Вернувшись в лагерь, разбитый возле зловещего леса, Джерин внимательно изучил приказ, который императорские курьеры должны были доставить Сверилаcу Увертливому. Что ж, тот, что пожиже, ничуть не приврал. Кребиг Первый действительно приостанавливал имперскую экспансию в северные края, потому что, как он писал, «злые, вероломные, коварные ситонийцы и их изнеженные, женоподобные боги вступили в злокозненный заговор с целью свергнуть в Ситонии наше правление. С подобной наглостью мы не должны и не станем мириться».

Если когда-либо где-либо двоим людям и доводилось впадать в крайнюю степень обескураженности, то пара пойманных в лесу почтарей все равно дала бы им фору. То, что трусливые полудикие северяне сумели их захватить, уже само по себе относилось к разряду неслыханных и невероятных вещей. Но то, что армия непобедимого Свериласа бесследно исчезла с лица земли, просто не лезло ни в какие ворота!

Джерин не стал тратить время на объяснения. Во-первых, он сам еще не был ни в чем до конца уверен, чтобы что-то кому-то там растолковывать. А во-вторых, у него были другие дела. Более насущные и неотложные, чем забота о настроении пленных.

— Видишь? — обратился он к Райвину Лису. — У Маврикса на уме было кое-что поважней, чем благополучие северных территорий. Неудивительно, что ему не хотелось нам помогать, и опять же неудивительно, что он не отблагодарил тебя за твои настоятельные попытки придержать его за локоток.

— Очень хорошо, лорд король, — сказал Райвин. — Теперь, оглядываясь назад, нельзя не признать, что вы правы. Но в то время вы, как и я, не могли знать, где правда. Зачем же тогда корить меня? Ведь я старался сделать как лучше.

Вопрос был настолько хорош, что Джерин на него не ответил.

Зато он спросил Фердулфа:

— И что теперь ты думаешь о своем отце?

— Я думаю, что он гнусный, вечно ноющий, всегда пьяный выродок, который случайно оказал тебе услугу по причинам, отнюдь не имеющим к тебе отношения, как себялюбивый и подчиняющийся лишь своим собственным прихотям эгоист! — отбарабанил Фердулф.

Это было сказано настолько решительно и безапелляционно, что Джерина охватил приступ кашля.

— О, перестань! — простонал он, когда к нему вернулся дар речи. — Маврикс, может, подчас и ноет, но все же не постоянно.

Фердулф задумался на пару секунд. Покончив с раздумьями, он захохотал, причем так оглушающе, что Лис невольно схватился за уши, и улетел прочь — маленький довольный собой полубог. Он всегда приходил в хорошее настроение, когда ему удавалось облить кого-либо грязью.

К Джерину подошел Дагреф.

— Отец, вместе с армией Араджиса мы теперь превосходим имперские силы по численности. А поскольку Арпуло все равно приказано отводить свое войско…

— Мы можем разбить его наголову, пока он отходит, — перебил сына Джерин. — Да, я собираюсь прижать ему хвост. Если здесь, в северных землях, пропадет одно имперское войско, а от другого останутся только клочья, империя, вероятней всего, не скоро сунет свой нос за Хай Керс, независимо от того, удастся ли ей подавить восстание ситонийцев или не удастся.

— О, это замечательно. Просто отлично. — У Дагрефа явно гора свалилась с плеч. — Я просто подумал… поскольку вокруг столько всего происходит и с такой быстротой, что ты можешь упустить это из виду. Я рад, что ошибся.

— Нет, я держал это в голове, — ответил Джерин. — Приказ выступить против Арпуло вот-вот будет отдан. Полагаю, разбираясь с южанами, я сумею управиться еще с парой весьма важных дел, после чего, если на то будет воля богов, мы сможем двинуться обратно к Ниффет.

— Ага. — Дагреф поднял одну бровь. — И что это за дела?

Лис принялся загибать пальцы:

— Во-первых, нужно посмотреть, как обстоят дела с Араджисом Лучником. Не забывай, мы отправились на юг, чтобы воевать с ним, а не с Элабонской империей. Если южане нанесли достаточный ущерб его землям, пройдет немало времени, прежде чем он сможет вздориться с нами. Если же нет, то мы новой весной заведем очередной куплет старой песни.

Дагреф кивнул:

— Йо, я тоже думал об этом. Но… только об этом, а что же второе?

— Надо бы послать кого-нибудь в поселение, достаточно удаленное от Элабонского тракта, и прояснить вопрос с Элис, — ответил Джерин. — Например, понять, хочет ли она увидеться с Дареном. В таком случае я бы сам отвез ее к твоему сводному брату. Самостоятельный ее вояж туда нежелателен, ведь ей вполне может взбрести в голову меня с ним поссорить.

— Думаешь, ей это по силам? — спросил Дагреф, широко раскрывая глаза.

Он всегда относился к Дарену с неким благоговением, как младшие братья обычно относятся к старшим.

— Не думаю, — ответил Джерин, — но в точности не уверен. И не хочу неприятно разочароваться. Короче, отныне я буду держать ее под присмотром.

Он сомневался, что Элис это понравится, но вовсе не собирался всю свою дальнейшую жизнь мучиться в бессонных догадках, выкинет она что-нибудь против него или нет.

Вроде бы все было сказано, но Дагреф не уходил. Юнец помялся какое-то время, потом сделал глубокий вдох и бухнул:

— Отец, я знаю, на что хотел бы потратить обещание, данное мне тобой в результате проигранного пари.

— Вот как? — сказал Джерин, надеясь, что ему удастся скрыть шевельнувшееся в нем мрачное предчувствие под безразлично-вежливой маской.

— Да.

Дагреф говорил очень решительно, что должно было бы вселить в Лиса гордость. И вселило бы, не насторожись он сверх всякой меры.

— Полагаю, ты намерен мне это сообщить, — сказал Джерин, когда его сын не выказал никаких признаков такого намерения.

— О да. Конечно.

Дагреф, выйдя из краткого ступора, щелкнул пальцами. Он был явно недоволен собой.

— Верно. Ты должен это знать.

Он вновь глубоко вздохнул. Возможно, он тоже не был так уж спокоен, как ему хотелось казаться. Не сумев скрыть волнения, сын сказал:

— Когда придет время, я хочу, чтобы ты поговорил с Вэном и попросил у него для меня руки Маевы.

— И все? — спросил Джерин, пытаясь скрыть удивление.

Дагреф кивнул. Лис положил руку ему на плечо.

— Я это сделаю.

Он тоже вздохнул.

— Я бы и так это сделал. Если хочешь, можешь забрать мое обещание обратно и использовать его на что-то еще.

Дагреф взвесил отцовское предложение.

— Ты беспокоился по поводу того, о чем я попрошу, верно? — спросил он.

Лис кивнул. Ну не врать же!

Дагреф потер подбородок, который уже начинал понемногу темнеть, правда, лишь снизу.

— И несмотря на это, ты готов позволить мне сохранить за собой право потребовать у тебя что-нибудь, утверждая, что все равно поговоришь с Вэном?

— По-моему, я только что сказал именно это.

Джерину даже сделалось интересно, насколько его разведут и насколько он о том пожалеет.

Но Дагреф покачал головой:

— Это будет нечестно. Я использовал свое право по собственной воле и ради того, что для меня очень важно… ну, ты ведь знаешь, как для меня это важно.

— Да, знаю.

Останется ли это столь же важным для Дагрефа через полгода или через пять лет… кто может ответить? Разумеется, прозорливый Байтон, но кто еще?

Дагреф сделал движение, будто отталкивая от себя что-то.

— Нет, это нечестно, — повторил он. — Сделай то, о чем я тебя попросил, и между нами все будет кончено.

— Нет. — Джерин покачал головой. — Мы будем в расчете. Я не хочу, чтобы между нами все было кончено.

— Вполне справедливо, отец. Я тоже этого не хочу. — Дагреф взглянул на родителя краешком глаза. — Если бы я желал этого, то с легкостью мог бы попросить о чем-то еще.

Он не сказал «о чем-то большем» (что в мире могло значить больше Маевы?), но все и так было ясно.

— Йо, мог бы. — Джерин в свой черед с легкостью признал то, что едва ли мог отрицать. — Но раз ты решил этого не делать, не можем ли мы наконец приступить к изгнанию южан на ту сторону гор?

— О, полагаю, можем, — ответил Дагреф со столь снисходительным великодушием, что в других обстоятельствах мог нарваться и на затрещину.

Затем отец и сын рассмеялись. Почему нет? Оба в конце концов получали то, что хотели.

Арпуло, сын Верекаса, все еще стягивал воедино свои разбредшиеся по землям Араджиса отряды, мечтая вновь сколотить из них грозную армию, когда Джерин насел на него и с ходу стал крушить мелкие группы южан, занятые в основном осадой крепостей, не желавших сдаваться. Бравый, но слишком замотанный суетой имперский военачальник и думать не думал, что его блестящий соратник Сверилас может со всем своим войском бесследно пропасть. Думать-то он не думал, но так случилось. В результате вывод имперских сил в империю превратился в недостойное и поспешное бегство.

По мере того как Арпуло оставлял одно осаждаемое им укрепление за другим, люди Араджиса, укрывавшиеся в них, выходили и присоединялись к армии Джерина, отгоняя южан все дальше на юг. Они совершенно безропотно выполняли приказы Лиса, ни на что не жаловались и повиновались ему с гораздо большей готовностью, чем подчас его собственные воины и вассалы.

— Я знаю, в чем причина, — с лукавой усмешкой заявил Вэн. — Они вышколены суровостью Лучника, который скормил бы их кишки воронам, если бы им вздумалось вдруг перечить ему. Бедняги просто не знают, насколько ты мягок.

— Хм, — сказал Джерин. — И как мне это воспринимать? — Он поднял руку. — Неважно. На самом деле я даже не хочу в этом разбираться. Спрошу тебя только вот о чем: если я так мягок, как ты говоришь, почему же никто из моих людей ни разу не взбунтовался и не попробовал сесть на мое место? Ни разу за двадцать с лишним лет, многие из которых и впрямь были лишними?

— Все очень просто, капитан, — ответствовал чужеземец. — Кому это надо? Если бы и сыскался такой сукин сын, то ему для начала следовало бы превзойти тебя в плане занудства. Поэтому-то все и держатся за тебя.

— О, да неужто? — ответил Лис. — И разумеется, именно поэтому я и с соседями ни разочка не воевал с тех самых пор, как стал бароном Лисьего замка?

— Ну… — Вэн задумался, затем изрек: — Не все твои соседи знают тебя так хорошо, как надо бы, вот и вся закавыка.

Джерин фыркнул. Вэна смутить невозможно. Что ж, это качество незаменимо в бою.

На следующий день солдаты Арпуло отхлынули от замка, во главе защитников которого стоял Эранаст. Сын Араджиса был рад обрести свободу. Он был рад внести свою лепту в изгнание южан из владений своего отца. Но он был потрясен тем, с каким прилежанием вассалы его отца бросаются исполнять приказания Лиса.

— Вы не их сюзерен, лорд король, — сказал он Джерину в тот же вечер, когда армия встала лагерем на ночлег. — Вы не имеете права командовать ими и уж тем более мной.

— Отлично, — весело отозвался Джерин. — В таком случае можешь отправляться обратно в свою крепость и посиживать преспокойненько там.

— Я вовсе не это имел в виду.

Если бы Эранаст мог напрячься сильней, он превратился бы в камень.

— Эти люди — вассалы моего отца, короля Араджиса Лучника. Вашим собственным вассалам и пристало, и подобает повиноваться тому, что вы им говорите. Но вассалам другого лорда не пристало и не подобает с рьяной готовностью ловить каждое ваше слово, так же как и вам негоже требовать это от них.

У Джерина возникло сильнейшее желание зайти Эранасту за спину и что есть силы пнуть его в зад. Похоже, имеющееся там отверстие было более приспособленным к пропуску внутрь него здравых суждений, чем уши. С сожалением отказавшись от этой идеи, Лис сказал:

— Когда мы выступили в поход против империи, я признал твоего отца главнокомандующим наших войск. Хотя, заметь, вовсе не числился в его вассалах. И мир не перевернулся. Он и сейчас не перевернется, если его люди будут какое-то время подчиняться мне.

— Мой отец не одобрит этого, — сказал Эранаст.

— Если у него есть хоть капля благоразумия, то одобрит, — ответил Джерин. — Признаюсь, я не понимаю, из-за чего весь сыр-бор. К тому же твой отец все еще сидит в осажденной крепости… где-то там, — он указал на юг, — поэтому его вассалы просто не могут пока ему подчиняться. Пожалуйста, не забывай, что это я сумел избавиться от Свериласа Увертливого и выиграл свою половину войны. Я сделал это еще до того, как южане начали отходить, еще до того, как они узнали, что их отзывают. А что совершил твой отец? Заперся в крепости, вот что.

— Это несправедливо, — возразил Эранаст. — Он был окружен, но храбро дрался против большей части имперской армии, которой сумел нанести несколько мощных ударов.

— И на здоровье, — покивал Джерин. — У меня лично нет к нему претензии. Нет, беру свои слова назад, ибо я до сих пор считаю, что с его стороны было перебором посылать тебя ко мне с требованием не залезать в закрома ваших крепостных. Когда он выберется из своего замка, я буду рад передать под его власть всех его воинов. А пока намерен воспользоваться их услугами.

Раскипятившийся Эранаст, брызжа слюной, попытался привлечь на свою сторону некоторых вассалов Араджиса.

— Джерин Лис выше рангом, чем вы, принц Эранаст, — сказал ему один из баронов. — А раз оно так, почему вы считаете, что мы не должны ему повиноваться?

Услышав это, сын Лучника заплевал всю округу, но так и не сумел дать вразумительного ответа на заданный ему вопрос.

Имперские захватчики за время своего непродолжительного господства извели немало скота и успели вытоптать немало пшеничных и ячменных полей во владениях Араджиса Лучника. Отходя, они продолжали грабеж и насилие, не забывая при том поджигать оставшиеся нетронутыми поля. Поджоги преследовали две цели: затруднить организованную Лисом погоню и обречь вассалов и крепостных Араджиса на длительный голод.

Эранаст неустанно сыпал проклятиями в адрес Арпуло, ему вторили все вассалы Араджиса, сплотившиеся вокруг Лиса, да, собственно, и сам Лис. Южане с хладнокровной жестокостью старались нанести северянам как можно больше вреда, прежде чем скрыться за громадой Хай Керс.

Но лишь большой опыт правителя, человека, который всегда на виду, позволял Лису с внешне безукоризненной истовостью бранить бесчинствующего врага. Внутренне же он ничуть не расстраивался, удовлетворенно прикидывая, сколько всего придется сделать Араджису на своих землях, прежде чем он сможет помыслить о новой войне.

Перед самым закатом армию северян догнали всадники, которых Джерин отправил в поселок, где Элис держала таверну.

— Я смотрю, вы не привезли ее с собой, — заметил Джерин. — Она что, отказалась ехать?

— Нет, лорд король, — ответил один из них. — Ее там попросту не было.

Джерин нахмурился.

— Куда же она девалась? Вы спрашивали у местных жителей? Она отправилась на юг — в империю, или на север — в поместье Дарена?

— Никто ничего не знает, лорд король, — ответил всадник. — Она жила там себе и жила, но однажды утром внезапно исчезла. Местные жители ясно дали нам понять, что она не имела обыкновения посвящать их в свои дела.

— Не сомневаюсь, — сказал Джерин. — Она никогда и никого не оповещала о своих планах.

Он принялся ходить взад-вперед, злясь на весь мир, который мог поделиться с ним сведениями, где находится некогда горячо им любимая женщина, но по своей скаредности не поделился. Ради ее же блага (да и своего собственного) Лис надеялся, что Элис отправилась за Хай Керс, а не в поместье их сына. Не только потому, что северные дороги сейчас просто кишели беженцами, разбойниками и дезертирами из трех армий (армии Араджиса Лучника, армии Джерина Лиса и армии империи Элабон), представляя собой большую опасность для тех, кто отваживался путешествовать в одиночку, но также и потому, что, добравшись до крепости Дарена, Элис могла начать настраивать сына против него.

Джерин вновь задумался, способна ли на это Элис. В конце концов ему пришлось лишь пожать плечами и покачать головой. Ответа на этот вопрос у него не имелось.

На другой день мысли о женщине, которую он видел какой-то час после двадцатилетней разлуки, перестали его волновать, ибо перед ним забрезжили, возможно, не более важные, но более неотложные поводы для беспокойства: его армия подошла к крепости, в которой укрывался Араджис Лучник.

Араджиса в замке не оказалось.

— О нет, лорд король, — сказал управляющий, приземистый малый по имени Велас, сын Тертаса. — С ним все в порядке. Он просто понесся на юг за Арпуло после того, как имперские сняли осаду, а это было вчера.

— Что вполне в его духе, — кивнул Джерин. Он оглядел Веласа. — Похоже, вы могли бы выдерживать осаду и дольше. Вряд, ли южанам удалось бы взять вас измором, не так ли?

— О да, лорд король, — ответил Велас. — Но откуда вам это известно? Вы говорите так уверенно…

Он в свой черед удивленно и уважительно оглядел Лиса.

— Можешь считать это проницательностью, — сказал Джерин.

Раз уж Велас не утратил упитанности после стольких дней сидения в крепости, осада вряд ли тяжким бременем легла на плечи осажденных. Однако Джерину не хотелось говорить об этом впрямую. Незачем обижать хорошего человека.

Он отправился вслед за своим собратом по титулу. Велас предусмотрительно помог снабдить его армию запасами походного хлеба, колбасы и копченого мяса, извлекши все это из кладовых замка и доказав тем самым, что крепость действительно была далека от того, чтобы сдаться на милость врага. Джерин был очень рад дополнительному провианту. Южане продолжали жечь все за собой, не давая преследователям ни шанса чем-либо поживиться.

Именно потому Лис и встретил на Элабонском тракте Араджиса, возвращавшегося восвояси. Лучник был возмущен.

— Рад видеть тебя, Лис! — прорычал он, хотя слово «рад» вряд ли соответствовало его настроению. — Вместе мы лучше справимся с делом. Для хорошей погони у меня маловато людей. Зря я сразу же бросился за недоноском Арпуло. Я не подумал, что, отступая, он примется все выжигать.

Его худое лицо, впрочем, ничуть не осунувшееся со дня их вынужденного расставания, было черным от сажи и дыма.

— И тем не менее он это делает, — сказал Джерин, кивнув. — Что-то вроде прощального подарка, раз уж ему нельзя тут остаться.

— Видимо, так, — Араджис все еще злился. — Я сидел взаперти, вдали от мира и без новостей. Что, черт подери, произошло? Неужели его недоделанное величество Кребиг Первый оказался столь великодушен, что помер?

— Нет, боюсь, все не настолько удачно, — ответил Джерин. — Ситонийцы снова восстали, и он отзывает своих людей за Хай Керс.

— Ах, вот в чем дело? Значит, мы все же избавимся от Свериласа с Арпуло? — Араджис кивнул. — Не стану скучать ни по тому, ни по другому, клянусь. — Его взгляд неожиданно стал очень жестким. — А что ты здесь делаешь, Лис? Я имею в виду, именно здесь? Почему ты не гонишь людей Свериласа? И где они вообще, эти люди? Почему они не присоединились к своим соотечественникам?

— Они громили меня, — ответил Лис, — Они пытались загнать меня в лес за святилищем Байтона. Тебе знаком этот лес?

Глаза Араджиса на перемазанном сажей лице округлились. Джерин воспринял это как «да» и продолжил:

— Они въехали в лес. Но обратно уже не выехали.

И он рассказал о предсказании, полученном от Сивиллы, и о своем истолковании этого предсказания.

— Бронза и дерево, — повторил Араджис. — Я бы подумал, что подразумеваются мечи с колесницами или наконечники копий с их древками. Но что «дерево» означает «лес»… сомневаюсь, что мне бы пришло это в голову.

— Я тоже с трудом догадался, — сказал Джерин. — И даже когда об этом подумал, то далеко не был уверен в своей правоте. Но я находился в таком отчаянном положении, что ничего не терял, пытаясь выяснить, верна ли моя догадка.

Араджис всей пятерней ткнул в его сторону:

— Разве я не говорил, что, когда придет время, ты найдешь способ справиться с неприятелем?

— Говорил, — подтвердил Джерин. — Но это не значит, что все так и было. Райвин призвал Маврикса, хотя тот не хотел, чтобы его призывали. Байтон изрек свое предсказание, а я его просто выслушал. И когда Дагреф с Фердулфом пошли к Свериласу, я ничего об этом не знал. А если бы знал, то, несомненно, пресек бы эту затею. Мне не известно, что именно произошло в зловещем лесу, и вряд ли когда-нибудь станет известно. Клянусь богами, у меня нет никакого желания о том знать. Единственное, что я сделал, это спросил совета у Байтона. Но и спрашивая, не знал, какое услышу пророчество.

— Все, что ты говоришь, верно, если рассматривать каждый случай в отдельности. — Араджис длинно и сердито выдохнул. — Но только в отдельности. Если же сложить все события вместе, то ты находился в их центре, подобно пауку, сидящему в центре своей паутины. Скажи мне, когда Райвин призвал Маврикса, ты разве не понимал, что затея провалится? Давай, скажи! Я хочу посмотреть, хорошо ли ты врешь!

— Средненько, — сказал Джерин. — Если ты заранее знаешь ответ, зачем спрашиваешь?

— Потому что хочу понять, действительно ли верна моя мысль, что ты всегда стремишься быть в центре событий, извлекая выгоду из всего происходящего вокруг тебя. — Он бросил на Лиса злобный волчий взгляд. — А так ведь оно и есть, будь ты проклят!

Джерин спокойно скрестил на груди руки.

— Я еще не извлек выгоду из всего, что вокруг происходит, однако теперь, глядя на тебя, постараюсь извлечь. И чтобы этому поспособствовать, почему бы нам не обсудить вопрос о поместье Бэлсера, сына Дебо?

Араджис огляделся по сторонам. Нет сомнений, если бы поблизости находилось больше его бойцов, он приказал бы им напасть на соперника-короля, однако обоих властителей окружали в основном люди Джерина, и они были начеку. Прежний злобный взгляд Лучника не шел ни в какое сравнение с тем ненавидящим взором, которым он одарил Лиса сейчас.

Ты же видишь, что сотворили южане с моими землями, — выдавил из себя Лучник.

— Йо, вижу, — ответил Джерин.

— Ты знаешь, что они гораздо сильнее потрепали мое войско, чем твое, — продолжал гнуть свое Араджис.

— Да, и это я знаю, — кивнул Джерин.

— Поэтому, видя, что я ослаблен, ты хочешь нажиться за мой счет?

— Конечно хочу, — сказал Джерин. — Однако я претендую только на то, что по праву считал своим раньше. Скажи, разве ты на моем месте этим бы ограничился? Ты не хуже меня знаешь ответ на этот вопрос. Ты бы постарался заполучить столько, сколько возможно! Я уже говорил это раньше, Араджис: я не стану с тобой враждовать, если ты сам этого не захочешь. Ты целых двадцать лет мне не верил. Поверь хотя бы теперь.

— Поскольку я пострадал, ты занес топор над моей головой, — заявил Араджис со столь мрачным видом, будто Лис ничего ему не сказал.

— Ты повторяешься, — медленно проговорил Лис. — Слова другие, но смысл тот же. Лучше попробуй вслушаться в то, о чем тебе толкуют. А если ты не захочешь меня выслушать, то, клянусь богами, я опущу этот топор на твою голову, чтобы заставить тебя быть повнимательнее… хотя бы единожды в жизни.

Лицо Араджиса обрело цвет расплавленной меди.

— Никто много лет не осмеливался говорить со мной в таком тоне! — прорычал он.

— О, я в этом не сомневаюсь, — отозвался Джерин. — Ты ведь сразу уничтожаешь всякого, кто осмелится сказать тебе что-то в глаза. Должен признать, это заставляет твоих вассалов держать язык за зубами. Но с другой стороны, ты пропускаешь многое из того, что полезно бы принять к сведению. И раз уж сейчас у тебя нет возможности уничтожить меня, то будь добр, черт подери, вникни в смысл моих слов!

Он вдруг задумался, а не прекратить ли бесполезные пререкания и не ударить ли по своему титулованному соратнику так, чтобы тот уже не оправился и не решился на месть даже тогда, когда представится удобный случай? Но добиться такого замечательного результата можно было лишь одним способом, а именно — взять и убить Араджиса прямо сейчас. А ему не хотелось этого делать. Убийство, конечно, действенная и распространенная в политике вещь, но не в политике Лиса.

Рука Лучника между тем потянулась к рукояти меча. Но он спохватился раньше, чем его пальцы ее коснулись. И, словно медведь, осаждаемый пчелами, помотал головой.

— Можно было бы решить проблему, зарубив тебя, но ты не сделал ничего… заслуживающего смерти, — проговорил с запинкой Лучник.

— Благодарю тебя за столь вежливую формулировку, — сказал Джерин. — Я тоже подумывал, а не оросить ли твоей кровью землю. — Он скривился. — Иногда ужасно неприятно быть королем.

— Так же как и бароном. Кем угодно, кто выше крестьянина, — сказал Араджис. — А быть крестьянином неприятно уже по другим причинам. Все вообще ужасающе неприятно, и спасения от этого нет. Но если уж выбирать, исполнять приказы или отдавать их, я знаю, что я бы выбрал.

— Будь у меня выбор, я бы с удовольствием отказался и от того и от другого, — ответил Лис.

Араджис уставился на него в полном недоумении. Лис иной реакции от него и не ждал. Лучник, никого не попирающий, перестал бы быть Лучником.

— Но поскольку у меня нет этого выбора, я предпочитаю быть наверху, а не внизу. Иначе я не скажу.

— Лучше и не скажешь, — сказал Араджис. — Я назову тебе еще одну причину, по которой я не выпустил из тебя воздух.

— Тебе пришлось бы держать ответ перед Дагрефом? — предположил Джерин.

Он сказал это в шутку… ну, по большей части. Однако Араджис взглянул на него очень странно, почти в смятении. Такого Араджиса Лис никогда прежде не видел.

— Как ты догадался? — прошептал Лучник. — Откуда ты это взял? Для тебя он всего лишь юнец.

— О, Дагреф юнец, без сомнения, — ответил Джерин, — но я давно перестал думать о нем лишь в этом плане. Если я только не задушу его в ближайшие два-три года, он далеко пойдет, это точно.

Он почесал в затылке. Означало ли сказанное, что определился наследник его королевства? Похоже на то. Дарен прекрасно справляется с ролью барона в поместье, ранее принадлежавшем его деду, но смотрит ли он за его пределы? У Дагрефа более широкие взгляды. Правда, Дагреф гораздо моложе Дарена и никогда не управлял ни баронством, ни чем-либо другим. Кто может сказать, каким он будет в семнадцать? Так что если вопрос с наследником и решен, то не окончательно. Не совсем.

— Вернемся к нынешним делам, — сказал он, обращаясь по большей части к себе, чем к Араджису. — Бэлсер, сын Дебо, захотел, чтобы я стал его господином. Я принял его вассальную присягу. Войны я не желал, но еще до прихода империи готов был сражаться, чтобы присоединить это поместье к своим владениям, и по-прежнему готов к этому. Итак.

Лис отошел в сторону, вытащил длинный тонкий сук из кучи хвороста, собранного для костра, и начертил им на земле круг, обведя ноги Араджиса.

— Договоримся ли мы мирным путем или станем драться? Ответь мне так или иначе, прежде чем сделаешь хотя бы шаг.

Глаза Араджиса едва не вылезли из орбит.

— При всей твоей непомерной гордыне, — он весь кипел, он брызгал слюной, — у тебя нет права так со мной обращаться! Подобным правом не обладает никто!

Он хотел было шагнуть за черту, но замер, когда Лис вскинул руку:

— У меня есть это право, причем такое, что даже ты признаешь его.

— И что же это за право? — потребовал ответа Араджис.

— Очень простое, — ответил Джерин. — Я сильнее тебя! А теперь думай, что будет дальше, мир или война? Если ты выйдешь из круга, не дав никакого ответа, война начнется прямо сейчас.

До известной степени он блефовал. Он вовсе не был уверен в том, что все его люди тут же накинутся на людей Лучника, если вдруг получат подобный приказ. Но он также сомневался, что многие из вассалов Араджиса охотно встанут на защиту своего господина.

Вероятно, Араджис произвел в уме те же расчеты и пришел примерно к тем же выводам.

— Ты самонадеянный сукин сын, — выдохнул он, на что Лис поклонился, словно ему удачно польстили. — Желаю тебе вечно жариться в самой ужасной из пяти преисподних!

Джерин вновь поклонился. Араджис обнажил зубы в очередной волчьей ухмылке, прежде чем снова заговорить:

— Но ты действительно сильнее меня, будь ты проклят! Забирай поместье Бэлсера, сына Дебо! Пусть оно будет твоим. Надеюсь, ты им подавишься, но воевать за него я не стану!

И он вышел из круга.

Джерин не был уверен, что Лучник ему не солгал. Что ж, если так, он заставит лгуна заплатить, вот и все. Пока же Араджис принял условия Лиса. Пытаться стребовать с него что-то большее, например клятву, было бы слишком самонадеянно.

— Мы разгромили имперские силы, — сказал вместо этого он. — И в дальнейшем станем решать все вопросы, касающиеся северных земель, только между собой. А если империя подавит мятежных ситонийцев и опять решит выступить против нас, мы сможем снова объединиться. Помни, я не взял ничего, что принадлежало тебе, ибо ты не был сюзереном Бэлсера. Да, ты хотел, чтобы он стал твоим вассалом, но он так и не стал им.

— Хм.

Если Араджис и несколько успокоился, то он не собирался показывать этого Лису.

Лис на его месте повел бы себя точно так же. Но он предложил Лучнику много больше, чем предложила бы ему империя Элабон в случае своей победы, и Лучник должен был отдавать себе в этом отчет. Если Кребиг пошлет на север еще одну армию, он вряд ли захочет перейти на ее сторону.

— Мы не друзья и никогда ими не были, — подвел итог Джерин, — но наши владения граничат вот уже много лет, и мы еще ни разу не воевали друг с другом, чем могут похвастаться далеко не все друзья. Я бы предпочел, чтобы все так и оставалось.

Араджис снова хмыкнул в ответ, развернулся и зашагал прочь. Он сделал, что мог, пообещав не воевать с Лисом из-за поместья Бэлсера. Если он сдержит слово, все будет хорошо. Если же нет… Джерин вздохнул. Если нет, будет очередная война, вот и все.

Очередная война. Он даже слегка поразился, насколько мало встревожила его подобная перспектива. После стольких войн, что могла изменить еще одна? А может, Араджис все-таки обуздает свой буйный норов. Случались и более странные вещи.

— Не так часто, — пробурчал Джерин, — но все же случались.

Вполне вероятно, что Лучник, остыв, отнесется к их договору серьезно. Лис всем сердцем надеялся, что на это есть шанс.

Когда люди Джерина покидали земли Араджиса, тот не сказал ни слова о разорении его деревень. Джерин счел это добрым знаком. Но состояние, в каком находились окрестные поля и хозяйства, ничего доброго Лучнику не сулило. Ему и его вассалам предстояло пережить трудные времена. По крайней мере, зима точно будет голодной. Возможно, затяжной голод так ослабит Араджиса, что он и весной не окрепнет настолько, чтобы с кем-либо воевать. А может, наоборот, ему ничего не останется, как с приходом тепла выступить в поход, чтобы выжить.

— Как же ты поймешь это, отец? — спросил Дагреф.

— О, тут все просто, — ответил Лис, — Если он нападет на меня, значит, нападет. Если нет, значит, нет, вот и все.

— Йо, просто, — согласился Дагреф, — но мне интересно, как ты проведаешь о его планах?

— Если Лучник решит на меня напасть, то, возможно, заранее я о том и не проведаю, — ответил Джерин. — Однако есть вещи, по каким можно увериться, что он на меня не набросится. Если, например, осень не принесет ему урожай вдвое больший, чем обещают растерзанные поля, то, скорее всего, его крепостные поднимут мятеж. В этом случае Лучник будет слишком занят, чтобы беспокоиться обо мне.

— Это уж точно, — вставил слово Вэн. — Он слишком долго втаптывал своих крестьян в грязь. Восстав, они попытаются отплатить ему сторицей.

— Его вассалы тоже могут на него ополчиться, — продолжал Джерин. — Лучник отличный военачальник, но одно это не делает сюзерена хорошим. Во всяком случае, некоторые из его баронов могут так решить.

— Возможно, с твоей подсказки, — предположил Дагреф.

— Хмм. Может, и так, если я буду уверен, что Араджис об этом не догадается, — ответил Джерин. Он похлопал сына по спине. — В один прекрасный день ты устроишь своим соседям, кто бы они ни были, веселую жизнь.

Скорее всего, этот умник не даст скучать не только соседям, но и всем своим близким, мелькнуло в его мозгу. Однако это уже другая проблема.

Довольно бодро продвигаясь вперед, Лис послал всадников к Дарену. Причем не только для того, чтобы сообщить ему об исходе войны с империей Элабон, но и чтобы поставить сына в известность о своей встрече с Элис. Впрочем, вполне вероятно, Дарен уже о том знал, и, возможно, от самой Элис. Джерин велел своим посланцам перво-наперво выяснить, не там ли его бывшая женушка, и, если там, сразу дать ему о том знать. Интересно только, что же он сделает, если она уже там? Интересно также, можно ли вообще что-либо предпринять в этом плане? Ответов не было, приходилось терзаться.

Бэлсер, сын Дебо, встретил его как героя. Джерин вполуха слушал восторженные хвалы в свою честь. Ему уже доводилось слышать много подобных речей, причем в лучших вариантах, и он на три фразы вперед знал, что собирается произнести его новый вассал. Правда, это позволило ему сосредоточиться на более интересных вещах, происходивших во внутреннем дворе замка, пальма первенства среди которых принадлежала тому, какими взглядами принялась одаривать сына Лиса Ровита — красотка-служанка, вышедшая поприветствовать победителей.

Дагреф, возможно, ответил бы ей тем же, если бы не Маева, стоявшая вместе с Вэном всего в нескольких футах от героя разыгрывавшегося спектакля. Поэтому Дагреф изображал у себя на лице нечто среднее между галантной взволнованностью призывами девушки и совершенной от них отрешенностью.

Это был очень непростой фокус: даже опытный волокита вряд ли сумел бы не оплошать в такой сложной игре. Дагреф же вел ее с максимально возможной в столь шаткой ситуации легкостью. Во всяком случае, этот притворщик справлялся со своей ролью гораздо лучше, чем это вышло бы у большинства его сверстников, и, видимо, потому, что уже сызмальства старался никому не показывать, что у него на уме.

Маева тоже рассматривала Ровиту, но то, что она видела, не очень нравилось ей… и чем дальше, тем больше. По дороге на юг дочь чужеземца ночевала вместе с остальными всадниками за пределами замка, у бивачных костров. Правда, тогда лишь двое человек знали, кто она есть на деле (причем Джерин не входил в их число, а сама Маева входила). Теперь все обстояло иначе. Маева была допущена в замок, и недовольство ее с каждым мигом росло.

Однако при всем своем недовольстве Маева не могла помешать Дагрефу подойти к Ровите после того, как Бэлсер наконец замолчал. В противном случае Вэн мог бы открыть для себя много нового. Поэтому ей оставалось лишь стоять и смотреть, пытаясь не выказывать раздражения. Если юной воительнице это и удавалось, то далеко не так хорошо, как ее ветреному дружку.

А вот Ровите вовсе не обязательно было сдерживаться, и она не стала себя утруждать. Выслушав тихие объяснения Дагрефа (или малую часть их), служанка отклонилась назад и отвесила ему пощечину. Резкий звенящий звук заставил все головы повернуться в их сторону. Дагреф стоял, и щека его на глазах пунцовела. Вернее, пунцовело все лицо, а щека полыхала, девушка же сердито шла прочь.

— Ха-ха-ха! — громогласно рассмеялся Вэн. — Такое случается с большинством мужчин… один или дюжину раз, кому как повезет. Возможно, парнишка начал несколько рановато, но, с другой стороны, если вспомнить себя, то, может, не так уж и рано.

Маева, напротив, поспешила к Дагрефу и сочувственно приобняла его за плечо. Помня обещание, данное сыну, Джерин обратился к Вэну:

— Ты как-то говорил, что Маеве стоило бы положить глаз на Дагрефа. Может, она так и сделала, а?

— Мм… может быть, — согласился несколько озадаченно Вэн.

Тон у него был в общем мирный, но далеко не обрадованный. Вероятно, он уже пытался прикинуть, как давно этот глаз был положен и как далеко с тех пор зашло дело. Задумчиво сдвинув брови, чужеземец продолжил:

— Полагаю, по возвращении в Лисью крепость нам с тобой будет что обсудить.

— Полагаю, что да, — кивнул Джерин.

От одной мысли, что это обсуждение не обойдется без Фанд, у него заломило в висках.

Чуть позже к нему подошел Дагреф. На щеке его багровел отпечаток Ровитиной пятерни.

— Отец, — спросил он, — ты не будешь против, если я попрошу тебя особенно не задерживаться в этом поместье?

— Нет, нисколько. — Лис попытался спрятать улыбку. — Нам действительно надо бы поспешать к дому.

— Это хорошо, — сказал с легким напряжением Дагреф. — Очень хорошо.

Он метнул туда-сюда быстрый взгляд, проверяя, нет ли где рядом служанки, и, не увидев ее, чуть расслабился.

— Знаешь, если ты попросишь Бэлсера держать твою пассию… то есть, прости, твою бывшую пассию подальше от замка, пока мы находимся здесь, думаю, он найдет ей какое-нибудь занятие, — сказал Джерин.

— Правда?

Дагреф был поражен. Это порадовало Джерина, но он постарался не показать этого. Малыш, значит, еще не привык пользоваться своим привилегированным положением.

— А ты не мог бы поговорить за меня? — спросил вдруг «малыш».

Это Лису понравилось уже меньше.

— Я сказал, если ты попросишь, — ответил он. — Девчонка мешает тебе, а не мне. В прошлый раз, когда мы тут были, путался со служанками вовсе не я.

— Ты — сама добродетель, — кисло произнес Дагреф. — Да и мать тебе не простила бы. У меня ведь никого не было, когда мы с Ровитой… — Он кашлянул пару раз и договорил: — Но теперь есть, понимаешь?

Джерин лишь пожал плечами, что совершенно не удовлетворило его сына.

Может, Дагреф потолковал с Бэлсером, а может, и нет. Как бы то ни было, Маева сидела в главной зале вместе со всеми, а Ровита там так и не появилась. Дагреф изо всех сил старался делать вид, что этой Ровиты вообще никогда не существовало, Маева же, напротив, все время оглядывалась, ища ее глазами. Она по-прежнему была одета как воин и даже не сняла пояс с мечом. Возможно, служанка это заметила и сама поняла, что к чему, не дожидаясь ничьих приказаний. Джерин не спрашивал — его это не касалось.

Вэн наблюдал за дочерью, выискивавшей взглядом Ровиту, и издавал при этом невнятные бормотания, которые глохли у него прямо под носом, даже не выбиваясь из бороды и усов. Похоже, он делал какие-то умозаключения, не очень заботясь, как это выглядит со стороны. Время от времени чужеземец косился на Дагрефа и опять начинал бормотать.

— Ты ведь сам этого хотел, — напомнил ему верный своему обещанию Джерин. — К тому же мне лично их союз по душе, если мое мнение для тебя что-то значит.

— А?

О чем бы ни размышлял сейчас Вэн, он явно не был готов одобрить поведение Дагрефа и Маевы, однако сумел найти в себе силы как-то отреагировать на слова друга. Великан, прекратив бормотание, хрюкнул (своего рода прогресс!), а потом наконец пустил в ход нормальные человеческие слова:

— О да, Лис, у меня нет сомнений в твоей искренности… по крайней мере, больших… но хорош или плох их союз, а я все же не ожидал, что это, черт подери, случится так скоро!

— Понимаю. Я тоже не ожидал, хотя, кажется, заметил пару раз кое-что еще в Лисьей крепости. — Джерин хлопнул приятеля по спине. — В этой проклятой жизни все происходит чертовски рано, особенно когда дело касается наших детей.

Вэн обдумал его слова. Он выпил немало эля, так что процесс этот занял какое-то время. Медленно и осторожно чужеземец кивнул.

— Передай своим модным ситонийским философам, что они могут заткнуться, Лис, — произнес он с искренним восхищением. — После того, что ты тут сказал, говорить больше нечего.

Джерин подъезжал к крепости Дарена с некоторой опаской. Его посланцы, возвратясь, сообщили, что Элис там не появлялась, но ему волей-неволей все равно предстояло рассказать сыну о своей встрече с ней. Притязания Дарена с Дагрефом на наследование королевского титула тоже пока еще ни в чем открыто не проявлялись, однако ожидание будущих бурь висело в воздухе и грозило скорым их приближением. Слишком скорым, когда бы они ни грянули, черт их подери!

Бывшие вассалы Рыжего Рикольфа вовсе не были рады признать Дарена своим господином. Джерин даже боялся, что они могут и взбунтоваться, пока он сам будет занят войной. Но ничего похожего, кажется, не случилось. Все выглядело весьма мирно, когда он вел свое войско по Элабонскому тракту, постепенно приближаясь к крепости сына. Либо вассалы Дарена решили, что король Севера, когда победит, накажет их за мятеж, либо пришли к выводу, что его сын может расправиться с ними самостоятельно. Лис очень надеялся, что залогом спокойствия послужило последнее.

— Кто едет в замок Дарена, внука Рикольфа? — крикнул часовой, когда войско приблизилось на достаточное расстояние.

Вопрос носил чисто формальный характер: к замку мог подъезжать только Лис или враг, задумавший осадить крепость. Врагу сейчас неоткуда было взяться, но Лиса тут всегда окликали, подчеркивая, что Дарен не находится в вассальной зависимости от него.

— Я Джерин Лис, король Севера, возвращаюсь из похода против Элабонской империи, — ответил Джерин, проявив таким образом уважение к местным порядкам.

— Поздравляем вас с победой, лорд король! — откликнулся часовой.

Гонцы Лиса, разумеется, не держали языки за зубами, да и помалкивать им никто не велел. Хотя Джерин не слышал, чтобы отдавались какие-то распоряжения, подъемный мост начал опускаться.

— Добро пожаловать в крепость Дарена, внука Рикольфа! Барон давно ждет вас.

И действительно, Дарен стоял под стенами замка, всем своим видом выказывая нетерпение, которое, казалось, только усилилось, когда он обнял спрыгнувшего с колесницы отца. Но пуститься в расспросы все равно было нельзя, ибо с повозки уже слезали и Вэн, и Дагреф. Следовало сначала всех поприветствовать, и одно из приветствий не обошлось без сюрпризов.

Пожимая руку Дагрефу, Дарен пристально посмотрел на него и сказал:

— По дороге из Лисьей крепости ты только начинал превращаться в мужчину. Теперь же, если не ошибаюсь, это произошло.

В его голосе слышалось чуть ли не осуждение.

— Ну, во всяком случае, теперь я могу сказать, что попробовал кое-что из взрослой жизни, — ответил Дагреф, искоса оглядев сводного брата. — Я даже заработал себе прозвище. Не знаю, пристанет ли оно ко мне, но это вполне вероятно.

— И какое же? — осторожно осведомился Дарен.

Сам он прозвища не имел и называл себя внуком Рикольфа, что лишний раз подтверждало его права на поместье деда.

— Дагреф Хлыст.

Юноша все еще держал в руках витой длинный кнут, которым подгонял лошадей и обрабатывал южан в битвах. Он взвесил его в руке, тем самым давая понять, чему обязан столь звучной кличкой.

Дарена словно бы опечалил этот картинный жест. Затем опечаленность сменило неподдельное удивление, когда к ним подошла Маева и демонстративно встала рядом с избранником своего сердца. Джерин, сделавшийся за свою долгую жизнь чем-то вроде эксперта в области удивления, поскольку испытывал это чувство не раз и по самым разным причинам, мгновенно определил, что у Дарена в данном случае имеются по меньшей мере три основания вытаращить глаза: наличие Маевы здесь в принципе, ее воинское облачение и недвусмысленная прочность ее позиции возле брата.

Отвернувшись от парочки, Дарен пожаловался отцу:

— Стоит лишь ненадолго потерять с чем-либо связь, как оно вдруг меняется до неузнаваемости.

— Даже если эта связь не потеряна, вещи имеют обыкновение меняться прямо у нас за спиной, — ответил в тон ему Джерин.

— Отец, ты воистину прав, — сказал Дарен. — Пойдем-ка в замок и выпьем немного эля. А затем… — Он со значением взглянул на родителя. — Затем ты расскажешь мне о моей… матери.

Последнее слово Дарен произнес с запинкой, за что Лис вряд ли осмелился бы его винить.

Когда они вошли в главную залу замка и уселись за стол, Джерин сказал:

— Значит, Элис здесь не появлялась? Она говорила, что, вероятно, соберется к тебе.

— Нет, ее не было.

Теперь голос Дарена звучал ровно. Он покачал головой:

— Если она сюда и направлялась, то не доехала. Думаешь, с ней могло что-то случиться в дороге? Это было бы ужасно.

Джерин не думал, что это было бы так уж скверно, но он понимал чувства сына. Мысль о том, что с матерью, бросившей его в раннем детстве, могло что-то случиться по дороге к нему, видимо, глубоко взволновала молодого барона. Как можно более мягко Джерин сказал:

— Элис путешествовала по северным землям многие годы и всегда умела за себя постоять. Думаю, скорее всего, она отправилась на юг, в империю, повидать свою родню. Она об этом тоже мне говорила.

Он не упомянул еще об одном варианте возможного поворота событий, только-только пришедшем ему на ум. Неприятности Элис могли начаться прямо тогда, когда в селение, где она проживала, ворвалась имперская солдатня, преследовавшая войско Лиса. Обыкновенно захватчики творят что им вздумается на занятых территориях. Элис уже не была молодой и красивой, но не утратила привлекательности и стати. Могло случиться, что ей просто не дали уехать.

К счастью, мысли Дарена текли, видимо, совсем в ином направлении. Возмущенным голосом он произнес:

— Я вроде тоже ей не чужой.

— Это верно, — согласился Джерин. — Однако у твоей матери есть одна черта… по крайней мере, имелась в те дни, когда мы были вместе, но и во время нашей короткой встречи я успел заметить, что она ее не утратила. Уж если она себе что надумает, то ее ничем с этого не собьешь.

— А как бы она охарактеризовала тебя?

Вопрос задал не Дарен, а Дагреф, только и ждущий момента сунуть куда-нибудь свой длинный нос.

— Скорее всего, Элис сказала бы, что я никогда не обращал внимания на то, к чему стремилась она, а сам ни к чему интересному не стремился, — ответил Джерин, стараясь быть справедливым.

— И это действительно так? — продолжал допрос Дагреф.

— Ну, мне так не кажется, — ответил Лис, — но я также не думаю, что она согласилась бы с тем, что я сейчас сообщил вам о ней. Когда речь идет о вещах, которые очевидны или поддаются учету, правду выяснить легче. Когда же ты пытаешься разобраться, почему люди поступают так, а не по-другому, правда, как правило, ускользает. В половине случаев люди сами не понимают, что ими движет.

— Хм, — промычал Дагреф, явно не убежденный. — Я всегда точно знаю, что движет мной.

Маева энергично закивала в знак согласия, и не столько по своему простодушию, сколько из нежных чувств к автору столь самонадеянного заявления. Джерин и Вэн рассмеялись. Дарен задумался, словно пытаясь понять, на чьей он стороне.

— Ты в этом уверен? — пробасил Вэн.

Дагреф кивнул. Он, разумеется, не всегда бывал прав, но всегда был уверен, что прав.

Вэн склонил голову набок и произнес:

— Тогда скажи-ка мне, и со всей точностью, почему ты прилип к моей дочери?

И он воззрился на сына Лиса.

Дагреф повел себя так, как в сходных обстоятельствах повел бы себя и Джерин. Что-то пробормотал и покраснел, не сумев высказать ничего вразумительного. Маева накрыла его ладонь своей. Что в большинстве случаев наверняка успокоило бы его, но сейчас, казалось, лишь усугубило неловкость.

— Послушай, отец, лучше расскажи-ка ты мне, как тебе удалось разгромить имперские силы, — попросил неожиданно Дарен. — Твои посланцы сообщили нам многое, но, очевидно, не все.

Возможно, он таким образом пытался снять своего сводного брата с крючка (обнаруживая тем самым в себе большую склонность к милосердным поступкам, чем та, какой обладал в том же возрасте его отец), а может, узнав все возможное о своей матери (хотя и в гораздо меньшем объеме, чем ему хотелось бы), Дарен просто решил перейти к разговору о более важных событиях, произошедших невдалеке от Хай Керс.

Джерин внял просьбе своего первенца и пересказал ему пророческий стих прозорливца, а потом объяснил, как он его истолковал, и поведал о той роли, которую сыграли Дагреф с Фердулфом в осуществлении божественного предначертания. Дарен вновь пристально взглянул на брата. Тот ответил ему вежливым, но абсолютно непроницаемым взглядом, точно таким же, каким иногда смотрел Лис на тех, кто пытался понять, что у него на уме.

Замешательства уже не было и в помине, Дагреф быстро умел с ним справляться. Не прочтя ничего в глазах брата, Дарен вновь обратился к отцу:

— Исходя из услышанного, я бы сказал, что этой парочке озорников, видимо, очень весело вместе.

— Несомненно, — согласился Джерин. — Но надо заметить, что и друг без друга они тоже чертовски неплохо резвятся.

— Вижу.

Дарен опять окинул Дагрефа задумчивым взглядом и, получив в ответ не менее испытующий взгляд, повернулся к Лису:

— Нам надо поговорить. Нам с тобой.

— И со мной, — поправил Дагреф.

Джерин помотал головой:

— Мне надо бы поговорить с вами обоими, с каждым в отдельности. Однако я еще не решил, кого из вас сделать своим наследником, и не думаю, что в ближайшее время сумею что-либо для себя прояснить.

— А хорошо бы прояснить, — сказал Дарен. — Я ведь как-никак твой старший сын. — С явной горечью в голосе он продолжил: — Но не от… от теперешней твоей жены, она меня просто вырастила. Я понимаю, что это сильно умаляет мой шанс.

— Не так сильно, как ты полагаешь, — ответил Джерин. — Силэтр никогда не подбивала меня оттолкнуть тебя ради Дагрефа. Она знает, что ты прекрасно со всем справишься. И я тоже это знаю, если уж на то пошло. Но теперь я начинаю убеждаться, что и у Дагрефа все может получиться.

— О да, если никто не лишит его головы! — вставил Вэн.

— И как ты поступишь? — нахмурился Дарен, вовсе не склонный сейчас шутить. — Разделишь свои владения между нами?

— Я не смог бы найти лучшего рецепта спровоцировать братоубийственную войну даже у самых искусных поваров города Элабон, — отозвался Лис с содроганием. — Помнишь баронское поместье к северу от твоего, которое раньше принадлежало Бевону? Помнишь, как все его сыновья грызлись из-за него на протяжении многих лет? Каково бы ни было мое решение, я уж точно постараюсь, чтобы оно не разрушило здание, столь долго возводимое мной.

— И что тогда остается? — опять спросил Дарен. — Что будет делать тот из нас, кому ничего не достанется?

— Возможно, ты удовлетворишься этим баронским поместьем, если мой титул наследует Дагреф. — Джерин поднял руку вверх, прежде чем кто-либо из его сыновей успел что-то сказать. — А может, Дагреф захочет поехать учиться в город Элабон, в то время как ты взвалишь на себя бремя власти… а это действительно бремя, поверь. Конечно, многое будет зависеть от имперской политики в отношении северных территорий.

— И есть еще Блестар, который тоже может заявить о своих интересах, — добавил Дагреф. — Сейчас он малыш, но ведь и я был таким, когда ты, Дарен, уехал из дома, чтобы осесть в этом замке.

— О! — воскликнул Дарен. — Его я и вовсе не брал в расчет! Не то чтобы я вообще забыл о существовании Блестара, просто как-то не думал, что он может вмешаться в наш спор.

— А я думал и думаю, — сказал Лис. — Однако лишь богам известно, что из него получится, когда он повзрослеет. Но сейчас, пока он ребенок, характер у него получше, чем у кого-либо из вас, хотя это еще ничего не доказывает.

Дарен и Дагреф одарили его недовольными взглядами. Это не обеспокоило Лиса: ему как раз хотелось, чтобы сводные братья почаще проявляли единодушие, пусть даже и в раздражении на подначки отца.

Дагреф спросил:

— Ты действительно полагаешь, что у меня есть шанс поехать учиться в имперский университет?

Прежде чем ответить, Джерин украдкой бросил быстрый взгляд на Маеву. Судя по выражению ее лица, она не догадывалась, что у нее есть соперница, возможно гораздо более опасная, чем любая женщина, какой бы красивой и страстной та ни была. Тяга к знаниям. Джерин слегка улыбнулся. Если молодая воительница до сих пор этого не поняла, то вскоре ее ждет сюрприз.

Но Дагреф задал хороший вопрос, и он постарался ответить на него как можно более полно:

— Если империя предпримет еще одну попытку нас завоевать, тогда путешествие за Хай Керс тебе не очень-то светит. Однако восстание в Ситонии и отпор, который мы дали южанам, вполне могут заставить их хорошенько задуматься. Я полагаю, так все и выйдет. Кребиг Первый, может, никогда и не признает нашу с Араджисом суверенность, но вряд ли он попробует снова сунуться к нам.

Оба сына обдумали его слова. Дарен спросил:

— А чего ты теперь ждешь от Араджиса?

— Надеюсь, что какое-то время он будет зализывать раны, — отвечал Джерин. — У него их предостаточно. Кроме того, теперь многие его вассалы со мной познакомились и убедились, что человеку вовсе не обязательно быть сукиным сыном с бронзовым задом, чтобы стоять выше всех. Если кто-то из этих баронов взбунтуется или если крепостные Араджиса решат, что из них выжаты последние соки, тогда Лучник столкнется с теми же трудностями, что и Кребиг.

— А ты ужасно расстроишься, узнав о том, и восплачешь, не правда ли? — протрубил с нарочитой гнусавостью Вэн, зажав пальцем ноздрю.

— Разумеется, — в тон ему отозвался Джерин. — Буду рыдать, пока у меня не опухнут глаза.

И он надрывно всхлипнул, вызвав всеобщий смех.

Спустя какое-то время, после жареной баранины, свежеиспеченного хлеба, ягодных пирогов и множества кувшинов эля, Дарен сделал знак Джерину, призывая его выйти из главной залы во двор, ограниченный стенами крепости и самим замком. Уже стемнело. Средней толщины полумесяц Тайваз висел в юго-западном секторе небосклона. Румяная Эллеб, едва перевалившая за последнюю четверть, посверкивала на юге. Бледная Нотос, почти полная, шла по дуге вверх на востоке. Мэт должна была появиться не раньше чем через пару часов.

— Жаль, что ты так мало узнал о моей матери. Лучше бы ты узнал побольше или вообще ничего, — сказал Дарен.

— Понимаю, — ответил Джерин, кладя руку ему на плечо. — Но мы делаем то, что можем, а не то, что нам хотелось бы. Я не ожидал, что вообще ее встречу. Я даже не узнал ее, пока она не заговорила… как и она меня.

Он хотел было добавить: «Может, она еще объявится», но решил, что эта фраза принесет больше зла, чем добра. Дарен, несомненно, тоже об этом подумал, но пропасть между мыслями и словами была в этот раз широка и бездонна.

— Теперь я жалею, что не поехал с тобой, — сказал после паузы Дарен.

— Может, это даже и к лучшему, что тебя не было там. За двадцать лет мы все очень изменились. В последний раз, когда твоя мать тебя видела, ты оставлял подарочки на полу.

Лис явно лукавил. Дело не в возрастных изменениях. Дело в потенциальной опасности Элис, могущей попытаться рассорить Дарена с ним. Могущей, но способной ли достичь в том успеха? Этого он не знал по-прежнему и по-прежнему не хотел проверять.

— Я, разумеется, изменился, — сказал Дарен. — Моя мать тоже наверняка изменилась, иначе она бы не ушла от тебя.

— Хо! — воскликнул Джерин, позаимствовав это полезное междометие из лексики Вэна. Правда, добавить к нему что-либо Дарен не дал.

— Но ты, отец, вряд ли хоть в чем-либо изменился. Ты все такой же, каким всегда был.

— Ты говоришь это лишь потому, что смотришь на меня глазами сына, — ответил Джерин. — Я — как и все остальные. Я — суп в горшке, из которого с годами выкипает все больше воды. Вкус делается насыщенней, солоней… вся борода в этой соли. Чем дольше живешь, тем ближе подбираешься к своей сути.

Дарен не совсем понял смысл его слов. Этого и не ожидалось. Помолчав, сын сказал:

— Полагаю, мне следует просто жить, стараясь делать это как можно лучше. Другого выхода я не вижу. А ты, отец?

— Не думаю, что есть другой выход, — ответил Джерин. — По крайней мере, нет ничего полезного в разглагольствованиях о том, что могло бы произойти. — Он щелкнул языком и причмокнул. — И вот что еще я тебе скажу: да, ты сын Элис, но ты и мой сын тоже, иначе ты бы так не рассудил. Помни об этом.

— Я всегда это помню, — ответил Дарен, лишний раз утвердив Джерина в мнении, что, что бы ни случилось с его землями в будущем, он лично оставит после себя кое-что — и, пожалуй, более ценное, чем все королевства на свете.

Дагреф хлестнул лошадей, заставляя их перейти с шага на рысь. Колесница с некоей лихостью миновала поворот, открывавший вид на Лисью крепость.

— Она все еще на месте и все еще принадлежит мне, — пробормотал Джерин.

— Многие пытались забрать ее у тебя, — откликнулся Вэн, — Ты всех их заставил о том пожалеть. Теперь большинство наглецов знает, что лучше сюда не соваться.

— Хорошо, если так, — отозвался Джерин. — И хорошо бы, чтобы это продолжалось подольше. Тогда бы я обрел мир и покой.

Вэн фыркнул, тем самым без слов поясняя, чего стоит в его понимании мирная и спокойная жизнь. Джерин проигнорировал его фырканье.

Подъемный мост лег поперек рва, окружавшего крепостной вал, как только обитатели Лисьего замка узнали Джерина и сопровождавших его людей (те воины, что жили не в крепости, уже откололись от войска и отправились восвояси). Так же как и к Дарену, Лис послал гонцов и сюда, поэтому все тут знали, что лорд возвращается, и если уж не с триумфом, то с чем-то очень похожим.

Встречающие (среди которых были и Джеродж с Тармой) толпой повалили через подъемный мост. Вэн ткнул в них пятерней.

— Вон Фанд, — мрачно произнес он. — Теперь мне конец. Она заставит меня выложить всю подноготную о каждом случае, когда мне доводилось спускать в походе штаны, а затем станет по капле цедить мою кровь.

И вправду, Фанд неслась впереди толпы, оторвавшись от всех настолько, что Фердулф решил пошалить. Маленький полубог спикировал на дикарку и едва успел увернуться от кинжала, грозно сверкнувшего над ее головой. Он отлетел в сторону, выкрикивая ругательства. Фанд не осталась в долгу, ответив пронзительной бранью.

Не раз встречавшая Вэна по возвращении из очередного похода, Фанд впервые нарушила устоявшийся ритуал. Она кинулась не к нему, а прямиком к всадникам Райвина и с ходу принялась орать на Маеву за то, что та без ее ведома отправилась на войну.

— Разве это не восхитительно? — сказал Вэн, улыбаясь во весь рот. — Я возвращаюсь домой в тишине и спокойствии… во всяком случае, шум сейчас в стороне. — Тут улыбка исчезла с его лица. — Это… хм… ненадолго и очень неправдоподобно. Такого еще никогда не случалось, но, пока есть возможность, следует вдоволь насладиться происходящим.

А вот Маева происходящим явно не наслаждалась.

— Матушка! — вскричала она. — Со мной ничего не стряслось! Зато я убила пару врагов и вернулась домой.

Джерин отметил, что о ранении не было сказано ни словечка, но даже при этом оправдания дочери нимало не улучшили настроения Фанд.

— Пф, значит, ты кого-то убила? Если это все, чего ты добивалась, то могла бы остаться здесь и подождать, пока какой-нибудь похотливый засранец не попытался распустить руки. И тогда ты воткнула бы ему нож между ребер, прежде чем он воткнул бы тебе кое-что между ног!

— Там я тоже, представь себе, не дремала! — вскипела Маева. — Ни у кого не имелось ни малейшей возможности без моего дозволения подобраться ко мне.

Вэн буркнул что-то, а остальное застряло где-то глубоко в его груди. Уши стоявшего впереди Дагрефа порозовели. Фанд же, которая, несмотря на свой взрывной нрав, была далеко не глупа, набрав воздуху в грудь, завопила:

— А кто валял тебя с твоего дозволения, а?

Маева не удостоила мать ответом, во всяком случае принародно. Но Джерин не сомневался, что вскоре ей придется обо всем рассказать. Слишком уж многие посвящены в эту тайну, и Вэн, кстати, тоже. Если Маева замешкается, ее несомненно опередят. Возможно, Фанд одобрит союз дочки с Дагрефом, а может, и нет. Все выяснится, когда придет время.

— Заезжай в крепость, — велел он виновнику заварушки.

Пока колесница медленно лавировала в людской толчее, отец и сын махали руками Силэтр, а также Клотильде и Блестару. Вэн махал Кору. По виду этого огольца было ясно, что он отчаянно завидует своей сестре, которая удрала на войну и там убивала врагов. Маева, поддразнивая его, словно бы невзначай положила на рукоять меча руку, еще больше расстроив Кора. Джерин, чей старший брат тоже в свое время щеголял перед ним воинской выправкой, даже на миг посочувствовал бледному от волнения пареньку.

Он спрыгнул с колесницы, когда та остановилась. Невдалеке Фанд продолжала чихвостить Маеву:

— Почему ты не удосужилась сохранить себя для какого-нибудь хорошего парня вроде, например. Дагрефа, что ли, вместо того чтобы путаться с грубыми остолопами, а? Какой стыд!

Дагреф тоже спрыгнул с повозки, как только мальчишка-конюх занялся лошадьми.

— Что ж, значит, особых хлопот у нас с ней не будет? — пробормотал он еле слышно. — Раз она пеняет Маеве, что та не сохранила себя для меня?

— С Фанд всегда хлопотно, — тоже одними губами ответил Джерин. — Единственный вопрос, насколько? Судя по ее расположенности к тебе, все должно обойтись. Конечно, когда она узнает, что вы с Маевой… ну… уже не друзья, шума не миновать.

Дагреф вздохнул.

— Наверное, ты прав. И почему это людям так свойственно волноваться по пустякам?

Не успел Джерин собраться с мыслями и подыскать хоть какой-то ответ на столь странный вопрос, как на него набежали Силэтр и Клотильда, в то время как Блестар кинулся к Дагрефу. Джерин расцеловал жену, потом дочь. Блестару эти телячьи нежности были совсем не нужны. Он с ходу забросал брата вопросами, снедаемый жаждой узнать все подробности воинских приключений, и даже поразительно цепкая память Дагрефа, казалось, не имела шансов полностью утолить эту жажду.

Клотильда, получив от отца свою порцию поцелуев, попыталась получить ее и от Дагрефа, чем до крайности возмутила Блестара. Тот шумно запротестовал. Джерин рассмеялся.

— Как же хорошо дома, — сказал он.

Силэтр тоже засмеялась. Потом взглянула на него искоса.

— Надеюсь, ты повторишь эти слова ночью, и они будут звучать не менее убедительно, — сказала она, добавив: — Если, конечно, нам удастся где-нибудь уединиться.

— В библиотеке, — шепнул ей на ухо Лис. — Даже если Фердулф вздумает полетать за окном, а Дагреф догадается, зачем мы держим там рулон ткани. Все равно в библиотеке? Да?

Он обнял ее за талию, и она крепко прижалась к нему.

— Дагреф ведь догадается, верно?

Джерин кивнул. Силэтр цокнула языком.

— Жизнь идет вперед, а?

— Да уж, идет, — сказал Джерин.

Он замялся перед тем, как сообщить ей о том, что не решился доверить гонцам, высланным в Лисью крепость с дороги:

— Я проезжал через один городок на землях Араджиса и случайно столкнулся там с Элис.

Силэтр понадобился миг-другой, чтобы понять, о ком идет речь. Лис не часто упоминал имя прежней супруги. Наконец глаза ее округлились.

— Мать Дарена? — произнесла она ровно, без каких-либо эмоций.

— Йо, мать Дарена, — подтвердил Джерин. — Не знаю, правда, где она сейчас и каковы ее планы.

И он выложил Силэтр все. Как рассказал Элис о смерти Рикольфа, как она поначалу изъявила желание повидать сына, а потом заговорила о возможной поездке на юг, за Хай Керс, и как он не обнаружил ее в баронском поместье, принадлежавшем ранее ее отцу, а теперь Дарену.

— Если тебе кажется, что я сожалею о том, что она туда не явилась, то сильно ошибаешься.

— Нет, мне так не кажется.

Силэтр по-прежнему держала свой голос под строгим контролем. Но напряжение сказывалось. После непродолжительной паузы она произнесла:

— Просто я никогда не думала, что вы увидитесь с ней еще раз.

— Я тоже, — ответил Джерин. — И поверь, я бы ничуть не расстроился, если бы этого не случилось.

Силэтр слегка отпустило, и Лис только тут понял, как она была напряжена. Почти как натянутая тетива, пока не расслабилась.

— Прости, но я ничего не могу с собой поделать. Меня внутри всю колотит, — сказала она. — Ведь, в конце концов, она у тебя была первой.

Его рука все еще лежала на изгибе ее бедра. Он сжал на мгновение пальцы.

— Хочешь знать, чем это было полезно? — спросил он. Силэтр настороженно кивнула. — Она дата мне образец для сравнения.

Силэтр ненадолго задумалась над его словами, затем потянулась к нему. Покончив с поцелуями, она сказала:

— Мне захотелось затащить тебя наверх прямо сейчас.

— Зачем? — невинно спросил Джерин, — Ты нашла новый загадочный свиток, пока я был в походе?

Силэтр фыркнула и ткнула его локтем под ребра.

— Иногда ты несешь полную чушь, — сказала она.

Поразительно, но в ее устах и укоры звучали как комплименты, за что он обожал ее еще сильней.

— Как тут без меня шли дела?

— В целом, очень неплохо, — ответила Силэтр. — Погода стояла теплая, урожай ожидаем хороший.

Они, не сговариваясь, посмотрели на запад. Там, где Ниффет впадала в Оринийский океан, по-прежнему располагалось опорное укрепление гради. Но те, правда, сидели в нем тихо с тех самых пор, как их боги вступили в схватку с Бэйверсом и богами чудовищ, обитавших в пещерах под святилищем Байтона. Если эта схватка когда-нибудь закончится, то боги гради и сами гради могут вновь начать чинить неприятности обитателям северных территорий. Однако пока ничего такого не происходит. И если повезет, не произойдет еще долгие годы.

— В целом, говоришь?

Джерин прекрасно улавливал, когда его жена чего-то не договаривала, даже если при этом старалась представить все в радужном цвете.

Она кивнула:

— Да, в целом. Но кое-что меня беспокоит. Например, если Тарма и не вынашивает малышей, а сейчас она их не вынашивает, то не из-за недостатка попыток их завести, если ты понимаешь, о чем я.

Джерин вздохнул, громко и глубоко.

— Ну… мы ожидали, что это когда-нибудь да случится, и на протяжении достаточно долгого времени, поэтому не могу сказать, что я удивлен. Лишь богам известно, как я поступлю, если у нее родятся щенята… детеныши или малыши, называй их, как хочешь… но я не удивлен.

— Боги, которые могут лучше других подсказать, как тебе поступить, если у Тармы заведутся детеныши, заняты сейчас борьбой с богами гради, — сказала Силэтр.

— Боги чудовищ? — уточнил Джерин, и она кивнула. — Я думал о них только что, но в другом плане. Полагаю, что ты права. Кстати, Маева тоже не привезла домой ничего под своим одеянием. Либо везение, либо предусмотрительность, а может, и то и другое.

Силэтр опять округлила глаза.

— Ты хочешь сказать, что Фанд разоралась не только ради того, чтобы послушать собственный визг, как с ней зачастую бывает?

— На этот раз нет, — ответил Лис.

Он помялся в нерешительности, а затем произнес еще одно слово:

— Дагреф.

Глаза Силэтр стали еще круглее.

— Но он ведь еще недостаточно взрослый. Да и Маева тоже, если уж на то пошло. — Она посчитала на пальцах и нахмурилась. — Время действительно летит быстро, а? Полагаю, у них может получиться, но мне бы очень этого не хотелось.

— Мне тоже, — согласился Джерин. — Но помимо благих пожеланий, у меня нет ни малейшего представления, как я могу тут на что-либо повлиять. Пусть все идет своим чередом, посмотрим, что выйдет. Вэн и Фанд, кажется, считают, что этот союз не так уж плох. Я тоже не возражаю. А ты что скажешь?

— Если так, я не против, — ответила Силэтр. — Однако сейчас еще слишком рано говорить о чем-то серьезном. Наши дети пока слишком молоды, чтобы разбираться в своих желаниях. Давай подождем и посмотрим, что будет у них на уме годика через два или три.

— Мне нравится твое предложение, — благожелательно покивал Джерин. — Полагаю, Вэн и Фанд тоже не станут возражать. Но вот станут ли Дагреф и Маева ждать еще два-три года, это уже другой вопрос. Раз уж они так льнут друг к другу, их взаимная привязанность только упрочится… если ты понимаешь, о чем я.

— Думаю, ты прав, — сказала Силэтр. — Однако сама я в их возрасте ожидала лишь одного: когда умрет старая Сивилла. Я должна была хранить девственность, и у меня не было никаких шансов привязаться к какому-нибудь мужчине. — Она взяла его руку, провела ею по своей груди. — С тех пор я, впрочем, наверстала упущенное.

— Вот и хорошо.

Больше Джерин ничего не добавил. Хотя и мог бы сказать, что пока не знает, будет ли Дагреф через два-три года все еще здесь, но это неминуемо подвело бы разговор к вопросу, кто станет его наследником, единственной теме, которую ему не хотелось бы с ней обсуждать.

Нет, Силэтр никогда не подбивала его объявить Дагрефа своим наследником в ущерб Дарену. Он не думал, что она сделает это сейчас, но, с другой стороны, не хотел вводить ее в искушение. Если Дагреф будет продолжать развиваться так, как развивается в последнее время, и если никто не швырнет ему камень в голову за то, что он всегда до отвращения прав, решение может прийти само собой. Если же Дагреф будет доводить всех до бешенства, то, даже без града летящих в него камней, решение тоже придет само собой, только уже другое.

Если же не случится ни того ни другого, Лису придется искать это решение самому. Он покачал головой. Нет, у него ничего не получится, даже если придется. Какой бы выбор он ни сделал, при естественном ходе событий через какое-то время ему уже не удастся ни на что повлиять. Решение будут принимать его сыновья, Силэтр, если переживет его, и все его вассалы, многие из которых были сыновьями, а некоторые даже внуками тех, кто приносил ему феодальную клятву.

— Как бы долго ни жил человек, — пробормотал он, обращаясь в основном к себе самому, — рано или поздно дела выскальзывают у него из рук.

Его жена мыслила в том же направлении, как у них часто бывало.

— Но при этом не разбиваются вдребезги. Кто-то их подхватывает и продолжает. Так поступил и ты, когда трокмуа убили твоего отца и брата.

Больше она ничего не сказала. Даже не стала предполагать, кто продолжит деяния Джерина, когда руки его ослабеют. Сделать подобное предположение с ее стороны было бы все равно что объявить королем Севера своего с Лисом первенца, а не первенца Лиса и Элис.

Джерин подумал о Дарене, с успехом управляющем своим баронским поместьем, и о Дагрефе, весьма неплохо сражавшемся и, кажется, влюбленном в Маеву.

— Ты права, — сказал он. — Так или иначе, все как-то продолжится. Очень скоро все, что заботит меня, станет заботить кого-то другого.

— Надеюсь, не очень скоро. Но кто бы ни был этот другой, он начнет не на пустом месте и везде обнаружит твой след, — сказала Силэтр.

Он поразмыслил над ее словами, затем медленно кивнул:

— Наверное, так. Я помешал трокмуа завоевать все северные территории, а тех, что осели к югу от Ниффет, привел в большинстве к вассальной присяге. Я как-то содействовал изгнанию чудовищ с земной поверхности: всех, кроме Джероджа с Тармой, по крайней мере. Если мне и не удалось изгнать гради с северных земель, то я прижал их к Оринийскому океану. И конечно, я могу ошибаться, но не думаю, что Элабонская империя станет беспокоить нас в ближайшее время. Видят боги, я вовсе не совершенен, но я неплохо справлялся. Если подумать, как все могло бы обернуться, я вполне доволен.

Он помолчал и еще раз кивнул:

— Йо, я доволен.