Было шесть утра. День едва занялся – мертвенно-бледный свет разливался над острыми зубцами Кордильер. На небе – ни облачка. Почему не идет дождь? Даже росы, и той не было. При каждом его шаге над дорогой взлетала пыль. Едкий запах горящего дерева и углей, застоявшийся на улицах убогой деревушки, усиливал ощущение сухости.

Хавьеру Корредору было сорок, но, как и большинство бедняков в этих местах, выглядел он на шестьдесят. Он не всегда жил в нищете. Было время, когда он получал стабильную зарплату, работая токарем в Лиме. Много удавалось заработать, исцеляя больных. Он родился с даром целителя, и этот дар стал причиной его несчастий. Сколько всего было – чудотворных исцелений, спасенных детей, выздоровевших стариков, вставших на ноги лежачих больных, рассосавшихся опухолей, побежденных инфекций… Кончиками пальцев, очищенным молитвой дыханием он исцелял тех, кого к нему приводили люди. Пока не наступил день, когда он не смог вылечить подростка на последней стадии СПИДа. Юноша умер, а его отец, влиятельный член картеля наркоторговцев Лимы, обвинил в случившемся Хавьера. Наказание последовало незамедлительно: всех членов семьи Хавьера убили, дом сожгли. Ему удалось спастись благодаря другу, падре Диасу, который помог ему, раненному в живот и в бедро, бежать.

Десять лет и восемьсот километров отделяли его от этого драматического события. У Хавьера родилось еще четверо детей в браке с индианкой, которая без конца смотрела телевизионные сериалы, прибираясь в их нищем жилище и вычесывая у малышни вшей. Он торговал курами и кокой на рынке, расположенном на окраине городка Чиклайо. Прибыль от торговли составляла пятую часть его доходов. Оставшиеся четыре пятых он получал, помогая гринго.

Он вышел на изрытую дорогу, по которой плелись, направляясь к своим полям, крестьяне, да бегали грязные собаки, задирая ногу на столбы электропередач. Рекламные щиты на обочинах расхваливали достоинства плазменных телевизоров, напичканных электроникой стиральных машин, оборудованных кондиционерами автомобилей… Разве найдешь человека, который может себе все это позволить, в северной части перуанской сьерры?

Хавьер уже тысячу лет не обращал внимания на рекламные плакаты. Астматические автомобили петляли по дороге, объезжая выбоины. Эта дорога не вела ни в светлое будущее, ни из него.

Воплощением настоящего был для Хавьера красный грузовичок с побитым передком, просевшими амортизаторами, окривевшей левой фарой и облупившимся номерным знаком.

Хавьер вздохнул. Железная рука, сжавшая желудок, не ослабляла хватки. И эта острая боль будет с ним до самого вечера, в компании со страхом и угрызениями совести. Грузовик запаздывал. Бывало, что и вовсе не появлялся. Он приезжал раз в месяц и задерживался на пять-шесть дней – в зависимости от объекта. Хавьеру о его прибытии сообщали полицейские из соседнего городка, которые под предлогом обеспечения безопасности жителей округляли свои зарплаты, облагая повинностью местных торговцев и мелких землевладельцев.

Поравнявшись с Хавьером, грузовик резко затормозил. Усач-водитель посмотрел на него презрительно. Хавьер запрыгнул в кузов, где, прижавшись друг к другу, уже сидели восемь грязных индейцев. Они не встретили его приветствием. Они его боялись. Хавьер сел на корточки напротив них.

Грузовик тронулся, и клубы черного ядовитого дыма вырвались из выхлопной трубы, закрепленной над кабиной. Колеса загрохотали по неровной дороге.

Часом позже он уже шел по тропинке, ведущей в места, пользующиеся дурной славой и расположенные недалеко от долины Гуармей. Он остановился перед пригорком, на котором возвышался всеми забытый деревянный крест. Хавьер не знал, кто и почему его здесь установил. На много километров вокруг не было ни единого поселения.

Однако у Хавьера была одна догадка. Его поставили, наверное, для того, чтобы помешать призракам покинуть это место. Он полагал, что когда-то здесь жили люди, а значит, придет день, и он услышит их тихие рассказы о пережитых страданиях.

Выпрыгнув из кузова на землю, он тут же ощутил ауру, сотканную из шагов, обычаев, поклонения таинственным богам, человеческих жертвоприношений – всех этих пугающих пережитков древности, которые он чувствовал, а иногда и видел благодаря своему дару.

Белый микроавтобус, принадлежавший художественной галерее, и «додж» стояли за пригорком. На небольшом удалении от автомобилей, с сигаретами в руках, разговаривали два гринго. При виде рабочих они заулыбались. По их одежде – потертой куртке и джинсам одного и дешевому поношенному костюму второго – было невозможно определить их национальность. Их можно было принять за ремесленников или мелких служащих. Единственное, что было очевидно – они американцы.

– Ну, Хавьер, как жизнь? – спросил тот, что был выше ростом. У него была наголо обритая голова и сломанный нос.

– Хорошо, сеньор.

– Держи. Это аванс за неделю.

И он протянул Хавьеру купюру. Пятьдесят новых солей. Целое состояние… Шестнадцать долларов с мелочью.

Индейцы, стоявшие тут же со своими лопатами, кирками и бурами, зарабатывали по доллару в день. А еще их от пуза поили пивом.

– Эй, вы, двое, – сказал второй американец, указывая на индейцев. – Возьмите в микроавтобусе пару ящиков пива.

– Идем! – приказал высокий гринго. – Воспользуйся своим даром, Хавьер. Мы хорошо тебе заплатим.

Хавьер криво улыбнулся. Вот уже пять лет он откладывал деньги, мечтая о том, что наступит день, и он вместе с женой и детьми переедет в Венесуэлу, где, как говорят, жизнь полегче, да и права человека больше соблюдаются. А пока, в ожидании этого счастливого дня, ему нужно заработать как можно больше солей. Он прислушался, входя мало-помалу в потусторонний мир.

Хавьер двинулся на восток.

Отряд коммандос из Лимы, состоящий из пятерых легионеров, быстро передвигался по пустыне с хаотичным рельефом.

«Вы – солдаты Господа. Действуйте с верой в сердце! Добейтесь поставленной цели! Не слушайте демонов, которых не преминут наслать на вас наши враги!» – наставлял их глава монастыря.

«Ваши деяния приведут вас в Царствие Небесное, ибо, наказывая дьявольское отродье, задумавшее разрушить христианство, вы вершите справедливость во имя Господа!» – добавил епископ.

Легионеры ощущали себя бессмертными. Да, они не боялись смерти. Пав от ее косы, они перенесутся на пламенеющие небеса, где будут вечно жить рядом с ангелами и праведниками, у подножия ослепительно прекрасного трона Господня.

Но сегодня смерть не пришла за ними. Они были тренированы лучше, чем элитные подразделения перуанской армии, имели вооружение покруче, чем у американских коммандос, и оставляли после себя больше трупов, чем террористы Аль-Каиды. Рвение, с каким они убивали врагов Господа, было выше всяких похвал.

В настоящий момент они шли, чтобы уничтожить врага. Одного-единственного врага.

Мертвецы стали практически осязаемыми. Хавьер кожей ощущал их холодное дыхание. Ужас стеснил грудь. Ноги утопали в песке, покрывавшем некрополь индейцев мочика. В давние времена именно они положили начало великой цивилизации, которая господствовала в этой части Американского континента. А потом была уничтожена, буквально стерта с лица земли стихийными бедствиями и братоубийственными войнами.

Индейцы мочика поклонялись внушающим ужас богам, всегда жаждущим крови. Хавьер видел, как их жрецы вырывают сердца своих жертв на вершинах ступенчатых пирамид.

Гринго не интересовались видениями, посещавшими их проводника. Они использовали его способности для других целей.

– Здесь, – сказал Хуан, обводя широким жестом пространство вокруг себя.

– Ты уверен?

– Я чувствую волнение мертвых.

– Пусть потерпят, это не надолго, – иронично улыбнулся гринго. – Начинайте раскапывать участок!

Его приспешник стал при помощи бинокля осматривать окрестности. Лишний раз проявить осторожность не помешает: они не слишком стремились получить место в лишенных комфорта перуанских тюрьмах…

Местная полиция за определенную мзду покрывала делишки гринго, но существовали и другие силы, которые трудно было купить. В любую минуту мог явиться спецотряд и отвезти их прямиком в камеру.

Индейцы не сделали ни шагу. Они молились. Страх сжимал их сердца. Мертвецы никогда их не простят…

Американец выругался. Он забыл главное: эти суеверные болваны работают только тогда, когда пьяны. Ногой он подтолкнул в сторону индейцев ящик пива:

– Пейте, и за работу!

Каждый опустошил пять-шесть бутылок. Алкоголь затуманил разум и добавил храбрости. Встав на расстоянии трех шагов друг от друга, индейцы стали долбить землю бурами. Винтообразные стержни беззвучно вонзились в песок. Люди работали не спеша. В том месте, где они начали бурить, ничего не оказалось, и вся группа сместилась на два шага в сторону. Не прошло и минуты, как один из рабочих воскликнул:

– Сеньор! Я что-то нашел!

Высокий гринго быстро подошел к нему:

– Браво, Алонсо!

Обрадованный, он протянул индейцу доллар. Он всегда вознаграждал рабочего за первую находку.

Хавьер взял лопату. Он не стал пить пиво. Он вообще не употреблял спиртного. Страх все еще переполнял душу. Шепотом прочитав «Радуйся, Мария, благодати полная!», он вонзил лопату в песок.

Яма в форме воронки расширялась. Время от времени со стенок ее осыпалась земля, оседая на коже и одежде людей с лопатами. Кто-то заговорил о разорителях могил, погребенных под слоем песка. К счастью, в их команде никогда не бывало несчастных случаев.

Наконец они достигли нужной глубины. Теперь рабочие действовали очень осторожно. Лопаты были отброшены в сторону. Почву разгребали руками. Появился округлый бок покрытого геометрическим рисунком горшка. Он был абсолютно целым. Помимо него вскоре было извлечено еще пятьдесят сосудов, также не тронутых временем.

В горле Хавьера стал ком. Он знал, что будет дальше. Рабочие получат вторую порцию пива, потом переругаются между собой, чтобы взбодриться и отогнать злых духов. Работа продолжится, но уже более быстрым темпом. Вскоре на поверхности покажутся первые останки. Покажутся внезапно, вместе с остатками одежды и полотняными мешочками, в которые помещены предметы обихода: веретена, бусы, браслеты, фигурки религиозного назначения, зубы пумы.

Настал критический момент. Гринго хорошо знали нравы своих чернорабочих. Они неотрывно следили за их руками, готовыми стянуть часть сокровища.

Хавьер вылез из ямы. Он никогда не принимал участия непосредственно в разграблении могил. И все же он не мог оторвать взгляда от мумии, чья голова все еще была украшена тюрбаном.

С мумии сняли одежду и украшения. Индейцы оторвали голову и завернули ее в джутовый мешок. Головы по хорошей цене покупали адепты колдовства и черной магии в Лиме. Кости бросили обратно в яму.

Хавьер дрожал. Призраки стекались к разрытой могиле со всех уголков некрополя. Он видел их размытые силуэты на фоне залитого лунным светом пейзажа. Беззвучными криками они призывали на головы осквернителей месть их жестоких богов, оставляя клеймо несчастья на их душах.

Хавьера они обходили стороной. Его душа имела иную природу, и поэтому была для них недосягаема.

– Это уже кое-что, – сказал высокий гринго, взвешивая в руке тяжелое золотое колье.

Он смотрел на сваленную в кучу добычу. По грубым подсчетам за это можно было выручить сто пятьдесят тысяч долларов. Он облизнулся от удовольствия. Украшения они сбудут перекупщикам из Далласа, которые потом предложат их богатым коллекционерам Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Ткани найдут своих покупателей в Японии, где стилисты скопируют их и станут использовать в дизайне одежды. Керамика отправится прямиком в Европу, в том числе и на аукционы.

Сто пятьдесят тысяч долларов! А ведь день еще не закончился…