В кассах спорткомплекса как всегда, толпилась куча народа, и было сильно накурено — сизые облака табачного дыма медленно толкались в воздухе, почти скрывая потолок. Мужики в очереди обсуждали предстоящие соревнования, делали ставки, поэтому вокруг стоял многоголосый гвалт и гомон.

— Пап, а нам долго тут надо быть? — робко дернув за руку отца, спросил Илья.

Он с раздражением посмотрел на стоящего рядом шестилетнего сына.

— Видишь, все стоят, и ты стой. Чё, особенный, что ли, какой-то? Привыкай ждать, когда надо — процедил отец и отвернулся, рассматривая скопление людей возле окошка кассы.

Мальчик опустил голову и обиженно засопел. Ничего, пусть терпит, будет спокойнее себя вести, подумал Леха. Еще навидается за жизнь всякого дерьма и похуже.

Очередь немного продвинулась вперёд. Здесь всегда так — толпа, давка, за билетами хрен пробьёшься. Что поделать, одно из самых популярных и зрелищных мероприятий, да ещё и вход недорого стоит. В районах типа нашего не так уж и много развлечений, вот поэтому тут всегда аншлаг. Тут уж ничего не поделать.

Он посмотрел на сына, стоящего рядом с низко опущенной головой. Обиделся, кажется. Ну и ладно, на обиженных воду возят. На самом деле нечего ему тут делать, конечно, но его чокнутая мамаша упёрлась на какие-то очередные свои курсы, и деваться Лёхе было некуда. Чем пропустить такое событие, лучше уж было притащить его сюда.

От окошка кассы отвалилась большая компания, и через несколько минут подошёл их черёд.

— Два билета — наклонившись, хриплым голосом сказал Лёха. — Взрослый и детский.

— У нас не бывает детских билетов — ответил ему неприветливый сварливый голос. Окошко было узкое, и он видел только чёрную водолазку и часть шеи сидевшей внутри кассирши. Вот стерва, подумал Лёха. Ладно, чёрт с тобой, один раз можно и раскошелиться.

— Ну, давайте два взрослых — нехотя сказал он. — Сколько?

— Триста — раздался скупой ответ.

Лёха отдал деньги, взял билеты и повернулся к сыну. Тот, шмыгая носом, молча переминался с ноги на ногу рядом, глядя куда-то в сторону.

— Пойдем, слышь — буркнул он. — Нам на другую сторону трибун.

Они вышли из кассового зала и зашагали по бесконечным коридорам комплекса, в сторону своего сектора. Идти было недалеко, но сын тащился еле-еле, всё время таращась по сторонам, и Лёхе приходилось постоянно подгонять его.

Наконец они подошли к входу на трибуну. Охранник оторвал корешки, и Леха, крепко взяв сопляка за руку, начал спускаться по ступенькам к указанным на билетах рядам.

Им достался двенадцатый ряд — нормальные места, в принципе, почти посередине, так что видно всё будет, скорее всего, отлично. Они протиснулись мимо уже сидящих болельщиков и сели на жесткие потёртые и разрисованные маркерами пластмассовые стулья.

— Ты пакет не потерял, я надеюсь? — строго сверля сына глазами, спросил Лёха. Он был раздражён и хотел, наконец, расслабиться после тяжелого рабочего дня, итогом которого стала домашняя разборка с женой и внезапно свалившийся ему на голову ребёнок.

Илья замотал головой и протянул отцу приятно позвякивающий непрозрачный пластиковый пакет.

— Молодец — сухо похвалил его Лёха, взял пакет и достал оттуда холодную бутылку с пивом. С хлопком открыл пробку, приложился к горлышку и сделал несколько жадных глотков. Ну вот, теперь можно жить — подумал он и довольно осмотрелся по сторонам.

Зал был уже почти битком. Последние ручейки посетителей разбегались от входов к своим местам, возле бассейна сновали туда-сюда работники технической службы комплекса, совершая последние приготовления перед соревнованиями. Чуть правее стояли столы жюри и дежурила обширная бригада медиков. Тут всякое случается, поэтому людей белых в халатах было в зале порой не меньше, чем охраны.

А в самом центре комплекса сверкал и переливался всеми оттенками синего и зелёного бассейн. Довольно большой, метров тридцать в длину, он был тут главным местом действия, притягивающим к себе взоры всей собравшейся публики. Красиво всё-таки, подумал Лёха, с восхищением оглядывая яркий прямоугольник внизу. Придумал же кто-то такую нарядную штуку.

Снизу бассейн был подсвечен яркими лампами, и свет, проходя сквозь поверхность, разбивался тысячей бликов, окрашивающих в загадочные цвета лица сидящих в первых рядах болельщиков и белый кафель окружающего бассейн пространства.

Заиграла музыка, и зал оживился — соревнования начинались. Лёха грубо толкнул сына.

— Смотри, слышь.

Музыка становилась всё громче, и через несколько минут распахнулись большие двери с правой стороны бассейна, и оттуда вышли спортсмены.

Зал взорвался аплодисментами, мужики повставали со своих сидений, воздух вокруг наполнился свистом и приветственными криками. Илья с сыном остались сидеть на своих местах, внимательно глядя вниз — на выходящих из раздевалок людей.

Спортсменов было четверо. В глаза сразу бросалась разница между ними — все разного роста и комплекции, один — накачанный поджарый крепыш с татуировками на руках, еще один подобного телосложения, но чуть выше, со смуглой, почти тёмной кожей. Третий, вставший на ближайший к ним помост, был полным и коренастым, с блестящей в лучах ярких ламп абсолютно лысой головой. И четвертый — худой, нескладный длинный парень с белой молочной кожей. Ссутулившись, он стоял на своём помосте, наклонив голову вниз и рассматривая мерцающую поверхность перед собой. Ну, этот вряд ли долго продержится — брезгливо подумал Лёха, рассматривая его нелепую фигуру. Слишком хлипок.

На всех были одеты специальные плавки и очки, плотно прилегающие к голове. Тела спортсменов блестели в лучах ламп, освещавших помост. На участников соревнований наносились специальные крема или мази, защищавшие кожу, рецепты которых тренеры хранили в строжайшем секрете, и именно из-за них появлялся этот блеск, от которого иногда казалось, что на помостах стоят не живые люди, а пластиковые манекены. Леха с интересом разглядывал четыре застывших в ожидании стартового выстрела фигуры и медленно потягивал пивко, предвкушая интересное и щекочущее нервы зрелище.

Вдруг тяжёлая музыка, ревевшая из расположенных по залу колонок, почти стихла, и на небольшую, покрытую ковролином площадку возле бассейна вышло три мужчины в костюмах — видимо, какие — то шишки или организаторы соревнований, решил Лёха. Один из них взял микрофон и затянул обычную приветственную речь — спонсоры, проделанная работа, спасибо тем-то и тем-то. Лёха всегда пропускал это словоблудие мимо ушей, не вникая в подробности. Он снова приложился к бутылке с пивом и посмотрел на сына. Тот сидел, сдвинувшись на край кресла, и внимательно слушал приветствие, вытянув шею. Сразу видно, в первый раз. Ну, пусть слушает, если хочет. Один хрен, самое интересное начнется потом.

— И мы очень рады, что интерес к нашему виду спорта остаётся на стабильно высоком уровне — голос говорившего искрился радостными нотками — … и полные залы — лучшая благодарность за все наши труды и старания. Значит, любят люди наше дело, не зря работает уважаемый оргкомитет!

Зал одобрительно загудел.

— Ну, довольно слов! — повысил голос ведущий. — Мы начинаем! Ежегодный Чемпионат Силы Духа открыт! Ура, друзья!

Трибуны снова взорвались криками, свистом и топотом. Ведущий выдержал паузу, подождав, пока народ немного успокоится, затем поднял руку вверх. Шум начал стихать, болельщики быстро рассаживались обратно на свои места, возвращаясь к своим пакетам с чипсами и бутылкам — у кого с пивом, у кого — с чем покрепче. Участники заплыва встали наизготовку, ожидая сигнала. На несколько мгновений повисла почти абсолютная тишина — все взгляды устремились вниз, где стояли четыре почти голых человека, готовые померяться силами за звание чемпиона года. Ну, и за огромный денежный приз, конечно же.

Прогремел выстрел, и спортсмены бросились вниз.

Это был один из самых интересных моментов соревнования. Смотреть, как кто из них закапывается в битое стекло, было очень любопытно. Все использовали разные техники, и от правильного входа зачастую зависел итог борьбы. Там же, кстати, и появлялась первая кровь — некоторые неудачники так неловко входили в верхний слой, что под ними успевала набежать приличная лужа прямо с самого начала, уже возле помостов. В ярких лучах подсветки снизу она смотрелась очень эффектно, окрашивая стекло и блики вокруг оттенками чистого красного цвета.

Вот и сейчас — Леха, чуть приоткрыв рот и сжав в руке уже успевшую немного нагреться бутылку с пивом, жадно смотрел, как четыре фигуры быстро зарываются в искрящуюся поверхность бассейна. Особенно хорошо, надо заметить, дело шло у самого тощего — он сразу как-то лег, аккуратно закопался и начал двигаться — сначала медленно, затем чуть быстрее — видимо, он был всё-таки неплохо подготовлен, несмотря на свой жалкий внешний вид. А вот качок что-то подкачал — он нелепо дергался, войдя только наполовину, и сидевшие на трибунах неподалеку от него люди уже недовольно улюлюкали и свистели.

— Давай, крепыш, даваааай! — заорал Лёха. — Давай шевелись, чё ты разлёгся как на пляже! Вперёд! — он сунул два пальца в рот, пронзительно свистнул и, довольный собой, полез под сиденье за новой бутылкой.

Наконец крепыш закопался полностью и начал двигаться вперёд — уже сильно отстав от своих противников. Хоть он и долго возился, порезаться, видно, успел не сильно — красных пятен вокруг него было немного. Зато пухлый, наверное, переоценил свои силы и переусердствовал — он шел почти вровень с тощим, но за ним уже тянулся заметный красный след.

Вокруг орала, свистела и улюлюкала толпа. Мужики, разгоряченные алкоголем и видом первой крови, вопили и подбадривали спортсменов, как могли. На участников соревнований принимались ставки, и немалые, и это придавало многим зрителей особенный энтузиазм. Леха, во всей этой нелепой суете с ребёнком, ставку сделать не успел, поэтому сегодня наблюдал за заплывом из чисто спортивного интереса.

Тем временем четвёрка разменяла первую треть дистанции. Почти догнав вырвавшегося вперёд дохляка, шедший вторым номером лысый вдруг внезапно задергался и резко выкарабкался из под слоя стекла наверх. Зал вокруг неодобрительно загудел — за выход на поверхность снимали баллы, и шансы на победу у толстяка сейчас существенно сократились. Выскочив, он начал тереть правую сторону лица руками, что-то бормоча себе под нос. Приглядевшись, Лёха увидел, что у него сползли очки, и из-под пальцев, которыми он тщетно пытался что-то вытащить, уже бежали тонкие красные струйки. Наверное, повредил глаз. Вот олух, не мог нормально проверить снаряжение перед началом, злорадно подумал он. А теперь сидит там, время теряет. Его тучное тело, наполовину закопанное в бассейн, то тут, то там облепляли осколки стекла, воткнувшиеся в мягкое и рыхлое тело. От дежурившей возле раздевалок команды медиков к нему уже спешили двое санитаров в белых халатах. Леха несколько раз громко свистнул неудачнику — нечего рассиживаться, пусть пошевеливается, затем хлебнул пива, рыгнул и вспомнил про сына. Он повернулся к соседнему сиденью.

Илья сидел и широко раскрытыми глазами смотрел на разворачивающееся внизу действо. Вцепившись побелевшими от напряжения пальцами себе в коленки, он вытянулся, как струна, и сильно побледнел. Губы дрожали, как у нервной истеричной бабы. Кажется, он сейчас разревётся. Ну этого только нам сейчас тут не хватало — раздражённо подумал Лёха.

— Эй, ты чё там, а? — недовольно потряс он сына за плечо. — Чё ты, расклеился там, что ли? Смотри, нам тут ещё долго сидеть. Эй, слышь? — он потряс маленькое костлявое плечо ещё раз.

Илья вздрогнул, повернул голову и посмотрел на отца. Лёха уперся тяжёлым взглядом в широко распахнутые глаза ребёнка.

— Ну, чё ты дрожишь, как осиновый лист?

— Я не дрожу — еле слышно шевеля губами, ответил Илья.

— Да? — строго, с нажимом переспросил Лёха. — Точно?

Илья кивнул и повернулся обратно к бассейну, весь как будто съежившись и став ещё меньше в своем кресле.

— Смотри у меня. А то будешь нюни распускать, не буду тебя больше с собой брать никуда. Мне плаксы не нужны, слышь?

Сын опять робко кивнул, и Лёха, отвернувшись, снова забыл про него и продолжил следить за разворачивающимся внизу состязанием.

Двое санитаров уже успели подбежать к толстяку. Один поддерживал спортсмена за плечи, а второй, запрокинув ему голову, внимательно рассматривал правый глаз. Что-то аккуратно подправив, он встал и махнул жюри рукой. Мол, все в порядке, можно продолжать. После этого медики, как по команде, подскочили и поспешили обратно к своим местам, оставив толстяка одного. Тот, еще немного поковырявшись со своим глазом, начал зарываться обратно — по правилам заплыва двигаться совсем по поверхности было нельзя. Так, кажется, получалось больше травм — Лёха слышал что-то такое от кого-то из своих приятелей. Повозившись в осколках, толстяк наконец вытянулся под верхним слоем и продолжил состязание.

Тощий тем временем уже успел перевалить первую половину пути, остальные двое копошились чуть позади, примерно на одном уровне. Крови уже набежало достаточно под всеми, но если последние двое явно сбавили темп, то выбившийся вперёд дохляк, кажется, даже не утомился — уверенно, как крот, загребая руками и ногами, шёл вперёд, продолжая увеличивать разрыв. Сильный духом сукин сын, всё-таки, с восхищением подумал Лёха. Чёрт, надо было на него поставить. Не многие могли подумать, что такой невзрачный тип вдруг покажет класс. Наверное, сейчас те, кто на него поставил нормальное бабло, скачут и орут от радости как, безумные. Хотя посмотрим, кто кого, ещё не вечер. Им надо сделать минимум два круга туда и обратно. Многие вообще не дотягивают до конца.

— Папа, а зачем это? — вдруг услышал он тихий голос Ильи, прервавший его размышления.

Леха нехотя повернулся и посмотрел на сына.

— Что — зачем?

— Ну, зачем они…вот так…делают? Там, внизу? Это же, наверное… больно? — Илья смотрел на отца снизу вверх, и в его взгляде застыло непонимание, смешанное с испугом.

— Что за дурацкий вопрос… — буркнул Лёха, не найдясь сразу, что ответить. — Во- первых, им деньги платят. И немалые — я столько на своей работе за полжизни не заработаю, сколько они за один заплыв получают.

— И им не больно? — Илья всё так же не отрывал глаз от отца.

— Не больно? — ухмыльнулся Лёха. — Дурак, что ли? Ясен пень, больно. Но терпят, а что делать. Да и потом, там есть всякие хитрости, техника своя… Как-то кожу они укрепляют, по каким-то специальным методикам занимаются, типа йогов. Тренировки свои у них. Говорят, даже препараты специальные есть. Ну там, свертываемость крови увеличивают, ещё что-то. Потом, глаза у них в очках, рот тоже защищен, там капы. А то первые соревнования, кстати, смотреть было неинтересно — слепли все быстро, и ползали, как жуки навозные, кто куда. Не получалось, короче, гонки. А потом как-то и спортсмены уровнем подросли, ну и вообще все стало поприличнее. Теперь вот интересно смотреть. Но я всех тонкостей всё равно не знаю. Так, прийти поглазеть люблю, но не фанат. Понимаешь, о чём я?

Илья молча кивнул и опустил взгляд вниз.

— Хрен знает, короче нормально всё у них — Лёхе надоело растолковывать малому очевидные вещи. Он шумно допил пиво и достал следующую бутылку.

— Тут всё-таки вроде ещё никто не умирал — подытожил он. — А кровь — ну кровь и кровь, подумаешь, хули такого. Ты же мужик, Илья. Или нет? — Лёха повысил голос, требуя от сына внимания. Терпеть не могу, когда прицепится с вопросами, а потом витает где- то в облаках, пока ты распинаешься, объясняешь — сердито подумал он.

Ребёнок вздрогнул и испуганно посмотрел на отца.

— Мужик — еле слышно промямлил он в ответ.

— «Мужик» — передразнил он, имитируя тоненький голос сына и хохотнул. Настроение определённо улучшилось. — Чё тебе, не нравится тут? — Лёха неопределённо махнул рукой с бутылкой в сторону бассейна.

Илья бросил на отца осторожный взгляд и ещё тише ответил:

— Нет.

— Ну, тогда закрой глаза и жди, когда всё закончится — чувствуя, как внутри закипает злость, грубо сказал Лёха. Ну получит вечером его мамаша, подумал он. За всё получит.

Бабы, конечно, умеют на шею сесть. Работаешь, бля, горбатишься, деньги в семью носишь, казалось бы — сядь дома и не пищи, в тепле и сытости, да занимайся своим чисто бабьим делом — расти детей и радуйся жизни. Так нет же — то одно в голову взбрендит, то другое, и вместо того, чтобы сегодня спокойно расслабиться вечером после работы, он должен нянчиться с ребёнком, как наседка какая-то.

— Чё ты, в натуре, нюни распустил? Как девочка. В жизни ещё и не то бывает, слышь? Это всё так ещё, херня.

Малыш, шмыгая носом, молча кивнул, так и не подняв головы.

Вдруг сидевшие вокруг мужики загудели и засвистели. Леха тут же повернулся в сторону бассейна и увидел, что один из крепышей, шедший третьим номером, замер на месте. Его руки и ноги едва заметно подёргивались под слоем стекла, а возле правой ноги быстро растекалась кровь. Она причудливо переливалась по стеклу, создавая странную, размазанную в пространстве под замершим телом объёмную фигуру.

— Блин, из — за твоих дурацких вопросов пропустил все — бросил Лёха сыну и повернулся обратно, вытянув шею и пытаясь получше разглядеть, что там стряслось.

Он жадно впился глазами в происходящее внизу. Кажется, намечалась что-то интересное — крепыш, судя по всему, серьёзно пострадал. Наверное, повредил бедренную артерию — столько крови из обычного пореза натечь не могло, это тут каждый знает. Но он ещё и странно дергался — с ним явно было что-то не так. Санитары в этот раз прибежали гораздо быстрей, чем в предыдущий, и сейчас быстро вытаскивали его на поверхность. Вокруг стоял оживлённый гвалт — как всегда, когда со спортсменами приключалось что-то из ряда вон выходящее. Один из санитаров что-то крикнул, и из дверей в дальнем углу комплекса побежали два человека с носилками в руках.

Крепыша быстро подняли и положили на белую простыню. Один из санитаров начал стряхивать с голого, измазанного кровью тела налипшие осколки стекла, другой же, поставив рядом с собой небольшой чемоданчик, начал что — то суетливо искать в нём. Он достал шприц и пару небольших пузырьков, когда Илья снова подёргал отца за рукав.

— Пап, я хочу в туалет.

Лёха повернулся и в упор посмотрел на сына. Голос у малого был тихий и напуганный, но в глазах Лёха увидел то, что и собирался — упорство и желание капризничать до последнего. Это было последней каплей. Леха поднялся, резко дернул Илью за руку, встал и начал подниматься в сторону выхода, перешагивая по две ступеньки сразу. Илья, не успевая за ним, тащился позади, кое — как переставляя ноги. Он захныкал, но Лёха ещё сильнее стиснул ладошку своей лапой и продолжить шагать, пока они не вышли наверх, на площадку перед выходом на трибуны. Там он пошарил глазами, нашёл указатели к туалетам — идти нужно вниз по лестнице, и решительно направился по указателям, всё так же волоча ребёнка за собой, словно тряпичную куклу.

Спустившись по лестнице и отыскав туалет, Лёха остановился, и, резко дёрнув сына за руку, поставил перед собой. Малыш сжался и испуганно хлопал глазами, ожидая, что же будет дальше.

Лёха только собрался сказать что-то сыну, как в противоположном конце коридора, в котором они стояли, вдруг раздались крики, свист и хлопки. Он повернулся и увидел группу медиков, катившую перед собой носилки, накрытые белой простынёй. Они быстро шли вперёд, а расступавшиеся перед ними люди громко кричали, свистели и хлопали неподвижно лежащему под покрывалом человеку. Кто-то весело выкрикивал спортивные кричалки, кто-то подбадривал его, кто-то скандировал имя — все были охвачены куражом и азартом соревнования.

А маленький мальчик, вытянувшийся по струнке перед своим слегка захмелевшим отцом, не мог оторвать глаз от белой ткани, на которой стремительно расползались, сливаясь друг с другом, яркие красные пятна. Когда вся процессия прошла мимо них, человек под простыней чуть пошевелился. Его лицо под покрывалом повернулось к Илье точно в тот момент, когда каталка, слегка поскрипывая колёсиками, проезжала в двух шагах от него. Красные разводы на ткани собирались в жутковатую маску — казалось, нарисованное кровью лицо улыбается ему. Почему то Илье вдруг показалось, что человек под простыней сейчас смотрит на него широко открытыми глазами, прямо сквозь набухшую от крови ткань. Он вздрогнул и отвернулся. Сердце бешено колотилось в груди, и больше всего он хотел уйти сейчас отсюда. Уйти домой, обнять маму, прижаться к ней всем своим маленьким тельцем и забыть про это ужасное место. Он сделал глубокий вдох и сказал, едва шевеля губами.

— Папа, давай уйдём отсюда, пожалуйста?

Леха сжал губы и сел на корточки рядом с сыном.

Теперь их лица оказались близко, на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Илья стоял, глядя в отяжелевшее лицо своего отца и ждал, что же будет дальше.

— Чё ты, крови испугался? — тихо, как то вкрадчиво спросил Лёха и вдруг резко и очень сильно щёлкнул пальцами Илье по носу.

Боль вспыхнула, будто взорвавшаяся прямо перед глазами лампочка. Глаза тут же залили слезы, и Илья стоял, не в силах даже всхлипнуть от страха и обиды. Он почувствовал, как из носа побежала к губе тонкая горячая струйка.

— А такая тебе кровь как? — всё тем же тихим, страшным голосом спросил Лёха. — Хуже, правда? Хуже? Отвечай, когда с тобой говорят.

Илья покачал головой. Его всего трясло, во рту появился противный металлический привкус крови и слез. Он тихо, беззвучно плакал, опустив глаза вниз и боясь даже пошевелиться.

— Так что бояться за себя надо. А не за кого-то там. Понял? Посмотри на меня.

Илья поморгал и поднял голову. Прямо перед ним был расплывающийся из-за слёз силуэт отца.

Лёха так же сидел на корточках, спокойно, в упор глядя на сына. Но того выражения глаз, так сильно напугавшего малыша, уже не было.

— И не надо дуться — примирительно сказал папа. В его голосе послышались извиняющиеся нотки — кажется, он даже немного жалел о произошедшем.

— Это тебе такой урок, на будущее. Чтобы ты не рос рохлей и маменькиным сынком. Вставай, пойдём.

Илья кивнул и, всхлипывая, последовал за отцом. Обида от произошедшего и боль в распухшем носу действительно притупили всё впечатления от увиденного им до этого. Илья сходил в туалет, после чего они встали возле раковины, и Лёха принялся грубо умывать сына холодной водой, затем протер ему лицо жёстким бумажным полотенцем. Руки у него были жёсткие, шершавые и пахли машинным маслом — неизбежное следствие многолетней работы слесарем.

— Ну, теперь лучше? — спросил Лёха, выключая воду.

Илья молча кивнул.

— Тогда пошли обратно. Самое интересное пропустим.

Через десять минут они уже были снова на своих местах. Леха пошарил под своим сиденьем и удовлетворённо хмыкнул — пакет был на своём месте, никто из сидящих рядом не успел стащить его. Он откупорил ещё одну бутылку и посмотрел на ребёнка.

Слабенький растёт, конечно, думал он. Это все мамка его, сюсюкает с ним слишком много, Хотела, понимаешь, девчонку, да и растит из парня хрен пойми кого… Рисовать отправила, тоже мне, нашла занятие для мужика. Хорошо хоть, с танцульками и музыкой он сразу разобрался — чтобы даже не слышал про эту херню. Чтобы его сын как каким-то разукрашенным гомиком вырос? Ну уж нет.

Но и перебарщивать тоже не стоит, конечно, рассудительно подумал он. Надо всё же какой-то подход к сыну иметь, а то совсем слушать его не будет. Бояться отца, конечно, должен, но во всем нужна мера.

Вдруг ему в голову пришла отличная мысль. Он допил пиво, жадно вылив все до последней капли, и протянул сыну бутылку.

— На.

Илья непонимающими глазами смотрел на него.

— Слышь? На, кидай! — с нажимом сказал он. — Давай, посильнее размахнись и швыряй вон туда, в бассейн. — Только смотри, в башню чью-нибудь не залепи, а то придётся разбираться с жертвой потом.

Илья вопросительно смотрел на отца. Губы у него чуть заметно дрожали. Того и гляди, опять разревётся, сопляк.

— Давай, Илюха — подбодрил он сына. — Это весело, слышь? Ну, чего пялишься на меня? Давай, кидай! — и он панибратски толкнул его в плечо, продолжая держать бутылку почти перед носом малыша.

Тот, весь как-то съежившись, смотрел на отца широко раскрытыми глазами, не понимая, что ему лучше сделать. Затем в нём как будто что-то переломилось, взгляд сделался злым, и он, выхватив бутылку из рук отца, резко встал, размахнулся и с криком, изо всех сил швырнул тяжеленное для детской руки стекло в зал. Бутылка полетела по кривой дуге, медленно вращаясь в воздухе, и с хрустом врезалась в стеклянное месиво в полутора метрах от кромки бассейна. Ещё несколько бутылок разбилось об поверхность в разных местах — некоторые болельщики решили поддержать его начинание — здесь это считалось отличным способом поддержать спортсменов. Звон разлетающегося на мелкие осколки стекла тут же потонул в одобрительных возгласах с трибун. Сидящий рядом коренастый усатый мужичок с красным лицом показал Илье большой палец и подмигнул.

Илья, бросив на отца злобный взгляд, плюхнулся обратно на сиденье и весь сник, уронив голову себе на грудь. Лёха потрепал сына по голове, затем отвернулся о опять погрузился в происходящее в бассейне.

Хорошо, удовлетворённо думал он, глядя, как тощий, уже весь красный от крови, продвинулся вперёд еще на полметра, сокращаясь, словно гусеница. Да и след за ним по прежнему не такой уж большой… Белая кожа, но крепкая, ты ж гляди. Не то что крепыш, уже кажется совсем затих, слабак. Да и лужа под ним уж больно велика, хана, кажется, крепышу. Отползал своё.

Лёха снова пошарил под скамейкой, нащупал позвякивающий пакет с пивом, достал ещё одну бутылку, затем открыл её и жадно осушил до половины. Потом рыгнул и скосил глаза на сына. Тот сидел и смотрел перед собой. Лицо было всё ещё заплаканным, и взгляд у него снова потух — он тупо смотрел в какую-то точку перед собой, не замечая ничего вокруг.

Злится на меня, конечно, подумал Лёха. Ну это ничего страшного, потом поймёт, зачем это всё нужно было. Жизнь суровая и жестокая штука, и бороться за свое место под солнцем ему тоже придётся, рано или поздно. Так что пусть привыкает к порядкам нашего мира. Наплачется в детстве — меньше слёз для взрослой жизни останется. Того гляди, ещё спасибо скажет, как подрастёт.

Может, и выйдет с него толк. Поживём — увидим — удовлетворённо заключил отец и снова углубился в происходящее в бассейне, забыв про малыша.