– Ник! Прекрати! – Холли старалась изо всех сил освободиться от руки Ника, сжимавшей железными тисками ее плечо. – В чем дело?

– Шшш. – Ник не хотел, чтобы Элси их услышала. – Отойдем в сторонку, нам надо поговорить.

Холли рывком высвободила плечо.

– Для этого незачем тащить меня куда-то! – Таким она Ника еще не видела и не хотела бы видеть никогда. – Да что с тобой? Говори здесь.

– Поговорите потом, – распорядилась Элси. – Вон идет съемочная группа.

Ник обернулся. Сквозь толпу пробирались люди с камерами и микрофонами. Он наклонился к Холли и сквозь стиснутые зубы сказал:

– Эта телевизионная затея не к добру. Пойдем отсюда, иначе ты потом об этом пожалеешь.

Он ей угрожает?! Холли почувствовала, как кровь отлила от ее лица.

Заметив это, Ник похолодел. О Боже, он ее напугал. Но ведь необходимо дать ей понять, что здесь не все ладно.

– Послушай! – Он чуть было не схватил ее снова за плечо, но вовремя спохватился. – Нам надо смыться отсюда. Тебя, по-моему, подставляют.

Подставляют? Что он хочет этим сказать? Но тревога, написанная на его лице, нотки отчаяния, звучавшие в голосе, помогли ей понять истинное значение этого слова. Он, выходит, не угрожал ей, а старался лишь оградить ее от какой-то опасности. Но от какой?

Она повернулась к Элси.

– Может, лучше отложить…

Ее прервало на полуслове появление двух молодых людей с деревянными ящиками в руках. Впереди них шагала женщина, выкрикивавшая:

– Дорогу! Дайте пройти! – Молодые люди опустили ящики рядом с Холли, а женщина велела ей, указывая на ящик: – Сюда, пожалуйста!

– Минуточку… – Холли попыталась попятиться, но мешали нажимавшие со всех сторон люди. Она бросила встревоженный взгляд назад. – Ник!

– Если вы, сэр, не задействованы в дебатах между торговым комплексом и приютом, попрошу отойти назад. – Корреспондент редакции новостей с микрофоном в руке оттеснила Ника и встала перед ним. – Депутат Колби хочет выступать одновременно с мисс Веббер и превратить передачу в дебаты.

– Замечательно! – Голос Элси, словно ржавая пила, перекрыл все остальные звуки.

– Нет! – попыталась протестовать Холли. – Никто меня не предупредил!

Микрофон лягушкой подпрыгнул ко рту корреспондентки.

– Значит, вы не желаете встретиться с депутатом Колби лицом к лицу? – спросила она. Прежде чем Холли успела раскрыть рот для ответа, она увидела Чемберса, протискивающего свое толстое тело сквозь толпу.

– Еще раз здравствуйте, мисс Веббер! Вы ведь не возражаете против того, чтобы обсудить наши разногласия прилюдно? – Его маленькие глазки торжествующе блестели. У Холли сжалось сердце. Вот какая опасность ей угрожала. Против нее заговор! И почему только она не поверила Нику!

– Импровизированная дискуссия имеет массу преимуществ, – подхватила Элси. – Поднимайтесь, Холли, чтобы люди вас видели.

Что же делать? Отказаться? Отступить? Хуже этого нет ничего. Холли в растерянности взглянула на Ника и вскарабкалась на ящик. Перед ней тут же вырос микрофон. Проглотив комок, от волнения вставший в горле, она вспомнила, что неделю назад подумывала о публичном выступлении, которое предварило бы их первое мероприятие, но ведь она имела в виду нечто совсем иное. Холли выпрямилась, расправила плечи. Она, во всяком случае, выступает первой. Говори уверенно! – приказала она себе.

– Сообщение о сборе средств на расширение приюта для престарелых не оставило жителей Алленбурга равнодушными. – Колени Холли дрожали, но голос звучал громко. – Первая агитационная акция состоится в субботу шестого июня, а заключительный благотворительный банкет – тринадцатого. Алленбург позаботится о будущем своего приюта. Я уверена, что необходимую сумму в двести тысяч долларов нам удастся собрать почти на месяц раньше установленного срока.

Это было смелое высказывание, и Холли ничуть не удивилась, когда журналистка обратилась к Чемберсу:

– Как вы полагаете, депутат Чемберс, жители Алленбурга оправдают возлагаемые на них надежды?

– Мисс Веббер нельзя отказать в энтузиазме, – надулся тот, – но не о нашем городе она печется. Мы не вправе забывать о наших старых и немощных, но ведь им вполне хватает и нынешнего помещения. Проектируемая пристройка предназначается для стариков из других населенных пунктов. Так пусть там и заботятся о пожилых людях.

– Разве пристройка не принесет никакой пользы гражданам нашего города?

– Пользу нашим милым гражданам принесет новый торговый комплекс, – возвестил депутат Колби. – Благодаря ему появятся новые рабочие места, люди будут при деле. Вот что даст нам новый комплекс!

– Я работаю в приюте, – камера повернулась к говорившему из толпы, это оказалась Грейс. – Там много работы, а пристройка создаст новые вакансии.

– Я работаю в приюте уборщицей, – крикнул другой голос.

– Сюда, пожалуйста! – привлек к себе внимание оператора еще кто-то. – Я одна из приютских поварих, а моя сестра там ночная няня. Всего их пятеро, и все из нашего города. Пристройка – это не только новое помещение, это и новые виды обслуживания для всех обитателей приюта.

Холли заметила, что настроение толпы изменилось – оно сейчас против депутата Колби. Окрыленная девушка воскликнула:

– И я знаю, депутат Колби, чего в приюте никогда не будет!

– Не намерены ли вы спросить мисс Веббер, что она имеет в виду? – журналистка подстрекательски подставила микрофон Чемберсу.

– Преступности! – выкрикнула Холли, не давая Чемберсу опомниться и повернуть вопрос к своей выгоде. Микрофон снова вернулся к ней. – Пристройка к приюту не повысит преступности в нашем городе. Можно ли утверждать то же самое о новом комплексе? Если мы соберем нужную сумму, полицейским не придется тратить драгоценное время и бюджетные средства, образуемые нашими налогами, на то, чтобы ловить и задерживать воров, пьяниц и тех, кто нарушает тишину и покой рядом с приютом.

– Нет магазинным ворам! – крикнул знакомый мужской голос.

Сияя глазами, Холли кивком головы поблагодарила Ника.

– Люди со старозаветными нравственными ценностями, – раздался чей-то голос из толпы, – вот кто будет жить в приюте.

– Да, да, со старозаветными нравственными ценностями, такими, например, как беспорядочные браки, – произнес густой мужской бас, тоже хорошо знакомый Холли.

Рейнольдс! Холли охватило негодование, смешанное с презрением, но в то же время она вся внутренне сжалась от страха. Какая низость! То, что ее мать несколько раз выходила замуж, не имело никакого отношения к приютским делам, но что, если брошенный Рейнольдсом намек будет подхвачен для того, чтобы найти факты, компрометирующие Холли?

Ее мысли прервал пронзительный вопль:

– Вот она, эта девица! Пристрелить ее, и только!

Толпа замерла. Улисс Полк, с побагровевшим от натуги лицом под стать его красной клетчатой рубахе, с развевающимися седыми волосами, пробивался к телевизионщикам. В руках вопреки ожиданиям Холли он держал не револьвер, а газетный лист, в котором Холли узнала первую полосу вчерашнего выпуска «Кроникл».

– Вот она, эта девица, – повторил Улисс Полк и помахал газетой перед телекамерой. – Тут, видите, снята она со своей собакой, а там… – он ткнул узловатым пальцем в сторону самодельной трибуны, – а там она собственной персоной. Она хозяйка собаки, которая ворвалась в мой курятник и передушила всех цыплят. Такую собаку следует пристрелить!

Вечером того же дня Холли, Трина и одна из их помощниц рассадили стариков за длинные столы в зале для совещаний в методистской церкви Алленбурга. Сегодня здесь устраивался обед. В меню – домашний ростбиф, пюре из свежего картофеля, маринованная морковь, стручки фасоли с луком и ветчиной. Как ни аппетитно все это было, Холли сейчас было не до того. Разбитая, усталая, вся в мыслях о своем поражении, она бессильно рухнула на стул рядом с Ником.

– Нет худа без добра, – заявила она бодряческим тоном. – Несколько дней назад я разослала сообщение для печати в другие местные газеты, но они заинтересовались только после того, как стало известно, что собаку забрали. Теперь уж наверняка не останется ни одного человека, который бы не знал о кампании по сбору средств для пристройки.

– И не захотел бы что-нибудь внести, – добавил Ник, мимолетно коснувшись ее руки. У него тоже был утомленный вид, но он обнадеживающе улыбался.

На миг Холли померещилось, что мистер Спор-лей, сидящий напротив, внимательно смотрит на них с Ником, но вот он взял с блюда рогалик и с обычным безразличием принялся его жевать.

– Просто не верится, что полиция могла забрать эту очаровательную золотую собаку! – воскликнула соседка Холли слева. – Передайте мне, пожалуйста, рогалики.

– Мы добьемся того, чтобы нам вернули Санни, – заверила Холли, всем своим видом излучая уверенность, которой она вовсе не ощущала. Она и Трине уже сказала, что в районе, где основную массу налогоплательщиков, а следовательно, и избирателей составляют фермеры, занимающиеся птицеводством и продажей яиц, жизни собаке, которая душит цыплят, угрожает серьезная опасность. Улисс Полк не бросал слов на ветер, угроза была вполне реальной.

– Если вы хотите знать мое мнение, то все не так просто, как может показаться на первый взгляд. – Мисс Крайсак положила себе на тарелку два рогалика, не переставая качать головой, отчего ее туго закрученные перманентом завитушки взлетали вверх и вниз. – Похожий сюжет я видела в моем утреннем сериале: балерину упекли в психиатрическую больницу, и все из-за того, что за обедом ее зять подсыпал ей снотворные пилюли в стакан с водой.

– Лично мне все объясняет тот факт, что фамилия нашего начальника полиции – Вандеруэй, – вмешалась Флосси Эллен. Она сама выбрала себе место – напротив Ника. – Ведь жена Чемберса до того, как вышла замуж за этого хряка, тоже была Вандеруэй.

– Давайте хоть ненадолго отвлечемся от того, что произошло сегодня, – предложила Холли, заметив, что прихожане, выполнявшие в этот день обязанности официантов, выносят блюда с едой. Как будто она могла хоть на секунду забыть о событиях сегодняшнего утра! – Иначе мы испортим себе аппетит.

Флосси, блестя толстыми стеклами очков, всем туловищем перегнулась вперед и попросила Ника поделиться с ней впечатлениями об Улиссе Полке, с которым она «давным-давно» ходила вместе в школу.

– Ну что я могу сказать, – ответил Ник. – Мистер Полк указал на Санни как на виновника злодеяния, начальник полиции Вандеруэй якобы произвел расследование. Полк очень сильно преувеличивает – кое-какие куры у него все же остались, а трупиков не видно, он их, по его словам, зарыл «где-то» в лесу. Тем не менее Вандеруэй послал полицейских во двор Холли. Они осмотрели конуру Санни и нашли там три куриных перышка. Этого было достаточно для того, чтобы пса забрали.

Слушая рассказ Ника, Холли думала, что Вандеруэй не смог бы действовать столь быстро и решительно, не будь он извещен обо всем заранее. Они с Ником несколько часов подряд уговаривали стражу выпустить Санни, но ничего не добились. За всю свою жизнь Холли не терпела такого поражения, никогда она не испытывала такой усталости. И… страха!

– Ясно как Божий день, это Чемберс подговорил мистера Полка возвести поклеп на Санни, – уныло сказала Холли. – Заранее сфабрикованное обвинение с подброшенными доказательствами, но нам никто не верит.

– Потому что мы не в состоянии ничего доказать. Пока не в состоянии. – Ник положил себе на тарелку фасоль и передал блюдо дальше. – Мы не можем доказать, что Санни никогда не заглядывал в этот курятник.

– Ферма Полка находится далеко от школьного двора, где бегал Санни, совсем в другом месте. Я ничуть не сомневаюсь, что в пятницу, когда он сорвался с привязи и убежал со двора, он бы просто не успел передушить кур, а затем прибежать на школьный двор. – Холли знала – она повторяется, ибо в течение дня не раз уже выдвигала этот довод, но и сейчас не смогла удержаться, чтобы не привести его снова. Она встретилась глазами с Ником и подумала: что бы я делала сегодня без него?

– Мы не можем этого доказать, – сказал Ник. – И не забывай о перышке, которое мы нашли под ошейником Санни в первый день его бегства. Сколько времени он отсутствовал тогда, нам неизвестно. – Он передал ей тарелку с ростбифом.

– Ты еще будешь говорить! Перышко было пробным шаром с их стороны, и ты это знаешь! – Холли взяла с блюда тонкий кусочек ростбифа. Чемберс надеялся, что кто-нибудь помимо нас встретит Санни и, обнаружив у него под ошейником перо, решит, что тот охотился на кур, а вместо этого его отыскала я и предположила, что перышко застряло в ошейнике еще с того раза, как он разодрал постельную подушку.

– Чемберс все рассчитал наперед, – прошептал Ник, склонясь к ее уху. – Он, конечно, подлец, но это вовсе не означает, что он дурак. К слову сказать, мне очень приятно, что ты вспомнила о постельной подушке.

Как ни устала Холли, она не могла не хихикнуть в ответ на эту шутку. Уголком глаза она заметила, что мистер Спорлей глядит в их сторону, но решила, что ошиблась и что он просто пристально рассматривает пустую тарелку из-под рогаликов.

Ник помог мистеру Нортону нарезать лежавшее на его тарелке мясо. Обычно это делал мистер Леонард, но он на обед не поехал из-за того, что в церкви не было пандусов, по которым можно было бы вкатить его инвалидное кресло.

– Жаль, что Джейн не рассмотрела как следует водителя того автофургона, – сказала Холли, обращаясь к Нику, который снова принялся за еду. – Если бы нам удалось разыскать его, он мог бы сообщить, по чьему поручению выпустил Санни.

Они оба уже не сомневались теперь, что в тот раз, когда Санни впервые выбежал за пределы двора, это была вовсе не случайность. Кто-то нарочно выпустил его, обставив дело так, будто пес сам сорвался с цепи. Недостающее в ней колечко Ник нашел неподалеку от собачьей конуры, и на нем виднелись отчетливые следы щипцов. Начальника полиции Вандеруэя это, однако, не убедило, ибо, по его мнению, не могло служить оправданием тому, что Санни передушил цыплят после побега.

– Истина все равно в конце концов восторжествует, – попытался утешить Холли Ник, горько сожалея в душе, что не может помочь ей ничем иным, кроме избитых поговорок. Вот если бы он мог, подобно герою из детских мультфильмов, выхватить свой меч и отбить красавицу и ее верного пса у похитивших их злых разбойников! Упоминание истины в разговоре с Холли заставило его вспомнить о тех словах, что он сказал ей в павильоне, держа руку девушки в своей руке. Действительно ли он относится к ней так, как говорил? Впрочем, решил Ник, сейчас не время думать об этом.

На столе появились вновь наполненные блюда с едой и тарелка с рогаликами. Ник по просьбе мистера Нортона опять помог ему нарезать мясо. В этот момент кто-то сбоку окликнул Холли.

– Добрый вечер, Холли, – произнес Эйс – этот человек работал в гараже. – Говорят, вы держались молодцом во время дебатов с Колби Чемберсом. Непременно посмотрю сегодня на вас в вечернем выпуске последних известий. Жаль вот только, что ваша собака нашкодила.

У Холли сжалось сердце.

– Спасибо. Я уверена, мы сумеем доказать, что это всего лишь печальное недоразумение.

– Да, надо бы. В газете собака смотрелась очень хорошо, слов нет, но если она душит цыплят… Даже не знаю, что сказать. Плохо, совсем плохо.

Эйс пошел своей дорогой, а Холли горько рассмеялась.

– Я так торопилась на это интервью в приюте, мчалась как сумасшедшая, чтобы не опоздать, а лучше бы опоздала.

– Ну зачем так? – Ник положил себе вторую порцию. – Статья сыграла свою роль, и весьма немаловажную. Ты же сама говорила, что после нее читатели стали звонить в приют, предлагая свою помощь.

– Так-то оно так, но одновременно с интервью на первой полосе было помещено фото Санни, и Улисс Полк узнал его.

– Сдается мне, что Чемберс с самого начала вознамерился во что бы то ни стало отомстить Санни. Если бы он не достал его таким образом, то придумал бы что-нибудь другое. Почему ты не ешь? Все очень вкусно.

– Спасибо, я сыта. – Ей хотелось не есть, а положить голову на стол и заснуть. Или поплакать. Санни в заточении, его жизнь в опасности. Большинство тех, кто выражал ей сочувствие, хоть и жалеют ее, но убеждены в том, что Санни виноват.

Официанты обнесли обедающих прохладительными напитками и десертом. Холли почти ничего не ела, но сейчас польстилась было на торт. Однако в следующий момент передумала – лучше, пожалуй, съем рогалик с маслом, решила девушка. Нет – увы, – не съем, вздохнула она, увидев, что тарелка с рогаликами снова, уже во второй раз, опустела.

Обед закончился, все вышли на улицу, и под наблюдением Холли, не чуявшей под собой ног от усталости и желавшей одного – как можно скорее отправиться с Ником домой, старики стали рассаживаться по автобусам. Только мистер Нортон отошел с Ником в сторону и о чем-то таинственно перешептывался с ним.

Неужели старик снова потерял свой знаменитый платок и постеснялся сообщить об этом, пока они находились внутри? О Боже! Вполне достойный финал для этого дня, будь он неладен! Тащиться обратно в здание церкви и рыться там в мусорных бачках!..

Мистер Нортон сел в автобус, и Ник подошел к Холли, сияя улыбкой.

– О чем вы там шептались? – спросила Холли, прищурившись.

– Шептались? О чем? О! Мисс Эллен! Сейчас я вам помогу!

Холли не спускала глаз с Ника, который подсадил старуху в автобус, свернул ее каталку и передал помощнице.

– Спокойной ночи, мисс Эллен!

– Спокойной ночи, Ник! – откликнулась та и помахала ему рукой.

Ник вернулся к Холли. Сильные лампы дневного света высвечивали тени, легшие под его глазами. Он устал, конечно, не меньше ее, но улыбался весело и немного лукаво.

– Так о чем ты меня спросила?

Холли внезапно осенило.

– О рогаликах, – ответила она. – Да, да, не делай вид, будто не понимаешь, в чем дело. О тех самых рогаликах со второй тарелки, которые исчезли с нее вмиг, словно по мановению волшебной палочки. Ты помог мистеру Нортону вынести их. – Она говорила так уверенно, словно собственными глазами видела то, что произошло.

– Видишь ли… – Ник улыбнулся еще шире. – А что мне оставалось делать? Нортон сказал, что Трина всегда ощупывает его карманы, а это несправедливо – ведь женские сумочки она не проверяет. Он усматривает в этом бесспорное проявление дискриминации по половому признаку. Вот я и помог бедняге. Как мужчина мужчине, проявил, так сказать, мужскую солидарность.

– Ах, Ник, я… – С языка Холли чуть не сорвалось «я люблю тебя!», но если бы и сорвалось, то ведь это не та любовь! Он так трогательно помог мистеру Нортону стащить рогалики, так мило объяснил свой поступок, что… Ах Боже мой, она настолько утомлена, что не способна контролировать свои слова и мысли!

И тут же в ее памяти всплыл образ Рейнольдса. Он ненавидел все, что имело отношение к ее работе, и людей, занимающих столь важное место в ее жизни. А тут перед ней человек, который обтирал мороженое с их лиц, разрезал ростбиф, поддерживал при ходьбе, даже подружился с раздражительной и обидчивой Флосси Эллен. Какое может быть сравнение? Да никакого!

Ею овладел приступ смеха, который, впрочем, больше походил на всхлипы. Ник обнял и притянул девушку к себе, Холли перестала сдерживать рыдания. К окнам автобуса прильнули Трина, мисс Крайсак, мистер Спорлей.

– Они не должны видеть меня плачущей, – пробормотала Холли. Трина ее не смущала, но перед стариками ей следует держаться молодцом.

– Ничего страшного, – успокаивал ее Ник. – У тебя был трудный день, разве они не понимают?

– Но они… они ведь тоже расстроены!.. Они знают Санни, знают, какой он симпатяга, – бормотала сквозь слезы Холли, в поисках утешения невольно прижимаясь все теснее к Нику. – А теперь… теперь этот негодяй Колби Чемберс добьется того, что его застрелят…

– Нет, не добьется! – Ник ласково гладил Холли, прижимаясь щекой к мягкой темной копне ее волос и ощущая исходивший от них аромат ее духов. Им овладело странное ощущение, будто он возвратился наконец в родной дом. – С Санни не случится ничего плохого, уж поверь мне. Я этого не допущу.

Он нежно укачивал ее. Да, он не допустит… Он приложит все силы, чтобы этого не случилось. Он выполнит свое обещание!

Какое счастье, что у нее есть Трина! Всю следующую неделю Холли занималась своими обычными делами, а Трина, ее верная Трина, отбивалась от желающих взять у нее интервью и отвечала на телефонные звонки людей, ненавидящих собак, которые душат кур. Холли была поражена агрессивным тоном некоторых из звонивших, чувствовала себя виноватой, что подставляет вместо себя Трину, но в ответ на ее извинения Трина отвечала, что если они грубы с ней, то с Холли и вовсе потеряют контроль над собой.

Из-за статьи в газете «Кроникл» Холли прочно ассоциировалась в сознании людей, с одной стороны, с Санни, а с другой – с проектом пристройки к приюту. Питер был прав, указывая, что взрыв негодования против Санни может повернуть общественное мнение и против пристройки, хотя ни малейшей логики в этом нет. Опекунский совет выступил с заявлением в поддержку Холли, но в отношении Санни высказался весьма уклончиво, сославшись на то, что изучение всех обстоятельств дела еще не закончилось.

Холли надеялась, что областной чиновник, в ведении которого находятся домашние животные, выступит и укажет на то, что выдвигаемые Полком обвинения лишены оснований, но этого человека на месте не оказалось – он был в отпуске. Без участия Чемберса здесь не обошлось, решила девушка, и Ник с ней согласился.

Ник! Мысли о нем не покидали ее ни на минуту. Я влюблена в него! Произнося про себя впервые эти слова, она решила не принимать их близко к сердцу, но отрицать очевидное было уже невозможно.

Ник околдовал ее своими поцелуями, заставил почувствовать себя красивой, привлекательной, какой сама себе она никогда не казалась. Он такой веселый, общительный, ласковый, нежный!.. Он – само совершенство, если не считать одного маленького «но» – он с ней лишь потому, что она не представляет для него никакой опасности. Ей вспомнились ее собственные слова: девушка вроде меня, не собирающаяся влюбляться, идеально подходит такому мужчине, как ты. Стоит ей намекнуть на свои истинные чувства – его как ветром сдует.

Поливая слезами свою подушку, Холли думала о горькой истине, которую познала на собственном опыте: влюбленные женщины неизменно остаются в дураках. Так было с ее собственной матерью, пытавшейся найти свое счастье в бесконечных замужествах; так было и с ней самой, не разглядевшей с самого начала, что представляет собой Рейнольдс, а теперь вот влюбившейся в Ника, который оказывает ей знаки внимания только потому, что полагает, будто они лишь друзья. Но чего ждать от него – она всегда знала.

Холли вытерла слезы и поклялась себе, что никогда ни за что не уподобится своей матери, которая не перестает лелеять романтические мечты. Поскольку из ее отношений с Ником ничего толкового выйти не сможет, следует взять себя в руки и положить им конец. Тянуть ни к чему. Чем дальше, тем труднее будет это сделать. Но вот вопрос: как именно осуществить задуманное?

В ближайшие несколько дней Ник почувствовал, что в Холли произошла перемена. По телефону она старалась разговаривать очень лаконично, а за обедом в середине недели держалась чрезвычайно сдержанно. Оживилась она, только услышав, что, во-первых, как выяснил Ник, Чемберс и Рейнольдс сблизились лишь в последнее время, а во-вторых, начальник полиции Вандеруэй признался, что знает: нелюбовь Чемберса к Санни объясняется чисто личными причинами.

– Значит, он понимает, что обвинения против Санни сфабрикованы? – загорелась Холли. – Он распорядится выпустить собаку? – Услугами Джеда Холли воспользоваться не могла и потому посоветовалась с ветеринаром. Он обещал проследить за тем, чтобы с Санни все было хорошо, но категорически отсоветовал добиваться разрешения навестить собаку: это только растревожит Санни и помешает ему привыкать к новой обстановке. Холли послушалась ветеринара, хотя и огорчилась.

– Нет, начальник полиции сказал, причастность депутата Колби еще следует доказать, – ответил Ник.

– Презумпция невиновности, по-видимому, не распространяется на животных, – уныло произнесла Холли.

Ник понимал, что Холли волнуется за Санни, но разве это может служить причиной ее столь странного поведения? Или все дело в том, что, по ее мнению, они слишком сблизились?

В пятницу вечером Холли долго ворочалась в постели, стараясь не думать о Нике. Стрелка часов показывала четверть двенадцатого, когда раздался телефонный звонок. Звонила ее мать. Холли не делилась с ней своими переживаниями, но в этот момент подумала, что все же у матерей есть, наверное, какое-то шестое чувство по отношению к своим детям.

– Здравствуй, дорогая! – Голос Мари звучал на удивление громко и ясно. – Помнишь, я обещала, что мы с Эдди приедем в гости? Так вот, мы здесь!

– Здесь, в Нью-Джерси? – Холли села в кровати, сна как не бывало.

– Да, мы только что взяли номер в мотеле.

– Но ведь завтра праздник, мама! – Холли, правда, подумывала о том, чтобы отказаться от приглашения Ника, но ведь мама со слов самой Холли знала о нем!

– Помню, помню, дорогая, ты завтра занята, но, может, мы встретимся рано утром, позавтракаем вместе и ты познакомишься с Эдди?

– Думаю, что смогу. – Холли никак не могла свыкнуться с мыслью, что ее мать совсем близко от нее. – Ник собирался заехать за мной около полудня, мы приглашены к его родителям на барбекю.

– Значит, у нас будет достаточно времени для того, чтобы позавтракать в кафе мотеля. Как встанем и оденемся, я тебе позвоню и ты подъедешь, хорошо? А в воскресенье мы, если удастся, проведем вместе немного больше времени. Как ты, верно, уже догадалась, Эдди парень хоть куда.

Они попрощались, Холли, повесив трубку, улеглась обратно в постель и с удовлетворением подумала, что неожиданный приезд матери будет очень удобным предлогом, чтобы отказаться от празднования Дня поминовения в кругу семьи Ника.

Утром следующего дня Ник был еще в ванной, когда позвонила Холли.

– Твоя мать в городе? И давно? – поинтересовался Ник, стоя перед зеркалом в ванной комнате с обернутым вокруг пояса полотенцем и наполовину намыленной щекой.

– Со вчерашнего вечера. Я даже не знала, что она выехала. – Голос Холли звучал бодро и весело.

Как же, как же! Вызвала небось свою мать, просила приехать, чтобы отвертеться от приглашения! Но он, Ник, не пойдет ей навстречу. Отнюдь!

– Это замечательно, – произнес он. – Передай ей, что мы ждем ее на барбекю. Чем больше народу, тем веселее.

Холли никак не ожидала такой реакции.

– Но мама не одна, с ней ее друг, ее новый друг, Эдди. Она и приехала для того, чтобы познакомить нас. Ведь она собирается выйти за него замуж! – В беседах с Ником Холли никогда не распространялась о своей матери. Теперь, откашлявшись, она как бы невзначай добавила: – Если свадьба состоится, это будет пятый по счету брак моей мамы.

На той стороне провода было тихо. Холли представила себе, какое удивленное выражение лица сейчас у Ника. Это начало конца, сказала она себе, стараясь не замечать сердечной боли и убеждая себя, что все к лучшему.

Ник тупо уставился на свое отражение в зеркале. От холода он покрылся гусиной кожей, наполовину выбритое лицо похоже на клоунскую маску. Ее мать была четыре раза замужем, а сейчас собирается обвенчаться в пятый раз? Неудивительно, что Холли помалкивала о своей матери. Но из случайно оброненных замечаний было ясно: она ее любит. Четыре замужества? Бедняжка, как скверно она разбирается в людях. А Холли унаследовала от нее эту черту: связалась, например, с проходимцем Рейнольдсом. Слава Богу, что он, Ник, рядом с ней.

– Я приглашаю их обоих, – твердо сказал он. – Повторяю, чем больше народу, тем веселее. Я заеду за тобой, и мы вместе отправимся за ними в мотель.

И Ник повесил трубку, прежде чем Холли успела что-либо возразить.

Пораженная, она тупо смотрела на телефонную трубку. Несмотря на всю свою любовь к матери, Холли прекрасно знала, что она за человек. Мари Веббер-Лесли-Гартнер-Пайффер была, бесспорно, доброй, отзывчивой женщиной, но не могла похвастать изысканными манерами, слишком громко говорила и слишком много смеялась. У нее никогда не было прочного служебного положения и прочной семьи, и при общении с ней чувствовалось, что она не получила хорошего образования. Мама придет, конечно, в восторг от приглашения присутствовать на этом семейном сборище, но она захочет произвести на родных Ника хорошее впечатление, а в подобных случаях она всегда нервничает и оттого начинает говорить еще громче, чем обычно. А Эдди? Как знать, чего следует ожидать от Эдди? Несколько лет назад у Мари был друг, который осыпал ее подарками, но обожал ругаться и постоянно носил черные очки на пол-лица. И Холли решила не передавать матери приглашения Ника – лучше солгать и сказать, что она занята.

Зазвонил телефон. Холли сняла трубку, успев подумать, что никогда еще в такую рань она не говорила так много по телефону.

– Доброе утро, родная! – Голос Мари звучал как-то болезненно. – У меня моя обычная мигрень. Ранний завтрак у нас никак не получится, но, как только откроются аптеки, Эдди съездит за моими пилюлями. Они быстро приведут меня в порядок, и к одиннадцати я приду в себя. Быть так близко от тебя и не увидеться – для меня невыносимо. А что, если мы устроим что-то вроде раннего ленча?

Хотя Мари не могла ее видеть, Холли отрицательно покачала головой: как совместить ранний ленч с матерью и ее поклонником с барбекю, если Ник должен заехать за ней около двенадцати? Она уже было раскрыла рот, чтобы разъяснить ситуацию матери, но тут ее осенило: это перст судьбы! Если мать и Эдди явятся на праздник, то Нику и его семейству они вряд ли понравятся. А можно ли найти лучший предлог для того, чтобы с ним развязаться?! Ни одна женщина в мире не пожелает встречаться с мужчиной, презирающим ее мать. Этот урок ей преподал Рейнольдс. И таким образом она исполнит свое намерение, никого не обидев, ведь мама никогда не ощущает, как к ней относятся окружающие, и все равно получит удовольствие от праздника.

Заехав за Холли, Ник обнаружил, что сдержанное настроение девушки, в котором она находилась всю неделю, нисколько не изменилось. Хорошо еще, что она едет на барбекю не одна, а с матерью и будущим мистером Пятым!

В мотеле Ник проводил Холли до нужной им комнаты. На стук дверь отворила полноватая женщина такого же роста, как и Холли, с такими же, как у нее, темными волосами, но коротко подстриженными и уложенными локонами. Женщины бросились друг другу на шею.

– Холли, родная, как я счастлива видеть тебя!

– И я тоже, мама!

Почувствовав теплые ласковые руки матери, ощутив знакомый с детства запах ее духов, Холли так разволновалась, что у нее на глазах выступили слезы. Она отступила на шаг назад и обвела Мари взглядом с ног до головы. Та выглядела прекрасно, на ней были широкие шелковые брюки синего цвета и синий с белым свитерок, лишь самую малость тесноватый в груди, – лучше туалета для пикника и не придумаешь.

– Как голова, мама?

– Прошла совершенно. – Мари перевела взгляд на Ника. – Ах, так это и есть новый банкир, Холли?

Она широко развела руки, обхватила Ника и влепила ему в щеку смачный поцелуй. Холли ойкнула от неожиданной выходки матери, но Ник с честью выдержал испытание, весь расплылся в улыбке и потрепал полные плечи Мари.

– Я так разволновалась, когда Холли сказала, что вы приглашаете нас с Эдди на свой семейный праздник, – заверещала Мари и от полноты чувств снова обняла Ника. – Разрешите представить вам обоим моего нового друга – Эдди.

Эдди оказался высоким стройным мужчиной с рыжеватыми волосами и усами, одетым в самые будничные, но очень опрятные брюки цвета хаки и коричневую рубашку. Нику он пожал руку, а Холли сказал пару приличествующих случаю слов. Впечатление он производил весьма приятное.

По дороге к дому Донохью Холли с матерью болтали без передышки, главным образом о семействе тети Барбары. Эдди и Ник не проронили ни слова, что вполне устраивало Ника – он был занят своими мыслями. По мере приближения к цели ему в голову приходило все больше фактов, подтверждающих, что у его семейства особый талант пробуждать в нем комплекс неполноценности. И как только он мог забыть об этом? Скорее всего, в кругу своей семьи он снова начнет заикаться и мямлить. Вероятно, не стоило приглашать сюда Холли.

– Дядя Ник! Дядя Ник! – бросилась к нему четырехлетняя Дэниэл в бело-розовом комбинезоне, как только машина затормозила у ворот. – А я помогала дедуле вешать праздничные флаги для парада.

– Молодец, пампушечка! – Ник подхватил девочку на руки, а затем передвинул к своему боку, чтобы обнять свою мать, которая подошла к ним. На ней были шорты и белая блузка, а поверх них – фартук.

Ирэн Донохью, моложавая блондинка с веснушками на носу, весело поздоровалась с гостями.

– Я не ослышалась, предстоит парад? – спросила Мари. – Вот было бы замечательно, я люблю парады.

– Тогда вы попали по назначению, – засмеялась Ирэн. – Городской парад по пути к памятнику жертвам войны прошествует мимо нашего дома. Пойдемте со мной в дом. Мы сможем поболтать, пока я закончу резать картофельные салаты – мне всегда приходится делать два разных, один специально для Дэна. А ты, Ник, проводи Холли и Эдди на задний двор. Отец и твой брат с Бекки сидят там.

Со смешанным чувством Холли посмотрела вслед матери и Ирэн, которые шли, непринужденно беседуя, словно старые подруги. Миссис Донохью держалась очень приветливо и просто. Ник еще не успел представить ей Холли, а Ирэн сразу назвала ее по имени – знала уже, значит, о ней. Холли представила себе, как мать Ника думает: «Ага, вот кого он привел на сей раз». Интересно, понравилась ли она его матери?

Ник тем временем познакомил Холли и Эдди с другими родственниками – братом, его женой и отцом. Как выяснилось, Ник был точной копией своего отца. Гости уютно расположились на лужайке на расставленных полукругом раскладных стульях. Дворик окаймляли вазы с оранжевыми и желтыми цветами календулы. Эти же цветы росли вокруг небольшого прудика посреди лужайки.

Спустя некоторое время появились Ирэн и Мари.

– Разрешите представить вам мать Холли, – сказала Ирэн.

Брат Ника Дэн с ходу отвесил ей комплимент, от которого она зарделась и смущенно захихикала. Дэн был более светловолосый, чем Ник, выше ростом и крупнее. Холли вспомнила, что в школе он был спортивной звездой или чем-то в этом роде. Красивый, конечно, мужчина, подумала она, но как бы его мышечный корсет со временем не переродился в жир. Поймав на себе взгляд Холли, Дэн сказал:

– К нам снизошла веселая маленькая святая, а ведь до Рождества еще очень далеко, – и сам захохотал над своей довольно банальной остротой.

– Не позволяйте ему подшучивать над вами, – предупредила жена Дэна – Бекки, хорошенькая шатенка в платье для беременных в сине-красно-белых тонах. – Стоит Дэну к кому-нибудь прицепиться, и он уже не отстанет. Вам повезло – из двух братьев достался тихоня.

Тихоня? Холли оглянулась на Ника, который с многострадальным видом возвел очи к небу. По сравнению с Дэном он действительно казался более сдержанным, это-то, видимо, и имела в виду Бекки.

Ник сидел с Дэниэл на коленях. Девчушка беспрестанно вертелась, отчего ее белокурые волосы разлетались в стороны. Ник чувствовал, как чудесно они пахнут. За какой-то месяц, что Ник не видел ее, Дэниэл сильно изменилась. Дети растут так быстро! Неудивительно, что родители Ника захотели переехать поближе к внукам.

Ник огляделся и сказал Холли:

– Вот это и есть тот внутренний дворик, о котором я тебе рассказывал.

– Красиво, правда? – с гордостью спросил отец Ника. – Сначала я устроил такой дворик около своего дома, а затем помог Дэну оборудовать похожий здесь. Он даже лучше моего. Оно и понятно: у меня уже был за плечами опыт.

– Вот так-то, Холли, девочка моя, – сказал Дэн. – Дворик мой выглядит замечательно, а кирпичи остались. Братишка говорил, что они вам нужны, чтобы держать собаку взаперти. Я, правда, никогда не слышал, чтобы собачью конуру строили из кирпичей, но, если они вам нужны, ничего не имею против.

– Да нет же, – возразила Холли, – они нужны мне не для конуры, а для…

– Он опять подсмеивается над вами, – беспомощно развела руками Бекки и нежно взглянула на своего мужа.

Мари зашлась от хохота.

– Ну, вы, Дэн, даете! Вот это парень, да? Парень что надо, правда, Эдди?

Эдди, который в это время давал отцу Ника советы, как починить забарахливший телевизор, одобрительно засмеялся.

Холли видела, что родные считают Дэна истинной душой общества, но ей он казался несколько утомительным. Она обменялась взглядами с Ником. Он улыбнулся и пожал плечами. Ей показалось, что такому уравновешенному человеку, как Ник, наверное, не легко ладить с братом, вполне симпатичным, но все же далеким от идеала, хоть он и старший.

– Я слышу оркестр! – завопила Дэниэл и, скатившись с колен Ника, сделала пируэт. – Выходите сюда, все-все выходите!

Все члены семейства и гости поспешно вынесли стулья к краю тротуара, где уже расположились их соседи. Все стали угощать друг друга разными лакомствами, посыпались шутки, встречаемые громким смехом, и замечания по поводу парада, дефилировавшего мимо них. Во главе его шагал сводный оркестр старшеклассников. Отводя время от времени глаза от него, Холли заметила, что Ирэн и Мари увлечены беседой, и поняла, что недооценивала свою мать. Родные Рейнольдса были снобами, там бы она пришлась не ко двору, а с Донохью моментально нашла общий язык. Да и Эдди производит хорошее впечатление. Маме всегда нравились мужчины определенного типа – «интересные», которые на поверку оказывались – увы! – весьма и весьма непостоянными, но Эдди кажется человеком положительным.

– Солдаты, дядя Ник! – Дэниэл снова забралась Нику на колени, тыча пальчиком в сторону маршировавших в этот миг рядом с ними ветеранов войны в военных формах, за которыми потянулись ряды «отцов города».

Ник подумал, что такой же точно парад проходит сейчас и в Алленбурге. И там в шеренгах чиновников и членов муниципального совета по Мэйн-стрит важно вышагивает депутат Колби Чемберс, с лица его не сходит светлая улыбка человека с чистой совестью, а в городской тюрьме томится взаперти прекрасная собака, страдающая оттого, что ее бросили. Ник решил пустить по банку слух, что собирает сведения о таинственном автофургончике. Может статься, таким образом ему удастся выйти на Чемберса. Ник взглянул на сидящую рядом Холли. Как бы ему хотелось поднести ей на серебряном блюде голову депутата!

– Тебе приятно? – спросил он.

Холли кивнула. Сегодня пока все складывалось лучше, чем она предполагала. Пойдет ли и дальше так? Она боялась в это поверить.

Не спуская Дэниэл с коленей, Ник взял руку Холли. Судя по выражению ее лица, она и в самом деле была довольна. И мать ее хорошо проводит время. Он готов поспорить, что Мари напоминает его матери ее двоюродную сестру: Вирали тоже не везло с мужчинами, но она никогда не вешала носа. Если Холли опасается любви из-за печального опыта своей матери, то, может быть, познакомившись с его родителями, с Дэном и Бекки, она воочию убедится, что бывают и иные судьбы. Ник гордился своим семейством, но, как ни странно, сегодня они предстали ему совсем в другом свете. Он больше не чувствовал себя человеком второго сорта, задавленным славой великого Дэна.

Ник мягко сжал руку Холли и повторил свой вопрос:

– Тебе приятно? Действительно приятно?

– Да, – с трудом вымолвила Холли, не в силах произнести ничего больше: ее захлестнули чувства. Когда Ник взял ее руку в свою, ей померещилось, что это предзнаменование счастливого будущего: вот они сидят своей семьей, они с Ником держатся за руки, а ребенок на коленях у Ника – их собственное дитя. Прекрасная мечта, но суждено ли ей когда-нибудь сбыться?

А что, если он не каждую женщину, с которой встречается, приглашает к себе домой и знакомит с матерью? Ведь даже у самых отчаянных повес наступает такое время, когда они начинают подумывать о семейном очаге. Почему бы ей не стать той самой женщиной, с которой Ник соединит свою жизнь навсегда?

И она приняла решение, диаметрально противоположное тому, к которому пришла всего лишь несколько часов назад: за него стоит бороться! Если Ник сам пожелает расстаться с ней, ну что же, будь что будет, но она не сделает со своей стороны ничего, что облегчило бы ему этот шаг. Она любит Ника и будет добиваться его во что бы то ни стало!