Восточней реки Вениен, на территории, подвластной Адиатанусу, погода была в меру прохладной и в меру дождливой. Никто, кажется, не хотел верить в рассказы вернувшихся воинов о том, что им пришлось испытать при попытке проникнуть в сердце той земли, что была захвачена гради.

— Единственное, о чем я могу думать, — сказал Джерин, стоя рядом с потрескивающим очагом в главном зале замка Адиатануса, — это о том, что Волдар и остальные их божества еще не распространили свое могущество так далеко на восток, то есть еще не властвуют в краях, где мы обитаем. Пока, по крайней мере.

Когда вождь трокмуа услышал, как Лис назвал богиню гради по имени, его вытянутое в последнее время лицо сделалось еще печальнее. Но Джерину было на это плевать. В нем горело лихорадочное желание бросить вызов. Возможно, поэтому он перестал следить за своей речью, как часто бывает с охваченными лихорадкой людьми. Но и на это ему тоже было плевать. Он хотел одного — нанести гради ответный удар. Любым способом, и их богам тоже.

— И как ты собираешься помешать им распространить свое могущество? — спросил Адиатанус. Он тоже стоял рядом с огнем и все тянулся к нему, будто никак не мог согреться. Лис понимал его, ибо чувствовал то же самое. — Ты всего лишь человек, лорд принц, а человек, вставший на пути у бога или даже богини, проигрывает еще до начала борьбы.

— Конечно, проигрывает, — ответил Джерин. — Если он настолько глуп, что намеревается ударить в лоб. Боги сильнее людей и видят дальше, но это еще не означает, что они умнее.

— Не нужно большого ума, чтобы раздавить таракана, — парировал Адиатанус. — А ты для богов не лучше таракана, Лис. Ты для них лорд Джерин Жук, принц тараканов.

— Несомненно, — сказал Джерин, раздражая Адиатануса уже тем, что сам ни в какую не желал раздражаться. — Но, если я сумею сделать так, что другие боги разозлятся на тех, которых почитают гради, и если я сумею направить их гнев в нужное русло…

Слушая себя, он отстраненно оценивал степень собственного безрассудства. Играть с ядовитыми змеями, даже с теми, про которых рассказывал Вэн, и то куда безопасней, чем связываться с богами. Но если он не получит поддержки со стороны своих богов, то гради и их мрачные божества безраздельно воцарятся в северных землях. Он был уверен, что так все и будет, он чувствовал это нутром.

— И каких же богов ты собираешься вызвать? — В голосе Адиатануса слышались одновременно и нетерпение, и тревога. — Что касается наших, то они не станут воевать с богами гради. Мы уже это поняли, к нашему горю. А как обстоят дела с вашими элабонскими божествами?

— Я не знаю, — ответил Лис.

Не знал он и еще много чего. Его, например, мучил вопрос, сумеет ли он вообще привлечь внимание отца Даяуса к делам материального мира. А, впрочем, почему бы и нет? Ведь глава элабонского пантеона поглотил запах множества жирных костей, сжигаемых у его алтарей на протяжении долгого, очень долгого времени. Так может теперь он отплатит добром за добро? Джерин на это очень надеялся, пока не увидел, как Волдар печется о гради. И с тех пор для него не стало покоя.

— Твое «не знаю» вселяет не слишком большие надежды, — заметил Адиатанус.

— Не могу с тобой не согласиться, — ответил Джерин. — Вообще-то я не собираюсь взывать к элабонским богам, чтобы настраивать их против богинь и богов гради. Есть один иноземный бог, с которым я уже имел дело прежде…

Он внезапно умолк. Адиатанус это заметил.

— Расскажи-ка мне поподробнее, — потребовал трокмэ. — Что это за иноземное божество, а? Какой силой оно обладает?

— Маврикс — это ситонийский бог вина, поэзии, плодородия и красоты, — пояснил Лис неохотно. — Вместе с Байтоном он когда-то загнал чудовищ обратно в подземные пещеры, откуда их выпустило землетрясение.

— И вправду могущественный бог, — сказал Адиатанус, на которого слова Джерина произвели впечатление. — Я как раз разговаривал с одним из этих упырей… да… придумывая, как бы стереть тебя в порошок, Лис, как вдруг он мягко и тихо исчез, оставив после себя лишь отвратительный запах. Как доказательство, что это не было сном.

— Именно то же сказал мне и Дивисьякус, — сказал Джерин. — Это было тогда, когда ты впервые принес мне через него вассальную присягу.

Адиатанус кивнул, ничуть не смутившись. Тогда он был напуган до такой степени, что подчинился и поклялся в верности. То же самое происходит с ним и сейчас, его страшат гради. Но когда опасность минует, он вполне может исподволь в одностороннем порядке освободить себя от своих обязательств, как сделал это десятилетие назад.

Однако было одно обстоятельство, о котором Лис умолчал. Он рассматривал перспективу вызвать Маврикса на помощь с тем же энтузиазмом, с каким приветствовал бы операцию по извлечению наконечника стрелы из собственного плеча. И то и другое — лишь болезненная необходимость, с упором на боль. Лис никогда не ладил с Мавриксом. Он не то что бы убедил ситонийского бога избавить землю от чудовищ, а скорей хитростью вынудил его это сделать. Маврикс с той же радостью избавился бы от него самого, а может, и с большей.

Один раз ему удалось избежать гнева Маврикса, во второй раз он сумел его обхитрить. Сможет ли он проделать что-то подобное снова? Сам же сказал, что человек может быть умней бога. Теперь появился шанс это доказать… если шанс этот не равен нулю.

Адиатанусу между тем пришел в голову еще один интересный вопрос.

— А твой ситонийский бог и вправду настолько силен, чтобы противостоять… этой богине? — Он по-прежнему избегал называть Волдар по имени. — Она — не какое-нибудь там чудовище, хотя и похожа на них.

— Этого я тоже не знаю, — сказал Джерин. — Все, что я могу, — это попытаться проверить. — Он поднял руку. — И я знаю, каков будет твой следующий вопрос. Что мы станем делать, если Маврикс окажется недостаточно сильным?

Он не ответил на свой же вопрос. Нарочно не стал отвечать. Наконец Адиатанус не выдержал:

— Ну и что же мы будем делать?

— Спрыгнем с утеса, полагаю, — ответил Джерин. — Пока у меня нет лучших идей. А у тебя?

К его удивлению, вождь трокмуа спросил о другом:

— А ты что, теперь уведешь всех своих южан обратно в свои владения?

— Ничего другого я делать с ними не собирался, — признал Джерин. — Не думаю, что ты захочешь терпеть их присутствие у себя… они ведь все-таки элабонцы. Не думаю также, что ты захочешь кормить их дольше необходимого. Или я ошибаюсь?

Адиатанус заколебался, но наконец, со стыдливой улыбочкой произнес:

— Я был бы не прочь, если бы ты оставил тут пару сотен солдат для наблюдения за рекой Вениен. И с наказом сражаться на моей стороне в случае, если гради решат перебраться на этот берег. Правда, Лис, я даже прошу тебя об этом, как твой вассал.

— Так ты не шутишь? — сказал Джерин медленно и недоуменно.

С несчастнейшим выражением на лице Адиатанус кивнул. Лис почесал в затылке.

— Но… почему? Ведь ты столько лет занимался тем, что истреблял всех элабонцев, оказавшихся у тебя на пути?

— Потому что, если мы останемся с гради один на один и если те переправятся через реку, мы опять проиграем, — уныло ответил Адиатанус. — Что-нибудь пойдет не так, как бывало всегда в столкновениях с ними. А вот вы, южане, можете им противостоять. Я видел это собственными глазами. Поэтому…

Джерин хлопнул его по плечу.

— Ладно, я выполню твою просьбу. Господин должен защищать своих вассалов, иначе недолго ему быть господином… и вполне заслуженно, надо сказать. Тебя устроит, если я оставлю во главе своих людей Вайдена, сына Симрина?

— Мы теперь все твои люди, Лис, как бы мало нам это ни нравилось, — ответил Адиатанус с кривой усмешкой. — Йо, Вайден подходит на пост командира. Я знаю ему цену. Как же мне ее не знать после всех неприятностей, что он мне доставил. Но станет ли он подчиняться мне, если южанам и трокмуа придется встать в один строй?

— В мое отсутствие? — Джерин поскреб подбородок. — Что ж, это вполне справедливо. Твоих людей здесь будет гораздо больше, чем моих.

В нем вдруг шевельнулось подозрение, что, возможно, Адиатанус на самом деле понуждает его поделить свое войско лишь для того, чтобы потом разбить его по частям. Но он отмел это предположение, вспомнив постигшую их неудачу. После такой передряги любой трокмэ, посчитавший его грозней для себя, чем Волдар, окажется просто глупцом, а Адиатанус никак не подходил под это определение.

Подтверждая его мысль, вождь сказал:

— Надеюсь, твой иноземный бог недостаточно знает об этих гради, чтобы их испугаться.

Хм, Маврикс и впрямь был (во всяком случае, иногда) трусоват, но Лис не стал сообщать об этом Адиатанусу.

— Вот она.

Джерин вздохнул. И с огромнейшим, надо сказать, облегчением. Лисья крепость по-прежнему стояла на месте. Не претерпев никаких изменений после набега гради. Он, впрочем, предполагал, что, случись нечто страшное, ему бы сообщили о том еще при въезде в родное поместье. Но ни в чем уверенным быть нельзя. Иногда о новостях узнаешь, лишь споткнувшись о них.

Часовой на сторожевой башне был начеку. Джерин услышал тоненький (из-за большого расстояния) звук рога. Гарнизон предупреждали о приближении войска. Вооруженные люди возникли на крепостной стене с быстротой, достойной высших похвал.

— Езжай побыстрей, — сказал Лис, тронув Дарена за плечо, — Дадим им первыми знать, что мы целы и невредимы.

Он надеялся вернуться с триумфом, но ничего с этим не вышло. Он боялся вернуться побитым, преследуемым свирепыми гради. Но и этого не случилось. Так что, получается: победил он или проиграл? Если он сам не может ответить на этот вопрос, то что сказать людям?

Кто-то сверху, со стены, закричал:

— Это Лис!

Защитники крепости издали ликующий крик. Они не знали, чего добился их лорд, а он, в свою очередь, не имел представления о том, что тут с ними было. Точно так же, как после землетрясения, разрушившего храм Байтона, он оказался на гребне разделяющей вести волны.

— Все в порядке, лорд принц? — крикнул ему сверху Райвин Лис.

— Более или менее, — ответил Джерин. — А у вас? Как крепость? Как поместье? Какая стояла погода?

— Ты возвращаешься с войны и спрашиваешь о погоде? — удивился Райвин.

Когда Джерин согласно кивнул, южанин-аристократ, сделавший некогда выбор в пользу северных территорий, в недоумении развел руками. Наконец под пристальным взглядом своего господина он ответил:

— Погода стояла хорошая. Скорее прохладная, да и дождей было больше, чем ожидалось, но в целом неплохая. А что? На западе с климатом непорядки?

— Хм, как бы получше тебе объяснить? — нахмурился Джерин. — Если бы не мокрый снег, подготовивший меня к граду, последний понравился бы мне значительно меньше.

Эти слова вызвали недоверчивые возгласы, как он и ожидал. Он нетерпеливо махнул рукой.

— Опустите мост, и мы вам все расскажем.

Подъемный мост опустили, и Дарен погнал лошадей в крепость. Остальные колесницы катили следом. Тут же со всех сторон посыпались вопросы:

— Мы разбили гради? Или гради разбили нас? Адиатанус союзник или предатель? Отправимся ли мы еще в поход этим летом?

Джерин отвечал рассеянно — за спинами воинов его ожидала Силэтр с детьми. Увидев ее и малышей, Джерин, наконец, понял, что он действительно дома. А еще он словно бы заново осознал, что его жена была когда-то тесно связана с богом-провидцем, хотя Байтон, скорей, противоположен Мавриксу, чем сходен с ним. И ему вдруг отчаянно захотелось с ней посоветоваться, стоит ли вызывать, а точнее, сделать попытку вызвать (с богами ведь никогда ничего не ясно) ситонийское божество.

Однако прежде, чем он сумел переговорить с Силэтр, ему пришлось ответить на множество вопросов, а также вникнуть во все, что произошло в Лисьей крепости за время его отсутствия. Не в первый раз он задумался, возможно, ли сделать что-либо серьезное, если путь к тому застит тьма всяческих мелочей?

Наконец вопросы иссякли, по крайней мере, адресованные ему. Он разрешил пару-тройку мелких проблем, уладил какие-то споры, вынес парочку приговоров провинившимся, отложил кое-что до дальнейшего выяснения обстоятельств, одобрил почти все, что делали от его имени Райвин с Силэтр, и где-то между всем этим получил пару сочных говяжьих ребрышек и кружку эля. И стал есть с благодарным вздохом. Все же набитый рот дает человеку полное право чуть-чуть помолчать.

Когда, в конце концов, ему представилась возможность высказать Силэтр то, что лежало у него на душе, та с мрачным видом кивнула.

— Это, конечно, рискованный путь, но, наверное, нам придется его пройти, если опасность, которую представляют собой гради и их боги, действительно столь велика, как ты говоришь.

Таков был вердикт.

— Именно так я и думал, — удовлетворенно, но без удивления сказал Лис. Ибо давно заметил, что они с Силэтр мыслят очень схоже, и эта их слаженность все возрастала с течением лет.

Райвин Лис пришел в полный восторг.

— Шанс потягаться с богами! — забормотал он. — Шанс обойти их в интеллекте, шанс повлиять на бессмертных, восхитительная возможность управлять силами, гораздо более могущественными, чем те, о которых мы можем только мечтать!

— Или погибнуть каким-нибудь мерзким образом, или претерпеть другие жуткие неприятности, — закончил за него Джерин. — Разве ты позабыл, почему больше не можешь заниматься волшебством? Насколько я помню, тогда ты тоже пытался влиять на Маврикса.

У Райвина хватило честности смутиться. Хотя он всего-то (сущий пустяк, между прочим) попросил Маврикса превратить прокисшее вконец вино обратно в достойный напиток. Но ситонийский бог, уже разозлившийся на Джерина по ряду личных причин, не только не вернул вино в прежнее состояние, но и лишил Райвина колдовского таланта, чтобы тот никогда не смог больше побеспокоить его. Если тебе удалось на каноэ преодолеть речные пороги и выбраться на другой берег целым, это еще не значит, что ты можешь управлять силами быстробегущей воды. Ты просто выжил — и все. Забывающий об этой малости ставит свою жизнь под угрозу.

— Скажи, а зачем бы Мавриксу связываться с Волдар и другими богами гради? — спросила Силэтр. — Что они делают такого, что может ему не понравиться?

— Во-первых, они превращают ту часть северных земель, которую захватили гради, в столь же холодные и суровые места, как и на их родине, — ответил Джерин, радуясь возможности представить по порядку аргументы своей жене, чтобы быть подготовленным, когда придется их выложить богу. — Во-вторых, они убивают и мучают тех, кто не склоняется перед ними. Ситонийцы и их боги любят свободу. И в нас, элабонцах, им прежде всего не нравится то, что мы позволяем нашим правителям делать с нами все, что они захотят.

— Судя по твоим рассказам о Волдар, ей вряд ли понравится идея вина, — заметил Райвин.

— Да, думаю, здесь ты прав, — сказал Джерин. — А нам бы в сложившейся ситуации оно очень бы пригодилось. Однако наши зимы слишком суровы для разведения винограда. А если гради и их боги обоснуются здесь, тепла не будет и летом.

Он передернулся, вспомнив неестественно леденящий буран, повернувший вспять его войско.

Подвижные черты лица Райвина преувеличенно погрустнели.

— Как же мне не хватает сладкого винограда! — воскликнул он с комичными нотками в голосе, вздыхая длинно и глубоко, словно плохой менестрель, исполняющий песню о безответной любви.

— А также целой кучи неприятностей, в которые ты влипал под его парами, — отрезала Силэтр.

Теперь лицо Райвина выразило возмущение, и на этот раз вполне искреннее.

— Госпожа, — произнес он с глубоким поклоном, — к моему великому сожалению, позволю себе предположить, что ваши суждения несвободны от долгого, слишком долгого влияния некоего болвана. — И он указал на приятеля-Лиса.

— Хэй, — сказал Джерин. — Она права, Райвин, и ты чертовски прекрасно это знаешь. Конечно, ты можешь наливаться до отупения элем с тем же успехом, что и вином, но Бейверса ты ни разу еще не прогневал. Зато каждый твой опыт с вином не обходится без размолвки с Мавриксом, а столкновения с господином сладкого винограда приводят к ужасным вещам.

— О, совсем не всегда, — запротестовал Райвин. — Разве не тот же самый Маврикс избавил нас от чудовищ?

— Верно, — признал Джерин. — Но то, что он нас избавил от них, не твоя заслуга. К тому же вполне могло получиться, что нас бы избавили от самих себя, а не от чудовищ. — Он помолчал. — Кстати о чудищах: как поживают Джеродж и Тарма?

— Не считая того, что они съедают втрое больше любого мужчины в один присест, прекрасно, — ответил Райвин, и Силэтр согласно кивнула. — Если бы твои вассалы и крепостные были столь же послушны, твоим поместьем было бы очень легко управлять.

— Вернемся к Мавриксу, — твердо сказала Силэтр, обладавшая недюжинным умением не отклоняться от главного, и даже в большей степени, чем ее муж.

— Йо, вернемся к Мавриксу, — сказал Райвин. — И как это вы, сэр, намерены вызвать его без вина?

— С помощью книг, зерна, семян, фруктов и даже обнаженной крестьянской девушки, если понадобится, — ответил Джерин. — Я сделаю упор на тех аспектах его могущества, что покровительствуют искусствам и плодородию, а не вину. — Он пожал плечами. — Вино, конечно, было бы более сильным стимулом, но придется обходиться тем, что у нас есть.

Для него это было само собой разумеющимся. С тех самых пор, как он стал бароном Лисьей крепости, ему все время приходилось что-то изобретать и как-то выкручиваться. Он знал, что вечно так продолжаться не может, но пока еще не проигрывал, особенно в важных вещах.

Райвин поджал губы и напустил на себя задумчивый вид. Маврикс лишил его лишь способности использовать свои магические навыки, но сами знания остались при нем.

— Ты вполне можешь добиться успеха, действуя таким способом, — сказал он. — Возможно даже, этот аспект силы Маврикса окажется менее изменчивым по своей природе, чем тот, что связан с виноградом и виноделием. Но, конечно, это не факт.

Последняя фраза и пожатие плечами, ее сопровождавшее, явственно свидетельствовали о том, что и он не сумел избежать влияния приятеля-Лиса.

— Когда ты собираешься вызвать этого бога? — спросила Силэтр.

— Как можно скорее, — ответил Джерин. — Гради и их боги слишком настойчивы. Если мы в ближайшее время ничего не предпримем, то просто не знаю, что они… со своей Волдар, конечно… сделают с нами.

— Несомненно, удар, который ты им нанес, не прошел для них даром, — сказал Райвин.

— Этого слишком мало, — сказал Джерин. — Мы избавили от них всего одну крепость и несколько деревень, но остаться там не могли. А когда попытались пойти дальше, буран, устроенный, я полагаю, их богами, сильно нас охладил. Причем в буквальном смысле этого слова. Как бы мне ни хотелось, я не могу считать этот поход победоносным.

— Поэтому тебе придется прибегнуть к помощи божественных сил, — заявил Райвин.

— Придется, — согласился Джерин. — Вопрос только в том, против кого они обратятся? Против гради или против меня?

Если бы все обстояло так, как хотелось Лису, он бы приступил к колдовству в тот же день. Но не только рутина, сопряженная с управлением большим поместьем, заставила его отложить задуманное на пару дней. Как бы ему ни нравилось решать проблемы без отлагательств, он прекрасно знал, что приниматься за них, полностью не разобравшись в сути вопроса, было еще хуже, чем вообще оставить их без внимания. Поэтому большую часть этих двух дней он провел в библиотеке, расположенной над главной залой, читая все, что только мог найти о Мавриксе в своей куче книг.

Но нашел он гораздо меньше, чем ему хотелось бы. То же самое касалось любой информации, которая так или иначе была отражена в его рукописях и свитках. Книги были слишком редки и дороги для любого человека, даже с такой ненасытной тягой к знаниям и такими ресурсами, как у него (прежде барона, а теперь принца), чтобы иметь их столько, сколько ему хотелось бы.

За время своего пребывания в Лисьей крепости Силэтр превратила библиотеку в свою вотчину так же, как некогда и он сам. Раньше она наслаждалась знаниями, отличными от тех, что содержались в книгах, получая их напрямую от Байтона. Но после того как чрезвычайные обстоятельства лишили ее этой возможности, она всеми доступными способами пыталась восполнить пробел. И сейчас деятельно помогала мужу в его исследованиях: находила даже самые смутные упоминания о Мавриксе и передавала ему.

Чем больше Лис читал, тем больше надеялся на успех своего предприятия, ибо ненависть ситонийского божества к уродству являлась одной из самых примечательных его характеристик. Воспользовавшись именно этой слабинкой, Джерин некогда вынудил Маврикса загнать чудовищ обратно в их темные пещеры. Но с другой стороны, чем больше он узнавал о нем, тем больше волновался. Маврикс был одним из самых ветреных и капризных богов. Он мог сейчас делать что-то одно, а в следующую секунду исчезнуть, чтобы заняться чем-то другим. Волдар же обладала непреклонной целеустремленностью.

Джерин скатал последний свиток.

— Не знаю, получится ли что-нибудь из этой затеи, — сказал он Силэтр, — но с другой стороны, иного выбора у меня нет. Когда все дороги кажутся плохими, человек выбирает наименее плохую из них.

— Все будет хорошо, — сказала Силэтр.

Вместо ответа он пожал плечами. Она не знала этого наверняка, и у нее не было никакого разумного довода в подтверждение истинности сделанного прогноза. Как и у него. Однако мгновение спустя Лис признался себе, что, услышав от нее эти слова, он почувствовал себя лучше.

Как и всегда в таких случаях, Джерин старательно собрал все, что могло ему понадобиться, а также все, что могло подманить Маврикса к нему. И отправил Райвина в крестьянскую деревушку за особой, которая в обнаженном виде окажется достаточно привлекательной, чтобы в случае необходимости ввести бога плодородия в соблазн. У Райвина был более богатый опыт по части крестьянских красоток, чем у него. Кроме того, если соблазнительницу выберет любвеобильный южанин, ему, Лису, не придется объяснять Силэтр, откуда ему известно, как она выглядит без одежды.

Хотя девушка, которую Райвин привел в Лисью крепость и которую звали Фулда, была завернута в длинную льняную тунику, Джерин не мог не признать, что она выглядит вполне подходяще для отведенной ей роли. Судя по полувеселому-полукислому фырканью Силэтр, она тоже так посчитала.

Небольшая хижина, в которой Джерин занимался волшебством, когда у него хватало на это мужества, находилась в глухом углу Лисьей крепости — на достаточном удалении от Лисьего замка, а также от крепостной стены, конюшен и других построек внутреннего двора. Чтобы, если что-то вдруг пойдет не так (а заклинания Джерину, как и любому непрофессиональному магу, иногда не давались), свести к минимуму возможный ущерб.

Когда Джерин, Райвин, Силэтр и Фулда направились в хижину, остальные обитатели Лисьей крепости нарочито держались на расстоянии и старались на них не смотреть. На протяжении многих лет не было случая, чтобы магические опыты Лиса заканчивались чем-то совсем уж ужасным, но все хорошо усвоили, что путаться у него под ногами, когда он собирается творить волшебство (или вообще выполняет какую-либо работу), не самая лучшая из затей.

Он принялся нараспев произносить отрывок из ситонийского эпического произведения, принадлежавшего перу Лекапенуса. Стихи эти в буквальном смысле вбили в него в свое время учителя, поэтому ему даже не пришлось прибегать к помощи зажатого в руке свитка. Он и так знал весь текст наизусть, но, тем не менее, держал копию при себе, чтобы напомнить Мавриксу еще об одном резоне, который оправдывал его вызов.

На шатком столе красовались пшеница (не ячмень — Маврикс относился к Бейверсу с презрением), спелые и засахаренные фрукты и несколько яиц из курятника замка.

— Желаете, чтобы я разделась прямо сейчас, лорд принц? — спросила Фулда, потянувшись к завязкам на шее.

— Давай-ка подождем и посмотрим: быть может, нам удастся вызвать божество каким-нибудь иным способом, — ответил Джерин, к явному разочарованию Райвина.

Силэтр на мгновение подняла бровь. Джерин не мог бы дать точный ответ, что это означало. Впрочем, ему и не слишком хотелось в том разбираться.

На своем устаревшем ситонийском он, прилагая все силы, стал призывать Маврикса, стараясь убедить того, что здесь — в северных землях — ему будет оказан самый достойный прием. Однако, несмотря на многочисленные мольбы, бог отказывался появляться. У Джерина мелькнула мысль, что, может, оно и к лучшему, но он все равно продолжал взывать и взывать.

— Фулда, — сказала Силэтр и кивнула.

Крестьянка стянула тунику через голову. Джерину было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что она и впрямь сложена так пышно и вожделенно, как и предполагалось. Единственный взгляд, мельком, и больше он на нее не смотрел. Чуть ошибись, взывая к Мавриксу, и красота ее форм уже не будет иметь никакого значения. Зато у Райвина загорелись глаза. Нет сомнений, что он попытается как можно быстрее вновь увидеть Фулду нагой, но уже при других обстоятельствах. Эта мысль мелькнула у Джерина в голове, но тут же исчезла: Маврикс по-прежнему не подавал никаких знаков, что вскоре окажется тут.

Джерин уже подумал, что Маврикс вовсе решил больше не иметь с ним дела. А еще он подумал, что вместо Фулды, возможно, следовало привести в хижину хорошенького мальчика. Иногда вкусы Маврикса склонялись и к этим вещам.

Он упорно продолжал прорабатывать заклинание всеми способами, которые только мог придумать. Любой, не обладавший его настойчивостью (или не находившийся в столь отчаянном положении), давно бы сдался. Да и сам Лис понимал, что все это не сможет продолжаться до бесконечности: вскоре он обязательно совершит ошибку, которая в лучшем случае аннулирует все его предыдущие действия, а в худшем… он не хотел даже думать о неприятностях, какие могли бы произойти.

Как раз в тот момент, когда он собирался прекратить свои попытки, пространство внутри хижины вдруг значительно увеличилось, хотя и не изменилось в размерах. Джерину уже приходилось сталкиваться с подобным эффектом. Волосы у него на затылке зашевелились. Итак, Маврикс появился, а он добился того, чего вроде бы как хотел. Не пожалеть бы теперь о том, что мольбам его все-таки вняли.

— Ты невыносимо шумливый человечишка, — сказал бог.

Его глубокий медовый голос звучал как будто где-то в голове Лиса, а не в ушах. Лис не мог точно определить, каким языком пользуется Маврикс — элабонским или ситонийским. Смысл его высказываний доходил до него напрямую, на более грубом уровне, чем тот, что воспринимает слова.

Джерин заговорил на ситонийском в надежде расположить к себе Маврикса.

— Спасибо тебе, господин сладкого винограда, господин плодородия, мудрости и остроумия, что соизволил услышать меня.

— Соизволил услышать тебя? — Брови Маврикса взлетели чуть ли не к линии, отделявшей его лоб от волос. Будь он человеком, миловидные черты его лица можно было бы назвать на редкость подвижными. Но он не был человеком, несмотря на то, что подрагивающие уста, похожие на бутон розы, вполне могли вызвать в каком-либо любителе мальчиков сладострастную дрожь. Впрочем, глаза бога — черным-черные и неприятно бездонные — дышали внушающим ужас могуществом и словно бы предупреждали, что ни о чем этаком простому смертному нечего и помышлять. — Соизволил услышать тебя? — повторил он. — Ты ведь изо всех сил старался оглушить меня, не так ли?

— Я бы не осмелился побеспокоить тебя, если бы не находился в весьма затруднительном положении, — ответил Джерин.

Это было абсолютной правдой, ибо, даже произнося эти слова, он опасался, что, возможно, найденное им средство спасения обернется для него более тяжкими последствиями, чем нашествие гради.

— А почему меня хоть на винную ягоду должны волновать твои неприятности, принц Севера? — В устах Маврикса титул Лиса звучал ядовито-приторно. — Почему бы мне не возрадоваться им, а?

— Во-первых, потому, что не я им причиной, — ответил Джерин. — А во-вторых, потому что те боги, которые явились их причиной, теперь намереваются превратить северные земли в холодный мрачный край, где почти ничему не дано будет вырасти и где на многие месяцы все погрязнет во льдах, снежных заносах и сырости. — Осознав, что случайно сказал последнюю фразу в рифму, Лис пожалел, что размер двустишия подгулял. Маврикс ценил все искусное.

— Это звучит… неприятно, — признал ситонийский бог. — Но спрашиваю тебя еще раз: какое мне до всего этого дело? Ваши варварские северные земли едва ли можно отнести к интересующим меня территориям, знаешь ли. Вы, элабонцы, не самый лучший народ. — Бахрома на тунике из кожи молодого оленя затрепетала, когда бог передернулся, демонстрируя, что он думает об элабонцах. — А лесные разбойники, которые нынче заполонили эти края, — еще хуже. Если со всеми вами случится нечто жуткое, что с того?

— Гради гораздо хуже, как и их боги, — упрямо продолжал Джерин. — Ты можешь быть не самого высокого мнения о Даяусе, а уж что ты думаешь о Таранисе, Тевтатесе и Есусе, я вообще понятия не имею, но у тебя свое место, а у них — свое. Ты не пытаешься потеснить их, а они — тебя.

Он не стал упоминать Бейверса, который в некотором смысле был весьма близок к Мавриксу, что заставляло их скорее соперничать, чем дополнять друг друга. И уж тем более он не упомянул Байтона. Ведь именно в результате ссоры того с Мавриксом чудовища, наводнившие северные земли, были загнаны обратно в свои мрачные подземелья. Если ситонийский бог задет этой ссорой, он еще напомнит о ней Джерину сам. Если же нет, то напоминать ему о ней не стоит.

Маврикс фыркнул.

— Я никогда не сталкивался с богами гради, как и они со мной, впрочем. Насколько я знаю, вы, люди, можете лгать, исходя из своих мелких резонов. Люди… да, они таковы. — Он снова фыркнул с утонченным презрением.

Но не выказав при этом большого ума. Не доверяя резонам Джерина, он даже не заметил в них цепи логических ошибок и упущений. При достаточной хитрости, разворотливости и везучести им, пожалуй, можно и управлять… как едва выезженной лошадкой. Никогда нельзя быть уверенным, что она пойдет в нужном тебе направлении, но если дать ей понять, что остальные пути еще хуже, то у тебя появится шанс.

Однако Маврикс не был лошадью, он был богом и обладал соответствующими способностями и силой. А потому Джерин сказал:

— Если ты сомневаешься в моих словах, загляни в мое сознание и сам увидишь, как проходили мои встречи с гради и Волдар. Обладая божественной мудростью, ты поймешь, лгу я или нет.

— Я не нуждаюсь в твоем позволении, человечишка. Я могу сделать это в любой момент, когда захочу, — ответил Маврикс. Через минуту он добавил: — Но благодаря этому предложению с твоей стороны я теперь думаю о тебе лучше… чуточку лучше.

И тут внезапно внутренний мир Джерина словно бы вывернули наизнанку. Возникло ощущение, что это не Маврикс вошел в его сознание, а скорее его сознание вдруг превратилось в маленькую частичку божественного разума. Он ожидал, что Маврикс начнет выхватывать из него нужные ему факты, как человек, выдвигающий ящики шкафа. Но вместо этого мощь божественного интеллекта попросту пронеслась через Лиса, словно он был воздухом, а Маврикс — дождем. Поиск оказался гораздо более быстрым, тщательным и ужасающим, чем он ожидал.

Когда Маврикс вновь заговорил, все происходило так, словно Лис не слушает, а как бы является чем-то единым с мыслями бога, вернее, их эхом, отдающимся в нем.

— Ты говоришь правду, да. Эти гради и впрямь мерзкие и злые люди, а те, кому они поклоняются, мерзкие и злые божества. То, что они заполонили свои родные места, уже достаточно плохо, но то, что они пытаются захватить этот относительно умеренный и терпимый край — совершенно недопустимо. А раз это недопустимо, то и нельзя этого допускать. Я начинаю.

И Маврикс отправился в путешествие по плоскости, где обитали боги. Та как-то сопрягалась с миром людей, урожаев и климатических перемен, но в действительности не являлась его частью. Маврикс не вернул сознание Лиса на место (если, конечно, так можно выразиться), поэтому тот волей-неволей отправился в это странствие вместе с ним.

Джерин точно не знал, насколько можно доверять собственным ощущениям. Глаза, уши и кожа его не были созданы для того, чтобы реагировать на проявления божественной сути. Кроме того, он их и не имел, а походил скорее на блошиный укус или, в лучшем случае, на бородавку на духе Маврикса. Неужели бог действительно движется сквозь океан вина? Или он вступает в интимную связь посредством?.. Если так, то тогда как же Фулда или подобные ей могут надеяться привлечь хотя бы крошечную частичку его внимания? Даже от туманного и неполного осознания того, что может вот-вот произойти, Джерин пришел в совершенно невероятное возбуждение.

Затем путешествие стало более сложным. (А не напряженным, подумалось Джерину. В тот момент он даже не мог вообразить нечто более напряженное, чем…) Он чувствовал, что Маврикс удивлен, раздражение и неудовольствие бога вина словно сделались его собственными. Они, собственно, таковыми и были… и даже более чем.

Маврикс раздраженно и отрывисто произнес:

— Мне не следовало позволять тебе вовлекать меня в столь неприятное дело.

Ситонийский бог плохо переносил любой дискомфорт, поскольку тот являлся отрицанием всего, за что он ратовал. Маленький ментальный пузырек внутри сознания Маврикса, который все еще принадлежал Джерину, изо всех сил сдерживал смех. Его хихиканье, несомненно, разозлило бы бога. Но ирония ситуации заключалась в том, что он-то, Лис, как раз и надеялся вовлечь Маврикса в это неприятное дело. Если же Маврикс решит изменить свой метафизический путь, ему придется столкнуться с еще большими неприятностями… не так ли?

Джерин задумался над этим вопросом. Насколько он знал, Маврикс мог свободно менять место своего пребывания на любое другое, нимало не беспокоясь о том, чтобы пересекать при этом какое-либо пространство. А даже если и не мог, то избыток сопутствующего богу вина и других удовольствий с лихвой должен был компенсировать издержки подобных перемещений.

Но тут, без всякого предваряющего перехода, Маврикс оказался там, где Джерин уже бывал в своих грезах. В холодном лесу, куда призвала его Волдар.

— Как холодно, — пробормотал Маврикс, двигаясь по тропе.

«Это владения богов гради», — подумал Джерин, не зная, обращает ли Маврикс хоть малейшее внимание на попискивания маленького обособленного фрагментика своего сознания.

— Правда? — ответил бог, подходя к заснеженной поляне. — А я-то думал, что вернулся в свою родную Ситонию. Виноград и оливки выглядят особенно привлекательно в это время года, верно?

Если бы Джерин был сейчас во плоти, он покраснел бы. Он вызвал Маврикса вовсе не для того, чтобы служить мишенью его саркастических выпадов. Но, естественно, вызывая богов, не всегда получаешь то, на что надеешься, ибо у богов имеются свои планы.

Он попытался устремить все свои мысли к Мавриксу, напряженно, с натугой стараясь обратить их в слова:

— Волдар призвала меня сюда, когда я спал.

— Наверное, этот сон был кошмарным, — ответил ситонийский бог. Возможно, он содрогнулся, а может, и нет, но Джерин увидел, как поляна качнулась. Вперед-назад. Маврикс продолжал: — Зачем уважающим себя божествам селиться в подобных местах, или, лучше сказать, наводнять их, когда вокруг так много других, куда более привлекательных краев? Это вне моего понимания.

— Нам здесь нравится.

Этот голос, окажись он реальным, был бы глубоким и громоподобным, словно у Вэна, только усиленным во множество раз. Но нельзя сказать, что Джерин услышал его. Скорее, нечто, похожее на землетрясение, но наделенное определенным значением, всколыхнуло центр его сознания. Из снега возникла огромная масса. По ощущениям Джерина: наполовину — мужчина, наполовину — огромный и белый медведь. Оба обличья проявлялись поочередно, то первое брало верх, то второе.

— Это уродливое существо, несомненно, не Волдар, — произнес Маврикс с отчетливым фырканьем в голосе.

Несмотря на фырканье, Джерин счел, что он прав. Божество гради, хоть в человеческом, хоть в медвежьем обличье, было явно мужского пола. Маврикс полностью переключил свое внимание на него.

— Кто… или что ты такое, уродливое существо?

Если бы у него был выбор, Джерин не стал бы настраивать против себя что-либо столь огромное, столь белое и столь угрожающе-свирепого вида. Но выбора у него не имелось, в чем, собственно, при общении с божествами и состоял главный риск. Полумедведь-получеловек зарычал и пророкотал в ответ:

— Я Лавтриг, могущественный охотник. А кто ты, мелкий жеманный писклявый червяк, осмелившийся внести свою вонь в обиталище великих богов?

— Великих по сравнению с чем? — поинтересовался Маврикс.

Он взмахнул левой рукой, которой сжимал свой тирс — прут с плющевидными листьями на конце. Оружие гораздо более мощное, чем любое копье в руках простых смертных.

— Ступай прочь, пока я не избавил равнину богов от твоего гнусного присутствия. Обычно я не ссорюсь со слабыми, если они, конечно, не начинают досаждать высшим. Поскольку же в твоем случае любой вид испражнений выглядит лучше, чем ты, предлагаю тебе перестать меня раздражать.

Лавтриг зарычал от ярости и ринулся вперед. У него было больше когтей, зубов и мускулов, чем Джерину хотелось. Он, конечно, мечтал втянуть Маврикса в сражение с богами гради, но вовсе не собирался застрять, абсолютно беспомощным, в эпицентре борьбы. Мавриксу же не было никакого дела до того, что он там собирался.

Несмотря на свой прут, бог вина казался пустым местом в сравнении с устрашающим видом Лавтрига. Однако, как Джерину следовало догадаться, внешность богов еще более обманчива, чем внешность людей. Когда жуткие челюсти Лавтрига сомкнулись, то не ухватили ровным счетом ничего. Когда же Маврикс хлопнул бога гради своим тирсом, тот издал такой вопль, что его наверняка могли услышать в далекой стране Малабале. Если не люди, то, по крайней мере, их боги.

— Теперь беги прочь, шумное существо, — сказал Маврикс. — Если ты действительно меня разозлишь, то варварам, которые тебе поклоняются, придется изобретать нечто более отвратительное, чем они сами, поскольку ты исчезнешь навсегда.

Лавтриг снова взвыл, на этот раз скорее от ярости, чем от боли, и попытался продолжить битву. Он бил когтями, кусал, пытался грызть — все напрасно. Маврикс вздохнул и внезапно пнул противника ногой, обутой в легкий сандалий. Лавтриг перевернулся в воздухе (если, конечно, на равнине богов имелся воздух) и ударился о сосну. Лежавший на ее ветвях снег упал на него. Он немного подергался от боли, но весьма слабенько, и не стал подниматься, чтобы продолжить бой.

Маврикс оставил его лежать и пошел дальше.

— А ты мог бы его совсем уничтожить? — спросил Джерин.

— О, ты еще здесь? — удивился ситонийский бог, словно он совершенно забыл о своем пассажире. — Бог может сделать все, что только взбредет ему в голову.

Этот ответ не вполне удовлетворил Джерина в плане информативности, но трудно было придумать худшее положение для того, чтобы уточнять, что Маврикс имеет в виду.

Между тем бог, которого он вызвал к себе на помощь, двинулся дальше — по тропинке между укутанными снегом деревьями. Если Мавриксу и было холодно, он ничем этого не выдавал. А один раз, словно ради забавы, направил свой прут на сосну. У ее подножия тут же распустились цветы. Джерин задумался, останутся ли они после того, как Маврикс прошествует мимо.

Из леса на Маврикса смотрели волки с желто-золотыми глазами, огромные, как медведи или как лошади, божественные волки. В их телах концентрировалась первобытная волчья сущность. Так повар кипятит соус, выпаривая из него все лишнее и оставляя одну лишь основу. Почувствовав на себе их жуткие взгляды, Джерин захотел убежать прочь, хотя и знал, что тело его не здесь. Но такие волки вполне могли и, вероятно, должны были поглощать даже души.

Маврикс достал несколько тростниковых трубок, составил свирель, и из нее полилась музыка, которая никогда не звучала в мрачном царстве богов гради. Никогда за все долгое время с тех пор, как они сотворили его на свой вкус. Это была мелодия лета, радости и любви, мелодия вина, жарких ночей и не менее жарких желаний. Если бы Джерин мог, он непременно бы зарыдал от сознания, что, даже прилагая все мыслимые усилия, никоим образом не сумеет в точности вспомнить и воспроизвести услышанное сейчас.

А волки! Мгновенно, абсолютно неожиданно, они вдруг лишились своей свирепости и побежали по снегу к Мавриксу. И вовсе не для того, чтобы разорвать его на части, а чтобы порезвиться у его ног. Они вели себя, словно ласковые щенки. Они тявкали, прыгали и дурачились друг с другом. Они делали все, что угодно, но только не охраняли дорогу, что, несомненно, поручили им боги гради.

Из сознания Маврикса в сознание Джерина просочилось веселье.

— Не окатить ли некоторых из них холодной водой? — предложил ситонийский бог. — Здесь ее предостаточно.

— Ну, не знаю, — отозвался Джерин. — Пусть себе развлекаются. У меня такое чувство, что им впервые представилась подобная возможность.

— Это чистая, правда, — сказал Маврикс и добавил: — Признаю, что откликнулся на твои призывы с неохотой, но теперь я рад, что сделал это. Этим богам гради нужен хороший урок. Они не имеют ни малейшего понятия о развлечениях. — Он говорил таким тоном, каким говорил и сам Лис, вынося приговор какому-нибудь особенно злостному грабителю.

Интересно, подумалось Джерину, способен ли ситонийский бог вселить легкость и ветреность в то, что у Волдар называется сердцем? Если да, это будет величайшим из всех чудес, которые ему когда-либо удавалось сотворить.

Но Маврикс преодолел еще не все препятствия на своем пути к главной богине гради. Когда он подошел к поляне, Джерин решил, что там его встретит Волдар. Но это была не Волдар. Это вообще не являлось чем-либо антропоморфным. Их встретил столп дождя, тумана, льда и снега, простиравшийся вверх насколько хватало глаз.

Из середины столпа раздалось:

— Убирайся прочь. Это все не твое. Убирайся.

Волки у ног Маврикса завыли и заскулили, словно бы осознав, что предали своих хозяев и что силы, властвовавшие над ними, заставят их о том пожалеть. Однако Маврикс ответил как всегда легко, с присущей ему насмешливостью:

— Что это у нас тут? Божественная лохань для стирки этого несчастного места? А может, это просто ночной горшок?

— Я Стрибог, — заявил голос. — И велю тебе остановиться. Забери свои шуточки и остроты и отправляйся туда, где нас еще нет, и жди нас там, потому что однажды, будь уверен, мы придем туда и заткнем тебе рот.

— А, я снова оказался прав, — весело сказал Маврикс то ли Джерину, то ли Стрибогу. — Это и вправду ночной горшок.

Он вышел на поляну. Стрибог повел атаку не так, как Лавтриг. Вместо броска навстречу врагу бог гради обрушил на того всю непогоду, заключенную в нем. Дух Джерина заледенел. Он понял, что перед ними тот самый бог, который наслал летний буран на него и его армию. Однако то был обыкновенный буран, пускай и сверхъестественного происхождения, а сейчас являло всю свою мощь истинно божественное оружие, способное разить подобных тому, кто пустил его в ход.

Этому нападению Маврикс придал больше значения, чем жалким потугам Лавтрига. Холод и морось, насланные Стрибогом, явно обеспокоили его дух. Он заворчал и сказал:

— Видишь, кто-то шел мимо и что-то пролил. Придется навести здесь порядок.

Волки умчались обратно в свои мрачные логова. После того как Маврикс перестал уделять им внимание, они совершенно забыли об охватившем их счастье. К тому же они жутко вымокли — до самой малой метафизической косточки. Стрибог и впрямь окатил их ушатом холодной воды размером чуть ли не с мир.

Маврикс взмахнул прутом, как сделал это немного ранее в схватке с Лавтригом. Прут, похоже, выполнил свою задачу, ибо Стрибог завыл от боли и ярости. Но этот бог гради являлся существом, не имевшим конкретного места, удар по которому мог причинить ему серьезный ущерб. К тому же напор дождя со льдом и ветра с молниями не проходил для Маврикса бесследно. Джерин ощутил, как сквозь него пронеслись волны страдания. Ситонийский бог явно был уязвлен. Лис знал, что в одиночку его собственный дух был бы здесь уничтожен в мгновение ока.

Маврикс попытался пойти напролом через бурю под названием Стрибог, но обнаружил, что не в состоянии этого сделать. Смех бога гради раскатился как гром.

— Здесь ты найдешь свою погибель, ты, вздумавший докучать Домугради! — вскричал он. — Здесь ты утонешь, здесь ты останешься навсегда.

— О, успокойся, самонадеянный болтун, — раздраженно произнес Маврикс, и на мгновение Стрибог действительно успокоился, буря стихла. Не обращая внимания на то, что она тут же возобновилась, Маврикс продолжал: — Ты не просто самонадеян, ты еще и глуп. Обильный полив бога плодородия может вызвать лишь его…

— Рост! — воскликнуло сознание Джерина.

— Вот видишь? — сказал ему Маврикс. — У тебя и то больше ума, чем у этого ветродуя. Комплимент, конечно, не самый лестный, но если хочешь, можешь его принять.

И с этими словами он принялся расти, впитывая в себя все осадки, направляемые в его сторону Стрибогом, и превращая их в свою собственность. Через мгновение они уже не являлись оружием бога гради. Боль от шквальных ударов Стрибога улетучилась, вернее, трансформировалась в нечто среднее между приятным ощущением после сытной еды и тем состоянием, что следует за актом плотской любви.

Стрибог слишком поздно сообразил, что его действия уже не причиняют Мавриксу никакого вреда. Он снова зарокотал как гром, но с испугом. Если раньше он простирался на высоту, какую только можно охватить взором (или тем органом, что отвечал здесь за зрение), а Маврикс по сравнению с ним казался малюткой, то теперь соотношение их размеров менялось на обратное с поразительной быстротой. И вскоре Джерин, со своего места в сознании ситонийского бога, уже смотрел сверху вниз на маленький злобный, но никчемный вихрь, вздымавший снег где-то в области лодыжек Маврикса.

Маврикс наклонился, схватил этот вихрь и отшвырнул прочь. Лис понятия не имел куда. Возможно, Маврикс тоже, потому что он сказал:

— Надеюсь, этот кувшин с элем примется теперь бушевать на землях богов Кидзуватна или каких-нибудь еще, где действительно ценят жару.

Неожиданно, без всяких предупреждающих действий, Маврикс принял свои прежние размеры, в каковых пребывал до схватки со Стрибогом, и поправил венок из виноградной лозы на своей голове. Ландшафт Домагради, казалось, нисколько не пострадал от обрушившейся на него божественной бури. Джерин пожалел, что земля в реальном мире не оправляется после дождей так же быстро.

— Вперед, — сказал Маврикс, и они двинулись дальше.

Однако, несмотря на одержанную победу, ситонийский бог выглядел более утомленным и менее уверенным в себе, чем раньше. Если битва с Лавтригом была сравнима с подъемом на один пролет лестницы, то схватка со Стрибогом походила скорее на восхождение на гору. Если следующий противник окажется еще серьезнее… Джерин по возможности старался не думать об этом, из страха, что Маврикс почувствует его мысли и то ли разозлится, то ли впадет в отчаяние.

Вот бог приблизился к новой поляне посреди заснеженного леса. Джерин ждал, какой же из богов гради выйдет навстречу Мавриксу на этот раз, но поляна казалась пустой. На дальнем конце открытого пространства стояло несколько покрытых снегом сосен. В досягаемости одного полета стрелы, выпущенной из лука, а может, чуть дальше.

— Что ж, — весело сказал Маврикс, — хоть какое-то разнообразие в ландшафте. Кто бы мог подумать? — Он поднес трубки свирели к губам и принялся наигрывать веселую мелодию, шагая среди сугробов.

Если бы у Лиса имелись сейчас настоящие глаза, он бы моргнул.

Произошло что-то странное, но что именно, он никак не мог разобрать. Вот бог приблизился к новой поляне посреди заснеженного леса. Джерин ждал, какой же из богов гради выйдет навстречу Мавриксу на этот раз, но поляна казалась пустой. На дальнем конце открытого пространства стояло несколько покрытых снегом сосен. В досягаемости одного полета стрелы, выпущенной из лука, а может, чуть дальше.

— Что ж, — весело сказал Маврикс, — хоть какое-то разнообразие в ландшафте. Кто бы мог подумать? — Он поднес трубки свирели к губам и принялся наигрывать веселую мелодию, шагая среди сугробов.

В сознании Лиса вновь возникла потребность моргнуть. Это была поляна… все та же поляна. Когда Джерин это понял, в его сознании восстановилась, по крайней мере, часть того, что они с Мавриксом только что пережили.

— Что ж, — весело сказал Маврикс, — хоть какое-то разнообразие в ландшафте. Кто бы мог подумать? — Он поднес трубки свирели к губам.

Но заиграть не успел, ибо Джерин воскликнул:

— Подожди!

— Что значит «подожди»? — раздраженно спросил ситонийский бог. — Я собираюсь отпраздновать то, что мне по дороге попалось хоть что-то новое. — И тут Маврикс, как до него Джерин, заколебался и прокрутил в памяти ряд своих действий. — Я уже… делал это? — спросил он, на этот раз скорее нерешительно, чем раздраженно.

— Кажется, да, — ответил Джерин, все еще не уверенный в том до конца.

— Я у тебя в долгу, человечишка, — сказал Маврикс. — Не представляю, сколько бы раз я проделывал это, пока не заметил бы, что что-то не так. Я вообще не уверен, что смог бы это заметить, если бы ты не прилепился ко мне, как блоха к заднице. Ужасно скучно было бы провести так вечность, доложу я тебе.

Джерин подумал о том, что, возможно, единственная причина, по которой он не попал в эту ловушку, заключалась в том, что она была расставлена для бога, а не для простого смертного. Он говорил как-то о некоторых преимуществах человека перед гораздо более могущественными созданиями, но не ожидал, что его незначительность станет одним из них. Он проскользнул сквозь ячейки сети, предназначенной для более крупной рыбы.

Более осторожным голосом, чем обычно, Маврикс спросил:

— Кто здесь, на поляне? Ничто отозвалось.

— Я Ничто, — сказало оно абсолютно бесцветным и бесчувственным голосом.

— Вот и доверяй этим тупым гради, которые поклоняются ничему, — пробурчал Маврикс.

— А почему нет? — ответило Ничто. — Рано или поздно все заканчивается. В конце концов, все заканчивается. Я — это то, что остается. Я заслуживаю поклонения, поскольку я самое могущественное из всего.

— Ты даже не самое могущественное божество в своем пантеоне, — язвительно заметил Джерин, пытаясь нарушить это сверхъестественное спокойствие. — Волдар управляет гради, а не ты.

— Пока, — отозвалось Ничто невозмутимо.

— Отойди в сторону, Ничто, или познаешь небытие, — сказал Маврикс. Из осторожного он вновь сделался гневным.

— Подожди, — снова сказал Джерин. Если найти способ справиться со Стрибогом было не очень легко, то как ситонийский бог может навредить ничему? Надеясь, что его мысли внятны только Мавриксу, а не Ничто, он предложил: — Не сражайся, а отвлекай. Ты ведь бог плодородия и способен на всякие интересные… трюки, не так ли?

Веселье Маврикса наполнило его, как могло бы наполнить вино, если бы он присутствовал здесь во плоти.

— Трюки, — повторил бог, а затем, изменив тембр своих мыслей, обратился уже не к Лису, а к существу, вернее, несуществу на поляне: — Ничто!

— Да? — Бог гради был вежлив, но совершенно безразличен.

Маврикс выставил вперед руки, дунул на них, и стаи ярких, разноцветных певчих птиц стали возникать одна за другой.

— Ты видишь это? — спросил он, взмахнув руками: птицы разлетелись по поляне.

— Я их вижу, — ответило Ничто. — Очень скоро, очень-очень скоро они перестанут существовать. И тогда они станут моими.

— Верно, — согласился Маврикс, — но пока они мои. Как и это. — По открытому пространству поскакал олень. Джерин надеялся, что волки Домагради его не заметят. — И это. — На опушке вдруг расцвели цветы, на этот раз с определенной целью, а не просто ради забавы. — И это. — Появилась амфора с вином. — И вот это. — На поляне возникли четыре невероятные красавицы и четверо хорошо сложенных красивых мужчин. Сначала они вкусили вино, а затем принялись вкушать и друг друга. Сдержанности у них было не больше, чем одеяний.

Джерин не знал, являлись ли они плодом воображения ситонийского бога или Маврикс вырвал их из каких-нибудь более теплых и радушных краев. Но он не стал спрашивать, чтобы не попасть под горячую метафизическую руку ведущего спор божества.

— Они все мои! — вскричал Маврикс. — И все они кое-чем занимаются у тебя на глазах.

— Это временно, — сказало Ничто.

— Да, временно, — согласился Маврикс. — Однако то, чем они сейчас занимаются, будет иметь последствия, и кто-то родится, а потом родятся другие, и ростки, которые распространятся от них…

— В конце концов, превратятся в ничто, — сказало Ничто, однако, кажется, с легким сомнением, глядя, как создания Маврикса кувыркаются на поляне.

Маврикс обратился к Джерину шепотом, но без слов, на мысленном уровне:

— Лучше, чем сейчас, я все равно не сумею его отвлечь. Я пойду через поляну. И если вновь окажусь где-то сзади… перед пустым пространством, то мы, скорее всего, останемся здесь… на неопределенное время.

Сгусток чувств, представлявший собой Джерина и прилепившийся к тыльным частям гораздо более могущественного сознания, перенесся через поляну. Джерин смог даже оглянуться, когда Маврикс вновь двинулся по тропе, что уводила дальше в Домгради. Создания ситонийского бога разом исчезли, словно их не было и в помине.

— Это так мелочно со стороны старины Ничто, — сказал Маврикс со смешком. — Они все равно попали бы в его власть, чуть раньше или чуть позже. Что ж, некоторым богам попросту не хватает терпения. — И тут вдруг он отчасти потерял самоуверенность. — Или ты думаешь, что Ничто опять накинется на меня посреди этой замороженной дикой местности?

— Я думаю, нет, — ответил Джерин. — По всей видимости, боги гради проверяют тебя, каждый по очереди. После того как ты победил Лавтрига и Стрибога, они оставили тебя в покое. Наверное, так же сделает и Ничто.

— Надеюсь, ты окажешься прав, — сказал Маврикс. — Но если эти проверки продлятся и мне придется одерживать верх над каждым легкомысленным божком, которого имеют гради… или… э-э-э… наоборот, я стану очень раздражительным, Лис. Прими это к сведению.

— Хорошо, — заверил его Джерин. — Я приму это к сведению.

Маврикс был гораздо могущественнее его, и он это прекрасно знал. Но именно он, Лис, заметил последовательность в действиях богов гради, а Маврикс нет. Означало ли это, что он божественно умен? Если да, он также должен быть достаточно умен для того, чтобы не потерять от этого голову.

Вроде бы Маврикс не ускорял шага, но следующая поляна появилась подозрительно быстро. Маврикс шагнул на нее почти с вызовом, словно бы ожидая новых штучек Ничто.

Но божество, вернее, богиня, стоявшая перед ним, имела явно физическую оболочку.

— Джерин Лис, элабонец, — сказала Волдар. — Ты оказался более беспокойным соперником, чем я ожидала, и твой союзник довольно силен. — Ее улыбка показалась Джерину немного манящей. — Но насколько и вправду ли он силен, еще предстоит выяснить.

Сейчас она выглядела не совсем так, как во сне, который ему был навязан. И отчасти напоминала ту ведьму, которая так напугала Адиатануса. То и дело, во время коротких световых вспышек, ее волосы седели, кожа покрывалась морщинами, зубы кривились, редели, грудь теряла девическую упругость и свисала до живота. Иногда ее тело казалось приземистым и слегка деформированным, а иногда нет. Джерин понятия не имел, каков ее настоящий облик, а может, у нее их вообще несколько, кто ее знает.

Маврикс заговорил с некоторым возмущением:

— Ха! Мне это нравится! Богиня приветствует смертного раньше, чем бога. Но я не удивлен: я уже познакомился с манерами поведения, принятыми в Домегради. Пожалуйста, можешь меня игнорировать, я не задет.

— Ничто пыталось это сделать, — отвечала Волдар, — но у него не вышло. Это значит, мне самой придется покончить с тобой. Но я заговорила сначала с этим смертным потому, что без него ты бы здесь не оказался и не причинил бы столько вреда нашим менее значительным богам.

— Я приветствовал их тем же образом, что они меня, — ответил Маврикс. — Разве моя вина, что они не вынесли натиска моих приветствий?

— Да, — сказала Волдар тем смертельно холодным голосом, который Джерин помнил по своему сну. — Тебя следовало изгнать из Домагради скулящим или позволить Ничто втянуть тебя в свою бесконечность.

— Я с радостью покину это холодное противное место, — сказал ситонийский бог, — и сделаю это сразу же, как только ты поклянешься прекратить свои опыты по доведению материального мира до крайности. Бог не может солгать богу, давая такую клятву: так было, так есть и так будет.

— Я могла бы солгать тебе, — сказала Волдар, — но не стану. Домгради распространяет свое влияние на земле. Так есть и так будет.

— Нет, — сказал Маврикс. — Так не должно быть. В материальном мире и без того хватает холода, уродства и бесплодия. Я не позволю тебе увеличить их мощь.

— Ты ничего не сможешь остановить, — ответила Волдар. — У тебя нет для этого ни могущества, ни корней на той земле, о которой ты говоришь, какие позволили бы тебе черпать в них силу, как это уже шаг за шагом делаем мы.

— Это и не твоя земля тоже, — сказал Маврикс. — А если я так слаб, то почему же я теперь стою перед тобой?

— Ты стоишь передо мной, как я уже говорила, из-за коварства хитрого смертного, чье сознание притаилось в тебе, — ответила Волдар, — и я не удивлюсь, что именно его хитрость позволила тебе одолеть моих помощников.

— Ха! Мне это нравится! — Маврикс вытянулся во весь рост, всем своим видом демонстрируя, что оскорблен. — Сначала ты в первую очередь обращаешься к этому смертному, затем говоришь, что считаешь его умней. Мне следует наказать тебя за такое неуважение.

Джерин вдруг ощутил себя мышью, имевшей несчастье оказаться посреди лужайки, на которой столкнулись медведь и длиннозуб. Теперь даже не имело значения, кто из парочки спорщиков победит, поскольку не тот, так другой мог запросто раздавить его в ходе схватки.

И все же схватка началась не сразу. Волдар явно призадумалась, удивляясь, что Маврикс сумел-таки до нее добраться. Он же, в свою очередь, тоже пребывал в замешательстве, разглядывая богиню, господствовавшую над такими грозными божествами, как те, каких он только что одолел.

Неожиданно он заговорил сладким, убедительным, искушающим голосом:

— А зачем нам вообще ссориться, богиня гради? Ты можешь быть очень привлекательной, когда захочешь, я это чувствую. Почему бы нам не заняться любовью? Как только ты познаешь истинное наслаждение, тебя уже не будут так привлекать смерть, гибель и холод.

И он принялся наигрывать на своей свирели мелодию, которой пастух заманивает пастушку на укромный лужок теплым летним вечером.

Но Волдар не была пастушкой, а Домгради не ведал тепла.

— Ты не соблазнишь меня и не собьешь с толку, чужеземный бог. Пусть твое сладострастие застынет и заледенеет, а твой пыл иссякнет.

— Я и есть пыл, целиком и полностью, — сказал Маврикс, — и именно я разжигаю его в других существах. Я попытаюсь разжечь его и в тебе, чтобы обучить тебя некоторым жизненным проявлениям, о которых ты, кажется, не имеешь ни малейшего представления.

— Я уже сказала тебе, что не восприимчива к твоим уловкам. — Голос Волдар сделался резким. — Покинь Домгради немедленно, и тогда ты не пострадаешь. Если же ты останешься, то скоро спознаешься с последствиями своего безрассудства.

— Я и есть безрассудство, — произнес Маврикс тем же голосом, что и в тот раз, когда объявлял себя «пылом». Джерин подумал, что, вероятно, правда и то и другое. Пыл всегда толкает на безрассудства. Быть может, бог вина именно это и имел в виду.

— Ты глупец, безусловно. — Волдар говорила таким же тоном, которым Джерин отчитывал за дурацкие выходки своих вассалов. — Очень хорошо. Если желаешь оставаться глупцом, оставайся, но держи ответ. — И, подняв свой громадный топор, она двинулась на Маврикса.

Все ситонийские притчи о боге плодородия представляли того отъявленным трусом. Лис, и сам был однажды свидетелем его постыдного бегства, хотя к тому не имелось никаких веских причин. Поэтому он был почти уверен, что Маврикс бросится прочь при виде столь явной угрозы. Но вместо этого бог язвительно бросил:

— Ты и вправду взяла в руки боевой топор или просто решила поохотиться за моей «пикой»? — И его «пика» тут же вздыбилась, не оставляя у Волдар никаких сомнений в плане истолкования его слов.

Она прорычала что-то, Джерин не понял, что именно. Возможно, и к лучшему. Затем взмахнула топором так, что любой из воинов, ей поклонявшихся, счел бы за честь право назвать своим подобный замах. Интересно, подумал Джерин, что случится, если удар достигнет цели? Скорее всего, ситонийскому пантеону понадобится новое божество.

Но удар не попал, куда нужно. В воздух взметнулся не только фаллос Маврикса, но его прут, отбивший в сторону грозное лезвие. Тоненький тирс, казалось, должен был переломиться, но внешний вид зачастую обманчив, особенно когда речь идет о богах.

Обманулась и Волдар. И закричала от ярости, обнаружив, что ей помешали.

— Тихо, тихо, — сказал Маврикс слащавым, утешающим тоном и, потянувшись, похлопал ее, но вовсе, кстати, не утешающе, по голому заду. Джерин не понял в точности, как это произошло. То ли у бога удлинилась рука, то ли, как это подвластно одним лишь богам, он изменил свое положение, а в следующую секунду вернулся на прежнее место.

Как бы там ни было, его действие еще больше озлобило Волдар. Ее следующий выпад, выражаясь метафорически, наверняка «обезоружил» бы Маврикса. Но тот вновь вскинул прут и отразил удар, хотя примостившийся на одном из краев его сознания Джерин ощутил, каким усилием ему это далось. Маврикс не был богом войны, тогда как Волдар, казалось, существовала лишь ради завоеваний.

— Сможешь ли ты справиться с ней? — спросил он у ситонийского бога.

Этот вопрос имел для него весьма существенное значение. Если Волдар одолеет Маврикса, останется ли его собственный дух навсегда в Домегради? Более мрачной участи себе и представить было нельзя.

— Вскоре мы это узнаем, не так ли? — ответил Маврикс.

Это было не самым ободряющим ответом из тех, которые Лис хотел бы услышать.

Очень скоро он убедился, что Маврикс уступает своей противнице. Ситонийский бог сражаться действительно не умел.

Он пытался соблазнить Волдар, распалить ее, довести до безумия. Она же, напротив, мрачно концентрировалась на том, чтобы причинить врагу как можно больше вреда и, по возможности, уничтожить.

Чем дольше они сражались, тем больше Джерин тревожился, что ее намерения и вправду осуществятся. Эта битва не походила на те, что Маврикс вел с другими богами гради. Она казалась Лису одной из тех жестоких отчаянных схваток, когда речь может идти только о выживании, а не о чем-либо другом. Волдар и Маврикс били, колотили и проклинали друг друга, причем их проклятия отзывались в них так же тяжело и болезненно, как тычки и удары.

Когда Маврикс сжимал Волдар, та на мгновение ослабевала и приникала к нему, словно намереваясь отдаться. В этом плане их схватка зрелищно походила на попытку насильственного соблазнения. Однако Волдар ни разу не поддалась до конца, как бы Джерин того ни желал и как бы на то ни надеялся. У нее были свои цели, которые шли вразрез с помыслами Маврикса.

Когда же она брала верх, Лис чувствовал, как Маврикс превращается в нечто более твердое и холодное, чем то, что было тому присуще. Он понял, что Волдар пытается подчинить Маврикса своей воле точно так же, как он пытается сделать то же самое с ней. Эти перетягивания на ту или иную сторону происходили все чаще и чаще по мере того, как накал битвы рос. Джерин задумался, понимает ли это Маврикс и не нужно ли ему предупредить бога.

Вдруг Маврикс издал громкий вопль, но не от боли, а от неприятия, и вырвался из объятий Волдар. Но их расхождение не походило на расхождение двух сражающихся людей. Всего миг назад Маврикс сжимал и теснил богиню гради, а в следующее мгновение он уже стоял на краю той поляны, где состоялась их встреча.

— Нет, — хрипло произнес он. — Ты не превратишь меня в то, чем сможешь управлять. — Значит, он понимал, каковы ставки. — Я тебе этого не позволю. И не позволяю.

— Если ты останешься здесь, то я осуществлю задуманное, — сказала Волдар. — Это Домгради, и он мой. — И она направилась к ситонийскому богу плодородия с непримиримой решимостью на лице и в каждом жесте.

Маврикс не выдержал и помчался прочь. Жесткий язвительный смех Волдар звенел у него в ушах, а снег высоко вылетал из-под сандалий.

— Будь осторожен, — крикнул Джерин в метафизическое ухо Маврикса. — Не угоди снова в лапы Ничто.

Маврикс свернул с тропы в сторону. Жестокие волки обители богов гради бросились было за ним, но как только приблизились, тут же вновь завиляли хвостами, словно щенки. По крайней мере, хоть эта часть могущества не была им утрачена. Затем он снова выбежал на тропу и помчался еще быстрей.

— Спасибо, что напомнил мне о ловушке, — сказал он, — хотя никак не могу поблагодарить тебя за то, что ты втянул меня в эти неприятности.

— Я пытался спасти то, что мне принадлежит, — ответил Джерин. «И мне это не удалось, — подумал он, не вполне уверенный, что ему удастся утаить эти мысли от бога. — Значит, мне придется предпринять еще что-нибудь, только что — я не знаю».

— Я не настолько глубоко пустил корни в твоих землях, чтобы сражаться за них столь же упорно и плодотворно, как я сражался бы, например, за Ситонию, если бы боги гради пришли туда, да не допустит этого наивысшая сила, стоящая над всеми богами, — сказал Маврикс. — Тебе следует поискать помощи на твоих территориях или под ними у тех сил, которым будет что терять, если их подчинит себе или погонит прочь Волдар со сворой своих злобных подручных.

Он и сам являл собой сгусток злобы. Такой, что ни Стрибог, ни Лавтриг не захотели опять вступить в состязание с ним. Вскоре он уже был за пределами обители богов гради. А Джерин тем временем ломал голову над тем, каких именно элабонских богов Маврикс имел в виду. Возможно, Байтона, но кого же еще? И он задал этот вопрос богу, который нес в себе его сущность.

— Нет, только не этот жалкий прозорливый слизняк, — презрительно сказал Маврикс. — Он тебе ничем не сможет помочь, уж поверь мне. Волдар разжует его и выплюнет, пока он будет озираться по сторонам. Однако с Ничто они вполне могут поладить: они наскучат друг другу настолько, что перестанут существовать.

Он говорил очень уверенно, и Джерина это насторожило. Если Байтон не поможет ему в борьбе против гради, то кто же тогда?

— Кто в северных землях способен им противостоять? — не отставал от бога Лис.

— Я уже сообщил тебе все, что знаю, и даже больше, чем ты заслуживаешь, — ответил Маврикс, на этот раз раздраженно. — Это не моя страна. Я повторяю это снова и снова: это не мои земли. Я не слежу за каждым занудным бездельником-божком, поселившимся здесь, и не собираюсь этого делать. Раз уж ты оказался настолько глуп, что предпочел родиться здесь, то выпутывайся теперь сам.

— Но… — попытался возразить Джерин.

— О, тише-тише. Пока что у тебя даже нет плоти, чтобы по-настоящему поднимать шум, — осадил его Маврикс, и Джерин волей-неволей присмирел. Бог продолжал: — Вот мы и вернулись в твою сырую, промозглую противную лачугу. Если бы ты только видел яркое солнце Ситонии, вино, море (не этот серый ледяной океан, омывающий твои земли, а голубое, блестящее и красивое море), если бы ты видел сверкание полированного мрамора и блеск песчаника, желтого, как масло, как золото… Но ты всего этого не видел, бедный обездоленный человечишка. Может, оно и к лучшему, потому что иначе ты мог бы наложить на себя руки от отчаяния, что ты всего этого лишен. Поскольку ты вынужден оставаться здесь, я возвращаю тебя в твое скучное малоприметное тело, из которого сам же тебя и извлек.

В следующее мгновение Джерин уже мог смотреть на мир собственными глазами, слышать собственными ушами, двигать головой, руками, ногами. Перед ним стоял Маврикс. А еще Силэтр, Райвин и Фулда, по-прежнему щеголявшая наготой пышных форм.

— Как долго мы отсутствовали? — спросил Лис. Как и обещал Маврикс, оказавшись в собственном теле, он снова обрел голос.

— Отсутствовали? — хором переспросили Силэтр и Райвин.

— Вы все время находились здесь, — сказала Силэтр. — Где же вы были? Что делали? — Она повернулась к Мавриксу. — Господин сладкого вина, боги гради побеждены?

— Нет, — ответил Маврикс.

Услышав это короткое «нет», Райвин в ужасе охнул. Маврикс продолжил:

— Я сделал, что мог. Но этого оказалось недостаточно. Больше я ничем не в силах вам помочь, поэтому покидаю эти края с их неприятным климатом.

И он стал исчезать у них на глазах, словно дымка в лучах жаркого солнца.

Джерин был вместе с ним и знал, что его победили. Силэтр и Райвин поняли, что это так. Но Фулда, подобно многим, с кем Джерин сталкивался в своей жизни, слепо верила в высшие силы. Слышать, как бог признает свое поражение, было выше ее сил. Она воскликнула:

— Так ты оставляешь нас ни с чем?

Маврикс вновь материализовался. Невозможно было сказать, куда именно смотрят его черные неменяющиеся глаза, но, судя по повороту его головы, он обратил свой взор к Фулде.

— Так ты хочешь, чтобы я оставил тебе что-нибудь, да? — спросил он, смеясь. — Отлично. Так я и сделаю.

Фулда принялась ловить ртом воздух. Сначала Джерин решил, что от удивления, но мгновение спустя он понял, что причина тому совсем иная. Фулда прикрыла глаза, выгнула спину, ее соски напряглись и вздыбились. Она тяжело задышала, все ее тело сотрясла дрожь.

— Вот так, — сказал Маврикс, самодовольно и удовлетворенно, а может, и просто удовлетворенно. Несмотря на то, что им проделывалось во время перемещения по плоскости богов, он, тем не менее, не пренебрег и Фулдой. Бог продолжал: — Я оставил тебе кое-что. Через три четверти года ты узнаешь, что именно, и это, без сомнения, вызовет интерес у окружающих. А пока… — И он принялся таять вновь, на этот раз растворившись в воздухе окончательно.

Хижина, в которой Джерин пытался творить волшебство, неожиданно приобрела свои прежние размеры. Это убедило Лиса, что Маврикс действительно исчез.

Фулда открыла глаза, но они были устремлены не на окружающее.

— О, — произнесла она, еще раз вздрагивая. И видимо, тоже поняла, что Маврикс исчез. — О, — повторила она уже с разочарованием. Потом взяла свою тунику и надела ее. Памятуя, что рядом Силэтр, Джерин на это уже не смотрел. Он смотрел на Райвина, на жену. По всей вероятности, они думали о том же.

— Бог ведь не сделал… — сказал Райвин.

— Бог не стал бы… — эхом повторила Силэтр.

— Не сделал чего? — спросила Фулда. — Не стал бы что?

— Если только мы все не рехнулись, у тебя будет ребенок, — объяснил ей Джерин. — Да еще какой.

Девушка взвизгнула. Она так и не поняла, что произошло.

Лис вздохнул.

— Еще одной заботой больше, — сказал он.