Когда Джерин пришел за лошадьми, они были вычищены скребницей до блеска и уже запряжены в повозку. Он дал на чай конюху со словами:

— Ты сделал больше, чем должен.

— Господин, я не заслуживаю вашей щедрости, — ответил парень, но предложенную монету все-таки взял.

Раньше, когда Джерин приезжал в храм Сивиллы, пространство вокруг обнесенного забором внешнего двора его было забито повозками, колесницами и пешим людом. Каждому не терпелось побыстрее задать пророчице Байтона свой вопрос. И единственным способом попасть к ней без промедления, а иногда вообще удостоиться посещения был подкуп одного из евнухов, служителей храма.

Лис подготовился к этому, прицепив к поясу два средней тяжести кошелька. В одном покоилось пожертвование святилищу, в другом — подношение провожатому в оное (хотя о последнем прилюдно не упоминалось).

Вскоре выяснилось, что Джерину удастся сохранить часть своих денег. Когда они подъехали к мраморной стене, окружающей храм, у ворот ожидала приема лишь горстка посетителей. Чуть позже за Лисом и Вэном встали еще несколько. Вместо привычного орущего и ругающегося балагана соискатели божественных откровений образовали аккуратную очередь.

Вэн тоже смекнул, чем это обернется.

— Посмотрим теперь, как этим бурдюкам удастся хоть что-то из кого-нибудь выжать помимо причитающегося храму дара, — весело произнес он.

Надо отдать им должное, жрецы даже и не пытались. Они принимали просителей группами, в порядке очереди, уводя их животных туда, где за ними присматривали, пока хозяева общались с Сивиллой. Все шло как по маслу. Джерину оставалось лишь сожалеть, что не все его прежние посещения храма складывались так гладко. А еще он сожалел о причине, вынудившей его сюда приехать.

Пухлый безбородый молодой человек в блестящих, расшитых золотом одеждах приблизился к повозке. Поклонившись Джерину и Вэну, он сказал:

— Господа, вы можете звать меня Кинифором. Я провожу вас к Сивилле и выведу обратно после того, как бог поговорит с вами через нее. — У него был приятный, почти медовый голос, не совсем мужской, но и не женский.

Каждый раз, оказываясь рядом с евнухами, Джерин невольно ощущал свое превосходство, но поскольку те не были повинны в своем увечье, он изо всех сил старался это скрыть. Он сунул пухлый кожаный кошелек в такую же пухлую руку Кинифора и сказал:

— Это на содержание вашего святилища.

Евнух взвесил кошелек на ладони. Не только чтобы оценить его тяжесть, но и послушать волшебный звон серебра.

— Вы очень щедры, — сказал он.

Было видно, что он весьма доволен, несмотря на то, что деньги предназначались совсем не ему. Интересно, подумал Джерин, сколько из этих монет достанется непосредственно монастырю. Жрец меж тем, ничуть не смущаясь, продолжал:

— Пожалуйста, сойдите с повозки и следуйте за мной в храм.

Когда Джерин с Вэном спустились на землю, к ним подошел еще один служитель, одетый уже намного проще, и увел их лошадей. Путешественники последовали за Кинифором и вскоре оказались еще в одном дворе, окружавшем сам храм. Первое, что увидел Лис, был обнаженный труп, выставленный на всеобщее обозрение и покрытый страшными ранами. Он ткнул в него пальцем.

— Очередной несостоявшийся вор, пытавшийся ограбить храм?

— Именно. — Кинифор бросил на него любопытный взгляд. — Судя по тому, что вы не очень удивлены, вам и раньше приходилось видеть тех, кого за злые намерения покарал Байтон?

— По крайней мере одного, — ответил Джерин. — Однако, учитывая тот хаос, что поглотил северные земли с тех пор, как мне довелось в последний раз побывать здесь, я не был уверен, что ваш бог по-прежнему защищает свои сокровища от тех, кто на них посягает.

— Это владения Байтона на земле, — ответил Кинифор потрясенно. — Если он не проявит свою силу здесь, то где же еще он сможет тогда утвердиться?

«Возможно, нигде», — мысленно произнес Джерин. Когда элабонцы завоевали северные земли, они включили Байтона в собственный пантеон, сделав его сыном Даяуса. Но трокмуа идут со своими богами, и им совершенно нет дела до тех, что обитали здесь раньше. Если они одержат верх, Байтон вполне может остаться без приверженцев.

Вэн бросил оценивающий взгляд на множество разнообразных диковин, выставленных вокруг. Тут были и статуи из золота и слоновой кости, и другие — из мрамора, выкрашенного в естественные цвета, а также из зеленеющей бронзы. И котлы, и чаши на золоченых треножниках, и штабеля золотых слитков, чьи маслянисто посверкивающие грани отражали солнечные лучи.

Чужеземец тихонько присвистнул.

— Я уже решил было, что мои воспоминания после прошлого посещения подводят меня, но нет. Здесь действительно целая куча добра, за которой вашему богу нужно хорошенько присматривать, а, жрец?

— Пока что Прозорливый прекрасно с этим справлялся. — Кинифор изобразил одной рукой жест благословения. — Да пребудет так вечно.

Беломраморный храм, где располагался вход в пещеру Сивиллы, был выполнен в смешанном ситонийско-элабонском стиле. Его возвели по велению Орена Строителя, желавшего снискать расположение служителей Байтона и самого бога. Это произошло почти сразу после того, как Элабон подчинил себе северный край. Изумительное строение, изящно-простое снаружи и богато отделанное внутри, было воистину великолепным, целиком и полностью отвечая своему назначению.

На первый взгляд совсем неуместным среди всего этого сверкающего камня, отполированного дерева и драгоценных металлов выглядел идол Байтона, возвышавшийся возле расселины в голой скале, уводившей под землю, где вещала Сивилла. Храм являлся памятником элабонской цивилизации в самых лучших ее проявлениях, то есть всему тому, что Джерин с немалым усердием старался хоть как-то привнести на свои земли, а вот идол… он был… был… ни на что не похожим.

Как и в прошлое свое посещение, Лис попытался представить себе возраст этого абсолютно черного прямоугольного базальтового столба. Как и в прошлый раз, ему это не удалось. Столб не являлся реалистичным изображением бога, заботливо высеченным каким-нибудь ситонийским скульптором или элабонским ваятелем, проведшим в Кортисе многие годы. Единственным намеком на принадлежность к чему-либо человеческому в этой созданной чуть ли не самой природой колонне были грубо высеченные глаза и торчащий фаллос. Однако, окутанный аурой глубокой древности, этот идол производил не меньшее впечатление, чем гладко отшлифованные творения каменотесов.

— Присаживайтесь, господа, — сказал Кинифор, махнув рукой в сторону скамей, стоявших рядами перед базальтовым идолом, — и помолитесь, чтобы взгляд владыки Байтона проник в самое сердце ваших тревог, какова бы ни была их причина.

Евнух сел рядом с Джерином, склонил голову и забормотал молитву, обращенную к богу. Лис тоже стал молиться, хотя не был уверен, что Байтон всем им так уж внемлет. Некоторые боги, как, например, Маврикс, казалось, прислушивались к каждому шепоту, обращенному к ним, а не то что к молениям. Другие же, как Даяус на небесах, были более удалены от людей. Лис не знал, какое место в этом ряду занимал Байтон, но решил все же не рисковать.

Едва закончив молитву, он взглянул на колонну. На мгновение ему показалось, будто карие глаза — едва различимые царапины на базальте — ответили на его взор. Он слегка вздрогнул. В прошлое свое посещение храма у него возникло такое же странное ощущение. Возможно, власть Байтона простиралась и не очень далеко, зато здесь, в сердце его владений, она была необычайно сильна.

Немного запыхавшись, из расщелины, ведущей в покои Сивиллы, выбрался упитанный евнух. За ним следовал седой элабонец с задумчивым выражением на лице. Кивнув Джерину, он вышел из храма и отправился за своей упряжкой.

— Теперь нам ничто не мешает испросить мудрого совета у Байтона через его Сивиллу, — сказал Кинифор. — Будьте любезны следовать за мной, и осторожней на спуске.

В прошлый свой визит к Сивилле Джерину пришлось сражаться не на жизнь, а на смерть с несколькими трокмуа, которым не понравилось услышанное от прорицательницы. Он посмотрел на пол, не осталось ли до сих пор пятен крови в трещинах между кубиками мозаики, и, ничего не увидев, остался доволен.

Кинифор шагнул в зев пещеры. Джерин ступил за ним. Темнота, разрываемая лишь огнями редких факелов, поглотила его. Под землей было прохладно и даже чуть влажновато по сравнению с удушающей жарой наверху, а в лицо все время дул ветерок, не дававший воздуху застояться.

Тень Кинифора, его собственная и Вэна дергались и трепетали в свете пляшущих языков пламени, напоминая обезумевших птиц. Дрожащие блики вырывали из темноты кусочки горного хрусталя, а быть может, и драгоценных камней, выступающих из каменных стен. Одно такое вкрапление вспыхнуло ярко-красным цветом, напоминающим кровь.

— Это был рубин? — спросил Джерин.

— Возможно, — ответил Кинифор. — Байтон привел нас к множеству подземных сокровищ.

— Вас привел к ним ваш бог или ваша алчность? — уточнил Вэн.

Кинифор что-то возмущенно пробормотал. Чужеземца рассмешило недовольство жреца. Как раз в это время они подошли к одному из боковых ответвлений пещеры, вход в который наглухо перекрывала кирпичная кладка.

— А как насчет этого? Разве вам не пришлось запечатать проход лишь потому, что ваше любопытство взбудоражило то, что лучше было бы оставить в покое?

— Да, верно, — неохотно признал Кинифор, — но это случилось давным-давно, когда мы еще только знакомились с устройством этой пещеры. Кирпичи могут о многом рассказать тем, кому внятна их речь.

Джерину она была внятна. Эти кирпичи не были плоскими со всех сторон. Они выпячивались, особенно вверх, словно подсушенные караваи. Впервые их стали лепить в Кидзуватне, в очень давние времена, примерно тогда, когда люди впервые начали строить города, научились читать, писать и обрабатывать бронзу. Он долго и пристально смотрел на кирпичи. Не могли же они и вправду быть такими древними… или все же?

В результате осмотра ему в голову закралась побочная мысль. Такие кирпичи пробыли на вооружении мастеров Кидзуватны недолго. Чтобы более-менее скрепить эти выпуклые лепешки между собой, требовалась уйма известкового раствора, много больше, чем для их плоских собратьев. Часть этой извести, покрывавшей столь древнюю кладку одному Байтону ведомо, сколько столетий, потрескалась, и на каменном полу пещеры валялись маленькие отколовшиеся кусочки.

Лис, нахмурившись, на них показал.

— Насколько я помню, в прошлое мое посещение ваша стена вроде бы не разваливалась.

— Надо же, — вытаращил глаза Кинифор. — Я как-то не обращал на это внимания. Ладно, в тот день, когда посетителей вовсе не будет, придется послать сюда артель каменщиков. Чтобы они восстановили то, что разрушило время. — Его смех был плавным и тягучим, словно низкие ноты флейты. — Если эта преграда сумела сдержать натиск того, что скрывается за ней столько лет, думаю, пара дней задержки не сыграет особой роли.

— Но… — Джерин прикусил язык.

Евнух, наверное, прав. И все же разрушения как-то не походили на результат медленного воздействия времени. А вдруг Кинифор ошибается и это случилось недавно?

Подземный коридор, извиваясь, уходил все глубже под землю. Кинифор провел Джерина и Вэна мимо других искусственных стен, тоже охраняемых защитными заклинаниями. Несколько раз Лис снова обнаруживал под ногами отколовшиеся кусочки извести. Он мог поклясться, что во время последнего его визита к Сивилле их там не было, но решил больше об этом не заговаривать. Кинифор явно не хотел слышать то, что ему собирались сказать.

Жрец поднял руку, призывая своих подопечных остановиться. Он заглянул в пещеру, открывавшуюся впереди, и кивнул.

— Господа, проходите. Вы хотели бы задать вопрос Сивилле наедине?

За эту возможность Джерину пришлось бы выложить взятку. Он помотал головой.

— Нет, вы можете послушать, о чем мы спрашиваем Сивиллу и что она скажет в ответ. Здесь нет большой тайны.

— Как скажете, — Кинифор помрачнел. Большинство посетителей, считавших свой вопрос очень важным, также полагало, что его никто не должен слышать, кроме Байтона и его оракула на земле. В свой прошлый визит Джерин держался такого же мнения. Однако теперь он не возражал против того, чтобы служитель бога тоже узнал о судьбе его сына.

Кинифор отошел в сторону, пропуская Джерина и Вэна в подземную обитель Сивиллы. Как и раньше, Джерин с восхищением взглянул на занимаемый ею трон. Огромный, мириадами перламутровых бликов отражающий свет факелов, он, казалось, был высечен из одной большой черной жемчужины. От мысли, каких размеров должна быть устрица, способная такую жемчужину породить, у него закружилась голова.

— Сивилла и впрямь новая, — пробормотал Вэн едва слышно.

Джерин кивнул. Вместо сморщенной древней карги, с которой он имел счастье дважды видеться в прошлом, на троне сидела привлекательная женщина лет двадцати пяти. В простом белом льняном платье, которое застегивалось на левом плече и доходило ей до середины лодыжек. Она вежливо кивнула, сначала Кинифору, затем тем, кто пришел задать ей вопрос.

Но тон пророчицы мало чем отличался от тона прежней Сивиллы.

— Подойдите поближе, юноши, — обратилась она к Джерину с Вэном мелодичным контральто, но в нем звучала властность, характерная не для женщин ее возраста, а для древних, умудренных опытом старцев. Хотя оба, и северный лорд, и чужеземец, были старше пророчицы по годам, они являлись даже не просто юношами, а мальчишками по сравнению с той божественной силой, которую она олицетворяла. Джерин подчинился не задумываясь, хотя предпочел бы опять переговорить со старухой.

Старуха на этом троне казалась ему более естественным существом, а новая молодая Сивилла невольно заставляла задуматься о той жизни, которая была ей уготована. Роль оракула Байтона на земле, несомненно, подвигла ее связать себя обетом пожизненного безбрачия. Ей теперь не позволят даже прикоснуться к живому мужчине. Она будет сидеть глубоко под землей день за днем, год за годом. А бог будет снова и снова через нее вещать что-то людям. Ее единственным обществом (он решил, вернее, предположил, что, когда нет посетителей, затворницу все-таки выпускают наверх отдышаться) будут евнухи и, возможно, служанки. Так вот она и скоротает весь ей отпущенный век.

Он передернулся. В его представлении это было скорее божественной карой, чем наградой.

— Что вы хотите узнать у моего господина Байтона? — спросила Сивилла.

Джерин размышлял над тем, что ей сказать, на протяжении всей поездки из Лисьей крепости в Айкос. Невразумительность вопроса запросто могла породить невразумительность прорицания. Это при том, что Байтон вообще славился умением даже на голом месте наводить тень на плетень. Сделав глубокий вдох, Джерин произнес:

— Жив ли мой сын и здоров ли, и если да, то когда и где мы воссоединимся?

— По-моему, это два вопроса, — неодобрительно заметил Кинифор.

— Пусть бог сам рассудит, — отозвался Джерин, на что жрец недовольно кивнул.

Байтон, очевидно, счел вопрос приемлемым. Молодая Сивилла впала в транс, причем более сильный, чем бывал некогда у старухи. Глаза ее закатились. Попирая все представления о стыдливости, она извивалась на троне. Когда же заговорила, то уже не своим глубоким контральто, а тем ввергающим в трепет густым баритоном, которым вещала ее предшественница, — голосом Байтона.

Бог покинул тело предсказательницы так же неожиданно, как и вселился в него. Она, потеряв сознание, повисла на подлокотнике трона.

— Пришельцы, — сказал Кинифор, — владыка Байтон ответил вам. Теперь вы должны покинуть помещение, чтобы Сивилла могла оправиться и подготовиться к приему следующих посетителей.

— Но ведь Сивилла… или Байтон, если угодно… почти ничего не ответили на мой вопрос, — запротестовал Джерин. — Большая часть пророчества относилась к вашей области, насколько я понял, а отнюдь не ко мне.

— Ни так, ни этак, — ответил Кинифор. — Бог изрекает то, что считает нужным, а вовсе не то, чего от него ожидают. Кто ты такой, смертный, чтобы усомниться в его мудрости и величии?

На это слов у Джерина не нашлось. Его охватило разочарование. Вопрос, который в последнее время столь остро заботил его, так и остался без ответа. Все же он постарался найти в словах Байтона хоть какое-то утешение, ведь ему, как-никак, велено не тревожиться. Но не потому ли, что Дарен уже мертв и беспокоиться теперь не о чем? Стал бы Байтон называть по имени мертвого, тем более что Джерин не говорил, как зовут сына? Кто может знать, что на уме у богов? Лис изо всех сил старался уцепиться за хоть какую-то толику определенности, Но та все равно от него ускользнула. В отчаянии он повернулся к выходу.

Тем временем, указав на Сивиллу, все еще остававшуюся без сознания, Вэн спросил:

— Разве девушка не должна уже прийти в себя? Вы ведь не пускаете сюда людей, когда она в таком состоянии. Почти при смерти.

Кинифор открыл было рот, возможно, собираясь произнести нечто ободряющее, но предварительно решил все-таки взглянуть на Сивиллу. Неестественно гладкую кожу его лица прорезала морщина, он нахмурился.

— Это… как-то странно, — признал он. — Она должна бы уже очнуться и, если служитель здесь, спросить у него, что сказал ее устами бог.

Джерин хотел подойти к пророчице, но вовремя вспомнил, на каких условиях она служит Байтону. Любое его прикосновение, даже из самых благих побуждений, бесповоротно ее осквернит. А что, если последняя строка прорицания именно это имеет в виду, спросил он себя. Но затем решил, что сейчас нечего о том думать, раз бедняжка лежит без сознания. И спросил Кинифора:

— Если хочешь, мы можем сами вернуться обратно, пока ты приглядываешь за ней.

С таким же успехом он мог бы предложить сжечь святыню дотла.

— Это недопустимо! — воскликнул, задыхаясь, священник. — Во-первых, вы вполне можете заблудиться, свернуть не туда, и вас никогда не найдут. Во-вторых, некоторые из коридоров ведут к сокровищам, которые не выставлены снаружи. Только те, кто непосредственно связан с культом Байтона, могут их лицезреть.

— Мне известно, что Байтон делает с теми, кто пытается его обокрасть, — возразил Джерин.

Но Кинифор замотал головой, причем так неистово, что затряслись его пухлые щеки.

Вэн, как обычно, перешел прямо к делу:

— Ну и что же тогда делать с девчонкой?

Кинифор подошел к ней, поднес руку к ее носу, ко рту, чтобы убедиться, что она дышит, пощупал пульс.

— Не думаю, что она скончается в ближайшее время. Давайте я провожу вас наверх, а после этого мы незамедлительно окажем ей помощь.

— Хо! — воскликнул Вэн. — Кажется, вы тут больше волнуетесь за золото и безделушки Байтона, чем за жизнь вашей Сивиллы.

Кинифор ответил на это оскорбленным молчанием, что убедило Джерина в правоте друга. Но здесь распоряжался жрец, а не они, поэтому он позволил евнуху вывести себя из покоев Сивиллы и проводить обратно наверх, в храм. Все еще ворча и оглядываясь через плечо, Вэн неохотно плелся за ними.

Нужно отдать должное Кинифору: он так поспешно перемещал свое тучное тело по каменному проходу, что в конце концов, тяжело дыша, высунул язык. Как собака после долгого бега. На удивление, скоро впереди забрезжил свет, источником которого были вовсе не факелы, хотя фигура священника почти загородила его, когда он вылезал из расселины. Джерин выбрался на поверхность сразу после него, моргая, пока его глаза вновь не привыкли к дневному свету.

— Наконец-то, — проворчал крепкого вида малый, с нетерпением дождавшийся своей очереди. — Веди меня вниз, священник, хватит мешкать.

— Боюсь, это невозможно, сэр, — ответил Кинифор. — Сивилла, похоже, занемогла и не в силах отвечать на вопросы. По крайней мере, какое-то время.

Услышав это, остальные жрецы испуганно заголосили. Они бросились к Кинифору, чтобы выяснить, что произошло. Он вкратце объяснил. Двое служителей Байтона поспешно направились ко входу в пещеру.

— Если она до сих пор не пришла в себя, мы вынесем ее наружу, — сказал один из них, исчезая в дыре.

Элабонский воин, чье посещение было отложено, вскричал:

— Это безобразие! — Когда же никто не обратил на него внимания, он принялся выкрикивать более грубые вещи. Лицо его приняло цвет листьев осеннего клена.

Джерин взглянул на него поверх своего длинного прямого носа.

— Знаете, кого вы мне напоминаете, сударь? — холодно спросил он. — Вы напоминаете мне моего четырехлетнего сына, который начинает биться в истерике, когда я запрещаю ему лакомиться перед едой засахаренной в меду черникой.

— Да кто ты такой, тысяча чертей, чтобы разговаривать со мной в таком тоне? — вспылил незнакомец, хватаясь за рукоять меча.

— Я — Джерин Лис, принц Севера, — ответил Джерин, повторяя его жест, правда, левой рукой. — Радуйся, что я не знаю твоего имени, да и не хочу его знать.

Краснолицый малый нахмурился, но не отступил. Неужели мне придется обнажить меч в святилище Байтона дважды, недоуменно спрашивал себя Джерин. В храме имелась стража, но она находилась снаружи, оберегая сокровища внутреннего двора и следя за посетителями, у которых, несмотря на гнев Байтона, могли зачесаться руки.

И тут кто-то, входивший в храм, воскликнул:

— Любой, кто собирается драться с Джерином Лисом, особенно когда с ним Вэн Крепкая Рука, глупец. Хотя ты, малый, и ведешь себя как глупец, так что ничего удивительного я в этом не вижу.

Разгневанный элабонец резко развернулся.

— Да что тебе известно об этих типах, ты, старый хорек, сующий нос в чужие дела? — огрызнулся он гневно.

Очевидно, ему сейчас было уже все равно, сколько врагов возьмут его в оборот.

Вновь прибывший направился прямо к скандалисту. Это был высокий худощавый человек лет сорока, с высоко поднятым подбородком, гордым орлиным носом и темными холодными глазами, напомнившими Джерину глаза ястреба. Он сказал:

— Я сам был бы глупцом, если бы ничего не знал о Джерине Лисе. Я — великий князь Араджис, по прозвищу Лучник.

Гневный румянец сошел с лица нетерпеливого воина, осознавшего, что он оказался между двумя могущественнейшими в северных землях людьми. Выругавшись сквозь зубы напоследок, задира, громко топая, покинул храм. При этом он все же позаботился обогнуть сторонкой Араджиса, неколебимо стоявшего у него на дороге.

— Рад встрече, — сказал Джерин.

Они с Араджисом хоть и были противниками, но никогда открыто не враждовали.

— Взаимно, — ответил Араджис. Он пристально взглянул на Лиса. — Мне следовало бы догадаться, что я встречу тебя здесь. Приехал узнать о своем сыне, не так ли?

— Йо, — ответил Джерин холодно. — А ты?

— По личному делу, — сказал Араджис.

— До которого мне не должно быть дела, — предположил Джерин.

Араджис кивнул, но лишь раз. Он не любил лишних движений.

— Пусть будет так, — продолжал Лис. — Но какой бы вопрос ты ни собирался задать Сивилле, она не сможет ответить тебе на него, так же как и этому говорливому разбойнику.

— Почему? — с подозрением спросил Араджис.

Мысль о том, что Лису известно нечто, чего не знает он, казалась ему оскорбительной.

Не успел Джерин ответить, как из пещеры выбрались два священника. Те, что отправились посмотреть, как чувствует себя Сивилла. Ее они, собственно, и несли. Лицо девушки было абсолютно белым, а руки безжизненно свисали, едва не касаясь земли.

— Она жива? — крикнул им Джерин встревоженно.

— Да, милорд, — ответил один из евнухов. — Но, поскольку она не приходит в себя, мы решили отнести ее к ней в покои. — Он мотнул головой, показывая куда. — По крайней мере, в своей постели ей будет лучше, чем в подземелье. Не сомневаюсь, однако, что лорд Байтон поможет ей оправиться.

К сожалению, его последние слова были скорее похожи на предположение, чем на утверждение.

— Зачем Байтону об этом беспокоиться? — спросил Вэн, как всегда без обиняков. — Там внизу он говорил так, будто не собирается больше ни с кем общаться.

— Что за ерунду вы несете, сэр? Перестаньте богохульствовать! — возмутился жрец.

Он взглянул на Кинифора, слышавшего последнее прорицание, ища поддержки.

Евнух, сопровождавший Джерина и Вэна, издал губами странный гнусавый звук, похожий на фырканье лошади. И заговорил, медленно подбирая слова:

— Пророчество Байтона можно истолковать и так. Однако другие истолкования представляются мне более вероятными.

Даже это невразумительное заключение ввергло двух других евнухов в шок. Кудахча между собой, они потащили из храма все еще пребывавшую в обмороке Сивиллу.

— Боюсь, сегодня с Байтоном больше никто не сможет побеседовать, — сказал Кинифор. — Наверное, следует посоветовать всем прибывшим вернуться в гостиницы, где они остановились, и подождать, пока Сивилла выздоровеет. Мы сообщим вам, как только это случится, и не возьмем с вас никакой новой дани.

— Да, лучше вам этого не делать. — Араджис вложил столько угрозы в эту короткую фразу, сколько Джерин себе и представить не мог. — А если девчонка вдруг умрет, я потребую назад свое серебро.

Евнух скрестил пальцы, отгоняя дурное.

Владыка Байтон не станет призывать к себе двух Сивилл за столь короткий срок, — заявил он, однако его предсказанию, как и заявлению другого жреца, явно недоставало уверенности.

Люди потянулись из храма, что-то бормоча и ворчливо переговариваясь между собой. Кинифор вышел из святилища, чтобы сообщить тем, кто ждал на внутреннем дворе, что их надежды услышать прорицательницу сегодня не оправдаются. Как и те, что находились внутри храма, посетители отреагировали по-разному: кто с любопытством, кто с яростью.

Араджис обратился к Джерину.

— Что же такое ты у нее спросил, что привело ее в такое состояние? Предложил ей выйти за тебя замуж? — грубо съязвил он.

У Джерина в горле заклокотало, и он сделал в сторону оскорбителя шаг. Однако в отличие от того малого, что готов был броситься на него, ему удалось взять себя в руки.

— Я бы ответил тебе, что это не твое собачье дело, — сказал он, — но раз уж ты знаешь, зачем я здесь, то какой смысл? Я задал ей вопрос о том, где мой сын.

— Скверная каша, — сказал Араджис. — Тот негодяй, который ее заварил, возможно, явится ко мне в поисках выгодной сделки. Клянусь Даяусом, в этом случае я распну его на кресте и верну тебе мальчика незамедлительно. Клянусь.

— Если так, я буду твоим должником, — ответил Лис. — Я бы солгал, если бы сказал, что мысль о том, что ты в этом замешан, не приходила мне в голову.

Араджис нахмурился.

— Поскольку каждый из нас в этих краях значит больше, чем остальные, мы кружим друг около друга, словно пара озлобленных псов. Я тоже тебе не доверяю, и тебе это прекрасно известно. Но я бы не пошел на такое и не собираюсь воспользоваться этим случаем, даже если представится такая возможность. А ты бы воспользовался, если бы это был мой сын?

— Думаю, нет, — ответил Джерин.

Араджис ненадолго примолк, затем кивнул. Казалось, кивок был искренним, но Джерин знал, что выражение лица Лучника полностью подчиняется его воле, а не чувствам. Для правителя это важно, о чем Джерин знал тоже. Его собственная мимика была вышколена столь же безупречно.

— Ну что ж, Лучник, — сказал Вэн. — Поскольку ты здесь не для того, чтобы петлять, осторожничать и обводить всех вокруг пальца, почему бы тебе не сказать, что привело тебя в Айкос. Если, конечно, эти сведения не представляют смертельной угрозы для твоих владений.

Пару мгновений Араджис, казалось, пребывал в замешательстве. Джерин и не подозревал, что такое возможно. Затем, после обдумывания слов чужеземца, лицо Лучника приняло обычное твердое выражение. Наконец он произнес:

— Полагаю, это вполне справедливо. Я приехал сюда, потому что мне снились кошмары. Я надеялся… и надеюсь до сих пор… что Сивилла растолкует мне их значение.

— Какие именно? — Любопытство Джерина было так же неистребимо, как смена лунных фаз.

Араджис снова засомневался, возможно, не желая полностью раскрываться перед соперником. Но, поразмыслив еще немного, он пробурчал:

— Если я не могу их понять, то ты, черт возьми, тем более. — Затем, уже более громко, он ответил: — В них было полно всякой жути, чудовищ, называй это как хочешь. Эти твари опустошали мои земли, и не только мои… все северные земли, насколько я мог понять.

Он скорчил гримасу и покачал головой, будто одно упоминание о кошмарах заставило его пережить их вновь.

— Я тоже видел этот сон, — медленно произнес Джерин.

— И я, — подтвердил Вэн.

— И хозяин постоялого двора, где мы остановились, — добавил Джерин. — Мне все это не нравилось, даже пока речь шла лишь о нас с Вэном. Но теперь, когда нас стало четверо… — Он замолчал. — Точнее, четверо, о ком известно… это мне нравится еще меньше.

— Несмотря на все наши противоречия, Лис, здесь я с тобой полностью согласен. — Араджис провел рукой по седеющей бороде от основания до самого ее кончика. — А Сивилла тебе что-нибудь сказала об этом до обморока? В чем заключалось ее пророчество?

— Может, ты еще спросишь, какого размера у него кое-что, раз уж все равно начал копать в чужом огороде? — вмешался Вэн.

Как и большинство мужчин, Араджис казался подростком рядом с великаном. Но он и не подумал проглотить сказанное. Рука его потянулась к мечу. Но прежде, чем Вэн успел выхватить что-либо из своего смертоносного арсенала, Джерин вскинул руку.

— Остановитесь, вы оба, — требовательно сказал он. — Араджис, ты знаешь, в чем заключался мой вопрос. Ответ никак не связан с тобой, поэтому я могу его тебе пересказать, нисколько не опасаясь, что ты им воспользуешься.

И он повторил слова прорицательницы.

Араджис внимательно слушал, все еще потирая подбородок и время от времени дергая себя за бороду. Когда Джерин закончил, знатный лорд недовольно кивнул.

— Йо, это и впрямь не имеет ко мне отношения, а некоторые фразы вполне можно расценить как хорошие вести о Дарене, но как быть с остальным? Неудивительно, что Сивилла так и не очнулась, передав это тебе.

— А не связан ли этот ответ с теми кошмарами, какие нам снились? — тихо произнес Вэн.

Араджис и Джерин взглянули на него. Пальцы обоих, как по команде, скрестились, и оба сделали одинаковый жест, отгоняющий зло.

— Чур, меня, чур, — воскликнул Араджис.

Джерин неистово закивал.

— Если это предзнаменование, — продолжал Вэн, — то никакие крики и трепыхания не помогут.

— Иногда и полевка может извернуться и укусить орла, несущего ее в своих когтях, — возразил Джерин. — Один шанс на тысячу или даже на тысячу тысяч, что она сумеет его поранить и он разожмет свои когти. Но этот шанс все-таки есть. Так и с предзнаменованиями: никогда не знаешь, удастся отвести беду или нет, но стараешься делать, что можешь.

Настал черед Вэна задуматься.

— Возможно, в твоих словах что-то есть. Однако я знаю, как бы я поступил, если бы Сивилла мне так запудрила мозги.

— И как же? — спросил Джерин, уже догадываясь, какой получит ответ.

Он не ошибся.

— Я бы вернулся в гостиницу и поднял немало кубков эля за то, что нам наплевать на всякие там предсказания, на всяких Сивилл и на все прочее.

— Если нам здесь больше нечего ждать, то лучше не мешкая отправиться прямиком в Лисью крепость, — сказал Джерин, сам не вполне уверенный в своих словах.

Вэн взглянул на солнце.

— Ты хочешь отправиться в дорогу незадолго до полудня, чтобы остановиться на ночлег посреди того жуткого леса? Прошу прощения, капитан, но это самая безумная мысль, какая приходила тебе в голову за последнее время.

Джерин гордился умением признавать свои ошибки.

— Ты прав. А раз у ж мы все равно застрянем здесь на ночь, то нет лучшего способа скоротать время, чем хорошенько напиться.

Он с сомнением взглянул на Араджиса. Одно дело вежливо потолковать со своим главным врагом в северных землях, и совсем другое полдня прображничать с ним. Араджис смотрел на него со схожим выражением лица. Лис вдруг осознал, что, хотя они с этим мнимым великим князем и очень разные люди, их положение налагает на них схожую массу забот. Эта мысль привела его в замешательство: раньше он никогда не пытался ставить себя и Лучника на одну ступень.

После непродолжительной, но неловкой паузы Араджис вышел из положения, заявив:

— Дорога к моим землям короче, и если выехать прямо сейчас, то я миную лес задолго до захода солнца. Так что я, пожалуй, отправлюсь сразу на юг.

Он протянул руку. Джерин пожал ее.

— Что бы ни случилось, надеюсь, мы преодолеем это, не пытаясь вырезать друг другу печень, — сказал он, — Единственный, кому будут на руку наши распри, это Адиатанус.

Ястребиный взгляд Араджиса снова насторожился.

— Я слышал, он посылал к тебе своих людей, а ты потом заподозрил, что они выкрали твоего сына. Так ты не вступил с ним в сговор?

— Именно это я и пытаюсь сказать, — ответил Джерин, — Скорее ад выпустит своих грешников, чем я пожму руку трокмэ.

Он ожидал, что Араджис скажет нечто подобное, но тот промолчал. Лишь кивнул, давая понять, что слышал слова Лиса, и отправился за своей колесницей или повозкой, на которой приехал в Айкос.

— Мороженая рыба, — сказал Вэн рассудительно. — Однако с таким лучше не враждовать, если я не ошибаюсь.

— Не ошибаешься, — подтвердил Лис. — Мы встречались всего пару раз, поэтому я не могу в полной мере его оценить, но одно то, как он сколачивал свои владения, говорит само за себя. Кстати, ты слышал, что он сделал после того, как его люди выследили и поймали длиннозуба, таскавшего рогатый скот в одной из его деревень?

— Нет, я как-то это пропустил, — ответил Вэн. — Расскажи!

— Он приказал поставить большой прочный крест, привязал к нему, а потом прибил гвоздями тело животного в назидание остальным зверям, а вернее, людям, которым может прийти в голову шутить с ним.

— М-м. Полагаю, я бы на их месте задумался, — сказал Вэн. — Ладно, давай отправимся вслед за ним и заберем наших лошадей.

Их запряженная повозка стояла под стеной храма, окружавшей его внутренний двор. К счастью, служка низкого ранга, принявший ее у ворот, околачивался рядом, поэтому Джерину не пришлось никому доказывать, что он не собирается красть чужое добро. Забравшись в повозку, Лис указал на стоявшую неподалеку хижину с соломенной крышей.

— Это там обитает Сивилла в свободное от прорицательства время? — спросил он.

— Именно так, дорогой господин, — отвечал служка. Его гладкое лицо выражало тревогу. — Я видел, как ее понесли туда не так давно, а еще до меня дошли слухи, настолько странные, что я не знаю, что и думать. Даже те, кто ее нес, кажется, не вполне понимали, что происходит. Это из-за вас она впала в такой долгий транс?

— Да. Вообще-то она потеряла сознание сразу после предсказания, но не пришла в себя, как это обычно бывает.

Не повторяя пророчества, Джерин рассказал евнуху, что произошло в подземелье.

Уголки губ того опустились еще ниже.

— Всемилостивый Байтон, надеюсь, она скоро очнется! — воскликнул он. — Никогда еще бог не призывал к себе двух Сивилл за такой короткий срок. Поиски новой прорицательницы всегда подрывают жизнь храма.

— Не говоря уже о вознаграждении, которого вы лишаетесь, пока она молчит, — добавил Джерин, вспоминая кошельки с серебром, которые он совал в пухлые руки жрецов.

Но евнух ответил обиженным тоном:

— О деньгах я, кажется, ничего не сказал.

Возможно, он был искренне благочестивым. «Даже такое порой встречается», — подумал Джерин и, хлестнув лошадей, направил повозку в сторону постоялого двора.

Хозяин и главный конюх встретили их у входа.

— Вы почтите мое заведение еще одной ночью своего пребывания? — воодушевленно спросил хозяин и добавил: — Надеюсь, ваш визит к Сивилле прошел успешно? Кажется, в храме был какой-то переполох?

Он, как и все, получал огромное удовольствие от сплетен.

— Не в самом храме, а под ним, — уточнил Вэн.

На этот раз Джерин позволил другу самому поведать о случившемся. Чужеземец умел рассказывать лучше, чем он. Джерин делал это сухо, излагая голые факты, которые должны были говорить сами за себя. Вэн же приукрашивал их и так и сяк, подобно истинному менестрелю.

Когда здоровяк умолк, хозяин зааплодировал, потом поклонился и сказал:

— Уважаемый господин, если вы когда-нибудь устанете от той жизни, которую ведете сейчас, то есть, насколько я понимаю, от жизни воина, я всегда буду рад видеть вас на своем постоялом дворе и готов кормить вас за одни только замечательные рассказы. Уверен, они привлекут немало клиентов и ваше пребывание здесь окупится с лихвой.

— Спасибо, сэр, но я еще не готов сидеть у огня и травить байки, зарабатывая на кусок хлеба, — ответил Вэн, — Однако, если вы добудете нам с Джерином большой кувшин хмельного, мы отблагодарим вас за вашу доброту.

Для пущей убедительности Джерин негромко звякнул серебром. Хозяин с готовностью отреагировал на их просьбу. Он отдал распоряжением слугам, а Джерин и Вэн тем временем вошли внутрь и сели за стол. Кряхтя от натуги, двое слуг принесли из погреба огромную амфору. За ними следовал еще один челядинец, но уже с плоскодонным горшком, наполненным землей.

Лис в недоумении смотрел на это устройство, пока первая пара не воткнула в него остроконечное дно своей ноши.

— Амфора не может стоять на деревянном полу просто так, понимаете? — пояснил хозяин. — Точно так же как вы, если вам удастся каким-то образом опустошить ее, не сумеете устоять на ногах.

— Отличная идея! — прогудел Вэн. — У тебя там есть черпак, дружище, чтобы мы могли наполнять по мере надобности свои кружки? Ах да, вижу. Превосходно. Если мы и вправду дойдем до такого состояния, что не сможем идти сами, не будете ли вы так любезны попросить своих людей отнести нас наверх?

— Нам уже приходилось так поступать, и не раз, — сказал один из тех слуг, что притащили из погреба амфору. — Однако за вас нам следует потребовать дополнительную плату. Судя по виду, весите вы немало.

Было видно, что малый готов удрать в любую секунду, если вдруг гость разозлится, но чужеземец откинул голову назад и захохотал так, что в пивной все зазвенело.

Хозяин вертелся вокруг Джерина, словно пчела вокруг нераскрывшегося бутона. Лис вскоре сообразил почему. Он лишь побренчал серебром, но оно так и осталось при нем. Он заплатил, и хозяин гостиницы согнулся чуть ли не пополам, пряча монеты. Для толстяка, не уступавшего окружностью храмовым евнухам, это было непросто.

Получив деньги, он вполне разумно предоставил своих гостей самим себе. Вэн наполнил две кружки и протянул одну из них Джерину. Подняв свою повыше, он вскричал:

— Разрази гром этих оракулов! — и вылил красно-коричневую жидкость себе в глотку. Затем он глубоко вздохнул от удовольствия: — Ахххх!

Джерин тоже стал пить, но помедленнее. Опорожнив кружку наполовину, он поставил ее и сказал:

— Бедная Сивилла. Ей и так досталось. Надеюсь, она уже пришла в себя.

— Я тоже, — согласился Вэн и нетерпеливо затарахтел. — Ну же, капитан, допивай, и я налью тебе снова. Да, так-то лучше.

Он заработал черпаком, но прежде, чем осушить очередную кружку, добавил:

— Интересно, неужели такая пылкая, как мне показалось, девица добровольно лишила себя мужских ласк ради общения с богом? Я бы уж точно не пошел на такой обмен.

— Я подумал о том же, когда увидел ее в подземелье вместо той старой карги, которая проторчала там черт знает сколько, — ответил Джерин. — Однако не думаю, что Байтон стал бы говорить через кого-то, кого притянули к нему силком.

— Мм, может, и так. — Вэн под столом пихнул ногой его ногу. — За что выпьем на этот раз?

Джерин без колебаний поднял свою кружку и произнес:

— Будь проклят Даяусом, да и Байтоном тоже, тот, кто похитил Дарена.

Он осушил кружку одним длинным глотком. Вэн одобрительно крякнул и выпил тоже.

Спустя некоторое время они перестали произносить тосты и продолжали лишь пить. Джерин пощупал кончик своего носа большим и указательным пальцем. Нос онемел — верный признак того, что эль начинал на него действовать. Неожиданно, еще будучи не слишком пьяным, он решил, что ему вовсе не хочется отупело съехать под стол.

Вэн наполнил свою кружку, снова опустил черпак в амфору и поднес его к кружке Джерина. С черпака капало. Когда чужеземец наклонил его, темно-янтарная жидкость, падая вниз, странно булькнула, а потом полилась из посудины через край. Вэн, нахмурившись, уставился на Лиса.

— Ты отстаешь.

Лишь по тому, с каким напряжением чужеземец произнес последнее слово, можно было догадаться, сколько он уже в себя влил.

— Знаю. Продолжай без меня, если хочешь. Если я сегодня напьюсь до бесчувствия, мне сделается ужасно грустно. Я уже ощущаю, как на меня накатывает печаль, а ведь мне есть о чем погрустить, даже будучи трезвым.

Чужеземец взглянул на него со странным выражением на лице. Джерину понадобилось несколько мгновений, чтобы распознать этот взгляд. Ему нечасто доводилось видеть жалость на грубо вытесанном лице друга. Вэн сказал:

— Истинная твоя беда в том, капитан, что ты все равно продолжаешь соображать, как бы там ни надрался. Я же через какое-то время просто отключаю мозги. Иногда это довольно приятно.

— Может, и так, — ответил Джерин. — Но я уже так давно привык рассчитывать на свои мозги, что предпочитаю держать их в рабочем состоянии все время. Без этого я чувствовал бы себя голым, и даже хуже того.

— Несчастный ублюдок.

Вэн выпил достаточно, чтобы у него больше обычного развязался язык.

— И все же я скажу тебе вот что. Очень давно мне сделалось ясно, что абсолютно не имеет смысла подталкивать человека туда, куда он не намерен идти. Поэтому делай то, что тебе нравится. Я же намереваюсь напиться в стельку. Завтра утром я буду чувствовать себя так, будто моя голова — барабан, по которому бьют два трокмуа, но сейчас об этом беспокоиться рановато.

— Хорошо, — согласился Джерин. — Ты рассуждаешь сейчас как мудрец.

— Я? Ха! — воскликнул Вэн с глубоким презрением. — Какой там мудрец. Единственное, что я люблю, это когда во мне эль или когда я сам на какой-нибудь славной девчонке. А еще добрая драка — лучшая забава на свете. Что еще нужно от жизни?

— Ты прав. — У Лиса внутри было уже достаточно эля, чтобы говорить с болезненной пылкостью. — Очень многие не позволяют своим друзьям… — он едва не сказал «любимым людям», но инстинктивно почувствовал, что для Вэна это уже чересчур, — оставаться такими, какими они являются, и пытаются переделать их под свои представления о том, какими они должны быть.

Вэн фыркнул.

— Глупость какая, — только и сказал он.

Потом вновь заработал черпаком, а затем хриплым голосом заорал какую-то песню на незнакомом Джерину языке.

Несколько раз за день чужеземец отлучался в отхожее место по мере того, как эль брал свое. Возвращаясь из последнего такого похода, он зигзагами проследовал к столу, словно корабль, пытающийся причалить к пристани при сильном ветре. Когда же наконец великан опустил свое могучее тело на скамью, та мучительно заскрипела, но не развалилась.

Даже выпив еще, он умудрился изобразить довольную улыбку, когда слуга принес хлебную лепешку и сочный ростбиф. С помощью ножа он отхватил от мяса такой кусок, способный поставить в тупик и голодного длиннозуба, а затем методично принялся его уничтожать, запивая элем.

После долгих лет дружбы способности чужеземца больше не вызывали у Джерина удивления, хотя чувство благоговения оставалось непреходящим. Хозяин же с изумлением наблюдал за тем, как Вэн поглощает и выпивку, и еду. Изумление его было мрачным, насколько мог судить Лис. Видимо, хозяин жалел, что не взял с гостей большей платы. Джерин тоже старательно трудился над ростбифом, но на фоне разрушительных действий Вэна его потуги не значили ничего.

Сумерки постепенно сгущались. Факелы, чьи верхушки окунули в жир, чтобы они светили поярче, дружно дымили и потрескивали в бронзовых скобах. Джерин в последний раз осушил свою кружку, поставил ее на стол, перевернув вверх дном, и поднялся на ноги. Двигался он медленно и осторожно, иначе не получалось.

— Я иду спать, — заявил он.

— Очень жаль, очень жаль. В кувшине еще остался эль, — сказал Вэн. Он тоже встал, чтобы заглянуть внутрь. — Не так уж много, но еще есть.

— Даже не говори мне об этом, — сказал Лис. — У меня и так голова будет раскалываться поутру, зачем же усугублять?

— У тебя голова будет раскалываться?! А у меня? — воскликнул Вэн.

И вновь на его лице появилось жалостливое выражение, на этот адресованное себе самому. Невероятное количество выпитого довело его до сентиментальности.

Джерин поднимался по ступенькам так, будто каждая из них представляла собой отдельно взятый горный хребет, причем последующий был круче предыдущего. Когда он наконец добрался до второго этажа, в нем всколыхнулось победное чувство, а затем наполнявший желудок эль. Ему казалось, что пол раскачивается у него под ногами, но он все же сумел добраться до комнаты, которую они делили с Вэном, даже не опершись на стену и не схватившись за дверь. Это тоже был своего рода триумф.

Он ополоснул рот водой из кувшина, хотя и знал, что к утру у него все равно будет ощущение, будто там помойная яма. После этого разделся и без сил повалился на одну из кроватей. Стягивая сандалии, он понадеялся, что Вэн, когда доберется до спальни, выберет другую кровать и не раздавит его. Если ему это вообще удастся.

Где-то посреди ночи Лис внезапно проснулся и сел на кровати с выпученными глазами и колотящимся сердцем. В голове у него тоже стучало, но он не обращал на это внимания. По сравнению с ужасом, который вывел его из отупелого забытья, такие исключительно физические недомогания, как похмелье, казались сущими пустяками.

Хуже всего было то, что он не мог вспомнить, что именно ему снилось. Возможно, темнота во сне была настолько всепоглощающей, что даже воображение с ней не справлялось. Что-то жуткое копошилось там, вот и все.

Комната, в которой он находился, тоже была темной, но не настолько, чтобы он ничего в ней не видел. В окно струился свет всех лун, кроме Эллеб, рисуя на полу перекрещивающиеся узоры. На второй кровати храпел Вэн. Звук был похож на тот, что издает бронзовая пила, расхватывая известняк.

Как раз в тот момент, когда Джерин, убедив себя в том, что сон, каким бы чудовищным он ему ни казался, всего лишь сон, и собирался снова лечь спать, чужеземец заворочался и застонал. То, что он вообще мог двигаться, удивило Лиса: в комнате жутко воняло перегаром.

Вэн вскрикнул… но не на элабонском или каком-то другом человеческом языке. Это был крик насмерть перепуганного животного. Его громадная ручища пошарила в темноте и схватила нож. Он вскочил на ноги, голый, свирепый, с совершенно обезумевшим взглядом.

— Все в порядке, — поспешил крикнуть Джерин, не дожидаясь, пока этот безумный взгляд остановится на нем и узрит в нем причину того кошмара, который привиделся Вэну. — Это всего лишь сон. Ложись и поспи еще.

— Сон? — произнес Вэн странным, неуверенным голосом. — Нет, не может быть.

Сознание вернулось к нему, и он как будто немного съежился.

— Боже, возможно, и правда сон. Поверить не могу.

Он положил нож обратно на пол, сел на край кровати и прикрыл глаза огромной ручищей. Джерин его прекрасно понимал. Теперь и он почувствовал, как у него самого раскалывается голова, а Вэну должно быть раз в десять хуже. Чужеземец снова поднялся, на сей раз к ночному горшку. Это желание было не чуждо и Лису.

— Передай мне, когда закончишь, — попросил он.

— Мне казалось, я очутился в какой-то черной-пречерной яме, — проговорил в недоумении Вэн. — На меня что-то смотрело, я это знаю, но я даже не мог различить блеска глаз, так было темно. Как же я мог сражаться вслепую? — Он вздрогнул и застонал. — Как бы я хотел избавиться от головы. Даже лунный свет режет глаза.

— У меня тоже был мрачный сон, хотя я и не помню столько, сколько ты, — сказал Джерин. Не углубляясь в подробности, он продолжил: — Странно получается. Ты выпил гораздо больше меня и при этом помнишь больше. Интересно, почему.

— Капитан, мне на это на… — Ответ Вэна прервал испуганный вопль, донесшийся из-за окна, в котором продолжал искриться свет лун. Лис узнал голос хозяина постоялого двора, хотя и искаженный от страха.

Этот чужой страх не давал ему уснуть даже больше, чем собственная головная боль и кошмары. Вэн ничего не сказал, но, судя по тому, как он ворочался, ему тоже не спалось.

Завтрак на следующее утро вышел не очень веселым. Джерин поедал ячменную кашу, сощурив глаза до щелочек, в них бил дневной свет. Вэн набрал ведро воды из колодца и вылил его себе на голову. Вернулся весь мокрый, фыркая, но когда хозяин предложил ему миску каши, силач вздрогнул и отказался.

Хозяин изо всех сил старался казаться веселым, но все его улыбки были вымученными. Понемногу он перестал притворяться и сделался почти таким же мрачным, как и его страдающие от похмелья гости.

— У меня есть кое-какие сведения о Сивилле, господа хорошие, — сообщил он.

— Расскажи, — тут же попросил Джерин. — Ты хоть немного отвлечешь меня от мыслей о моем бедном, измученном организме.

Вэн, по всей видимости не способный изъясняться членораздельно, просто кивнул, но весьма сдержанно, словно боясь, что при малейшем неосторожном движении голова у него и впрямь отвалится.

Хозяин сказал:

— Я слышал, что она все еще лежит в забытьи на постели, куда положили ее жрецы, но время от времени начинает метаться и что-то кричать, будто видит страшные сны.

— Интересно, похожи ли ее сны на наши? — проворчал Джерин. — Темнота, в которой движется нечто невидимое.

— Я видел, хотя правильнее было бы сказать не видел, то же самое прошлой ночью.

Хозяин нарочито передернулся. Его глаза стрельнули в сторону алтаря Даяуса у камина. Хотя царь богов и мог защитить дом от призраков, но против жутких ночных видений, похоже, не защищал.

Вэн издал резкий каркающий звук и сказал:

— Интересно, что снилось Араджису прошлой ночью?

Он не то чтобы совсем шептал, но рокотал настолько тихо, насколько позволял его могучий голос: более громкие звуки изнуряли страдальца.

— Ты уверен, что ничего не хочешь съесть? — спросил его Джерин. — Нам придется проделать сегодня немалый путь, если мы хотим миновать лес и ту крестьянскую деревушку, жители которой охотились на нас ночью.

— Уверен, — ответил Вэн так же тихо. — Из тебя вышла бы прекрасная мамочка-наседка, капитан, но если я сейчас хоть что-нибудь положу в рот, мы только потеряем время. Придется останавливать повозку, чтобы я смог отойти в лес и выплюнуть все это.

— Как знаешь, — отозвался Лис.

Каша была довольно разваренной, но желудок принял ее неуверенно, и она там зашевелилась, когда он встал.

— Думаю, нам следует подняться наверх и надеть доспехи. Как это ни тягостно, но скорей всего, драки в ближайшее время не избежать.

— Йо, ты прав, — отозвался Вэн. — Я бы с большим удовольствием посидел здесь какое-то время… скажем, годик-другой… пока не почувствовал бы, что могу нормально существовать, а может, даже радоваться жизни, но ты прав.

Очень осторожно переставляя ноги, он добрался до лестницы и двинулся вверх по ступеням. Джерин последовал за ним.

От скрежета и лязга металла о металл у Лиса снова разболелась голова. Вэн, судя по чертыханиям, страдал еще сильнее.

— Не представляю, как я буду драться, даже если придется, — признался Джерин. — Единственное, что я смогу, это облевать противника. На большее я не способен.

— Я чувствую себя не лучше, — согласился Вэн, — но как бы плохо мне ни было, если придется выбирать между дракой и смертью, я, наверное, постараюсь драться по мере своих сил.

— Тут с тобой не поспоришь, — сказал Джерин. — Однако если ты думаешь, что сегодня я буду намеренно искать драки, ты рехнулся.

— И я не собираюсь, хотя люблю стычки намного больше, чем ты, — ответил Вэн. — Все дело в том, что драка может найти тебя сама.

— А зачем я, по-твоему, это делаю?

Джерин пару раз повел плечами, чтобы латы сели как следует, и нахлобучил на голову бронзовый шлем в форме горшка.

— Поехали, — вздохнул он.

— Одну минутку.

Вэн поправил нащечники своего роскошного шлема и кивнул. Судя по болезненному выражению его лица, далось ему это нелегко. Прикидывая, какие еще страдания ожидают его впереди, он сказал:

— А еще нам придется весь день слушать скрип проклятых колес нашей с тобой колымаги.

Джерин как-то упустил это из виду. После слов Вэна в животе у него все перевернулось.

— С этим надо что-то делать, — заявил он.

— Останемся здесь на какое-то время? — спросил с надеждой Вэн.

— Мы и так уже достаточно задержались благодаря устроенному тобой кутежу. Будь я проклят, если проведу здесь еще хоть один бесполезный день только из-за того, что ты высосал целый кувшин эля. Хотя я и помогал тебе, признаю, — поспешил добавить Лис.

Он принялся теребить бороду. Думать ясно и четко, когда у тебя раскалывается голова, дело нелегкое, но через пару секунд его пальцы щелкнули.

— Придумал! Попрошу у хозяина горшочек гусиного жира… или куриного… или что у него там найдется. Конечно, не лучший вариант, боги со мной согласятся, но все-таки это уменьшит скрип настолько, что мы его как-нибудь стерпим.

Вэн, впервые с тех пор как встал, решился изобразить улыбку. Он даже собрался было хлопнуть Джерина по спине, но передумал. Возможно, представил, что бы с ним сделалось, если бы кто-то решил таким же образом выразить ему свое одобрение в его нынешнем болезненном состоянии.

— Клянусь богами, капитан, это не повредит, — воскликнул он. — Я уж думал, нам придется мучиться целый день, ни на что не надеясь.

— Какого дьявола мучиться, если этого можно избежать? — сказал Джерин. — К тому же нет лучшего повода поупражняться в изобретательности, чем ради избавления от страданий.

Хозяин постоялого двора без колебаний предоставил им горшочек куриного жира, хотя и сказал:

— О таком средстве от похмелья я никогда не слышал.

— Да, но мы собираемся его применить вовсе не в этом качестве.

И Лис объяснил, зачем ему понадобился жир. Хозяин удивился, но кивнул.

Джерин забрался под повозку и хорошенько смазал обе оси. Когда он вылез, Вэн сказал:

— Это привлечет мух.

— Несомненно, — согласился Джерин, — К тому же через какое-то время жир испортится, начнет вонять, и кому-то придется его соскабливать. Однако сегодня скрип будет гораздо меньше. Разве одно другого не стоит?

— О да, не стану с тобой спорить. — Кислое кудахтанье Вэна лишь отдаленно напоминало взрывы его обычно громового хохота, но и этого было достаточно. — Вся штука в том, что я-то как раз и не загадываю дальше чем на день, а ты вечно беспокоишься о том, что будет завтра… или через год… или когда твой внук состарится. Странно, что мы вдруг поменялись.

Лис задумался над его словами, но потом решил в прения не вступать.

— Слишком много философии для столь раннего часа, особенно после избытка эля в предыдущую ночь. Ну что, в путь?

— Едем, — сказал Вэн. — Могу ли я смиренно просить тебя править повозкой первую часть пути? Все-таки ты напился не так сильно, как я.

— Справедливо.

Джерин взобрался на передок колымаги. Поводья послушно легли в его мозолистую ладонь. Вэн устроился рядом, двигаясь с осторожностью старика.

— Да благословит владыка Байтон вас обоих, господа хорошие, — сказал им на прощание конюх.

Джерин стегнул лошадей, и животные подались вперед, натягивая постромки. Повозка покатилась за ними. Она по-прежнему дребезжала и подпрыгивала, но почти не скрипела. Вэн выглядел болезненно-счастливым.

— Высший класс, — оценил он. — Если немного повезет, то где-то к полудню у меня уже появится желание жить.

— Я тоже на это рассчитываю, — сказал Джерин.

Он выехал со двора конюшни, завернул за угол и оказался у входа в гостиницу. Оси под ним, конечно, попискивали, но сравнительно тихо, так что и он был доволен.

Хозяин постоялого двора, стоявший у парадного въезда, поклонился до земли отъезжающим лордам.

— Да благословит владыка Байтон вас обоих, — повторил он слова конюха. — Буду рад, если вы вскоре снова приедете в Айкос и благосклонно вспомните о моем скромном заведении.

— Раньше, до того как империя перекрыла последний перевал через Керс, они так себя не вели, — пробурчал Джерин. — В те времена их гостиницы были забиты, люди спали даже в чуланах и на конюшнях, и им было наплевать, увидят ли они кого-либо из них снова.

— Это напомнило мне одну историю, капитан, правда, — заметил Вэн. (Явный признак того, что ему делалось лучше.) — Я тебе не рассказывал, как обезьян научили собирать перец?

— Нет, кажется, я такого не слышал, — отозвался Джерин. — Как же они…

Продолжить он не успел, потому что лошади тревожно зафыркали и в ужасе сдали назад. Пытаясь усмирить животных, Джерин решил, что именно их неожиданные взбрыкивания и раскачивают повозку. Она вдруг в один миг превратилась в лодку, подпрыгивающую на бурных волнах. Но тут Вэн закричал:

— Землетрясение!

И Джерин понял, что все вокруг подпрыгивает и дрожит.

Пару раз, давным-давно, ему приходилось переживать нечто подобное. Земля тоже дрожала, но затем успокаивалась, так что он даже не успевал испугаться. Эти же толчки не шли ни в какое сравнение с давним опытом. Тряска все продолжалась, казалось, ей не будет конца. Сквозь подземный гул и треск стен зданий Айкоса пробивались отчаянные людские крики. Спустя мгновение он понял, что самый громкий из них — его собственный вопль.

Пара гостиниц и домов не только дали трещины, но и рухнули, превратившись в груду камней. Когда же Лис посмотрел в конец улицы, он с ужасом увидел, что сверкающее мраморное святилище Байтона тоже рухнуло вместе с длинным участком стены, защищавшим храмовый двор.

Когда земля наконец успокоилась и перестала дрожать, Джерин почувствовал, что похмелье как рукой сняло. Ужас буквально вышиб его. Он уставился на Вэна, который, в свою очередь, смотрел на друга. Обычно румяное лицо великана было белым, как рыбье брюхо.

— Капитан, это было ужасно, — произнес чужеземец. — Я переживал подземные толчки пару раз, то там, то здесь, но никогда ничего подобного не испытывал.

— Я тоже, — признался Джерин.

Земля вновь затряслась, и сердце его ушло в пятки. Он выкарабкался из повозки и бросился к ближайшему рухнувшему зданию, откуда доносились душераздирающие крики. Вэн побежал следом. Вдвоем они разгребли груду дерева и штукатурки и вытащили из-под нее человека. За исключением пары царапин и раздавленного пальца, он каким-то чудом почти не пострадал.

— Да благословят вас боги, — сказал незнакомец, кашляя. — Тут где-то должна быть моя жена.

Не обращая внимания на свои раны, он сам принялся разбирать завал. Джерин и Вэн помогали ему. Из уцелевших зданий уже бежали на помощь мужчины и женщины.

Вдруг кто-то крикнул: «Пожар!» Языки пламени, порожденные тлеющими угольками то ли камина, то ли алтаря Даяуса, а может, и фитильком какой-то мигающей лампы, вырвались на свободу и разрастались. Черный дым, становившийся с каждой секундой все гуще, повалил в небо, и не только из развалин гостиницы, где трудился Лис. Вскоре вспыхнули все разрушенные здания. Жуткие вопли оставшихся под завалами слились в пронзительный вой.

Вместе со всеми Джерин упорно сражался с огнем, но не хватало ни воды, ни лопат, ни ведер. Пламя росло и перекидывалось все дальше, поглощая уцелевшие после землетрясения здания.

— Безнадежно, — заявил Вэн, кашляя и задыхаясь в дыму, покрывшем его лицо черной копотью. — Если мы не уберемся отсюда, то зажаримся так же, как те бедолаги, вместе с повозкой и лошадьми.

Джерин ненавидел отступать, но понимал, что друг прав. Он снова взглянул на разрушенное святилище Байтона.

— Клянусь богами, — сказал он тихо и содрогнулся, ибо земля вновь всколыхнулась, будто боги услышали его слова. — Интересно, видела ли это Сивилла, когда пророчествовала вчера?

— Это вопрос. — Глаза Вэна вдруг вспыхнули. — А вот еще один. Раз уж стены рухнули, а все стражники либо раздавлены, либо напуганы до смерти, что нам мешает набить нашу повозку храмовым золотом?

— Ты храбрее меня, если собираешься тягаться с Байтоном, — сказал Джерин. — Помнишь трупы пытавшихся украсть там что-то воров?

Судя по выражению лица Вэна, сначала угрюмому, потом озадаченному, тот об этом напрочь забыл, но сейчас стал вспоминать. Джерин продолжил:

— Тем не менее давай съездим туда. Нужно посмотреть, не можем ли мы чем-то помочь бедной Сивилле. Насколько я знаю этих алчных жрецов, они будут так озабочены тем, куда деть сокровища храма, что вполне могут о ней позабыть. А она, возможно, даже не в состоянии напомнить им о себе.

Мысль о том, что девушка лежит под завалами, без сознания и всеми покинутая, просто ошеломила его. Можно ли представить себе более жалкую участь?

— Ты прав, капитан.

На этот раз Вэн без колебаний сам взял поводья. Похоже, шок тоже заставил его позабыть обо всех похмельных недомоганиях. Джерин устроился рядом. Лошади фыркали, как от страха, так и от дыма. Можно считать, им еще повезло, что животные не удрали, когда вспыхнул пожар. Лису и самому не терпелось отсюда убраться.

Вместе со множеством других храмовых достопримечательностей статуи Роса и Орена, сделанные из золота и слоновой кости, упали со своих пьедесталов и разбились на куски. Голова Орена с округлыми и плохо запоминающимися чертами лица, зато украшенная тяжелой золотой короной, инкрустированной сверкающими рубинами, сапфирами и изумрудами, то ли перекатилась, то ли перелетела через гряду битого мрамора, в которую превратилась ограждавшая храм стена.

Джерин и Вэн переглянулись, подумав об одном и том же. Столько золота… Шепча молитву, чтобы умилостивить Байтона, Лис спрыгнул с повозки. Он схватил голову статуи умершего императора, готовый тут же отбросить ее в сторону при первых признаках вступающего в силу проклятия Байтона (и искренне надеясь, что оно не подействует за стеной). Пыхтя от натуги, он неимоверным усилием перевалил весьма не дешево стоящую находку через задний бортик повозки.

— Теперь нам можно будет какое-то время не беспокоиться о деньгах, — сказал Вэн, светясь от счастья, и даже сдержанному Лису пришлось кивнуть.

Подземный толчок произошел в столь ранний час, что вряд ли кто-либо из посетителей уже дожидался божественных прорицаний. Лишь одна повозка и одна колесница, чьи лошади паслись тут же, стояли перед хижиной, в которой жила прорицательница. Сама хижина не пострадала, однако обломки мраморной стены задавили евнуха-служку. Того самого, что накануне занимался упряжкой Лиса.

Видя, что жилище Сивиллы уцелело, Джерин заколебался.

— Может, нам лучше уехать домой? — произнес он нерешительно. — Те малые сумеют позаботиться о ней, не нарушая местных традиций.

Он указал на пролом в уцелевшей части стены. В створе того у развалин храма копошились какие-то маленькие фигурки.

Вэн тоже взглянул в ту сторону. Зрение у него было острее, чем у Лиса, возможно потому, что он в отличие от приятеля не проводил свой досуг за разбиранием потускневших от времени рукописей и рассыпающихся в руках ветхих свитков. Великан выхватил из-за пояса булаву.

— Капитан, взгляни-ка туда еще раз. Кто бы ни были эти существа, тебе вряд ли захочется, чтобы они занимались Сивиллой.

— О чем ты говоришь? Это ведь служители, и они…

Голос Джерина оборвался. Он прищурился, взглянул еще раз и действительно увидел жрецов, но все они неподвижно лежали на земле. А над ними склонялись бледные тени, трудноразличимые на фоне груд белого мрамора. Издалека они казались людьми, но выглядели и двигались совсем не как люди.

Одна тень подняла голову, нижняя часть ее лица была красной. Вряд ли это существо ранено, подумал Джерин. Скорее, кровь вокруг его рта говорит о том, что оно… питается… питается…

Так же как Вэн схватился за булаву, Джерин вскинул лук. Бледная перепачканная в крови фигура побежала вприпрыжку к повозке. Ли с так и не понял, человек это или зверь. Существо передвигалось на двух ногах, однако лба у него не было… лоб сразу от глаз (маленьких и налитых кровью) уходил назад, а в большой пасти щерились зубы гораздо страшнее тех, что ему доводилось видеть у длиннозуба.

По спине его пробежал ледяной холодок.

— Должно быть, землетрясение разрушило подземные стены, перекрывавшие входы в охраняемые заклинаниями ответвления, — воскликнул он. — А это те твари, что за ними скрывались.

— Похоже, ты прав, — ответил Вэн. — Но как бы там ни было, не лучше ли тебе пристрелить вот этого монстра, пока он не откусил по кусочку от нас? Он, может быть, и поел, но, похоже, остался голодным.

Глядя во все глаза на бледное чудище, Джерин чуть было не забыл, что в руках у него лук. Он одним плавным движением вытащил стрелу из колчана, установил ее, натянул тетиву и разжал пальцы. Чудище даже не попыталось уклониться или увернуться. Возможно, оно никогда прежде не видело луков. Стрела угодила прямо в центр широкой груди. Тварь вцепилась в древко, истошно вопя, и рухнула наземь.

Вопли ее привлекли внимание остальных чудовищ. Оцепеневший мозг Джерина опять заработал. «Сколько же этих упырей томилось в подземной тюрьме? И как долго все это для них продолжалось?» Как бы там ни было, существа выбрались теперь на поверхность земли и, очевидно, намеревались отомстить людям, вынудившим их так долго вести подземную жизнь. А заодно и всем остальным, в кого они только смогут впиться зубами.

Чудовища уже бежали к повозке, но их несомненно кровожадные планы нарушило появление отряда храмовой стражи. Твари изменили направление бега и накинулись на стражников со свирепостью диких зверей. У тех, правда, имелись мечи, копья и доспехи из бронзы и кожи. Зато чудища были, казалось, увертливей и проворнее любого человеческого существа.

Джерин лишь мельком взглянул на схватку. Силы вроде пока были равны.

— Если мы с тобой вмешаемся в это побоище, то нас непременно убьют, — сказал он Вэну. — Эти проклятые твари все лезут и лезут из-под развалин.

— Ну что ж, тогда давай заберем Сивиллу и поскорей смоемся отсюда, прежде чем эти красавчики сообразят, какая аппетитная штучка от них ускользает, — сказал Вэн.

При других обстоятельствах в этом высказывании можно было бы усмотреть непристойный намек. Однако, вспомнив красную от крови пасть застреленного демона, Джерин решил, что чужеземец просто делает вполне разумное предположение.

Когда Вэн остановил повозку около жилища Сивиллы, Джерин спрыгнул вниз. Дверь была распахнута. Возможно, ее открыло землетрясение. Он вбежал внутрь.

Если бы от подземных толчков горшки не посыпались с полок, а светильники — со столов, обитель пророчицы ничем не отличалась бы от жилья опрятного и зажиточного крестьянина. Беленые известью стены прикрывали довольно приличные гобелены, да и мебель была им под стать. Однако добротность обстановки не уберегла табуреты от падения, а глиняную печь в углу — от трещин.

Сивилла, будучи все еще без сознания, лежала посреди царившего вокруг хаоса на кровати. Когда Джерин шагнул к ней, земля у него под ногами вновь задрожала. Жутко боясь гнева Байтона, Лис чуть было стремглав не бросился в дверь, но затем рассудил, что землетрясения вряд ли находятся в ведении прозорливого бога. Осердясь, тот наверняка предостерег бы его чем-нибудь поконкретней.

Джерин склонился над Сивиллой. Та была все в том же тонком льняном платье, что и вчера в подземелье под еще не разрушенным храмом. Интересно, очнется ли она от моего прикосновения, подумал Лис. Девушка шевельнулась и что-то пробормотала, когда ее взяли на руки, но не открыла глаз. Джерин поспешно вышел на улицу.

— Хорошо, что чудовища все еще заняты схваткой, — сказал Вэн, увидев его. — Девушка у тебя на руках очень мила, но, как оружие, бесполезна.

— Зубоскал, — буркнул Джерин.

Нараставший шум сражения во дворе храма недвусмысленно говорил ему, что сейчас не до шуток. Со всей возможной осторожностью он уложил Сивиллу на дно повозки. Она снова что-то пробормотала, но не очнулась. Усевшись рядом с Вэном, Лис опять взял в руки свой лук и колчан. Вставляя очередную стрелу, он сказал:

— Пора убираться отсюда.

— Ты совершенно прав.

Вэн тронул поводья. Лошади помчались вперед, радуясь возможности дать выход энергии, пробужденной в них страхом. Когда повозка, дребезжа, проносилась мимо пролома в стене, в нем показалась одна из тварей. Джерин выстрелил. Упырь повалился со страшным ревом. Вэн хлестнул лошадей, и те перешли на галоп. Промчавшись через пылающий Айкос, повозка, не сбавляя хода, понеслась к старому лесу.