Мишель и два сикха, живые и невредимые, добрались до слияния рек Чинаб и Рави. Два дня назад они на сделанном наспех плоту пересекли реку Сатледж. Часть лодок была реквизирована воюющими сторонами, часть – затоплена по приказанию военачальников регентши Джундан.

Мишель очень волновался. Даже здесь, на юге от Лахора, далеко от театра военных действий, ощущалось дыхание войны. На правом берегу Рави, вдоль которой они двигались, им то и дело попадались сожженные деревни. Черные основы еще дымились; кое-где огонь пожрал лачуги рыбаков; на деревьях висели покалеченные тела. Это были не сикхи и не англичане, а всего лишь бедняки, имевшие несчастье родиться и жить на приграничных землях.

– Это мусульмане, – сказал один из сикхов.

– И кто несет ответственность за весь этот ужас?

Сикхи медлили с ответом.

– Рани Джундан, – произнес Мишель, прищурившись.

Такое могла сделать только она. Эта женщина сеяла страх, чтобы заставить мусульманское население покинуть территории, захваченные тридцатью пятью годами ранее. Ее солдаты приходили ночью, разоряли деревни, убивали тех, кто пытался сопротивляться, а потом устраивали публичные казни, дабы устрашить тех, кто лелеял планы о восстании.

– Мы не хотели, чтобы так было, – сказал Дуна Сингх.

– Может, вы и выиграете войну, – задумчиво проговорил Мишель, – но это не сделает Индию независимой.

– А что, по-твоему, мы должны делать? Кто хочет, чтобы ему вырвали язык, содрали кожу и выкололи глаза? Мы были свидетелями того, как советники рани умирали под пытками, – лучшие, умнейшие люди, мечтавшие о свободе и братстве для всех жителей этой страны. Пойти против рани означает вызвать ее гнев и обречь себя на смерть. Мы должны проявить осторожность и дождаться, пока наш принц Дхулип Сингх вырастет и станет правителем. У Джундан всюду глаза и уши. Ей известны наши самые тайные помыслы. Она знает о каждом мгновении нашей жизни. Она все знает о тебе и о Хирал. Послушай моего совета: прими активное участие в военных действиях, но не вмешивайся в политику. Я не хочу увидеть однажды твою голову на острие копья у въезда в Лахор…

– Это было бы трусостью и с моей стороны. Принцу Дхулипу всего семь лет. По-твоему, придется ждать еще семь лет, прежде чем он взойдет на трон? И пусть все это время его мать, рани, укрепляет свои позиции? Кто может дать гарантию, что она не прикажет его отравить? До коронации она вашими руками лишит жизни еще многие тысячи невинных! А когда принц получит власть, что вы станете делать? Возьметесь за оружие? Наброситесь на рани с кинжалами? Дуна, друг мой, ты – сикх. Чему учит тебя твоя вера? Ваш бог предопределил судьбу всех существ и установил, чтобы высшему существу, то есть человеку, служили низшие существа.

Однако людям он завещал быть добрыми, милосердными, честными, уважать других. Ваш гуру Гобинд Сингх говорил: «Когда все другие средства исчерпаны, будет совершенно справедливо взять в руки меч!»

Дуна принял удар. Над словами Мишеля стоило задуматься. Он задел нужные струны, заговорив о подлости и напомнив о духовных ценностях сикхов. Откашлявшись, Дуна сказал:

– Мы возьмем в руки мечи и направим их против регентши, когда закончится война.

– Я буду на вашей стороне. А пока поговорю с Джундан…

– Сумасшедшая затея!

– Нет, по ее вине никогда не упал и волосок с головы чужеземца, который служит ее интересам. Чтобы добиться задуманного, ей нужны выходцы с Запада. Она меня выслушает.

Дуна поднял глаза к небу. Этот француз и вправду сумасшедший…

Они добрались до Мултана. Старый город хранил много легенд. В свое время он был резиденцией могущественных мусульманских династий, чье влияние все еще ощущалось – здесь сохранились гигантские мавзолеи и величественные гробницы.

Гарнизона, состоявшего из отряда пехотинцев и нескольких престарелых добровольцев, для защиты города было явно недостаточно. Размещался он в малом форте – квадратной башне, из которой торчали жерла двух архаичных пушек.

Офицер, пакистанец по происхождению, один из тех, кто доблестно сражался с англичанами в Афганистане, встретил их как подобает. Мишелю уже случалось с ним общаться, а Дуна в прошлом не раз прибегал к его услугам.

Запахи пряной баранины, лепешек с маком, риса с мятой и ароматного чая наполняли караульное помещение. Там был расстелен ковер, на нем лежали подушки. Во время трапезы комендант поделился с гостями своими тревогами. Он не стал менять тему разговора, когда солдаты уносили блюда с едой. Хотя настала очередь чая с медовыми десертами, расслабляться было не время.

– Лучшие отряды выведены за границы страны. Ни один город не выдержит осады. У меня в распоряжении двести человек, хотя и двух тысяч будет мало, чтобы защитить эту область. С таким войском на что мне надеяться?

Он вздохнул. Седая борода, лежавшая на груди, приподнялась. Он, очевидно, представил своих солдат в сражении. Им никогда не доводилось стрелять в людей, и тех занятий, что он проводил с ними, недостаточно, чтобы превратить их в героев. Завидев отряд англичан, они дадут деру, как перепуганные зайцы.

Мишель и Дуна словно читали его мрачные мысли. Мишель боялся за Хирал и Амию. Теперь они уже должны были подъезжать к Лахору, но город могли занять разбившие армию регентши англичане…

– Что слышно из столицы? – спросил он.

– Со слов караванщиков я знаю, что рани устраивает праздники один за одним. В городе пять тысяч солдат, и принято решение укрыться в крепости, где есть и провизия, и вода, в случае, если появится враг. Но об осаде никто всерьез не думает. Рани верит в победу, а инакомыслие – дело опасное, – заключил комендант, проведя ребром руки под подбородком. Жест был достаточно красноречивым.

Гости улыбками выразили понимание.

– Я же тебе говорил, – сказал Дуна Мишелю.

– Я все равно поступлю так, как считаю нужным.

Он был уверен, что рани послушает его совета и примет меры, то есть даст народу больше свободы и пробудит у сикхов чувство патриотизма. Он встал. Мысли о Хирал и Амии преследовали его неотступно. Он хотел, чтобы они поскорее оказались в безопасном месте. А Пенджаб теперь представлялся ему столь же опасным, как и змеиное гнездо. Нужно было как можно быстрее попасть в Лахор.

– Мы едем дальше, – сказал он.

Офицер не пытался их удерживать.

– Я прикажу, чтобы вам дали свежих коней и провизию.

Через час они выехали из Мултана, обгоняя беженцев, идущих с севера.

Три-Глаза толкла корешки, то и дело поглядывая на бронзовый горшок, в котором томилось варево из разных растений. Этот отвар ей заказал один брахман из Менды, где свирепствовала пурпурная лихорадка. Спасение презренных жизней жителей его деревни и его собственной обойдется ему в три серебряных рупии. Три рупии – не так уж много!

Три-Глаза невесело размышляла о том, сколько миль ей придется пройти, чтобы попасть в Менду. Переправа через реку, многочасовой переход по опасной дороге… В общей сложности – два потерянных дня.

– Четыре рупии! – воскликнула она, нюхая отвар. – И подношение Вишну от моего имени, но за счет деревни!

Давно она не чествовала бога с палицей и морской раковиной в руках. В подземелье под домом не было ни одного изваяния Вишну. В глубинах земли обитали недобрые, разрушительные сущности – им она поклонялась. Однако силы добра и зла нужно было уравновешивать. В рассуждениях колдуньи была своя логика. Вишну, защитник и спаситель попавшего в беду человечества, поможет ей справиться с болезнью.

Помощь бога не будет лишней, когда отправляешься туда, где свирепствует лихорадка. За эпидемиями часто скрываются козни демонов-асуров, ведь не всех их убили в сражениях боги. Три-Глаза всыпала растолченные корешки в горшок и сняла его с печки. Но мрачные мысли не давали ей покоя. Среди сложенных стопками книг и горы папирусов она отыскала книгу в переплете из рыжей кожи.

В ней содержались описания восьми классов живых существ. Имелись и многочисленные изображения асуров в небесных дворцах и летучих железных крепостях, откуда они совершали свои вылазки. Три-Глаза было немало известно об асурах, но ей все равно стало не по себе, когда она смотрела на их ужасные лики и жуткие атрибуты. Они являлись перед ней по мере того, как она переворачивала отсыревшие страницы – Дайтьи, Данавы, Дасью, Пауломы и Калаканджи, Пишачи, Наги, Наватакавачи, Ракшасы. Они скалили зубы, тянулись когтистыми лапами, танцевали на кострах, рвали тела мужчин, женщин и детей, собирали невиданные сокровища…

Она сама не помнила, сколько времени провела над книгой. Наконец Три-Глаза закрыла запретный том, исполненная решимости принести щедрые жертвы проклятым асурам. Она все еще пребывала под впечатлением от увиденного, когда раздался стук в дверь. Старуха подскочила от неожиданности, подумала, что откроет кто-то из служанок, но потом вспомнила, что отправила их в Аунраи за молоком, сливочным маслом и мукой.

Стук стал громче.

«Это не дух, – сказала себе колдунья. – Солнце светит ярко, сейчас почти полдень».

Из предосторожности вооружившись кинжалом, лезвие которого было покрыто парализующим ядом, она пошла открывать. Велико же было ее удивление, когда на пороге она увидела богато одетого мужчину в шелковом тюрбане, украшенном прозрачным зеленым гранатом гроссуляром, и со знаком воинского отличия на груди. Его сопровождало несколько конников.

– Это дом Три-Глаза? – спросил мужчина.

– Да. Три-Глаза – это я.

Он смерил ее пронизывающим взглядом, она ответила тем же. Гостю было около сорока, глаза у него были бегающие. Они встречались раньше, но где?

– Меня послал к тебе принц Ранга.

И тогда она вспомнила. Конечно, она видела его в Варанаси. Он выходил из дворца в сопровождении брахманов. Определенно, это был не просто посыльный, но доверенное лицо принца.

– Входите, прошу вас. Я приготовлю вам чаю…

– У меня нет на это времени. Срочные дела ждут меня в Дели. Буду краток.

– Слушаю вас.

Он вынул из рукава небольшой кошель и протянул колдунье.

– Это тебе. Двадцать золотых монет.

Три-Глаза, не раздумывая, взяла кошель.

– Что я должна сделать?

– Найти свою маленькую Амию и убить ее.

Три-Глаза была ошарашена, услышав эти слова. Посланник Ранги коротко объяснил, что девочка сбежала при содействии Мишеля Казенбва и храмовой танцовщицы по имени Хирал. Самолюбие принца уязвлено, он требует компенсации. И компенсация эта – кровь Амии.