— Гостиничный сервис. Слушаю?
— Можно заказать «континентальный» завтрак, кофе и чай? Два сока из свежевыжатых апельсинов. Спасибо.
Я кладу трубку. Смотрю на своего парня, сидящего на краю кровати. Он смотрит на меня. Он приехал из Парижа. На скоростном поезде это заняло три с половиной часа.
— Ты приехал на семичасовом поезде?
— Не спалось, вот и приехал тебя повидать.
Было десять часов утра. Воскресенье. Экс-ле-Бэн. В отеле еще тихо. Никакого движения. Бал пылесосов еще не начался.
Я проснулась. Однако у меня впечатление, что день еще не начинался. Мы с моим парнем, кажется, зависли где-то посередине. Между ночью и днем.
— Значит, здесь ты и будешь спать восемь недель? — спрашивает он, осматривая комнату.
— Гм… Да…
— Значит, это здесь.
— Да…
— А ванная здесь хорошая?
— Да.
— А санузел раздельный?
— Да…
— И небольшая гостиная есть?
— Да…
— Хорошо!
Да, в конце концов… Я не собираюсь покупать этот номер!
— О чем ты думаешь?
Он всматривается в меня, как будто хочет прочесть что-то во мне. У него сегодня странный вид.
— Что? Я? — спрашиваю, словно нас здесь много, о чем-то думающих в этой комнате.
— Ни о чем. Я не думаю ни о чем.
Неловкая тишина установилась с тех пор, как он сел на мою кровать.
Нарушаю молчание:
— Не мог бы ты раздвинуть шторы?
Мой парень прыжком бросается на шторы. Похоже, он счастлив сделать это для меня. Открыть шторы. А день светлый. Облака зацепились за горы. Накрапывает дождь.
— На улице плохая погода, — говорит он мне, когда я смотрю в сторону окна.
— Да. Возможно.
Он вновь садится на край кровати. Я широко зеваю. Рот ловит воздух. Меня грубо вытащили из сна, и я подчеркнуто показываю это.
Кажется, время опять пошло, когда постучали в дверь номера. Мой парень встает, он открывает, любезно приветствует молодого человека, который протягивает ему поднос с завтраком.
— Хорошего дня, месье.
— И вам хорошего дня.
Небольшое оживление уже закончилось. Дверь вновь закрывается. Время вновь застывает. Мой парень ставит поднос передо мной на кровать.
— Приятного аппетита.
— Спасибо.
Разве утром тоже говорят «приятного аппетита»? Сколько все-таки из нас сыпется всяких банальностей и бессмысленных реплик…
— Я голодна, — говорю, подтягивая поднос поближе к себе.
Каждое слово повисает неподвижно в тишине. В комнате нет настенных часов. Нет шумного будильника. И все же я слышу тиканье проходящих секунд и минут.
Шум посуды немного оживляет атмосферу. Позвякивание маленькой ложечки в моей кофейной чашке возвращает нас к почти обычному дню. Я беру круассан из плетеной корзинки. Мой парень следит за моим жестом. Внезапно он принимает очень заинтересованный вид. Действие разворачивается. На что же он так уставился? Делаю маленький круг круассаном в воздухе. Да, это так. Он похож на моего пса, когда тот сидит у кровати. Он тоже следит глазами за булочкой.
— Хочешь круассан? — спрашиваю его.
Я знаю, что он не хочет. Этим вопросом я даю ему понять, что его пристальный взгляд мне мешает. Он не понимает. Он крутит головой. В противоположность моему псу, он не хочет круассан из корзинки. Мой парень вновь уставляется на меня своими глазами. Можно подумать, он созерцает статую или картину. Статуя или картина — это я. Не знаю, как держаться с этим человеком, с которым я делю свою жизнь. Я все же съем этот круассан. Увидим, что будет потом. Подношу круассан ко рту. Мой парень следит глазами за выпечкой. Впечатление такое, будто он присутствует при чуде. Он улыбается. У него счастливый вид оттого, что я ем круассан. Я же смущена таким вниманием. «Ты никогда не видел, как я ем?» — собираюсь я спросить.
— Обычно ты никогда не ешь круассаны, — говорит он с широкой улыбкой.
Какого ответа он ждет? Да. Это правда. Обычно я никогда не ем круассаны. Ты знаешь, этим утром я ем круассаны потому, что я беременна. Это то, что называют «желанием». Ты видишь, я уже меняюсь.
Но я ничего не говорю. Веду себя так, как будто ничего не изменилось. Просто подношу круассан к своему рту. Внимание моего парня заостряется. Все происходящее кажется ему необычным. Сейчас случится чудо: я съем круассан! Рука промахивается, и выпечка падает в кофейную чашку.
— Вот и в этот раз я не съем круассан, — цежу я сквозь зубы.
Цежу эти слова сквозь зубы потому, что виноват-то он. Я ведь сжала рот потому, что меня нервирует, что он на меня так смотрит. Меня беспокоит, что сегодня с самого утра все так тяжело! Меня беспокоит, что он обеспокоен. Меня беспокоит, что мы ведем себя ненормально.
Заглядываю в кофейную чашку. Круассан плавает в черной жидкости. Он уже похож на мочалку. Рыхлая масса, ставшая коричневой, выглядит отталкивающе. Мой парень улыбается. Он не считает, что картина подпорчена. Достаю разбухший круассан из кофе. Все насмарку! Ничего. Съем кекс.
Мой парень и мой пес думают о разном, но оба смотрят на меня очень пристально. Под тяжестью их четырехглазого взгляда стараюсь кушать красиво. Я не запачкаю себе щеки и постараюсь не уронить кекс в чашку. Несколько изюминок все же выпадают из выпечки.
Мой пес ждет. Он не сдвинется ради трех изюминок. Он ждет целого куска. Он хочет, чтобы я уронила кекс на пол. По крайней мере, этот ведет себя, как всегда, думаю я, глядя на пса. Ему наплевать на тишину, на проходящие минуты, на странный вид моего парня, на мое недомогание, на мою неловкость. Все, чего он хочет, — это съесть мой кекс. Да, это нормально. Узнаю привычную обстановку.
— Ты любишь кексы? — спрашивает мой парень.
Что с ним? Он мне сейчас надоест! Надеюсь, он не будет проводить инвентаризацию всего, что я собираюсь съесть? Если будет, то остановится не скоро. Завтрак для меня — самый большой прием пищи. На завтрак я наедаюсь больше всего. В моей корзинке ждут своей очереди шоколадная булочка, бриошь и две печенюжки.
У него странное выражение лица, и не только. Его голос! Его голос тоже стал странным. Даже очень странным. В его голосе появилось тремоло. Кажется, что он хочет запеть, но не может. Он довольно грубо подготавливает почву! Сейчас завяжется разговор, я это чувствую. Он завяжется так, как я опасаюсь: плохо.
Он начинает говорить ни о чем, чтобы говорить обо всем. Он включает насос разговора. Когда начну есть шоколадную булочку, он мне скажет: «В первый раз вижу, чтобы ты ела шоколадную булочку». Это правда, но причина не в моем состоянии! Не я готовлю завтраки в этом отеле. Я спрашивала много раз: «Камамбер есть?» У них его нет.
Съеживаюсь. Край кровати способствует развитию беседы. Угроза трудного разговора висит в комнате, которая стала бы совсем безжизненной без пыхтения моего пса. Я не хочу выходить за рамки наших обыденных тем. Я пытаюсь оттянуть начало разговора, которого, чувствую, не избежать. Я хочу, чтобы все было нормально, как обычно. Будто ничего не изменилось. Он сейчас начнет. Я не знаю, что сделать, чтобы помешать разговору. Конечно, мы все обсудим. Но позже. Ничего не говорю. Мой парень открывает рот. Сейчас произнесет слова, которые попытаются объяснить то, что хотелось бы никогда не объяснять. Банальности, которые помешают нам представить, что мы — первые. Неловкие фразы, которые мы говорим за неимением лучшего. Слова, которые мы считаем себя обязанными сказать потому, что так надо. Слова верности. Слова окончательные и бесповоротные. Фразы, которые я не хочу ни произносить, ни слышать. Не сейчас. Нет… Не сейчас… Надвигающийся разговор меня пугает. Отвожу взгляд.
Мой парень встает. Делает четыре шага. Неизвестно зачем трет руками о брюки. Вытирает их о свои ягодицы. И снова садится. Все происходящее ненормально, я обязана это признать. Выражение его лица по-прежнему странное. Его лицо и голос такие странные потому, что мой парень взволнован. Этот неизбежный разговор тревожит его. Предстоящий разговор его терзает. Ему не хочется начинать. Разговор навязывает нам себя сам. Мой парень этого напряжения долго не выдержит. Меня подмывает сказать ему: «Сопротивляйся!».
Он вновь устраивается на месте, располагающем к разговору. Усаживается на край моей кровати. Я еще больше съеживаюсь.
— Здесь подают хороший завтрак.
— Да.
— Здесь так каждый день?
— Нет. Обычно мне дают черствый хлеб. Сегодня повезло. Воскресенье ведь.
Мой парень смеется.
Моя шутка была не смешная. Он смеется потому, что над нами зависла бетонная плита. Этим утром в этой комнате на нас раздавит бетонная плита. Мой парень хотел бы нас от нее спасти. Хочется подсказать ему: «Плита — это те мерзкие слова, которые ты собираешься выдавить из себя!». Висящая над нами плита — это те гадкие слова, которые ты собираешься навязать себе! Которые ты собираешься навязать мне!
Мой парень наклоняется над подносом. Он решает выпить чаю. В его чашке позвякивает чайная ложечка. Привычный звук ложечки, помешивающей чай, немного расслабляет меня. Мой парень подносит чашку ко рту. Он смотрит на меня, прикасаясь губами к краю чашки. Обычно он так не делает. Он смотрит на меня поверх чашки, делая глоток. Вижу его глаза, которые пристально изучают меня поверх белого фарфора.
Что с ним?
Капля падает ему на рубашку. Мой парень тоже пронес мимо рта! У него тоже плохо получается вести себя как положено. С нормальным днем уже покончено. Не одна я сегодня промахнулась. Уже нет нужды следить за всеми его жестами! Я смотрю на него только потому, что он наблюдает за мной поверх чашки. Мне не нужно спрашивать у моего парня, о чем он думает. Я это знаю. Его задумчивость слишком глубока. Улетучилось всякое легкомыслие. Я почти слышу, как он думает, так напряженно он это делает. Я боюсь, как бы его мысль не вылетела из его рта в тот момент, когда я не буду к этому готова. Вообще, стараюсь быть начеку с того самого мгновения, как он вошел в комнату.
Мне все-таки удалось проглотить немного своего завтрака, а ему — допить чай. Это было не так-то просто.
Мой парень избавляется от подноса. Он выносит его из номера в коридор. Закрывает дверь комнаты. Поворачивается ко мне. Вот сейчас все и произойдет. Я не могу ни сказать что-либо, ни задать какой-нибудь вопрос. Надо остановить наше медленное скольжение по склону, но никакое — ни умное, ни глупое — соображение не приходит мне в голову.
Мой парень на мгновение застывает, он рассматривает зверя. Меня. С какой стороны он нанесет удар? Похож на пикадора в стойке. Он присаживается подле меня на край кровати. Располагающее место.
Я не вставала с кровати с тех пор, как он пришел. Все это время я не могла расслабиться. Его взгляд не сулит ничего хорошего. Цепляюсь за кровать, как за опору. Моя кровать — это моя территория. Ее углы — бастионы. Я в своей крепости.
Теперь мой парень действует решительно. Он бросается в воду, которую своим отношением я сделала ледяной.
— Я счастлив от новости, которую ты мне сообщила, — говорит он мне вдруг.
Еще крепче хватаюсь за свой плот. Вода, в которой он барахтается, все холоднее и холоднее. Мой парень ждет от меня ответа. Мой рот закрыт. Он таким и останется. Мой парень долго разглядывает меня в тишине, которая становится все гуще. Крепостные стены моей кровати утолщаются на глазах. Мои губы сжимаются все крепче. Я удаляюсь в себя. Ему будет трудно меня настичь, и он это понимает. Я скрываюсь.
— Ты не будешь скучать, если я пойду приму ванну? — спрашивает он меня.
Мой парень в ванной уже почти час. В течение всего этого часа я не вставала с кровати. В течение часа я то возвращалась на поверхность, то скрывалась снова. Я колеблюсь. С самого утра я страшусь разговора. Чувствую себя оскорбленной его намерением представить события чересчур прямолинейно. Весь этот час пытаюсь переварить наш разговор. Уже час я спрашиваю себя, хорошо ли мой парень взвесил последствия известного события.
Вначале, когда я увидела его за дверью, мне стало страшно. Испугалась, что случится нечто ужасное.
Уже час я трепещу. Что будет завтра? Кто защитит этого ребенка? Забот у меня явно прибавится! Существуют злодеи, которые похищают детей ради выкупа. Существуют психи, которые крадут их для других целей. Бывают несчастные случаи. Бывают грозы, убивающие молнией. Бывают… Бывают… Бывают! Столько всего!
Я — все та же девочка, которая прогоняла врага за дверью стуком кастрюли! А что же мне было делать? Я — та, которая бежит, вскинув руки. И что же я буду делать? Кто меня успокоит? Я боюсь крышелазов. Боюсь грозы. Боюсь птиц. Боюсь злого человека за дверью. Я боюсь… Боюсь…
— Ты боишься жизни, — сказал он, когда купил мне свисток.
Это воспоминание меня расшевелило.
Встаю, наконец, со своей кровати. Мне так надо поговорить! Мой парень все еще в ванной. Он читает сценарий фильма, в котором я снимаюсь. Когда я вхожу в ванную, поднимает на меня глаза:
— Я обожаю название твоего фильма, — говорит он.
На обложке сценария написано: «Жизнь в наших руках!»