1

План октября комбинат не выполнил.

Произнести эти пять слов легко, но трудно, очень трудно представить себе их значение для многотысячного коллектива.

Рабочие ходили хмурые, недовольные. Везде — в цехах, курилках, красных уголках, во дворе — только и слышно было: «Работали, старались, а плана опять не выполнили».

Таня, молоденькая ткачиха, как-то во время обеденного перерыва вслух высказала то, о чем многие молчали:

— Просто стыдно признаться, что работаешь на нашем прорывном комбинате! Каждому ведь не объяснишь, что люди и те снашиваются, а тут машины. Всю войну комбинат работал без ремонта, вот и дошли до ручки!..

Власов был мрачнее тучи, у него было такое чувство, словно он обокрал государство и план провалился по его вине. Он пытался утешать себя тем, что нащупал узкие места производства и теперь знает, что следует предпринять, но от этого было не легче. «Поставить правильный диагноз — это только начало, от этого больной не выздоровеет, важно вылечить его», — говорил он себе. Он считал, что главный недуг комбината — потеря коллективом веры в свои силы. Эта болезнь, как известно, затяжная, ее следует лечить только конкретными мерами. А как раз этого пока еще никто не делал.

По утрам, во время обхода цехов, Власов особенно долго останавливался около окутанных паром красильных барок и все думал: нельзя ли избавиться от проклятого тумана и хоть несколько облегчить и без того тяжелый труд красильщиков?

Однажды, наблюдая ловкую работу красильщика, выбирающего товар из барки, Власову захотелось поговорить с ним по душам.

— Ну, как работается? — спросил он, подойдя поближе.

Красильщик, не разглядев в густом тумане директора, с сердцем выпалил:

— Какая к черту работа — на ощупь! Хоть бы план выполняли, а то мучаешься впустую… И не поймешь — есть у нас на комбинате руководители и о чем они думают?

— О чем, по-вашему, они должны думать?

— О самых простых вещах: вентиляцию привести в порядок, починить полы, дать цеху новые, облегченные тележки вместо вот этих гробов. — Он толкнул рукой тяжелую тележку.

Власов пошел в кабинет мастера, позвонил диспетчеру, приказал ему разыскать главного механика и немедленно послать его в красильный цех. В ожидании механика Власов завел разговор с мастером Степановым.

— Летом еще ничего, работать можно, а вот осенью и зимой — не приведи бог, не цех, ад кромешный! — отвечал Степанов на его вопросы. — Все время дрожишь, как бы кто из рабочих ожоги не получил. Ведь воду мы греем острым паром, при таком тумане, как у нас, долго ли до греха! — Старый мастер исподлобья посмотрел на директора, погладил длинные, пожелтевшие от табачного дыма усы и добавил: — Вот нас ругают за то, что мы не красим товар в светлые тона. И правильно ругают! Во время войны народ все терпел, а теперь всем хочется принарядиться — это мы хорошо понимаем. А помочь ничем не можем. Что делать? Подумайте сами, товарищ директор: в такой грязи да при наших порядках разве получишь светло-серый или, скажем, чистый беж? О заработке рабочего тоже подумать надо…

К мастеру зашел Сергей Полетов. Увидев директора, он хотел было уйти, но разговор заинтересовал его, и Сергей остался стоять возле дверей.

— При чем тут заработок рабочих? — спросил Власов.

— А как же! Перед тем, как заправить барку под светлый товар, ее травить надо. Надо всю краску что называется начисто вылизать. На это уходит два часа. Вот красильщик и погорел. У него работа сдельная, получает с куска. Хорошо еще, если брак не получится, — иначе беда. Заодно с красильщиком погорели бы и мы с ним, — Степанов показал на Полетова. — Такой уж порядок заведен: хоть один рабочий не выполнил норму выработки — прощай прогрессивка мастеру и его помощникам.

— Положим, прогрессивки давно не было, забыли, когда получали, — вставил Сергей.

Он хотел еще что-то сказать, но в это время появился главный механик и своей большой, неуклюжей фигурой заслонил директора.

— Тихон Матвеевич, нельзя ли в красилке установить более мощный вентилятор и избавиться от пара? — спросил Власов.

— Пробовали, — угрюмо ответил главный механик.

— И что же?

— Ничего путного не получилось. Кубатура помещения огромная, разность температур большая. При таких условиях выход один — заново перепроектировать всю систему вытяжки.

— Вот утешили! На это месяцы потребуются.

Механик пожал плечами.

— Новый проект вытяжки мы закажем, — сказал Власов, — а пока прикажите закупорить основательно все щели в окнах, вдоль стен установите дополнительные калориферы. Одним словом, утеплите цех и добейтесь уменьшения разности температур. — Власов посмотрел на давно не бритое лицо механика, смерил взглядом его неуклюжую фигуру и с досадой добавил: — И вообще не мешало бы вам проявлять хоть какую-то инициативу! Все делать по указке не годится, Тихон Матвеевич…

Он направился к выходу. Разговор с механиком испортил и без того скверное настроение. Возле дверей его остановил Полетов.

— Товарищ директор, виноват, Алексей Федорович, — поправился Сергей, — после смены можно зайти к вам?

— Заходите, — почему-то сердито ответил Власов и вышел.

— Недаром говорится: «Новая метла чисто метет!» Ладно, мы не такое видывали на своем веку, — проворчал Тихон Матвеевич и тоже направился к дверям.

— Думаю, на этот раз ты ошибаешься, Тихон! Похоже, Власов дельный мужик! — сказал ему вслед мастер Степанов.

Во дворе, у самого входа в отделочный цех, Власов столкнулся с Никитиным. Инженер весело разговаривал с какой-то женщиной. Власов бросил мимолетный взгляд на женщину и зашагал дальше.

— Кто это? — спросила женщина у Никитина.

— Наш новый директор.

— Ух, какой сердитый!

— Это только кажется. Да и трудно у нас сохранить спокойствие, ответил Николай Николаевич.

2

День прошел в хлопотах, и директор совсем забыл о красильном поммастера. Поэтому, когда Сергей, вымывшись и переодевшись, вошел в кабинет, Власов не сразу узнал его.

— Что вы хотите? — сухо спросил он.

— Вы обещали принять меня после работы. — Сергей смутился и пожалел, что пришел.

— А, из красильного цеха? Как же, вспомнил! Только не знаю вашего имени.

— Сергей Полетов.

— Постой, постой, ты не сын Аграфены Ивановны?

— А разве вы мою маму знаете? — в свою очередь спросил Сергей.

— Очень даже хорошо знаю! Вернее, она знает меня с самого детства. — Власов улыбнулся. — Садись, Сергей, рассказывай.

Полетов опустился на край мягкого кресла возле директорского стола и вытащил из кармана тетрадь.

— Когда вы пришли к нам в красилку и разговаривали с главным инженером Александром Васильевичем, я хотел вам рассказать о своей идее.

— Что за идея?

— Насчет наших барок. Я подумал: нельзя ли изготовлять их из нержавеющей стали и сделать герметически закрытыми? У такой барки будет целый ряд преимуществ. В ней можно красить в любой цвет. Промыл барку теплой водой, перезаправил в другой цвет — пачкать не будет. Я это проверял на деле. Экономия в топливе тоже большая, и не так сильно будет парить в цехе. Если бы у нас сейчас были такие барки, Тихону Матвеевичу не пришлось бы ломать голову над системой вытяжки.

— Любопытно! Что же ты, чертежи приготовил или схему набросал?

— Схема-то у меня готова, — Сергей показал на тетрадь, — только кое в чем неувязка получается…

— В чем?

— Видите ли, во время крашения отдельные куски ткани застревают между валиками и не вращаются. В открытой, барке красильщик видит это и быстро исправляет. Иначе — брак…

— А ты застекли свою барку небьющимся стеклом, — перебил его Власов.

— Не поможет. Пар закроет стекло.

— В таком случае нужно искать другой выход.

Предложение молодого поммастера заслуживало внимания. Конечно, пока это была только идея, но Власову хотелось поддержать и подбодрить парня.

— А нельзя ли установить сигнализацию? — спросил он после некоторого раздумья.

— Не знаю, я ведь химик, в электротехнике слабо разбираюсь…

Сергей, не отрывая глаз, следил за лицом Власова. Сердце его учащенно билось.

— К сожалению, я тоже не силен в этой науке. Придется нам привлечь специалистов, проконсультироваться с ними, — сказал Власов.

— Хорошо бы Николая Николаевича Никитина!

— Разве он электрик?

— Нет, но вы не знаете его! Николай Николаевич — мастер на все руки, в особенности в нашем деле, в крашении. Они с Анной Дмитриевной просто чудеса делают.

— Кто это Анна Дмитриевна?

Научный работник, у нас в цехе опыты проводит. Большая умница. Рабочие зовут ее «товарищ Аннушка». Года два тому назад мы получили задание красить товар в цвет морской волны и растерялись. Никакого опыта, а рецептура сложная — пять компонентов красителей разной концентрации и растворимости! Дней десять бились, бились — и все впустую. Мастер Степанов — уж на что опытный, и прозвище ему дали «бог красильщиков» — так и тот руки опустил. «Это, говорит, не крашение, а форменная головоломка!» Обратились к Анне Дмитриевне — в ту пору Николай Николаевич в отпуске был, — она быстро все рассчитала, установила новый режим, и дело пошло на лад, задание выполнили.

— Ты так расхваливаешь эту чудесницу, что я начинаю подозревать: уж не влюблен ли? — усмехнулся Власов.

— Что вы, Алексей Федорович, она взрослая женщина.

— Взрослая или старая?

— Нет не старая, конечно! Ей лет тридцать с лишним будет…

— Стало быть, у тебя есть своя девушка?

— Была… — Сережа махнул рукой и покраснел.

— Поссорились? Ничего, брат, в жизни всякое бывает. — Власов перевел разговор: — Пожалуй, ты прав, по поводу твоего предложения посоветуемся с Никитиным…

Власов позвонил в лабораторию и пригласил инженера Никитина к себе.

В ожидании Никитина Сергей разволновался еще сильнее. Вот придет сейчас заведующий лабораторией и вынесет приговор. Кто знает, может, идея закрытой барки гроша ломаного не стоит, может, люди придумали что-нибудь получше? Николай Николаевич следит за технической литературой, он все знает. Чего доброго, высмеет, у него язык как бритва…

— Мы твою барку назовем БСП — барка системы Полетова, — оживленно заговорил Власов. — Хорошо звучит, не правда ли? Вот тебе и готовая тема для диплома. Ты когда заканчиваешь техникум?

— Не скоро. Я на четвертом курсе.

— Год пролетит незаметно, — сказал Власов. — Ведь приятно защищать диплом, зная, что он не будет пылиться в архивах, не будет крыс кормить, а начнет внедряться на производстве, принесет людям пользу. Я по себе знаю. Когда я учился в институте, то работал ткацким поммастера и еще на втором курсе носился с идеей конструкции узловязальной машины. А потом эта самая машина стала темой моей дипломной работы. Ее внедрили на многие фабрики, и тысячи ткачих и перемотчиц перестали вручную вязать узлы. Недавно узловязальную машину «АВ» пустили в серийное производство на одном из ленинградских заводов. Скоро появится и на нашем комбинате, ты ее увидишь…

Пришел Никитин.

— Здравствуйте, Алексей Федорович! А-а, Сергей, здорово!.. Мы, кажется, не виделись сегодня? Не иначе как ты опять придумал что-нибудь выдающееся! Он у нас многогранный юноша — изобретатель, общественник, поэт. Постой, как начинались твои последние стихи в стенгазете:

Так, кажется? Выдающиеся стихи, чудо как талантливо! — Никитин рассмеялся и повернулся к Власову, лицо его посерьезнело. — Я вас слушаю, Алексей Федорович!

— Да вот, Николай Николаевич, товарищ Полетов выдвигает как будто интересную мысль. — И Власов вкратце изложил суть дела.

Никитин взял у Сергея тетрадь, долго рассматривал схему и вдруг хлопнул ладонью по столу.

— А ведь может получиться! Молодец, Сережа! Насчет сигнализации вы зря беспокоитесь, Алексей Федорович, — ее, наверное, и не потребуется. В самой барке можно установить такую вытяжку, что там не останется ни грамма пара. Представьте себе такую картину. Вместо наших развалин стоят в ряд вот такие красавицы. Долой трансмиссию! У каждой барки индивидуальный моторчик, — ни вертящихся ремней, ни шорников, ничего этого не будет. Простор, воздух! — Никитин вскочил с кресла, на котором сидел. — Конечно, если говорить по совести, то при наличии таких барок грешно не подумать и об автоматизации! Я имею в виду терморегуляторную установку. На стене в кабинете мастера висит щит, на щите — номер барки, рядом — термометр и миниатюрные часики со звоном. Заправили барку, мастер установил нужный температурный режим, назначил время крашения и завел часы. Тридцать — сорок минут — и звонок. Подача пара автоматически прекратилась, мотор заглох — товар готов, можно его выбирать!

Власов рассмеялся.

— Еще барки нет, а вы об автоматизации и терморегуляторе! Это уже из области фантазии…

— Вообще-то жить без фантазии скучновато, но в данном случае все, что я говорю, вполне реально! — продолжал Никитин. — И еще к тому, что я сказал, добавьте следующее: оборудование установлено по всему цеху строго по технологическому процессу, петли и встречные перевозки окончательно ликвидированы. Если хотите, назовите это своеобразным потоком и давайте фантазировать, как вы говорите, дальше. — Никитин воодушевлялся все больше, даже лицо его порозовело. — В мокрой отделке мозаичные полы с гладкой поверхностью, стены облицованы белыми плитками. Легкие тележки на резиновом ходу или, еще лучше, автокары. Дневной свет… При такой организации производства я гарантирую вам повышение производительности труда на двадцать пять — тридцать процентов. Экономия на одном паре и электроэнергии за два года окупит все ваши расходы, не говоря уже об улучшении качества продукции!

Никитин умолк, молчал и Власов. Барабаня пальцами по столу, он напряженно думал: «Молодец этот инженер, жаль, что у него мало житейского опыта. Идеи дельные, беда, что о практической стороне дела он не думает и даже не представляет себе, какие препятствия придется преодолевать, прежде чем мы осуществим это предложение на практике. Удастся ли это? Иди докажи Толстякову, что все это необходимо, целесообразно! «Никакими планами ничего подобного не предусмотрено, значит, и говорить не о чем», — вот первая реакция у начальства. — Власов представил себе кислую физиономию начальника главка, «Опять проекты?» — спросит он, и прежде, чем даст разрешение израсходовать хоть одну копейку, всю душу вымотает. Впрочем, какой смысл портить настроение этим славным ребятам! Пусть дерзают! Со временем они окрепнут, обогатятся житейским опытом и не такие еще трудности будут преодолевать».

— Что ж, давайте ломать старые традиции и перестраивать производство на новых, прогрессивных началах, — сказал Власов. — Я в пределах своих возможностей готов поддержать вас во всем. Приступайте к делу, составьте подробный проект и обязательно подсчитайте возможную экономию. Иначе на эту тему с нами и разговаривать не будут. Скажите, Николай Николаевич, сколько времени вам потребуется?

— Проект я представлю скоро… — Никитин замялся. — Только, прошу вас, избавьте меня от составления всяких смет.

— Хорошо, я дам вам в помощь сметчика. А ты, Сергей, сумеешь изготовить чертежи своей барки?

— Сумею, если Николай Николаевич поможет уточнить габариты.

— Конечно, помогу! Алексей Федорович, еще один вопрос: скажите, вы идею терморегулятора тоже одобряете? — Лицо Никитина выражало крайнее напряжение.

Власов знал, что до сих пор руководители комбината даже слышать не хотели об этом, считая идею терморегулятора ненужной затеей увлекающегося инженера.

— Вполне! — сказал он улыбаясь. — Вы не стесняйтесь, учитывайте все, что найдете нужным и полезным. Ну, друзья, желаю вам успеха! Ровно через месяц жду подробного проекта перестройки отделочного цеха и рабочих чертежей барки БСП. — Власов перевернул листы настольного календаря и сделал отметку.

— Что, Сергей, не струсил? Видишь, какие жесткие сроки нам установили! Тут недолго и опозориться, — сказал Никитин и, пропустив Сергея вперед, вышел.

Власов встал, прошелся по кабинету и остановился у окна. Во дворе стемнело. Валил пушистый снег, укрывая замерзшую землю, — зима вступала в свои права. Около котельной ветер медленно покачивал электрическую лампочку на высоком столбе. Под мелькающим светом двигались побелевшие фигуры подвозчиков угля в телогрейках, в неуклюжих ватных брюках. «Мерзнут, наверно, а впереди холода», — мелькнуло в голове Власова.

— Ничего, скоро сломаем сопротивление любителей жить по старинке! — сказал он вслух.

На душе у него было светло, радостно: он знал — вот здесь, за этим столом, только что было заложено начало большого, очень важного дела.

3

В этот час на станции метро было много пассажиров. Люди спешили, толкали Сергея, но он, погруженный в свои мысли, ничего не замечал. В вагоне женщина с большим узлом в руке заворчала на него: «Стал у прохода да еще улыбается…» До Сергея не сразу дошли ее слова, когда же он понял, что эти слова касались именно его, то женщины уже не было. «Эх, тетка, знала бы ты, чему я улыбаюсь! Вот глупая у меня, наверно, физиономия!» — подумал он и нагнулся, чтобы взглянуть на свое отражение в стекле. Внезапно его внимание привлекла молодая пара — юноша лет девятнадцати в спортивных брюках и миловидная курносенькая девушка. Они сидели вплотную друг к другу на противоположной скамье и оживленно разговаривали. Точнее — юноша рассказывал, а девушка слушала, не отрывая от него глаз.

«Влюбленные!» — решил Сергей и позавидовал юноше. Как ему, должно быть, хорошо! Рядом девушка, понимающая каждое его слово, — вот она одобрительно кивает русой головой, улыбается. А у него, Сергея, на душе сейчас большая радость, и так хочется поделиться ею с кем-нибудь, рассказать, какой у них хороший директор, какая умница Николай Николаевич, какие они затевают дела. Но с кем, кому? Будь с ним Милочка!.. При воспоминании о ней его радостное настроение потускнело. Что ж, насильно мил не будешь! Сейчас у него множество хлопот и для сердечных дел нет времени. Он займется чертежами, будет готовиться к экзаменам, благо они на носу, и забудет Милочку. Но все это были одни слова — образ девушки неотступно стоял перед ним всю дорогу. Он строил десятки планов, придумывал всевозможные предлоги, чтобы без ущерба для самолюбия встретиться с нею, но тут же отбрасывал их один за другим. Так ничего и не решив, он вздохнул: «Эх, черт, сложная штука жизнь!..»

Дома Сергея ждал гость — брат Милочки Леонид. Он сидел на диване и читал книгу.

Леонид поздоровался и, по своему обыкновению, попытался шутить:

— Заставляешь себя долго ждать. Уж не в начальники ли записался?

Шутка звучала вяло. Леониду явно было не по себе, он похудел, осунулся.

— По-твоему, помощник мастера не начальник? — спросил Сергей.

— Какой же это начальник — без кабинета, секретаря и персональной машины!

— Хватит о пустяках болтать, садитесь обедать, — сказала Аграфена Ивановна. — Ты, Сергей, небось проголодался, да и Леня без тебя за стол не садится.

Сели за стол. Аграфена Ивановна налила им по тарелке постных щей. Проголодавшийся Сергей ел жадно, торопливо, и пока избалованный Леонид болтал в тарелке ложкой, он успел опорожнить свою тарелку и попросить вторую.

После пшенной каши пили чай. Сергей пил с блюдца, дул на него и тянул с таким шумом, что Леонид невольно усмехнулся.

— До чего живописная картина! Замоскворецкий купец да и только, вот только полотенца с петухами не хватает!..

После чая пошли пройтись.

Был тихий вечер. По ясному, морозному небу плыла луна, чистый, только что выпавший снег искрился, хрустел под ногами.

Друзья некоторое время шли молча. Потом Леонид спросил:

— Что стряслось у вас с Милочкой?

Сергей помолчал.

— А почему ты спрашиваешь? — ответил он вопросом на вопрос.

— Не слепой, вижу.

— Не стоит говорить об этом.

— Почему?

— Так… Видать, не ко двору пришелся. — Сергей нагнулся, взял горсть снега и начал лепить снежок.

— Брось дурить, я всерьез!

— И я всерьез. Сам знаешь, у Милочки завелись знатные друзья. Куда мне, красильному поммастера, тягаться с ними!

— Вот бы не поверил, что ты такой дурак, да еще и трус!

— При чем здесь трусость?

— Как же! Появился расфранченный лоботряс, а ты и в кусты!

— Видишь ли, в таких делах силком ничего не сделаешь. Это тебе не кулачный бой…

— Чепуха! По-моему, счастье тоже надо брать с бою!

Они вышли к Сокольникам и направились по аллее между станцией метро и парком культуры. По обеим сторонам этой широкой аллеи летом цвело множество анютиных глазок и душистого горошка, а сейчас из-под снега торчали верхушки кустов и сиротливо дрожали под порывами холодного ветра недавно посаженные деревья. На каждом шагу навстречу им попадались молодые парни и девушки в спортивных костюмах, с чемоданчиками в руках. Возбужденные, веселые, шутя и смеясь, они спешили на каток.

— Впрочем, дело твое, как хочешь! — опять заговорил Леонид, продолжая незаконченную беседу. — У меня к тебе другой вопрос, я за этим, собственно, и пришел. Скажи, очень трудно работать и учиться?

— Смотря кому. Мне, например, спецпредметы даются легко, я ведь их знаю не хуже иного преподавателя-непроизводственника, а вот над математикой, химией и особенно сопроматом приходится попыхтеть. Почему ты об этом спрашиваешь?

— Думаю поступить на работу и перейти в вечерний или на заочный.

— Тебе-то это зачем?

— Дома у нас нехорошо… Такая, понимаешь, обстановочка, что хоть вон беги. Отчим все молчит и молчит. За целый вечер из него слова не вытянешь. Мне все кажется, что он укоряет нас с сестрой: как, мол, не стыдно вам, таким дылдам, сидеть у чужого человека на шее! Милочка то и дело грубит ему, да и вообще она за последнее время ведет себя странно. То весела, без причины хохочет, то молчит, о чем-то думает. Мне кажется, она жалеет, что ушла из театрального. Или ссора с тобой повлияла на нее…

— Мы не ссорились, — сказал Сергей. — Я просто отошел. Не люблю быть навязчивым.

— Это все равно. Ты не мешай, дай договорить. Переход Милочки в Институт иностранных языков я считаю очередным капризом. Какой из нее педагог?.. Мама тоже почему-то нервничает, постоянно ворчит на всех. Кажется, у них с отчимом нелады. А тут еще этот Никонов крутится около них…

Искренний рассказ товарища тронул Сергея. Он подумал: «Если бы ты знал всю правду об отце!» Но сейчас было не время говорить об этом. Пусть парень успокоится, придет в себя, а там видно будет. Действительно, как, должно быть, тяжело есть хлеб чужого человека!.. Хотелось помочь Лене, но как?

— Переходи-ка ты жить к нам! — предложил Сергей. — Диван у нас свободный, я уверен, мама ничего не будет иметь против. Учебу не бросай. Работать и одновременно учиться тебе будет трудно. Специальности у тебя никакой нет, а чтобы на производстве зарабатывать, тоже надо учиться, — ходить в школу, сдавать техминимум. Хватит ли у тебя силенок совмещать две учебы?

— Значит, ты предлагаешь мне жить на твоем иждивении?

— Зачем на иждивении? Ты стипендию получаешь.

— На триста семьдесят рублей далеко не уедешь!

— Живут же люди… Ну, дело твое, как знаешь…

Сергей обиделся: он предлагает от чистого сердца, а Леня корчит из себя щепетильного интеллигента. Подумав, он все же добавил:

— Только не спеши, все обдумай хорошенько. Когда бы ты ни захотел, двери нашего дома для тебя всегда открыты.

— Спасибо…

На этом они расстались — Леонид направился к метро.

Сергей постоял, посмотрел ему вслед и свернул к себе в переулок. Где-то за углом негромко наигрывала гармоника:

«Если бы в жизни были одни цветочки!» — подумал он.