация в ритуалах жизненных переломов у ндембу
Прежде чем анализировать каждый из этих цветов по отдельности или в контрастных парах, рассмотрим некоторые ситуации, когда все появляются совместно. Как говорили мне ндембу, связь между цветами «берет начало от тайны (или загадки — mpangu), связанной с тремя реками: белизны, красноты и черноты (или темноты)». Это загадочное выражение является частью тайного обучения во время обрядов обрезания (mu-kanda) и во время фазы изоляции в обрядах похоронных сообществ chiwila и mung'ong'i. Говорят, что до недавнего времени девушкам также сообщали эту тайну (mpang'u) в период исполнения обрядов совершеннолетия (Nkang'a), но я не нашел подтверждений этому.
Сам я не наблюдал посвящения неофитов в тайну трех рек, но я записал некоторые сообщения надежных информантов. Первое из сообщений исходит от женщины — члена сообщества chiwila, которое исполняет сложный обряд инициации девушек в связи со смертью кого-либо из членов женского культа. Chiwila более не существует на территории Северной Родезии, но моя информантка была в молодые годы инициирована у ндембу в Анголе. Она описала мне, каким образом вновь посвящаемых обучают тайне одной из «рек» (tulong'a) — в данном случае «реки крови» (kalong'a kamaschi) или «реки красноты» (kachinana). Префикс 'ка-' иногда означает, что слово определяет разряд жидкостей, чаще всего воду. Таким образом, kuchinana означает «быть красным (или желтым)», chinana — корень слова, a kachinana означает «красную жидкость» или «красную реку», a keyila — «черную реку».
Моя информантка рассказала мне, что неофитов — мальчиков и девочек — собирают под длинным навесом без стен, именуемым izembi. Старший наставник, которого называют Sama-zembi («отец mazembi»), берет мотыгу и роет в земле канавку внутри хижины. Эта канавка имеет вид креста (neyi mwambu), но может также иметь форму топора ндембу (chizemba) или мотыги (itemwa). Затем он берет острые тростинки — вроде тех, из которых плетут циновки, — и втыкает их в землю вдоль обеих сторон канавки. Вслед за этим он таким же образом расставляет в ряды множество маленьких рогов антилоп, которые заполнены целебным снадобьем, изготовленным из измельченных листьев (nsompu). Канавка наполняется водой, после чего Samazembi обезглавливает (в этом случае всегда употребляют слово ku-ketula — «срезать») жертвенную птицу и сцеживает ее кровь в «реку», чтобы вода в ней окрасилась в красный цвет. Не удовлетворенный этим, он добавляет туда же другие красящие вещества, такие, как истертая в порошок красная глина (mukundu или ng'ula) и истолченная смола дерева mukulu.
Затем Samazembi натирает свое тело снадобьем, изготовленным из растворенных в воде выжимок какого-то корня, которое хранится в его личном калебасе. Остатки он выливает в «красную реку». После этого он берет истертую в порошок белую глину (mpemba или mpeza), взывает к духам «тех, кто давным давно прошел через Chiwila», обводит этой краской глаза и делает мазки на висках у себя и вновь посвящаемых, а затем обращается к ним с такой речью:
Взгляните! Это река крови! Это очень важно (буквально: «тяжело»). Это очень опасно. Вы не должны рассказывать об этом в деревне, когда вернетесь туда. Помните: это не обычная река! Ее давным-давно сотворил бог (Nzam-bi). Это река бога (kalong'a kanzambi). Вы не должны есть соли много-много дней и должны отказываться от сладкой и соленой пищи (towala означает и то и другое). Не говорите обо всем этом в деревне: это дурно.
После таких слов каждый из неофитов склоняется к земле и зубами поднимает один из рожков, не прибегая к помощи рук. Затем все выходят наружу и пытаются выполнить сложное задание: изогнувшись назад, новички подбрасывают рожки антилоп в воздух таким образом, чтобы адепты, стоящие у них за. спиной, смогли изловить рожки на лету, не пролив при этом ни капли снадобья. Samazembi собирает все рожки и прячет их в своей лечебной хижине (katunda). Содержащееся в них снадобье называется nfunda; это же наименование применяется к специальному снадобью обрядов обрезания мальчиков (Mukan-da). В его состав помимо прочих ингредиентов входит пепел от сожженной хижины покойника. Nfunda никогда не выбрасывают; небольшую часть, оставшуюся после ритуалов Chiwila или Mung'ong'i, смешивают со свежей порцией снадобья, когда готовятся к очередной инициации. Nfunda, используемый при обрядах обрезания (но не в обрядах Chiwila), содержит в своем составе золу и измельченный древесный уголь из изоляционной хижины, которая сжигается сразу после истечения периода изоляции посвящаемых; в состав снадобья входят также зола и древесный уголь, собранные на месте сакральных костров, которые погасли в конце совершения обрядов. Эти ингредиенты считаются «черными» символами. У Бауманна [1, с. 137] находим интересное замечание, что у народа чокве Nfunda означает «погребение» и происходит от глагола ku-funda (хоронить). Слово funda, по-видимому однокоренное с nfunda, означает, по Бауманну, «узел», вызывая в памяти ассоциацию с перевязанным веревками трупом, который переносят, прикрепив к шесту. Nfunda, используемый ндембу при ритуалах Mukanda, Mung'ong'i и Chiwila, несомненно, представляет собой лечебный «узел», однако в силу связи этого «узла» с похоронными обрядами, разрушением священных сооружений и черными символами допустима этимологическая связь со смертью.
Информант, рассказавший мне об обычаях Chiwila, не мог или же не хотел разъяснить мне их смысл. Но другие информанты, описавшие ритуалы Mukanda и Mung'ong'i, снабдили свой рассказ подробными разъяснениями. Во всех этих ритуалах, сказали они, присутствуют «три реки». «Река крови» обычно имеет форму топора и символизирует «мужчину с женщиной» (iyala namumbabda) или «совокупление» (kudisunda). «Мужчина» представлен лезвием. топора и обушком, а женщина — деревянным топорищем.
Главной «рекой» или «старшей», как называют ее ндембу, является «река белизны» (katooka). Она «течет прямо к навесу izembi». «Река с красной водой считается средней, а река с черной водой — младшей. Красная река — это женщина и ее муж». Смешение крови отца и матери символизирует ребенка, новую жизнь (kabubu kawumi-kabubu означает «маленькое живое существо» вроде насекомого; так же обозначается пуповина; wumi означает жизнь вообще, а не личное жизненное начало — так, ребенок, еще не отнятый от груди, обладает wumi, но не mwevulu, т. е. «тенью души», которая после смерти становится духом предка mukishi). Один информант сказал мне, что katooka закрашивается порошком белой глины (mpemba), «обозначает wumi и уподобляется стволу, от которого, подобно ветвям, отходят черная и красная реки». «Черная река» (keyila) закрашивается древесным углем (makala) и символизирует смерть (kufwa).
Во время обряда Mung'ong'i новичкам задают загадки (jipang'u). Вот одна из них: «Что такое белая вода, не знающая ночью покоя?» (katooka kusaloka). Правильный ответ: «Семя» (matekela). Таким образом, одним из смыслов «белой реки» является мужская производительная сила. Эта река также именуется «рекой бога».
При обряде Mung'ong'i, как и в Mukanda, новичков обучают песне, а точнее, заклинанию, состоящему из архаичных, наполовину непонятных слов. Я привожу текст, в котором отдельные места не смог перевести:
Katooki mesi kansalu kelung i chimbungu cheling'a belang'ante-e.
Белая река, вода страны, чудовищная пожирательница людей (гиена)…
Mukayande-e he-e kateti kasemena mwikindu Mwini kumwalula hinyi!
В страдании (?) маленький тростник зачатия, в знахарской корзинке (?); кто найдет, тот его владелец!
«Маленький тростник зачатия» — это, по-видимому, мужской член; Mwini — «Владелец» — имя местного духа или полубога, почитаемого в ритуале Musolu властителем дождя и, очевидно, связанного с мотивом «воды». Между прочим, ндембу описывает семя как «кровь, отбеленную (или очищенную) водой». Глагол «испускать мочу» — того же корня (-tekela), что и существительное matekela (семя). Кроме того, моча помогающего при обрезании является одним из ингредиентов снадобья nfunda. Очевидно, «река белизны» считается чистой, а «река крови» — содержащей нечистоты. Это различие проявится более отчетливо, если я приведу интерпретацию индивидуальных цветов, данную информантом.
Во время беседы о «белой реке» один из информантов изложил мне вкратце теорию ндембу о порождении, непосредственно относящуюся к тайнам инициации. «Ребенок, — сказал он, — означает удачу (wutooka, что также значит „белизна“). Ибо ребенок приносит благо в первую очередь зачавшему его отцу. Мать — это лишь сосуд, тело и душа ребенка происходят от отца. Но жизнь (wumi) ребенку дает бог (Nzambi)». Я спросил у него, почему в таком случае ндембу ведут счет родства по материнской линии. Он ответил: «Мужчина зачинает детей, но принадлежат они матери, потому что она вскармливает и воспитывает их. Мать кормит ребенка грудью; без нее дитя погибнет». И он вспомнил пословицу «Петух зачинает, но цыплята — курицыны дети» (Kusema kwandemba nyana yachali). Далее он указал, что материнское молоко (mayeli) тоже «белое»: «белая струя», и поэтому дерево mudyi, выделяющее молочно-белый сок, является основным символом ритуалов, связанных с достижением девушками половой зрелости. Итак, katooka, или «белая река», является бисексуальным символом, представляя как мужское семя, так и женское молоко. Белые предметы могут символизировать как мужские, так и женские объекты в зависимости от контекста или ситуации, а не резервируются только для женских объектов, как это было в описании чокве у Бауманна.
Наконец, ритуал Mung'ong'i сопровождается длинной песней, распеваемой новичками, с таким припевом: «Yaleyi Nyameya lupemba lutunda antu wafunda nimumi niwayili», что означает буквально: «Ты — человек Ньямеи, большая mpemba, которой проводят полосы по телу; ты проводишь полосы на живых и тех, кто ушли (т. е. умерли)». Yaleyi — термин, используемый при обращении к человеку независимо от пола. Nyameya на языке лувале означает буквально «мать белизны», но префикс 'пуа-' (чья-либо мать) может использоваться как почетный титул при обращении к мужчинам, например к вождям или великим охотникам, поскольку они «кормильцы». Lupemba — это mpemba или pemba с добавочным префиксом 'lu-', часто обозначающим размер. Класс существительных с 'lu-' обычно включает имена неодушевленные, причем, как правило, имеются в виду длинные предметы. Я склонен думать, что в данном случае особо подчеркиваются большие размеры mpemba и ее связь с «белизной». Ku-funda на языке лунда означает «проводить полосы» белой глиной, красной глиной и древесным углем. Когда умирает отец или мать ребенка, у них на теле проводят белую линию от середины груди до пупка в знак желания, чтобы умерший передал свое имя потомкам. Передать кому-либо имя у ндембу означает частичную реинкарнацию определенных черт характера и телесных признаков. Если человек умирает бездетным, у него на теле древесным углем проводят черную линию от пупка вниз, между ног и вокруг срамного места. Это призыв к мертвому: не посещать более мир живых, «умереть навсегда», как говорят ндембу.
Живые люди при многих ритуалах также метятся белой глиной. Например, когда ндембу обращаются к духам предков вблизи особых священных деревьев, которые высаживаются в их память в деревнях, они метят дерево белым, затем проводят по земле, начиная от основания дерева, одну, три или четыре полосы, после чего мажут белой краской виски, глазные орбиты и область повыше пупка. Считается, что mpemba символизирует состояние доброго согласия и взаимного благожелательства между живыми и мертвыми. Белые полосы означают, что между ними нет «тайных распрей» (yitela), которые «очернили» бы (kwiyilisha) их печень (nyichima) — седалище чувств..
Цветовая классификация в ритуалах жизненных переломов у нгонде
Другие сообщения об обрядах инициации в Центральной Африке упоминают многие из только что описанных элементов. Например, Линдон Харрис [9]Ведовских сородичей, называемых tuyebela, andumba или tushipa, по общему мнению, помешают в «менструальной хижине».
записал несколько сообщений в племени нгонде из Южной Танганьики, в которых описывается значение цветовой триады как в мужской, так и в женской инициации. Он просил туземных информантов проинтерпретировать часть загадочных песен, которые поют в изоляционных хижинах. Одно объяснение гласило следующее: «Женщина зачинает от мужского семени. Если у мужчины черное семя, зачатия не будет. Но если семя белое, у него будет ребенок» [9, с. 19]. Эзотерическое учение, преподаваемое посвящаемым, включает демонстрацию старшими «трех предметов, символизирующих половую чистоту, половую болезнь как следствие несоблюдения чистоты и менструацию». Этими символами являются соответственно: белая мука, черный древесный уголь и красное снадобье inumbati. «Мальчиков наставляют посредством символов» [9, с. 23]. В данном случае inumbati используется для «помазания новорожденного», и песню неофитов «Я хочу амулет inumbati» Харрис предлагает понимать как «Я хочу родить ребенка». Снадобье inumbati изготовляют из стертой в порошок смолы или коры дерева птерокарпус. Разновидность Pterocarpus angolensis играет главную роль в ритуалах ндембу, где она фигурирует как красный символ. Кроме того, мы слышим, что «мальчики мажут себя черной глиной (cikupi) и поэтому они не могут быть увидены из кустов случайными прохожими» [9, с. 16]. Чернота среди ндембу также связана с тайным убежищем и темнотой. Она означает у ндембу не только действительную, но и символическую и ритуальную смерть. Такое же значение она может иметь в вышеописанной ритуальной практике нгонде.
В обрядах совершеннолетия девушек нгонде вновь посвящаемых ведет к роднику старшая подруга, уже прошедшая этот обряд. Когда они подходят к развилке троп, старшая девушка наклоняется и проводит три линии на тропе, одну — красную — охрой, означающую менструацию, другую — черную — куском древесного угля, означающую половую нечистоту, одну белую— мукой маниоки — символ половой чистоты [9, с. 39]. Здесь в очередной раз мы видим отношение между водой (центральный мотив) и цветовой триадой.
Д-р Одри Ричарде в книге «Чисунгу» пишет о том, какую важную роль играет цветовая символика в обрядах половой зрелости девушек бемба. Так, керамические эмблемы mbusa, используемые в эзотерических ритуалах для инструктирования вновь посвящаемых, «обычно окрашиваются белым, черным и красным» [20, с. 59]. Большие предметы из необожженной глины украшаются бобами, сажей, мелом и красным красителем, получаемым из древесины бафии яркой [20, с. 60]. Красный порошок бафии яркой в этом ритуале «есть кровь», как сообщили д-ру Ричарде [20, с. 66]. Этот порошок втирают тем, кто испытал опасность, — охотникам на львов или успешно прошедшим испытание ядом. Красный порошок бафии яркой — в некоторых ситуациях явно мужской символ, как, например, когда окрашенные в красное сестры жениха прикидываются самим женихом [20, с. 73]. С другой стороны, mulomwa, род твердой древесины, которая выделяет красный сок, «репрезентирует мужское начало, льва и в некоторых случаях вождя» [20, с. 94]. Однако красное у бемба, как и у ндембу, также обладает женскими коннотациями, поскольку во многих ритуальных контекстах оно означает менструальную кровь. Среди бемба белое означает смывание менструальной крови [20, с. 81]. Все три цвета встречаются вместе в очистительных обрядах ukuya ku mpemba («хождение за побелкой»), когда посвящаемую моют и очищают и ее тело покрывают побелкой. В то же время ком черного ила кладут крестообразно ей на голову и украшают тыквенными семечками и красной краской. Во время всех этих процедур поют такую песню: «Мы сделали девушек белыми, подобными белым цаплям. Мы сделали их красивыми… они теперь убелены от пятен крови… Теперь покончено с тем, что было красным». Этот обряд отмечает собой определенную стадию в ритуале половой зрелости [20, с. 88–90]. В другом эпизоде белые бусины обозначают плодовитость (точно так же, как в ритуалах ндембу) [20, с. 72].
В своей книге «Тайные обряды первобытных убанги» [26]Рука (лат.), здесь: власть.
А. М. Вержья следующим образом анализирует цветовую символику обрядов обрезания у манья (или мандья) [26, с. 92]: «Черное (в форме порошка древесного угля) посвящено смерти. Воины, отправляясь на войну, мажут себя сажей. Люди в трауре ходят грязными, они больше не моются. Черное — символ нечистоты, белое — возрождения. Белое предохраняет от болезней. На последней стадии обрядов инициируемые юноши красят себя белым — они стали мужчинами. На церемонии траурной встречи родственники умершего делают то же самое. Белое очищает. Красное — символ жизни, радости и здоровья. Аборигены натирают себя красным для танцев, а те, кто болен, часто проносят его над своими телами».
Цветовая классификация и верховный бог в центральной Африке
Нет. необходимости умножать примеры, все могут ознакомиться с ними по литературе, посвященной африканским обрядам инициации. Но, может быть, стоит вспомнить, что Бауманн [1, с. 12] натолкнулся на ритуальное укрытие (izemba) (которое он назвал «zemba») культа Mung'ong'i в деревне чокве, к северу от верхних касаи, и ему рассказывали, что два больших костра, горящие в этом укрытии, «называются „kalunga“ (что означает бог) и „достигают неба“». Таким образом, мы нашли три цвета, довольно широко ассоциирующиеся с инициациями и обрядами жизненных переломов, — а среди ндембу и чокве, во всяком случае, — и с верховным богом. Из этих трех цветов белый, по-видимому, является доминирующим и однозначным, красный — амбивалентен, ибо он совмещает в себе как плодородие, так и «опасность», черный же — в некотором роде молчаливый партнер, «теневой третий» в смысле противопоставления белому и красному, поскольку он репрезентирует «смерть», «стерильность» и «нечистоту». Однако мы увидим, что в полной своей-семантике черный цвет разделяет определенные значения с белым и красным и не воспринимается как целиком злокозненный. Все три цвета понимаются как реки силы, текущие из общего источника в боге; эти реки пропитывают весь чувственный мир своими специфическими качествами. Более того, они мыслятся как придающие (каждый — свой) специфический оттенок действенности моральной и социальной жизни человечества, так что даже говорится: «Это хороший человек, ибо у него белая печень» или: «Он злой, у него черная печень», в то время как на самом деле печень темно-красного цвета. Хотя можно сказать, что ндембу, как и многие другие простые общности, обладают «праздным богом», этот бог может рассматриваться как активный, поскольку из него постоянно эманируются три принципа бытия, которые обретают символику и видимую форму в бело-красно-черной триаде. Ндембу считают, что проявления этих принципов или сил рассеяны повсюду в природе, в предметах, имеющих эти цвета, таких, как деревья с белой или красной смолой, кора или корни, белые или черные плоды, белая каолиновая глина или красная окисленная земля, черный ил, древесный уголь, белые солнце и луна, черная ночь, краснота крови, белизна молока, темный цвет экскрементов. Животные и птицы приобретают ритуальное значение потому, что их оперение или шкура имеют эти цвета. Даже люди — хотя бы и негры— делятся на «белых» и «черных» в зависимости от нюансов пигментации. Здесь, однако, заключено какое-то моральное различие, и большинство людей возражает против того, чтобы их отнесли к разряду «черных».
Интерпретация цветовой триады у ндембу
Что же сообщают неофитам о значении триады? Со слов информантов ндембу я записал изрядное количество текстов относительно цветовой символики, отражающих знания информантов, полученные ими во время инициации или в ходе разного рода обрядов, в которых они принимали участие. Рассмотрим основные значения каждого из цветов.
Белый цвет
Все информанты единодушны в том, что белая глина (mpemba или mpeza) и другие «белые вещи» (yuma yitooka) означают «белизну» (wutooka), которая символизирует:
1) благо (ku-waha);
2) источник силы и здоровья (ku-koleka или ku-ko-lisha);
3) чистоту (ku-tooka) (это слово просто означает «быть белым», но контекстуально понимается как «чистота»);
4) безбедность, отсутствие неудач (ku-bula, ku-nalwa);
5) силу (kwikala nang'ovu) (букв, «обладать силой»);
6) отсутствие смерти (ku-bula ku-twa) (т. е. отсутствие смерти в родственной группе);
7) отсутствие слез (ku-bula madilu) (см. пункт 6);
8) главенство или власть (wanta);
9) встречу с духами предков (adibomba niakishi);
10) жизнь (wumi);
11) здоровье (ku-handa);
12) зачатие или рождение ребенка (lusemu);
13) охотничью доблесть (Wubinda);
14) даяния (или щедрость) (kwinka);
15) поминание (kwanuka) предков дарами и подношениями у святилищ (muyombu);
16) смех (kuseha) (знак дружелюбной общительности);
17) поедание пищи (ku-dya) (ндембу отмечают, что кассава, основной продукт их питания, имеет, подобно молоку матери, белый цвет);
18) размножение (ku-seng'uka) (в смысле плодовитости, увеличения потомства, стад и урожая);
19) доступность глазу, явность (ku-solola);
20) возмужание или созревание (ku-kula) (при этом ндембу замечают, что у стариков волосы белеют, т. е. их «белизна» становится «явной»);
21) очищение (ku-komba) (т. е. избавление от нечистот);
22) омовение (ku-wela);
23) отсутствие смешного — «над вами не смеются, если вы совершили что-либо дурное или неразумное».
Красный цвет
«Красные вещи (yuma yachinana), — говорят информанты, — из крови или красной глины (ng'ula)». Существует несколько категорий крови, а именно:
1) кровь животных (mashi atunyama или mashi anyama) обозначает охоту (Wubinda или Wuyang'a), а также мясную пищу (mbiji);
2) кровь последа при родах, кровь матери (mashi alusemu amama);
3) кровь всех женщин (mashi awabanda ejima), т. е. менструальная кровь (mbayi или Kanyanda);
4) кровь убийства (mashi awubanji hela kulapana); сюда же относится кровь при обрезании, а также красное украшение в обрядах очищения от убийства человека, льва, леопарда или буйвола;
5) кровь колдовства/ведовства (mashi awuloji); у ндембу колдовство/ведовство связаны с некрофагией, а потому в ритуалах, направленных против того и другого, красный цвет означает кровь, пролитую при пожирании мертвых. «Красные вещи относятся к двум категориям: они могут одновременно приносить добро и зло (yuma yachinana yakunda-ma knyedi, yela nikuwaha nukutama yadibomba)». Этим подчеркивается амбивалентность символики красного;
6) «Красные вещи обладают силой (yikweti ng'ovu); кровь — это сила, потому что человек, животное, насекомое или птица должны иметь кровь, иначе они умрут. Деревянные фигурки (nkishi) не имеют крови и поэтому не могут дышать, говорить, петь, смеяться и переговариваться друг с другом: это просто деревяшки. Но когда колдуны (alosi) пользуются ими, они дают этим фигуркам кровь, и те приходят в движение и могут убивать людей»;
7) «Семя (matekala) — это белая (счастливая, чистая), добрая кровь (mashi katooka amawahi). Если оно красное или черное, зачатия не будет (neyi achinana eyila kusema nehi). Красное семя бессильно (azeka), оно не проникает вглубь (ku-dita)».
Черный цвет
«Черные вещи — это древесный уголь (makala), речной ил (malowa), сок деревьев mupuchi и musamba (т. е. wulombu — „чернила“) и черные плоды дерева rauneku».
«Чернота (wuyila) — это:
1) зло (ku-tama), дурные вещи (yuma yatama);
2) отсутствие удачи, чистоты или белизны (ku-bula ku-too-ka);
3) страдание (yihung'u) или несчастье (malwa);
4) болезни (yikweti yikatu);
5) ведовство и колдовство (wuloji): если у человека черная печень и он способен на убийство — это дурной человек (muchi-ma neyi wuneyili wukutwesa kusaha muntu; wunatami dehi); напротив, белая печень — у хорошего человека, который веселится с другими, общителен, помогает другим и сам может рассчитывать на помощь;
6) смерть (ku-twa);
7) половое влечение (wuvumbi);
8) ночь (wutuku) или тьма (mwidima)».
Замечания о символике черного
Приведенный выше список атрибутов «черного» неизбежно оставит ложное впечатление о том, как ндембу относятся к этому цвету, если не упомянуть о понятии мистической или ритуальной смерти и связанном с ним представлении об умирании страсти и вражды. Понятие «смерти» (ku-twa) у ндембу лишено того окончательного характера, которым оно, несмотря на влияние христианства, отмечено в западной цивилизации. «Умереть» для ндембу часто означает достичь конца определенной стадии развития, достичь предела в цикле роста. «Умерший» человек все еще активен — он либо в качестве духа предка следит за поведением своих живых родичей и проявляется для них в виде разного рода бедствий, либо же частично воплощается в каком-то из своих родственников, повторяющем некоторые черты его характера или физического облика. Умерший не только приобретает иной социальный статус, но изменяется также его модус существования; здесь нет и речи о полном исчезновении. Термин ku-twa употребляется еще и в смысле «обморока»; и действительно, ндембу уверяли меня, будто им доводилось по нескольку раз «умирать», но затем они вновь возвращались к жизни благодаря заботам лекаря (chimbuki). Слово «обморок» довольно точно передает смысл идиомы ku-twa, связанной с мраком или помрачением. Смерть — это «помрачение», период бессилия и пассивности, пролегший между двумя жизненными состояниями.
Для мышления ндембу характерна также связь между понятиями смерти и созревания (ku-kula). Человек растет поэтапно, и каждый последующий этап есть «смерть» для предыдущего, так что человеческая жизнь — это ряд смертей и рождений. При первой менструации у девушки ндембу говорят: wunakuli dehi — «она созрела»; то же говорится при ритуалах, связанных с первой беременностью и рождением первого ребенка. Связь между ku-twa и ku-kula подчеркивается и тем, что при обряде обрезания место совершения операции именуется itwilu, т. е. «место умирания», хотя место, где мальчики сидят после операции, останавливая кровотечение, — это длинное бревно камедного дерева mukula, название которого произведено от слова ku-kula, означающего «созревать». «Через смерть к зрелости» — таким мог бы быть девиз Mukanda, ритуала обрезания. Место, на котором девушка лежит неподвижно, укрытая одеялом, во время двенадцатичасового испытания в первый день ритуала совершеннолетия (Nkang'a), это тоже ifwilu или chi-hung'u, т. е. «место страдания» (ср. символику «черного», пункт 3). Целью данного ритуала является утверждение ее половой зрелости.
Символика черного играет важную, хотя и не доминирующую роль в ритуале обрезания мальчиков. Я уже говорил, что многие черные символические предметы составляют важные ингредиенты снадобья nfunda. Когда новички возвращаются к своим матерям после пребывания в уединении, они ударяют над головами двумя палками, в то время как их самих несут на плечах ритуальные надсмотрщики (yilombola). Эти палки, чересполосно увитые лентами двух цветов, символизируют, по словам информантов, «жизнь и смерть». Символика черного проявляется иногда в ритуальных масках makishi, которые, как уверяют посвящаемых мальчиков, появляются из-под земли на месте ifwilu. На этих масках три горизонтальные прямоугольные ленты наподобие маленького флажка. Одна лента белая, вторая красная, третья черная; белая сверху, черная снизу. Это считается «чрезвычайно важным». Когда я попросил объяснить их смысл, мне пропели песню из ритуала Nkula, исполняемого inter alia при лечении женщины от фригидности, препятствующей, как полагают ндембу, зачатию ребенка, а также связанной с менструальными расстройствами вроде меноррагии и дисменорреи. В песне поется:
Ты уничтожаешь полосы мангуста, это твоя привычка,
из-за которой ты отказываешь мужчинам, ты уничтожаешь полосы
(wakisa nyilenji nkala chaku chey'ochu
chiwalekelang'a amayala, wakisa nyilensi).
Мне объяснили, что nkala — это вид мангуста с красными, белыми и черными полосами на спине. Песня означает, что «больная — плохая, бесполезная женщина, без силы (kawahe-ta ng'ovuku) — ты сама разрушаешь в себе женщину; тебе следует иметь детей, ты недостойная грешница (nawatelelaku). Ты — холодная женщина (walwa mwitala — букв, „мертвец в доме“). У мангуста есть полосы, но эта женщина, имея половые органы, не употребит их в дело». Следует заметить, что деревянный кол, который неотлучно носят с собой неофиты во время изоляции при исполнении обряда Mukanda и который символизирует их membrum virile, зовется также nkala (мангуст), и это животное относится к разряду табуированной пищи на время ритуала. По-видимому, здесь мы имеем бисексуальный символ силы плодородия, в котором воплощено одновременное Действие всех трех цветовых принципов. Что же еще может означать черный в комбинации этих принципов, как не зло и несчастье?
Существует несомненная связь между черным цветом и половой страстью (wuvumbi). Например, женщины собирают черную кору известных деревьев (таких, как дерево мудьи) и чернят ею половые органы посвящаемых девушек, когда те находятся в ритуальной изоляции. Считается, что это обеспечит им половую привлекательность. Женщины с очень черной кожей высоко ценятся у ндембу как любовницы, но не как жены. Половая страсть связана с темнотой и тайной. Черное, стало быть, символизирует нечто сокровенное (chakusweka, chakujinda), причем не просто сокровенное, но и страстно желанное. Здесь невольно приходит на ум вагнеровский символ «любви-смерти», связанный с образами Тристана и Изольды.
Но черный цвет связал также и с открытой любовью, а в некоторых случаях символизирует брак. Например, сразу же после окончания ритуалов, знаменующих наступление половой зрелости, девушки проводят ночь со своими женихами (kalem-ba). Любовная пара имеет многократные сношения, и если невеста остается довольной свиданием, она дает тайный знак согласия своей наставнице (nkong'a), которая навещает ее рано поутру. Последняя удаляется на цыпочках, берет некоторое количество malowa, или черного ила, извлеченного ею накануне вечером, на закате солнца, со дна реки, и тайно крадется прочь, «чтобы ее не заметил мужской глаз». Затем она рассыпает немного порошка на пороге каждой хижины в деревне. Смысл этого мне разъяснили следующим образом: «Malowa — это символ (chijikijilu) любви (nkeng'i). Ведь молодая девушка и ее муж теперь любят друг друга. Однако каждый в деревне должен приобщиться к этой любви. Для этого используется malowa, потому что она холодная, из реки. Тогда брак будет мирным. Malowa, хотя о-на и черная, прочит здесь не беду, но брачный мир и счастье (wuluwi)». «Чернота» совместно с «холодностью» символизирует прекращение вражды между двумя брачащимися группами, вражды, которая прежде разгрывалась в обрядах. Стало быть, черное может иногда символизировать «смерть» неблагоприятного или нежелательного состояния.
Контраст белого и черного
Просмотрев краткий перечень ассоциаций, связанных у информантов с белым и черным цветами соответственно, нетрудно убедиться, что вызываемые ими чувства образуют ряд антитетических пар, например: благо — зло, чистота — отсутствие чистоты, отсутствие неудачи — отсутствие удачи, отсутствие несчастья — несчастье, отсутствие смерти — смерть, жизнь — смерть, здоровье — болезнь, веселье с друзьями — ведовство, свет — тьма и т. п.
Такое сопоставление недвусмысленно показывает, что, когда цвета рассматриваются в отвлечении от социального и ритуального контекстов, ндембу понимают черное и белое как основную и высшую антитезу в своей модели действительности. Однако, как мы сейчас увидим, во всех ритуалах белое и красное появляются в тесной связи друг с другом, между тем как черное редко бывает выраженным явно. В абстракции от действительных ситуаций красное, по-видимому, имеет некоторые свойства, общие с черным и белым. Но в действительных контекстах красное, как правило, образует пару с белым.
Характеристика белого и красного цветов
а) Белизна. Хотя каждый из ритуальных цветов обладает широким диапазоном референтов, тем не менее каждый из них имеет также свои отличительные качества, которые можно вкратце охарактеризовать, сказав, что белое позитивно, красное амбивалентно, а черное негативно. Быть белым — значит быть в правильных отношениях с живыми и мертвыми. А быть с ни=-ми в правильных отношениях значит быть здоровым и невредимым. Такой человек никогда не возбуждает гнева и зависти у других и не испытывает к ним враждебности. Поэтому он не боится ведовства/колдовства И не подвержен искушению прибегнуть к нему. Такой человек имеет все данные стать хорошим властителем, ибо он не злоупотребит свой властью (wanta). Он щедр, гостеприимен и великодушен. Он «удалит зло» из деревни или подвластной ему области, он благочестиво будет удалять грязь и нечистоты от подножий священных. деревьев muyombu, будет совершать возлияния духам предков кукурузным пивом, призывая их помочь своему народу. Он даст людям пищу и наполнит их мудростью. Ведь белое, между прочим, символ воспитания. Это качество «делается зримым» (говорят ндембу) в таких материальных проявлениях, как грудное молоко, семя и каша из кассавы. Оно символизирует верную преемственность между поколениями и связано с радостями еды, зачатия, вскармливания. Зачатие и вскармливание рассматриваются ндембу как идентичные в некотором смысле понятия. Например, после того как женщина забеременеет, ее муж в течение некоторого времени поддерживает с нею сношения, «чтобы подкормить ребенка семенем». Одно и то же слово ivumu обозначает «утробу» и «лоно», и женщине, занятой продолжительным и тяжелым трудом, часто дают пищу «для подкрепления ребенка».
Другой аспект символики белого относится к природе отношений между лицами, которых этот цвет репрезентирует. В первую очередь это отношение между кормильцем и получающим пищу. Отсюда проистекает система власти и субординации, господства и подчинения, но эта власть мягкая и доброжелательная. Старший партнер в этом отношении воспитывает младшего и передает ему свои знания. Белизна символизирует щедрость доминирующего партнера, но в то же время и благодарность подчиненного. Эти характеристики выступают особенно наглядно в почитании предков. Живые приносят древесину, питье и символическую еду в форме mpemba, являющейся символом белого по преимуществу, к священным деревьям духов предков, древесина которых также белая. Так что благодаря этим подношениям мертвые на данном этапе своего существования зависят от живых. Но, с другой стороны, и живые зависят от мертвых: они обязаны им здоровьем, долголетием, счастьем, плодородием, удачей на охоте, поскольку предки обладают силой придержать эти блага, «связать» (ku-kasila) плодородие и удачу на охоте (wubinda) своих живых родичей, если те не дадут им подношений. Кроме того, чтобы заслужить благословение предков, вся община, ядро которой составляют матрилинейные родственники предков, должна жить в мире и согласии. Эта гармония между живыми и мертвыми и среди живых репрезентируется белыми-знаками на дереве muyombu, белыми полосами между деревом и человеком, взывающим к предкам, белыми отметинами на теле заклинателя и других членов общины. Когда создается своеобразная цепочка белизны, можно ожидать, что материальные блага и незримые благодеяния прольются на всю группу, включая и ее покойных членов.
Белизна не только служит знаком социальной сплоченности и традиции, но и вообще символизирует все явное, очевидное и открытое. Мораль ндембу корпоративна по самой своей сути; всякое частное начинание подозрительно, вероятно, опасно и, возможно, смертельно. Людей, едящих или работающих в одиночку, всегда подозревают в колдовских способностях — даже если это вожди или великие охотники. В обществе, существующем исключительно натуральным хозяйством, все должно быть на учете и на виду, все должно быть-поделено справедливо. Индивидуализм и эгоизм могут угрожать благополучию всей группы и потому решительно осуждаются. Признается, что человек может прожить большую часть жизни на людях и в то же время таить в душе злые умыслы против своих ближних. Он может испытывать зависть, может быть снедаем честолюбием. Такой человек, как я показал в книге о гадательной системе ндембу [25, с. 61–62], будучи обнаружен посредством гадания, рассматривается как колдун. Белизна — это цвет всеобщей осведомленности, публичного признания. Белизна представляет дневной свет, и солнце с луной считаются ее «символами» (yijikijilu) в противоположность тому, что Бауманн пишет о чокве, которые, по его словам, считают белое «цветом лунного света», а красное — цветом, «связанным с солнцем» [1, с. 40]. Солнце и луна рассматриваются также как символы бога (Nzambi), причем белизна, более чем любой другой цвет, представляет божество как сущность и источник всего, а также как всеобщего хранителя. Но белизна как свет, струящийся от божества в указанном здесь смысле, есть одновременно и признак надежности и истинности, поскольку ндембу верят, что непосредственное зрительное восприятие служит источником достоверного знания.
Белое означает также незапятнанность и неоскверненность. Эти качества понимаются одновременно в моральном и ритуальном смысле. Так, мне доводилось слышать, как оправдывался один лавочник, обвиненный в плутовстве: «У меня белая печень!», — точно так же как сказал бы каждый из нас: «Моя совесть чиста!» С другой стороны, известны определенные состояния или статусы ритуального осквернения. Так, необрезанный мальчик считается wunabulakutooka, т. е. «нечистым и небелым», и он не имеет права есть пищу из одного горшка со взрослыми мужчинами, чтобы те не утратили многочисленных мистических способностей, приобретенных благодаря исполнению ряда ритуалов, так как прикосновение нечистого лишает их эффективности. Ндембу верят, что необрезанная крайняя плоть (wanza) есть нечто в высшей степени нечистое и оскверняет человека независимо от его моральных качеств. Вода считается белой, поскольку очищает тело от грязи, но в особенности потому, что омовение символизирует удаление нечистоты, связанной с прежним биологическим состоянием и социальным статусом. К. примеру, инициируемые мальчики и девочки перед возвращением в общество после пребывания в уединении производят самое тщательное омовение. Совершив похоронный обряд, вдова или вдовец моются, умащаются маслом, сбривают волосы, надевают белую одежду, украшают себя белыми бусами, т. е. совершают серию актов, свидетельствующих о тесной связи между омовением и символикой белого цвета. В ритуалах, связанных с жизненными переломами, «смывается» состояние ритуальной смерти, т. е. преодолевается некоторое «лиминальное» состояние между двумя периодами активной социальной жизни.
Белизна или «чистота», таким образом, во всех отношениях оказывается идентичной законному признанию социального статуса. Поведение, выходящее за нормы данного статуса, может считаться вполне пристойным для другого статуса, однако с точки зрения первого рассматривается как нечистое. Особенно нечисто регрессивное поведение, т. е. соответствующее нормам того статуса в жизненном цикле, которым индивид располагал ранее. Последовательные этапы жизни расцениваются как вое хождение от нечистоты необрезанного мальчика к чистоте зрелого мужчины или же от нечистоты менструирующей девушки через возрастающую чистоту многодетной матроны к статусу, занимаемому женщиной, у которой прекратились месячные, — kashinakaii, почтенной предводительницы женщин деревни. Еще более чистыми считаются предки, а альбиносы пользуются особым почтением, поскольку на них смотрят как на «носителей белизны духов предков» (wutooka wawakishi).
Таким образом, с символикой белого цвета связаны представления о гармонии, традиции, чистоте, о явном, публичном, общепринятом и законном;
б) Краснота. Перейдем теперь к символике красного цвета, который в своей архетипической форме, инициационном обряде, представлен смешением двух «кровавых рек». Двойственность, амбивалентность, одновременное обладание двумя противоположными значениями или качествами — вот чем характеризуется красный цвет, с точки зрения ндембу. Они говорят: «Красное приносит добро и зло одновременно». Так, если соединение крови матери с кровью отца благотворно, то пролитие крови при ведовской некрофагии — великий грех. Кровь деторождения, как и ведовское кровопускание, представляется оксидированной красной глиной (mukundu, ng'ula). Красное — отличительный цвет крови и мяса, цвет плоти. Поэтому оно связывается с агрессивностью и плотскими желаниями. Оно символизирует убийство и свежевание животных, а также всякий мучительно тяжелый труд. В красноте есть что-то нечистое. Убийца должен быть очищен от пролитой крови, однако даже после ритуалов очищения в случае проведения аналогичных обрядов он обязан надевать красное птичье перо (nduwa). Красное обозначает также менструацию в таких ритуалах, как Nkula. Термин mbayi, обозначающий менструацию, является однокоренным со словом ku-baya (быть виновным). Менструальный период называется kasheta, хотя часто говорят также ku-kiluka kwitala dik-wawi (перебежать в другую хижину). До недавнего времени в каждой деревне имелась специальная хижина из травы, на самой опушке леса; в ней женщины проводили менструальный период. Здесь они готовили себе пищу. В это время им запрещалось готовить пищу для мужей и детей, и их обязанности выполнялись другими женщинами деревни. Менструальная кровь и кровь убийства считалась у ндембу «дурной» и поэтому связывалась с черным цветом. Но кровь, пролитая на охоте или возливаемая на могилах и в святилищах предков охотника, представляется как «хорошая» кровь и обычно ассоциируется с символикой белого цвета. Большинство ритуалов охотничьего культа характеризуется сочетанием красной символики с белой.
Прослеживается вполне определенная связь между функцией мужчины как отнимающего жизнь и функцией женщины, дающей жизнь, хотя обе функции относятся к общей рубрике красного цвета. Мужчина убивает, женщина рождает, и оба процесса связаны с символикой крови.
Как уже говорилось выше, семя — это кровь, «очищенная водой». Поэтому вклад отца в дело рождения ребенка лишен той нечистоты, которая привносится женской кровью. Поскольку же белизна особенно тесно связана с духами предков и Nzambi — верховным богом, то можно сказать, что кровь отца более «духовная» и менее «плотская», чем кровь матери. Эта ее большая чистота, по-видимому, связана с распространенной среди ндембу верой в то, что отношения между отцом и ребенком полностью свободны от влияния колдовства и ведовства. Напротив, отношения между матерью и ребенком далеко не свободны от этого, и ндембу считают, что ведьмы способны убить собственных младенцев, чтобы запастись мясом для шабаша. Далее, хотя связи с материнской родней считаются в правовом отношении более сильными, однако каждый ндембу обязан отцу и его родне важными чертами своей личности. Именно отец обращается к гадателю, чтобы узнать имя ребенка после его рождения, и обычно ребенок получает имя умершего родственника отца. Люди верят, что определенные черты характера и физического облика умершего возрождаются в ребенке, получившем его имя. Отец играет также важную роль в Mukanda, обряде обрезания, давая сыну наставления, ухаживая за ним и заботливо охраняя мальчика (от небрежности резников) во время его пребывания в уединении, между тем как матери доступ к сыну вообще запрещен. Вся эта практика имеет целью подчеркнуть «чистый» характер связи отца и сына. Ндембу хорошо известно, что отношения с родней матери часто оказываются натянутыми, так как здесь то и дело возникают распри вокруг наследства и преемственности. Злостные распри в африканских племенных обществах, как правило, дают повод к обвинению в колдовстве и ведовстве, а колдуны и ведьмы, по представлению ндембу, это «люди с черной печенью», жаждущие «красной человеческой плоти» и таящие в душе злые умыслы (yitela), которые по праву относят к «черным вещам». Итак, «белизна» с отцовской стороны является источником гармонии, а «краснота» со стороны материнской порождает распри и раздоры (ср. [2, с. 253–254]) если не фактически, то по крайней мере в оценках.
Белое и красное как бинарная система
Анализ связи белого и красного с половой символикой в представлениях ндембу о воспроизведении потомства заставляет рассматривать эти цвета как парную, или бинарную, систему. При этом черным цветом, третьим членом триады, часто пренебрегают. Для этого есть несколько причин. Во-первых, ндембу рассматривают символы как вещи или действия, которые «делают видимыми» или приводят в движение силы, присущие обозначаемым ими объектам. Использование черного символа вызывает смерть и бесплодие и навлекает чары. В тех контекстах, где черный цвет фигурирует открыто, например в ритуале Mukanda (в виде палок с черно-белыми полосами) или в виде черной ленты на масках ikishi, он обычно символизирует ритуальную смерть и оказывается тесно связанным с противоположным понятием возрождения. Если применяются черные символы, как в случае malowa (черный ил), их стараются побыстрее укрыть или убрать с глаз долой. Malowa, например, в нескольких разновидностях ритуалов (Kayong'u, Chihamba, Wubwang'u), осуществляемых для умилостивления духов предков, либо размазывается у подножия объектов культа (например, священных деревьев), либо закапывается в землю под символами болезней, чтобы «охладить их», т. е. вызвать смерть «горячих», а следовательно, таинственно опасных сторон несчастья. Указывают, что колдуны используют при изготовлении смертоносных ядов (wang'a) вещества, считающиеся «черными» и «нечистыми», такие, как испражнения своих будущих жертв, кусочки крайней плоти, похищенные при обрезании, и т. п. Этим еще раз подчеркивается тесная связь черной символики с социально нежелательным поведением, например с лишением жизни или имущества. Черная символика означает желательную или нежелательную гибель всего, что движется, дышит и проявляет самостоятельность.
Белое и красное, напротив, связаны с активными состояниями. Они считаются «обладающими силой». Кровь, главный денотат «красноты», часто отождествляется с «силой» [25, с. 14]. Белое также символизирует жизнь в виде молока и семени. Черное, напротив, ассоциируется с выделениями тела, с нечистотами, гниением и продуктами распада. Однако между белым и красным имеется важное различие. Первое символизирует сохранение и продолжение жизни, а последнее может означать отнятие жизни, и даже в тех случаях, когда красные символы также знаменуют продолжение жизни при родах (как это имеет место в культе деревьев rnukula), они тем не менее таят намек на опасность этого процесса. Убийство есть действие, совершаемое живыми, и таковым является деторождение. Поэтому красное попадает вместе с белым в единую рубрику «жизни». Когда оно ассоциируется с чистотой, его представляют себе как кровь, пролитую для общего блага. По представлению ндембу, красное может смешиваться как с белым (например, в случае обычного семени — «кровь, обеленная водой»), так и с черным (как в случае бесплодного мужского семени — «мертвого семени») [25, с. 15]. В тех ситуациях, когда оформляется двучленная классификация «белое и красное», а «черное» либо отсутствует, либо скрыто, иногда случается, что «красному» приписывают многие отрицательные и нежелательные атрибуты черноты без сохранения за ним его благих свойств. Разумеется, принципу полярности соответствует то, что противоположные качества относятся к разным полюсам! Следовательно, когда трехчленная классификация переходит в двучленную, красное становится не только дополнением, но в некоторых контекстах также антитезой белого.
Здесь представляется уместным привести выдержку из работы А. Б. Кемпе [13]В оригинале — «troika» (примеч. пер.).
, специалиста по символической логике, который писал: «Человеку свойственно мыслить в терминах диадных отношений: мы обычно разбиваем триадное отношение на пару диад. Эта склонность бывает столь сильно выраженной, что кое-кто, пожалуй, станет возражать, будто триадное отношение есть пара диад. Столь же логичным было бы утверждать, что все диадные отношения суть триады, содержащие нулевой член». Так, в случаях, когда белое и красное рассматриваются как дополнительные цвета, а не антитетические пары, мы можем предположить существование троичного отношения, в котором черное выступает как «нулевой член». Поскольку трудно, учитывая представления ндембу о природе репрезентаций, представить черное в зримом виде, не приведя тем самым в действие присущие ему зловещие силы, его скрытость от взоров вовсе не обязательно означает его отсутствие в мыслях. Фактически сам факт его отсутствия может быть знаменательным, поскольку черное есть подлинная эмблема всего скрытого, тайного, темного, неизвестного и, пожалуй, также возможного в противоположность к действительному. Белое и красное, образующие пары в разных проявлениях мужского и женского, мира и войны, молока и мяса, семени и крови, совместно представляют «жизнь» (wumi); оба цвета противопоставляются черному как смерти и отрицанию.
Некоторые сравнительные данные
Предлагаемый ниже обзор не претендует на систематичность, однако все же обеспечивает достаточную широту охвата по регионам.
Африка
М. Гриоль [8, с. 58–81] отмечает, что у догонов (Западная Африка) космологические мифы, маски, статуэтки, ритуальные и наскальные рисунки группируются по цветовым рубрикам белого, красного и черного. Черное ассоциируется с осквернением, красное — с менструальной кровью Матери-Земли, совершившей кровосмешение со своим первенцем — Шакалом, а белое — с чистотой. Большому деревянному изображению змеи, представляющей смерть и возрождение, посвящают кровавые жертвоприношения и раскрашивают его в соответствующие цвета. Мальчики во время обряда инициации носят маски, раскрашенные в белый, черный и красный цвета. Ритуальные росписи стен также выдержаны в соответственных тонах. Красное ассоциируется также с солнцем и огнем.
Артур Лейб [16, с. 128–133] говорит о «мифическом значении» этих цветов у народов Мадагаскара: «С черным ассоциируются такие слова, как низменный, неприятный, злой, подозрительный, неприветливый, нежелательный; с белым — свет, надежда, радость, чистота; с красным — сила, могущество, богатство».
Я уже говорил об амбивалентности черной символики у ндембу. Черный ил (malowa) — символ плодородия и супружеской любви. Однако во многих африканских обществах черное также может быть благоприятным знаком. Для шонов в Южной Родезии черный цвет символизирует среди прочего дождевые тучи, возвещающие наступление влажного сезона; духам-хранителям, посылающим дождь, приносятся в жертву черные быки, козы или птицы, а жрецы при этом тоже облачаются в черное. Этим объясняется то обстоятельство, что у двух соседних племен банту черное может представлять в одном случае бесплодие, а в другом — плодородие. Согласно Хантингфорду [11, с. 52], у рода куку из племени бари На могиле заклинателя дождя закалывают черного вола, а во время церемоний вызывания дождя у племени локойя убивают черного козла, содержимое его желудка размазывают на камнях могилы, где похоронен отец заклинателя. Хантингфорд сообщает также, что у сандаве из Танганьики «жрецы (или гадатели) являются одновременно заклинателями дождя и совершают жертвоприношения черными быками, козами и овцами» [12, с. 138].
Сандаве считаются родственными бушменам. Интересно заметить, что у последних в ходу блестящий черный порошок, изготовленный из толченого спекулярита, — //hara, который они, согласно Блику и Ллойду [3]См. изложение Тэрнером дискуссии участников Третьего международного африканского семинара в Солсбери (декабрь 1960 г.) [2, с. 8–15].
, используют для украшения тела и волос, приписывая ему магические свойства.
Так, в тексте Блика сказано: «Они очень изящно помазывают свои головы //hara, ибо хотят, чтобы их волосы могли спускаться (т. е. расти длинными). И благодаря //hara волосы хорошо растут; потому что они помазывают свои головы, желая, чтобы волосы могли спускаться и чтобы их головы могли становиться черными при помощи черноты… искр //hara, вот почему наши головы мерцают… Бушмены часто говорят… „Такой-то— красивый молодой человек: его голова необыкновенно красива чернотой //hara“» [3, с. 375, 377].
Стоит заметить, что минерал спекулярит (зеркальное железо) «часто использовался как краска в позднем каменном веке в районе Капской провинции судя по находкам в местах обитания» [4, с. 244].
Можно предположить, что черный цвет воспринимается как благотворный в засушливых районах, где мало воды и черные тучи сулят плодородие и изобилие (по-видимому, как растений, так и волос!). В районах, где вода имеется в изобилии и пищи более или менее достаточно, черное может быть неблагоприятным знаком. Поэтому черный цвет считается дурным знаком не только у лесных банту или мальгашей. Например, Джоан Весткотт пишет: «Черное связывается у йоруба с ночью, а ночь ассоциируется со злом. Ночью процветают колдовство и ведовство, а жизнь человеческая подвергается наибольшей опасности. Некоторые йоруба утверждают, что Элегба (божество-трикстер) вымазан в черное ввиду его злобного нрава» [27, с. 346].
Малаккский полуостров
Бушмены придают всем трем цветам ритуальный смысл. Точно так же поступают семанги, сакаи и джакуны, жители Малаккского полуострова. Подобно бушменам, эти народы являются охотниками и собирателями. Скит и Благден пишут, что сакаи разрисовывают свои тела «черным, белым и красным, изредка желтым, который приравнивается к белому и красному с магической точки зрения» [21, с. 31], т. е, именно так, как это имеет место у ндембу. При рождении ребенка повитуха проводит цветную полосу от межбровья до кончика носа: черную, если родилась девочка, красную — если мальчик [21, с. 48]. Черная линия вдоль носа должна защитить женщину от «Демона Крови» (Hantu Darah), прекращающего менструацию и препятствующего таким образом появлению здорового потомства. Белый цвет у сакаев и других народностей Малайи обычно считается благоприятным.
Австралия
Чарлз П. Маунтфорд [17, с. 215] упоминает о трехцветных пещерных росписях аборигенов Австралии. Черная краска делается из окиси марганца или отдельных видов железной руды, белая — из глины или каолина, а красная — из охры, причем люди совершают длительные путешествия к месторождениям охры, добываемой в определенных местах на западе и юге Австралии [17, с. 210].
Маунтфорд упоминает о пещерных росписях, где красной и белой красками изображены вытянутые, лишенные рта фигуры — Вонжины с нимбами вокруг головы, иногда достигающие 5,5 м в высоту. Лица у них всегда белые, окруженные одной или двумя подковообразными дугами красного цвета, из которых в отдельных случаях исходят радиальные лучи. «Аборигены утверждают, — пишет Маунтфорд, — что в этих рисунках воплощена сущность одновременно воды и крови; вода, столь необходимая для живых существ, символизируется белым лицом, а кровь, делающая людей и животных сильными, — красными дугами». Обращает на себя внимание близкое совпадение с толкованием смысла — красного и белого у ндембу. Вода для ндембу— «белая», а кровь, разумеется, «красная».
Североамериканские индейцы
Последний пример из этнографических источников относится к Новому Свету и взят мною из книги Муни «Священные формулы чероки» (цит. по [23]Вальпургиева ночь (нем.).
). Муни свидетельствует, что для чероки белое означает мир, счастье и юг, красное соответствует успеху, торжеству, востоку, черное — смерти и западу, а синее — поражению, тревоге и северу.
Такая интерпретация показывает, что, подобно ряду африканских племен, североамериканские индейцы ощущают родство синего с черным. Некоторым божествам и духам у чероки также соответствуют определенные цветовые характеристики. Белые и красные духи при их совместном действии обычно источают мир и благополучие. Черных духов призывают для расправы с врагом. Здесь интересно вспомнить, что белый и красный цвета в ритуале ндембу также используются для обозначения сил, которые объединяются, чтобы доставить благодеяние субъекту обрядов (например, в охотничьем или гинекологическом ритуале), между тем как черный цвет знаменует колдовство или ведовство.
Древний мир
Пожалуй, наиболее изощренное толкование смысла цветовой триады и наиболее подробную разработку вытекающих из нее следствий мы встречаем в «Чхандогья упанишаде», знаменитом памятнике древнего индуизма, и в комментариях на него Шанкарачарьи, великого философа VIII в. Свами Никхилинанда недавно осуществил перевод упанишад [19]Жизнь меньшой братии (лат.).
и снабдил его комментариями, базирующимися на толкованиях Шанкарачарьи.
Я приведу несколько выдержек из «Чхандогья упанишады» (VI, IV, 1) с соответствующими уточнениями Никхилинанды:
«Красный цвет (материального) огня — это цвет (перво)огня, белый цвет (материального) огня — это цвет (первичных) вод (вспомним здесь ндембу и австралийцев), черный цвет (материального) огня — это цвет (изначальной) земли. Так, в огне исчезает все то, что обычно зовется огнем, видоизменение — это лишь имя, возникающее в речи, и только три цвета (формы) — истинны».
Комментарий
«Эти три цвета, или формы, образуют видимый огонь. После разъяснения, что эти три цвета принадлежат первоначальным огню, воде и земле, огонь в обычном смысле исчезает, так же как и слово „огонь“. Ибо огонь не обладает существованием, отдельным от слова и обозначенного этим словом понятия. Поэтому то, что несведущие называют словом „огонь“, ложно: единственно истинны лишь три цвета (разрядка моя. — В. Т.)».
«Весь мир трехчастен. Поэтому, как и в случае огня (или солнца, луны, молнии и т. п.), единственно истинное в мире — эти три цвета. Поскольку земля, однако, плод воды, то единственная истина — вода, а земля — лишь имя. Но вода, в свою очередь, есть порождение огня, т. е. также одно лишь имя, так что единственная истина — огонь. Но огонь, в свою очередь, есть порождение Сат, или Чистого Бытия, т. е. также одно лишь имя, а единственная истина есть Чистое Бытие».
В этой упанишаде цвета иногда называются «божествами». Здесь приводятся примеры, каким образом они проявляются в феноменах. Так, «пища, будучи съеденной, становится трехчастной (VI, V, 1). Самое грубое в ней (черная часть) становится калом, среднее (красная часть) становится плотью, и наиболее тонкое (белая часть) становится мыслью».
Также и «вода, будучи выпитой, становится трехчастной. Грубейшая ее часть (черная) становится мочой, средняя (красная) — кровью, а тончайшая (белая) — праной (= жизненным дыханием, поддерживающим жизнь в физическом Теле, первичной энергией или силой, манифестацией которой являются все-прочие силы)».
Три цвета, по-видимому, тождественны гунам (guna) или «нитям» существования (метафора, заимствованная из ткачества), как это изложено в «Санкхьякарике» Ишваракришны (IV в.). Эти «нити» пронизывают насквозь все природное бытие (prakrti) (см. [29, с. 91]). Они называются саттва, раджас и тамас, что буквально может быть переведено как «качества бытия, энергии и темноты». Саттва — качество чистоты и безмятежности (оно может быть приравнено белому цвету); раджас — активное начало, порождающее карму (соответствует красному цвету); тамас — «состояние сдавленности, заторможенности и склонности к летаргической апатии» (соответствует черному цвету).
Зэнер приводит выдержку из «Шветашватара упанишады», разъясняющую связь между гунами и цветами:
«Одна нерожденная белая, красная и черная („символы трех гун“, по Зэнеру [29]Беззаконие, отступление от закона (франц.).
) порождает множество существ, подобных себе.
Один нерожденный с ней лежит и наслаждается, а другой ее оставляет, когда она с ним насладится».
По-видимому, цветовая символика является наследием отдаленного (возможно, доиндоевропейского) прошлого, а упанишады — суть спекуляции позднейшей философии на эту изначальную тему.
Обращает на себя внимание тот факт, что эти три цвета, или три формы, в древнем индуизме, сводятся в конечном счете к единой природе, или сущности, — к сат или пракрити, точно так же как у ндембу «реки трех цветов» проистекают от единого божества. В обеих культурах белое связано с чистотой и миром, представляя собой «тончайший» и наиболее «духовный» из трех цветов.
Таков же смысл белого и в семитских религиях. Робертсон Смит пишет об арабах, что, если мужчина опозорит себя нарушением традиционного обычая или этикета, его лицо чернеет, когда же он восстанавливает свою честь, оно опять становится белым [22, с. 583, 590]. Имеется также сходство в осмыслении красного цвета в индийской и семитских культурах. Так, древнееврейское quin'ah, обозначающее «чувство», «страсть», произведено от глагола «краснеть». «Раджас» — вторая, «красная» нить — также часто переводится как «страсть». Морис Фарбридж пишет, что для ветхозаветных евреев красное как цвет крови символизировало кровопролитие, войну и вину.[7, с. 150].
Три цвета в археологической литературе
В Африке — в самых удаленных друг от друга частях — многие находки каменного века подтверждают использование белого, красного и черного в ритуальном контексте. Выберем несколько примеров наугад: Роджер Саммерс [24, с. 295] раскопал хижину в Читура Роке, в районе Иньянга, на восточной границе Южной Родезии, и нашел вместе со Стилби артифакты среднего каменного века — позади хижины несколько маленьких кучек красной охры, перемешанной с кусками древесного угля. Лики [15, с. 109] нашел в Пещере Гембла II в Элментейте, в Кении, несколько скелетов, захороненных в совершенно скрюченных позах — мужчины лежали на правом боку, женщины — на левом, и все были густо обрызганы красной охрой. Эти скелеты имели сходство со скелетом Олдовей, обнаруженным в 1913 г. в Северной Танганьике. Рядом с мужскими скелетами этого типа были найдены галечные ножи и кремневые инструменты. Ван Риет Лове (цитируемый Десмондом Кларком [4, с. 249]) описывает похороны у бушменов позднего каменного века в Смитфилде, в Оранжевой республике, следующим образом: «Перевернутая половина скорлупы страусиного яйца, лежащая под руками согнутых скелетов, выкрашена изнутри (черным) спекуляритом (который, как вы помните, все еще используется бушменами в качестве украшения для волос), а извне — красной охрой». Кларк упоминает, что в Вильтоне, в Южной Африке почти всегда существовали надгробия, часть которых была жерновами, часть — покрыта охрой и даже раскрашена. Найденное тело было «густо покрыто красной охрой, как и некоторые вещи в могилах».
Белый цвет также использовался в раннеафриканском наскальном искусстве. Например, Ч. К. Кук, описывая доисторические художественные материалы и приемы в Южном Матабелеленде [5, с. 284], приводит данные о том, как птичий помет (который ндембу до сих пор называют mpemba — «белая глина»), овощи и каолин используются в процессе изготовления белого пигмента для пещерной и наскальной живописи.
В этой работе у меня не было возможности обсудить богатую литературу по похоронной практике и пещерному искусству европейского палеолита. Но и опять-таки ясно, что цветовая триада белое-красное-черное везде имеет выдающееся значение, хотя другие цвета, такие, как желтый и коричневый, также используются. Однако археологи до сих пор не определили значение этих цветов. Их точку зрения в какой-то степени можно представить замечаниями Аннет Леминг [14, с. 112] о пещерной живописи в Ласко:
«Цвета изменяются от группы к группе: иногда кажется, что один цвет предпочитают другому. Эти предпочтения, по-видимому, вызваны экономическими соображениями в связи с использованием сырья, которое высоко ценится и с трудом добывается; возможно, создатели изображений были воодушевлены религиозной верой, например верой в большую действенность определенного оттенка красного цвета или особенно интенсивного черного. Но возможно, все это результат изменения эстетического вкуса».
Гипотеза, которую я положил в основание всего рассуждения, заключается в том, что существуют определенного рода магико-религиозные идеи, ответственные за отбор базовой цветовой триады и за усердие, с которым основные цвета ищутся или изготовляются. Высоко ценимыми пигменты становятся не из-за их редкости, а по магико-религиозным причинам, которые, заставляют людей преодолевать любые трудности, чтобы добыть или произвести их. Я мог бы привести много свидетельств того, как некоторые общества пускаются во все тяжкие, лишь бы получить красный, черный или белый пигменты. Иногда, чтобы изготовить чистый цвет, используется много ингредиентов, часть которых, вероятно, имеет ритуальную нагрузку. Так, чтобы сделать белую краску для своих масок, догоны смешивают известковый порошок с вареным рисом и экскрементами ящериц или больших змей. Эти маски используются в обрядах, связанных с мифическим змеем. Среди лулуба, северного нилотосемитского народа, существует большое производство охристого вещества, изготавливаемого из биотитового гнейса, который стерт в порошок, схоронен в земле на два месяца, а затем после ряда процедур поджарен, и лишь тогда он может быть смешан с кунжутным маслом. Даже черный пигмент предполагает определенную степень сложности в изготовлении. Так, догоны добывают его из сожженных зерен vitex pachyphylla, чья зола перемешивается с танниновым отваром. Как в доисторических, так и в современных доиндустриальных обществах часто отмечались длительные торговые экспедиции с целью добычи красной охры.
Значение основной цветовой триады
Из этнографической литературы видно, что в обществах, где в ритуальных целях используются все три цвета, критической ситуацией, в которой они проявляются совместно, является инициация. Каждый цвет может появляться отдельно как знак общего характера ритуала; так, красный цвет образует устойчивый мотив в охотничьих ритуалах ндембу, а белый — в ритуалах, связанных с кормлением грудью или с культом предков. Однако во время инициации, т. е. приобщения юношей к правам, обязанностям и ценностям старших, все три цвета приобретают одинаковую важность. Как мне кажется, это связано с тем, что они символизируют основные формы универсального человеческого опыта, связанного с отправлением жизненных функций. Во многих обществах эти цвета прямо ассоциируются с определенными жидкостями, истечениями и выделениями человеческого тела. Так, красное есть универсальный символ крови, белое — весьма часто символ грудного молока и семени, (иногда также-и гноя), а черное соотносится (как мы видели, в «Чхандогья упанишаде») с калом и мочой (хотя в некоторых культурах моча соотносится с семенем, а то и другое — с белизной). Каждый из цветов во всех культурах может иметь множество обозначений и широкий веер коннотаций, но тем не менее человеческая физиологическая компонента, как правило, присутствует в любых туземных истолкованиях. Обряды инициации часто черпают свою символику из процессов родов и начального вскармливания, что неизменно связано с присутствием крови, воды, нечистот и молока.
Я хочу отбросить всякую осторожность, чтобы, заострив проблему, отважно заявить, что:
1) к числу древнейших символов, созданных человеком, принадлежат три цвета, ассоциирующиеся с продуктами человеческого тела, выделение которых сопровождается повышенным эмоциональным напряжением; иными словами, культура как понятие «надфизиологическое» на ранних стадиях своего развития оказывается тесно связанной с физиологией человеческого тела, с осознанием сильных физиологических переживаний;
2) это возвышение телесного опыта ощущается как снабженное избыточной энергией по сравнению со средним ее количеством у индивида; источнику этой энергии приписывается космическое или социальное происхождение; аналогии физическому опыту ищутся поэтому везде, где в природе встречаются те же цвета; иначе говоря, опыт социальных отношений в условиях повышенной эмоциональности классифицируется по цветовым рубрикам;
3) три цвета символизируют возвышенный физический опыт, превосходящий нормальное состояние субъекта; поэтому они осмысливаются как «божества» (у индийцев) или мистические сакральные силы, противостоящие обыденному, профаническому;
4) физический опыт, связанный с тремя цветами, есть также опыт социальных отношений. Так, белое = семя ассоциируется с союзом мужчины и женщины; белое=молоко — со связью матери и ребенка; красное = материнская кровь — также со связью матери и ребенка и с процессами формирования группы и социальной организации; красное кровопролитие — с войной, распрей, конфликтом, социальными беспорядками; красное = добыча или приготовление животной пищи — с положением охотника или скотовода, с производственной ролью мужчины при разделении труда между полами и т. п.; красное = = передача крови от поколения к поколению — указатель членства в социальной группе; черное = экскременты или выделения тела — переход из одного социального статуса в другой, рассматриваемый как мистическая смерть; черное = дождевые тучи или плодородная земля — единство обширной группы на основе общих жизненных ценностей;
5) в то время как можно указать на множество случаев, когда органические жидкости человеческого тела символически связываются с белым и красным цветами, связь черного цвета с продуктами разложения и распада прослеживается лишь в немногих обществах. Возможно, что черный цвет, часто обозначающий «смерть», «обморок», «сон» или «тьму», связывается с бессознательным состоянием, с опытом «помрачения», затемнения сознания. У ндембу и во многих других обществах белое и красное символизируют жизнь. Когда они соединяются в ритуале, белое ассоциируется с одной отчетливой полярностью жизни— мужественностью и растительной пищей, а красное представляет его противоположность — женственность или мясную пищу. Белое может представлять также «мир», а красное — «войну»; однако оба остаются разновидностями сознательной деятельности, — противоположными черному, олицетворяющему недеятельное, бессознательное состояние;
6) три цвета не только воплощают в себе основной телесный опыт человека (связанный с удовлетворением полового влечения, голода, чувства агрессивности, экскреторных позывов, а также со страхом, тревогой и подавленностью), они также обеспечивают своего рода первичную классификацию действительности. Это противоречит утверждению Дюркгейма, будто социальные отношения не основываются на логических отношениях между вещами, а служат для них прототипом. Дюркгейм утверждает, что общество не является просто моделью, по которой сформировалась классифицирующая способность мышления, а что социальная структура и есть истинная структура системы отношений между вещами. В первую очередь сами люди разбиваются на группы. Именно поэтому они и могут думать о вещах в форме групп. В центре древнейшей систематики природы находится не индивид, а общество.
В противоположность этому я утверждаю, что именно человеческий организм и важный для его существования опыт образуют источник всякой классификации. Сама биология человека требует определенных интенсивных переживаний отношения. Чтобы мужчина и женщина могли зачать, родить потомство и вскормить его, избавиться от нечистот, они должны вступить в определенные отношения — отношения, которые характеризуются эмоциональным накалом переживания. Это именно те процессы, которые ндембу называют «реками» и которые берут свое начало в глубине внутренней природы человека. Цветовая триада белое-красное-черное представляет архетип человека как процесс переживания наслаждения и боли. Восприятие этих цветов и осознание триадных и диадных отношений в космосе и обществе, непосредственное или метафорическое, является производным этого изначального психофизиологического опыта, который может быть полностью приобретен лишь во взаимодействии людей. Для зачатия требуются двое, и двое участвуют также в акте кормления, в борьбе и убийстве (Каин и Авель), а в формировании семьи уже участвуют трое. Множества накладывающихся друг на друга классификаций, образующих системы идеологии, которые контролируют социальные отношения, суть уже производные от этих изначальных двоих и троих, очищенные от их первичного эмоционального фона. Основная триада священна, поскольку она обладает силой «увлечь человека», преодолеть силу его сопротивления. Хотя триада имманентна его телу, она представляется трансцендентной для его сознания. Представив эти «силы», или «нити жизни», цветовыми символами в ритуальном контексте, люди приобрели ощущение, что они в состоянии «приручить» эти силы и использовать их в социальных целях. Но силы эти и обозначающие их символы биологически, психологически и логически предшествуют социальным классификациям на племенные союзы, кланы, тотемы и т. п.
Поскольку опыт, представленный тремя цветами, является общим для всего человечества, объяснение его распространенности вовсе не требует привлечения гипотезы о культурной диффузии, как это необходимо, например, для объяснения роли других цветов (желтого, шафранного, золотого, синего, зеленого, пурпурного и т. п.) в ритуалах отдельных культур. Для объяснения расхождений в смысловой интерпретации основных цветов в разных регионах также приходится обращаться к процессам культурных контактов.
В данном изложении я пытался показать, что в примитивных обществах три цвета — белый, красный и черный — являются не просто различиями в зрительном восприятии разных частей спектра; это сокращенные или концентрированные обозначения больших областей психобиологического опыта, затрагивающих как разум, так и все органы чувств, и связанных с первичными групповыми отношениям. Лишь в результате последующего абстрагирования от этих конфигураций возникают другие виды используемой человеком социальной классификации.
