Минервитянские летние денечки не казались особенно холодными Лопатину, привыкшему к временами весьма суровому московскому климату Чего не скажешь о летних ночах — стабильно десяток, а то и больше градусов ниже нуля От такого и сибиряк бы взвыл, особенно если учесть, что проводить эти ночи гэбэшнику приходилось под открытым небом.

Все это напоминало Лопатину учебные сборы, на которые он ездил в юности, будучи курсантом военного училища. Правда, тогда это был охраняемый со всех сторон лагерь и рядом находились товарищи, такие же курсанты, как он, а сейчас…

Сейчас Лопатин торчал в гуще Фралькова «воинства», потрепанного переправой через Каньон Йотун. Хорошо еще, что омало пока не предприняли мер по отражению нашествия. Завтра, если повезет, скармеры выберутся-таки из страшного ущелья на равнину и разделаются с восточниками.

«Только без меня», — сказал себе Лопатин.

Конечно, неплохо было бы проучить самонадеянных америкашек, возящихся, будто с малым ребенком, с отсталым феодальным строем омало, вопреки незыблемой логике диалектического материализма… Но без связи с «Циолковским» он этого делать не станет.

Выход из строя рации в корне поменял всю ситуацию.

Если советский офицер проявил враждебность по отношению к экипажу «Афины», не получив на это санкции руководства, то последнее, мягко говоря, не одобрит подобного поведения. Теперь янки в Хьюстоне и Вашингтоне глотки себе надорвут, вопя об убийстве Фрэнка Маркара.

Московское начальство, естественно, станет утверждать, что Лопатина послали через Каньон Йотун всего лишь в качестве наблюдателя, но самого его по возвращении чистеньким явно не отпустит. Не скажут: гуляй, мол, Вася. Стало быть, самое разумное, что ему можно придумать сейчас, это как можно скорее добраться до своих… нет, лучше до американцев, и по-быстрому объяснить им, что же произошло на самом деле.

Лопатин огляделся вокруг. Скармеры спокойно спали В любом подобном лагере на Земле путь гэбэшнику освещали бы костры… и они же сделали бы его видимым для дозорных. Минервитяне костров не жгли: погодка их вполне удовлетворяла. А вот караулы наверняка выставили. Лопатин надеялся, что темнота позволит ему избежать встречи с ними.

Выскользнув из спального мешка, он аккуратно свернул его и запихнул в рюкзак. Автомат повесил на плечо. Конечно, лучше бы держать его на изготовку, но обе руки должны быть свободны Да и что толку открывать пальбу? Ну, укокошит он десяток-другой скармеров, и что потом? Только шума наделает… да и на советской миссии после такой бойни можно будет поставить жирный крест.

Лопатин осторожно двинулся вперед по склону, осторожно огибая спящих скармеров и размышляя о том, каким образом он потом, уже повидавшись с Брэггом, переберется через Каньон Йотун, чтобы попасть на «Циолковский». Если самцы Фралька, от которых он собирается улизнуть сейчас вместе с автоматом, повстречают его на обратном пути, то ничем хорошим эта встреча не кончится. Впрочем, может, это и не важно? После смерти Маркара одно местечко на «Афине» освободилось.

Неужели придется лететь домой с янки? Домой… Лопатин горько усмехнулся. До Земли бы добраться, а о возвращении на Родину, видно, придется забыть. Времена, конечно, изменились, и в лагерь его, как советских солдат, возвращавшихся из фашистского плена и виноватых только в том, что увидели, как живут люди в Западной Европе, не посадят. Однако изменились они не настолько, чтобы КГБ с распростертыми объятиями принял своего сотрудника, побывавшего в лапах ЦРУ. А в том, что американские спецслужбы крепко ухватятся за такой лакомый кусочек, как советский космонавт, Лопатин не сомневался.

Ему хотелось и смеяться, и плакать, и материться одновременно. Он-то всегда считал себя хорошим коммунистом и лояльным советским гражданином, а вот поди ж ты, обстоятельства толкают его на дезертирство, и он им повинуется.

Наконец Лопатин выбрался за пределы лагеря и теперь пошел быстрее, не опасаясь отдавить глазной стебель какому-нибудь спящему скармеру.

Сильнейший ветер на мгновение разорвал низкий облачный покров, и гэбэшник заметил в образовавшемся просвете одну из местных лун — какую именно, он не знал. Ее тусклый свет немного разбавил почти кромешную темень. Беглец прибавил шагу.

Лунный свет все же подвел его.

— Стой? Кто идет? — крикнул дозорный воин. Лопатин замер. Слишком поздно — абориген не только увидел, но и узнал его. — Человек! Человек убегает от нас! — заголосил минервитянин.

Лопатин метнулся в сторону.

— Туда! Он побежал туда! — закричал у него за спиной дозорный.

Матерясь на чем свет стоит, гэбэшник со всех ног припустил прочь от лагеря. «Не паникуй», — приказал он себе. Гористый склон давал возможность укрыться. Пригнувшись, Лопатин перебегал от валуна к валуну, надеясь, что проклятый караульный потеряет его из виду. Минервитянская луна, как назло, и не думала исчезать за облаками. Если несколько мгновений назад беглец был рад узреть небесное светило, то теперь от всей души желал ему провалиться в тартарары.

Притаившись за очередным камнем, он прислушался к шуму, доносящемуся из лагеря. Судя по всему, по его следу цепочкой двигался отряд самцов, перекликавшихся между собой. Лопатин поежился. И в самом кошмарном сне такое не привидится — человека преследует стая вопящих вакханок.

А самцы все приближались. Приближались на удивление быстро. «Как им удается так хорошо ориентироваться?» — спросил себя гэбэшник и спустя секунду получил ответ, услышав крик одного из преследователей:

— Да не туда, болван! Запах ведет вон в ту сторону!

Запах! Лопатин выпрямился и побежал, уже не пытаясь прятаться за камнями. Что толку, если аборигены чуют его по запаху? Надо было прихватить с собой на Минерву один из тех вонючих спецпорошков, с помощью которых сбивают со следа собак. Очень бы сейчас пригодился.

Лопатин подавил соблазн развернуться и выпустить в догоняющих его воинов пару коротких очередей из «Калашникова». Несомненно, это бы их припугнуло хорошенько. Нет, огонь открывать нельзя.

Автомат гэбэшник с плеча все же снял… И тут неизвестно откуда выскочивший самец сильным ударом копья вышиб оружие у него из рук. АК-74 с металлическим стуком упал на мерзлую землю и откатился в сторону. Лопатин нырнул вслед за автоматом и тут же почувствовал, как скармер схватил его за плечи.

Копье самец выронил, а может, сам отбросил, чтобы не мешало в рукопашной схватке. Изловчившись, гэбэшник пнул противника чуть повыше одной из ног. Тот взвыл, но вцепился в обидчика когтями, порвав ему одежду. Один из когтей оцарапал Лопатину щеку, едва не выцарапав глаз.

Подбежали еще несколько воинов.

— Человек, у нас у всех есть копья, — закричали они. — Не сопротивляйся, иначе мы проткнем тебя.

Лопатин понял, что придется подчиниться. Убедившись в том, что противник перестал дергаться и больше драться не намерен, самец отпустил его.

— Так-то лучше, — пробормотал минервитянин. — А то едва внутренности мне не вышиб своей проклятой здоровенной ногой.

По этому голосу, в котором чисто профессионального интереса было больше, чем ярости, Лопатин узнал Джуксала.

— Вот его оружие, — доложил из темноты другой самец.

— Хорошо, — отозвался Джуксал. — Подбери его. Оно нам понадобится, в отличие от его хозяина. Без своих инструментов человеки совсем не опасны.

Подталкивая пленника в спину древками копий, аборигены отконвоировали его обратно в лагерь и подвели к Фральку.

— Олег Борисович, уж не сошел ли ты с ума? — спросил старший из старших по-русски, что не прибавило Лопатину надежды на легкий разговор.

— Нет, — выдохнул он.

— Тогда в чем дело? — Фральк вскинул вверх руки, как это сделал бы чем-то взволнованный или расстроенный человек, но поскольку рук у самца было втрое больше, то и жест его показался гэбэшнику в три раза более выразительным.

— Политика. Человечья политика. Извини, Фральк, но я больше не помогать тебе против омало и других человеков.

Лопатин ожидал, что его слова еще больше расстроят старшего из старших, но тот лишь как-то странно закачал глазными стеблями и сказал примерно то же самое, что и Джуксал несколькими минутами ранее:

— Олег Борисович, теперь уже не важно, будешь ли ты нам помогать или нет. У нас твой автомат, у нас твои пули. Ты нам больше не нужен.

Фральк повторил то же самое по-скармерски, обращаясь к стоявшим вокруг самцам. Те ответили ему тем же странным покачиванием стеблей, и Лопатин наконец догадался, что оно означало злорадный смех. Нормальный, почти человеческий, злорадный смех.

* * *

Прежде Реатуру никогда не доводилось видеть больше половины восемнадцати скармеров сразу. Впрочем, будь на то его воля, он бы предпочел не видеть их и впредь. Сейчас же прямо на него из Ущелья Эрвис двигалось много, очень много скармеров.

Ближе к вершине ущелья склон его становился все более покатым, и скармеры наступали почти так же быстро, как если бы они шли по равнине. И все же некоторая крутизна у склона имелась, и вскоре захватчикам предстояло убедиться в том, что омало не ждали врага, сложа руки, а подготовились к его встрече.

Который из них. Фральк? Хозяину владения очень хотелось самому разобраться с наглецом, но он понимал, что не сможет позволить врагам приблизиться настолько, чтобы одного из них можно было отличить от другого. Наступающие все еще находились за пределами досягаемости копий и дротиков омало. «Ну и ладно,. — подумал Реатур, — возможно, нам и не придется тратить на них копья».

— Готовы, воины? — окликнул он своих подданных. Выстроившиеся в неровную шеренгу самцы криками и взмахами рук подтвердили свою готовность. — Тогда толкайте! — прокричал хозяин владения.

В течение последних нескольких дней омало прикатили к краю ущелья множество больших камней. Теперь они стояли по трое и по четверо возле каждого. По команде Реатура самцы посильнее, поднапрягшись, столкнули валуны вниз.

В том, что склон все-таки недостаточно крут, Реатур убедился сразу. Два-три валуна откатились всего на несколько шагов. Еще несколько, перевернувшись пару раз, застряли в глубоких ямках. Правда, остальные покатились вниз и, набрав скорость, обрушились на передние ряды наступающих скармеров.

Воины омало издали торжествующий клич, видя, как валуны крушат ненавистных врагов и как те извиваются в агонии.

— Не мешкайте! — прокричал Реатур. — Подавайте еще камни!

Но как только омало устремились к другим камням, произошло нечто ужасное. Нечто настолько не понятное хозяину владения, что он на мгновение оторопел. Он увидел вспышки огня, исходящие от одного из скармеров, и услышал громкий лающий рев. Что-то просвистело совсем рядом, и его, Реатуровы, самцы начали падать на землю, крича от страха и боли.

Рядом со скармером, метавшим вспышки, хозяин владения разглядел человека. Незнакомого человека. Это ему кое-что объяснило. Очевидно, скармеры получили от пришельцев некое мощное и смертоносное оружие. У самца, упавшего в двух шагах от Реатура и корчившегося на земле, между двух рук зияло отверстие, похожее на то, какое могло бы получиться от удара дротиком. Пока хозяин владения ошеломленно глядел на своего воина, тот еще раз дернулся и затих, потеряв слишком много крови, хлынувшей из страшной раны.

Лающий рев повторился, и опять что-то просвистело мимо Реатура. Послышался влажный чмокающий звук — и самец позади него пронзительно завизжал. Реатур указал рукой на скармера со странным оружием.

— Убейте его!

Новая партия камней покатилась вниз. Один из них едва не угодил в человека, а другой непременно расплющил бы скармера, не отскочи тот в сторону. Он снова направил на омало свое грозное оружие.

— Еще камней! — возопил Реатур. — Еще! Еще! Несколько камней покатилось вниз по склону, в то время как некоторые самцы омало уже улепетывали в сторону замка. Хозяин владения не посмел обвинить их в трусости; он и сам испугался странного оружия, которое убивало и наносило ужасные раны почти всякий раз, когда вспыхивало и лаяло.

А скармеры, воодушевленные позорным бегством части Реатурова воинства, уже достигли края ущелья и теперь делали обходной маневр, намереваясь взять в кольцо оставшихся на поле боя омало. Если бы им удалось окружить самцов Реатура, они не спеша разделались бы с ними, даже не обладая проклятым человечьим оружием. С ним же… Хозяину владения не хотелось думать об этом.

— Отступаем! — воскликнул он, сгорая от стыда, но понимая, что другого выхода нет. — Сохраняйте порядок!

Самцы повиновались. И, к облегчению Реатура, скармеры позволили им отступить. «Почему бы и нет?» — горько подумал хозяин владения. Они уже добились, чего хотели — выбрались из ущелья на равнину. Единственное, что теперь оставалось, это утешать себя тем, что каменная лавина все же уничтожила немало врагов.

— Мы причинили им порядочный урон, отец клана, — словно прочел его мысли тяжело шагающий рядом Эноф.

— Да, — вздохнул хозяин владения; он не мог позволить себе роскоши принять желаемое за действительное, не сейчас, во всяком случае. — Мы убили многих, но и они нас крепко потрепали. Даже крепче, чем мы их, Эноф. И я не знаю, кто одержит верх при следующей скармерской атаке.

* * *

— Ну так что же мы теперь будем делать?

Саре претила перспектива полного и безоговорочного повиновения мыслям и решениям Брэгга. Она с самого начала считала, что назначение руководителем научно-исследовательской экспедиции кадрового военного — это продукт скудоумия вашингтонских чинуш, воззрения которых на внеземной разум основываются на низкопробных фантастических видеофильмах. Если уж инопланетяне, то обязательно враги, а раз враги, с ними нужно сражаться, следовательно командовать должен военный. Как просто. Просто до тупости.

Но сейчас экипаж «Афины» оказался вовлеченным в чистой воды военный конфликт. Хорошо хоть, что не все минервитяне — враги; некоторые из них даже стали добрыми, хорошими друзьями «человеков». Во всяком случае, друзьями лучшими, чем тот же Олег Лопатин, чей «Калашников» убил и покалечил многих аборигенов.

Сара никогда не практиковалась на огнестрельных ранениях, которые на телах минервитян выглядели еще ужаснее, чем на людях, поэтому она в конце концов решила без обиняков спросить у Брэгга, что делать, — ведь он, как-никак, сам воевал. Но вместо того чтобы ответить, командир, нахмурившись, повторил ее же вопрос:

— Что мы будем делать? Откровенно говоря, не знаю. Будем надеяться, что старина Лопатин захватил с собой не слишком много обойм.

Сара поджала губы. Она ожидала услышать что-то более конкретное.

— У тебя в каюте…

Эллиот осклабился.

— Откуда ты знаешь, что там, у меня в каюте? Мне ведь даже ни разу не удалось затащить тебя туда.

— Слушай, не заткнуться бы тебе… — Сара и сама изумилась прозвучавшей в ее голосе ярости и продолжила, теперь уже тщательно подбирая слова: — У тебя в каюте есть большой сейф, который ты всегда держишь запертым. Вот я подумала, что там…

— … Что там у меня лежат себе, пылятся несколько автоматов «узи», присыпанных гранатами, — ответил он за нее. — К несчастью, ничего подобного там нет. А может, и к счастью.

Сара сложила руки на груди.

— Так что же ты там хранишь? — Она снова начинала злиться на Брэгга, на сей раз из-за разрушенных надежд.

— Так, кое-что, — уклончиво ответил командир, затем все же снизошел до частичного объяснения: — Например, спецшифры, которые не дай Бог нам когда-нибудь использовать… Я хочу сказать, что существуют вещи гораздо более неприятные, нежели один спятивший русский.

— Например? — спросила Сара с подозрением.

— Например… экипаж «Циолковского» в полном составе предпринимает против нас атаку, целенаправленную атаку, не случайную. Или аборигены, несмотря на отсутствие у них высоких технологий и прочего дерьма, окажутся кем-нибудь вроде агрессивных телепатов и вознамерятся завладеть «Афиной». Ну, типа как в «Захватчиках с Минервы»… Помнишь?

Несмотря на то, что для веселья особого повода не было, Сара хихикнула, вспомнив эту глупейшую ленту, ублюдочную «классику» фантастического боевика. Тамошние «минервитяне» совершенно не походили на настоящих и были одеты в какие-то безумные костюмы, имитировавшие «шкуры». Об общем уровне «шедевра» говорило хотя бы то, что в некоторых сценах в складках «шкур» предательски поблескивали замки-молнии.

— Помнишь ту дребедень? — Брэгг и сам негромко засмеялся. — А вообще, если хочешь знать, я бы с удовольствием выкинул весь хлам из сейфа и заменил бы его кое-чем другим.

— Чем же?

— Дюжиной бутылочек доброго виски. Самого старого и крепкого.

— Ну ты даешь, — только и вымолвила Сара.

* * *

Фральк удовлетворенно наблюдал за возвращением последнего отряда, который он посылал в северные земли владения омало. Воины гнали стадо масси и элоков, вполне достаточное для того, чтобы в течение нескольких дней кормить всю армию.

— Мы будем выжимать владение омало до тех пор, пока глаза Реатура не отвалятся от глазных стеблей, — важно заявил старший из старших.

Солдаты и офицеры клана Хогрэма ответили на его слова приветственным гиканьем и покачиванием глазных стеблей.

— Да пусть само владение погрязнет в пурпурной чесотке! — неожиданно выкрикнул кто-то. — Не о нем нам нужно сейчас думать, а о том, как разбить армию омало.

Торжествующее гиканье утихло. В рядах воинов произошел маленький переполох; самцы, шедшие рядом с крикуном, поспешили отойти от него подальше, будто желая показать, что вовсе не разделяют его мнения. Кто этот дерзкий? Фральк пристально вгляделся в толпу. Ну разумеется, Джуксал собственной персоной. Памятуя о заслугах ветерана перед кланом, как о старых, так и о совсем недавних — ведь именно он не дал человеку убежать, — старший из старших ответил твердо, но вежливо:

— Видишь ли, Джуксал, разграбляя владение врага, мы тем самым ослабляем и его армию.

Джуксал хмыкнул.

— Разобьем армию — и владение наше. Сейчас мы можем сделать с ним все, что угодно, но если омало разобьют нас, они вернут его себе. Лучше всего было бы добить их сразу после того, как мы выбрались из ущелья.

— Ты что же, забыл, в каком виде мы оттуда выбрались? — возмущенно спросил Фральк. — Эти проклятые валуны едва не передавили нас всех, несмотря на помощь автомата. — Старший из Старших даже немного втянул глазные стебли, демонстрируя, насколько неприятно ему вспоминать об этом.

— Омало выглядели намного хуже, — ответил Джуксал. — Иначе они не стали бы спасаться от нас бегством. Нам надлежало преследовать их, а не позволять им уйти.

— Всему свое время, — Фральк увидел, что его кожа начала приобретать желтый оттенок гнева, и усилием воли заставил ее снова стать зеленой. «На этот раз Джуксал не выведет меня из себя», — твердо решил он. Теперь, когда старый вояка у него под началом, а не наоборот — о, эти отвратительные, бесконечные упражнения с копьями и щитами! — он мог прислушиваться к его словам, а мог и напрочь игнорировать их. Фральк решил остановиться на последнем. — Через несколько дней, когда мы отдохнем и хоть немного залечим раны, тогда и предпримем новую атаку, дабы покончить с презренными омало раз и навсегда.

Однако старый грубиян и не думал сдаваться.

— Омало тоже будут отдыхать и поправляться, старший из старших, — почетный титул прозвучал в устах Джуксала почти как упрек.

Фральк снова начал желтеть и на этот раз уже не пытался скрывать свои чувства.

— Да, Джуксал, я — старший из старших, — гордо произнес он. — И я командую войском. Пожалуйста, помни об этом. Я командовал войском во время битвы и одержал победу. Не забывай об этом тоже.

— Победу ты, может, и одержал, но не знаешь, что делать с ней дальше.

— Воин Джуксал, я изгоняю тебя из армии! — пожелтев как солнце, Фральк сорвался на крик.

Джуксал с деланным почтением расширился и заковылял прочь. Но все-таки не удержался от последнего замечания:

— Не забывай о тех человеках, что на стороне омало. Как знать, может, и у них есть автоматы. Что тогда? Подумай об этом, КОМАНДИР. — К счастью, больше он ничего не добавил.

Что тогда? Фральку было неприятно думать об этом. Олег сказал, что у здешних человеков, наверное, нет автоматов. По крайней мере, у того, которого убил Джуксал, точно не было, иначе воин не подобрался бы к нему так близко, чтобы иметь возможность поразить копьем. Но после того, как Олег попытался убежать, Фральк перестал доверять ему и его словам. Стало быть, в речах мерзкого Джуксала вполне может таиться доля истины.

«А посему, — решил старший из старших, — сейчас нам следует вести себя крайне осторожно». В противном случае армия может прямиком угодить в западню. Так неопытный охотник торжествующе врывается в гнездо кронга, не ведая, что хищник только и ждал этого. Фральк вспомнил, как автомат Толмасова изрешетил грозного зверя на западной стороне Ущелья Эрвис. Чутье подсказывало ему, что у здешних человеков тоже имеются опасные штучки типа автоматов. Не может быть, чтобы не имелись.

* * *

— Вперед! — громогласно приказал Тернат, и его самцы, выкрикивая: «Да здравствует Тернат!», бросились сквозь низкий кустарник на воинов Дордала. В ответ те, естественно, проорали имя своего отца клана и выставили вперед копья. Громкое фырканье и посвистывание высвобожденных из-под власти грабителей масси только добавляло шума и неразберихи.

На этот раз неожиданной атаки не получилось. Конечно, ведь почти половина Дордаловых вояк, устроивших засаду карательному отряду омало, сумела убежать и предупредить своих. Жаль, что вражеские самцы не имели всего по две руки и по два глаза, как человеки, — тогда бы никому не удалось ускользнуть после того, первого боя.

Замечтавшийся старший из старших едва успел увернуться от дротика и тут же расширился, спасаясь от второго. На этот раз отряду пришлось иметь дело с довольно большой Дордаловой бандой К тому же теперь у неприятельских воинов имелось еще одно преимущество — они заняли хорошие оборонительные позиции за обломками стен и несколькими большими валунами.

— Воры! — истошно завопили самцы Терната, метнув по копью в вероломных соседей, которые, похоже, на оскорбление нисколько не обиделись.

— Почему вы не сидите в подвалах вашего замка в ожидании своих ненаглядных скармеров, которым якобы втемяшилось в головы на вас напасть? — проорал высокий самец, высунувшись из-за камня.

Тернат на миг застыл, пытаясь вспомнить, где он слышал этот голос, и вспомнил, хотя и чуть не заполучил дротик промеж глазных стеблей.

— Да ведь это сам Дордал! — прокричал старший из старших. — Омало, достаньте его, и тогда мы приведем домой еще больше масси!

Воины его отряда устремились вперед, выставив перед собой крепко зажатые в когтях дротики и копья. Не отстававший от них Тернат едва успел отразить щитом копье одного из воинов Дордала и мгновенно провел ответный удар, но тоже попал в щит, которым противник прикрыл нижнюю часть своего тела. Но нижнюю-то он прикрыл, а верхнюю на долю мгновения оставил незащищенной. Туда-то Тернат и направил сильный удар второго своего копья. Самец истошно взвыл, когда каменный наконечник вонзился в его пожелтевшую от ярости плоть. Тернат отдернул копье, и из раны противника потоком хлынула кровь, как у почкующейся самки.

Затем он набросился на другого солдата Дордала, с которым уже дрался один из воинов омало. Некоторое время вражеский самец пытался защищаться, но вскоре не выдержал напора двух противников и рухнул на землю, жалобно подвывая.

Брошенный кем-то камень сильно зацепил Терната чуть повыше одной из рук. Изрыгнув проклятие, старший из старших согнул глазной стебель, чтобы посмотреть на себя; на месте удара появилась небольшая опухоль, но крови не было. «Жить буду», — мрачно усмехнулся Тернат.

Он оглядел поле боя, выбирая себе очередную жертву… каковой не оказалось, поблизости во всяком случае. Бравада у Дордаловых вояк быстро улетучилась, когда они наконец-то сообразили, что у возглавляемого Тернатом отряда намерения более чем серьезные.

— Это работенка потруднее, нежели воровать беззащитных масси, не так ли? — прокричал Тернат.

Но Дордаловым воякам уже не хотелось отвечать оскорбительными замечаниями на колкости южан. Они немного отступили, рассчитывая укрыться за дальними валунами. Однако одного их желания оказалось недостаточно. Самец Терната, Фелиг, метнул дротик в северянина, высунувшего голову из-за камня, и тотчас же завладел его укрытием, устремившись туда в сопровождении нескольких воинов.

Вскоре сопротивление врага было подавлено полностью. Большинство самцов Дордала сдалось на милость победителя, остальные позорно бежали. Дордал попытался сделать то же самое, но трое воинов Терната успели схватить его.

— Отнимите у них оружие и позаботьтесь о раненых, — распорядился старший из старших и направился к Дордалу, потирая рукой место, в которое попал камень.

Крупный самец внушительной комплекции, Дордал был таким плотным, что казался расширившимся даже сейчас, когда стоял вытянувшись. Глазные стебли его, однако, понуро поникли. Дордал посмотрел на Терната, но не расширился, хотя и узнал его.

— Ты допустил ошибку, хозяин владения, — произнес Тернат, употребляя титул поверженного врага, дабы оказать тому надлежащее почтение.

— Что ты делаешь здесь, Тернат? — В голосе Дордала по-прежнему звучала гордость, но уж никак не замешательство. «Да он ничего не понял», — недоуменно подумал Тернат, затем сказал:

— Думаю, ты мог бы догадаться, хозяин владения. Мы возвращаем себе то, что нам принадлежало. Если бы вы не пересекли границу, мы не пришли бы сюда. А поскольку вы ее пересекли… — старший из старших предоставил Дордалу самому сделать выводы из сказанного.

Выводы оказались весьма странными:

— Я думал, вы все это время плели сказки про скармерское вторжение, чтобы соблазнить нас на кражу вашего скота.

«Ну и болван», — изумился Тернат, качнув глазными стеблями.

— Боюсь, твоя алчность простирается гораздо дальше границ твоего владения.

Дордал начал было желтеть, но, завидев, что Тернат угрожающе изогнул два глазных стебля, быстренько позеленел снова. При всей своей глупости он понимал, что сейчас не самый подходящий момент для того, чтобы взять да и разгневаться на победителя.

— Реатур решит, что с тобой сделать, — отчеканил Тернат. — Смею предположить, что он позволит тебе вернуться домой, после того как твой старший из старших заплатит нам хороший выкуп, такой, чтобы мог служить вам напоминанием — с кланом Реатура шутки плохи.

Дордал снова пожелтел от гнева, но на этот раз сдержать свои чувства был, похоже, не в состоянии.

— Мой старший! — возопил он. — Гревил не даст за меня и куска сушеного мяса! Как только он завладеет моими сокровищами и самками, то сразу забудет о моем существовании. Хапуга!

Тернат слегка качнул глазными стеблями: он пару раз встречался с сыном Дордала и остался о нем похожего мнения. Впрочем, Гревил вполне достоин своего папаши. Тернат почти не сомневался, что Дордал тоже не бросился бы выручать своего старшего из старших, угоди тот в плен.

— Думаю, Реатур что-нибудь придумает, — сказал он. — Если Гревил и в самом деле не проявит уважения и повиновения, которых заслуживает отец клана, тогда Реатур, возможно, пошлет на север новый отряд и поможет тебе вернуть свое владение… после того, как мы утихомирим скармеров, конечно.

— Да испражниться мне на ваших скармеров с высокой горы, — проскулил Дордал. — А если я верну свое владение с помощью самцов Реатура, то окажусь вечным его должником.

— Понятное дело, — с удовольствием констатировал Тернат. — Тебе следовало призадуматься об этом до того, как ты решил угнать наших масси. А сейчас собирайся. Совершим путешествие во дворец отца моего клана.

Дордал обиженно отвернул от Терната все свои глазные стебли, но старшего из старших это совершенно не задело. Поняв, что говорить с северянином больше не о чем, он пошел прочь. Дордал хотел сказать еще что-то, но передумал, сообразив, что слушать его больше некому.

А Тернат уже кричал на своих воинов, приказывая им построиться так, чтобы они могли конвоировать пленников и возвращенный скот и не растерять по дороге половину тех или других. Заодно он размышлял о неблагодарном отпрыске Дордала, Гренвиле, которому ничего не стоило при первой же возможности отнять у отца и имущество, и самок.

«Мое время еще придет, — сказал себе Тернат. — Незачем торопить события».

* * *

— Сомневаюсь, что сейчас на «Циолковском» кипит работа, во всяком случае та работа, что требует значительных умственных усилий, если только Юра в данный момент не читает Кате что-нибудь из своих лучших стихов, — с ленцой проговорил Руставели, откинувшись на спинку стула. Полчаса назад он отвез Катю на корабль.

Толмасов с неприязнью посмотрел на грузина.

— Здесь мы тоже от избытка работы не стонем, — мрачно заметил он.

— Вы, мой друг, слишком серьезны. Заметьте, я говорю вам об этом, по меньшей мере, в сотый раз.

— По меньшей мере, — согласился Толмасов. Руставели фыркнул.

— Но это не означает, что товарищ полковник не прав, Шота Михайлович, — вставил Брюсов, как всегда абсолютно непробиваемый по отношению к шуточкам биолога.

Толмасова мучило вынужденное безделье. Он привык осознавать свою значимость для всей миссии «Минерва» и теперь не находил себе места, чувствуя, что теряет ее остатки.

И все из-за этого чертова недоумка Лопатина!

«Афина» обкладывала матом Вашингтон и, как бы между прочим, Толмасова; Вашингтон материл Москву; а Москва по два раза на дню посылала по матушке того же Толмасова. Так что полковнику доставалось со всех сторон, а сам он не мог сделать втык даже Лопатину, потому что тот до сих пор не удосужился выйти на связь.

Попросить Хогрэма, чтобы тот послал весточку через каньон, тоже не представлялось возможным. Во-первых, местный хозяин владения и сам не имел возможности связаться со своей армией — перебраться через Каньон Йотун было для аборигенов столь же сложным делом, как «Афине» и «Циолковскому» слетать на Минерву.

Во-вторых, все проблемы между «человеками» Хогрэму что шли, что ехали. После радиосеанса с хозяином владения омало ему пришлось признать, что существуют пришельцы, с которыми он не знаком. Но в то, что где-то есть целая планета человеков, готовых вцепиться друг другу в глотки только потому, что один из них, проклятый Лопатин, спятил, старый скармер не поверил. Да и сам Толмасов не поверил бы, будь он Хогрэмом.

В принципе, экипаж «Циолковского» продолжал делать кое-какую работу — Брюсов проводил сравнительный анализ сельского и городского диалектов минервитянского языка, Руставели изучал многочисленных представителей местной фауны, Ворошилов и Катя ставили какие-то биохимические опыты, — но все это казалось сейчас Толмасову делом второстепенным.

— Ворошилова, кстати, ничуть не беспокоит молчание Лопатина, — напомнил полковнику Руставели.

— Тогда почему он прервал межкорабельную связь, когда ты вызывал американцев? — спросил Толмасов и сам же ответил: — Потому, полагаю, что его голова покатилась бы с плеч, если бы в «конторе»… — полковнику показалось, что он подыскал самую подходящую замену неприятной на слух аббревиатуре КГБ, — решили, что он ничего не предпринял, перехватив твой разговор.

— Думаю, есть и другие причины, — медленно проговорил Руставели. Медленно и, к некоторому удивлению Толмасова, вполне серьезно. — Юра возмущался, что Лопатин скопировал его стихи, посвященные Кате, и ввел их в свой секретный файл. В качестве улик, только для чего — не понял ни он, ни я.

— Я возненавидел бы любого, кто проделал бы такое по отношению ко мне, — заявил полковник и вдруг до него дошел полный смысл сказанного Шотой. — Погоди-ка. А каким образом Юрий узнал, что его стихи — в секретном файле Лопатина?

— Самым обычным, — Руставели пожал плечами. — Он их прочел.

— Это невозможно. — Положа руку на сердце, Толмасов и сам неоднократно пытался открыть пресловутый секретный файл, но всякий раз у него ничего не выходило. Если уж руководителя экспедиции не ознакомили со словами-ключами для проникновения в личный файл гэбэшника, то откуда их мог знать корабельный химик? — Разве что…

Руставели поймал взгляд полковника и кивнул.

— Именно. Но прошу отметить, что Я вам ЭТОГО не говорил.

— Конечно же нет, Шота Михайлович. Но Юрий! Кто бы мог подумать?

— Не пойму, чего не говорил Шота? — спросил Брюсов. — Что кто-то мог бы подумать о Ворошилове? — В голосе лингвиста прозвучало такое замешательство, будто Толмасов и биолог только что говорили на языке, скажем, индейцев-навахо.

— Пустяки, Валерий Александрович. Ничего особенного, — мягко сказал Толмасов. Иногда сталкиваешься с людьми настолько простодушными, что открывать им глаза на происходящие вокруг гнусности само по себе весьма гнусно.

Впрочем, гаденькое чувство самодовольного превосходства над наивным ученым теплилось в груди полковника всего пару-тройку минут. Потом он вспомнил, что совсем недавно считал таким же простачком и Ворошилова, который, как выяснилось, гусь еще тот.

* * *

— С тобой все в порядке, Реатур? — спросила Ламра, когда хозяин владения подошел к ней. Сегодня он почти не разговаривал с другими самками, а сразу дал ей знак отойти в сторонку для беседы.

Если в прежние свои посещения хозяин владения выглядел просто усталым, то сейчас — усталым и разбитым. Одна из его рук странно дергалась, когда он вздыхал. А вздыхал он часто.

— Со мной не совсем все в порядке, малышка. Вернее, со всеми нами. Скармеры сильно нас побили.

Ламра увидела, что тело ее предательски синеет, но чувства страха сдержать не смогла.

— Так что же мы будем делать теперь? — спросила она озабоченно.

— Мы? — нежно переспросил Реатур. — Тебе, дорогая, делать ничего не надо. Что до меня, то я намерен сражаться с врагами. Может быть, здесь, ближе к замку, где проживает большинство моих самцов, скармерам не удастся одержать столь легкую победу.

— А если удастся?

Хозяин владения втянул руки и глазные стебли, затем снова выпустил их — человек в такой ситуации пожал бы плечами. — Если им удастся, то третьего боя может и не быть. Понимаешь, о чем я?

Ламра задумалась.

— Мы проиграем? — неуверенно произнесла она несколько мгновений спустя.

— Верно, — подтвердил Реатур. — Твои мысли всегда должны быть тонким прозрачным ледком, Ламра, сквозь который ты сможешь видеть все ясно. Мыслить мало и глупо — все равно как смотреть на что-нибудь сквозь мутный грязный лед.

— А-а, — откликнулась Ламра и, желая тут же продемонстрировать, что такого рода устные уроки не проходят для нее даром, спросила: — Тогда ты, может быть, покажешь мне, что держишь в одной из рук. Это что-то для меня?

Глазные стебли Реатура зашевелились — довольно слабо, но все же заметно.

— Да, малышка. Я принес кое-что для тебя, — он протянул руку и показал самке подарок, на который она воззрилась сразу тремя глазами, а потом воскликнула:

— О, да ведь это же бегунок! Маленький бегунок, целиком вырезанный из дерева. Как красиво, Реатур! Спасибо. Где же ты его взял? Вырезал сам?

— Да, — ответил хозяин владения и ненадолго замолк, но затем продолжил: — Я хотел, чтобы какая-то вещь напоминала тебе обо мне, даже если… если случится худшее.

— Я никогда не потеряю его, — пообещала Ламра, не сводя глаз с игрушки. — Сегодня же высуну его из-за угла и напутаю глупышку Пери! — Она так и не научилась долго оставаться серьезной

На этот раз Реатур засмеялся, не пытаясь сдерживаться, как бывало раньше.

— Я рад, что пришел повидаться с тобой. Это помогает мне хоть ненадолго забыть о неприятностях. — Он согнул глазной стебель и посмотрел вниз, на ее набухшие почки. — Хочешь услышать от меня глупость, Ламра?

— Не думаю, что у тебя получится, отец клана.

— Это лишний раз доказывает, насколько ты молода и несмышлена, — усмехнулся Реатур. — Глупые мысли посещают порой и отцов клана, а не только обычных самцов. Я вот, к примеру, подумал сейчас, что не отказался бы еще раз внедрить в тебя почки.

— И вправду глупо, — согласилась Ламра. С тех пор как Реатур внедрил в нее почки, она потеряла всякий интерес к совокуплению, но понимала, что у хозяина владения, как и у любого зрелого самца, он, конечно же, сохранился. — Здесь множество других самок, с которыми ты мог бы спариться.

— Я знаю, — ответил Реатур, — но это будет не так. Не так, как с тобой. Снова внедрить в тебя почки, это все равно что… — он умолк, подыскивая подходящие слова, — совокупиться с другом, вернее, с подругой. — Казалось, что хозяина владения самого потрясли сказанные им слова. — Именно так, наверное, обстоят дела у человеков, самки которых живут так же долго, как и самцы. Я думаю, это утешает, особенно в плохие времена.

— Наверное, — сказала Ламра сухо, но затем все-таки спросила: — Если человекам удастся сохранить мне жизнь после почкования, мне захочется снова совокупиться с тобой?

— Я не знаю, Ламра, — пробормотал ошеломленный Реатур. — Если нам всем очень, очень повезет, мы, может быть, узнаем.

* * *

— Сомневаюсь, что эта элочица вообще когда-нибудь разродится, — скептически пробурчала Сара и перевела взгляд с мужа и Пэт на стоявшую вдалеке «Афину». За последние два дня они пять раз навещали самку элока. Почки у той выглядели совсем созревшими, но роды все никак не начинались. — Схожу-ка я в замок и снова осмотрю Ламру. Я все еще надеюсь, что она продержится до тех пор, пока мы не добьемся успеха.

Ирв пожал плечами.

— А я схожу на корабль. Проголодался.

— О'кей.

Оба вопросительно посмотрели на Пэт. Она молчала, будто прокручивая у себя в голове магнитофонную ленту со сказанными ими словами, чтобы со второй попытки уловить суть происходящего вокруг, а потом ответила:

— И я бы сходила на корабль.

— Проследи, чтобы она чего-нибудь поела, — вполголоса бросила Сара Ирву. Прозвучало это как фраза из репертуара заботливой, но практичной мамаши-еврейки, и антрополог хотел схохмить на эту тему, но вовремя одумался. Благодаря своему длинному языку, он не раз оказывался в глупейшем положении.

Сара направилась к замку.

— Пошли, — бросил Ирв Пэт

Она снова слегка «затормозила», но потом все-таки пошла за ним.

Брэгг встретил их в воздушном шлюзе.

— Наконец-то хоть кто-то соизволил явиться, — проворчал он, поправляя кобуру с пистолетом у себя на поясе. — Я еще с утра собирался выбраться на прогулку, разведать путь, по которому скармеры, скорее всего, двинутся в новое наступление. Полагаю, ждать осталось недолго.

— А где Луиза? — спросил Ирв.

Брэгг скользнул взглядом по Пэт, затем многозначительно посмотрел на антрополога.

— Она вышла… — буркнул он.

Значит, сейчас Луиза проводила какие-то сейсмографические исследования, которые должен был выполнить Фрэнк, если бы был жив. К счастью, Пэт ничего не заметила. Она словно отсутствовала.

— Только не старайся лишний раз попасться на глаза скармерам и… товарищу Лопатину, — предупредил Ирв. — Не забывай о том, что ты — единственный из нас, кто сможет отпилотировать «Афину» на Землю.

— Можешь не напоминать, — поморщился Брэгг. — Я знаю, что должен быть хорошим мальчиком, но не обязан изображать, что мне это нравится. — Он торопливо вышел из шлюза, не скрывая своего нетерпения поскорее покинуть корабль.

Ирв обернулся к Пэт.

— Пойдем-ка на камбуз, посмотрим, чем там можно перекусить.

— Хорошо, — отозвалась она бесцветным голосом.

«Господи, как же меня достали концентраты!» — в тысячный, наверное, раз подумал Ирв, наливая горячую воду в банку с обезвоженной говяжьей тушенкой. С каким аппетитом он проглотил бы сейчас свежий бифштекс с кровью! Заставив себя съесть свою порцию, антрополог швырнул пластиковую тарелку в корзину для грязной посуды и посмотрел на Пэт. Та лениво ковыряла вилкой почти нетронутую еду.

— Поешь хотя бы немного, — осторожно попросил ее Ирв.

Пэт проглотила пару кусочков и отложила вилку в сторону.

— Не хочется мне есть. И вообще ничего не хочется, — произнесла она, тупо уставившись в пространство.

— Ты должна есть, — мягко укорил ее антрополог. — Иначе совсем ослабнешь, — добавил он и умолк.

Пэт не ответила, и Ирв подумал, что она снова где-то далеко отсюда. Потом он увидел, что ее плечи мелко задрожали, а из глаз выкатились две слезинки. Пэт шмыгнула носом и прикрыла лицо ладонями.

Она еще ни разу не плакала с тех пор, как погиб Фрэнк. Во всяком случае, Ирв ее плачущей не видел.

— Успокойся, дорогая, — сказал он, встав со стула и подойдя к ней. — Все будет хорошо.

— Ничего и никогда… не будет хорошо, — прошептала Пэт сквозь рыдания. — Ведь Фрэнка больше не будет.

Здесь Ирв ничего сказать не мог. Кроме дедушки и бабушки, он никого из любимых людей еще не терял. Ему в этом смысле везло.

Ирв опустился на колено рядом с Пэт и неуклюже обнял ее за талию. Сначала она попыталась сбросить его руку, но затем изогнулась и положила голову ему на плечо. Горячие слезы потекли у него по шее. Ирв обнял Пэт и второй рукой и теперь сидел неподвижно, предоставляя ей возможность выплакаться.

Через некоторое время она подняла голову. В резком голубовато-белом свете флюоресцентной трубчатой лампы на потолке ее лицо, покрытое красными пятнами, распухшее и залитое слезами, смотрелось ужасно. Ирв озабоченно покачал головой и, протянув руку, взял со стула бумажное полотенце.

— На, — сказал он, — утрись.

Пэт промокнула глаза и шумно высморкалась.

— Спасибо, — поблагодарила она, всхлипывая. — Спасибо тебе, Ирв.

— Не за что.

Он сделал попытку убрать с талии Пэт левую руку, но женщина с силой вцепилась в нее.

— Не надо, не убирай ее, пожалуйста. Я впервые хоть что-то чувствую с тех пор, как… — она запнулась, — с тех пор, как убили Фрэнка. Кажется, будто все время сижу в стеклянной банке для образцов. Вижу предметы, слышу звуки, но не могу соединить их воедино — они просто отскакивают от стеклянных стенок. А сейчас… я знаю, что ты здесь, рядом со мной.

— О'кей, — «Может, эта банка и помогла тебе пережить шок, — подумал Ирв. — Если ничего не проникает сквозь стекло, то и боли ничего причинить не может».

— Дай мне, пожалуйста, полотенце. — Пэт тщательно вытерла лицо, скомкала большую бумажную салфетку и отшвырнула ее в угол. — Выгляжу я, наверное, погано.

— Если откровенно, то да.

Ирв понадеялся, что придушенное фырканье, которое он услышал в ответ, означало, что Пэт попыталась рассмеяться.

— Ты умеешь говорить приятные вещи, Ирв.

— Я пытаюсь, — ответил он шутливо, но в этот момент Пэт подняла на него глаза, и смотрели они абсолютно серьезно.

— Я знаю. Спасибо тебе еще раз. Как приятно снова что-то почувствовать.

— Хорошо. Это хорошо, Пэт. — Антрополога раздирали противоречивые чувства. Да, с одной стороны, он был рад, что ему удалось помочь, поддержать Пэт чисто по-дружески, и все такое прочее, но… Обнимая ее за талию, он, черт побери, чувствовал, что обнимает женщину. Женщину, которая не далее как месяц назад пыталась его соблазнить.

Ирв поморщился, ощутив, как напрягся зверь у него в штанах. Не время и не место! На какое-то сумасшедшее мгновение он вновь почувствовал себя семнадцатилетним юнцом, идущим по коридору колледжа и неуклюже держащим перед собой книги, чтобы скрыть неожиданную, непроизвольную эрекцию.

Пэт наклонилась к нему и поцеловала его в щеку. Без страсти, почти по-сестрински; Ирв точно знал, что не должен отвечать на этот поцелуй, но сам не заметил, как нашел своими губами ее губы. Издав то ли полувздох, то ли полустон, Пэт плотно прильнула к нему.

Позднее он вспоминал, что даже когда они помогали друг другу освободиться от брюк и обуви, губы их оставались слитыми. Не разъединились они и несколько мгновений спустя, когда случилось то, от чего Ирв уже не пытался себя удержать.

Потом оба молча лежали на полу, тяжело дыша, и происшедшее казалось Ирву странным и нереальным, будто все это случилось не с ним, а с кем-то другим… Но гладкие бедра Пэт по-прежнему обхватывали его поясницу, и он все так же смотрел ей в лицо, и оно было очень близко.

«Извини», — хотел сказать Ирв, но понял, что говорить этого не следует. Упершись руками в пол, он привстал на колени и пробормотал:

— Мы вели себя очень глупо.

Пэт села и потянулась за своими брюками.

— Наверное, ты прав, — согласилась она, натягивая их на ноги. — Если честно, сегодня я и не стремилась к этому, как в прошлый раз. Все случилось как-то само собой.

— Да, — выдохнул Ирв, тоже начиная одеваться. — И я этого не ожидал. Мне просто хотелось успокоить тебя.

Он уже натянул один носок, но второй никак не налезал на ногу. Это был носок Пэт. Ирв бросил его ей.

— Ну ладно, — сказала она, направляясь к дверям. — Сделанного не вернешь. Давай больше не будем говорить об этом.

— Давай. — Ирв проводил Пэт взглядом. Потом поднялся на ноги, посмотрел на себя в стекло дверцы микроволновой печи и сказал своему отражению: — Дурак.

Отражение промолчало.

Он услышал, как открываются двери воздушного шлюза, сначала внешняя, потом внутренняя.

— Есть кто-нибудь дома? — громко спросила Сара. Голос жены едва не заставил Ирва выскочить из своей шкуры. — Есть кто-нибудь? — повторила она.

— Я здесь, в камбузе, — отозвался он наконец хриплым, просевшим от волнения голосом.

Сара прошла по коридору и сунула голову в приоткрытую дверь камбуза.

— Почему так долго не отвечал? Уснул?

— Извини.

Сара пожала плечами, сняла перчатки и потерла ладони.

— Хочу кофейку. Не желаешь?

«Может, мне показалось, что у меня такой голос? — подумал Ирв. — Сара вроде бы ничего не замечает».

— Не откажусь, — сказал он.

Жена поставила в микроволновку две кружки с водой и спросила:

— А где Пэт?

— Наверное, в туалет пошла, — небрежно ответил Ирв. — Да вот она.

Пэт вошла в камбуз, и Сара обернулась.

— Привет. Решили вот кофейком побаловаться. Может, и ты выпьешь?

Ирв ожидал, что сейчас мир развалится на части, но ничего такого не случилось, когда Пэт сказала:

— Пожалуй.

— Хорошо, — Сара поставила в печку третью кружку. — А ты уже получше выглядишь, Пэт.

Та кивнула.

— Да, пора мне выходить из ступора. Сколько же можно изводить себя. Фрэнка… Фрэнка этим не вернешь. Извини, что я так надолго отключилась от работы.

— Прекрати, — отмахнулась Сара. — Ерунда это. Главное — ты пошла на поправку. — Звякнул таймер, и она вынула из печки три кружки с кипятком. Потом высыпала в каждую по пакетику растворимого кофе. — Отведайте, ребята, кофеизированного пойла. Настоящим кофе угощу вас по возвращении домой.

— Аминь, — согласился Ирв. — Впрочем, могло быть и хуже. Как у русских. У них же растворимый чай, не так ли?

— Как там Ламра? — спросила Пэт.

— Тебе ДЕЙСТВИТЕЛЬНО лучше, — удовлетворенно отметила Сара, — раз уж ты интересуешься происходящим. А Ламра увлечена новой игрушкой: Реатур вырезал для нее из дерева бегунка. Не расстается с ним ни на минуту, как с ребенком. Скоро, совсем скоро у нее появятся настоящие малыши.

— Не прозевать бы нам момента, — заметил Ирв.

— Да не должны бы, — сказала Сара. — Главное — держать наготове зажимы и бандажи. Я все-таки тешу себя надеждой, что они нам помогут.

— Теперь нас трое, — заявила Пэт. — Я хочу сказать, что теперь, когда я…

— Понятно. Можешь не продолжать. Конечно, теперь управиться будет легче, — сказала Сара бодро.

Ирв допил свой кофе. Вина перед женой почти утонула в чувстве облегчения: наколотая алой тушью буква А у него на лбу явно не засветилась. Конечно, те несколько безумных минут с Пэт ему забыть не суждено, но ведь запросто можно убедить себя, что не такое уж страшное это преступление.

Так ли уж запросто? Ирв размышлял об этом позже, лежа рядом с тихо посапывающей Сарой. Заснуть ему в ту ночь так и не удалось. «Совесть — совершенно бесполезный багаж», — прошептал он под утро, не веря самому себе.