1

Мастер Степанов, чисто выбритый, в старомодном, тщательно выутюженном костюме, прошел ровно в шесть часов утра через проходную будку во двор комбината.

Старый вахтер, из бывших поммастеров, посмотрел вслед медленно шагавшему Степанову, покачал головой и сказал, обращаясь к напарнику:

— По нему хоть часы заводи! За десять лет ни разу не опоздал. А сегодня — заметил? — словно на праздник старик собрался!

— Нынче новые агрегаты на фабрике запускают, — ответил напарник, — вот и нарядился.

— Разве?

— Полетовские барки хотят испробовать. После смены зайди, посмотри.

У себя в кабинете Степанов переоделся в синий комбинезон, а костюм повесил в железный шкафчик. Сев за письменный стол, он провел рукой по его краям, запачканным краской. «Ишь как запачкался!» — подумал он, неторопливо закуривая папиросу.

В углу, против огромного, занимающего всю стену щита с блестящими приборами, стоял покосившийся застекленный шкаф, набитый разными бумагами, рецептурами, ведомостями, расчетными листками, диаграммами. Возле двери стояли ведра, лейки, валялись бумажные мешки с химикатами и позабытые кем-то резиновые перчатки. На грязных стенах виднелись отпечатки пальцев, цементный пол был весь в пятнах. До сих пор Степанов как-то не замечал убожества этого помещения. Теперь он досадливо поморщился.

«Сегодня же поговорю с механиком — пусть распорядится, чтобы побелили потолок и покрасили стены в светлый тон. Грязи меньше будет. Мебель тоже надо поставить новую — ведь это ж теперь не старая красилка…»

Степанов старался отвлечься от главного, что его тревожило, — от предстоящего Испытания новой линии — и подавить владевшее им волнение. Он две ночи не спал, думая об этой минуте.

Дверь скрипнула, в комнату заглянул Сергей.

— Осип Ильич, все готово! Можно заправлять барки?

Голос у Сергея был хриплый. Уж не выпил ли парень вчера? Сам Осип Ильич еле удержался от такого соблазна…

Степанов вышел в цех. Красилку нельзя было узнать. Ровной линией вытянулись новые барки, и от их блеска в помещении стало словно светлее. Стоящие рядом с ними старые, деревянные барки казались просто хламом, — к ним даже подходить не хотелось. По широкому проходу, выложенному чугунными плитами, рабочий катил нагруженную товаром легкую тележку на резиновом ходу. Лампочки дневного света в алюминиевых отражателях заливали цех ровным светом. Исправно работали вентиляторы.

Мастер приказал красильщикам зашить куски, заполнить барки водой и ждать сигнала.

Красильщики подкатили передвижные швейные машины и принялись за дело. Работа, которая раньше требовала десятка драгоценных минут, сейчас выполнялась в секунды.

— Пожалуй, и начальство явится к нам, — мимоходом сказал Осип Ильич Сергею и прошел к себе.

Он не ошибся. Первыми явились Анна Дмитриевна и Никитин. Николай Николаевич, как всегда, шутил:

— Ну, Осип Ильич, у вас не кабинет красильного мастера, а целая электростанция! В этих приборах и запутаться недолго!

— Ничего, не лыком шиты, как-нибудь разберемся…

Анна Дмитриевна улыбалась, но видно было, что и она волнуется.

Пришел механик Тихон Матвеевич в сопровождении своих помощников — слесарей, электромонтеров, монтажников.

— Здравствуй, старый ворчун! Чего не начинаешь? — спросил он мастера. — Или сомневаешься в чем? Не бойся, мои ребята все проверили!

— Удивительно — иной раз из тебя слова не вытянешь, а нынче прямо соловьем заливаешься! Небось опять премию ждешь? Цех-то привели в порядок под нажимом директора, а про кабинет забыли. Гляди, запустение какое! — Степанов повел кругом рукою. — Вели-ка побелить да покрасить, чтобы стены у меня молочного цвета были!

— Может быть, пол еще линолеумом прикажете застелить?

— Что же, можно и линолеумом! В таком цехе красильному мастеру не грех в приличном кабинете сидеть. Скоро к нам люди будут приезжать со всей страны.

— Хвастун ты, Степанов, как я погляжу!

— Опять ссоритесь? — Незаметно подошедший Власов поздоровался со всеми и сел за стол. — Докладывайте, товарищ мастер!

— Все в порядке, можно запускать, если, конечно, механик ничего не напутал…

— Привыкли все сваливать на отдел главного механика! — Тихон Матвеевич сердито посмотрел на Степанова.

— Кого мы ждем? — спросил Власов. — Морозова на семинаре, ее не будет, Шустрицкий сейчас придет. Нет главного инженера. Может, подождем его?

— Он не придет. Кому приятно быть свидетелем собственного поражения! — сказал Никитин.

— Вот и Шустрицкий! Осип Ильич, прикажите запускать! — Власов встал.

Все вышли в цех, лишь Забелина с тетрадкой и карандашом в руке осталась стоять у щита.

— Запускай, — скомандовал Степанов.

Красильщики нажали кнопки, заработали моторы, и ребристые валы, медленно вращаясь, затянули в барки сшитые куски товара. Как только закрылись стеклянные дверцы, автоматически заработала система паропровода.

Самопишущие приборы непрерывно выводили на диаграммах кривую подъема температуры. Когда она достигла цифры «тридцать», то на щитке зажглись желтые лампочки, открылись клапаны и через стеклянные трубки потекли красители и кислота.

Наконец зазвенели звонки — один, другой, третий. Это значило, что барки закипели. Подача пара прекратилась, начался процесс медленного охлаждения.

Чтобы проверить качество крашения, необходимо высушить куски — на это требовалось время. Пока же было ясно одно — впервые родилась автоматическая линия крашения и установленные приборы работали безотказно.

Все молчали, взволнованные, не зная, что говорить, что делать…

Первым опомнился Власов.

— Поздравляю! — Он пожал руки Никитину, Степанову и Сергею. — Вам тоже большое спасибо, Тихон Матвеевич, на этот раз отдел главного механика оказался на высоте! Передайте, пожалуйста, мою благодарность всем вашим помощникам.

— Зря вы их хвалите, Алексей Федорович, — шутливо проворчал Степанов, — они хоть и хорошо поработали, да боюсь, как бы не испортились. Народ ненадежный, одним словом — механики!

— Не беспокойтесь, Осип Ильич, этого не случится!.. Ну, товарищи, впереди у нас множество дел.

Власов перешел в кабинет мастера.

— Анна Дмитриевна, не знаю, как вас и благодарить, — обратился он к Забелиной.

— Вы преувеличиваете мои заслуги — ведь не я сконструировала и собрала терморегулятор. Нужно отдать справедливость нашим, он действует безотказно. Отныне вы будете совершенно избавлены от брака.

— Эх, Анна Дмитриевна, дело не только в браке, а в том, что победила замечательная идея! Вот здесь, на этом месте, родилось нечто новое, и мы поднялись ступенью выше, — вот что ценнее всего!

Власов был возбужден, его всегда сосредоточенное, чуть хмурое лицо сегодня как-то по-особенному светилось. Во всяком случае, Забелина никогда не видела его таким.

Поговорили еще немного и разошлись, условившись собраться позже и посмотреть уже просохший товар. Когда Степанов и Сергей остались в кабинете одни, мастер предложил:

— Достань-ка ручку и запиши в журнал! Сегодня какое число?

— Двенадцатое августа.

— Так и пиши сверху…

И Сергей под его диктовку сделал в журнале первую запись:

«12 августа 1950 года.

В семь часов три минуты были заправлены закрытые барки из нержавеющей стали в количестве десяти единиц, по шестнадцати кусков товара в каждой. Подача пара была регулярная, четыре атмосферы давления, краситель и кислоту дали при температуре тридцать градусов. До кипения довели через тридцать семь минут. На восемь минут раньше, чем в открытых. При помощи легких тележек, передвижных швейных машин на заправке и выборке товара было сэкономлено еще семь минут. Всего сэкономлено времени на одной партии около пятнадцати минут. Можно сэкономить немного больше, если барки заправлять товаром с разным режимом крашения. Тогда простоя не будет. Пока красильщики будут выбирать куски из первой барки, следующие будут охлаждаться. Все приборы действовали исправно. Аварий и поломок не было. По предварительным наблюдениям можно сказать, что терморегулятор вполне оправдывает себя…»

— Правильно? — спросил Степанов, когда Сергей положил ручку.

— Правильно, но я только воздержался бы от выводов. Пусть барки поработают смены две-три…

— Ты, Сережа, Фома неверующий! Ну что, по-твоему, может произойти? Самое большее — перегреется мотор, заест где-нибудь вентиль или испортится один из приборов. Все это мелочи, их можно исправить на ходу. Главное — система, я она — все видели — действует безотказно. Ты погоди, Серега, если дела так пойдут, то скоро ткачи не будут успевать за нами! — Степанов хлопнул его по плечу. — Ничего, мы еще им покажем!.. Всегда одно и то же: красилка не успевает, красилка — «узкое место»… Надоело!

К двенадцати часам окрашена была сменная норма товара, и груда суровья, наваленная в цехе, растаяла, как снежная гора. Степанов позвонил диспетчеру.

— Ну, как, товарищ диспетчер, прикажете закрывать цех на замок, а рабочих по домам распускать? — ехидно спросил он. — Почему-почему! А потому, что суровья не хватает! Последние куски подобрали… Сменная норма?.. Да что с вами! Красилка теперь не та, это вам не «узкое место» на комбинате. Короче говоря, дайте еще товару!

Минут через десять люк открылся, и куски суровья полетели вниз, на возвышение, недавно сложенное из кафельных плит. В штопальном отделе, где работали пожилые женщины, пополз шепот: .

— Уж не случилось ли какого чуда? Красильщики потребовали дополнительно товара!..

Мастерица обратилась к работницам:

— Придется подтянуться, бабоньки, иначе Степанов нас заест!

— Подавится! — откликнулся кто-то.

— Не говорите! До сих пор мы на него напирали на всех собраниях и на всех производственных совещаниях, теперь он будет нас позорить!..

К вечеру началось паломничество в красилку. Туда приходили со всех цехов — прядильщики, ткачи, поммастера, ремонтники. Пришли даже мало интересующиеся делами производства кочегары, транспортные рабочие и водители автомашин. Они поздравляли Сергея и мастера Степанова. Каждому хотелось выразить свою радость. «Вот это цех, вот это работа… Одним махом повысить производительность на пятьдесят процентов… Молодец Полетов, умная голова, выдумал же такие барки! Аграфена Ивановна может гордиться таким сыном… Инженер Никитин тоже умница, какой проект составил! А Власов? Он не испугался, один пошел против главка и добился своего… Еще немного — и наш комбинат передовым станет…»

Сергей смущенно и радостно принимал поздравления. Что может быть лучше, чем похвала своих же товарищей?! С какой наградой можно ее сравнить? Если бы слышала Милочка!..

В цех влетел запыхавшийся Леонид.

— Ну как?

— Мог бы, кажется, пожаловать пораньше… Вся фабрика побывала у нас.

— Понимаешь, с утра директор послал меня на завод. Большой транспортер задерживается, напутали в чертежах.

— Исправил?

— Конечно, исправил! Ты лучше расскажи, как у вас прошли испытания.

— Замечательно! Начальник ОТК ни одного куска не забраковал: «Никогда, говорит, не видел такого ровного крашения». На осмотре сам Алексей Федорович присутствовал и тоже похвалил.

— Поздравляю! Ну, Сережка, с тебя причитается! — Леонид ударил его по спине с такой силой, что тот чуть не упал. — Поехали домой! По дороге купим бутылочку вина и отпразднуем твою победу.

— Я еще немного задержусь, хочу с вечерней сменой побыть. Ты иди, кстати, маму обрадуй, она, знаешь, как волнуется!

— Ладно, бегу!

Дойдя до дверей, Леонид помялся и вернулся обратно.

— У тебя есть с собой деньги? — спросил он.

— Есть.

— Одолжи пятьдесят рублей.

— На что тебе?

— Чудак! Кажется, ясно было сказано, что надо отметить такой случай! Или ты полагаешь, что это часто будет повторяться и тебе всегда будут сопутствовать удачи? Выкладывай деньги, а то магазины закроют. Кстати, какое шампанское ты предпочитаешь? Сухое? Полусухое? Сладкое?

— Обыкновенную русскую водку!

— Фу, какая проза! Никакого вкуса, никакой утонченности! Может, скажешь, еще и селедку купить?

— Не мешало бы!

Сергей дал ему деньги и пошел в столовую перекусить. Вернувшись в цех, он застал там мастера Степанова. Заложив руки за спину, старик задумчиво прохаживался возле кипящих барок.

2

Вот уже третий день Власова не покидало приподнятое настроение. Он ходил по цехам, вникал во все мелочи, разговаривал с людьми, давал нужные распоряжения и думал о своем.

Как изменилось все за короткий срок! В начале года они с Шустрицким ломали голову над планом, подсчитывали оборудование, набрасывали на бумаге различные варианты. А теперь? План ежемесячно перевыполняется, цехи работают ритмично. У коллектива появилась уверенность в своих силах, о которой Власов недавно только мечтал. Без нее нет и не может быть никакого успеха. Производительность выросла на двадцать процентов, а ведь это только начало. Небольшое усилие — и реконструкция отделочной фабрики будет завершена. Трудно даже себе представить, какие тогда откроются заманчивые перспективы перед комбинатом. Дотянуть бы до годового баланса — и все станет на свое место. Образуется солидный директорский фонд, уже и сейчас сверхплановые накопления составляют два с лишним миллиона рублей, а до конца года набежит еще. Первым долгом он вернет до копеечки взятые из оборотных средств деньги и посмотрит, какая будет тогда у Толстякова физиономия. Еще строительство нового дома можно финансировать из директорского фонда… Проект готов, участок отвели недалёко от комбината — прекрасное место. Дело лишь за деньгами, а будут они обязательно, будут! Красавец дом на шестьдесят квартир. Сколько рабочих семей можно осчастливить!..

Радость Власова была несколько омрачена появлением на комбинате двух представителей Министерства Госконтроля.

Один из них — человек лет тридцати — тридцати двух, в хорошем темно-сером костюме, второй — постарше, полный, медлительный в движениях.

Предъявив мандаты, молодой сказал Власову:

— Мы просим приготовить нам постоянные пропуска сроком на месяц и дать указание главному бухгалтеру и всем должностным лицам знакомить нас со всей необходимой нам документацией.

— Хорошо, сделаю!.. Разрешите задать один вопрос. Вы пришли к нам в порядке плановой проверки или будете расследовать какой-нибудь факт? — Власов держался спокойно, но в голове неотвязно сверлило: «Не дотянуть до годового баланса…»

— Это ведь не имеет практического значения, — сказал молодой.

— Ну что ж, как говорится, бог в помощь!.. Нам скрывать нечего, и вы легко установите все, что нужно.

— Вы, товарищ директор, не обижайтесь, — вмешался старший. — Установлен такой порядок: сперва мы проверяем, а потом беседуем с руководителями.

— Раз существует такой порядок… — Власов развел руками.

Контролеры вышли. Он продолжал некоторое время сидеть в глубоком раздумье. «Неужели это дело рук Толстякова? Не может быть!.. Он обещал Акулову помочь комбинату… Но кто же? Кто? Баранов? Может быть… Ну, черт с ним! Будь что будет. Наверно, разберутся. — Вдруг он спохватился: — Не подвести бы людей!..»

Власов позвонил главному бухгалтеру Варочке.

— Сидор Яковлевич, к нам пришли с обследованием из Госконтроля, — пожалуйста, ничего от них не скрывайте. Пока они до вас еще не дошли, пришлите мне папку с оплаченными счетами по реконструкции… Зачем? Потом объясню… Ничего, ничего, не беспокойтесь!

Девушка из бухгалтерии принесла папку. Власов торопливо перелистал страницы. Находя оплаченные счета на оборудование, он делал на обороте коротенькие надписи: «Оплатить», — и размашисто расписывался. Это называлось второй подписью, при наличии которой главный бухгалтер, согласно инструкции, обязан был исполнять распоряжение и одновременно доводить до сведения вышестоящих организаций о незаконных действиях директора. Если даже он этого не делал, то все равно ответственность с него снималась.

— Вы не подсчитывали, на какую сумму оплачены счета? — спросил он, не отрываясь от бумаг.

— Четыреста тридцать восемь тысяч рублей, — ответила девушка не задумываясь. — Кроме того, поступил счет еще на тринадцать тысяч рублей за большой транспортер.

— Солидно. — Власов протянул ей папку. — Постарайтесь побыстрее оплатить.

— Хорошо, я передам Сидору Яковлевичу…

Не прошло и десяти минут, как в кабинет вошел сам Варочка.

— Зачем вы это сделали? — спросил он, опираясь руками на край письменного стола.

— Чтобы отвечать за все самому.

— Эх, Алексей Федорович! Вы меня кровно обидели. Если бы я боялся ответственности, то давно сообщил бы в главк или министерство. Мог просто не оплатить счета. Вы мой характер знаете!

— Садитесь, Сидор Яковлевич, и спокойно выслушайте меня. Я в вашей порядочности никогда не сомневался, об этом и говорить нечего. Большое спасибо за то, что помогли провернуть нужное дело! Но скажите: какой смысл отвечать вдвоем?

— Чтобы всем доказать, что мы на это шли сознательно, понимая целесообразность!

— Поймут ли? — Власов замолчал и задал себе тот же вопрос: «Поймут ли? А если даже и поймут, то не будет ли поздно? Ладно, дело сделано, и, как говорится, после драки кулаками не машут. Механизированная линия в красилке работает, а это самое главное».

— Хитрые бестии, опередили-таки, не дали довести до конца перестройку! — сказал Варочка. — Я только этого и опасался! Толстяков понимал, что еще немного — и с вами уже ничего нельзя будет сделать, вот и поторопился, накапал!

— Вы так думаете? — Власов смотрел на старого бухгалтера, удивленный тем, что слова Варочки совпадают с его собственными мыслями.

— За долгие годы совместной работы я нагляделся на повадки Василия Петровича: он наносит удар недругам чужими руками, а сам остается в тени — я, мол, тут ни при чем. Помяните мои слова — так будет и теперь… Однако если он воображает, что напал на простачков, то глубоко заблуждается. Мы так легко не сдадимся, я сделаю новую проводку и все расходы отнесу за счет сверхприбылей.

— Это не поможет! Вы сами говорили, что до образования директорского фонда никто не имеет права распоряжаться сверхприбылями.

— Говорил. Просто будет повод для спора, а может быть, скидка на незнание…

— Ни в коем случае! Я не намерен изображать из себя незнающего простачка. Наша сила — в правдивости, так и будем держаться до конца!

3

В то время как ревизоры с присущей им придирчивостью изучали каждый документ, относящийся к деятельности Власова, он работал как одержимый. Он спешил, он старался сделать как можно больше и закончить, хотя бы вчерне, перестройку отделочной фабрики. Уже поступил на комбинат большой ленточный транспортер, и слесари приступили к его монтажу. Еще несколько дней — и отжатый товар можно будет подавать из красилки прямо на четвертый этаж, к сушилкам. Каменщики долбили массивные стены, пробивая отверстия между залами для укладки малых транспортеров. В механических мастерских полным ходом шли работы по изготовлению комбинированных промывочных машин системы Степанова, чертежи которых в свое время набросал Никитин.

Власов спешил. Он ежедневно бывал на заводе, где монтировали еще десять барок, а у себя на комбинате подгонял рабочих, мастеров:

— Скорее, скорее, нажимайте, пожалуйста! Поймите: дорог каждый час!

Люди с недоумением смотрели на него: «Что случилось с директором?» — и нажимали…

Поздними вечерами он, усталый и сердитый, шел домой, молча ужинал и запирался у себя в комнате.

Матрена Дементьевна исподтишка наблюдала за ним, ничего не спрашивая. Она слышала о приходе на комбинат «проверяльщиков», как выражался поммастера Антохин, и догадывалась, что сыну грозят неприятности. Однажды Матрена Дементьевна все-таки не вытерпела и спросила:

— Скажи на милость: ну чего ты убиваешься?

— Так, всякие неполадки, мама, — уклончиво ответил Власов, не желая огорчать мать.

— Знаю, слыхала, что к тебе пришли проверяльщики. Подумаешь, несчастье какое! Что ты, украл что-нибудь или кого-нибудь убил, чтобы их бояться?

— К сожалению, хозяйственник несет ответственность не только за такие преступления…

— Тогда говори: за что ты будешь отвечать?

— Все за то же — за красилку.

— Ну, уж тут за тебя все горой станут!

— Не поможет. Пусть я сделал даже очень полезное дело, но я грубо нарушил финансовую дисциплину. Главк на реконструкцию денег не давал, а я взял и израсходовал. И вполне естественно, что за это придется отвечать. Ты представляешь, что получится в народном хозяйстве, если каждый хозяйственник начнет партизанить по своему усмотрению?

— Как это — партизанить? Один допустит вольность по дурости, а другой нарушает порядок по крайней нужде. Мерить всех одной меркой нельзя! Может, виновато твое начальство? Не разобравшись, не дало денег и нарочно толкнуло тебя на нарушение… Ты, Алеша, сходил бы к большим руководителям и выложил бы все как есть, без утайки, — авось разберутся!

— Я, мама, не боюсь ответственности! Когда я затеял реконструкцию, то предвидел, чем это может кончиться. И все же рисковал. Мне обидно другое: не дадут довести до конца задуманное дело. — Он нервно закурил папиросу, ломая спички. — А пойдешь жаловаться, — чего доброго, скажут, что Алексею Власову просто не хочется расставаться с директорским креслом. А мне наплевать на него!

— Не криви душой!

Власов ничего не ответил. Мать ведь правду сказала, ему не хотелось расставаться с «директорским креслом». В дело вложено столько труда. Кто-то другой придет на готовенькое и еще хвастать будет успехами. Может быть, действительно стоит поговорить с кем-нибудь из руководителей? Но с кем? Он не умел налаживать отношений с людьми, никогда не думал об этом, — только работал. Спроси его: «Кто вас знает? Кто может дать положительную характеристику вашей деятельности?» — на этот вопрос Власов толком не смог бы ответить. Может быть, райком партии или главк, — больше некому…

Он медленно прошелся по столовой — пять шагов вперед, пять шагов назад. Ему представлялось самодовольное бабье лицо Толстякова. Потирая по привычке руки, он скажет на прощание: «Ну как, уважаемый товарищ Власов, вы теперь поняли, с кем имеете дело?» «Обидно!.. Жаль, нет Акулова, он непременно помог бы. Написать министру!» — вдруг решил он.

Целую ночь трудился Власов над составлением докладной записки на имя министра, в которую вкладывал все, что накипело у него в душе. Он писал о техническом состоянии промышленности, об отсталой технологии, о правах директора, об инициативе: «Нельзя, связав людям руки и ноги, требовать, чтобы они плавали». Он писал о Толстякове, о его недальновидной политике. Порой он задумывался, перечитывая написанное, зачеркивал слова, строчки, рвал целые страницы и вновь писал.

На рассвете записка была готова. Власов вложил ее в конверт, надписал адрес и решил днем отправить министру. Однако развернувшиеся события поколебали его решимость, и конверт остался пока лежать в ящике письменного стола.

4

— Танцуй, Сережа, иначе не покажу! — крикнул Леонид, вбежав в красилку и пряча что-то за спиной.

— В чем дело? — Сергею было не до шуток. В одной барке отказала внутренняя вытяжка, и красильщики работали вслепую. Он часа два возился с ней и никак не мог наладить.

— Танцуй, тебе говорят!

— Здесь не цирк. Говори, что тебе надо!

— Ах так? Не цирк?.. Ну, тогда подождешь! Во время работы газеты читать тоже не полагается! — И, потрясая в воздухе газетой, Леонид сделал вид, что уходит.

Одним прыжком Сергей настиг приятеля у двери и вырвал у него газету. Дней пять назад с ним беседовал корреспондент — неужели их беседу напечатали?

Так и есть! На первой странице его портрет. Внизу подпись: «Один из передовых новаторов производства Московского комбината Сергей Полетов». Кроме того, еще большая статья — целых две полосы под заголовком «Конец кустарщине».

Сергей побежал в кабинет мастера.

— Осип Ильич, смотрите, здесь про нас!

— Читай вслух, — сказал Степанов и почему-то надел очки.

Путая некоторые производственные термины, корреспондент подробно описывал реконструкцию отделочной фабрики, говорил о «самодеятельном» конструкторском бюро под руководством инженера-энтузиаста Николая Николаевича Никитина, о барках потомственного текстильщика, молодого поммастера Сергея Полетова. Несколько раз он упоминал и фамилию «чародея крашения» мастера Степанова. Статья кончалась словами: «Полет мысли человека, его инициатива, не имеют предела, они неисчерпаемы. Развязать эту инициативу, создать необходимые предпосылки для ее пробуждения и развития — и тогда поистине можно добиться чудес. Доказательством служит замечательный пример коллектива Московского комбината, достойный поощрения и подражания».

— Разве я не говорил, что придет время и про нас в газетах будут печатать? — Степанов самодовольно разгладил усы, когда Сергей закончил чтение.

— А все-таки обидно, — сказал Сергей.

Что обидно? — одновременно спросили Леонид и Степанов.

— Про Алексея Федоровича ни слова! Если уж говорить правду, мы всем обязаны его настойчивости. Надо быть справедливыми.

— Он директор, а директоров не принято особенно хвалить. — возразил Леонид.

— Вот и неправильно! Раз человек хорошо работает, с душой, отдай ему должное! — не сдавался Сергей.

—. А ты очень-то не кипятись! — сказал Леонид. — Власов в чужой похвале и поддержке не нуждается.

— Ну, это как сказать!.. Вон контролеры сейчас выматывают из него душу, — сердито сказал мастер и вышел из кабинета.

Леонид и Сергей удивленно переглянулись.

Степанов был прав, ревизоры продолжали свою работу, но статья в газете немного успокоила Власова: «Если печать признает наш положительный опыт, значат, в Министерстве госконтроля вряд ли будут особенно строгими. Зачем же в таком случае мне искать у кого-то защиты?» — рассуждал он и решил докладную записку на имя министра не посылать. Он не пошел и к секретарю райкома партии Сизову с информацией о положении дел на комбинате. За это позже он жестоко поплатился.

Казалось, все идет своим чередом, ничто не предвещало надвигающейся грозы… Цехи соревновались между собой за достойную встречу тридцать третьей годовщины Октября; рабочие брали на себя повышенные обязательства. Трещали телефоны в кабинетах снабженцев, оттуда часто доносились возбужденные голоса: «Что значит — фонды исчерпаны? Вы что, не советские люди, не соревнуетесь, плавна не перевыполняете?.. Давайте пряжу! Машину все равно посылаем…» Статистики подсчитывали выполнение суточного плана, в назначенный час посылались срочные донесения. В приемные дни у дверей кабинета Власова выстраивалась очередь. Рабочие шли к нему со своими заботами и нуждами, которые, казалось, не имеют никакого отношения к обязанностям директора.

— Сын вырос, хочет в ремесленное — не принимают. Помоги, товарищ директор, — просила пожилая работница.

— Понимаете, на старости баба с ума сошла — подала на развод. А у нас двое детей. Ну, признаюсь, выпивал малость, скандалил иногда… Так разве ж из-за этого разводиться надо? Поговорите с нею, Алексей Федорович, она вас послушает! — просил его водопроводчик.

— Дочку мою, Надежду, в университет не приняли. Она у меня старательная, школу с золотой медалью окончила. Пошла на собеседование — срезали. Поступила в плановый институт, а теперь по целым дням плачет. Хочет на физико-математический факультет. С седьмого класса мечтала об этом. Посоветуйте, как быть, товарищ директор, одна она у меня, жалко ее, — говорила седая ткачиха…

Власов терпеливо выслушивал жалобы и просьбы, делал краткие заметки в специальной тетради, чтобы затем кому-то писать, звонить, о ком-то говорить. Чего только не содержала в себе эта объемистая тетрадь! Это были записи о множестве человеческих судеб, порой трагических, порой жалких, а порой веселых и светлых, но каждая такая запись свидетельствовала о доверии рабочих, и обмануть это доверие казалось ему преступлением.

К концу приема к Власову явились оба контролера. Пригласив их сесть, он принял двух последних посетителей и только после этого обратился к контролерам:

— Ну как? Вы получили все нужные вам данные?

— Да, разумеется! — ответил пожилой, не без интереса приглядываясь к Власову. — Отчетность, документы у вас в полном порядке… но…

— Но, вообще-то говоря, дела у вас не блестящи, — сказал молодой. — Ведь получается, что незаконно истратили около полумиллиона рублей государственных денег!

— А я в первый же день нашей встречи спросил вас: «Зачем вы к мам пожаловали?» Спроси вы меня тогда же, куда истрачены эти деньги, я честно ответил бы: на реконструкцию отделочной фабрики, частично на газификацию котельной мы потратили четыреста тридцать восемь тысяч рублей. Возможно, потратим еще сто, сто двадцать тысяч…

Контролеры переглянулись, и пожилой осуждающе покачал головой.

— Но зато мы имеем два миллиона с лишним сверхплановых накоплений! — продолжал Власов. — К концу года мы полностью вернем временно заимствованные из оборотных средств деньги и будем иметь, в сущности, новую фабрику, с передовой технологией!

— Несколько странные рассуждения для директора государственного предприятия — потратили, заимствовали! А кто вам разрешил? — спросил молодой. — Разве вы не понимаете требований финансовой дисциплины?

— Никто не разрешил. Расходы произведены по моему приказанию. Больше того: как вы, наверно, заметили, на обороте каждого оплаченного счета имеется моя вторая подпись, следовательно, за все несу ответственность я.

— Имейте в виду еще одно обстоятельство: Баранов утверждает, будто вся затея по реконструкции ничем не оправдана и работы проведены по-кустарному, без должной технической апробации, — сказал пожилой ревизор.

— Это уже особый разговор, тут можно поспорить. В Москве есть крупные специалисты-отделочники, и вы имеете возможность привлечь их, проконсультироваться с ними!

— Разбор таких вопросов не входит в наши задачи. Проверкой установлены факты некоторых ваших незаконных действий. Об этом мы сочли нужным сообщить вам. Наш акт мы представим в министерство…

Ревизоры встали. Власов проводил их до двери…