В понедельник, едва начался рабочий день, Трина, сморщив недовольно нос, всунулась в дверь кабинета Холли.

– Кое-кто желает тебя видеть, но может, ты занята?

Холли подняла голову от бумаг. Сегодня первое июня, необходимо составить план культурно-просветительных мероприятий на следующий месяц, но в голову ничего не идет. Голова занята другим – мыслями о том, выйдет ли у нее что-нибудь с Ником и не повредила ли история с Санни кампании по сбору средств для пристройки, а если повредила, то насколько и что ждет в таком случае Санни? Тем не менее она уловила ехидные нотки в голосе Трины.

– О чем это ты? Кто там?

– Их величество собственной персоной всемогущий Рейнольдс Дж. Фурд.

– Ах вот как! Направь его сюда. – В былые времена Холли в такой ситуации схватила бы зеркальце и стала прихорашиваться, но это время прошло. Интересно, зачем он явился? Приют он ненавидит, внутрь заходил только один раз, после чего заявил, что там пахнет как от музейных мумий. Рейнольдс величественно прошествовал – не вошел, а именно прошествовал – в кабинет. Он был одет в дорогой костюм цвета маренго, расчесанные на прямой пробор волосы были немного взбиты, чтобы лицо не казалось таким узким. – Рейнольдс, какая неожиданность! – Холли вежливо улыбнулась. К сожалению, я знаю, что ты вовсе не такая важная птица, какой хотел бы казаться, подумала она. Она сознавала, думать так нехорошо, но зато как приятно! – Садись, пожалуйста. Чем я могу быть тебе полезна?

Он сел – нога на ногу.

– По сути дела, дорогая, я пришел ради тебя. Жест доброй воли, так сказать, в память о прошлом.

О Боже, что за счастье привалило, хоть бы поскорее узнать, в чем дело!

– А именно?

Рейнольдс поддернул безукоризненно отутюженные брюки.

– Как тебе известно, я вхож в самые высшие круги Алленбурга. Недавно мне посчастливилось познакомиться с одним членом Городского совета, и он…

– Что хочет Чемберс?

– Сразу берешь быка за рога? – Рейнольдс поднял одну бровь. – Ну что же, я отвечу на откровенность откровенностью. Колби Чемберс хочет оградить свою гордость. Ему кажется, что твоя деятельность в пользу проекта пристройки к приюту может оказаться более эффективной, чем он полагал.

От радости сердце в груди у Холли подскочило. Неужели Рейнольдс пришел для того, чтобы сообщить, что депутат Колби капитулирует? И она слишком серьезно отнеслась к этим отвратительным звонкам по телефону?

– Ты хочешь сказать, что Колби Чемберс знает – победим мы.

– Лично я очень серьезно сомневаюсь в том, что вы хотя бы приблизитесь к победе. Тем не менее твои страстные воззвания о помощи приюту некоторых людей волнуют. Депутат Колби полагает, что ты выставляешь его в невыгодном свете.

Холли втайне возрадовалась: раз Чемберс обеспокоен, это добрый знак.

– Речь может идти исключительно о свете прожекторов, которые он сам на себя направляет. Если он при этом производит невыгодное впечатление, то в том его вина.

– Спорить с тобой – ниже моего достоинства. Достаточно сказать, что депутат видит в тебе символ тех, кто выступает против него. Не будь тебя, он бы спокойно сидел и ждал, пока граждане Алленбурга решат судьбу пристройки к приюту. Как это, смею добавить, и предполагалось с самого начала.

– Ты словно забываешь, что «с самого начала» эту кашу заварил не кто иной, как сам депутат Колби. А сейчас он что, намерен отказаться от своих посягательств на участок Чемберса? Иными словами, согласен не использовать смехотворное решение суда о двухмесячном сроке сбора средств для пристройки?

– Мне казалось, что ты считала отведенный судом срок даже чересчур большим, – насмешливо сверкнул глазами Рейнольдс. – Если мне не изменяет память, ты объявила, что наберешь необходимую сумму в два раза быстрее.

– Очень возможно. – Холли сложила руки. – Ты не поверишь, сколько чеков сыплется на нас.

На самом деле те несколько чеков, что она получила, являлись платой за участие в банкете, но стоит ли при таком дефиците времени вдаваться в детали?

– Значит, ты считаешь, что мне следует прекратить заниматься сбором средств?

– Именно. И не только сбором средств. Колби Чемберс будет полностью удовлетворен лишь в том случае, если ты вообще не будешь иметь никакого касательства к проекту приютской пристройки. И я его понимаю. Молодая привлекательная женщина страстно борется за пристройку. Твое присутствие искажает общую картину.

– Конечно. Еще скажи, что я морочу людям голову. А я и не знала, что ты все еще считаешь меня привлекательной, – не удержалась она.

– Я всегда был о тебе такого мнения. Все наши проблемы состояли в том, что вечно ты выбирала не ту цель, – с обидой в голосе проговорил Рейнольдс.

А главной целью, разумеется, должен был бы стать ты, подумала Холли, но, не желая продолжать спор, ничего не сказала вслух. Быть может, ей и следовало бы отойти от конфликта вокруг проекта пристройки, но ведь не по просьбе же Чемберса и его приспешников! Девушка поднялась из-за стола.

– Очень приятно было поговорить, но у нас обоих наверняка есть более важные дела. Беги к депутату Колби и доложи ему: то, что он затеял, – пустой номер. Раз я решила заняться сбором денег, то не отступлюсь от своего.

– Даже если это будет стоить жизни собаке? – поинтересовался Рейнольдс с хитрым видом.

– Что?! – Холли положила руки на стол и перегнулась вперед. – Что тебе известно о Санни?

– Только то, что я читал в газетах. Поверь мне, никто никогда не узнает о нашем разговоре, но, поскольку я имею определенное влияние на Колби Чемберса, я мог бы попытаться уговорить его пойти на мировую.

– При чем тут мировая? Проклятье, Рейнольдс, Санни ничьих цыплят не убивал. Чемберс имеет на него зуб с того дня, как бедный пес решил поиграть с его зонтиком. Ты знаешь об этом грязном деле куда больше, чем хочешь показать.

– Я, повторяю, черпаю сведения из газет. В них-то я и вычитал про куриные перышки, фигурирующие в качестве вещественных доказательств. А ведь, как известно, нет дыма без огня.

Последней фразой Рейнольдс выдал себя с головой.

– Так это ты звонил на радиостанцию?! – вскричала Холли, пристально глядя в глаза Рейнольдсу.

Рейнольдс пожал плечами и даже не попытался отрицать свою вину, но, если бы и попытался, Холли бы все равно не поверила: голос он смог изменить, но этой высокомерной манерой произносить слова обладал только Рейнольдс Дж. Фурд – и никто больше. Странно, что она не узнала его сразу.

Зато сейчас она нашла разгадку еще одного ребуса.

– В аптеке, – сказала она с горячностью, – я проговорилась тебе о моем интервью в «Кроникл». Ты знал, на какое время оно назначено, и выпустил Санни, чтобы подставить меня. Да, да, это ты, конечно, подложил мне свинью, а Санни выставил душителем кур. Ты, Чемберс и Улисс Полк! – Она стукнула кулаком по столу. – Вы образовали тройственный союз, чтобы погубить Санни.

– Ах, Боже мой, что это мы так разнервничались? – съехидничал Рейнольдс. – Я не состою ни в каком «союзе», просто я довольно хорошо знаю советника и могу его понять.

Холли вдруг почувствовала страшную усталость, ей надоела эта игра.

– Хорошо, Рейнольдс, чего ты хочешь? Зачем ты, собственно, пришел?

Рейнольдс поднялся, на его лице было неприятное выражение.

– Я уже объяснял. Если ты согласишься отказаться от участия в кампании по сбору денег, мне, полагаю, удастся убедить советника Чемберса снять обвинения с собаки. В противном случае можешь миску своего пса для воды отлить в бронзе как могильный памятник, потому что от собаки останутся одни воспоминания.

После ухода Рейнольдса Холли бросилась к Трине.

– Негодяи! – воскликнула она вне себя от возмущения. – Рейнольдс и Чемберс оба негодяи!

Несколько минут спустя она разразилась возмущенной речью в кабинете Питера, не переставая называть Рейнольдса и Чемберса негодяями. Перед самым обедом она остановилась в комнате отдыха, чтобы поздороваться с мистером Спорлеем.

– Я знаю, в последнее время вам не очень хотелось разговаривать, но Грейс рассказала мне, что, находясь в магазине, вы как-то подпевали радио, – сказала она, гладя плечо старика. Мистер Спорлей никак не отреагировал на слова Холли, но она все равно была довольна. Раз он пытался подпевать, значит, стал замечать то, что происходит вокруг. До полного исцеления ему, может, еще очень далеко, но он прогрессирует, а это важнее всего.

В городе Холли заехала в Первый Национальный банк к Нику и с ходу рассказала ему обо всем, что произошло.

– Негодяи. Оба – негодяи! – Мимолетное общение с мистером Спорлеем ненадолго улучшило ее настроение. Но пока девушка ехала в машине, она оплакивала судьбу несчастного Санни, да и сейчас слезы были готовы брызнуть из ее глаз. – Если я даже уступлю этим мерзавцам, они с легкостью обведут меня вокруг пальца. – Холли сознавала, что глаза у нее опухли от слез, нос красный, в таком ужасном виде мужчину не завоевать, но, с другой стороны, кто же, как не Ник, знал, сколь много для нее значил Санни?

Ник, не обращая внимания на множество людей вокруг, обвил ее своими сильными руками.

– Все в порядке, – приговаривал он. – Я еще не обедал. Как насчет того, чтобы посидеть в кафе напротив? – предложил он и решительно взял ее за руку.

Холли, оторвавшись от груди Ника, поняла – пусть с некоторым опозданием, – что окружающие с любопытством пялят на них глаза. Уж не потому ли Ник, опасаясь, как бы она не закатила истерику, торопится вывести ее из банка? Нет, конечно, что за бредовая идея?! Он не истерики боится, ему действительно жаль ее, он такой добрый… Доброта – одна из черт его натуры, делающих его столь привлекательным для женщин. Ох уж эти женщины Ника, будь они неладны! И Холли почувствовала, что вот-вот снова разрыдается.

В кафе она первым делом заскочила в дамскую комнату – привести себя в порядок и умыть заплаканное лицо, – затем прошла в зал и села за маленький столик напротив Ника.

– В визите Рейнольдса есть и своя хорошая сторона, – заявила она веселым тоном. – Питер задумался – вполне возможно, что эти отвратительные звонки могли быть подстроены Чемберсом, а не исходить от действительно возмущенных жителей города.

– Ах Боже мой! – помрачнел Ник. – Эти звонки…

– Судя по выражению твоего лица, ты собираешься сообщить мне что-то неприятное, – жалобно произнесла Холли.

– Боюсь, что да. – Он перегнулся через стол и взял ее руку в свою. – Сегодня утром я первым делом позвонил Джейн и спросил, какого цвета был тот автофургончик. Она припомнила, что коричневого.

– Так ведь это замечательно, Ник! – воскликнула Холли. Девушка и не подозревала, что Ник втайне старается помочь ей.

– После этого я спрашивал всех своих посетителей, не попадался ли им на глаза фургон такого цвета, – продолжал он так же угрюмо. – Приходилось объяснять им, почему я этим интересуюсь, и тут у людей резко менялось настроение. Они, видишь ли, рады были бы мне помочь, но вовсе не для того, чтобы избавить от наказания собаку-убийцу.

Холли поняла, почему Ник так угрюм.

– Иными словами, – сказала она, – все убеждены, что Санни виноват.

– Ну, не совсем так, – отозвался Ник, задумчиво потирая подбородок. – Здешний народ в основном любит собак, но без всякой сентиментальности. Фермеры хотят иметь рядом с собой собак сторожевых, охотничьих – короче говоря, таких, которые оправдывают расходы на свое содержание. А если это не так, то…

– …то бей ее! – закончила Холли вроде бы шутливо, но голос ее при этом дрожал. Ник сочувственно сжал ее руку, Холли глубоко вздохнула и как можно более безмятежно произнесла: – Нам, полагаю, и в этой ситуации следует искать светлую сторону. Ну, например, возблагодарим Господа Бога за то, что Санни еще жив.

Ник снова сжал ее руку, но вскоре отодвинулся, чтобы дать возможность официантке расставить заказанные блюда – Ник позаботился обо всем, пока Холли приводила себя в чувство. Прожевав изрядный кусок свиной отбивной, он сказал:

– Если за всей этой историей с Санни стоит Колби Чемберс – а я уверен, что это так и есть, – то он не осмелится причинить собаке вред, чтобы это рикошетом не ударило по нему самому. А вот использовать собаку для того, чтобы шантажировать тебя, – это совсем иное дело.

– Значит, – обрадовалась Холли, – пока Чемберс на плаву – Санни в безопасности. Давай тогда выпьем за процветание Чемберса! – И с вымученной улыбкой она подняла стакан чая со льдом.

Вечером, однако, когда она позвонила Нику по телефону, от ее бодрячества не осталось и следа.

– Только что звонила Элси Нокс, – сообщила она. – Просит меня подготовиться к выступлению в завтрашней программе новостей. Она получила анонимное письмо, уведомляющее ее о том, что Санни и прежде убивал кур. Чтобы убедиться в этом, ей посоветовали поговорить с Джедом Гринхиллом. Аналогичное письмо получила и Ди из «Кроникл».

– Это когда еще прежде Санни мог убивать кур?! – взорвался Ник. – Он щенок, ему и всего-то восемь месяцев от роду. Ты звонила Джеду? Это сообщение не должно попасть в передачу. Сколько потом ни опровергай его, люди помнят только самый факт, а на опровержения никто и внимания не обратит.

– Самое худшее то, – продолжала тем же убитым тоном Холли, – что это не просто сплетня. Первые хозяева Санни избавились от него потому, что он постоянно ходил вокруг запертого птичника и лаял. Несушки от испуга прекратили класть яйца, в конце концов хозяева не выдержали и вернули Санни Джеду.

– Но ведь он ни одной курицы не убил!

– Только потому, что у него не было возможности – так по крайней мере эти люди сказали Джеду. А несколько недель назад некто поинтересовался по телефону, как фамилия бывшего хозяина Санни. Джед не придавал этому звонку никакого значения, пока не вернулся из отпуска и не прослышал про обвинения мистера Полка. Мне же он ничего не сказал о преступных наклонностях Санни, ибо в приюте они никак проявиться не смогли бы. Теперь, однако, он полагает, что звонивший ему некто искал компрометирующие Санни факты и наконец обнаружил их.

– Все тот же Колби Чемберс. – Ник тихо выругался. – Как мне представляется, газеты и телевидение с наслаждением опубликуют эти сведения, и чем они хуже, тем лучше для них.

– Ты прав! – воскликнула Холли. – Джед сказал, что постарается дать о Санни самый положительный отзыв, но факты упрямая вещь, отрицать их, то есть лгать, он не сумеет.

На следующее утро, когда Холли входила в приют, Трина встретила ее с совершенно несвойственным ей похоронным выражением лица.

– В утренней передаче новостей было достаточно неприятного, но она бледнеет по сравнению с местными газетами. И не заглядывай в них, не то стошнит. Они собрали все самое плохое о Санни и превратили его в настоящего преступника.

Холли в бессилии рухнула на стул.

– Не беспокойся, я могу это прочитать – мой завтрак состоял из чашки чая. Джед обещал сделать для нас все, что в его силах.

– Джед и даже первый хозяин Санни в данном случае совершенно ни при чем. Корреспондент взял интервью у Колби Чемберса. А он начал лить крокодильи слезы, вот, мол, такое красивое животное, но из-за его странного поведения жить в сельской местности ему никак нельзя. Прочти, прочти, увидишь, что это такое.

Однако Чемберс в этом интервью лгал настолько откровенно, что кое-кто позвонил в приют и высказался в поддержку Санни. Что же касается обитателей приюта, то они с самого начала горой стояли за собаку.

– Я слышу грохот колес приближающегося поезда, – громко произнес не слишком понятную Холли фразу мистер Нортон, когда она позднее вошла в игровую комнату. – Я слышу грохот колес!

– Он хочет сказать, что кто-то намерен задавить Санни, – пояснила мисс Крайсак, оторвавшись от телевизора.

– Только мигни, девочка, и я устрою так, что советнику придется наложить гипс на ноги и отправиться на курорт. – В подтверждение своей угрозы он свирепо зарычал и положил руки на рычаг, приводящий в движение его инвалидное кресло.

Затем Холли направилась в медицинский центр – проведать нескольких расхворавшихся стариков. У двери ей повстречалась миссис Викерс, также в инвалидном кресле, которое катил мистер Мелоди. Миссис Викерс выздоровела и выписалась из центра, но чуть ли не каждый день навещала еще оставшихся там больных. Они наперебой успокаивали Холли, уверяя, что с Санни все обойдется. Улучив удобный момент, мистер Мелоди отозвал ее в сторону.

– Я хочу сообщить вам кое-что, но обещайте никому ничего не рассказывать.

Холли видела, что ему смерть как хочется поведать ей свою тайну.

– Буду держать рот на замке, – заверила она.

– Я сделал миссис Викерс предложение. Она еще не сказала «да», но я надеюсь, что в скором времени… Как вы думаете, она мне не откажет?

– Конечно, не откажет! – радостно воскликнула Холли. – Она не может не понимать, что вы здесь один из самых красивых мужчин.

– Еще бы! Точнее, один из самых подходящих мужчин! И не забывайте: несмотря на больное колено, лучший танцор в приюте. Но держите все в тайне, пока миссис Викерс не даст согласия стать моей женой. Я не хочу слышать рассуждения мисс Крайсак о том, что наш брак напоминает ей сюжет одной из «мыльных опер», которые она так любит смотреть.

– Ни звука, пока вы сами не разрешите. – Для вящей убедительности Холли сделала рукой движение, будто запирает губы на ключ, а потом этот ключ выбрасывает.

Вечером Ник пригласил ее прокатиться на машине.

– Чтобы развеяться и забыть хоть ненадолго про Санни и Чемберса, – сказал он, когда они уже ехали по загородному шоссе и свежий ветер, врываясь в открытые окна машины, бил им в лицо.

Холли старалась смотреть не на Ника, а в сторону, чтобы он не заметил ее влюбленного взгляда. Солнце ушло за горизонт, и розовое на западе небо быстро становилось лиловато-синим. Может, ей не следует молчать? Может, она одета недостаточно элегантно? После того как она поняла истинную природу своего чувства к Нику, ее стали одолевать сомнения, она старалась увидеть со стороны каждое свое движение, анализировать каждый поступок.

– Ты узнал что-нибудь новое об этом коричневом фургоне? – спросила она прерывающимся от волнения голосом – лишь бы что-нибудь спросить.

– Нет, не узнал, но давай не будем говорить на эту тему. Тем более, что это бесполезно. – Ник легко коснулся ее плеча и снова положил руку на руль. – Как ты провела воскресенье? Вчера ты была так расстроена, что я не сумел тебя спросить, как вы провели с мамой и Эдди время. Он показался мне вполне порядочным парнем. Как ты полагаешь, у них сладится жизнь?

– Не знаю, может быть. – Место, до которого дотронулся Ник, горело. – Я рассказала им все о приюте и Санни. Сейчас они снова в пути – едут в Нью-Йорк, в гости к его сестре.

Может, ей следовало положить свою руку поверх его? А почему он убрал ее так быстро?

– Время покажет, как сложатся их отношения. У мамы безумные представления о любви, – проговорила Холли.

Безумные представления о любви, повторил про себя Ник и решил, что таким элегантным способом она хочет поставить его на место. Ему вдруг наскучило ехать безо всякой цели, он завернул за ближайший угол и нажал на акселератор.

– По-моему, ты сможешь в них танцевать, – сказал он, бросив взгляд на ее красные туфли без каблука. Наряд Холли был простым, но очень шел ей – белый хлопчатобумажный свитерок с короткими рукавами, усеянный красными бантиками, и джинсы. – Отсюда рукой подать до «Розовой жабы», а сегодня там играют две хорошие группы.

Несмотря на ранний час, в полутемном клубе было полно народу. Ник нашел свободный столик, заказал напитки, а затем подвел Холли к танцплощадке, где уже сейчас были желающие потанцевать. Пять музыкантов одеты были несколько странно – кружевные пиджаки и тренировочные брюки.

Холли отнеслась без особого энтузиазма к предложению Ника поехать в «Розовую жабу», так как в ее сознании это заведение ассоциировалось прежде всего с Моникой, но, оказавшись на танцевальной площадке, она повеселела. Ей было приятно ощущать сильные руки Ника, повиноваться им, чувствовать тепло его тела. От него пахло дорогим мылом и терпким одеколоном. Ник то притягивал ее к себе, то отдалял, улучая момент запечатлеть на ее щеке легкий поцелуй. Холли лишь улыбалась ему. Ночной клуб, учитывая то состояние, в котором она находилась, был самым подходящим местом: пульсирующая музыка грохотала, не смолкая ни на миг, танцующие пары окружали их со всех сторон, так что разговаривать было совершенно невозможно, а думать не хотелось. И Холли постаралась забыть о своих тревогах.

Спустя некоторое время они возвратились к своему столику за прохладительными напитками, но затем снова вернулись на танцплощадку. Через полчаса они опять вернулись к столику – утолить жажду и дать отдых ногам. Холли низко наклонилась к Нику – только так он смог бы услышать ее.

– В таком месте можно и Карессу встретить.

– Она звонила мне, – ухмыльнулся Ник.

– Ты шутишь! Когда?

– В конце недели. Оставила на автоответчике сообщение и номер своего телефона.

– Ты, надеюсь, не преминул перенести его в свою записную книжку? – поддразнила она его. Холли нисколько не опасалась Карессы.

На эстраде появилась вторая группа, на сей раз из четырех человек. Музыканты были одеты в майки с броской эмблемой своей группы на груди. Ник дружески помахал рукой крайнему из них – рыжеволосому гиганту.

– Уж не он ли брат Моники? – спросила Холли, закусив губу. Вот Моники она опасалась. И даже очень. Ник в ответ на ее вопрос кивнул. – И как же поживает Моника? – Она возненавидела себя в тот же миг, как до ее сознания дошли эти невольно сорвавшиеся с ее уст слова, но они продолжали течь сплошным потоком: – От нее тоже есть сообщение на автоответчике? И от Пег, наверно? И от Хуаниты? И кто знает, от скольких еще?

– Да, в самом деле… – Вид у Ника был озадаченный, но в душе он был доволен. Наконец-то ему удалось отвлечь ее мысли от приюта! – Хуанита в самом деле звонила пару раз. Сдается мне, что ты права – я более популярен, чем думаю.

– Чем ты воображаешь! – Глаза Холли сузились до щелочек.

Хорошее настроение Ника словно ветром сдуло. Верно, воображаю! – с внезапной горечью подумал он. А чем он занимался все это время? Воображал себя человеком, каким вовсе не является.

– Хватит сидеть! – вскочила Холли. – Пошли танцевать!

Квартет играл зажигательную мелодию, возбуждение толпы достигло накала, но настроение девушки отчего-то резко упало.

– Я, по-видимому, устала, – сказала она, но, взглянув на часы, поняла, в чем дело: в это время она обычно выводила Санни на вечернюю прогулку.

– Ты хочешь сказать, что уже ночь и пора домой? – спросил Ник со смешанным чувством. Им было здесь так хорошо, пока настроение Холли не испортилось.

Холли кивнула. Горло саднило от духоты, голова разрывалась от грохота музыки. Ее вдруг неодолимо потянуло на свежий воздух. Она вышла из клуба, не дожидаясь, пока Ник заплатит по счету. Он присоединился к ней уже на улице.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Да… Нет! – Подбородок Холли дрожал. – Санни не выходит у меня из головы. Он, наверное, забыл все наши уроки, не помнит команд. Ну да это пустяки… А вот то, что он может никогда не вернуться домой!..

– Поехали, дорогая, не терзайся! – Ник обнял ее одной рукой и усадил в машину. – Убиваться по этому поводу…

– Знаю, уже слышала: бесполезно! – Холли почувствовала, как в ней нарастает раздражение. Она скользнула на сиденье и с силой захлопнула дверцу машины. Девушка вся кипела от злости. Ник что, полагает, что ей следует делать вид, будто ничего не произошло? Санни за решеткой, приютские старики понимают, что она не смогла отстоять их интересы, Ник же, каждый вечер встречаясь с ней, тем не менее не пропускает ни одной юбки. Все хуже некуда!

Ник обошел машину и сел за руль. Он видел, что Холли расстроена, и все из-за собаки.

– Не хочешь ли еще куда-нибудь поехать? – спросил он.

– Домой, только домой! – отрубила она.

Уже вырулив на шоссе, он осторожно прочистил горло.

– Завтра я улетаю на четыре дня в Калифорнию – там проводится конференция банкиров. Узнал об этом только сегодня днем. Сразу после нее состоится совещание по новой системе компьютеризации учета инвестиций. – Ник придерживал эту новость, понимая, что она может огорчить Холли, но ведь, в конце концов, надо же ей сообщить об отъезде! Обескураженный ее молчанием, он добавил: – Я знаю, в выходные состоится ваша первая агитационная акция, но что поделаешь, представитель нашего банка не может ехать, и я вынужден его заменить.

Холли долго молчала, но потом спросила безразличным тоном:

– И когда ты думаешь вернуться?

– В среду, но так поздно ночью, что точнее будет сказать – в четверг утром. – Судя по ее реакции, вернее, по полному ее отсутствию, он с таким же успехом мог бы сказать «через пять лет».

Глядя из бокового окна в безлунную ночную тьму, Холли чувствовала себя потерянной. Ник оглушил ее своей новостью. В дополнение ко всем прочим несчастьям Ник еще бросает ее!

Они подъехали к дому Холли. Ворота не были заперты. Теперь излишние предосторожности были ни к чему – ведь Санни здесь больше нет. Холли порылась в сумочке, доставая ключ от входной двери. Ник стоял за ее спиной. Отчего-то колени девушки задрожали и в горле встал комок. Так-то она борется за него! Вот он уезжает – и какие же воспоминания увозит с собой? О том, как она носилась с ним в танце, в сердцах хлопнула дверцей машины и была холодна, как айсберг. Достаточно ли этого, чтобы завоевать его сердце? Затаив дыхание, она повернулась к нему лицом.

Она не успела и рта раскрыть, как он произнес мягко:

– Я буду скучать по тебе.

– Ник… – Волна чувств, захлестнувших Холли, не позволила ей договорить. Она подняла голову, и Ник обнял ее и поцеловал. Он уезжает! – стучало в ее мозгу. Она этого не вынесет. Внезапно ею овладело какое-то безумие. – Я не хочу, чтобы ты уезжал, ты не должен уезжать, не должен, не должен! – твердила она и, вскинув руки, обняла Ника за шею, осыпая его горячими, отчаянными поцелуями.

Ник был изумлен. До этого момента она вела себя настолько холодно, что он не был уверен, позволит ли она поцеловать себя на прощание. И вдруг такая пылкость… В чем же дело? Холли прижалась к нему еще теснее. И кого она целует: его, Ника Донохью, или мужчину, созданного ее воображением?

– Ник, Ник! – Вот как ей следовало себя вести, а она вместо этого разыгрывала из себя девицу, которой никакие серьезные отношения не нужны! Ноги ее подкосились, и если бы Ник не поддерживал ее, она бы упала. Холли как бы погрузилась в него, всем своим существом ощущая его сильное тело. Будь что будет, он должен знать! – мелькнула в ее голове мысль.

А у Ника голова пошла кругом. Он тысячи раз представлял себе, как обнимает Холли – вот так, не просто как друг. Но того, что это будет похоже на какой-то приступ безумия, никак не ожидал. Что с ней? Почему такое отчаяние? Она, конечно, расстроена из-за Санни. Возможно, нервный срыв толкнул ее в его объятия. Но за кого, черт возьми, она его принимает?

– Не уезжай! Не уезжай! – шептала она, гладя руками его спину, осыпая поцелуями лицо и с безоглядной решимостью прижимаясь к нему.

Нику хотелось сполна насладиться тем, что девушка так щедро предлагала ему, но его заставило остановиться внезапно заявившее о себе чувство ответственности. Видит Бог, Холли заслуживает лучшей участи! Ведь она считает его прожигателем жизни.

– Холли?! – произнес он охрипшим голосом, удерживая ее руки и мягко отстраняя от себя. – Уже поздно, дорогая, ты устала. Мне лучше уйти.

Девушка словно окаменела.

– Мы поговорим потом, когда я вернусь, – сказал он. – Я буду тебе звонить. – В тусклом свете фонаря он не мог видеть выражение ее лица. Протянув руку, он погладил ее мягкие вьющиеся волосы, такие шелковые на ощупь. Все в ней такое милое, такое теплое, она – сама жизнь. Она создана для любви, любви настоящей – неужели она не понимает? Если так, он заставит ее это понять. Ему не нужна одна ночь. Он хочет быть с ней всегда, до конца своих дней. О Господи, как неудачно, что он уезжает! У истинного Ника Донохью есть что предложить этой женщине, и, возвратившись домой, он сможет ее в этом убедить.

Преодолевая желание обнять ее и притянуть к себе, рискуя порвать тонкую ниточку, что протянулась между ними, Ник наклонился и поцеловал Холли в лоб. Понимая, что медлить нельзя, иначе решимость может изменить ему, он быстро повернулся, сбежал с крыльца и исчез в ночи.

Часы летели, а Холли все никак не могла заснуть. Что за глупость взять и броситься Нику на шею! Когда он сказал, что будет скучать по ней, он произнес эти слова так, что ей почудилось, будто он испытывает какое-то особое чувство к ней. А как он ответил на ее первый поцелуй! Холли, рыдая, била по подушке кулаком. Надо же быть такой дурой – принять доброту и сочувствие за желание!

Она повернулась на другой бок, в который раз взглянула на часы и попыталась лечь поудобнее. Ах, если бы можно было убежать куда глаза глядят и спрятаться, чтобы больше не было на свете Холли Веббер! Холли Веббер, теряющей рассудок, когда дело доходит до мужчин. Истинная дочь своей матери!

В комнате было жарко. Постель вся скомкана. Холли встала, оправила простыни, взбила подушку и легла, глядя в потолок и надеясь уснуть. Но рыдания снова подступили к горлу. Ник попросту убежал от нее! Она все испортила, напугала его. До Калифорнии далеко, но он, верно, спасаясь от нее, охотно уехал бы и дальше.

О Боже! И Холли продолжала метаться по постели, пряча разгоряченное лицо в подушки. Не так давно ей казалось, что она любит Рейнольдса. Как она страдала из-за того, что он отверг ее! Но что эти страдания по сравнению с тем, что она испытывает сейчас! Она потеряла Ника!