Не знаю, как долго я стоял и смотрел на клочок пергамента, зажатый в руке. Все чувства, какие только можно себе представить, теснились в моей груди: радость — ведь Джуди жива, страх — ведь она в их когтях; надежда, беспокойство, ярость… все это смешалось воедино, от такого могла закружиться голова даже и без недосыпа и перебора с кофе.

И разумеется, все кончилось тем, что думать я стал так же, как и чувствовать. В записке — что, впрочем, неудивительно — не было указано, куда перезвонить. Я выскочил в коридор (едва не сбив с ног Филлис Камински), помчался к Розе и бросил записку ей на стол.

— Я хотела сообщить тебе об этом, Дэвид, — сказала она. — Но все эти цветы и прочее… это вылетело у меня из головы. Мне так жаль!

Что ж, значит, даже Роза не безошибочна в своих поступках. Странно, никогда не думал, что такое возможно. Впрочем, какое это сейчас имеет значение?

— Ничего, бывает… — кивнул я. — Как она говорила? Что сказала?

— Она спросила тебя и повесила трубку, когда я сказала, что тебя нет, — ответила Роза. — Тогда я еще не знала о том, что случилось. — Она укоризненно на меня посмотрела: ведь расскажи я ей все раньше, она постаралась бы сделать больше. — Вспомни, я прежде разговаривала с нею всего пару раз, когда она поднималась к нам и иногда передавала тебе телефонные сообщения. К тому же по телефону никогда не разберешь, кто говорит.

Ох, уж эти телефонные бесы!.. Но даже не успев додумать про бесов, я выскочил в коридор (опять чуть не сбил с ног Филлис, которая возмущенно пискнула) и бросился к себе в кабинет.

Я пожалел, что Михаэля нет поблизости. Я читал, что квалифицированный чародей иногда может проследить направление телефонного звонка, даже если эфирная связь уже прервалась.

Все телефонные бесы почти одинаковы — результат эктоплазменного клонирования. Почти, да не совсем. Как говорит Просцитто у Бэкона: «Божественная сущность меняет жизни путь, Конец определен и с пути уж не свернуть». Незначительные погрешности случаются в процессе клонирования. Телефонная связь потому так хорошо работает, что бесенята столь схожи и происходят из одного источника, и законы подобия и контагиона без труда позволяют устанавливать связь между любыми двумя бесами. А так как они все-таки не полностью идентичны, легко определить место каждого в телефонной сети.

— Боже, какой я дурак! — воскликнул я. Впрочем, явно излишнее восклицание — Бог и сам это прекрасно знает. Конечно же, Михаэль Манштейн хороший чародей, но он ведь не единственный профессионал. У ФБР полным-полно опытных магов, да и находятся они всего двумя этажами выше. Я позвонил Солу Клейну и рассказал, что произошло.

— Я сейчас же пришлю к тебе специалиста, — пообещал он.

Генри Легион мог бы добраться до моего кабинета быстрее любого чародея, но присланный мне помощник тоже не заставил себя ждать. Это была хитаянка, неправдоподобно маленького роста, но хорошенькая и очень деловая. Она представилась как Селия Чанг.

— Когда был принят звонок? — спросила Селия.

Я взглянул на клочок пергамента. Роза, добрая душа, потрудилась записать время.

— Десять двадцать семь.

— А теперь… — она справилась у своих часов, — пять минут первого. Прошло чуть больше полутора часов. Эфирный след еще не мог полностью остыть. Ну что ж, мистер Фишер, посмотрим, что тут можно сделать.

По уверенной манере речи я понял: ей уже приходилось прослеживать телефонные звонки, и похоже, не раз. Если кто и использует регулярно такое колдовство, так это именно ФБР. Я вздохнул с облегчением — мне очень хотелось, чтобы на месте этой девчушки был Михаэль, но теперь я понял, что так даже лучше.

Она раскрыла кейс, извлекла предмет, отдаленно напоминавший телефонную трубку (я, во всяком случае, никогда не видал телефонной трубки из голубого фарфора), и положила его на стол, рядом с моим телефоном.

— А телефонный консорциум знает, что у вас есть такие штуковины? — спросил я.

— Официально — нет, — ответила девушка. Она улыбнулась, сразу сделавшись моложе и симпатичнее. — А неофициально — не задавайте лишних вопросов, и мне не придется врать. — Как и всякий, кому не безразлично, куда мы отправимся после смерти, она не могла позволить себе солгать.

— Не берите в голову, — сказал я.

Из кармана лабораторного халата она извлекла медную проволочку и подключила свою голубую коробочку к настоящему телефону.

— Лучше, если бы это было серебро, — заметила она. — Оно лучше проводит магию, чем медь, — но оно и стоит дороже, а это не вписывается в наш бюджет. Если бы я занималась частной практикой… — Она покачала головой. — Нет, занимайся я частной практикой, пользы от меня было бы меньше. Уверена, что и вам тоже приходится довольствоваться более скромным оборудованием, чем хотелось бы.

— О да! — сказал я.

Девушка болтала о пустяках, чтобы я почувствовал себя свободнее. Но когда понадобились серьезные заклинания, она просто перестала обращать на меня внимание. И правильно — ничего другого я от нее и не ожидал. Маги, работающие с Иной Реальностью, не любят, чтобы их толкали под локоть, даже метафорически.

Мисс Чанг по происхождению была хитаянкой, но она пользовалась стандартной западной технологией, восходящей к «Началам» Оригена и даже более древним источникам. И не случайно; насколько я знал, ее предки могли появиться в Конфедерации на несколько поколений раньше, чем мои. Окурив ладаном медный кабель, она взяла две металлические пластинки с печатями демонов и прикрепила их к проводу.

— Я не хочу, чтобы Элидор или Ботис появились в Нашей Реальности, — объяснила она, — но мне потребуются некоторые их свойства. Элидор разыскивает пропавшие вещи, а Ботис видит прошлое, настоящее и будущее. А теперь, если позволите…

Первый взмах ее ручки заставил меня отступить на пару шагов. Следующий относился к процедуре вызывания демонов. Вызывать свойства демонов без появления самих демонов — это, что ни говори, довольно рискованно. Я тихо и с почтением наблюдал за тем, как хитаянка делала свое дело.

Это походило более на уговаривание, чем на заклинание: никаких магических кругов или пентаграмм, никаких «явись немедля, не то пребудешь в муках во веки веков». В кульминационной части заклинания она просто попросила:

— Пожалуйста, помогите мне, две великие Силы!

Да уж, нынешнее чародейство утратило драматический пафос прежних времен.

Но зато мы умеем делать то, о чем наши предки даже и не мечтали. Когда Селия Чанг указала на висящие на проволоке пластинки — печати Элидора и Ботиса, — черные знаки на серебристом металле вдруг засияли ярче огней святого Эльма в моем кабинете.

Потом свечение угасло и вспыхнуло вновь.

— Они прочесывают время в поисках эфирной связи, — сказала девушка. Как раз в этот миг печать Ботиса ярко вспыхнула, я непроизвольно зажмурился и отвернулся. Колдунья из ФБР тихо хлопнула в ладоши. — Мы установили время связи. Теперь посмотрим, сможет ли символический алгоритм Элидора обнаружить недостающий телефонный номер.

Я не знал, чего мы ждали — возможно, чтобы печать Элидора вспыхнула так же, как печать Ботиса, Этого не произошло, черные знаки продолжали светиться ровным светом. Не знаю, знакомы ли вы с печатью Элидора — она напоминает разинутый рот с изогнутой стрелой, продетой сквозь верхнюю губу.

Ну, не знаю, зачем там стрела, но рот вдруг ожил и заговорил, словно древнеримский авгур. Он произносил одну цифру за другой, пока их не стало ровным счетом десять. Мы с Селией Чанг бросились записывать их. Когда мы записали последнюю, линии на печатях померкли.

— Давайте-ка сравним, что у нас получилось, — предложила колдунья. Я протянул ей свой кусочек пергамента, она показала мне свой. Мы оба записали один и тот же телефонный номер.

— Вам не знаком этот номер? — спросила она.

— Нет, — покачал я головой. — Это не номер Джуди, я такой номер вообще нигде не встречал.

— Так я и думала, но никогда нельзя сказать наверняка, — кивнула девушка. — Придется обратиться в телефонный консорциум и узнать, кому этот номер принадлежит — если, конечно, он кому-нибудь принадлежит. Это может быть и таксофон.

— Об этом я не подумал, — сказал я еле слышно. Трудно представить себе похитителей, заставляющих жертву звонить по общественному телефону, да еще и среди бела дня, но такое вполне возможно, особенно если использовать аппарат, не заметный с улицы.

— Мы свяжемся с вами, как только что-нибудь узнаем, мистер Фишер, — пообещала мисс Чанг. Она собрала все свои принадлежности, кивнула на прощание — по-деловому, но, как мне показалось, с некоторой долей сочувствия, — и вышла из кабинета.

Мой желудок недовольно забурчал — к счастью, через пару секунд после ухода хитаянки. С утра я влил в него столько кофе, что он постоянно подвывал, правда не так громко. Он жаждал пищи. Вне зависимости от интенсивности мозговой деятельности ваше тело находит способ напомнить о своих насущных потребностях.

Я поднялся в кафе и купил вулканизированный гамбургер — он и вправду был таким жестким, что бог Вулкан при желании мог бы высечь на нем батальные сцены, ну как те, на щитах Ахиллеса и Энея. И все же этот гамбургер я съел; в тот момент мне было без разницы, чем затушить голодный пламень, сжигавший мое нутро. Я залил его очередной дозой кофе.

Это зелье уже начинало терять свою силу. Я поймал себя на том, что клюю носом над остатками жареной картошки. Но нет отдыха для утомленного — я поплелся к себе в кабинет, чтобы посмотреть, можно ли сделать еще что-нибудь.

Сделать, однако, удалось совсем немного. Отчасти потому, что я подпрыгивал до потолка всякий раз, когда телефон начинал визжать, надеясь, что это Джуди. Но увы. Ни один звонок не принес о ней никаких известий. Зато каждый сводил к нулю мои попытки сосредоточиться. Все вместе они довели меня до нервного расстройства.

Надеясь, что Джуди позвонит, я не переставал надеяться, что Би не позвонит. Я был не в настроении играть в игру «общее собрание» и был не в состоянии терпеть эту игру из вежливости. Атлас держал на плечах целый мир, но сейчас я чувствовал, что вся его тяжесть навалилась на мои плечи.

Но Би, к моему облегчению, не позвонила. Наверное, она не звонила именно потому, что понимала, что я ни на что не способен. Би все-таки хорошая начальница. Да я уже говорил это раз или два.

Телефон снова взвизгнул. Когда я поднял трубку, это оказалась Селия Чанг.

— Мистер Фишер? Мы установили местонахождение телефона, номер которого мы с вами недавно определили. К несчастью, это действительно таксофон на углу Сото и Пламмер в долине Сан-Фердинанда.

— О, — только и смог выдохнуть я.

— Простите, мистер Фишер, — сказала девушка. — Но я решила, что вам захочется это знать.

— Да, спасибо. — Я повесил трубку. Никогда не мог понять, почему принято благодарить людей за дурные вести, — может быть, мы хотим показать Силам, что на самом деле нам все нипочем, и мы упорствуем в этом, даже если очевидно обратное.

После звонка Селии Чанг телефон на время приумолк. Я попытался взять себя в руки и скинуть хоть какую-то работу, но все никак не мог заставить себя сосредоточиться на бумажках, лежащих на столе. Я что-то написал, понял, что это глупо или просто неубедительно, стер все напрочь, потом обнаружил, что и на этот раз ничего путного не получилось. Я мог думать только о Джуди и о том, чтобы поспать. Несмотря на все дозы кофе, меня неудержимо клонило в сон.

Примерно в полчетвертого кто-то постучался в дверь. Некоторые уже заходили — новости распространялись как всегда стремительно. Я знал, что все приходят с самыми лучшими намерениями, облегчая тем самым свою совесть, но мне это только лишний раз напоминало о том, что пришлось испытать Джуди и что с ней происходит сейчас. Что же, еще один посетитель ничего не меняет, хуже, чем сейчас, мне уже не будет.

— Войдите, — безнадежно сказал я.

— Привет, Дэйв, — поздоровался Михаэль Манштейн. — Надеюсь, я не отрываю тебя от дела?

— Нет-нет, — поспешно ответил я: кто угодно, только не Михаэль. — Ну же, садись, рассказывай, что делает эта штука… то есть Ничто… на Девонширской свалке.

Он неуклюже уселся на стул и сцепил длинные пальцы.

— Сначала скажи, есть ли у тебя известия о твоей невесте, — попросил он. И мне пришлось еще раз рассказать обо всем. Он внимательно выслушал — Михаэль всегда внимателен — и сказал: — Как жаль, что тебя не было, когда Джудит звонила. И что меня не было здесь, когда чародейка из ФБР определяла номер. Мне пару раз приходилось заниматься этим, но получилось только однажды. Мне не помешало бы улучшить свою технику.

У меня зародилось подозрение, что Михаэль интересуется магией скорее ради самой магии, чем ради той цели, которой магия служит, но я не мог на него сердиться — он всегда такой. Я опять попытался повернуть на свое:

— Так что это за Ничто? Ты узнал что-нибудь?

— Ну да, — ответил он. — Насколько я мог определить, это — Ничто.

— Что это значит?! — Конечно, это прозвучало брюзгливо — нервы, усталость, кофе опять же.

Михаэль не обратил на это никакого внимания. То, что он обнаружил, слишком заинтриговало его, чтобы он обращал внимание на столь незначительные вещи, как плохие манеры. Он сказал:

— В моей практике это совершенно уникальный случай: площадка, с которой удалена абсолютно вся магия — не снаружи, а изнутри. Какие бы Силы там ни находились, они все еще находятся внутри стен, но они, в свою очередь, возвели барьер, защищающий их от окружающего мира — или наоборот. Я не представляю, как проникнуть за этот барьер с Этой стороны.

— А Что-нибудь может проникнуть из Иной Реальности?

— Очень может быть, — ответил Михаэль. — Поскольку я лишен возможности заглянуть за барьер — представь себе непрозрачный мыльный пузырь, только неизмеримо более прочный, — я не могу оценить вероятность этого события.

Я переваривал его слова, пока не понял их. А переварив, спросил:

— А почему из-за этого… этого Ничто все кажется таким удаленным?

— И опять я не могу дать точного ответа, — сказал Михаэль. — Я считаю, что уловил суть этого феномена: барьер — это место, где Иная Реальность перестает соприкасаться с Нашей. Естественно, наш взгляд пытается продолжить свой путь в этом удаленном пространстве, и это производит впечатление бесконечно большого расстояния.

— Ладно, — сдался я. В этом был некий смысл — больше, чем в чем-либо, что я пытался придумать (что в моем состоянии было довольно сложно). Но чем больше находилось ответов, тем больше появлялось вопросов, самым важным из которых был вопрос: как удалось разделить Иную Реальность и Наш мир? Они ведь нераздельны, по крайней мере с тех пор, как люди и Силы узнали о существовании друг друга, а может быть, даже и с начала времен.

— Если твой следующий вопрос будет о том, есть ли у меня теоретическая модель этого феномена, то мне очень жаль, но я отвечу отрицательно, — сказал Михаэль.

— Мне тоже жаль, но я собирался спросить не об этом. — Михаэль поднял светлую бровь, ведь для него теоретическая модель необходима, как воздух. Я же думал о более простых вещах. — Я собирался попросить тебя слетать завтра утром со мной в «Шоколадную ласку». — И я объяснил, что все больше улик указывают на то, что в деле замешаны ацтеки.

— Неужели они справились с герметичным замком? — удивился Михаэль. Да, магия интересовала его больше всего. — Не сомневаюсь, что скоро на эту тему появится множество научных статей. Но… да, я с радостью буду сопровождать тебя на «Шоколадную ласку». Где находится это предприятие?

— В долине Сан-Фердинанда, на углу Масонской и Нордхоффа, — ответил я. Эту часть долины я еще не успел изучить, но в ту минуту меня больше интересовало, удастся ли мне вечером добраться до дома.

Михаэль отправился в свою лабораторию, несомненно, намереваясь заняться той работой, от которой я оторвал его, вызвав на Девонширскую свалку. Я спросил у часов, который час — оказалось, что еще нет четырех. Слишком рано, чтобы ехать домой, и слишком поздно, чтобы успеть сделать что-нибудь полезное (если бы я еще был в состоянии приносить пользу).

Я решил позвонить Генри Легиону. Я понял, почему с призраками удобнее сотрудничать, чем с людьми (это было первое преимущество, и поэтому я не мог на него нарадоваться): хотя в округе Сан-Колумб было уже около семи, призрак наверняка был на работе. Ну по крайней мере я не думал, что у них есть семьи, к которым они спешат после работы.

Конечно, я застал его на месте.

— Инспектор Фишер, — сказал Легион, — я надеялся, что вы позвоните. Что вам удалось узнать с утра?

И я рассказал ему обо всем, что узнал: о герметичных замках, о пере кецаля, о гадюке, о Том, Кто Зовется Мраком, и о Ничто. Пока я не рассказал обо всем, что выяснил в течение дня, я не понял, как это много. Но, выражаясь метафорически, я нашел только много кусочков, из которых пока не складывался единый узор.

— Я передам вашу информацию куда следует, — пообещал призрак, выслушав все, что я хотел сказать. — Инспектор Фишер, Конфедерация оценит ваши заслуги.

— Простите, — сказал я, — но сейчас мне как-то не до того. Все, что я хочу, — это вернуть Джуди, и у меня нет ощущения, что я нащупал что-то определенное, что я подобрался к этому ближе, чем был. Может, стоит попробовать сложить вместе несколько кусочков? Может, тут замешаны ацтеки?

— Судя по вашей информации, это вполне возможно, — ответил призрак, как всегда уклончиво и бесстрастно.

Я слишком устал, чтобы злиться. Я просто подтолкнул его:

— А если это были ацтеки, зачем им нападать на птицу Гаруду?

Призрак из Центральной Разведки замялся — видимо, я задал верный вопрос.

— Ответ, который сразу же приходит на ум: птица Гаруда — великий враг змей, олицетворение источника жизни и Неба, а змеи — там, где смерть, преисподняя, яд, порча, тлен.

«Великий враг змей». На какую-то секунду это не значило ничего — я проиграл. И вдруг в голове словно взвыла сирена.

— Кецалькоатль!

— Мне тоже это показалось очевидным, — сказал Генри Легион.

— Что будем делать? — решительно спросил я.

— Молиться, видимо, — ответил призрак. Не лишено смысла, но это не то, что я хотел услышать. Он добавил: — А кроме этого — все, что сможем. Звоните, если потребуется моя помощь, инспектор Фишер, я сделаю для вас все, что в моих силах.

— Спасибо, — сказал я, но понял, что Генри Легион меня уже не слышит.

Кто-то постучал в дверь. Я поднял голову. Теперь, когда рабочий день закончился, пришла Би. Я чуть не поперхнулся — она вовсе не та, кого мне хотелось бы видеть. По крайней мере я так думал, пока она не сказала спокойно:

— Я просто хочу, чтобы ты знал, Дэвид, что сегодня я буду молиться и за тебя.

После разговора с Генри Легионом мне уже не казалось, что предложение помолиться вполне уместно и это именно то, что может помочь в нашей заварухе. И все же Би сказала это так успокаивающе, словно и впрямь все могло измениться к лучшему. Ее надежда меня почти успокоила, но… Но Генри Легиону было известно больше.

— Прости, что не заглянул к тебе, — пробормотал я. Не то чтобы я на самом деле сожалел об этом, мне просто стало стыдно. Но это не то, в чем можно просто так сознаться начальству. Я решил, что она и без того умеет прекрасно читать между строк.

— Если хочешь, — предложила Би, — завтра мы можем обсудить все подробнее. Почему бы тебе сейчас не отправиться домой и не попытаться отдохнуть? Тебе это не помешает. — Она помахала руками и улыбнулась. — Так моя мать прогоняла кур с веранды. Я уже столько лет не вспоминала об этом. Ступай домой.

— Спасибо, Би, — сказал я покорно и отправился домой.

Не помню, что я приготовил на ужин в тот вечер, да это и не важно. Я подумал, а не лучше ли сразу же залечь в постель, но решил, что если я это сделаю, то проснусь в три ночи и больше не усну. И поэтому я стал слоняться по квартире, не находя себе места.

Тишина в доме казалась очень громкой. Я пожалел, что у меня нет эфирника, чтобы можно было хоть чем-нибудь занять слух и, может быть, даже ум. Оставаться наедине с самим собой, испытывая сильное беспокойство, — тяжелое занятие. Я пытался заняться работой, но не мог заставить себя сосредоточиться на словах.

Завизжал телефон. Я должен был бы читать что-нибудь серьезное, например, статью о птице Гаруде или о Кецалькоатле. Но нет, я читал о приключениях тринадцати разведчиков, заброшенных в Германию во время Второй Магической войны. Я подбирался к самому захватывающему моменту — германцы пытаются засунуть их в яму с бурлящим универсальным алхимическим растворителем, оставшимся со времен Первой Магической. Но несмотря на все старания, я постоянно терял нить повествования.

Опять телефонный вопль. Я почти надеялся, что это очередной торговец; над предыдущим я вволю поиздевался, получив массу удовольствия. Слишком многое случилось со мной, и ни разу мне не удалось нанести ответный удар. Если паршивый торгаш выбрал именно этот момент, чтобы навязать мне свою дребедень, что ж, он сам напросился.

— Алло? — рявкнул я.

— Дэвид? — Даже телефонные бесы не могли сделать этот голос неузнаваемым. Вся моя ярость вмиг улетучилась. — Это Джуди.

— Милая, — прошептал я; услышав ее голос и поняв, что она жива, я словно охрип. Я заставил себя говорить громче: — С тобой все в порядке?

— Более или менее, — ответила Джуди, и все мои страхи ожили вновь. Она торопливо добавила: — Ни о чем не спрашивай, Дэвид. Они говорят, чтобы ты перестал лезть не в свое дело, иначе… — Я хотел дождаться того, что последует за этим «иначе», но она замолчала. Я боялся, что и сам могу найти ответ.

— Скажи им, что я сделаю все, что им нужно. — Я надеялся, что она правильно поймет меня: это вовсе не означало, что я буду сидеть сложа руки.

— Будь осторожен, Дэвид. Они не шутят, они… — Ей не дали договорить. Я услышал, как кто-то сказал:

— А ну, давай, пошла!

— Милая, я люблю тебя! — выкрикнул я. Ну вот, бросили трубку. Не думаю, что Джуди меня услышала.

Какое-то время я проклинал негодяев, похитивших мою любимую, потом заставил себя позвонить в отделение полиции Лонг-Бич. У Джонсона был выходной, так что я познакомился с еще одним достойным джентльменом по фамилии Скотт. Он выслушал меня и сказал:

— Спасибо за информацию, сэр. Мы сделаем все, что в наших силах.

Это означало — к сожалению, мне это было слишком хорошо известно, — что он не собирается делать вообще что-либо. Для них мои сведения всего лишь означают, что Джуди все еще в этом мире. Для меня же это значило гораздо больше, чем для них. Я обрел новую надежду.

Я набрал номер ФБР. Сол Клейн уже ушел домой, но парень, который взял трубку, был в курсе дела. Я спросил его:

— Вы не пришлете кого-нибудь, чтобы попытаться определить, откуда звонили? Сегодня это уже делала мисс Чанг. — Конечно, почему бы и нет? Попытка не пытка. Через полчаса к вам подъедет кто-нибудь из наших.

Стук в дверь раздался только минут через сорок пять, но меня это не удивило. Я летаю по шоссе святого Иакова каждый день и знаю, каково это. Я справился с замком левой рукой — в правой я сжимал свой Молниеразящий Жезл. После того, что случилось с Джуди, я стал пуганой вороной.

Невысокий худощавый мужчина, стоявший за дверью, отпрянул, едва увидев жезл в моей руке, и чуть не скатился кубарем с лестницы. И все же он быстро оправился.

— Я не вправе винить вас, сэр, — сказал он и показал удостоверение ФБР: Гораций Смидли, «младший аналитик-заклинатель» — из чего я сделал вывод, что в ФБР не менее дурацкие названия профессий. Я опустил жезл. Мой гость был совсем не похож на ФБРовца из светомагического представления, но на Горация Смидли вполне тянул.

Я проводил его к телефону. Смидли проделал тот же ритуал, что и Селия Чанг. У него получалось не так гладко, как у нее (в конце концов, он был всего лишь младшим аналитиком-заклинателем), но с работой он справился. Рот на печати Элидора опять перечислил десяток чисел.

— Это тот же самый номер, с которого они звонили утром! — воскликнул я.

— Неужели? Какая беспечность. — Смидли фыркнул, и я понял, что он не одобряет беспечность, кто бы ее ни проявлял, даже преступник, облегчающий свою поимку. — Я использую эту информацию.

— Что, по-вашему, это значит? — спросил я. — Они держат Джуди где-то неподалеку и пользуются этим телефоном, потому что им это удобно?

— Это наиболее вероятно, — сказал он (с Михаэлем Манштейном они были бы прекрасной парой). — Есть и другая возможность: они обдуманно перевозят ее на большое расстояние, чтобы ввести нас в заблуждение. Это возможно, но рискованно — любое дорожно-транспортное происшествие или нарушение правил, замеченное констеблем, приведут к провалу, казалось бы, неплохо продуманного плана.

Да, этот парень любил хорошую организацию как таковую — вне зависимости от целей и конкретных исполнителей. Меня такие люди всегда тревожат — именно они преизобиловали у предводителя германцев. Но, к счастью, Гораций Смидли на моей стороне, за что я ему весьма признателен. Я поблагодарил его за то, что он взял на себя труд приехать так поздно.

— Что вы, не стоит благодарности, я делал это с удовольствием, — ответил он, а потом, по-моему, несколько подпортил впечатление, добавив: — Впрочем, это мой долг.

Он спустился по лестнице, на сей раз по собственной инициативе, и отправился в Уэствуд.

А я… я запер дверь, почистил зубы и лег в постель. И провалился в пустоту. Не помню ничего до того, как на следующее утро будильник перепугал меня своим воплем.

А утро обещало быть напряженным. Это я понял сразу по пробуждении. Даже проспав всю ночь, я не чувствовал себя отдохнувшим; зато в окно я увидел, как северо-восточный ветер раскачивает ветви эвкалиптов вокруг дома — его называют ветер святой Анны. Как это невежливо — вы не находите? — невежливо называть ветер именем матери Пресвятой Девы. Ведь может сложиться впечатление, что это намек на ее ветреность.

Ветер крепчал, и мой ковер потряхивало, пока я добирался до скоростного шоссе. Пролетая мимо пустыря, я заметил демона пыли, крутящего и швыряющего в небо шары перекати-поле. Что-то много нынче развелось таких демонов. Я всегда говорил: нельзя урезать бюджет метеорологическим заклинателям. Когда-нибудь демоны объединятся и завалят пару-тройку зданий, а восстановление потребует больше средств, чем мы сейчас выгадываем от этой экономии.

Но какой политик думает о будущем? Ну хорошо, а я-то чего беспокоюсь? Раз уж на то пошло, мне вообще нет до этого никакого дела. Если разразится Третья Магическая, последнее, о чем я (да и все другие) буду беспокоиться, так это пыльные демоны.

Михаэль ждал меня на стоянке.

— Есть новости? — спросил он, когда я перебрался на его ковер.

— Они заставили Джуди позвонить мне вчера вечером. Они хотят, чтобы мы прекратили расследование всего, что связано с Девонширской свалкой, иначе…

Михаэль удивленно посмотрел на меня:

— И все же ты здесь.

Он свернул на Уилширскую дорогу, чтобы выбраться на шоссе святого Иакова, ведущее в долину.

— Да, я здесь. Я не верю, что, если мы прекратим расследование, они освободят Джуди. И к тому же… по мере того как мы углубляемся в расследование, дело становится все серьезнее и серьезнее, Боже правый, я рассуждаю, как Генри Легион. Спасение мира важнее спасения человека.

Мы свернули с бульвара Риска на Виннетку и направились к северу. Михаэль вел ковер, а я сверялся с картой. Мелькавшие по сторонам кварталы приобрели эклектичный вид — деловые улицы сменялись шеренгами жилых домов, потом шли промышленные застройки. Мы даже пролетели над чем-то, напоминавшем гибрид школы с фермой. Я заглянул в карту.

— Это Институт Цереры. — Несмотря на отвратительное настроение, я усмехнулся. — Энджел-Сити — и в самом деле город всех религий.

— Еще один искусственный культ, — заметил Михаэль; что-что, а знать это — его работа. — Говорят, эта богиня и впрямь повышает урожайность.

— Интересно, а как влияют расходы на ее культ на себестоимость продукции? — Да, в нашем обществе нельзя обойтись без подсчетов; примерно тем же самым я занимался, когда определял, выгодно ли сохранять чумашские Силы, если они все еще живы. Это напомнило мне о том, что нужно в ближайшее время позвонить профессору Бланку и поинтересоваться, что там выяснили его выпускники.

— Наверное, уже близко, — сказал Михаэль.

— Угу, — отозвался я, посмотрев на карту. — Следующий перекресток — на улице Нордхофф. Нужно будет свернуть налево. Потом будет поворот на Масонскую улицу, примерно полмили к западу от Виннетки.

— Отлично. — Михаэль вырулил на крайнюю левую полосу. На перекрестке пришлось ждать, пока в южном направлении не пролетят все ковры. Меня всегда интересовало, почему правила для «водителей» гужевого транспорта, существовавшие в Европе задолго до того, как на Среднем Западе начали пользоваться коврами-самолетами, все еще действуют на наших дорогах. Конечно, магия хранит древние и странные традиции, потому что в этом ее сила. Впрочем, правила дорожного движения к этой категории традиций вроде бы не относятся.

Северная сторона Нордхоффа — это зона промышленной застройки, где тянутся унылой чередой безликие прямоугольные здания. На южной стороне — в основном жилые дома, хотя угол Масонской украшали винный погребок — очередной «Золотой шпиль», и магазинчик «Хозяйственные заклинания».

«Шоколадная ласка» располагалась на промышленной стороне, через два дома от Масонской. Михаэль посадил ковер у входа. Отстегнув ремень безопасности, я заметил, что большинство ковров на этой стоянке старые и потрепанные. Ясно, что люди работали здесь не для того, чтобы разбогатеть.

Михаэль захватил свой черный кейс. Мы зашли в здание. Первое, что поразило меня у входа, — это музыка. Это были мини-зингеры, в конце концов попавшие в дело: не забыть бы сообщить Солу Клейну. И распевали они отнюдь не немецкие песенки, о нет. В «Шоколадной ласке» звучала музыка, более уместная в ацтекском баре в восточной части города — или в Теночтитлане — как по стилю, так и по громкости. Признаюсь, я даже вздрогнул.

Повсюду слышалась испанская речь. А еще — кудахчущие звуки науатля. И ни слова по-английски, пока нас не заметили. Я понял, что люди с неацтекской внешностью нечасто заглядывают на «Шоколадную ласку». Ацтекская община в Энджел-Сити достаточно велика, чтобы населить отдельный город, и они могут себе позволить не иметь дело с чужаками, если им того не хочется.

Судя по взглядам, которыми нас встретили, мы были именно теми чужаками, с которыми им не хотелось иметь дела. И все стало еще хуже, когда мы достали удостоверения АЗОС, — присутствующие вдруг разом перестали понимать по-английски. Михаэль испортил им удовольствие, заявив на хорошем испанском, что хочет видеть главу фирмы.

Я решил, что секретарша может притвориться, будто понимает только науатль. Коли так, Михаэль преподнесет ей еще один неприятный сюрприз. Интересно, сколько еще бледнокожих блондинов умеют говорить на древнем индейском языке. Ясно, что немного.

К вящему моему разочарованию, она этого не сделала. На самом деле, услышав, как Михаэль чешет по-испански, она, очевидно, вспомнила, что может связать пару слов по-английски, — так что я тоже перестал быть глухонемым. Она проводила нас в кабинет главы консорциума.

Жорж Васкес посмотрел на нас примерно с таким же восторгом, как набожный индус на тарелку с говядиной. Это был благообразный мужчина средних лет и, надо отметить, весьма преуспевающий: такой костюмчик обошелся бы мне в двухнедельное жалованье.

Он бросил на стол наши удостоверения и заявил:

— Меня тошнит от наглости АЗОС. Ваши люди считают наши заклинания отвратительными из-за того, что они основаны на подлинных ритуалах нашего народа. Это не так, наша технология не более зловредна, чем магия пресуществления вашей католической церкви. — И он указал на распятие, висевшее на стене за его спиной.

— Это как посмотреть, — ответил я. — Сам я иудей. — Продолжать я не стал, и так понятно, что я отрицательно отношусь к любой форме человеческого жертвоприношения, какой бы символической она ни была.

Васкес ничего не сказал, правда, всем своим видом он давал понять, что от евреев он тоже не в восторге. Что ж, это его проблема.

Я же продолжал:

— В любом случае наше посещение не имеет ничего общего с порицанием ваших обрядов. Мы только хотим узнать, как вы готовите токсичные отходы для дальнейшего хранения. На Девонширской свалке обнаружена утечка; оттуда вытекает нечто достаточно вредное, чтобы вызвать эпидемию апсихии в окрестностях. Учитывая, какие материалы и заклинания вы используете, мы испытываем беспокойство.

— Еще раз заявляю, инспектор Фишер, это предвзятое мнение, — сказал Васкес. — У нас здесь все по-честному. Что мы, по-вашему, тут делаем? Пытаемся отдать Энджел-Сити в лапы Уицилопочтли?

Он угадал, но было бы недипломатично сообщать ему об этом.

— Почему бы вам не показать нам ваш процесс производства суррогатной содранной кожи? — предложил я. — По-моему, это главный потенциальный источник загрязнения.

— Эта магическая субстанция разрешена законом Конфедерации, — возмутился Васкес. — Повторяю, вы оскорбляете «Шоколадную ласку», выделяя нас…

— Чушь! — рявкнул я, отчего он так и подпрыгнул в кресле: мне уже не впервой было удивлять людей, разговаривая не по-бюрократски. Мне было все равно. Если он горячится, то я уже закипаю. — Я ничем не выделяю вас среди прочих, сэр. За несколько недель я посетил целый ряд предприятий, связанных с Девонширской свалкой. Вы не подвергаетесь дискриминации из-за ацтекского происхождения — я уже был на персидских предприятиях, в аэрокосмических фирмах, да и много где еще. Но даже вы, надеюсь, не станете отрицать, что суррогат содранной человеческой кожи — вещь опасная. Можем ли мы уладить это дело тихо-мирно, или мне уйти? Но тогда я вернусь с ордером на обыск и переверну тут все вверх дном. Ну так как?

Васкес моментально успокоился. Я почему-то предчувствовал, что так оно и будет.

— Какого рода тесты вы хотите провести?

Я посмотрел на Михаэля — это было по его части.

— Я намереваюсь, — сказал Михаэль, — провести тест на подобие с куском суррогатной кожи, чтобы проверить, не присутствует ли здесь бесконтрольная сила Уицилопочтли. — Короче говоря, он собирался провести тот же самый эксперимент, что и на свалке.

Я не знал, как Васкес ответит на это: может, начнет жаловаться на религиозную дискриминацию? Но нет, он просто поднялся и предложил:

— Идемте со мной, джентльмены.

Я решил, что он во многом напоминает Рамзана Дурани из «Шипучего джинна»: такие люди поднимают много шума из ничего, но становятся вполне разумными, когда поостынут. Что ж, тогда я полагал, что эти выводы не беспочвенны.

Как только мы вышли из кабинета, мини-зингеры расшумелись пуще прежнего. У такой музыки есть свои поклонники. К несчастью, я не отношусь к их числу. И кроме того, у мини-зингеров плоховато с воспроизведением ударных, что явно не улучшает качества звука.

Рабочие в цехе уставились на нас с Михаэлем. Никто не любит АЗОС. И это очень плохо. Если нас не будет, Конфедерация станет куда грязнее.

В чанах лежали прямоугольники суррогатной кожи. Хоть они и были разрешены законом, мой желудок свела судорога.

— Достаньте мне один кусок, пожалуйста, — попросил Михаэль.

Васкес объяснил рабочим по-испански. Один из них полез в чан и достал кусок суррогата, с которого капала жидкость.

— Она темнее, чем та, что у тебя в кейсе, — заметил я.

Васкес пояснил:

— Это из-за осадка в дубильных ваннах. Когда его тщательно промоют, цвет восстановится.

Михаэль Манштейн удивленно поднял бровь, но ничего не сказал, поэтому я тоже промолчал.

— Надеюсь, — спросил я, — у вас есть надлежащие сертификаты на импорт продукции?

— Я сейчас схожу за ними, — предложил Васкес. — Пожалуйста, не отвлекайтесь от своих анализов. — И он зашагал к своему кабинету.

Михаэль занялся куском суррогатной кожи, вынутым из чана. Я вцепился в свой каббалистический амулет. И приготовился к тому, что контрольный образец начнет кровоточить. Или что Уицилопочтли явится собственной персоной и в плохом настроении. Я не был уверен, что мне удастся выбраться отсюда целым и невредимым.

Жорж Васкес вернулся, когда Михаэль все еще бормотал заклинания. Он протянул мне все необходимые документы. Ну конечно, там было совершенно ясно сказано, что «Шоколадная ласка» поставляет суррогат содранной человеческой кожи, произведенный по закону подобия, что и подтверждается неким теночтитланским чародеем высокого ранга. На сертификате стояли ацтекские печати экспортной комиссии и конфедеральные печати импортной — словом, все как положено. На пергаменте «Шоколадная ласка» такое легальное предприятие, что легальнее не придумаешь.

— Благодарю, мистер Васкес, — сказал я. — Документация у вас в полном порядке.

— Приходится, — с горечью отозвался он. — Только так я могу обезопасить себя от произвола ваших чиновников, и все потому, что я ацтекский бизнесмен, служащий своему народу на чужой земле… — Ну вот, опять старая песня. Но возразить было нечего, поэтому я решил просто не слушать эти сетования.

Михаэль произнес последние магические слова и снял кусок суррогатной кожи с того образца, который он принес с собой.

— Никаких признаков кровотечения, — пробормотал Михаэль без видимого удивления. Думаю, что Васкес, не зная его, не заметил никакого изменения в его голосе. — Должен сделать вывод, что образец из чана нейтрален в отношении магии Уицилопочтли.

— А что я говорил? — обрадовался Васкес. — Я ведь так и говорил, но вы не хотели верить. Ну что, довольны?

Я кивнул с облегчением. Я подумал, что здесь, в «Шоколадной ласке», мы повидали настоящее золотое дно (и сразу же вспомнил о том, что мне рано или поздно придется решать проблему импортированных гномов с золотыми горшками).

— Полученные нами данные не дают повода для недовольства, — сказал Михаэль. Это потрясло меня, как богохульство в храме. Сам Михаэль тоже был разочарован.

— Надеюсь, вас не затруднит отметить это в письменном докладе, — очень вежливо напомнил Васкес. — Смею надеяться, что этот доклад не замедлит появиться.

Ну ничего себе! Он намекает, что нам следует уходить, и чем скорее, тем лучше. А жаль — я бы предпочел остаться и поискать получше, но не знал, как это устроить после того, как Михаэль не смог найти никаких следов Уицилопочтли. Я подождал, пока Михаэль упакует магобеспечение, и понуро побрел за Васкесом к его кабинету.

У двери в кабинет ацтек сказал:

— Надеюсь, вы сами сможете найти выход. Всего хорошего. — Он вошел в кабинет и захлопнул дверь.

Мы и вправду нашли выход. Впрочем, мне не хотелось оставаться. Я так надеялся, что в «Шоколадной ласке» мы найдем ключ к разгадке всего дела. И что мы получили? Ничего — то же самое, что и везде. Дело о свалке меня больше не занимало. Речь шла о жизни Джуди.

— Проклятие, — выругался я, когда мы пробирались к ковру Михаэля.

— Никаких признаков, насколько я могу судить, — бормотал Михаэль. — Хотя, насколько мне известно, суррогат содранной кожи в отличие от настоящего продукта всегда одного цвета и в процессе дубления просто стягивается, но не темнеет.

— А? — удивился я. — Интересно. Но раз уж ты не нашел следов Уицилопочтли, то дальше интереса дело не идет.

— И я так считаю, — сказал он, уселся и потянулся за ремнем безопасности.

Потрепанный ковер с изодранной бахромой медленно вплыл на стоянку и опустился на свободное место метрах в пятидесяти от нас. Два парня на нем болтали по-испански и не обращали на нас никакого внимания. Один был в красной кепке, другой в синей.

Мозг незамедлительно подал сигнал тревоги. Где-то я их видел. И тут парень в синей кепке повернул голову, теперь я мог хорошенько его разглядеть. Это же Карлос, симпатяшка с блошиного рынка! А рядом с ним — Хосе. Они слезли с ковра — про ремни безопасности они даже не вспомнили — и вошли в здание «Шоколадной ласки».

Я так и застыл, глядя им вслед.

— Ну давай же, — проворчал Михаэль. — Раз уж мы потерпели неудачу, почему бы не вернуться в контору и не потратить время с большей пользой?

— А? Что? — Его голос заставил меня опомниться. — Нет, мы не потерпели неудачи!

Он посмотрел на меня так, будто не мог понять, о чем я говорю. Я наконец догадался, что так оно и есть. Пришлось по-быстрому объяснить, в чем, собственно, дело, и напоследок я сказал:

— Это та самая парочка, которая продавала Куатемоку Эрнандесу настойку с настоящей человечьей кожей и влиянием Уицилопочтли. Что же они делают в «Шоколадной ласке», если она занимается такой законной деятельностью, как показывает твой тест?

— Интересный вопрос. — Михаэль нахмурился. — И все же, как может подвести тест на подобие с суррогатом содранной кожи? Ведь он был проведен в полном соответствии с универсальным магическим законом!

У меня зародилось жуткое подозрение. Мне не хотелось говорить об этом вслух, потому что это могло и впрямь оказаться правдой. Недаром ведь говорят: «Помяни черта, а он тут как тут». Не хотелось говорить, но, видно, придется.

— Я не сомневаюсь в действии магического закона, просто у меня есть некоторые предположения. И вроде бы я знаю, как их можно проверить. Пошли!

— Что ты затеял? — удивился Михаэль, но все же расстегнул ремень, слез с ковра и, прихватив черный кейс, зашагал за мной.

Когда мы вошли в магазинчик «Хозяйственные заклинания», навстречу, улыбаясь, поспешил продавец.

— Доброе утро, господин, то есть господа, — поправился он, когда увидал Михаэля за моей спиной. — Какой вид домашнего колдовства вас интересует?

Я показал ему удостоверение АЗОС. Михаэль тоже показал удостоверение. Он все еще не понимал, что я задумал, но решил подыграть. Продавец — совсем еще мальчишка, чуть ли не школьного возраста, — сразу перестал улыбаться.

— Вы видите, что мы из Агентства Защиты Окружающей Среды, — сказал я. — Мы проводим важное расследование, и нам срочно нужен детектор заклинаний. Я позаимствую его у вас на несколько минут.

Мальчик чуть не задохнулся.

— Я не могу решать таких вопросов, сэр. Мне нужно посоветоваться с управляющим. — Он нырнул в дверь с надписью «только для персонала».

Управляющий выглядел точь-в-точь, как его служащий, но лет десять спустя. Он отрастил усики и потерял часть живости и любознательности. Выслушав меня, он спросил:

— Вы нас хотите проверить?

Я вовремя спохватился: если бы я брякнул «да», он бы ответил отказом.

Но я, не успев задуматься, ответил «нет». После этого управляющий повел нас с Михаэлем к витрине, где были выставлены детекторы, и жестом предложил выбирать.

Раз уж деньги не имели значения, я выбрал замечательный «Винотавр», сделанный в Хрустальной долине. Потом спросил парня:

— Как вы думаете, в винной лавке по соседству найдется пасхальное вино?

— А, вы пользуетесь этим обрядом? — Управляющий сразу оживился, словно ему захотелось поболтать на эту тему, но он знал, что сейчас не время и не место для болтовни. — Да, наверное, найдется, сэр. В этой части долины живет немало иудеев.

— Спасибо, сэр, — поблагодарил я. — Можно взять этот, распакованный? Не хочется причинять вам лишнее беспокойство. Поверьте, я ценю вашу помощь. — Я обратился к Михаэлю: — Можешь подождать здесь, если хочешь. Я схожу за вином. — Михаэль кивнул, и я выбежал из магазина.

Конечно же, в винной лавке оказалось именно то, что мне было нужно, — большая граненая бутыль с длинным горлышком, удобным, чтобы отливать небольшое количество вина, и с этикеткой, на которой был изображен седобородый раввин, походивший скорее на Бога-Отца. Благословленное особым образом, пасхальное вино гораздо активнее обычного виноградного вина со слабым магическим воздействием, поэтому им можно пользоваться круглый год. Я купил заодно и бутылку сладкой «Гармонии» — только взяв ее в руки, я почувствовал, как на меня нахлынули детские воспоминания о сидре — единственном вине, которого мне тогда позволялось лизнуть, — и вернулся в магазинчик розничного чудотворства.

— Если ты собираешься вернуться на фабрику, Дэвид, — заметил Михаэль, — и если твое предположение верно, не исключено, что служащие попытаются помешать твоей деятельности.

Я бы даже сказал, что не исключаю возможности того, что служащие разорвут меня на кусочки, если я прав, и плевать им на мою деятельность. Поэтому я сказал:

— Если они занимаются именно тем, что я думаю, нам нет никакой необходимости заходить внутрь.

Пока мы продолжали этот занимательный обмен репликами, продавец с управляющим стояли в сторонке и внимательно прислушивались. Я так и видел, как уши у них вытягиваются. Ну прямо царь Мидас, не иначе. В другое время и в другом месте это бы меня весьма позабавило.

Я вышел на улицу, и Михаэль привычно побрел за мной. Два парня из «Хозяйственных заклинаний» уставились на нас в окошко. Могу представить, что они подумали, когда увидели, как я направляю зонд детектора на «Шоколадную ласку», что-нибудь вроде: «Господи, да что же это такое там, через дорогу?» Вскоре я узнаю это.

Роскошный аромат разнесся от пасхального вина, когда я сломал печать на пробке. Я наполнил колпачок (хорошо, что его делают именно такой вместимости, сколько нужно для одной активирующей дозы), влил в нутро детектора и произнес слова благословения. Как только я произнес «boray pri hagofen» и добавил «omain», экран озарился улыбкой. Микробесы внутри были счастливы и готовы к действию.

Но даже когда я направил зонд в сторону «Шоколадной ласки», детектор не обнаружил ничего. Он определил магию уличного движения, заклинания перехода, некоторые из которых, как я заметил, были вовсе не христианскими. Я выругался и с отвращением добавил:

— Можно подумать, у них там вообще нет никакой магии.

— Что, как мы знаем, невозможно, — заметил Михаэль. — Мне кажется, здание защищено от наружного наблюдения.

— Лучше бы ты был прав, — сказал я. — Но что же нам тогда делать? Войти внутрь? Как ты сказал, мы вряд ли сможем выйти.

— Я считаю, у нас достаточно информации для того, чтобы получить ордер и препоручить все дело полиции, — предложил Михаэль. — Служащие «Шоколадной ласки» действуют заодно с преступниками, а здание так надежно защищено, что одно это уже внушает подозрение. Магический щит такого рода намного сильнее, чем тот, который требуется, чтобы избежать промышленного шпионажа.

Как раз в эту минуту дверь здания отворилась и оттуда вышли две женщины. Как бы хороша ни была защита здания, я уже знал, что она топологически не завершена, как на Девонширской свалке, — мне не пришлось проходить по изолирующему мостику, когда я входил. А это означало, что магия может проходить сквозь открытую дверь.

Я взглянул на экран детектора. Действительно, микробесы заметили что-то на противоположной стороне улицы, что-то, что им очень не понравилось. Появились слова: «НЕОПРЕДЕЛИМО — ЗАПРЕТНО». У меня было такое ощущение, как будто меня окатили холодной водой. Дверь «Шоколадной ласки» захлопнулась, и эти слова исчезли с экрана, оставшись неизгладимой печатью в моем мозгу. Я надеялся, что никогда их больше не увижу — и вот это случилось.

— Детектор реагирует точно так же, как на настойку, которую курандеро дал Лупе Кордеро, — прошептал я. — Теперь я точно знаю, почему твой тест подобия не дал результатов, Михаэль.

Михаэль покачал головой:

— Боюсь, я не вполне улавливаю ход твоих мыслей.

— Ты проверял на схожесть с суррогатом человеческой кожи, — напомнил я. — Так вот, я не думаю, что это суррогатная кожа… я уверен, что она настоящая!

— Да, это действительно может повлиять на правильность анализа. — Порой мне кажется, что Михаэль постоянно пребывает в какой-то собственной добровиртуальной реальности. Наверное, я не должен был удивляться тому, что он в первую очередь подумал об анализе как таковом, но я только диву давался. И все же Михаэль по-прежнему находился в реальном мире. Через пару секунд его глаза за стеклами очков расширились.

— Боже милостивый, да там же, в этих чанах, тысячи квадратных футов суррогатной кожи! А если это вовсе не заменитель…

— Это значит, что много людей стало освежеванными покойниками, Уицилопочтли накормлен, и весь этот вонючий мир рушится нам на головы. — Я и не знал, что у меня склонность к ораторству, пока слова не стали слетать с моего языка.

— Теперь нужно… нет, крайне необходимо предупредить власти, — заговорил Михаэль.

Он был прав, поэтому я выключил детектор (к несомненному облегчению микробесов) и отнес его обратно в чародейский магазинчик.

— Большое спасибо, господа, — сказал я. — Ваша помощь неоценима. А теперь скажите, где находится ближайший таксофон?

— Да рядом с «Золотым шпилем», — ответил управляющий. — Если его еще не сломали выпивохи.

Продавец не выдержал.

— Но вы же скажете нам, что происходит?

— Простите, — ответил я. — Но такова политика АЗОС — мы не имеем права разглашать факты текущего расследования. Я же сказал, что вы очень помогли.

Оставив их в замешательстве, мы завернули за угол Масонской. Чем ближе мы подходили к упомянутому заведению, тем меньше у меня оставалось уверенности, что телефон там цел и невредим. Местные уличные банды изгадили все здание, изукрасив его непечатными выражениями. Такая настенная «живопись» тоже относится к проблеме окружающей среды, причем к такой, которую мы пока не в силах решить.

Ну и конечно же, когда мы нашли таксофон, оказалось, что кто-то, скорее всего какой-то панк с кликухой «Гелимер», нацарапанной тут же, на аппарате, воспользовался пинцетом или маленьким заклинанием левитации, чтобы выудить монеты из узкой щели, которую сам же проковырял. Конечно, когда он нарушил целостность монетоприемника, демон, взимающий плату, улизнул, а таксофоны устроены таким образом, что телефонные бесенята пребывают в спячке до тех пор, пока он не получит монету. Телефона словно бы и не было.

Разве что… Я повернулся к Михаэлю:

— Послушай, разве ты недостаточно крутой колдун, чтобы обставить «Ма Бель»?

— Может быть, но только при наличии времени и соответствующего магобеспечения, а мы сейчас не располагаем ни тем, ни другим, — ответил он. — Быстрее найти другой таксофон.

Вот так всегда. Кто-то грабит таксофоны, а кто-то прикидывает, применять или не применять заклинание.

— Тогда быстрее к ковру, — попросил я. Конечно, мы найдем таксофон по пути к магистрали.

Мы вернулись на стоянку у «Шоколадной ласки». Мне вовсе не улыбалось подходить к этому проклятому месту, но я переборол себя, потому что делал это только для того, чтобы поскорее оттуда убраться.

Сам не знаю, зачем я взял карту. Наверное, чтобы посмотреть обратный путь. Мы могли вернуться по Виннетке, точно так же, как прилетели, а еще можно было пролететь на запад к…

— Михаэль, — охрипшим голосом позвал я. — Я знаю, где таксофон.

— Неужели? — Он взглянул на меня. — Не думал, что ты так хорошо знаком с этой частью долины Сан-Фердинанда.

— А я и не знаком, — ответил я. — Вот смотри. Следующая большая летная улица — Сото, это через два квартала от того места, где мы сейчас. А следующая улица, чуть севернее Нордхоффа, — Пламмер. Я знаю, что там есть телефон, потому что Джуди звонила мне оттуда.

— Господи Боже! — воскликнул Михаэль. — Цепочка логических выводов…

— Да, — кивнул я. — «Шоколадная ласка» замешана в чем-то по-настоящему ужасном, поэтому изо всех сил пытается это скрыть. Она поставляет зловредные отходы на Девонширскую свалку, мы узнали об этом, то есть я узнал об этом, кто-то пытался избавиться от меня, кто-то похитил Джуди, а потом заставил ее позвонить мне чуть ли не из-за угла «Шоколадной ласки».

— Поскольку там имеется телефон, и раз он наверняка работал еще вчера вечером, полагаю, мы можем им воспользоваться, — сказал Михаэль. Он поднял ковер со стоянки, свернул на Нордхофф и полетел в направлении Сото. На некотором расстоянии от «Шоколадной ласки» я почувствовал облегчение, словно сошел с проклятой земли. Учитывая, что происходило внутри этого здания, это вполне объяснимо.

Михаэль свернул на Сото и полетел к Пламмеру. На перекрестке теснилось несколько магазинчиков. Но телефона что-то не видать. Я подумал: уж не ошиблись ли Селия Чанг и Гораций Смидли? Но маловероятно, что они оба ошиблись. Разве не так?

— Когда решение не приходит сразу же, рекомендуется более тщательное расследование, — рассудительно сказал Михаэль.

Он посадил ковер перед лавкой с вывеской «DVIN DELI» латинскими буквами, а дальше несколько закорючек — возможно, армянских. Я, конечно, этот язык не знаю, но надписи видел достаточно часто.

Человек за прилавком очень напоминал брата Вагана, отличие только в кудрявой шевелюре и большущих усах.

— Да поможет вам Бог, господа хорошие, чем могу служить? — спросил он, когда мы с Михаэлем вошли. — У меня есть прекрасная баранина с мацони и листьями мяты. — И он поцеловал кончики пальцев. Хотя смесь мясного с молочным не считается кошерной пищей, у меня просто слюнки потекли.

— Простите, мы просто искали таксофон, — неохотно сказал я.

— Он на другой стороне, за карницерией, что рядом с хитайской книжной лавкой, — ответил продавец, показав, куда следует идти. — Не знаю, почему этот автомат не установили перед магазином, но так уж вышло. А когда вы позвоните, почему бы вам не вернуться? У меня есть инжир и финики в меду, и еще много всяких вкусностей.

Это был настоящий продавец, знаток своего дела. Я поспешно вышел из «Двин Дели», чтобы не поддаться искушению провести там следующие полтора часа, покупая вещи, которые мне не нужны и половина из которых мне запрещена.

На вывеске хитайской лавки имелось даже два слова на доступном языке — «книги хонга», а все остальное было написано иероглифами. Несколько секунд я не мог разглядеть телефон на задворках ацтекской мясной лавки. Он оказался за вонючим мусорным баком; никто из случайно пролетавших по улице, когда Джуди заставляли звонить, ничего бы не заметил. На задней двери карницерии не было окна, так что служащие тоже бы ничего не заметили.

Порывшись в кармане, я нашел мелочь, засунул ее в жадную маленькую лапку таксофонного демона и позвонил Джонсону — Человеку в Штатском, Солу Клейну и легату Кавагучи. Джонсона и Клейна я так и не смог полностью убедить в том, что «Шоколадная ласка» причастна к похищению Джуди, хотя они и признали, что это вполне возможно. Кавагучи объявил, что я дал ему достаточно информации для того, чтобы послать на «Шоколадную ласку» хороший отряд.

— Не посылайте простых констеблей, — предупредил я. — Это место — настоящее колдовское логово. Если вы не вызовете команду сорвиголов «Materia Magica», вам она уже больше никогда не понадобится.

— Ценю ваше беспокойство, инспектор Фишер, — вежливо ответил Кавагучи, — уверяю вас, я устрою все наилучшим образом. Всего хорошего. — «Заткнись и дай мне делать свое дело» — вот что на самом деле он сказал. Оставалось надеяться, что он понял, куда посылает своих людей.

После этого мне пришлось позаимствовать мелочь у Михаэля. Я позвонил Би, чтобы она тоже знала, что происходит. Трубку взяла Роза и сообщила, что у начальницы встреча где-то в другом месте и еще часа два ее не будет.

— Замечательно, — ответил я. — Послушай, Роза, похоже, земля рушится у нас под ногами. — И я объяснил, почему и как.

Она восприняла все очень по-деловому. Впрочем, окажись иначе, я бы даже удивился. Любое дело Роза делает так, будто Би стоит у нее за спиной и отдает распоряжения. Нам невероятно повезло, что она у нас есть.

Когда я закончил, она сказала:

— У меня для тебя два важных телефонных сообщения. Одно от профессора Бланка из Университета, а другое от мистера Антанаса — вроде бы так — Судакиса с Девонширской свалки.

— Да, точно Антанас. Спасибо, Роза. Мы скоро вернемся, и тогда я им перезвоню. Пока. — И я повесил трубку. Я собирался связаться с Бланком и не скажу, чтобы был сильно удивлен, что он позвонил первым. Я только удивился, почему он так настаивал, чтобы я перезвонил ему как можно скорее — пока что в деле чумашских Сил не намечалось ничего срочного. И подумал: какая муха укусила Тони? Вот «повезло» же — не оказаться на работе, когда звонят по важному делу!

— Пока мы не убрались отсюда, — сказал Михаэль, — предлагаю все тщательно осмотреть. Конечно, можно надеяться, что ФБР уже сделало все от них зависящее, но если тебе удастся отыскать что-то определенно принадлежащее мисс Адлер, с помощью закона контагиона мы (или полиция с ФБР) могли бы установить приблизительно, где она находится. Конечно, гарантий нет, потому что современная магия хорошо заметает следы, но шанс все же есть.

И я стал искать. Боже мой, как я искал! Джуди вполне могла оставить что-нибудь специально, чтобы дать нам возможность найти ее. Я опустился на четвереньки и ползал по сорнякам и булыжникам, словно пропойца, потерявший последний четвертак, надеясь, молясь, чтобы Джуди оставила хоть что-нибудь, хоть маленькую пуговку.

Но нет. Все, что мне удалось, — это как следует испачкать брюки.

— Увы, Михаэль, но здесь ничего нет. В приключенческих романах жертве всегда удается оставить ключ к разгадке, пока плохие ребята не смотрят. Наверное, в жизни так не бывает.

— Похоже на то, — согласился он. — Я впервые сталкиваюсь с подобными обстоятельствами, так что мой опыт здесь так же ограничен, как и твой. Однако я подозреваю, что, если бы настоящие преступники совершали так много ошибок, как выдуманные, добродетель торжествовала бы в реальном мире гораздо чаще.

— А я подозреваю, что ты прав, — мрачно сказал я, отряхивая брюки. Не вся грязь пожелала с ними расстаться. Я вздохнул, чувствуя свою беспомощность, а еще, непонятно почему, мне казалось, что я подвел Джуди. — Давай вернемся в контору — мы зря теряем здесь время. Судя по тому, что сообщила Роза, мне надо ответить на несколько важных звонков.

— У меня тоже есть работа, — заметил Михаэль. От этого мне стало еще хуже; ведь я даже не спросил, не отрываю ли я его от дела, постоянно вытаскивая в долину. — Но поиски информации, которая может помочь спасти твою невесту, конечно, сейчас самое главное.

— Спасибо, Михаэль, — растроганно сказал я, направляясь к ковру. Он недоуменно взглянул на меня, словно не понимая, за что я его благодарю. Может, он и вправду не понимал. Он так хорошо умеет думать, что я иногда сомневаюсь, осталось ли у него что-нибудь человеческое.

Я обратил внимание, что Михаэль добрался до шоссе по Сото, а не вернулся на Виннетку. Думаю, он просто вычислил, что так будет короче. Я бы сделал то же самое, но по другим соображениям — мне просто не хотелось больше приближаться к «Шоколадной ласке».

Когда мы вернулись в Конфедеральное Здание, я заскочил в кафе и купил нечто как бы съедобное. Проталкивая это в пищевод, я все время думал о нежной баранине с йогуртом и мятным листом — запретной, как свинина, но все равно соблазнительной — и о медовых финиках. Потом, подзаправившись и заполучив в придачу изжогу, я поднялся к себе в кабинет и взялся за телефон.

Профессор Бланк бубнил еще более неразборчиво, чем в прошлый раз, поэтому я решил, что он опять сидит с набитым ртом, причем набитым чем-то несъедобным. КУЭС славится хорошими закусочными, а это означало, что у профессора либо с кронами негусто, либо ничего, кроме любимой работы, его не волнует.

— Я так рад, что вы наконец позвонили, инспектор Фишер! — воскликнул Бланк. — Я даже не выходил из кабинета, боялся, что вдруг вы позвоните, когда меня не будет.

— Я только что вошел, — ответил я, чувствуя себя виноватым: ведь я успел поесть, перед тем как позвонить. — Роза, наша секретарша, сказала, что дело не терпит отлагательств, поэтому вы первый, кому я звоню. — Хотя бы это было правдой. — Что случилось?

— Я надеялся, что вы позвоните, — начал он таким тоном, будто вовсе и не надеялся, — потому что, когда мы в последний раз говорили, я не знал, живы ли еще чумашские Силы или, так сказать, обосновались в Иной Реальности, прекратив всякие сношения с Нашим миром на неопределенное время.

Прошлый раз он не говорил обо всем этом, но возможно, он успел поработать над проблемой. Однако он сказал достаточно, чтобы я мог ответить:

— Да, я помню. Теперь вы знаете, что с этими Силами на самом деле?

— Боюсь, что да, — сказал он. — И я действительно боюсь не в переносном смысле, а в самом буквальном.

Я ничего не понимал: если бы Силы не вымерли, ну тогда еще понятно, что дело срочное, ну а если вымерли, то что тогда панику поднимать?

— Так чего же вы боитесь? — спросил я.

— Силы и впрямь остались в Иной Реальности; это подтверждает и новый метод регрессионного анализа, исключающий любую статистическую или теологическую погрешность, — ответил профессор. — Но это топологически необычное сферическое образование. Знаете ли вы, инспектор, что поверхность сферы может подвергаться непрерывной деформации, пока не вывернется наизнанку?

— Ну вообще-то нет, — признался я. — А какое это имеет отношение к чумашским Силам?

— Это наиболее точно отражает то, что эти Силы сделали в Иной Реальности, — ответил он. — Как я уже говорил, все выглядит так, будто они проделали дыру, а потом втянули ее за собой, не оставив после себя ничего. — Что-то из сказанного профессором зародило смутное беспокойство у меня в душе, но я не успел определить, что именно, потому что он продолжал: — Проблема, с нашей точки зрения, состоит в том, что эти Силы, если мои расчеты верны, могут дать обратный ход своему исходу и взорваться со страшной жестокостью, когда захотят этого.

— С жестокостью? — недоуменно повторил я. — С какой жестокостью?

— Прогнозы хрустального шара варьируются; ход событий настолько уникален, и к тому же многие из моих данных неточны, — ответил Бланк. — Если же, однако, они высвободят всю магическую энергию, это произведет на окружающую среду воздействие, среднее между взрывом мегасаламандры и землетрясением примерно такой же силы, как то, которое разрушило город Святого Франциска в начале нашего столетия. Эффект окажется, как вы понимаете, несколько другим, потому что воздействие — преимущественно магическое, а не физическое, но масштабы события будут не меньшими.

— Господи Иисусе, — пробормотал я: понятно, до какой степени я был ошеломлен? Я глупо добавил: — Неудивительно, что они не утруждают себя созданием дождика.

— Совсем неудивительно, инспектор, — согласился Бланк. — Ни я, ни моя научная группа не в состоянии определить, где находится место взаимодействия исхода чумашских Сил и Нашего мира. Мы предполагали, что оно в северо-восточной части княжества, потому что именно там прежде проживало племя чумашей, но, как я сказал, определить ничего не сумели. Я надеюсь, что вы, с возможностями вашего агентства, намного превышающими наши, сделаете то, что нам не удалось. Всего хорошего.

И он повесил трубку. Мне захотелось убить его. «Привет. Сейчас будет катастрофа. Мы узнали о ее приближении, но ничего не можем поделать. Это твое дело, Дэйв. Удачи, дружок». Вот что осталось бы, если как следует профильтровать речь профессора.

Вместо того чтобы совершить убийство, я позвонил Тони Судакису. Рот у него набит не был, но что-то общее с профессором Бланком у него наблюдалось: он был страшно напуган.

— Дэйв, это ты? Перкунас и Девять Солнц, как я рад тебя слышать! Знаешь, это Ничто, которое ты заметил у нас в хранилище, — помнишь, в нем происходят какие-то изменения, и они мне совсем не нравятся!

— Изменения? Что за изменения? — спросил я. Только этого-то мне и не хватало вдобавок к сообщению профессора Бланка.

— Ну, во-первых, сейчас этот эффект можно наблюдать не только с безопасной дорожки, но и с любой точки свалки. И я вижу его с крыши моей конторы. И если хочешь знать мое мнение — это ужасно. Но это еще не самое страшное. Я чувствую, что здесь начинает проявляться что-то зловещее, несмотря на все охранные заклинания, словно мир собрался вывернуться наизнанку. Это очень плохо. Не знаю, смогут ли наружные стены выдержать натиск Этого. И если Оно не…

Его голос оборвался. Я нервно сглотнул. Мне совсем не понравилось то, что я услышал, совершенно.

— И что ты предпринял? — спросил я.

— Я вызвал Отряд Магов Особого Назначения, но он уже направлен куда-то в другое место, — ответил Тони. И я, кажется, знал, куда именно: они брали штурмом «Шоколадную ласку». — Я позвонил тебе по двум причинам, — продолжал тем временем Тони. — Ты был первым, кто заметил это Ничто, и маг, который был с тобой, похоже, очень крутой. Старик, говорю тебе, мне кажется, что сейчас мне необходима любая помощь.

— Сейчас зайду за Михаэлем. Мы примчимся к тебе со всей возможной для ковра скоростью, — пообещал я. Потом кое-что из сказанного Судакисом вдруг ударило меня. — Наизнанку… — пробормотал я.

— Что такое? — спросил Тони. — Послушай, если ты со своим приятелем Манштейном не поспешишь, то никуда спешить уже не придется, улавливаешь?

— Наизнанку, — повторил я. — Тони, ты говорил, что талисманы, которые хранятся на том участке, поступили с пляжа в Малибу?

— Ну да, — сказал он. — А что?

— Это ведь на северо-западе княжества?

— Ну да, — повторил он. — Ты к чему клонишь-то, Дэйв?

— Немедленно вызывай службу спасения! — крикнул я в ужасе: я понял, почему профессор Бланк со студентами не смог обнаружить место, где совершили переход чумашские Силы, — оно было вовсе не там, где предполагалось.

— Уже пробовал, — возразил Тони. — Они не захотели меня слушать!

— Скажи им, что тот парень, который отправил ОМОН на «Шоколадную ласку», говорит, что это будет в тысячу раз хуже. Скажи им так. Сошлись на меня. Они придут, вот увидишь.

— Ты ведь знаешь, что происходит? — Даже по телефону его голос звучал обвиняюще.

— Боюсь, что да. В любом случае я сейчас приеду. — Я повесил трубку, не дожидаясь ответа, и выбежал в коридор, как одержимый выкрикивая имя Манштейна. Он секунд пятнадцать слушал меня, потом бросился за своим черным кейсом и вылетел на улицу вместе со мной. Мы вскочили на его ковер и рванули в долину Сан-Фердинанда. Зная, что нас ожидало, я пожалел, что мы не летим в противоположную сторону.