— Отец! — радостно воскликнул Фердулф.

Джерин, запинаясь, щегольнул своим ситонийским:

— Приветствую тебя, владыка сладкого винограда.

Он низко поклонился, глядя исподлобья на ситонийского бога вина и плодородия.

Маврикс, как обычно, был облачен в мягкую шкуру молодого оленя. Венок из виноградных листьев не давал его длинным темным волосам падать на лоб. Глаза Фердулфа засверкали, ибо Маврикс в своем пышном одеянии весь сиял. Единственным темным пятном в его облике были глаза — два бездонных черных колодца на женственно-красивом лице.

— Что ж, — сказал он, и его голос эхом отдался в голове Джерина, будто тот слушал сознанием, а не ушами. — Какое-то время меня не было тут. Не могу сказать, что северный край сильно переменился с тех пор, как я видел его в последний раз.

— Что ты имеешь в виду? — Теперь в голосе Фердулфа слышалось возмущение. — Я-то ведь здесь, а в последний раз, когда ты посещал Лисью крепость, меня еще не было.

— Мм… да, — признал Маврикс. Казалось, его не слишком радовала встреча с сыном. — Но даже в этом случае…

— Гради больше не тревожат северные земли, — вставил словцо Джерин.

«Хотя в этом нет твоей заслуги», — мог бы добавить он, но из осторожности промолчал.

Маврикс пытался одолеть свирепую Волдар, главную богиню гради, но у него не хватило силенок. Бэйверс, элабонский бог ячменя и пивоварения, сдержал натиск Волдар и остальных богов пантеона захватчиков, впрочем, не без значительной помощи устрашающих и тоже очень свирепых божеств, которым поклонялись чудовища, населявшие подземелья под храмом Байтона. Джерин подозревал, что Маврикс с тех пор стал еще больше презирать Бэйверса и богов монстров.

— Ну да. — Это сообщение еще меньше обрадовало Маврикса, чем тирада Фердулфа. — Но и в этом случае…

Фердулф подбежал к нему и схватил за руку.

— Отец! — вновь воскликнул он.

Маврикс направил на него пристальный, изучающий взгляд. Если ситонийский бог что-либо и почувствовал, то очень умело скрыл это.

— Да, я твой отец, — сказал он. — Ты вызвал меня, поэтому я явился. И чего же ты хочешь?

Он говорил так, как иногда Джерин разговаривал с людьми, давая понять, что не может уделить им много времени. Бог вина заставлял Фердулфа сразу перейти к сути, чтобы сам он мог поскорее вернуться к своим занятиям, каковы бы они там ни были. Фердулф тоже ощутил это.

— Вот перед тобой твой сын, то дитя, каким ты наделил мою мать, — воскликнул он. — Неужели ты не скажешь мне доброго слова? Неужели не напутствуешь мудрым советом?

Последнее, что Джерин стал бы просить у Маврикса, так это совета, тем более мудрого. А если бы ситонийский бог, паче чаяния, решил дать ему подобный совет, то он посчитал бы величайшей мудростью не прислушиваться к нему. В данной же ситуации этот вопрос отпал сам собой, поскольку Маврикс лишь волнообразно передернул плечами.

— Может, я и твой отец, — сказал бог, — но я тебе не нянька.

Фердулф отшатнулся, будто его ударили. Как бы бессердечно ни звучали слова бога вина, в них-то и содержалось, по мнению Джерина, нечто в действительности полезное. По крайней мере, Фердулф теперь точно знал, что не может положиться на Маврикса ни в чем, тот породил его — вот и вся радость.

Как бы там ни было, эта отповедь привела маленького полубога в ярость.

— Ты не можешь мной пренебрегать! — вскричал он.

Потом подпрыгнул, взмыл в воздух и понесся к Мавриксу, словно разгневанная стрела.

В правой руке ситонийский бог держал прут, обвитый плющом и виноградными листьями, с сосновой шишечкой на конце. Этот тирс казался безобидной игрушкой. Однако в руках Маврикса он являлся более страшным оружием, чем любое самое длинное, острое и тяжелое копье в руках воина-человека.

Маврикс огрел Фердулфа прутом. Тот завыл и упал на землю.

— Ребенок, досаждающий своему отцу, получает, как и положено, трепку, — сказал бог полубогу.

Фердулф, привыкший превосходить в возможностях всех окружающих, вновь взлетел в воздух и бросился на отца:

— Ты не можешь так со мной обходиться!

— О, еще как могу, — ответил Маврикс и снова хлестнул сына прутом.

И вновь Фердулф шлепнулся оземь, и в этот раз сильнее, чем в предыдущий.

— Ты должен понять: несмотря на то, что я пришел на твой зов, ты не имеешь права показывать мне свой норов… ни сейчас, ни когда бы то ни было.

Фердулф скулил, совершенно подавленный. Настороженно, как длиннозуб, Маврикс наблюдал за своим отпрыском. Слабый, но отвратительный запах винного перегара, мешающийся с миазмами перманентного блуда, исходил от него. Джерин дернул носом.

Медленно, постанывая, Фердулф сел.

— Зачем ты явился на мой зов? — спросил он полным отчаяния голосом. — Я надеялся, что ты увидишь меня и ощутишь хоть какую-то гордость. Я надеялся…

Он помотал головой, словно бы прочищая мозги.

— До чего же наивное маленькое создание, — сказал Маврикс, отчего Фердулф опять заплакал.

Ситонийский бог повернулся к Джерину:

— Я думал, он наберется ума, живя рядом с тобой. Для смертного ты достаточно благоразумен.

— Хотя он и полубог, ему всего лишь четыре года, — заметил Джерин, скрывая собственное удивление.

Похоже, Маврикс адресовал ему нечто, отдаленно напоминающее похвалу.

Фердулф тоже это сообразил, что ему не понравилось.

— Как ты смеешь разговаривать с этим… с этим человечишкой приветливей, чем со мной?

— Смею, потому что я бог. Смею, потому что я твой отец, — спокойно отозвался Маврикс.

Судя по всему, Фердулф раздражал его много больше, чем Джерин. Черные глаза-пропасти буравили малыша.

— А как смеешь ты докучать мне расспросами?

— Я плоть от плоти твоей, — ответил Фердулф. — Если я не имею на это права, то кто же?

— Никто, — изрек Маврикс. — А теперь помолчи.

Фердулф попытался заговорить, но лишь бессвязно запищал и захрюкал. Однако на Джерина даже это произвело впечатление. Ибо, приказывая молчать простым смертным, Маврикс добивался абсолютнейшей тишины. Видя, что бог вина относительно расположен к нему, Лис спросил:

— Владыка сладкого винограда, какую помощь ты мог бы оказать мне в борьбе против Элабонской империи?

Тут затих и Фердулф. Он, не пылавший большой любовью к империи, тоже хотел это знать.

Маврикс, кажется, обеспокоился. Это встревожило Джерина. Трусость Маврикса укоренилась в легендах. Но лицо бога, похоже, выражало не страх. Скорее смирение. И это встревожило Джерина еще больше.

— Я способен на меньшее, чем ты можешь надеяться, — произнес наконец Маврикс. — Если бы я был способен на большее, неужели ты думаешь, что я бы не расстарался для прекрасной Ситонии, вместо того, чтобы стараться для какого-то дикого и неприглядного края, где не растет виноград и еще много чего?

— Но… — Джерин покачал головой. — Вы, ситонийские боги, по-прежнему во многом связаны со своей страной, тогда как боги Элабона едва ли вообще замечают наш мир. Чтобы привлечь их внимание, приходится буквально кричать.

Маврикс кивнул:

— Это так. И даже когда они обращают на вас свое внимание, от них обычно нет никакого проку.

Он презрительно фыркнул.

— Возможно, — сказал Джерин, не желая вступать в открытый спор с ситонийским богом вина и плодородия.

Когда он призвал Бэйверса, элабонский бог сделал для него больше, чем Маврикс. Но в любом случае ему сейчас хотелось узнать о другом.

— Если ситонийские боги постоянно внимательны к этому миру, тогда как элабонские нет, то как получилось, что элабонцы, — он внимательно следил за тем, чтобы не сказать «мы, элабонцы», — так долго правят вашей землей?

— Это обоснованный вопрос… болезненно обоснованный вопрос, — сказал Маврикс. — Лучший ответ, который я могу дать, заключается вот в чем. Народ Ситонии, весьма щедро одаренный своими богами, явно лишен дара самоуправления. Элабонцы же, напротив, почти ничем заметно не одарены… кроме умения управлять. Нужен более сильный бог, чем любой из известных в Ситонии, чтобы объединить людей этой страны.

Джерин разочарованно покивал. Слова Маврикса полностью соответствовали тому, что говорили имперские чародеи.

— Так ты ничего не можешь сделать? — спросил он в недоумении.

Какой тогда толк от немощного бога, особенно от немощного бога плодородия?

— Я уже сделал для тебя все и даже больше, — ответил Маврикс. — Без моего сына, которому, кстати, уже разрешается говорить, у тебя не было бы никаких шансов отразить натиск Элабонской империи. С ним у тебя эти шансы есть. Однако в материальном мире нет ничего надежного. Ни для богов, ни для людей. Не будь самодовольным, не будь слишком самонадеянным, эту битву ты можешь и проиграть.

— Ты говоришь загадками, — упрекнул его Джерин. — В манере Байтона, хотя мне казалось, что ты его презираешь.

— Разумеется, — ответил Маврикс, презрительно кривя губы. — Но как можно говорить о чем-то с уверенностью, когда не знаешь, что ждет тебя впереди?

Джерин подумал, что, возможно, ему стоит поехать в Айкос за советом прозорливого бога. Сдается, когда Дарен предложил ему это, он совершил ошибку, не прислушавшись к словам сына. А теперь непонятно, как ему удастся (и удастся ли вообще) оставить на время войско, чтобы попробовать разгадать очередной запутанный стих прозорливца.

— А что я должен сделать, чтобы изгнать империю с северных территорий? — спросил Фердулф.

— Не знаю, — ответил Маврикс. — Не имею ни малейшего представления. И по правде говоря, мне нет до этого дела. То, что находятся сумасшедшие, цепляющиеся за землю, где не растет виноград, выше моего понимания. — Он повернул голову к Фердулфу: — Думаю, ты справишься… если, конечно, не случится обратное. — Из груди его вырвался вздох. — По некоторым причинам ты как мой отпрыск меня удручаешь. Наверное, в том виновата смертная женщина, которая тебя родила.

— А ты сам никогда не бываешь ни в чем виноват? — спросил Фердулф. Эта мысль посетила и Джерина, но он счел благоразумным держать ее при себе. — Когда все выходит по-твоему, это делает тебе честь. Когда же что-то не ладится, то всегда виноваты другие.

— К примеру, ты, мой очаровательный малыш, полностью виновен в том, что у тебя такой дурной нрав, — возразил сыну Маврикс, лишний раз, по мнению Джерина, доказав, что он, пусть и будучи очень важным богом ситонийского пантеона, не замечает многого из бросающегося в глаза или попросту очевидного.

Тут Фердулф разразился площадной бранью. В свое время Джерину доводилось слышать немало витиеватых ругательств, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что слетало с уст маленького полубога. Закрыв глаза, легко можно было представить, что рядом разоряется какой-нибудь ветеран, поносящий того, кто ему ненавистен лет двадцать, а может, и больше.

Если оскорбления и задевали Маврикса, он не подавал виду. Напротив, он широко улыбался Фердулфу, будто бы даже гордясь им, а когда полубог на мгновение приумолк, чтобы отдышаться, он сказал:

— Я тоже тебя люблю, мой дорогой сынок, — и, высунув язык гораздо дальше, чем это сумел бы сделать Фердулф, исчез.

Фердулф продолжал сыпать ругательствами еще какое-то время, хотя рядом с ним и бурдюками с вином оставался лишь Джерин. Потом без всякого перехода малыш разрыдался.

— Я боялся, что произойдет нечто подобное, — сказал мягко Джерин. — Поэтому и не хотел, чтобы ты вызвал отца.

— Ему наплевать на меня. — В голосе Фердулфа звучало изумление и неверие. — Ему просто наплевать. Я его сын, а ему все равно.

— Он — бог плодородия, — сказал Джерин. — У него множество сыновей… и дочерей, разумеется, тоже. Он не понимает, почему очередное дитя должно иметь для него какое-то особенное значение.

— Я его ненавижу, — прорычал Фердулф. — Я всегда теперь буду его ненавидеть. Пусть лучше не показывается поблизости, иначе он пожалеет… ох как пожалеет!

— Тише, — пытался успокоить малыша Лис. — Тише. Ты не должен так говорить о своем отце, кто бы он ни был. Тем более что он бог.

— Мне наплевать, кто он, — ответил Фердулф и расплакался снова. — Я расквитаюсь с ним за его равнодушие, даже если это будет последним, что я сделаю в жизни.

— Если ты попытаешься, то, скорее всего, так и будет, — счел нужным предупредить его Джерин.

Фердулф не обратил на предупреждение никакого внимания. Маленький полубог продолжал рыдать так, будто сердце его могло вот-вот разорваться. Вернее так, будто оно уже разорвалось. Стражи, охранявшие вино, смотрели на него во все глаза. Будучи подданными Лиса, они знали Фердулфа и никак не ожидали от него подобного проявления слабости, столь же невероятного в их понимании, как если бы вдруг лорд Джерин ушел в четырехдневный запой и принялся лапать всех встречных крестьянок.

Джерин тоже смотрел на Фердулфа. И через миг сделал то, что сделал бы для любого другого плачущего ребенка.

Подошел к нему, присел рядом и обнял. При этом он понимал, что, возможно, делает глупость. Как и любой плачущий ребенок, которому не хочется, чтобы его утешали, Фердулф мог выкинуть что-либо не особо приятное. И в отличие от любого плачущего ребенка, он мог сопроводить свою выходку вещами весьма опасными для того, кому взбрело в голову его утешать.

Но все, что он «выкинул», так это обвил своими ручонками шею Лиса и ревел, пока не наплакался всласть. Когда всхлипывания уступили место сопению и икоте, Джерин сказал:

— Почему бы тебе теперь не пойти к своему одеялу? Думаю, что здесь, возле вина, этой ночью ничего больше не произойдет.

Он искренне надеялся (правда, отнюдь не был уверен), что так оно и будет.

— Ладно, — сказал Фердулф. — Но я отомщу. Вот увидишь.

И он пошел прочь. Ростом малыш не дотягивал и до пояса взрослого человека, зато решимостью обладал такой, какой могли похвастать (или надеялись когда-либо хвастнуть) очень немногие взрослые люди.

Лис выпрямился, морщась от неприятного похрустывания в коленях, и взглянул на стражей, смотревших вслед Фердулфу.

— Чем меньше вы будете обсуждать то, что здесь произошло, тем лучше для вас, — сказал он. — Чем лучше для вас, тем лучше и для меня. Это ясно?

— Да, лорд король, — хором ответили караульные.

Возвращаясь к своему одеялу, Джерин все сильнее утверждался в мысли, что тайна все же раскроется. Но ему, можно считать, повезло, что Маврикс не поднял на ноги весь лагерь, ибо любой род суматохи всегда весьма нравился этому ситонийскому богу.

Он лег. Как теперь забыться, когда в душе такой кавардак, даже если не вспоминать о совершенно павшем духом Фердулфе? Он посмотрел вверх — на звезды и луны. Тайваз и Эллеб переходили от полноты к третьей четверти убывания, причем Эллеб, поднявшаяся после Тайваз, уже сияла на юго-востоке. Восход был не за горами. Джерин кивнул. С его всегдашним везением едва он успеет уснуть, как солнце тут же покажется из-за горизонта. Разумеется, так оно и случилось.

Райвин Лис подбоченился, демонстрируя возмущение. О, он умел разыгрывать возмущение, как, впрочем, и невинность, какой могли позавидовать и грудные младенцы… он частенько прятался за масками разного рода. Однако в этот раз Лис готов был поспорить, что по крайней мере большая часть гнева Райвина не являлась спектаклем.

— Ты пил вино, не позвав меня? — спросил Райвин так требовательно, словно не мог представить себе более гнусного и отвратительного поступка.

Джерин помотал головой.

— Я не выпил ни капли, — ответил он. — Пил Фердулф. И разумеется, Маврикс появился. Ты что, вправду хочешь повидаться с этим богом еще раз? Думаешь, он тоже хочет повидаться с тобой?

Райвин отмахнулся томным движением кисти, принятым у южан за Хай Керс.

— Вино поглощали, а я его даже и не пригубил? Я нашел его, я привез его в лагерь, я…

— Пускал по нему слюнки, как старый развратник по юной девственнице, — перебил его Джерин. — Ты ведь это собирался сказать?

— Ну… возможно я бы выбрал другие слова, однако образ оставил бы, — сказал Райвин, с мечтательностью во взоре. Еще одна маска, им практикуемая… и нуждавшаяся в дополнительной практике. — Но, лорд король, в отличие от погрязших в пороках развратников я целомудренно обходился без вина на протяжении пятнадцати лет, а теперь, когда оно уже лишилось девственности, как ты можешь жалеть его для меня?

— Мне не следовало использовать против тебя эту речевую фигуру, — сказал Джерин. — Я должен был сообразить, что ты перевернешь в ней все с ног на голову и обратишь ее против меня.

Теперь лицо Райвина лучилось самодовольством. Эта мина не нуждалась в какой-либо отработке, она возникала естественным образом.

— Ты не можешь отказать мне в логике, — объявил он.

Джерин кивнул.

— Ты прав. Я не могу отказать тебе в логике, — признал он. — Но я все равно откажу тебе в том, чего ты просишь. А также и себе, и Вэну, и Араджису, и всем остальным. Если Маврикс явился на зов Фердулфа, вполне вероятно, что он явится снова, а мне этого совсем не хочется.

— Но это несправедливо! — вскричал Райвин. — В этом запрете нет даже малой рациональной крупинки.

— Да? — спросил Джерин. — И что же?

Райвин сердито уставился на него. Джерин ответил ему тем же, но смотрел абсолютно бесстрастно. Чему-чему, а игре в гляделки он обучился. С тем же Райвином, с Фердулфом, со своими чадами, с Фанд и со многими прочими. Миг-другой, и Райвин опустил взгляд. Без малейшего намека на улыбку Джерин сказал:

— Давай-ка готовься к выступлению. Мы еще не покончили с имперской армией, знаешь ли. Даже близко к этому не подошли.

И Райвин пошел прочь, каждым изгибом своего тела выражая немой укор. Дагреф, стоявший рядом и слышавший их разговор, заметил:

— Он все равно, знаешь ли, попытается добраться до бурдюков.

— И солнце завтра опять взойдет, — устало согласился Джерин. — Скажи мне что-нибудь, до чего я сам не додумался бы. Он не лез к вину все это время лишь потому, что никто другой тоже не мог до него добраться. А теперь, когда Фердулфу это удалось…

— Но Фердулф — полубог, да к тому же сын бога вина, — возразил Дагреф. — Разве Райвину не внятна разница между ним и собой?

— Единственное, что ему внятно, это его жажда, — ответил Джерин. — Мне она тоже добавляет головной боли, но я мало что могу сделать. Лучшее, что я могу предпринять, чтобы держать этого выпивоху подальше от сока сладкого винограда, это занять его настолько, чтобы ему некогда было задумываться о вине.

Поэтому он и выслал Райвина в дозор с парочкой эскадронов его верховых. Каков бы ни был Райвин по многим позициям, никто не мог обвинить его в тупости. Он сразу сообразил, что с ним творят и зачем, а потому бросил на своего приятеля Лиса кислый взгляд. Но поскольку приказ был абсолютно разумен в стратегическом смысле, ему ничего не оставалось, как повиноваться.

Маева не отправилась с Райвином и остальными кавалеристами. Джерин дал бы Райвину хорошего пинка под зад, если бы тот послал раненого воина на задание без крайней нужды. Однако она выглядела обиженной оттого, что ее не взяли.

— Как нога? — спросил ее Джерин. — Только говори правду.

Более опытный боец, скорее всего, соврал бы, несмотря на предостережение. Но Маева была слишком молода и слишком серьезно настроена, чтобы идти на увертки.

— Болит, — призналась она.

Лис положил руку ей на лоб.

— Не дергайся, — велел он, когда она попыталась уклониться. — Жара нет. А нога около раны горячая?

— Немного, — сказала она и добавила очень твердо: — Совсем немного.

— Хорошо, — ответил Джерин. — Судя по твоим словам, рана заживает как надо. Но пока воздержись от всего, что требует усилий. Чем меньше нагрузки ты дашь своей ноге, тем быстрее она придет в норму.

«И тем скорее у тебя появится шрам, который удивит твоего мужа в брачную ночь, — подумал он, — а может, гораздо раньше какого-нибудь юнца под вешними звездами». Если бы он сказал это вслух, то смутил бы их обоих, а держа язык за зубами, сумел смутить лишь себя. Качая головой, он отправился подгонять войско, которое уже снималось со стоянки.

Вскоре он снова убедился, что имперская армия, хотя и проиграла уже два сражения, еще вполне сильна. Южане, чтобы замедлить продвижение северян, оставили позади себя такой отряд колесниц, что Райвину пришлось послать гонца за подкреплением.

— Они раздавят нас, если вы не вышлете вперед еще людей, лорды короли, — сказал посыльный.

— Мы вышлем еще людей, клянусь богами! — рявкнул Араджис, — Мы вышлем целое треклятое войско, можешь не сомневаться!

И он выкрикнул приказания.

Джерин нахмурился. Он бы сделал иначе. По его мнению, поступить так было все равно, что засунуть голову в пасть длиннозуба и посмотреть, сумеет ли зверь ее откусить. Авангардный отряд высылается вперед войска, чтобы прощупать противника и оценить обстановку. Двигаться же вперед целым войском означало свести работу этого отряда на нет. К тому же есть шанс нарваться на неприятности в виде засады.

Он запротестовал было, но потом заставил себя замолчать. Он сам на это пошел, когда согласился отдать Араджису командование объединенными силами. И кстати, не мог заявить, что Лучник придерживает своих людей и подвергает опасности лишь его воинов. Араджис гнал каждого в бой. И делал это с такой агрессивностью, что даже если южане и приготовили северянам сюрприз, то тот вполне мог не сработать. Пусть Араджис и не слишком-то разбирался в тонкостях управления войском, он прекрасно знал, как ему обойтись с теми мыслями, что сидели в его голове.

В конце концов выяснилось, что ловушку никто не готовил. Колесницы южан вступили в схватку с конницей Райвина, но тут же откатились назад, завидев, какое к тем идет подкрепление.

— Вот видишь, Лис? — сказал очень самодовольно Араджис. — Мы действительно загоним их в Кэссет, а после этого заставим вернуться на ту сторону гор и навсегда покинуть наши края.

— С помощью богов, возможно, так и будет.

Джерин расслышал в собственном голосе нотки полнейшей ошеломленности.

Он ничуть не верил в такой исход военной кампании в ее начале, но сейчас, кажется, начинал верить. Еще одна победа над силами Элабонской империи, и тогда южанам тут точно не удержаться.

— Конечно, будет.

У Араджиса, видимо, на этот счет не имелось ни малейших сомнений. У него вообще их, похоже, не возникало ни по какому поводу и никогда. Возможно, причиной тому было то, что он практически ни в чем не ошибался. А возможно, такая уверенность питалась в нем тем, что никто не осмеливался указать ему на ошибки. Что далеко не одно и то же.

— Как выглядит теперь Кэссет? — спросил Джерин. — Последний раз я проезжал через него сразу после того, как империя завалила последний проход в Хай Керс.

— Ты помнишь, как жалок был этот городишко в ту пору? — спросил Араджис. — Однако он все пыжился, делая вид, что является столицей провинции, которая не хотела иметь с ним ничего общего.

— Помню, — ответил Джерин. — Только Даяусу известно, что совершил тогдашний наместник империи, чтобы попасть в эту ссылку. Нет… постой, я вроде бы помню, что это имело какое-то отношение к расколу в армии Элабона? Как бы там ни было, этот тип ненавидел все, что хоть как-то касалось северных территорий.

Не совсем верное утверждение. Например, Элис императорскому ставленнику приглянулась, причем весьма. Как, впрочем, и Джерину в те времена. Но дочь Рыжего Рикольфа вывела наместника из заблуждения, приставив ему нож к горлу. А вот чтобы вывести из заблуждения Джерина, ей потребовалось больше времени, и процесс этот причинил ему больше боли.

— Все так, — согласился Араджис. — Что ж, как я и сказал, Кэссет был тогда неприглядным местечком, несмотря на активное движение через горы. В империю и обратно. А когда проход завалили, в нем вообще отпала какая-либо нужда. Сейчас Кэссет подобен ночному призраку, неустанно оплакивающему свое прошлое. Ничто, жалкий отголосок чего-то, что было когда-то живым.

Джерин глянул на него краешком глаза:

— Поосторожней, Лучник, а то дело кончится тем, что ты примешься писать стихи.

— Ты забавный малый, — хмыкнул Араджис. — Прикажи своим всадникам выехать вперед еще раз, и мы покончим со всем этим. Лишь богам известно, как мне не терпится вернуться в собственные владения. Крестьяне остались без присмотра, и я уверен, что они просиживают свои зады, ничем не утруждаясь.

— Они не могут все время бездельничать, — сказал Джерин. — Им надо будет чем-то питаться зимой, и они это знают.

— Йо, только они вспомнят об этом за два дня до сбора урожая, — сказал Араджис. — Тем временем поля зарастут сорняками и останутся наполовину не унавоженными. А крепостные вместо работы будут потягивать эль и резвиться с соседскими женами.

— Точь-в-точь как бароны, — пробормотал Лис.

Вэн, фыркнувший было при этих словах, мгновенно сделал вид, что закашлялся. Дагреф ссутулился, удерживая смешок.

— О чем это ты? — резко спросил Араджис.

— Неважно, — ответил Джерин. — Ты и так считаешь, что я слишком легкомысленный. Куда мы отправимся теперь?

— За имперскими недобитками, — сказал Лучник без колебаний. — Мы навяжем им бой, где бы они ни располагались, перед Кэссетом или за ним, затем окончательно разобьем их и загоним за горы. Если они захотят привозить в наш край товары, пожалуйста. Но если они вернутся сюда еще раз с заточенной бронзой в руках, мы снова надаем им тумаков и опять выдворим восвояси.

— Может, и так, — повторил Джерин с легким сомнением, хотя слова Араджиса вроде бы вселили в него веру в успех.

Сам Араджис уж точно безоговорочно верил в победу.

— Мы это сделаем, — заявил он, да так звонко, что почти все, кто находился в пределах слышимости, повернули головы к двум королям. — Если что, отводи своих людей влево, Лис, а я поведу своих вправо. Встретимся за спиной у южан. Мы окружим их, и тогда ни один из этих ублюдков не сможет перебраться через Хай Керс, чтобы поведать о том, что случилось.

Возможно, автоматически, но себе он определил более почетное место в маневре.

— Пусть будет так, как ты говоришь, — ответил Джерин. В отличие от большинства его знакомцев, почет для него значил меньше, чем результат. Кроме того, ему было приятно, что Араджис предложил более изящный план, чем безудержный натиск — предел стратегических изысков трокмуа.

Но стоит ли ему так уж радоваться, что Лучник способен придумывать лучшие планы? Ведь загнав имперские силы за горы, им опять придется настороженно взирать друг на друга через границу, какая напрочь не устраивает Араджиса. Поэтому Лиса должны бы радовать не достижения, а промахи Лучника. Что ж, так оно, возможно, и было бы, если бы не одна мелочь. Глупость Араджиса в данный момент подвергала опасности и его.

Он решился задать Лучнику один вопрос:

— А не хочешь ли ты смешать своих людей с моими? Они уже вместе участвовали в двух сражениях. И должны, кажется, убедиться, что могут доверять друг другу в этой войне.

Но Араджис помотал головой:

— Я не хочу менять то, что уже привело к хорошему результату. У твоих людей есть братья, прочие родичи и друзья, давно дерущиеся бок о бок друг с другом, и то же самое у моих. Они будут биться вдвое лучше, зная, что в трудный момент твердо могут рассчитывать на помощь тех, кто сражается рядом.

— Думаю, Лучник тут прав, Лис, — сказал Вэн.

— Ну, может, и так, — допустил Джерин. — Вообще-то, даже скорее всего. Поскольку трудный момент, о котором тут было сказано, видимо, может наступить лишь тогда, когда наши войска соединятся в тылу у врага.

— Именно так, — сказал Араджис. — Кроме того, хотя твои люди слушаются меня, а мои — тебя, каждое войско будет лучше слушаться своего сюзерена. К тому же так у любого из нас меньше шансов замыслить предательство. Не то чтобы я боялся чего-то подобного, тем более после двух прошлых сражений, но и подвергать себя лишней опасности не хочу.

Джерин хотел было сказать ему, что он говорит ерунду, но осекся. Араджис говорил вовсе не ерунду. Он проявлял разумную осторожность. Подумав, Джерин решил, что тоже не хочет подвергать себя лишнему риску, который сильно уменьшится, если держать своих людей при себе.

Араджис видел, как он открыл рот, но потом ничего не сказал, и кивнул так, будто все понял. Похоже, он и вправду все понял, потому что продолжил:

— Мы союзники против общей угрозы, но не друзья. Не представляю, чтобы мы с тобой смогли подружиться.

— Как только мы загоним империю за Хай Керс… — начал Джерин и замолчал.

Они были врагами и, не расчисти империя проход через горы, сейчас вели бы иную войну. Он вдруг осознал это очень отчетливо. Если империя покинет северные земли, что помешает им вцепиться друг другу в глотку? Насколько он понимал, ничего.

— Союзники, — повторил Араджис. — Не друзья. Пока мы об этом помним, с нами все будет в порядке. Как до сих пор.

— Союзники, — кивнул Джерин.

Что звучало в его голосе: сожаление или облегчение? Даже он сам не знал ответа на этот вопрос. Стань Араджис его другом, Лис мог бы гораздо спокойнее спать по ночам. С другой стороны, может ли человек, числящий себя другом Араджиса Лучника, спать спокойно?

Вечером, после того как армия северян разбила лагерь, Райвин упал на колени.

— Лорд король, заклинаю тебя, позвольте мне насладиться вкусом сока сладкого винограда! — вскричал он.

— Что, тысяча чертей, ты тут изображаешь, Райвин? Поднимись, ради всего святого. — Джерин покачал головой. — А то еще подумают, что я хорошенькая крестьянская девушка, которую ты пытаешься заманить в постель.

— Поистине, лорд король, я страдаю от отсутствия вина не меньше, чем страдал бы без милых девичьих ласк, — ответил Райвин, вставая. Он подмигнул Джерину. — Истина также в том, что я заманил немало хорошеньких крестьянок в постель именно вот такими словами.

— Ни секунды в этом не сомневаюсь, — сказал Джерин. — Возможно, они соглашались только ради того, чтобы ты замолчал.

— Возможно, — кивнул Райвин, ничуть не смутившись, — Признаюсь, я не спрашивал, почему они на это идут. — Он бросил на Джерина косой взгляд. — И тебя, лорд король, я тоже не спрошу, почему ты мне это позволил, клянусь!

Джерин сердито засопел.

— Иди ты со всеми своими клятвами к черту! Ты ведь знаешь, не так ли, что Маврикс явился сюда, когда Фердулф тайком припал к бурдюку? Конечно, знаешь, я сам тебе говорил.

— Да, я об этом знаю. — Райвин принял встревоженный вид. — Однако я совершенно запамятовал, где и что слышал, а потому отбросил услышанное, как болтовню лагерных пустомель.

— Ну конечно, — огрызнулся Джерин. — Когда ты не хочешь чего-то слышать, то просто делаешь вид, что ничего и не слышал. Ты всегда так поступаешь с неприятными тебе вестями. К сожалению, это правда. Поэтому я спрашиваю тебя еще раз: желаешь ли ты повидаться с Мавриксом? Да или нет?

— Мне все равно, — сказал Райвин. — Он лишил меня дара творить волшебство. Чего же еще он может лишить меня? Жизни? Что ж, если такое случится, то я умру совершенно счастливым, с ароматом вина на губах. Это лучший способ покинуть наш мир, чем все остальные, какие только приходят на ум.

— Все зависит от того, какую кончину он тебе уготовит. — Джерин махнул рукой. — Ладно, да хранят тебя боги, ступай, лакай свое вино. Ты меня измотал. Если бы я был крестьянской девчонкой, то уже задирал бы юбку. Однако все будет на твоей совести. Надеюсь, твои незаконнорожденные чада хорошо обеспечены? Если ты хочешь быть треклятым олухом, если так на этом настаиваешь, не думаю, что имею право вставать у тебя на пути.

Райвин схватил его руку и поцеловал ее. Джерин отпрянул, испуганно выругавшись. Райвин возопил:

— Ты — принц среди принцев… нет, ты — король среди королей! — Он подмигнул. — Не хочешь ли выпить со мной? Поприветствуем Маврикса вместе.

Джерин не имел ни малейшей охоты приветствовать кого-либо, а уж тем более ситонийского бога. Тем не менее он проворчал:

— Хорошо. Разумеется, я пойду с тобой. Если ты думаешь, что я спокойно отпущу тебя пить вино в одиночку, без какого-либо присмотра, ты еще больший безумец, чем я полагаю, что, поверь, нелегко превзойти.

— Можешь ругать меня, можешь оскорблять, сколько хочешь, главное — не вставай между мной и соком сладкого винограда.

Райвин исчез и через минуту вернулся с пивной кружкой, с которой стекали капли воды.

— Я сполоснул ее в ручье, чтобы в ней не осталось даже запаха эля.

— Умница, — похвалил Джерин. — Пошли. Давай поскорее покончим с этим.

Стражники, охранявшие вино, при виде Райвина вытащили мечи, чтобы не позволить ему подобраться к напитку. Насчет него запрет был особенно строгим. Но, увидев Лиса, шествующего за ним, удивленно воскликнули. И еще раз воскликнули, когда Лис отменил свой запрет.

— Вы уверены, лорд король? — спросил один из стражей.

— Нет, не уверен, — отвечал Джерин. — Единственное, в чем я уверен, так это в том, что у Райвина в мозгах одно лишь вино… но он так долго канючил, что мне пришлось пойти на уступку. Так или иначе, это его хотя бы заткнет.

Райвин только фыркнул, услышав оценку, которую ему дали. В полном молчании он налил себе целую кружку вина, поднес ее к губам и понюхал. Лицо его принимало все более блаженное выражение по мере того, как он втягивал ноздрями воздух.

— Воистину благословляю тебя, владыка сладкого винограда, — пробормотал он и выпил.

Джерин ожидал, что в этот миг рухнет небосвод или, по меньшей мере, Маврикс опять воссияет над бурдюками с принадлежавшим ему содержимым во всей своей женоподобной красе. Но и небо не упало, и Маврикс не явился. И вообще ничего не произошло. Райвин запрокинул голову, чтобы опорожнить кружку досуха, после чего вытер рот рукавом. Его лицо приняло несколько озадаченное выражение.

— Итак? — спросил Джерин.

Он огляделся. По-прежнему никакого Маврикса.

Райвин все еще выглядел озадаченным. Он уставился внутрь пивной кружки, будто она каким-то образом обманула его.

— Очень вкусно, лорд король. И впрямь предпочтительнее, чем эль, в чем я и не сомневался. Аромат, вкус, как я уже говорил, и все же…

Он умолк.

— Несравнимо с тем, чего ты ожидал? — спросил Джерин.

— Нет, — тихо отозвался Райвин. — У меня в голове имелось представление о том, какое оно было и каким должно оказаться. А поскольку мне пришлось так долго без него обходиться, я продолжал рисовать себе все более восхитительные картины, пока наконец не выстроил такое сооружение, которое уже не могло держаться на основании, соответствующем реальному положению дел.

— И сейчас это сооружение с треском обвалилось тебе на голову?

Джерин никак не думал, что испытает чувство жалости к Райвину, точно так же, как вовсе не думал, что пожалеет Фердулфа после его неудачной встречи с отцом. Но приятель Лис выглядел таким удрученным, что он ничего не мог с собой поделать.

Райвин издал тихий печальный вздох.

— Именно так, лорд король. Приходилось ли вам когда-либо желать красавицу, которая вам недоступна? Когда ваши мечтания о ней становятся все более и более жаркими, пока наконец не затмевают собой образ Астис, богини любви?

— И когда, получив ее, ты вдруг обнаруживаешь, что она всего лишь обыкновенная женщина? — спросил Джерин. — Я прав?

— И с тобой такое случалось?! — воскликнул Райвин.

— Лишь в ранней молодости, — признался Джерин. — В юности всегда ожидаешь чего-то невероятного. — Он многозначительно глянул на Райвина. — Но у большинства людей с возрастом это проходит.

— Как мило с твоей стороны, — пробормотал Райвин. — Как щедро. Так, засовывая ногу в сапог, находят осу, решившую провести там ночь. Что ж, я отомщу!

— Конечно, отомстишь, — сказал Джерин. — Ты больше, чем я, горазд на всяческие безобразия. Очередное из них обязательно больно ранит меня, причем, похоже, в ближайшее время.

Но Райвин предпочел месть другого характера. Он наполнил пивную кружку во второй раз и, вместо того чтобы вновь к ней припасть, сунул ее в руки ошеломленного Джерина.

— Вот, лорд король. Ты обходился без вина еще дольше, чем я. Попробуй сладкого винограда и сравни его вкус со своими воспоминаниями.

— Будь ты проклят, Райвин, — проворчал Джерин.

Если он выпьет, то вполне может привлечь внимание Маврикса, чего ему хотелось меньше всего. Но если он откажется, то опять же может обидеть ситонийского бога вина, чего ему тоже совсем не хотелось. После краткого размышления, какое из двух зол меньше, Лис решил, что благоразумнее выпить.

— Благословляю тебя. Маврикс, владыка сладкого винограда, — сказал он на сентонийском, которым пользовался крайне редко, и поднес кружку к губам.

Вино было сладким, а не горчащим, как пиво. Что ж, именно таким вроде оно и должно было быть. Однако Лис не думал, что угостился хорошим напитком. В какой регулярной армии принято поить солдат не бурдой? Но даже если это и неплохое вино, то все равно стоило крепко поторговаться, прежде чем прикупать его для себя.

Все это Лис и высказал, снова с опаской поглядывая по сторонам и ища взглядом Маврикса. Но местом теперешнего пребывания ситонийского бога явно был не их лагерь.

Райвин снова вздохнул.

— Лорд король, боюсь, вы правы. Это просто вино! Как печально произносить эту фразу. Думаю, не менее печально, чем вашу сентенцию: это всего лишь обыкновенная женщина!

— Возможно, возможно, — рассеянно пробормотал Джерин.

Он все продолжал озираться в ожидании, что Маврикс вот-вот явится и совершит нечто ужасное. Но бог ничем не давал знать о себе. Джерин не понимал, то ли радоваться этому факту, то ли тревожиться еще пуще. В конце концов его охватило двойственное чувство. Такое, будто кто-то выстрелил в него из лука в упор и промахнулся.

Райвин, похоже, понял, что с ним творится. Еще бы, ведь он был далеко не дурак. Нет. Джерин покачал головой. Райвин был просто неглуп, а это не одно и то же.

— Ждешь, что появится владыка сладкого винограда и вывернет нас наизнанку? — спросил приятель Лис.

— Это ты заслуживаешь того, чтобы тебя вывернули наизнанку, — огрызнулся Джерин.

Он провел языком по губам. Несколько капелек вина застряли в усах. Их вкус снова взвинтил его нервы.

— За что? — спросил Райвин. — Я говорил, что все будет в порядке, так оно и вышло. За что?

— За то, что пошел на риск, — ответил Джерин. — Вино того не стоило. Ты получил кружку вина, поставив на кон свою башку.

К собственному удивлению, ему удалось привести Райвина в замешательство.

— Я думал, что вино стоит моей головы, — пробурчал он. — Возможно — заметь, это только предположение, — я тут дал маху.

— Ты вышел сухим из воды, — сказал Джерин. — Я уж не знаю, за какие заслуги, но у тебя это получилось, так что чего уж?

Услышав, что Райвин себя виноватит, он и сам чуть ослабил напор.

Райвин тут же приободрился.

— Теперь, когда мы знаем, что можем спокойно отведать сок сладкого винограда, что скажешь, если мы опустошим эти бурдюки побыстрей, дабы устранить заключенную в них опасность? — спросил он.

— Скажу «нет», — сухо ответил Джерин. — Мы не знаем наверняка, можно ли нам безнаказанно пить вино и дальше. Мы знаем лишь, что один раз это нам сошло с рук.

Райвин высунул язык. Джерин сделал вид, что не замечает состроенной ему гримасы, и глубоко вздохнул.

— Кроме того, я не думаю, что нам следует избавиться от всего запаса вина… то ли выхлебав его, то ли как-то иначе. Однажды нам может понадобиться Маврикс, а для его вызова вино — лучший помощник.

Он произнес эти слова, подчиняясь необходимости, и потому с большой неохотой.

Райвин уловил нежелание, прозвучавшее в его голосе, а также суть сказанного.

— Очень хорошо, лорд король, пусть будет так, как ты говоришь. Моя страсть к вину частично утолена и вряд ли будет столь же невыносимой, как прежде.

— Надеюсь, что так, — сказал Джерин. — Но это не только в твоих руках, но и в руках Маврикса.

Райвин в ужасе взглянул на него. Джерин сделал вид, что ничего не заметил, и хлопнул своего приятеля, когда-то жившего за Хай Керс, по спине.

— Давай отдохнем, пока еще есть время. Думаю, утром нам, по всей вероятности, предстоит битва.

Но наутро драться им не пришлось, и днем тоже. Джерин начал уже подумывать, что имперские солдаты отступили не только до Кэссета, но и прошли сквозь него. Если так, то империя, вероятно, отозвала их и отказалась от своих притязаний на северные территории.

Однако уже на другой день всадники Райвина вернулись с донесением, что имперская армия стоит в полной боевой готовности, ожидая атаки.

— Долго им ждать не придется, — заявил Араджис. — Еще одна победа, и мы больше их не увидим.

И он громко отдал приказ выступать.

— Думаешь, он прав, отец? — спросил Дагреф, выводя колесницу в авангард войска, признававшего Лиса своим господином.

— Вообще-то, да, — ответил Лис. — Армия после первого поражения может сохранить боевой дух, это вполне реально, вне всяких сомнений. Если она способна сохранить его и после второго поражения, что удалось нашим противникам, это уже почти где-то за гранью. Если мы разобьем южан третий раз подряд, то не представляю, чтобы они после этого не кинулись наутек.

Вэн кивнул:

— Думаю, это так, капитан. Вряд ли мне приходилось видеть таких дисциплинированных солдат за всю свою жизнь, но дисциплина всего лишь дисциплина. В сражениях, заведомо обреченных на поражение, от нее, как от треснувшего горшка, остаются одни черепки.

— Это звучит логично и разумно. — Дагреф оглянулся через плечо на отца. — Но разве ты не пытался вбить мне в голову, что в битвах логике с разумом поддается не все?

— Думаю, я должен вбить тебе в голову основные принципы боя, — сказал Джерин. — Будь добр, сосредоточь свое внимание на том, куда мы движемся, а не откуда.

Перед колесницами, растянувшись пошире, скакали всадники Райвина. Среди них была и Маева, ходившая еще плохо, но в седле чувствовавшая себя гораздо лучше. Стоило бы сказать об этом Дагрефу: тогда бы он точно смотрел только вперед.

Однако Лис промолчал, чтобы не напоминать Вэну, что его еще не оправившаяся от ранения дочь снова участвует в битве.

Над армией северян, чуть опережая ее, летел Фердулф. Встреча с родителем очень расстроила маленького полубога. Однако сейчас он выглядел вполне бодро, простирал руки, показывая положение вражеской армии, и даже сделал несколько непристойных жестов в адрес южан. Солдаты Джерина восторженно заулюлюкали.

Спустя несколько минут Лис сам увидел армию Элабона и невольно кивнул в восхищении. Имперские воины выглядели так же непоколебимо, как и перед первой битвой.

Они потеряли больше людей, чем Араджис и Джерин, а поскольку изначально силы северян и южан были по численности практически равными, то теперь этот показатель существенно снизился для последних. Однако их это, видимо, ничуть не тревожило. Как только они заметили вражеские колесницы, раздался боевой клич: «Элабон! Элабон! Элабон!»

«Джерин!» — кричали одни северяне, «Араджис!» — кричали другие, а прочие — все, что приходило им в голову. Трокмуа, выступавшие вместе с Лисом, то ли лаяли, словно псы, то ли выли, как волки.

Возможно, именно их вопли заставили Дагрефа заявить:

— Мы похожи на армию дикарей.

— А имперские, судя по их крикам, похожи на цивилизованное воинство? — спросил Джерин. Сын кивнул. — Что ж, может, и так. Но вот что я тебе скажу: цивилизованный человек через четыре дня после смерти пахнет не лучше, чем трокмэ со своими свисающими усами.

— Это точно, — согласился Вэн. — А вот тебе еще один факт: от меча цивилизованного человека ты погибнешь так же верно, как и от меча дикаря, если, конечно, безмозглый пентюх умеет с ним управляться.

— Тоже правильно, — сказал Джерин и, повысив голос, спросил Дагрефа: — Как тебе наши новые лошади?

Они все еще пользовались имперской упряжкой, захваченной в последнем бою. Дагреф ответил:

— У них нет той выносливости, какой обладали наши кобылки, но думаю, на коротких дистанциях они будут быстрей, а это может оказаться полезным. Кроме того, нрав у этих животных более покладистый, что приятно само по себе.

Лис хрюкнул. Пожалуй, сын опять выложил больше, чем ему хотелось бы знать. Характерно для Дагрефа. Он любит подробности и полагает, что все их любят. В случае с ним, с Лисом, это действительно так, однако сейчас голова его занята слишком многим, чтобы забивать ее чем-то еще.

«Элабон! Элабон! Элабон!» Возницы имперских колесниц защелкали кнутами, подгоняя своих лошадей, и те понеслись к северянам. Джерин восхищался силой духа южан так же, как восхищался отвагой трокмуа: то есть, не видя ни там, ни там смысла. Дважды уже эти парни были разбиты, к тому же теперь они в меньшинстве. Что, интересно, заставляет их надеяться на иной исход битвы?

Как бы там ни было, они приближались. В Джерина и тех, кто за ним следовал, полетели стрелы. Некоторые из его людей принялись стрелять в ответ, хотя расстояние было еще велико. Он всегда говорил, что на дальней дистанции это бессмысленно, но во время схватки не все способны думать. Сам Джерин, натянув тетиву, ждал, когда перед ним появится подходящая цель.

Имперские офицеры по-прежнему щеголяли в крикливых доспехах, чтобы их люди мгновенно опознавали своих командиров. Мысль о том, что с тем же успехом это сделают и враги, видимо, никогда не приходила им в голову. Джерин подстрелил двоих таких щеголей, и те один за одним вылетели из своих колесниц.

Люди и лошади падали с обеих сторон. Одна имперская колесница перевернулась прямо перед другой, и та, налетев на нее, опрокинулась тоже. Выискивая взглядом военачальников, Джерин не забывал подстреливать возниц и лошадей. В отношении последних это нельзя было назвать честной охотой, и он это знал, но ему было наплевать. Лошадь падает, колесница не едет.

Порядок и дисциплина продержались недолго. Как только колесницы смешались, тактика уже не имела определяющего значения. Началась свалка, в которой каждый наносил удары тем, кто оказывался поблизости и выкрикивал не тот боевой клич.

Джерин пытался как-то влиять на ситуацию, криками призывая своих солдат растянуться пошире, чтобы обойти боевой строй врага. Южане тоже растягивались, но не настолько, чтобы их ряды дрогнули. Джерин скривил губы. Похоже, сегодня не тот день, когда все дается легко.

Тут Фердулф, спикировав сверху, напугал лошадей ближайшей неприятельской колесницы. Те понесли, причем так, что Дагрефу пришлось совершить неимоверный маневр, чтобы избежать столкновения. Вэн ударом копья выбил возницу из вражеской повозки, тем самым придав ее вихляниям совсем уж безумный размах.

Дагреф, хотя полубогом и не являлся, но тоже знал, как достать имперских лошадей. Хлыст его не знал устали, животные верещали и шарахались от колесницы, которой он правил. Один возница-южанин занес было руку над головой, собираясь проделать то же самое с упряжкой хитрого северянина. Но не успел он щелкнуть кнутом, как стрела Лиса пронзила ему плечо. Он взвыл и выронил кнут, но сумел каким-то образом ухватиться за поручни. Видя это, Джерин в свой черед выругался.

— Как у нас дела? — крикнул Вэн.

Судя по его виду, у него все шло прекрасно. На лице великана красовалась свирепая ухмылка. Кровь стекала по древку его длинного копья, капала с бронзового листоподобного наконечника. А вот на его боевом облачении не было ни капли крови.

— Думаю, хорошо, — ответил Джерин. Он огляделся. — Имперским приходится отклоняться назад, чтобы не дать нам зайти к ним с тылу, так что теперь их фронт походит на выгнутый лук, а не на ровную линию. А лук нельзя сгибать бесконечно, в конце концов он ломается.

— Йо, — Вэн всмотрелся в ту сторону, где находилось другое крыло вражеского войска. — Кажется, люди Араджиса тоже задают им жару. Что бы ты ни говорил о Лучнике, его парни умеют драться.

— В этом я никогда и не сомневался, — сказал Джерин. — Если бы Лучник не был опасен для каждого, кто встает у него на пути, он бы и мне не казался опасным. — Он замялся, но затем признал: — Однако надо сказать, я не ожидал, что он окажется столь опасен.

— Если с ним вдруг произойдет несчастный случай как раз тогда, когда имперские силы будут отброшены за Хай Керс, — заметил словно бы походя Дагреф, — вряд ли мое сердце будет разбито.

— Как и мое, — кивнул Джерин. Затем с несвойственным ему опозданием он понял, какой смысл кроется в словах его чада, и поспешно добавил: — Если с Араджисом что-то произойдет, то не по моей вине.

— Ясно, — спокойно отозвался Дагреф.

Джерин уставился отпрыску в спину. А ведь этот юнец тоже станет опасен, когда придет его час. Вообще-то, всем недругам следует его побаиваться уже сейчас.

— Ты должен глядеть в оба, Лис, — сказал Вэн. — Ибо я не думаю, что у Араджиса разобьется сердце, если с тобой произойдет какое-нибудь несчастье примерно в то время, когда имперские недомерки побегут обратно через перевал. К тому же понятие милосердия ему просто-напросто чуждо.

Джерин едва ли мог с этим поспорить. В Араджисе было приблизительно столько же мягкосердечия, сколько в плавающей в Ниффет щуке. Любая рыба, которую видел Лучник, была либо равной ему, либо большой… либо закуской. Но надо было что-то ответить. И Лис ответил:

— Знаешь, я еще не настолько стар, чтобы закрывать на что-то глаза.

— О да, я это знаю, — ответил Вэн. — Но если хочешь и дальше спокойно стариться, не закрывай их подольше.

Лис и не закрывал, а обратил взгляд на Фердулфа. Неприкрыто дивясь, ибо тот раз за разом со свистом проносился над полем брани, сея хаос в рядах южан. Ничто не мешало его полетам. Какую бы магию ни использовали волшебники из Школы чародеев, пытаясь низвергнуть его с высоты, сегодня она явно не действовала. А маленький полубог вовсю портил жизнь пришельцам из-за Хай Керс.

Хотя их жизнь, по крайней мере в этом сражении, и без того была несладкой. Нельзя сказать, что люди Джерина и Араджиса с легкостью одолевали их, но все же одолевали. Теперь оба конца вражеской линии заламывались все больше и больше. Джерин уже начинал подумывать, что мечта Араджиса осуществится. Если его люди сомкнутся с воинами Лучника за спинами имперских солдат, то мало кому из них удастся перебраться в империю и сообщить Кребигу Первому о том, что с ними произошло. Военачальники южан тоже это хорошо понимали: их крики становились все громче и все отчаяннее.

Джерин тоже закричал:

— Нажимайте на них! Не давайте им передышки. Если мы разобьем их сейчас, они уже не оправятся. Вперед!

И северяне усилили натиск. Имперские воины дрались храбро, но, хотя кое-где им удавалось продвинуться, общая масса продолжала пятиться, отходя все дальше и дальше. Три стрелы, одну из которых выпустил Лис, поразили командира, вдохновлявшего своих солдат на продолжение битвы. Все они вонзились в него с разницей в доли мига. Разумеется, Лис ни на йоту не усомнился, что его стрела была первой.

Вэн издал восторженный вопль, глядя, как имперский военачальник головой вниз вываливается из своей колесницы.

— В него столько раз угодили, что бедняга не знал, куда падать. Ты научил своих солдат думать и действовать, как ты сам, капитан.

— Тот, кто не понимает, что хорошего неприятельского командира нужно убрать, пожалуй, не заслуживает даже того, чтобы дышать, не говоря уже о том, чтобы участвовать в битве, — ответил Джерин, пожимая плечами.

— Было бы удивительно, отец, если бы твои люди ничему у тебя не научились. Ведь ты уже столько лет ведешь их за собой, — сказал Дагреф.

Вэн снова взвыл от восторга.

— Тебя когда-нибудь называли стариком более вежливым образом, Лис?

— Я вовсе не это имел в виду, — вскинулся Дагреф.

— Неважно. Я знаю, что ты хотел сказать, — ответил сыну отец. — Я также знаю, что Вэн пытался поддеть не меня, а тебя, ища себе цель полегче.

— Я все отрицаю, — заявил Вэн.

— Вот, пожалуйста! — победно вскричал Дагреф. — Даже Вэн говорит как ты, отец. Хотя я готов поспорить, что он вовсе не был таким, когда попал в Лисью крепость.

Да, не таким. И Вэн с Джерином нет-нет да и обсуждали это между собой. Но сейчас и тот и другой промолчали. Возможно, из боязни, что Дагреф совсем уж распоясается, более обыкновенного возгордясь своей проницательностью и умом.

Тут до них донеслись далекие крики. Они шли из-за линии имперских войск. Джерин подался вперед, пытаясь понять их значение. В следующее мгновение он сам издал радостный вопль.

— Наши люди встретились с людьми Араджиса. Мы сомкнули кольцо. Осталось их раздавить.

Его люди тоже закричали, осознав, что армия Элабона окружена. Однако парни из-за Хай Керс не обратили внимания на угрожающий рев и продолжали бесстрашно сражаться, стараясь нанести северянам как можно больше вреда.

— Думаю, они слишком глупы, чтобы понять, насколько их дело швах, — сказал Вэн.

— Ты, может, и прав, — кивнул Джерин. — Но солдату так даже спокойней, если ты понимаешь, о чем я.

Фердулф продолжал парить над южанами и, неожиданно пикируя вниз, наводить на них ужас. Как и прежде, стрелы не попадали в него. Он взмывал вверх и камнем падал на лошадей, снова взмывал и снова падал. Вот он опять устремился ввысь, но вместо того, чтобы спикировать, полетел к Лису.

— Тревога! — крикнул маленький полубог, указывая на юго-запад. — Тревога!

— Что там такое? — строго вопросил Лис, сетуя, что Фердулф ничего толком не объясняет.

И лучше не объяснял бы.

— Там еще одна имперская армия, — запричитал Фердулф. — Такая же большая, как эта, а может, и больше. Она движется прямо к нам. Нас прихлопнут.

— Ну вот, теперь понятно, почему имперские не запаниковали, когда мы их окружили, — заметил с удивительным спокойствием Дагреф.

— Да уж понятно, — кисло согласился с ним Джерин.

В отличие от Араджиса полководец, командовавший присланным из империи подкреплением, видимо, знал толк в настоящей стратегии. Он сделал из дважды побитого войска приманку, не сомневаясь, что северяне набросятся на нее, словно изголодавшийся длиннозуб на добычу, за что потом и поплатятся.

Фердулф кружил перед носом Джерина, словно огромный розовый слепень.

— Что ты предпримешь? — верещал он. — Что мы предпримем?

— Будем получать по заслугам, вот что, — ответил Вэн.

Фердулф заверещал снова, на этот раз растеряв все слова.

— Ну, разумеется, — подтвердил Джерин, и Фердулф завизжал уже на него.

Не обращая внимания на его визг, Лис продолжил:

— Единственный вопрос сейчас в том, насколько сильно нам достанется. Фердулф, сообщи Араджису то, что ты только что сообщил мне. Он справа, так что ему придется хуже, чем нам.

— Я не хочу лететь к Араджису. — Фердулф выпятил нижнюю губу. — Он противный.

— Отправляйся к Араджису! — взревел Джерин, и Фердулф улетел.

Может быть, даже туда, куда велено, а не дуться, но Лис не поставил бы на то ни гроша.

— Мы должны отступить, — сказал Дагреф.

— Знаю. Но мы не можем. — Джерин поморщился. — Если мы так поступим, то бросим Лучника в бедственном положении.

— А почему бы и нет? — спросил Дагреф. — Он бы нас бросил.

— Мм… не думаю. По крайней мере, не в этом случае, — ответил Джерин. — Если кто-то из нас будет повержен, он или я — все равно, значит, другой останется один на один с целой империей. Мне лично этого не хотелось бы.

— Похоже, ты прав, — нехотя согласился сын.

Джерин так и не понял, сообщил ли Фердулф Араджису о приближении второй вражеской армии. Впрочем, это не имело решающего значения. Араджис вряд ли мог оставаться в неведении. Новый крик «Элабон! Элабон! Элабон!» прорезал гвалт битвы, словно нож плоть.

«Элабон! Элабон! Элабон!»

Окруженные южане ответили тем же боевым кличем.

Как только Араджис понял, что сам оказался в ловушке, а не загнал туда врага, он стал отступать с поля брани, нимало, похоже, не заботясь о том, что станется с его союзником. Лис, чьи чаяния не оправдались, все же умерил свой гнев, обнаружив, что именно Араджис оказался зажатым между двумя имперскими войсками. Большая часть натиска обрушилась на него. А Лис и сам мог выйти из боя, причем без особых проблем.

Что он и сделал. А потом бросил своих людей на южан, каких им с Араджисом удалось окружить, правда, на очень короткое время. Атака заставила их отвлечься от нажима на Лучника. Вэн вздохнул:

— Помогаешь Араджису высвободиться, не так ли?

— У тебя есть идеи получше? — спросил Джерин.

Чужеземец снова вздохнул.

— Нет, но мне бы очень хотелось, чтоб они были. Помогая ему, ты вредишь себе.

— Не дави на мозоль.

Джерин устремил взгляд на другую сторону поля. Кажется, Араджис выходил из битвы, точнее из петли, подобной той, какую они с Лисом (пускай ненадолго) накинули на первых пришлецов из-за Хай Керс. Лис был доволен. Людей Араджиса теперь не отрежут, а следовательно, и не уничтожат. Он, как союзник, сделал, что мог.

— Все, назад! — крикнул Лис своим людям. — Отходим.

Он не знал, насколько рьяно южане станут преследовать его войско. Солдат сейчас у них было достаточно, чтобы гнаться как за ним, так и за Араджисом одновременно. Но преследование шло вяло. Во-первых, парни из-за Хай Керс по-прежнему были сосредоточены на том, чтобы сломить Араджиса, что связывало основные их силы. Во-вторых, большая часть всадников Райвина при отступлении примкнула не к Лучнику, а к своему сюзерену. А экипажи имперских колесниц весьма настороженно относились к конным отрядам, чьи отвлекающие маневры и контрудары, казалось, всерьез их пугали и заставляли ослаблять натиск.

Сам Райвин подъехал к Джерину с обеспокоенным выражением на лице.

— Надеюсь, вино в сохранности, лорд король? — спросил он.

— В данный момент меня это не очень заботит, — ответил вежливо Джерин, вместо того чтобы сразу вылезти из колесницы, подобрать самый увесистый камень и запустить им Райвину в голову. — Меня гораздо больше волнуют наши остальные запасы. Большинство из них находилось в повозках на той стороне поля, где дрался Араджис. Если мы останемся без хлеба, колбасы, сыра и прочего, нам, чтобы не умереть с голоду, придется грабить местных крестьян.

— Вино тоже важная вещь, — настаивал Райвин, — поскольку, как ты сам говорил, оно является нашим лучшим средством связи с Мавриксом, который может оказать нам божественную поддержку.

— Не велика надежда, — сказал Джерин, однако в замечании Райвина было достаточно логики, чтобы уберечь его от все еще висящей в воздухе оплеухи. Джерин вздохнул. — Хорошо, Райвин, пусть будет по-твоему. Проследи за сохранностью бурдюков. А теперь все же позволь мне заняться нашим отходом.

Райвин отсалютовал.

— Слушаюсь, лорд король. — В глазах его мелькнул огонек. — А я слушаюсь лишь тогда, когда мне этого хочется.

И он ускакал, прежде чем Джерин успел стереть его в порошок.

Единственное, что радовало Лиса, это боевой дух его людей, чья собранность и решимость позволили ему отступать почти так же слаженно, как несколько ранее отступали южане. Пусть его линии по аккуратности не шли в сравнение с линиями имперских солдат, но эти солдаты не наседали на него столь же напористо, как наседал на них он, что уравнивало баланс. И как тем удалось отделаться от преследования, так это удалось и ему.

— Куда теперь? — спросил Вэн. — И что теперь?

Весьма уместные вопросы. Джерин решил поначалу дать ответ на второй. Не потому, что знал, что ответить, а как раз потому, что не знал.

— Не имею ни малейшего представления, «что теперь», и лишь надеюсь отступить наилучшим образом, чтобы южанам осталось с кем воевать после проигранного нами сражения. Нужно сперва посмотреть, в каком мы состоянии… и в каком состоянии люди Араджиса… и позволит ли империя нам с ним воссоединиться. Может, я вообще отрекусь от королевского звания и снова стану бароном.

— Ты пойдешь на это, отец? — спросил Дагреф с некоторым волнением в голосе, вполне, кстати, понятным: если Джерин не останется королем, то и он, Дагреф, никогда им не станет.

— Я бы пошел, если бы не думал, что империя распнет меня на кресте за то, что я присвоил себе статус, на который, по ее мнению, не имел права, — ответил Лис. — Хотя мне лично, клянусь богами, все равно как называться. Король или просто барон — большой разницы нет. Главное, занимать положение, не зависящее от чьей-либо воли. Однако не думаю, что его узурпаторское величество, Кребиг Первый смирится с тем, что кто-то из окружающих осмеливается от него не зависеть, поэтому лучше уж я продолжу войну.

— Так оно и бывает, — согласился Вэн. — Ты продолжаешь стоять, пока тебя не собьют с ног, причем так, что тебе уже не подняться. — Он огляделся вокруг. — Но мы все еще на ногах. И потому я повторяю свой первый вопрос. Куда мы теперь?

— На северо-восток, туда, куда мы и движемся, — не задумываясь ответил Джерин. — Там столько крупных поселков, чуть ли не городков, где фермеры явно выращивают больше, чем могут съесть сами. Если уж грабить местное население, то без хлопот и с выгодой для себя.

— Золотые слова, — закивал чужеземец.

— Кроме того, — продолжал Джерин, — даже если забыть о наших заморочках с провизией, следует помнить, что в некоторых из таких городишек существуют таверны. И сегодня же вечером я собираюсь отведать нечто лучшее, чем вода.

Но недостаточно лучшее, если послушать Райвина, — заметил Вэн.

— Если слушать Райвина, то можно услышать о многих вещах, которых в реальности не существует, — ответил Джерин. — Или о тех, что могли бы в ней быть, но едва ли имеются. Или о прорве реальных вещей, которые в данный момент для тебя не важны. Не стану отрицать, иногда во всем этом попадается что-нибудь стоящее. Но порой слишком хлопотно отделять зерно от мякины.

— Ты прав. — Вэн громогласно расхохотался. Но потом его грубое лицо помрачнело. — Я не видел Маеву с начала боя. Она не попадалась тебе на глаза, капитан?

— Нет, — ответил Джерин.

Ему не понравилось, как Вэн взглянул на него. Будто могильщик, снимающий мерку с клиента.

Но тут в разговор вмешался Дагреф:

— Она, как и мы, отступает. Я видел ее на левом фланге, когда мы стояли лицом к имперской армии. Полагаю, сейчас она справа, поскольку мы развернулись. Маева, видимо, была в той группе всадников, что зашла глубже всех в тыл первой неприятельской армии до того, как вторая заставила нас отступить.

— Ага, значит, вот она где, — сказал Вэн, и лицо его прояснилось.

— Она действительно твоя дочь, если в бою всегда среди первых, — заметил Джерин, которому тоже значительно полегчало.

— Это верно! — Теперь Вэн выглядел гордым и озадаченным одновременно. — Кто мог подумать, что именно дочь пойдет в меня… и так сильно? Я никогда даже не допускал такой мысли.

Дагреф оглянулся через плечо.

— Если не возражаете, я скажу, что напрасно не допускали. Маева упражнялась с луком, мечом и копьем с тех самых пор, как обрела способность держать их в руках. И, продолжая тренироваться, достигла того мастерства, которым сейчас обладает. Зачем бы ей все это было нужно, если бы она не собиралась однажды применить наработанный навык в бою?

— Когда ты вот так ставишь вопрос, парень, у меня нет достойного ответа, — признал чужеземец со вздохом. — Наверное, я считал это ребячеством с ее стороны… ну, думал, что она бросит все это, когда разовьется и займется всякими женскими штучками.

— Этого не случилось, — констатировал Дагреф. — Если бы вы обращали на нее больше внимания, то наверняка заметили бы, что она развилась еще год назад, но вовсе не забросила тренировки. Вообще-то, она даже стала упражняться еще усердней, чем раньше.

— Правда? — Вэн, кажется, был удивлен. Возможно, не столько услышанным, сколько напористостью сына Лиса. — Ты, похоже, внимательно наблюдал за ней, а?

— Ну, разумеется, — ответил Дагреф, — Я ведь и сам, знаете ли, немало тренировался. А если бы я не замечал, что делают окружающие, от меня было бы мало толку, не так ли?

Вэн что-то промычал и умолк. Возможно, Дагрефу удалось его успокоить. Ведь он говорил очень доказательно. Словно бы даже сам веря в свои слова. За многие годы Джерин повидал немало людей, которые могли убедить и окружающих, и себя в чем угодно, включая то, чего нет, не было и не будет.

Он задумчиво покачал головой. Дагреф скорее пытался кое-что скрыть от Вэна, а вовсе не от себя самого. Ведь этот шельмец поглядывал на Маеву именно как на Маеву, а вовсе не потому, что она усиленно упражнялась. Да и сама Маева уже давненько поглядывает на Дагрефа, так что… скучать не приходится, нет.

Солнце клонилось к западной стороне горизонта. Имперские передовые отряды перестали изводить арьергард армии Лиса и оттянулись к своим. Не думалось, что южане предпримут сегодня что-либо еще, но… но кому думалось, что они перебросят через Хай Керс вторую армию? Если бы Араджис был поскромней в своем стремлении к первенству и отдал бы Лису правый фланг вместо левого, ему бы сейчас отступалось значительно легче, а Лису пришлось бы отбиваться от двух наседающих на него войск. Интересно, сожалеет ли сейчас о своем решении Лучник?

Впереди завиднелся один из «почти городков», что ближе к Хай Керс встречались все чаще. В паре полетов стрелы от селения Джерин приказал своим людям остановиться. Он не беспокоился о том, чем их накормить сегодняшним вечером. У большинства остались собственные запасы. Хлеб, колбаса, а те, у кого этого нет, чем-нибудь разживутся.

Однако ночных духов следовало угостить, и он вместе с Дагрефом пошел в поселок. Вэн остался в лагере, чтобы поговорить с Маевой, которую в этот раз даже не царапнуло. Дагреф тоже хотел остаться и поболтать с ней, но хмурый взгляд Вэна убедил его пойти с отцом.

Шагая к селению, Джерин сомневался, есть ли там кто-нибудь вообще. По этой местности прокатило на юг его войско, а до него дважды проследовала имперская армия. Но к немалому своему облегчению, он вскоре обнаружил, что здешние жители, даже если где-то и спрятались, завидев приближающихся солдат, уже успели вернуться обратно. Кроме того, как выяснилось, они вполне охотно согласились продать ему пару овец.

— Как вам удалось уберечь их от реквизиций? — спросил Лис у человека, с каким он сторговался.

— О, мы выкрутились, — ответил тот.

Эта короткая фраза как нельзя более верно обрисовывала суть отношений простого люда со знатью и воинами. Из поколения в поколение крестьяне при всей своей незащищенности всегда умудрялись как-то сводить концы с концами и все преодолевать.

Восхищенный немногословием и невозмутимостью стоящего перед ним селянина, Джерин сказал:

— Знаешь, пойдем-ка в какую-нибудь в таверну, выпьешь там кружку эля со мной и с моим сыном.

— Ловлю вас на слове, — улыбнулся крестьянин и привел Лиса и Дагрефа в таверну, не слишком чистую, но и не слишком грязную. — Три эля, — велел он женщине, которая, судя по виду, была хозяйкой заведения, и указал на Джерина: — Этот малый платит.

Та кивнула и наполнила кружки. Возраста она была среднего, коричневые, начинающие уже седеть волосы были убраны с бледного лица и стянуты сзади узлом. Полумрак, царивший в таверне, мешал разобрать, какого у нее цвета глаза.

Хозяйка принесла кружки туда, где сидели Лис, его сын и крестьянин, но все не ставила их на стол, пока Лис не выложил деньги. Тогда она еще раз кивнула и сказала:

— Что ж, угощайтесь.

Джерин вскинул голову так резко, что Дагреф и крестьянин в недоумении уставились на него. Он узнал голос.

А глаза ее были зелеными. Он их не видел, но он это знал. Хриплым голосом он произнес:

— Элис?