Стас сел в машину и ещё раз посмотрел на письмо, которое он буквально несколько минут назад достал из почтового ящика, выходя из подъезда на улицу. Обычный белый прямоугольный конверт, но в его верхнем углу красовался заветный сине-красный логотип со скрещёнными клюшками, и значит, это было непростое письмо. Аккуратно надорвав край конверта, Стас вытащил сложенный в несколько раз лист бумаги, развернул его и углубился в чтение.

Уважаемый Станислав!

Руководство Континентальной Хоккейной Лиги спешит сообщить, что Вы стали победителем нашей Ежегодной Лотереи среди постоянных посетителей матчей, и выиграли главный Приз — Золотую Карту болельщика и возможность принять участие в съёмках видеоролика КХЛ со звездами лиги!

Далее следовало описание, с кем и как надо связаться, чтобы получить приз, но эту часть Стас лишь бегло проглядел, затем ещё раз перечитал первую часть письма, положил его рядом с собой на сиденье и включил зажигание. На губах у него играла улыбка — он только собирался включить передачу и поехать на работу, но в последний момент передумал, закурил сигарету, достал из сумки телефон и набрал номер жены.

— Оль? — ему было трудно сдержать эмоции. Теперь было понятно, что он просто светится от радости, как начищенный самовар.

— Да? Забыл опять что-нибудь? — голос жены был, как всегда, спокоен и деловит.

— Да не — нетерпеливо ответил Стас. — Я только что выиграл в розыгрыше призов, представляешь?

— В каком розыгрыше, Стас? — настороженно спросила Ольга, но по голосу жены он услышал, что она тоже улыбнулась — совсем чуть-чуть, лишь уголками губ.

— Хоккейная лотерея — затараторил Стас — разыгрывается между номерами билетов на матчи. Теперь у меня годовой абонемент на все игры! Но главное не это — он перешёл на заговорщический шёпот:

— Главный приз — участие в съёмках какого-то видео с известными хоккеистами! Круто, да? — его голос заискрился от переполняющих эмоций.

— Господи, Стас, ты как ребёнок — Олю, как всегда, трудно было чем-то удивить. — Но вообще здорово, я очень рада за тебя. Главное, чтобы ты был доволен, милый.

— Да я просто готов прыгать от радости — Стас поёрзал в кресле, будто бы собирался на самом деле заняться этим прямо за рулём. — На следующих выходных съемки, теперь не знаю, как и дождаться — такая, всё-таки, приятная и неожиданная штука, да?

— Так, ты там на работу не опоздал ещё? — попробовала вернуть мужа с небес на землю Ольга. — Это наша машина под окнами всё ещё стоит, что ли?

— Наша, наша — нарочито сердито буркнул в ответ он, после чего взглянул на часы — и правда пора ехать, если он не хочет получить нагоняй на работе. — Всё, давай, до вечера. Целую. — он нажал на клавишу и сбросил звонок.

Поправив зеркало заднего вида — он ещё раз взглянул на свою довольную физиономию — Стас включил передачу и выехал со двора. Как обычно, все дороги в эти часы были забиты машинами, водители которых, с угрюмыми набыченными лицами, сидели за своими баранками, в любой момент готовые орать на своих соседей по пробке. Но Стасу сегодня было совсем не до них.

Хоккей увлекал его с самого детства. Каждой зимой, как только вставали холода, он бежал на коробку за домом с клюшкой и шайбой, и готов был торчать там до самого вечера — несмотря на хватающий за щёки мороз и штаны, которые покрывались ледяной коркой уже за первые два часа. В пятом классе родители даже отдали его в секцию хоккея, расположенную в спортивном комплексе их небольшого захолустного посёлка. Экипировки тогда особо никакой не было, финансирования тоже, поэтому всё держалось на энтузиазме ребят и тренерского состава. Но через пару месяцев упорных занятий случилось неприятное событие — один из старших ребят, попросив Стаса постоять немного в воротах, не рассчитал силы и выбил ему два передних зуба. После этого случая мама вдруг решила, что ездить на тренировки далековато, да и морозы стоят лютые, и Стас, особо, в общем-то, и не протестовавший, секцию покинул.

Зубы были молочными, так что на их месте скоро появились новые, а хоккей — хоккей так и остался его детской страстью, тихонько тлеющей где-то в глубине души. Потом была учёба, институт, переезд в Город, поэтому времени и возможностей заниматься и играть у него не нашлось. Но на матчи он ходил исправно, имел карточку постоянного посетителя игр, и даже принял участие в ежегодном розыгрыше призов Лиги. Заполняя анкету после игры, он, в общем-то, ни на что не рассчитывал, но, видимо, чем-то заслужил Стас своё небольшое чудо — и конверт, лежащий сейчас на соседнем сидении, был отличным тому доказательством.

Стас съехал с главной дороги и уткнулся в хвост длинной пробки, тянущейся до самой парковки их офисного центра — «Зелёная миля», как он её называл, отчасти из-за аккуратных кустов с обеих сторон дороги, отчасти — потому что это был последний участок его ежедневного пути на работу. Обычно торчать тут, когда ты уже видишь свою конечную цель, было мукой, но сегодня был особенный день — и Стас сам не заметил, как пробка потихоньку проползла до нужного ему съезда.

Он припарковался и поднялся в офис. Включил компьютер, повесил пиджак на крючок и начал разбирать пришедшие на почту заявки. Надорванный конверт с письмом он положил справа от монитора, возле принтера, и иногда украдкой поглядывал на него.

Где-то через час, как обычно, валом пошли телефонные звонки, и Стас с головой в работу, отправляя факсы, письма и прайс-листы всем желающим, практически забыв о полученном утром заветном приглашении.

-

Рабочая неделя прошла как обычно. Он отводил дочку в сад, ехал на работу, возвращался домой, гулял во дворе… и так, в общем-то, почти каждый день. В офисе — рутина, зато дома Маша, его мелкая дочурка, почти каждый день радовала его после работы, во время вечерних прогулок, да и вообще всё время, что он проводил с ней. В среду он научил её кататься на велосипеде — и испытал прилив настоящей отцовской гордости, глядя, как его маленький и очень довольный собой человечек нарезает по двору круги сам, без его помощи. Правда, буквально на следующий день она шлепнулась и страшно разодрала колени, и пришлось мазать их зелёнкой, несмотря на душераздирающие вопли. Но — не бывает худа без добра, что тут сказать.

А в пятницу в младшей группе был утренник.

Стас впервые присутствовал на подобном мероприятии. Он никогда бы не подумал, что несколько малышей своими нелепыми танцами и стихами могут умилить его до такой степени. В один момент, когда свет и музыка сошлись в какой-то одной щемящей ноте, он чуть не пустил слезу, ей богу. Хотя сам Стас считал себя не очень впечатлительной натурой. А Маша весь праздник так и сияла от счастья, вытягивая шею и высматривая — где же там притаился её папа? Сидя на маленьком стульчике рядом с такими же, как и он сам, папашками и мамашками, Стас испытывал какие-то совершенно новые, доселе невиданные для себя эмоции. Вообще в последнее время он как-то по особенному проникся атмосферой своего дома, своей маленькой семьи, дарившей ему столько положительных эмоций.

Окунувшись в повседневные дела и заботы, Стас лишь изредка вспоминал о предстоящем ему необычном мероприятии на выходных. Но время быстро прошло, и вот он уже лежал на кровати в пятницу, поздним вечером, и молча разглядывал потолок. Сна не было ни в одном глазу — он ещё с детства помнил эту разновидность закона подлости — когда на следующий день у тебя намечается нечто желанное, долгожданное, хочется скорее уснуть, чтобы наступило «завтра» — но «завтра», как правило, не торопится, до последнего отбиваясь ото сна всеми правдами и неправдами. Стас вздохнул и перекатился на другой бок.

Оля, закончив наносить на лицо крем, щёлкнула ночником и юркнула под одеяло, зарылась ему в плечо и тихонько засопела, собираясь уснуть. Через несколько минут её дыхание стало ровным и глубоким — Стаса всегда поражало это умение жены засыпать за считанные мгновения, он сам бы хотел научиться так же, но увы — сам он подолгу ворочался в кровати, перекатываясь с бока на бок, пока сон не морил его окончательно. А сегодня, наверное, ворочаться будет вообще до последнего.

Он вздохнул и закрыл глаза. Представил в голове огромное стадо овец — глупость, конечно, он никогда толком не верил в этот способ, но почему бы и не попробовать.

Овцы топтались на большом, ярко зелёном лугу в обрамлении гор — прямо кадр из какой-нибудь рекламы молока или чего-нибудь в таком духе. Стас мысленно отделил от большого, пушистого комка один совсем маленький.

Раз — отсчитал он в голове.

Оставленная без стада овца побежала куда-то в сторону.

Два — отделил он ещё одну.

Где-то на девяносто седьмой счёт оборвался, и он, сам того не заметив, провалился в глубокий, без сновидений, сон.

Будильник успел тренькнуть только один раз — Стас тут же открыл глаза, отточенным движением вырубил ненавистное устройство и энергично вскочил с кровати. Он прекрасно выспался, был бодр и свеж — а как могло быть иначе в такой день? Наклонившись над спящей женой, он поцеловал её в лоб, затем проделал то же самое над кроваткой дочки — он не собирался будить их, пусть высыпаются, а он тихонько соберётся и поедет по адресу, который за эту неделю выучил почти наизусть.

В большой ледовый дворец на востоке города, где будут проходить съёмки. Съёмки, на которые он приглашён как специальный гость — подумать только!

Стараясь не шуметь, Стас пружинящей походкой вышел из комнаты и притворил за собой дверь, сдернув с неё полотенце, оставленное для просушки, и направился в душ. Там он прикрыл шторку, затем взялся рукой за краны, секунду подумал и открыл холодную воду до отказа. Тугие ледяные струи врезались в плечи и голову, словно лезвия, и он, сдержав желание заорать в полный голос, начал хватать ртом воздух, как рыба на берегу, и быстро-быстро растираться разбегающейся по телу холодной водой.

После душа он почувствовал себя ещё лучше. Быстро разогрев себе на кухне остатки вчерашнего ужина, он собрался — на самом деле, он собрался ещё с вечера, а сейчас только оделся и взял стоящий в коридоре пакет со сменными вещами, и вышел из квартиры, погасив за собой свет.

На улице стояла отличная погода — яркое, осеннее солнце, ещё не растерявшее своего летнего напора, приятно ласкало кожу лица. Стас остановился возле подъезда, немного постоял, жмурясь от удовольствия, затем, всё той же бодрой походкой, отправился на парковку за машиной.

О пробках в субботу, в это время, и речи быть не могло, поэтому пустые, залитые солнечным светом улицы города казались дополнительными сказочными декорациями для этого прекрасного дня. Он несся по дороге, включив радио на полную громкость и подпевая, когда ведущие ставили знакомую ему песню — и не важно, любит он её или нет — сегодня утром ему нравится абсолютно всё, и просто хотелось петь, кричать и радоваться жизни.

Стас сам не заметил, как пролетел час пути — арена находилась не очень близко, но, когда он заезжал на парковку, даже испытал легкое сожаление о том, что так быстро доехал до арены, в такое утро можно было покататься и чуть-чуть побольше. Но ведь сейчас начнётся самое главное — то, зачем он и приехал сюда.

Стас на секунду задержался, рассматривая величественный свод ледового дворца, после чего решительно зашагал в сторону входа.

Двое охранников, стоявшие возле больших стеклянных дверей, заслонили ему проход.

— Чем могу помочь? — на удивление любезно осведомился один из них, когда Стас подошёл ближе.

— Я приглашен на съёмки, моя фамилия должна быть в списках — в точности, как было написано в письме, полученном по электронке накануне, сказал он. «Если возникнут какие-то проблемы, звоните по этому телефону, и всё решат» — было написано в том же письме далее, поэтому Стас спокойно назвал свою фамилию и ждал, пока охранники ищут её в лежащих у них на столе листах бумаги.

— Всё в порядке, проходите — кивнул охранник и показал рукой в сторону. — Вам в пятую раздевалку, это сейчас налево и прямо, там не ошибётесь.

Стас улыбнулся, поблагодарил и зашагал по тёмному, пахнущему резиной коридору в указанном направлении. Его вдруг охватило волнение — вот он уже буквально в двух шагах, сейчас он пройдёт ещё немного, и всё начнётся… поэтому, когда он открыл дверь раздевалки с номером шесть, он испытал лёгкое разочарование. В раздевалке было пусто — он пришёл первым.

Он едва успел осмотреться по сторонам, как дверь за его спиной едва заметно скрипнула. Стас обернулся и нос к носу столкнулся с невысокой приветливой темноволосой девушкой, прижимавшей к груди какую-то папку.

— Станислав? — быстро заговорила она. — Меня зовут Олеся, это я с вами по почте общалась. Вы прямо сама пунктуальность, минута в минуту приехали.

— Очень приятно — сказал Стас, улыбнулся и протянул руку. — На такое событие грех опаздывать. А где все остальные?

— Хоккеисты, что ли? — она махнула рукой. — Скоро все подъедут, вы не волнуйтесь. Давайте мы пока вам форму подберём.

— Конечно — с готовностью сказал Стас. Он никогда не держал в руках настоящей хоккейной формы — может быть, если тогда, в детстве, она была у него, он бы и не лишился пары молочных зубов. Примерить на себя полный комплект формы так и осталось его нереализованной детской мечтой. Мечтой, которая, кажется, осуществится через несколько минут.

— Пойдёмте — Олеся увлекла его за собой, и они бодро зашагали по гулкому коридору в сторону склада — подбирать ему амуницию.

Уже через пятнадцать минут Стас, весь обложившись яркими, новыми щитками, сидел в раздевалке и примерял их одним за другим. Увлечённо копаясь, он не услышал, когда дверь опять едва заметно скрипнула. Стас не сразу поднял голову, пытаясь распутать шнурки от ракушки, а когда поднял взгляд, чуть не вздрогнул от неожиданности.

Перед ним стоял один из самых известных нападающих нашей сборной по хоккею, номер сорок четыре. Человек, которого раньше ему доводилось видеть только по телевизору.

— Приветствую. Евгений — басом сказал он и протянул руку. Можно подумать, Стас мог не знать его имени.

— Стас — выдавил он из себя смущённо, отвечая на рукопожатие.- …Эээ… вы мне, случайно, не поможете разобраться со всем этим? — он обвёл рукой разбросанные вокруг него по скамейке щитки, краги и прочее.

— Да, конечно — улыбнулся Женя и отошёл в сторону, заняв свободное место на скамейке напротив. — Смотри и делай как я, и всЁ будет в порядке. Главное — ракушку не забыть одеть — подмигнул он, и они оба рассмеялись.

Стас, чувствуя, как растворяется сидевшая в нём скованность и напряжение, продолжил копаться в только что доставшейся ему форме. Оказывается, звезды хоккея абсолютно нормальные ребята, подумал он, украдкой поглядывая, как Женя достаёт свою форму из баула — не такую новую и сверкающую, как у него, зато побывавшую в настоящих хоккейных баталиях.

Ещё через полчаса раздевалка перестала быть пустой и наполнилась шумом, разговорами и смехом — хоккеисты всё продолжали прибывать. У Стаса голова шла кругом — столько знаменитых людей на расстоянии вытянутой руки он не видел никогда. А спортсмены вели себя как ни в чём не бывало — переодевались, острили, рассказывали друг другу какие-то истории… Они совсем не обращали на Стаса внимание — но это было особенно приятно ему. Он совсем расслабился, чувствуя себя частью коллектива, и спокойно разбирался с формой, изредка задавая вопросы сидящим рядом ребятам.

Постепенно раздевалка начала пустеть — спортсмены, полностью облачившись в защиту, выходили разминаться на лёд. Стас зашнуровал последний конёк, одел шлем и застегнул его под самый подбородок, затем, глянув, как застегнуты шлемы у других, чуть ослабил ремешок. Пусть он хоть выглядит, как все вокруг. Стас одел краги, взял клюшку и, спросив, где находится выход на лёд, отправился туда с двумя другими хоккеистами.

Идти, топая лезвиями по исчёрканному резиновому полу, оказалось совсем недалеко — дверь напротив раздевалки открылась, и он вышел к ярко освещенному ледовому полю в окружении синих пустых трибун.

На льду уже вовсю носились игроки — и Стас несколько секунд просто стоял, с восхищением глядя на яркие цвета их формы и читая имена на свитерах, не успевая изумляться тому, сколько тут настоящих звезд.

— Ну что, вперёд? — выходящий сзади из дверей спортсмен, имени которого он не знал широко улыбаясь, ощутимо двинул ему клюшкой по наколеннику и выскочил на лёд, приглашая последовать его примеру. Стас двинулся следом.

Форма, вопреки его ожиданиям, почти не стесняла движений, поэтому совсем скоро он катался, разминаясь почти наравне со всеми. Выхватив подлетевшую к конькам шайбу, он отправил её обратно и остановился у бортов, переводя дух и продолжая любоваться картинкой, которую впервые в жизни он мог видеть не на экране и не с трибуны. А отсюда, с поля, глазами одного из игроков.

Он заметил Женю, на огромной скорости пронёсшегося мимо с шайбой. Он заложил крутой вираж и бросил шайбу в ворота, но не попал — маленький резиновый снаряд грохнул в стекло за воротами, звуком указав, какой мощный был бросок.

Женя развернулся, заметил стоящего Стаса, подлетел, красиво затормозил и облокотился на борт.

— Слушай, а ты вроде неплохо катаешься. Занимался раньше, да?

— Ну так, было дело — смутившись, замялся Стас. — В детстве чуть-чуть, ну и потом, по возможности… Во дворе, ещё как-то.

— Нормально- нормально — прогремел Женя, сплёвывая на лёд. — Нормально. Если позанимаешься, может, к нам, а? — он хохотнул и похлопал Стаса по плечу. Тот засмущался ещё сильнее, не понимая, шутит он или говорит всерьёз. Он только открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент раздался свисток.

— Внимание! — прогремел под сводами арены голос, усиленный громкоговорителем. — Съёмочная группа готова, мы можем начинать. Послушайте, пожалуйста, установки от режиссера и оператора съёмочной группы…

Стас, облокотившись на клюшку, замер вместе с остальными, слушая, чем же именно им придётся заниматься в этот удивительный день.

Потом было ещё много всего — они играли в хоккей, катались, снимали отдельные кадры, ели в специально оборудованной для этого комнате, хохоча и вспоминая смешные моменты. Стас, которому досталась довольно серьёзная роль — всё-таки он был победителем лотереи, поэтому должен был в достаточной мере присутствовать в кадре — находился просто на седьмом небе. Он быстро перезнакомился почти со всеми присутствующими спортсменами, и под конец дня чувствовал себя в этом собравшемся на один день коллективе просто как рыба в воде. А после съёмок его, ко всему прочему, пригласили слегка отметить завершение работы в находящийся неподалёку бар. Без малейшего сожаления он бросил свою машину на парковке, и вот сейчас сидел в уютном ресторанчике с деревянными столами и допивал вторую кружку пива — оказалось, пивом хоккеисты отнюдь не брезгуют, несмотря на все спортивные предписания.

— Так что, такие вот дела — заканчивая очередную историю из жизни профессионального спортсмена, сказал Женя, допил своё пиво и грохнул кружку об стол. Историй сегодня Стас уже слышал много — но наскучить ему они отнюдь не успели. Даже наоборот — каждый следующий рассказ из уст таких людей он слушал, жадно ловя каждое слово, стараясь не перебивать и запоминать всё.

— Но я не жалею ни о чём. Травмы — да, есть, но зато не приходится заниматься всякой ерундой — со свойственной ему прямотой подытожил Женя. — Хоккей — моё всё, я с детства им занимаюсь, и что бы там кто ни говорил про опасность и что это всё ненадолго — мне жалеть не о чем. Денег — хватает, сил вроде — тоже, так что я живу и не парюсь. Пока всё окей, а там посмотрим. Чего загадывать, верно?

— Верно — кивнул Стас. У него не было ни малейшего повода сомневаться в его словах — сидящий перед ним Женя был лучшим доказательством. Красавчик спортсмен, известный, востребованный… о такой, как у него, жизни можно было только мечтать. Стас посмотрел на руки и увидел несколько покраснений, натёртых с непривычки крагами.

В кармане зазвонил телефон. Стас засуетился, пытаясь достать его из узкого кармана брюк.

— Машину вызывали? — поинтересовался хмурый неприветливый голос.

— Да — нехотя буркнул Стас, допил своё второе пиво и встал из-за стола.

— Пора ехать — он виновато развёл руками и оглядел всех. — Спасибо огромное, ребята, за праздник, который вы все мне сегодня подарили.

— Да ладно, хорош тебе — отмахнулся Женя и протянул громадную, как лопата, ладонь. — Давай, Стас, всех благ. Приятно было познакомиться.

Стас потряс протянутую руку, попрощался с остальными спортсменами, поднял с пола баул с формой, клюшку, и вышел на улицу.

В такси он бросил на заднее сиденье вещи, а сам сел вперёд, хлопнул дверью, и машина покатила по пустынным, освещённым улицам.

— Хоккеист? — с чувством спросил водитель.

— Угу — хмыкнул в ответ Стас. Ему совсем не хотелось сейчас пускаться в пространные объяснения, кто он и что он. Ему вообще не хотелось разговаривать — он достаточно наговорился за этот день, а сейчас хотелось просто катить по улицам, смотреть по сторонам… и думать. На него огромным комом навалились самые противоречивые эмоции — восторг от всего пережитого, сожаление и грусть, что всё закончилось, но было и ещё что-то… Что-то очень серьёзное, чему Стас не мог сейчас подобрать определение. Он чувствовал, будто что-то щёлкнуло у него в душе, изменив её навсегда. Наверное, ему надо было просто хорошенько отдохнуть, подумать и разобраться в себе.

Вечером, совсем поздно, Стас опять лежал в своей кровати, как и накануне, и молча смотрел в потолок. Почти так же, как и вчера… и позавчера, но сегодня он чувствовал себя совсем иначе. Он чувствовал, что прошедший день для него — нечто особенное. Больше, чем просто интересное времяпрепровождение, больше, чем сбывшаяся детская мечта. Стас чувствовал, что его переполняют какие-то новые, незнакомые эмоции… и они ему нравились. Казалось, что он стоит на пороге чего-то очень важного, но чего именно — он сам пока понять не мог. Он прикоснулся к своей мечте, почувствовал себя тем, кем так хотел стать… и это ощущение так понравилось ему, что он не хотел с ним расставаться. Не хотел думать о том, что сейчас он уснёт, а на следующий день всё вернётся на круги своя, будто бы ничего и не было.

Адреналин до сих пор пробегал по телу, измученному многочасовым катанием, потому Стас и сейчас не надеялся быстро уснуть. Он лежал в кровати и раз за разом перебирал в памяти самые красивые картинки этого дня.

Ольга тихо вошла в комнату и выключила свет, оставив только ночник возле прикроватного столика, и нырнула под одеяло к мужу.

— Спит? — спросил Стас, обнимая жену.

— Угу — сказала она, устраиваясь поудобнее. — Еле уложила. Ну давай, рассказывай, как там у вас всё прошло. Когда готово будет?

— Не знаю — задумчиво ответил он. Ему было почему-то совсем не интересно, когда сделают видео. Его голову занимали совсем другие мысли.

— Прошло всё — просто отпад. Надо продолжать играть в хоккей — тихо сказал Стас, закрыв глаза.

Она чуть пошевелилась и положила руку ему на грудь.

— Конечно играй. Отличная идея — мягко сказала жена.

Он повернулся к Ольге и сбивчиво заговорил:

— Ольк, это на самом деле настолько круто. Ты просто не представляешь! Всё, от начала и до конца… раздевалка, форма, лёд…свет… ну, про игру-то и так понятно. А сами хоккеисты — такие отличные парни, простые, без заморочек… Общительные такие… — он на секунду замолчал, о чём-то задумавшись. — И что я раньше был такой дурак? Столько времени потерял, а ведь мог бы…мог бы серьёзно заняться, и сейчас был бы как они — он неопределённо махнул рукой в воздухе, имея в виду всех хоккеистов, сейчас играющих в профессиональных командах.

— Угу — проворковала Ольга, явно потихоньку засыпая, убаюканная словами мужа.

— А с другой, стороны, что мне мешает? — продолжил рассуждать он уже сам с собой, глядя в потолок горящими глазами. — Я ведь ещё не старый совсем, у меня есть все шансы наверстать упущенное. Ведь главное — работать изо всех сил, и всё. И верить в себя, и всё получится! Так ведь? Ведь не существует для человека ничего невозможного, мы же знаем. А мне, кстати, ещё всю форму подарили. Представляешь?

Оля повернулась к мужу, уже совсем сонная, улыбнулась, не открывая глаз, и чмокнула его в щёку.

— Круто. Ну конечно занимайся, милый.

— И физуху подниму как следует, а то давно чувствую что надо бы заняться собой — не унимался Стас. — В общем, одни плюсы. И получают, кстати, хоккеисты, знаешь сколько?

— Сколько? — на минуту открыв один глаз, спросила жена.

— От десятки в месяц — многозначительно сказал Стас. — Ты представляешь? Столько в нашей засранской конторе никто не получает, даже дирекция. И это в самом начале карьеры. А звезды…уууу — он махнул рукой — там и говорить нечего. Космические бабки.

— Спи давай, космонавт — сказала Оля и положила голову мужу на плечо. — А то я смотрю, ты прям аж трясёшься весь от возбуждения. Завтра поговорим.

— Да, надо спать — задумчиво протянул он. — Надо спать.

Вскоре Олька спокойно засопела, погрузившись в крепкий и спокойный сон, а Стас всё никак не мог уснуть. Он смотрел в потолок, но вместо потолка видел совсем другое. Он видел залитый ярким светом ламп, белый и сверкающий лёд. Яркие цветастые фигуры хоккеистов проносились мимо него, как спортивные машины, эффектно разворачиваясь и останавливаясь, высекая из-под лезвий коньков фонтаны ледяной крошки. Стас заворожено следил за отточенными, красивыми действиями спортсменов, слушал тяжёлые звуки ударов шайбы о борт, гулко отражавшиеся под высоким потолком… Фигуры кружились, петляли, но вот судья дал сигнал, и на поле осталось только две пятёрки, тут же занявшие свои игровые позиции. Стас посмотрел на свои руки и увидел, что на них краги, правая сжимает клюшку, а сам он… сам он сидит на скамье запасных, с другими игроками. Он попытался рассмотреть, эмблема какой команды на его форме, но не успел — в этот момент тройка игроков бросилась к бортам для смены, и он, взявшись левой рукой за ограждение, перемахнул через него и выскочил на лёд.

На следующий день Стас проснулся до звонка будильника — за пятнадцать минут. Сегодня воскресенье, Машку не надо вести в садик, поэтому он установил его на два часа позже, собираясь хорошенько выспаться после такого активного дня. Но внутренние часы почему-то подняли его ещё до звонка. Стас бодро спрыгнул с кровати и потянулся. Всё тело болело, как после пар физкультуры в университете, которые он посещал раз в полгода — только когда нависала необходимость поставить заветную закорючку в зачётку.

Он тихонько вышел из комнаты и отправился в ванную. Приняв контрастный душ, он наспех обтёрся полотенцем и, стараясь не разбудить семью, прокрался на кухню. Только сейчас, увидев холодильник, он понял, насколько голоден — тело требовало восстановить потраченные за вчерашний день силы. Он решительно открыл холодильник и, нырнув внутрь чуть ли не по пояс, стал внимательно изучать содержимое.

Через час, когда на плите уже вовсю шипело и фыркало паром несколько кастрюль, дверь в кухню отворилась, и на пороге появилась Оля.

— Как вкусно пахнет… — она потянула носом воздух, подошла вплотную и сонно чмокнула его в щёку.

— Маша спит ещё? — спросил он, обнимая жену.

— Проснулась уже, валяется — сказала Оля, зевнула и, вытянув руку, осторожно подцепила крышку ближайшей к ней кастрюли. — Что это у нас тут готовится такое грандиозное?

— Суп на обед, и омлет с помидорами на завтрак — выковыривая из мойки очистки, с гордостью ответил Стас.

— Круууто… — протянула Оля. — Пойду умоюсь, а ты пока накрой на стол. — Она, осторожно притворив за собой дверь, вышла из кухни. Но через пару минут дверь опять чуть слышно отворилась снова — и Стас почувствовал, как две маленькие ручонки обнимают его за ногу.

— Мой папочка — сказала Маша, прижимаясь к нему своим маленьким, теплым после сна тельцем.

— Маш, осторожно, тут же плита — с напускной сердитостью сказал Стас, положил ложку в тарелку и подхватил дочку на руки. — Будешь мне помогать на стол накрывать?

Маша кивнула, и они начали вместе доставать посуду из шкафа, ожидая, когда вернётся их мама.

Сначала они ели молча — Стас так накинулся на свою порцию, что физически не смог бы говорить. Потом, когда первый звериный голод был утолён, он промокнул салфеткой рот и немного отодвинул тарелку от себя.

— Очень вкусно — сказала Оля. — Ну, чем займемся сегодня?

Стас пожал плечами.

— Ну как обычно, наверное — сказал он. — Погуляем, в магазин сходим. А вечером мне нужно будет собрать форму и немного посидеть за компьютером. Надо будет найти, куда и к кому мне ходить на тренировки.

— Так ты это всерьёз вчера говорил? — улыбнувшись, спросила Ольга.

Стас внимательно посмотрел на неё.

— Да, конечно. Абсолютно всерьёз. — Он встал, поднял со стола тарелку и поставил в мойку, после чего привычным движением взял с кухонного стола пачку сигарет, помедлил секунду и бросил её в мусорное ведро. Ольга с любопытством проследила за его действиями.

— Ты только что бросил курить? — с лёгкой ноткой иронии в голосе спросила она. — Опять?

Но Стас не улыбнулся даже краешком рта.

— Да.

— Здорово — сказала Оля. — Посмотрим, надолго ли это.

Стас пожал плечами.

— Придётся много что в жизни поменять. И работать очень много — если я действительно хочу добиться чего-то серьёзного… — он немного помедлил и внимательно посмотрел на жену. — А я действительно хочу.

Оля, посмотрев в глаза мужу, отвела взгляд. Она увидела, что Стас совсем не шутит и не иронизирует — он настроен абсолютно серьёзно, и его решимость чем-то даже немного насторожила её. Она решила, что лучше будет промолчать, улыбнулась и потрепала его по плечу.

— У тебя всё получится, Стасик — ласково сказала она. — Я в тебя верю, ты же у меня молодец.

Стас улыбнулся, и у Ольги немного отлегло от сердца. Она повернулась к дочери, продолжавшей ковыряться ложкой в своей тарелке с омлетом.

— Так, кто это у нас тут сидит, копается? Ну-ка, быстро доедай и марш из-за стола!

Маша быстро проглотила остатки омлета, прожевала и показала маме язык — мол, смотри, я всё.

— Давай, иди уже — легонько шлёпнув её по попе, сказала Оля, и дочь убежала в свою комнату.

Стас с Ольгой проводили её глазами и переглянулись.

— Такая большая уже — задумчиво сказал Стас, после чего взял со стола грязные тарелки, положил их в раковину и включил воду.

Оля, глядя на спину своего мужа, занятого домашней работой, в который раз умилилась — до чего же ей повезло с ним. Тихий, спокойный, домашний… в дочке души не чает — что ещё нужно для семейного счастья? Проскальзывала, правда, в нём порой какая-то железобетонная упёртость — во время редких семейных разборок Стас порой каменел и становился холодным, как мрамор — и в такие моменты Ольга не узнавала его — до того сильно он менялся, даже внешне — злые, острые глаза, вытянутый в узкую линию плотно сжатый рот… Но это происходило очень редко, и Оля не придавала подобным стычкам особого значения, стараясь особо не конфликтовать и сглаживать возникающие в их семье разногласия.

До тех пор, когда эти разногласия стали появляться в их жизни слишком часто.

-

Стасу снился сон. В последнее время он видел этот сон нередко, в разных вариациях. Он катался на катке — ночью, один, без клюшки и шайбы, но как… Во сне кататься было несложно, он порхал по льду, как птица, спокойно разворачиваясь то спиной, то боком, кружась и пританцовывая на коньках. Даже удивительно — это на самом деле так легко и просто, как же он раньше этого не понимал? Он на огромной скорости летел спиной вдоль борта, когда звонок будильника своим противным треском прогнал сон.

Он поморщился и открыл глаза. Все тело ломило после вчерашней игры, и жутко болело ушибленное колено. Стас чувствовал себя совершенно разбитым и измочаленным. Сон не принес и малой толики отдыха — казалось, что он не спал вовсе. Что поделать, такова плата за пропущенные годы тренировок, мрачно решил он и с кряхтением перекатился на другой бок.

Прошло три месяца, как Стас начал опять играть в хоккей. Причём играть серьёзно — он нашёл две любительских команды, в которые его приняли, плюс занимался дополнительно с частным тренером. Таким образом, он тренировался практически каждый день — режим, слишком тяжёлый для любителя, но он и не считал своё увлечение хокеем обычным хобби. Он рассчитывал ударными темпами поднять свой уровень и примкнуть к профессиональной команде, и именно поэтому сейчас не жалел сил, шагая к поставленной цели. Но она, увы, пока что была всё-таки далеко от него, и на Стаса порой нападало отчаяние — что ничего не выйдет, он зря старается, слишком поздно начал… Но он жёстко пресекал все подобные мысли усилием воли.

Ольга протянула руку к будильнику, выключила его, затем сказала севшим голосом:

— Отведешь Машку в садик сам, ладно? У меня что-то совсем горло разболелось.

Горло разболелось, мрачно подумал Стас, прислушиваясь, как болят мышцы и связки ног — казалось, в икрах протянулись тысячи горячих ниточек, при каждом движении врезавшихся в плоть.

— Ладно — буркнул он в ответ. — Дай только ещё хоть чуть-чуть полежать, а? Болит все, как после авиакатастрофы. Соберёшь её?

На несколько секунд повисла пауза, после чего Ольга многозначительно вздохнула, встала и начала копаться в комоде, подбирая дочке одежду в садик. Стас испытал резкий прилив раздражения — он терпеть не мог вот этих вот вздохов, неизменно означавших одно — «ахтыгавнюкнуладнояпомолчуивсёсделаюсама». Лучше бы настояла на своём, или хоть что-нибудь сказала — так нет же, не дождешься. А потом ещё и придётся полдня юлить вокруг неё, пытаясь вывести жену на разговор, раз за разом натыкаясь на скупое, холодное «всё в порядке».

Стас вздохнул и сел на кровати, украдкой бросив на Ольгу короткий взгляд. Да, так и есть — даже по положению плеч жены он мог считать её настроение, словно сканером. Обиделась точно, тут даже нечего и думать.

— Ложись спать, я сам её соберу — бросил он, растирая ноги и морщась. Чёрт, а ведь он и не думал, что может быть так тяжело. Ещё немного повозившись, он встал и подошёл к кроватке дочери.

Маша уже не спала, лежала и хлопала глазами, прижав к себе любимого плюшевого зайца.

— Доброе утро, папочка — сказала она, улыбнулась и протянула ручки к отцу.

Стас наклонился обнять дочь, почувствовав, как натянулись мышцы поясницы — спине тоже неслабо доставалось на тренировках.

— Давай вставай, иди на горшок и умываться — сказал он и стащил с Машки одеяло. Та съежилась, но через пару минут отложила игрушку, соскользнула с кровати и отправилась в ванную, смешно шлепая по паркету своими маленькими босыми ножками. Стас проводил её взглядом, затем посмотрел на жену — та, всё ещё разобиженная, повела плечами и легла обратно в кровать, отвернувшись от него. Стас хмуро посмотрел ей на спину — сейчас совсем не было сил разбираться с капризами Ольги.

Из ванной раздался грохот. Он обречённо встал и пошёл смотреть, чего там умудрилась натворить его пятилетняя дочка.

Через пятнадцать минут они стояли в коридоре, уже почти одетые и готовые выходить на улицу. Оставалось только одеть Машке шапку и варежки, но даже это, впрочем, как и всё остальное, сегодня утром давалось ему с трудом.

— Ай, папа, больно — захныкала Маша, когда он грубо напяливал маленькие рукавички на маленькие ручки дочери.

— Терпи — раздражённо сказал Стас, пытаясь завязать выскальзывающие из рук тесёмки шапки. — Нечего канючить с утра. Что это такое, с таким настроением день начинать? А?

Маша обиженно засопела. Теперь и эта будет дуться. Стас застегнул ей куртку и встал, поморщившись — при разгибании ноги синяк на колене особенно навязчиво напоминал о себе.

Он повернулся к двери, открыл её и встал на пороге. Маша молча топталась в коридоре, наклонив голову и насупившись.

— Не пойду в садик — глядя на отца сердитыми глазами, капризно сказала она.

Стас молча смотрел на дочь, чувствуя, как закипает где — то внутри раздражение, плавно перетекающее в злость. Он бросил на ребёнка тяжелый взгляд, от которого Маша съежилась, но с места не сдвинулась.

— Маша — медленно, сквозь зубы сказал он, играя желваками — давай не будем устраивать сцен, я тебя по-хорошему прошу, а? Я жутко устал, не выспался, и церемониться с тобой не желаю. Всё понятно? Или ты идёшь сейчас в садик, или я закрываю сейчас дверь изнутри, а ты идёшь куда хочешь. Договорились?

Маша всё так же стояла на месте, надув губы и глядя на папу. Выражение его лица напугало её — она никогда не видела его таким злым, поэтому что-то в глубине души шепнуло ей — сейчас совсем не время капризничать. Совсем не время. Она молча подошла и протянула руку, стараясь не смотреть ему в глаза. В них сегодня было что-то … такое, чего она раньше не замечала, и предпочла бы не замечать никогда.

Он крепко, даже слишком, взял дочь за руку и повёл к лифтам.

В садике он всё так же механически, не проронив ни слова, переодел дочь, встал и протянул ей руку, чтобы отвести в группу. Маша, глядя на него исподлобья, руку брать отказалась. Вот надулась-то, подумал про себя Стас, но ничего не сказал — он слишком устал, чтобы тратить сейчас силы на детские капризы.

— Иди — бросил он.

Маша повернулась, и, напоследок сверкнув глазами, скрылась за дверью.

На обратном пути Стас шёл и раздумывал о том, как прошло утро. Наверное, он тоже был грубоват, но… но он хорошо знал это свойство своей жены — обидеться и играть в молчанку, пока ситуация не накалится до предела. Обычно ему удавалось, путем долгих увещеваний и упрашиваний, вытащить её на откровенный разговор и помириться, но в последнее время у него просто не было на это сил. Да и вообще — он был слишком занят своими делами — ведь цель, поставленная перед ним, была очень серьёзная, и надо было выкладываться без остатка… что он, собственно, и делал. Но дома в последнее время всё чаще стали разгораться конфликты — Ольге, что уж там таить, пришлось не по душе новое увлечение её мужа, и это сквозило во всем. Поначалу ей нравилась появившаяся у него собранность, целеустремлённость, здоровый образ жизни… но очень скоро её отношение поменялось. А ведь это не просто увлечение — и как он не пытался, доказать это жене у него не получалось.

Чертовски захотелось курить — Стас бросил взгляд на табачную палатку, мимо которой как раз проходил — но тут же подавил в себе это желание. Только этого ему сейчас не хватало.

Ладно, решил он, приближась к парковке с машиной. Может быть, пройдёт день, он остынет… да и Ольга, может, как-то отвлечётся, и вечером всё станет нормально.

Но вечером ситуация стала только хуже. После работы он, конечно же, поехал на тренировку — сегодня рядом возле дома занятий не было, поэтому надо было пилить довольно далеко, на другой конец города. Собрав, казалось, все возможные и невозможные пробки, Стас вернулся домой глубокой ночью — снова вымотанный, как бездомный пёс. Ольга не спала и ждала его — одного взгляда с порога хватило ему, чтобы понять — конфликт не исчерпан, жена всё ещё дуется, и благоприятной атмосферы дома ему не видать. Он ещё больше помрачнел и прошёл в квартиру, словно осуждённый на пожизненное заключенный. Бросил тяжеленный баул прямо у входа, разделся и прошёл на кухню.

Ольга была там. Стас вымыл руки и сел за стол, рассеяно глядя перед собой. Оля разлила по тарелкам суп, и какое- то время они ели в тишине.

— Завтра нужно за садик заплатить — сказала Оля, отодвинув тарелку в сторону. — И мне нужно купить куртку теплую, старая совсем расползлась — она холодно посмотрела на Стаса.

— Угу — рассеяно кивнул он, продолжая греметь ложкой в своей тарелке.

— Когда съездим? — Оля сложила руки на столе, продолжая сверлить мужа взглядом.

— Да когда хочешь — не поднимая глаз от тарелки, задумчиво ответил Стас.

— Кстати, у Насти проблемы в садике, в группе. Воспитатели говорят, что нам нужно заниматься с ней больше дома, потому что…

Стас встал и положил тарелку в раковину. Вернувшись к столу, он наклонился и отстранённо чмокнул жену в шею.

— Я пойду полежу, Оль — сказал он, направляясь к двери. — Потом всё обсудим, ладно? Я просто очень устал… мне надо много отдыхать.

Оля молча смотрела перед собой, на рассыпанные крошки хлеба на столе. За спиной щёлкнул замок, но она так и осталась на месте, задумчиво покусывая нижнюю губу. Есть расхотелось совершенно. Хотелось плакать, но слезы почему то не шли, застряв где-то в горле и наполнив рот противным металлическим привкусом.

В спальне негромко хлопнула дверь — Стас лёг спать. Ольга вздрогнула, встала и начала мыть скопившуюся за день перепачканную посуду. Она медленно брала одну грязную тарелку за другой и задумчиво, словно в гипнозе, натирала её пеной. Долго, намного дольше, чем того требовала гигиена — но видимо, правду говорят, что мытьё посуды — непростое дело, при правильном отношении к нему сходное с медитацией. Обида душила её, мерзким скользким комком засев где-то в районе груди. За что к ней такое отношение? Чем она его заслужила?

В последнее время она многое терпела, держала в себе… но сейчас она поняла, что её силы на пределе — ей надо выговориться. Она протёрла последнюю тарелку, отложила её в сторону, глубоко вздохнула и решительным шагом отправилась в спальню.

Стас лежал прямо поверх покрывала — вытянувшись и положив руки под голову. С закрытыми глазами, но она точно знала — он ещё не спит. Просто не мог успеть заснуть.

— Стас? — спросила она и включила свет.

Он открыл глаза и посмотрел на неё. И хоть этот взгляд не предвещал ничего хорошего, она продолжила — пути назад уже не было.

— Стас, нам надо серьёзно поговорить — начала Ольга, но Стас тут же резко перебил её, нарушив все её планы.

— Оль, я знаю всё, что ты хочешь мне сказать, вперёд. Знаю, что ты устаешь сидеть дома с ребёнком, и всё остальное. Это я все уже слышал. А теперь ты послушай меня.

Стас резко встал с кровати и начал ходить по комнате. Ольга, совершенно не ожидавшая такого поворота событий, молча наблюдала за ним.

— Я взялся за сложное и очень серьёзное дело — продолжил он. — Мне нужна твоя поддержка, ты же моя жена, в конце концов. Ты должна помогать мне всеми силами и верить в меня, а ты? Только суешь палки в колеса. Тебе не нравится то, чем я занимаюсь? Иди, расскажи своим подружкам, какая ты несчастная. Муж у тебя, видите ли, в хоккей играет. Вот беда! — коверкая голос и всё больше распаляясь, повысил голос Стас. — Этой, рыжей своей бывшей одногруппнице, у которой муж бухает как свинья, расскажи. Или Инке, которая на всю свою семью бабки сама зарабатывает. Иди, пожалуйся, послушай, что они тебе скажут. Расскажи, как ты устала сидеть дома на всем готовом — зло добавил он.

— Да при чём тут это… — грустно сказала Оля. Она совершенно опешила от такого поворота событий — говорить собиралась она, но Стас не дал ей вставить ни слова, сказав столько всего… — Играешь в хоккей — это прекрасно, молодец, и я тебя очень поддерживаю… Но нельзя же плевать на свою семью, тебе так не кажется? — она укоризненно смотрела на него.

— А чем я плюю? — продолжил отбиваться Стас. — Деньги домой ношу? Ношу. Дела домашние делаю, когда могу? Делаю? Что тебе еще надо? — он остановился и тяжело посмотрел жене в глаза.

— Стас, у тебя маленький ребёнок — начала Ольга, но он перебил её.

— И что? Пусть лучше ребёнок вырастет и скажет, что его отец неудачник и так и не добился того, о чём мечтал, а так и прогнил всю свою жизнь на какой-то там работе жалким червяком на мизерной зарплате? Ты этого хочешь?

Оля замолчала, обиженно глядя на мужа.

— Да при чём тут это всё…

— При том — снова перебил её Стас. — При том, что ты абсолютно несерьёзно относишься к тому, чем я занят. Шуточки эти твои все, подколы…. ты думаешь, мне смешно? У меня мало сил уходит на тренировки, по-твоему? Чтобы ещё дома с женой бодаться из-за всякой ерунды?

— Стас, я выходила замуж за нормального парня… — едва слышно сказала Ольга. — А не за какого-то ополоумевшего хоккеиста, который не видит никого и ничего кроме своего долбанного хоккея, будь он проклят.

Стас поморщился, будто съел что-то неприятное, после чего его лицо вытянулось и словно застыло.

— Я просил тебя так не говорить — механическим, безжизненным голосом сказал он, мрачно глядя на жену. Рот был плотно сжат, ноздри чуть заметно подрагивали, и Ольга поёжилась — ей было страшно, когда он становился таким, но виду не подала.

— Прости, пожалуйста — саркастично извинилась она. — Я забыла. Как многое из того, что говорю я, забываешь ты. Так что мы квиты — она сделала небольшую паузу, потом продолжила:

— Ты уже достал со своим эгоизмом, Стас. Ты делаешь только то, что нужно тебе. В последнее время ты сам не свой! А я хочу нормальной семейной жизни, хочу романтики, в конце концов…

Он вдруг резко, с силой пнул стоящее на полу ведёрко с детским конструктором. Плоские детальки с противным костяным стуком разлетелись по всей комнате.

— Да какая, нах, романтика? Что тебе не живётся, я не пойму? — заорал он. — Всё нормально, у нас всё есть, что тебе, к чертям, ещё от меня надо?

Ольга, вся съёжившись, молча стояла возле двери — какая-то часть её сознания просто отказывалась верить, что всё это происходит с ней, настолько это было дико, но голос Стаса, гремевший под потолком квартиры, не давал повода сомневаться.

— Я зарабатываю деньги нам на жизнь, света белого не вижу, только дом-работа, и сейчас добавились тренировки, и ты всё равно вскрываешь мне мозг — уже тише, но всё равно почти прокричал он, после чего вдруг резко как-то обмяк и уронил голову на грудь, о чём-то думая.

Ольга стояла, не в силах вымолвить ни слова. Голос Стаса всё ещё звоном стоял у неё в ушах. Он никогда раньше не кричал на неё.

Стас вздрогнул и посмотрел на жену.

— Мне надо пройтись — коротко бросил он и вышел из комнаты.

Ольга, не сдвинувшись с места, услышала, как в прихожей грохнула дверь.

Стас шёл на каток. Неподалеку от их дома была открытая коробка, на которую он изредка заглядывал — один раз они даже катались тут с женой. Тренироваться там было нельзя — уж слишком много под ногами крутилось всякой малышни, но сейчас, ночью, там наверняка не было ни души. Тем более что он просто хотел подышать свежим воздухом и немного привести в порядок нервы.

Под ногами поскрипывал снег, морозный воздух щекотал лицо, и Стас шёл, дыша полной грудью и глядя себе под ноги, низко опустив голову и слушая, как колотится в груди сердце. Свернув за угол очередного дома, он вышел в коробке.

На катке уже погасили верхний свет, и, конечно же, тут не было ни души. Стас зашел в тёмную кабинку для переодевания, сел на лавку и начал одевать коньки.

Через борт он видел лёд и лежащую на нём полоску света от тусклого уличного фонаря. Вечером каток заливали, и сейчас он уже успел застыть, превратившись в матово поблескивающее зеркало. Тёмные верхушки сосен, растущих вокруг катка, окружали коробку по всему периметру, словно молчаливая и величественная стража.

До чего же красиво, думал Стас. И почему он должен вымаливать у кого-то право вот на такие моменты? И вообще, как можно пытаться отнять у человека возможность реализоваться в жизни? Ведь он не какой-нибудь наркоман или пьяница, чтобы вот так его отчитывать? Почему его жена не понимает этого, пытаясь подмять под себя всю его свободу и волю? Ведь так нельзя вести себя с мужчинами, неужели она этого не понимает? Так, всё, надо подумать о чём-то другом — сказал себе он, чувствуя, как обида и непонимание вновь желчно растекаются где-то внутри.

Одев коньки, он выскочил на лед. Лезвия с привычным, шепчущим шуршанием коснулись льда, и он полетел вдоль борта, жадно хватая ртом чистый морозный воздух. Стас молча задумчиво катался, успокаивая нервы и приходя в себя. Зря он наверное, всё таки накричал на жену. Но она тоже хороша — сколько можно ныть и канючить? Ему это абсолютно не помогает, знаете ли. Нашла бы себе занятие какое-нибудь, может, отвлеклась бы чуть-чуть. Конечно, главное занятие у Ольги сейчас — это Машка, но надо ведь как-то разнообразить свою жизнь. Иначе так и будешь всю жизнь цепляться к людям, сваливая на них свои проблемы.

На улице было не очень холодно, глаза быстро привыкли к темноте, и уже через полчаса Стас, вдоволь накружившись по катку, практически успокоился, более- менее разобравшись в себе. Кричал — да, напрасно, но он не отступится от задуманного, уже просто не может себе этого позволить, и пора бы жене понять это. Может, ей и кажется это всё блажью и сумасбродством — но тут он точно не при чём. Но надо быть терпимей и всё-таки держать себя в руках, это факт.

Закончив очередное упражнение, Стас подкатил к борту, с грохотом перевалил через него и рухнул на скамейку, восстанавливая дыхание и любуясь красотой окружающих каток многолетних деревьев. Немного посидев и отдохнув, он начал стягивать с ног коньки.

Когда он вернулся домой, Ольга уже спала. На столике возле кровати тускло горел ночник, а в воздухе явно чувствовался приторный запах валерьянки. Сев на кровать, Стас заметил возле лампы бутылочку от лекарства, и почувствовал укол совести — он ведь совсем не хотел доводить свою жену до нервного срыва. Утром поговорим, решил он, погасил свет и лег в кровать, положив руку Ольге на плечо.

Утром они смогли поговорить ещё раз, уже без крика, и на какое-то время атмосфера дома стабилизировалась — Стас спокойно работал и занимался хоккеем, а Ольга возилась с дочкой. Они стали меньше разговаривать, стараясь обходить стороной спорные темы для бесед. Напряжение между ними немного ослабло, но его причины остались на своих местах — и через какое-то время разборки и стычки начались опять, иногда перерастая в серьёзные скандалы. Стас все больше уходил в себя, стал замкнутым, предпочитая лишний раз ничего не рассказывать жене, да и Ольга не особо тревожила его своими расспросами.

Но однажды Стас принёс домой новость, не поделиться которой с женой он просто не мог.

В один из рабочих дней он вдруг пришёл домой намного раньше, чем обычно. Стас тихонько, словно вор, открыл ключом замок, зашел внутрь и сел на стоящий в прихожей стул.

Ольга выглянула из- за двери с кухонным полотенцем в руках. На её лице застыло тревожно-напряжённое выражение, почти не сходившее с неё в последнее время. Она молча стояла в дверном проёме и смотрела, как Стас, кряхтя, стягивает с ног кроссовки.

— Как дела? — осторожно спросила она.

— Нормально — ответил он, не глядя на неё. И тут же негромко добавил, как бы невзначай: — Я с работы уволился.

На несколько секунд повисла абсолютная тишина.

— Ты это серьёзно? — тихо, упавшим голосом спросила Ольга, не дождавшись никаких пояснений от мужа.

Стас молча кивнул, по-прежнему не глядя на жену.

— И что мы теперь будем делать? — тихо спросила Ольга. Спросила спокойно, но Стас слишком хорошо знал этот спокойный голос. Уж лучше бы ты начала орать и плакать сразу, подумал он. А то этим всё равно всё закончится, но пока слова жены означали следующее — ты, конечно, урод и ублюдок, но я тебе ничего не скажу, чтобы тебе было стыдно, и ты сам это почувствовал. Чёрт, как же ему это надоело.

— Нормально всё будет — подняв голову, сказал он. — У меня сбережения есть, немного, и потом, тренер говорит, ещё чуть-чуть, и я смогу в какую-нибудь команду приткнуться за деньги. Пока небольшие, но всё-таки. Потерпи чуть- чуть, Оль.

— Проходимец твой тренер — холодно сказала жена. — А ты ему веришь.

Стас почувствовал, как у него мелко затряслись руки от злости, но он сдержал себя, встал и попытался обнять жену. Она молча оттолкнула его, продолжая стоять и смотреть — на него, но как будто бы сквозь. Тем самым своим взглядом, выносить который Стас долго не мог.

— Оль, давай не будем ссориться — тихо, едва слышно сказал он, глядя ей в глаза.

— Я с тобой и не ссорилась — её тон был холодным, как лёд. Он снова почувствовал покалывание в ладонях — верный признак, что его нервы на пределе, и понял что жутко, дьявольски устал от всего этого.

— Мне надо на тренировку — отвернувшись, отрешённо сказал Стас.

— Да какая тренировка? — всхлипнула Ольга. — Стас, ты в своём уме? У тебя маленький ребёнок, о чём ты думаешь? Как мы теперь жить будем?

— Да нормально всё будет… — заговорил Стас, но Ольга перебила его.

— Нормально? — язвительно переспросила она. — А где ты деньги будешь брать? Заработаешь хоккеем? Это просто смешно, ты пока что потратил на всю эту свою ерунду столько, что страшно становится, а теперь… — осекшись, она вдруг заплакала, закрыв лицо руками.

Стас смотрел на трясущиеся плечи жены, но не сдвинулся с места. В последнее время он так часто видел эту картину, что уже почти не испытывал никаких эмоций при виде слёз супруги.

Только раздражение, потихоньку перерастающее в злость.

— Успокойся, Оль — он смотрел на заплаканное лицо жены. Та всхлипнула ещё раз и убрала руки. Она посмотрела на него, на суровые холодные глаза, на глубоко залёгшие складки, осунувшееся лицо (в последнее время он сильно похудел) и не могла поверить, что перед ней тот же самый человек, за которого она вышла замуж, с которым они расписывались в загсе, ездили в свадебное путешествие, и вообще провели столько времени вместе… Счастливого времени, наполненного простыми человеческими, семейными радостями.

— Стас, ты… — начала говорить она…

— Я пошёл — он встал со стула, открыл дверь в подъезд и сделал несколько шагов. Ольга рванулась за ним, попытавшись схватить мужа за плечо.

— Стас, подожди, не надо уходить — срывающимся от слёз голосом, чуть ли не закричала она.

— Что Стас? — вдруг, неожиданно даже для себя самого, заорал он. Будто лопнула внутри него какая-то нить, сдерживающая эмоции. — Что ты Стаскаешь, блядь? Чего ты цепляешься за меня, как репей? Сколько можно слезы лить? Не могу видеть их уже! — он навис над ней, приблизившись почти вплотную.

Она вжалась в стену, закрыв глаза и чувствуя кожей лица, как летят из его рта маленькие капельки слюны. Сейчас он ударит меня — с ужасом подумала она и зажмурилась ещё сильнее. Ударит первый раз в жизни — и скорее всего, последний. Потом что это терпеть она не намерена. Но это всё будет потом — а сейчас ей было просто страшно. Страшно до дрожи в ногах.

— Ты все время давишь на меня, и тебе совершенно на всё насрать! Только и слышу твоё вонючее нытье! Чего ты раскудахталась? Сказано тебе, нормально всё будет — тебе этого мало? — его дыхание стало ещё ближе, и она снова съёжилась, почти физически ощущая, как начинает гореть правая щека от ещё не случившегося удара.

Повисла тишина, оглушительно звенящая после его крика, усиленного бетонными стенами подъезда. Оля опять тихо, беззвучно заплакала и сползла вниз по грязной, исписанной маркерами стене, уронив голову себе на колени.

— Ты совсем спятил…псих… — услышал он вслед, задыхающийся, сдавленный всхлипами голос.

Стас остановился и едва удержался, чтобы не вернуться и не отвесить ей пинка.

— Истеричка — зло процедил он и начал спускаться по лестнице. С силой толкнув дверь подъезда, Стас вышел на улицу и направился к машине. Ему надо ехать на тренировку — там понятно, что и как делать, и можно будет на какое-то время отключить голову, а потом… а потом видно будет.

Настроение было отвратительное, но он надеялся, что азарт игры и физическая нагрузка помогут ему остыть и разобраться в себе.

Погруженный в свои мрачные мысли, он сам не заметил, как подкатил к ледовому дворцу.

В раздевалке уже было довольно тесно — мужики из любительской команды, к которой Стасу удалось прибиться пару месяцев назад, уже почти все собрались, и сейчас надевали форму и заматывали лентой клюшки, перекидываясь шуточками, отчего в раздевалке то и дело раздавались взрывы хохота. Атмосфера в команде была так себе — суровая мужицкая обстановка, где могли жёстко подшутить или наорать во время игры, если ты делаешь что-то не так. Это было совсем не похоже на дружелюбную позитивную атмосферу на съемках с профессионалами, но Стас понимал, что так, наверное, оно и должно было быть.

Стас вошел внутрь, поздоровался с всеми и занял место в углу. Открыл свой баул и начал, почти не глядя на окружающих, рыться в своей форме, доставая всё необходимое. Настроение было на нуле, поэтому он механически, стараясь думать только о предстоящей игре, надевал щитки и прочую защиту.

Зашнуровав коньки, Стас встал, нахлобучил на голову шлем, не застёгивая его, подхватил со скамьи краги и клюшку и вышел из раздевалки.

В лицо ему ударил холодный воздух ледовой площадки, освежая и приводя в чувство. Стас очень любил этот момент — чистый, ещё не изрезанный коньками только что залитый лёд, яркий свет… Он огляделся по сторонам и понял, что вышел первым — скамейки игроков и трибуны были ещё абсолютно пустыми. Положив клюшку на скамейку, он начал растягиваться и разминаться, готовясь к тренировке.

Чуть разогревшись, Стас сел обратно на скамью. Он пришёл раньше, и можно было не торопиться и поберечь силы перед игрой. Уронив голову на грудь, он потерянно смотрел перед собой, приводя в порядок дыхание и размышляя о сложившейся дома ситуации. Он совсем не понимал, что же ему делать дальше — семейные проблемы давили на него, словно толща воды на заплывшего глубоко ныряльщика, не отпуская ни на миг.

Вдруг, где-то слева, он услышал деликатное покашливание. Он повернулся и увидел стоящего в нескольких метрах здоровенного парня — гиганта, следившего за порядком на катке. Его звали, кажется, Стёпа, и они несколько раз уже пересекались тут, болтая о разной ерунде. Стас устало помахал ему рукой. Тот махнул рукой в ответ, подошёл чуть ближе и опять остановился, застенчиво переминаясь с ноги на ногу.

— Привет — негромко сказал Стас. Ну и громадный всё-таки детина, подумал он, оглядывая гиганта с ног до головы. И кажется, он ещё растёт.

— Здравствуйте — вежливо сказал Степа и осторожно посмотрел Стасу в глаза. Он всегда обращался на «вы», игнорируя протесты Стаса, и говорил очень тихим, вежливым голосом — это разительно контрастировало с его внешностью, которая многим казалась угрожающей и опасной. — С вами всё хорошо? — добавил он после небольшой паузы.

Стас вздохнул и пожал плечами.

— Ну как сказать… вроде да — он опустил глаза вниз и сплюнул на резиновый пол, покрытый полосами порезов от лезвий коньков.

— Вроде бы и хорошо, а вроде — хуже некуда — вздохнул Стас. — Я сам в последнее время иногда не разберусь.

— Что-то случилось? — участливо спросил Стёпа.

— Да дома в последнее какой-то ад — сказал Стас — С женой куча проблем. Она не понимает меня, совершенно несерьёзно относится к тому, что мне важно. Ей кажется, что хоккей — это блажь, глупость и ребячество… А я просто недавно понял, что это главное, чем я хочу в жизни заниматься — Стас поднял глаза и посмотрел на своего собеседника. Он сам не знал, зачем рассказывает всё этому парню, но он уже не мог остановиться — ему надо было выговориться, и слова полились потоком — … а она не понимает этого абсолютно, не видит совсем ничего… Ей кажется, что всё должно крутиться вокруг неё — чтоб я сидел рядом, как собака на поводке, и никуда не дёргался. А ведь я не какой-то там пьяница или лентяй — я работаю, дома делаю всё что могу… даю ей возможность заниматься ребёнком, так почему она не может дать мне возможность идти к моей цели? Я, конце концов, мужчина и должен сам решать, что мне делать.

Гигант пожал плечами.

— По-моему, семья важнее всего — негромко сказал Степа. Ему, человеку, который даже и не мечтал о спокойной семейной жизни и обычных радостях, проблемы этого парня казались сущим пустяком и блажью, но вслух этого он, понятное дело, не сказал. В его мире, где основной и почти недостижимой целью было просто тихое, благополучное существование, лишённое косых взглядов в спину, причём почти наверняка одинокое — не оставалось места для таких переживаний.

— Семья это важно, кто ж спорит — горячо возразил Стас. — Я ведь всё это понимаю… Но хочу чтобы и меня поняли… особенно когда мне это нужно как никогда.

Степа лишь сочувственно пожал плечами, не найдясь, что ответить.

— Тем более, что я уже слишком далеко зашёл — сказал Стас, не мигая, глядя в одну точку. Взгляд его стал расфокусированным, и Степе показалось, что говорит он не ему, а как будто сам себе. Убеждая самого себя, что он всё делает правильно. Оправдывая свои поступки.

— Но ведь не всех целей в жизни можно добиться, всё-таки — задумчиво сказал Степа, тоже думая о чём-то своём.

Стас поднял на него глаза.

— Почему не всех? Всех.

Степа криво усмехнулся.

— Вам, может легко так говорить — он коротко осторожно посмотрел на Стаса — а мне вот трудно с вами согласиться. У меня в жизни много целей, но о том чтобы добиться хотя бы половины — и думать нельзя.

Стас энергично замотал головой.

— Нет и ещё раз нет. Не надо так считать. Человек сильнее в тысячи раз, чем ему кажется. Нету недостижимых вещей — и тому масса подтверждений. Когда только силой воли можно сдвинуть горы или поднять машину, спасая кого-нибудь — сколько таких примеров было, ну? А отмазка типа «не, это невозможно» — это всё для слабаков.

Степа ещё раз рассеянно кивнул. Ему нравился этот парень, но сейчас он был явно немного не в себе, это было заметно — по его рыскающему взгляду, голосу… он говорил, но слова звучали как-то механически, безжизненно — словно звонишь в абонентскую службу по телефону, и слушаешь записанный на пленку ответ оператора.

— Лучше умереть на пути к своей цели, чем оставить попытки её достичь. Тогда ты умрёшь ещё при жизни. Потеряешь себя — добавил Стас и посмотрел на своего собеседника. Глаза горели лихорадочным огнём, было видно, что он не шутит — для него всё это имело большой смысл. Возможно, даже слишком большой.

Степа опять кивнул. Слова, всё это слова… Умереть при жизни… А что, если ты не умер, но из жизни тебя вычеркнули — стараются не замечать, обходить стороной? Вот это и есть умереть при жизни, но что об этом знает этот маленький человечек со своими маленькими проблемами? Это было намного хуже, но он опять промолчал — было видно, что Стас сейчас вряд ли услышит его. Он вообще, кажется, замкнулся в себе и не хотел слушать ничего извне.

— Так что, хватит ныть и возьмёмся за дело — сказал Стас и встал со скамьи, поднял краги и клюшку. Улыбнулся Стёпе — но улыбка вышла какая-то дерганая, ненастоящая. Неживая. Степа чуть ли не физически увидел противоречия, которые ломают его изнутри — и почему-то подумал, что долго так продолжаться не будет. Он просто не выдержит этого.

— Удачной игры.

— Спасибо — сказал Стас и нахлобучил шлем, не застегнув его. Его выражение лица теперь изменилось. Брови сдвинулись, рот вытянулся в узкую полоску — в нём явно читалась злость, которую он собирался выплеснуть в игре, на льду. Он махнул рукой, перепрыгнул через борт и смешался с остальными игроками.

Раздался свисток, и игра началась.

Степа с любопытством наблюдал, как хоккеисты, стремительно рассекая воздух, перемещаются по полю. Шайба переместилась за дальние ворота, и на какое-то время Степа потерял её из виду, а затем он услышал сильный удар, за которым тут же последовал свисток, останавливающий игру. Сначала Степа не понял, что произошло, но затем несколько игроков сгрудились в кучу над ещё одним — теперь без движения распростёртом недалеко от ворот. Степа вскочил со своего места, пытаясь разглядеть, что же случилось — и тут один из хоккеистов замахал ему руками.

— Травма! — коротко крикнул он. — Человек без сознания! Вызови врача!

Степа быстро развернулся и пошёл в сторону выхода с площадки, где сидели охранники и стоял городской телефон для вызова экстренных служб. Уже выходя из дверей, он кинул последний взгляд на лёд. Пострадавший так и лежал, раскинув руки и совершенно не двигаясь. Голова его была повёрнута в сторону, поэтому рассмотреть лицо пострадавшего он не мог. Рядом лежал шлем, и тут же, на льду, растекалось несколько ярких красных пятен, резко выделяющихся на белоснежном покрытии катка.

В самый последний момент он краем глаза заметил номер на игровом свитере, и понял, кто сейчас лежит там, в окружении товарищей.

Номер семьдесят четыре. Номер со свитера парня, с которым он только что разговаривал, сидя здесь, на этой лавке.

-

Ольга сидела на кухне и пила чай, когда позвонил телефон. На лице у неё застыло отсутствующее, пустое выражение — теперь она немало времени проводила вот так — сидя и глядя в одну точку, думая ни о чём и обо всём одновременно. Она похудела, щёки ввалились, под глазами залегли чёрные круги. Порой она замечала в зеркале, как изменилась — казалось, от прежней весёлой и счастливой женщины теперь не осталось и следа. Когда она была дома с ребёнком, ей приходилось как-то скрывать свои внутренние переживания, но сейчас Машка была ещё в садике, поэтому можно было не притворяться перед дочкой, что всё хорошо.

В тишине пустой квартиры звонок прозвучал резко и неожиданно. Она вздрогнула и взяла трубку, почувствовав, как кольнуло где-то под сердцем недоброе предчувствие.

— Алло?

Голос в динамике забормотал. Ольга молча слушала, уткнувшись взглядом в стоящую перед ней на столе кружку с подтёками кофе по бокам. Вдруг выражение её лица изменилось.

— Когда? А где он сейчас? — резко выдохнула она, перебив звонившего.

В телефонной трубке снова забормотал незнакомец. У Ольги начали дрожать губы. Она сдавленно поблагодарила, положила телефон на столик и зажала рот ладонью, чтобы не заплакать. В последнее время ей часто приходилось это делать, но сейчас она смогла справиться с собой, отдышалась и снова взялась за трубку — ей надо было позвонить в садик и сказать, что Машу сегодня она заберёт попозже. У неё вдруг возникли срочные дела.

Закончив разговор с воспитательницей, она встала и пошла одеваться — ей нужно было немедленно ехать в больницу.

Через полчаса, доехав на такси по пустынному вечернему Городу, она была уже на месте — в частной клинике, куда полчаса назад с тяжёлой травмой головы был доставлен её муж. В коридоре было светло и пахло, как и во всех больницах — медикаментами, хлоркой, чистотой и эмоциями людей, тут бывавших — болью, волнением, надеждой на лучшее… Санитар открыл ей дверь, и Ольга вошла внутрь палаты реанимации.

Стас лежал на светло-зелёной больничной койке, опутанный полупрозрачными трубочками капельниц. Глаза его были закрыты, через лоб тянулась широкая марлевая повязка. Можно было подумать, что он спит — до того спокойным и безмятежным было лицо. Таким она не видела своего мужа очень давно, и Ольга почувствовала, как её раздирают самые противоречивые эмоции — любовь, обида, горечь, жалость к мужу, к себе — всё сплелось в тугой узел где-то глубоко внутри неё. На этот раз она не смогла сдержаться и бурно разрыдалась, спрятав ладонями лицо.

Санитар, молча стоящий рядом, деликатно покашлял.

— Может быть, вы хотели бы поговорить с лечащим врачом — мягко спросил он. — Ваш муж пока без сознания, и лучше сейчас дать ему спокойно полежать.

— Конечно-конечно — засуетилась Ольга, шмыгая носом и вытирая салфеткой глаза. — Как скажете, конечно, пойдёмте.

Они, стараясь не шуметь, вышли обратно в коридор и зашагали вдоль палат. Миновав несколько дверей, санитар остановился возле одной и вежливо приоткрыл её перед ней, пропуская вперёд.

— Проходите, вас ждут.

Она медленно вошла в кабинет и увидела стоящую у окна фигуру в белом халате.

Доктор, молодой мужчина в очках, положил на стол несколько рентгеновских снимков и сделал пару шагов ей навстречу.

— Садитесь, пожалуйста — он вежливо придвинул к ней стоящий возле двери стул.

Оля присела на край стула и достала из сумочки мятый носовой платок, промокнула им глаза и подняла взгляд на доктора.

Доктор сел за стол, повертел в руках рентгены, вздохнул и сцепил пальцы в замок.

— Ну, что я вам могу сказать… Ольга, да? — он вопросительно взглянул на неё.

Она кивнула.

— Случай, конечно, печальный — доктор ещё раз многозначительно вздохнул и почесал переносицу, подбирая слова.

— Его шлем не был застёгнут, и шайба попала точно висок, что вызвало сильное сотрясение мозга и нарушение внутричерепного давления. Пока что ваш муж без сознания, но скоро он должен прийти в себя. Насколько серьёзно травма повлияет на психику — пока сказать сложно. Будем смотреть по обстоятельствам — доктор поднял глаза вверх и осёкся. Девушка, сидящая напротив него, уронила голову в ладони и беззвучно рыдала. Волосы, упавшие вниз, полностью закрывали лицо, и только плечи, ходившие ходуном, выдавали всю степень её потрясения. Он растерялся, не зная, что делать.

— Ну что же вы, прекратите… всё не так уж плохо — неуверенно сказал он, чувствуя себя полным идиотом. Всё не так уж и страшно, может быть…

— Он совсем сошёл с ума с этим своим хоккеем — она, казалось, пропустила все его слова мимо ушей. Голос у неё срывался и ломался от раздирающих её спазмов. — Ведь мы же жили, хорошо жили…пусть, не много чего у нас было, но главное всё было, и ладно… а потом эта сраная лотерея, и всё…человека как подменили — она откинула волосы со лба, и он увидел её лицо, искажённое гримасой страдания, вмиг превратившее её из миловидной девушки в убитую горем старуху — …стал злой, как дьявол, что не скажи — всё в штыки, и ответ один — ты полощешь мне мозг, не хочешь мне помогать, видишь во мне не меня, а кого-то другого… А это не он ведь, совсем не он… даже с дочкой стал говорить по другому, а она же — совсем ничего не понимает, маленький ведь, несмышленый человечек совсем — она громко всхлипнула и снова затряслась в очередном приступе плача, закрыв лицо руками.

Доктор отвел глаза в сторону, продолжая молчать — пусть лучше она выговорится, сейчас ей точно не стоит мешать.

— …я терпела, как могла, терпела, но потом… — она запнулась — …потом он стал руку на меня поднимать — а ведь такого никогда раньше не было, никогда, вы понимаете? Для меня это вообще дикость какая-то, я такого обращения ни в своей семье, нигде никогда не видела, а тут… а теперь что? Я уже про развод начала думать, и пусть, что Машка, как-нибудь справлюсь, а сейчас, что делать, ну что мне с ним делать теперь? — в её голосе снова зазвенела истерика.

Доктор сидел, потупив глаза в стол, совсем не зная, что и ответить этой женщине, и продолжал бездумно рассматривать разбросанные по столу рентгеновские снимки. Случай и так явно непростой… но теперь понятно, что он ещё сложнее, чем ему показалось на первый взгляд.

— Вы знаете — робко кашлянув, сказал он — может быть, после травмы он пересмотрит свое отношение к спорту, как то изменится… Он у вас профессиональный спортсмен?

— Да какой он к чёрту профессиональный спортсмен — в глазах у неё блеснули искорки злости. — Так, в детстве что-то, да сейчас… еле на коньках стоит.

— Ну, значит, работа и заработок от хоккея не зависят — начал было говорить он, но тут Ольга зарыдала с новой силой. Доктор, не понимая, что так её опять расстроило, снова замолчал. Дав ей немного успокоиться, он встал, подошёл ближе и осторожно положил руку ей на плечо. Она вздрогнула и подняла на него глаза.

— Ольга — стараясь говорить как можно мягче — знаете что… вы поезжайте сейчас, пожалуй, домой, выпейте валерьянки… или просто выпейте, и постарайтесь немного успокоиться. Состояние больного стабильное, но он в коме, и вам здесь находиться, на самом деле, совершенно необязательно. Если что-то изменится, я вам сразу же наберу, хорошо?

Ольга кивнула, не поднимая головы.

— Вот и славно — сказал доктор, подошел к стене и открыл дверцу небольшого стеклянного шкафчика, стоящего в углу. Достал оттуда блистер с небольшими белыми таблетками, выдавил две на ладонь, секунду подумал и добавил к ним ещё одну. Затем вернулся к столу, налил в стакан воды из графина и снова подошёл к ней.

Она, закусив губу, застывшим невидящим взглядом смотрела куда-то в сторону окна.

— Выпейте — сказал доктор и протянул ей таблетки и воду.

Ольга вздрогнула, будто вынырнула из какого-то оцепенения, взяла таблетки, проглотила их, затем сделала несколько глотков воды и поморщилась.

— Горько — задумчиво, словно находясь где-то далеко, сказала она.

Доктор пожал плечами.

— Зато вам будет легче — сказал он и вернулся за свой стол, сел и сложил руки перед собой.

На несколько секунд в комнате воцарилась абсолютная, давящая тишина, после чего Ольга встала, чуть покачнувшись на ногах, и посмотрела на доктора.

— Спасибо вам — слабым голосом сказала она.

— Не за что — он подал ей руку и помог к двери.

— Отдохните, Ольга — добавил он, стоя уже возле выхода. — Ваш муж в надёжных руках. Поезжайте домой, займитесь дочерью… успокойтесь, а там будет видно, что делать. Утро вечера мудренее — стараясь говорить как можно уверенней, добавил он и развёл руками, смутившись.

Ольга посмотрела на него — лицо чуть разгладилось, глаза немного потускнели — препарат уже начал действовать — кивнула и протянула руку.

— Спасибо вам — легонько пожав ладонь доктора, тихо сказала она и бесшумно выскользнула за дверь, притворив её за собой.

Секунду задумчиво постояв на месте, он вернулся за стол. Достал было накопившиеся бумаги, посмотрел парочку… и сгрёб их обратно в ящик стола. Настроения ковыряться с рутиной не было совершенно, поэтому он взял в руки рентгены только что поступившего горе — хоккеиста и стал внимательно рассматривать их.

Заплаканное лицо только что ушедшей женщины всё ещё стояло перед глазами, и её рассказ, крик души…

Что-то будет в этой истории ещё, вдруг почему-то подумал он. Какое-то предчувствие шевельнулось где-то в душе, ничего конкретного… но он понял, что этот случай из его врачебной практики не так-то просто будет забыть.

Тогда он ещё не знал, насколько был прав.