Первые дни и первые решения в роли премьер-министра
Мы поняли, что выиграли, рано утром в пятницу 4 мая, но только к полудню получили точный результат, большинство в 43 места, как выяснилось. Рядом со мной было много друзей, пока мы дожидались результатов в эти долгие часы в Центральном штабе Консервативной партии. Помню странное чувство, смешанное с предвкушением, когда раздался телефонный звонок, вызывавший меня во Дворец. Я была озабочена соблюдением деталей процедуры и протокола. Удивительно, насколько в таких ситуациях рассудок сосредотачивается на вещах, которые в простой день кажутся сущими пустяками. Но меня преследовали истории о неловкостях, случавшихся, когда один премьер-министр уходил со своего поста, а второй занимал его место. Я не могла не пожалеть Джеймса Каллагена, который незадолго до этого признал нашу победу, произнеся речь, исполненную одновременно достоинства и доброжелательности. Какими бы ни были наши прошлые и будущие разногласия, я считала его патриотом, в сердце которого жила Британия, а беды ему приносила его собственная партия.
Примерно в 2:45 раздался звонок. Я вышла из Центрального офиса, прошла сквозь толпу своих сторонников к ожидавшей меня машине, которая повезла нас с Дэнисом во Дворец. Это было мое последнее путешествие в роли лидера оппозиции.
Аудиенция, на которой ты получаешь от королевы право на формирование правительства, происходит в жизни большинства премьеров один раз. Это право сохраняется, когда действующий премьер-министр выигрывает выборы, поэтому мне не пришлось еще проходить через это, пока я была на своем посту. Все аудиенции с королевой протекают в обстановке строгой торжественности, жизненно необходимой для работы правительства и конституции. Мне предстояли такие аудиенции с Ее Величеством каждую неделю, обычно по вторникам, когда она была в Лондоне, или иногда в других местах, когда королевская семья пребывала в Уинсдоре или Балморале.
Каждый, кто думает, что эти встречи сводятся к любезностям, серьезно заблуждается; они вполне деловые, Ее Величеству приходится иметь дело с множеством текущих вопросов. И хотя пресса не могла удержаться от предположения, что между Дворцом и Даунинг-стрит наличествуют разногласия, я всегда находила отношение королевы к работе правительства абсолютно правильным. Разумеется, истории о стычках между «двумя могущественными женщинами» были слишком заманчивы, чтобы их не выдумать. В целом больше глупостей было написано о женском факторе во время моего пребывания на посту, чем о чем бы то ни было другом. Меня всегда спрашивали о том, каково было быть женщиной-премьером. Я отвечала: «Не знаю, я никогда не имела противоположного опыта».
После аудиенции сэр Филипп Мур, секретарь королевы, проводил меня в свой офис по так называемым Ступеням премьер-министра. Там меня ожидал мой главный личный секретарь Кен Стоув, готовый проводить меня на Даунинг-стрит. Кен прибыл во Дворец с уходящим премьер-министром Каллагеном менее часа тому назад. Когда мы выехали через ворота Дворца, Дэнис подметил, что в этот раз стражники отсалютовали мне. В те спокойные дни, когда не существовало террористической угрозы, множество зевак и журналистов дожидались нас на Даунинг-стрит. Толпа растянулась вверх по Даунинг-стрит и дальше до Уайтхолла. Выйдя из машины, мы с Дэнисом подошли к ним. Когда мы повернулись к камерам и репортерам, радостные возгласы были настолько оглушающими, что никто на улице не мог услышать, что я говорила. К счастью, микрофоны, направленные в мою сторону, уловили мои слова и передали их по радио и телевидению.
Я повторила молитву, приписываемую Св. Франциску Ассизскому, начинающуюся словами «Да принесем мы гармонию туда, где есть раздор». Позднее эти строки вызвали злые комментарии. При этом забывалось продолжение этой цитаты: «Да принесем мы истину туда, где есть заблуждение. Да принесем мы веру туда, где есть сомнение. Да принесем мы надежду туда, где есть отчаяние». Силы заблуждения, сомнения и отчаяния так прочно укоренились в британском обществе, и «зима недовольства» это показала, что преодолеть их, не применяя силы, было невозможно.
Внутри дома № 10 весь персонал вышел поприветствовать нас. Я уверена, что до появления телевидения у этой церемонии была вполне реальная практическая польза, поскольку все, кто находится в здании, могли рассмотреть и впредь узнавать премьер-министра в лицо. В резиденции премьера на самом деле царит почти семейная атмосфера. Численность персонала относительно невелика: около восьмидесяти человек, из-за посменной системы не все присутствуют одновременно. В их число входят сотрудники личного кабинета, «девушки из садовой комнаты», выполняющие секретарскую работу; «заведующий документооборотом», который упорядочивает массу документов; парламентский отдел, занимающийся парламентскими вопросами; отдел корреспонденции, обрабатывающий каждую неделю от четырех до семи тысяч писем; отдел по работе с церковью, политический офис; а также курьеры и прочий персонал, который снабжает всех кофе, чаем и, что самое важное, информацией из внешнего мира. Это невероятная нагрузка, и для нее нужны люди с необыкновенной самоотдачей.
Личные секретари премьер-министра во главе с главным личным секретарем – ключевые фигуры в работе правительства. Они представляют основной канал связи между премьером и остальным Уайтхоллом. Мне повезло, в течение этих лет у меня были надежные главные личные секретари. Прочие личные секретари, специализирующиеся на экономических или международных отношениях, также быстро освоили мои требования. Бернард Ингрэм, мой пресс-секретарь, был еще одним незаменимым членом нашей команды. Мне говорили, что Бернард был лейбористом по своим взглядам; но с первой встречи меня поразил этот сильный, прямой и веселый йоркширец. Он ни разу меня не подвел.
Работа премьер-министра подразумевает нагрузку, при которой сон казался роскошью. За годы я приучила себя обходиться примерно четырьмя часами сна. Личный офис тоже часто работал до 11 часов вечера. Такая атмосфера помогает создать удивительно слаженную команду, при этом работающую эффективно. Нагрузка на людей предельно высока, на ерунду времени нет. В результате возникают дружеские взаимоотношения. Обстановка дома № 10 формирует отношение людей не только друг к другу, но и к премьер-министру. Приветствия и аплодисменты могут быть данью традициям, когда прибывает новый премьер-министр. Но слезы и сожаления, когда уходящий премьер-министр покидает резиденцию, обычно настоящие.
Даунинг-стрит, 10 не только офис: он предназначен служить домом премьер-министру, личные апартаменты которого расположены на верхнем этаже. Мы шутили, намекая на мое детство в Грэнтеме, что я опять буду жить над местом работы. Мы переехали из дома на Флуд-стрит на первой неделе июня. Эта квартира стала убежищем от остального мира. Она была на самом верху, но это было к лучшему, потому что ступеньки лестницы были почти единственным упражнением в моем распоряжении.
Мы с Дэнисом решили не заводить постоянной прислуги. Ни одна домработница не справилась бы с непостоянным расписанием. Когда у меня появлялось время, я поднималась в квартиру, чтобы слегка перекусить салатом или яйцом всмятку и тостом. Но обычно на часах было 10 или 11 часов вечера, когда я шла на кухню, чтобы приготовить что-нибудь, мы освоили все способы приготовления сыра и яиц, пока Дэнис наливал мне стаканчик на ночь.
Премьер-министр или нет, я никогда не забывала, что я еще и член парламента от Финчли. Мои ежемесячные встречи в округе наряду с корреспонденцией, которой занимался мой секретарь Джой Робиллард, позволяли мне оставаться в курсе проблем моих избирателей. Кроме того, особое внимание я уделяла опеке над хосписом Северного Лондона.
Я не смогла бы пробыть премьером одиннадцать лет, если бы рядом не было Дэниса. Сильная личность, он был кладезем тонких советов и острых комментариев. И он очень берег их для меня, вместо того чтобы делиться ими с окружающими, отказываясь давать интервью. У него никогда не было секретаря или советника по связям с общественностью, но лично каждую неделю он отвечал на письма, которых было от тридцати до пятидесяти. Он, похоже, стал любимым адресатом для половины нации. Премьер-министр, по сути, одиночка. Так оно и должно быть: ты не можешь управлять из толпы. Но благодаря Дэнису я никогда не была одинока. Вот это человек. Вот это муж. Вот это друг.
Даунинг-стрит 10 не совсем обычный дом. Портреты, бюсты и скульптуры твоих предшественников напоминают тебе о почти 250 годах истории, в которую ты только что включился. В вестибюле я выставила свою коллекцию фарфора, которую собрала за много лет, а также привезла с собой хороший портрет Черчилля из моего кабинета в Палате. Он смотрел сверху вниз на тех, кто собирался в прихожей перед кабинетом. Когда я приехала, это место напоминало старомодный клуб на Пэлл Мэлл с тяжелой изношенной кожаной мебелью; я поменяла интерьер, перенеся туда книжные шкафы, столы и стулья из других помещений. Возможно, в кабинете людей ожидали не самые приятные минуты, но не было причины заставлять их чувствовать себя неуютно, пока они ожидают приема.
Хотя самые важные перестановки были сделаны только после десяти лет моего пребывания там, я старалась сделать комнаты более обжитыми. В официальных комнатах было мало украшений, и когда мы прибыли на Даунинг-стрит, в них не было столового серебра. Каждый раз, когда там проводились официальные обеды, обслуживающему персоналу приходилось приносить его с собой. Лорд Браунлоу одолжил мне столовое серебро из своей коллекции в Белтон-Хауз: оно сверкало и преобразило обеденный зал резиденции. Один предмет имел для меня особенное значение, шкатулка, содержавшая текст вольностей Грэнтема, в котором прежний лорд Браунлоу, а позднее мой отец были мэрами. Садовники, которые ухаживали за парком Сэйнт Джеймс, принесли цветы, а я переклеила обои в рабочем кабинете по своему вкусу. Серо-зеленые обои были заменены кремовыми в полоску, которые служили гораздо более уместным фоном для нескольких прекрасных картин.
Я считала, что на Даунинг-стрит должны находиться работы современных художников и скульпторов наряду с мастерами прошлого. Я встречала Генри Мура, когда была государственным секретарем по вопросам образования, и очень ценила его работы. Фонд Мура предоставил резиденции одну его небольшую скульптуру, которая прекрасно вписалась в альков главного зала. Над скульптурой висела картина Мура. Ее меняли каждые три месяца; среди моих любимых были сцены с людьми, спящими в лондонской подземке во время бомбежки.
Я сознавала, что я первый научный сотрудник, ставший премьер-министром, как и то, что я – первая женщина-премьер. Поэтому я распорядилась разместить портреты и бюсты наших самых известных ученых в маленьком обеденном зале, где обедала с посетителями и коллегами по менее формальным поводам.
В тот первый вечер я разве что бегло осмотрела основные комнаты здания. Потом я зашла в кабинет, где я увидела много знакомых лиц. Среди них была моя дочь Кэрол, а еще Ричард Райдер, впоследствии мой секретарь, ответственный за поддержание контактов с партией; Дэвид Вульфсон (ныне лорд Вульфсон), начальник по персоналу, Кэролайн Стивенс (позже Кэролайн Райдер), мой секретарь; Элисон Ворд (позже Элисон Уэйкем), секретарь по избирательному округу; и Синтия Кроуфорд, известная как «Кроуфи», мой личный помощник.
Выбор состава кабинета – одно из важнейших проявлений власти премьер-министра в вопросе руководства правительством. Не всегда очевидны ограничения, которые действуют при совершении выбора. Все министры должны принадлежать либо к Палате лордов, либо к Палате общин, не должно быть больше трех членов Кабинета министров из Палаты лордов. Вдобавок нужно добиться, чтобы были представители от разных частей страны. Также следует принимать во внимание весь спектр мнений в партии.
Журналисты ждут, что кабинет из двадцати двух министров будет назначен, а списки опубликованы в течение примерно 24 часов. В противном случае это воспринимается как явный признак политического кризиса. Поэтому я не думаю, что кто-то из присутствовавших на Дунинг-стрит, 10 особенно расслабился в тот день, который оказался долгим. Я получила обычный детальный инструктаж по безопасности, который проводится с премьер-министрами, принимающими свой пост. Потом я прошла наверх в сопровождении Вилли Уитлоу и нашего нового «главного кнута» Майкла Джоплинга. Мы начали перебирать имена, и постепенно эта труднейшая из мозаик стала обретать ясность, а Кен Стоув старался связаться с нужными людьми и договариваться об их приезде на следующий день.
Я знала, что самые трудные сражения предстоят нам на полях экономической политики, и позаботилась о том, чтобы ключевые министры в экономике были сторонниками нашей экономической стратегии. Джеффри Хау к этому моменту закрепился на своей позиции главного экономического делегата партии. Он регулярно подвергался нападкам со стороны Дэниса Хили. Проявляя мастерство обобщения и способность упорядочивать возражения, он показал, что под обманчиво мягкой внешностью скрываются черты прекрасного канцлера, которым ему предстояло стать. С моей точки зрения, это были его лучшие годы в политике.
Став лидером в 1975 г., я думала назначить Кита Джозефа теневым канцлером. Кит больше, чем кто-либо другой, сделал, чтобы выразить в своих речах и памфлетах, что именно происходит в британском обществе. Он настоящий мыслитель, сочетает в себе сдержанность, открытое мышление и способен чувствовать проблемы и беды народа. Такое сочетание личных качеств может создать сложности в жестокой сумятице политической жизни, которую канцлеры должны переносить помимо всего. Поэтому Кит взял на себя промышленность, в которой он выполнял жизненно важную работу по изменению всей философии, прежде доминировавшей в этом департаменте. Кит остается моим ближайшим политическим другом.
Джона Биффена я назначила главным секретарем казначейства. Он был твердым защитником нашей экономической политики в оппозиции, но показал себя значительно менее эффективным в изнурительных попытках контролировать государственные расходы. Его последующая работа в качестве лидера палаты, где требовались такие качества, как предельная политическая интуиция, хорошее чувство юмора и определенный шарм, была гораздо удачнее.
Джон Нотт стал министром внешней торговли. Он обладал четким пониманием и ответственным отношением к нашей политике в отношении валютного контроля, низких налогов и свободного предпринимательства. Но Джон смесь золота, окалины и ртути. Никто другой не был так хорош в анализе ситуации и умении предложить, как реагировать на нее. Но ему оказывалось трудно или, возможно, скучно придерживаться линии, как только она была четко определена. Ему было свойственно менять мнение.
Вполне разумным казалось сохранять преемственность с теневым кабинетом. Вилли Уитлоу стал министром внутренних дел, и в этой роли, а позднее в качестве лидера Палаты лордов он снабжал меня лично и правительство в целом дальновидными советами. Люди часто удивлялись тому, как хорошо нам удавалось работать вместе, учитывая наше соперничество за лидерство и разнящиеся взгляды на экономические вопросы. Но Вилли, человек большой не только размерами, но и характером. Он желал успеха правительству. Единожды обозначив свою лояльность, он никогда от нее не отказывался. Он был незаменимым вице-премьером и помогал удерживать правительство на верном курсе.
Но некоторые изменения портфелей были необходимы. Я назначила грозного Кристофера Соумса лидером Палаты лордов. Кристофер был человеком в себе, поэтому лучше подходил для сольной работы, нежели для работы в команде.
Питер Керрингтон, который возглавлял Палату лордов в оппозиции, стал министром иностранных дел. Питер обладал прекрасными манерами и способностью мгновенно определять ключевые точки в любом споре. И мог выражаться остро. У нас были разногласия, но обид не было. Питер всегда мог объяснить любому особо неподатливому министру иностранных дел, что как бы он сам ни относился к какому-то предложению, премьер-министр ни за что с ним не согласится. Однако я намеревалась сделать так, чтобы хотя бы один министр в министерстве иностранных дел имел бы большой опыт в экономической политике. Я распорядилась, чтобы Питер привлек Ника Ридли.
Два других назначения вызвали больше комментариев. Я назначила Питера Уокера министром сельского хозяйства. Питер никогда не скрывал своей враждебности к моей экономической стратегии. Но он был одновременно жестким и обладал даром убеждения, бесценные качества, когда имеешь дело с абсурдными проявлениями единой сельскохозяйственной политики Европейского сообщества. Вопреки расхождениям между Джимом Прайором и всеми остальными в период пребывания в оппозиции, не было сомнений в том, что он нужен в министерстве по делам трудоустройства. Тогда в стране и даже в Консервативной партии сложилось мнение, что Британией нельзя управлять без согласия профсоюзов. Он сумел за несколько лет это изменить.
Примерно к 11 часам список кабинета был готов и одобрен королевой. Я поднялась наверх, чтобы поблагодарить телефонистов, которые все время были заняты тем, что назначали встречи на следующий день. Потом меня отвезли домой. В субботу я увидела членов будущего кабинета одного за другим. Все происходило достаточно ровно. Те, кто еще не был тайными советниками, были приведены к клятве в Букингемском дворце. К вечеру субботы кабинет был создан, а имена озвучены для прессы. У каждого министра в распоряжении был уик-энд для того, чтобы подготовить инструкции для своего департамента.
Моим заключительным и лучшим решением было назначение Яна Гау личным парламентским секретарем. Свойственное ему сочетание лояльности, проницательности и чувства юмора способствовало тому, что мы сумели преодолеть множество сложных моментов.
Во вторник в 2.30 мы провели наше первое собрание кабинета. Оно было «неформальным»: секретариат кабинета не подготовил повестку дня, протокол не велся. Заключения были позднее записаны на первом «формальном» заседании, которое было проведено по традиции во вторник утром. Министры выступили с докладами по своим департаментам. Мы незамедлительно воплотили в жизнь свои обещания из манифеста: гарантировали полиции и вооруженным силам достойную оплату труда. Об этом было должным образом объявлено на следующий день. Таким же образом мы приняли решение о том, что полная зарплата военнослужащего, рекомендованная последним докладом комиссии по пересмотру оплаты труда военнослужащих, должна выплачиваться полностью, начиная с 1 апреля.
На первом неформальном заседании этого кабинета мы начали болезненный, но необходимый процесс сужения бюджетной сферы. Мы постановили немедленно заморозить набор персонала во все государственные службы, хотя в последующем для уменьшения были выбраны конкретные цели. Мы начали пересматривать рычаги управления, установленные центральным или местным самоуправлением, хотя здесь мы также в ближайшее время будем вынуждены встать на путь применения еще более жестких финансовых рычагов управления, по мере того как неспособность и несогласие соответствующих органов эффективно управлять службами будут становиться все более очевидными.
Зарплаты и цены были первоочередной проблемой. Что касалось переговоров о повышении зарплаты в национализированных областях промышленности, мы решили, что ответственные за это министры должны отойти от этого вопроса настолько далеко, насколько возможно. Нашей стратегией должно было стать применение финансовой дисциплины, после чего следовало позволить управлению и профсоюзам, которых это непосредственно касается, принимать собственные решения.
Также требовался тщательный пересмотр того, как цены контролируются такими мерами, как сопоставимость оплаты труда, правительственные субсидии. Мы не испытывали иллюзий: рост цен был признаком лежащей в основе всего инфляции, а не ее причиной. Инфляция была монетарным феноменом, для обуздания которого необходима была монетарная дисциплина. Искусственное сдерживание роста снижало инвестиции и подрывало доходы. То и другое уже находилось на слишком низком уровне для поддержания экономического здоровья страны.
На заседании кабинета я в заключение подчеркнула необходимость коллективной ответственности и конфиденциальности между министрами. Я сказала, что не намерена вести дневник дискуссий на заседаниях кабинетов и надеюсь, что остальные последуют моему примеру. Как бы это ни было неудобно для автора мемуаров, лишь такой подход является уместным правилом поведения в правительстве.
На следующий день члены парламента собрались для принесения клятвы. Но четверг был днем не только церемониального значения (на самом деле одна церемония затерялась в спешке этого дня, день рождения Дэниса). Именно в тот день Гельмут Шмидт{ Шмидт Гельмут (1918–2015) – немецкий политик, социал-демократ. Пятый федеральный канцлер ФРГ (1974–1982). Выступал за ослабление регулирования рынка труда, считал ошибкой приглашение рабочей силы из стран с другими культурными традициями. Во внешней политике придерживался невмешательства во внутренние дела суверенных государств. (Прим. ред.)}, федеральный канцлер ФРГ, прибыл в Лондон с официальным визитом, изначально оговоренным с правительством лейбористов. Он был первым главой иностранного правительства, посетившим меня как премьер-министра.
Я встречалась с мистером Шмидтом будучи в оппозиции, и у меня сложилось о нем самое лучшее впечатление. Он обладал глубочайшим пониманием международной экономики, и в этом вопросе (хотя он относил себя к социалистам) нам предстояло прийти к схожим взглядам. На самом деле он лучше, чем значительная часть британских консерваторов, понимал важность экономической ортодоксальности: необходимость контролировать денежную массу в обращении и ограничивать бюджетные затраты и займы, дабы оставить пространство для роста частного сектора. Но пришлось прямо сказать ему, что хотя Британия и стремится играть влиятельную роль в Европейском сообществе, мы не можем себе этого позволить, пока не будет решена проблема нашего несправедливого бюджетного вклада. Я не видела причин скрывать наши взгляды, поэтому пользовалась каждой возможностью донести это сообщение.
В субботу я прилетела в Шотландию, чтобы принять участие в конференции консерваторов, от которой я всегда получала удовольствие. У шотландских тори жизнь не простая. В отличие от английских консерваторов они, по своему обыкновению, пребывали в меньшинстве, чем шотландские СМИ их всегда болезненно попрекали. Но эти обстоятельства придавали шотландским консерваторам определенный градус энтузиазма и боевой дух, который я обожала и который также гарантировал добросердечную и чуткую публику. Некоторые из ведущих шотландских тори, крохотное меньшинство, страстно желали нечто вроде devolved government, но большинство из нас с глубоким опасением относились к тому, что это может означать для будущего Союза.
Мое основное послание к этой конференции было намеренно мрачным. В тот самый день была опубликована цифра инфляции в 10,1. Она будет расти и дальше. Я отметила: «Зло инфляции до сих пор с нами. Нам далеко до восстановления честных денег, и в прогнозах казны были тенденции растущей инфляции. Пройдет время, прежде чем принятые нами меры принесут результаты. Мы не должны недооценивать масштабы лежащей перед нами проблемы. Нам нужно твердое правительство. Когда наши экономические и политические трудности в предстоящие месяцы проявятся, никто не сможет утверждать, что его об этом не предупреждали».
Мы вернулись на авиабазу королевских ВВС Нортхолт и поехали в Чекерс, где я провела свой первый уик-энд в качестве премьер-министра. Я не думаю, что хоть кто-то пробыл в Чекерсе долго и не влюбился в него. Лорд Ли подарил нации свой загородный дом, который использовался для отдыха премьер-министров. Чекерс – здание елизаветинской эпохи, но значительно перестроенное. В центре дома находится огромный зал, некогда бывший внутренним двором, оформленный в конце прошлого века, там зимой горит камин, наполняя комнату легким ароматом древесного дыма.
Благодаря щедрости У. Анненберга, посла США в Британии в 1969–1974 гг., в Чекерсе есть крытый бассейн. В бытность мою премьером в нем плавали только летом после того, как я узнала, что его обогрев обходится в 5000 фунтов в год. Сэкономив эти деньги, мы могли позволить себе потратить больше на непрерывную череду ремонтов в самом доме.
Компания, которая собралась за ланчем в то воскресенье, всего десять дней спустя после нашей победы, была вполне типичной для уик-энда в Чекерсе. Там была моя семья: Дэнис, Кэрол, Марк. А Кит Джозеф, Джеффри и Эльспет Хау, Пимы и Квинтин Хэйлшем представляли государственную команду во всей красе. Питер Торникрофт и Алистер Макелпайн представляли Центральный офис. Дэвид Вульфсон, Брайан Картледж (мой личный секретарь) со своими супругами и наши друзья сэр Джон и леди Тилни дополняли компанию.
Мы по-прежнему были в настроении отпраздновать нашу победу на выборах. Мы были далеко от формальной обстановки Даунинг-стрит, 10. Мы выполнили начальную задачу подготовки правительства к старту. Среди нас по-прежнему царил дух товарищества, который со временем подпортят неизбежные разногласия и споры. Этот обед был беззаботным и радостным. Пожалуй, это был случай того, что позже критик назовет «буржуазным триумфом». Но мы не забывали, что впереди долгий путь. Как говорил мой отец: легко начать, но сможешь ли ты удержаться?
В 7 часов того вечера Дэнис и я вернулись в Лондон, чтобы начать мою вторую полную неделю в роли премьер-министра. Работа скапливалась, коробки приходили и отправлялись из Чекерса. Помню, я однажды услышала, как Гарольд Макмиллан говорит группе преисполненных энтузиазмом членов парламента: ни в одном не было столько энтузиазма, сколько в Маргарет Тэтчер, что у премьер-министров, не имеющих своего собственного департамента, полно свободного времени для чтения. Он рекомендовал Дизраэли и Троллопа. Я иногда задумывалась, а шутил ли он.