Тихо-мирно отдыхали мы в Скадовске, очень довольные, что сделали такой удачный выбор, не отправились в Крым или на Кавказ, как это было в прошлые годы.

Но стихия положила конец нашему благоденствию.

С вечера подул сильный южный ветер. Такой сильный, что вся наша палатка вздулась тугим парусом. Пришлось вбить в землю прочный кол и привязать к нему дополнительную растяжку — парашютную стропу неимоверной прочности. Говорят, на таких стропах с самолетов сбрасывают на грузовых парашютах даже десантные танки.

Папа и мама устроились в палатке, а я и дедушка, как всегда, забрались в «Волгу». В ней как-то по-особенному уютно: не заползет змея, не ворвется ветер, не промочит никакой ливень. На толстом поролоновом матрасике спится лучше, чем дома. Даже пахнет в машине приятно: лаком, резиной, бензином.

Однако в эту ночь нам не суждено было проспать спокойно.

На рассвете нас разбудил какой-то грохот. Я привскочил, стукнулся головой о крышу машины и только тогда полностью очнулся от крепкого сна. За стеклом смутно маячила фигура папы. Он колотил в запертую изнутри дверь. Дедушка уже тянулся через меня, торопясь нажать на ручку, но я опередил его.

— Вставайте! — тревожно сказал папа, всунув голову в машину. — Надо срочно уезжать. Море наступает!

Выбравшись из машины, я увидел, что наша палатка рухнула, накрыв собою вещи. Штормовой ветер не смог оборвать крепчайшую парашютную стропу, но зато вытащил толстый кол, который мы так надежно вогнали в землю вечером. Море покрылось пенными валами. Один за другим они неудержимо шли на приступ, с грозным шумом заливая низкий песчаный берег. Вода уже затопила наш холодильник в яме и подбиралась к «Волге». Тут и там мелькали огни фонариков, слышались возбужденные голоса застигнутых врасплох немногочисленных автотуристов, где-то плакали дети, лаяли собаки. Лагерь спешно сворачивался. Николаевы уже бросали в «Победу» свои вещи.

Пенящаяся вода поднималась с пугающей быстротой. Ветер достиг почти ураганной силы. В этой равнинной низменной местности ему было где разгуляться. Он валил с ног, забивал дыхание. Вдвоем с дедушкой папа ухитрился-таки взвалить на решетку крыши «Волги» бесформенный ком парусины, в который превратилась наша палатка, и намертво прихватить его все той же чудодейственной парашютной стропой. Мама в страшной спешке бросала в машину чемоданы, сумки и рюкзаки. Я грузил в багажник посуду, шлепая босиком по холодной воде.

Наконец дедушка сел за руль и включил стартер. Море лизало уже все четыре колеса нашего автомобиля. Тут только я вспомнил, что под ним сидят еще три курицы. В суматохе аварийных сборов о них совсем позабыли.

— Ку-уры! — неистово закричал я и бросился под машину. Дедушка едва успел выжать сцепление, чтоб не задавить меня вместе с курами.

Будь под колесами «Волги» не песок, а глина, нам пришлось бы совсем худо. Автомобиль весом чуть не в полторы тонны на руках не вытащишь. Это не «Жигули». Но твердый грунт выручил. Наша машина выскочила на травяной бугор. Хуже пришлось Николаевым. Их «Победа» безнадежно забуксовала и накренилась набок. Дедушка, не раздумывая, сдал «Волгу» назад, папа молниеносно набросил буксирный трос, «Мышка» с силой рванула и выручила «соседку» из беды.

На бугре собралось около десятка машин, облепленных взволнованными грязными автотуристами. Остальным повезло — они уехали из Скадовска еще накануне. Я решил, что опасность миновала, и начал переодеваться во все сухое. Но море готовило нам новый сюрприз.

— Вода-а! — донесся издалека чей-то крик. — Вода обходит нас!

Несколько человек вместе с папой, бросились на встревоженный голос. Солнце еще не выглянуло из-за горизонта, но мгла уже рассеялась. Пробежав немного, мы увидели человека, призывно махавшего руками. Изгибаясь тусклым оловянным полумесяцем, вода у его ног заливала единственную дорогу, по которой мы приехали к морю. Волны затекли в низинку, и мы очутились в ловушке…

Не стану врать, в этот момент я здорово-таки перетрусил. Не за себя, конечно. Всем нам ничего не стоило прошлепать босиком до первых домов Скадовска, куда море никак не могло дотянуться. Но «Мышка»… Что будет с нею? Неужели мы оставим ее на произвол судьбы? Шторм не стихал, и вода продолжала наступать.

Зеленый травяной бугор, на котором сгрудились легковушки, вода окружила с трех сторон. Море надвигалось прямо по фронту, а его предательский язык забежал сбоку и позади бугра. С четвертой стороны, которая оставалась еще сухой, высилась капитальная ограда пионерского лагеря. Положение казалось безвыходным.

— Мужчины, ко мне! — услышал я решительный голос папы.

Четыре крепких парня подошли к папе.

— Беритесь за это звено, приподнимайте его, чтобы снять с крючьев, — распорядился папа, хватаясь за раму металлического звена ограды пионерского лагеря. И, видя, что парни мнутся в нерешительности, добавил: — Под мою личную ответственность.

Парни все еще медлили, но тут подбежал дядя Вася и один приподнял край звена. Все вместе мужчины подняли тяжелое звено, висевшее на крючьях бетонных столбов, бережно отставили его в сторону. Так же было снято и второе звено. Зазвенели лопаты. Через несколько минут средний бетонный столб был выкопан и оттащен. Перед машинами открылся въезд на территорию пионерского лагеря, погруженного в сладкий предутренний сон.

Первым в проделанную брешь въехал дедушка. На самой малой скорости он искусно обогнул цветочную клумбу и поехал по пешеходной дорожке, усыпанной морским песком, окаймленной бордюром из половинок красного кирпича. За нашей «Волгой» потихоньку, словно крадучись, потянулись остальные машины.

Честно говоря, я в эти минуты приготовился к самому худшему. Ждал, что вот-вот сейчас откуда-нибудь выскочит сторож или начальник пионерского лагеря, загородит нам дорогу, начнет кричать, свистеть, поднимет тревогу — и всех нас заберут в милицию за грубое нарушение порядка. Ведь мы самочинно вторглись на заповедную территорию, куда въезд не только чужим, а вообще всяким автомобилям строго запрещен. Да вдобавок заявились не через ворота, — это б еще куда ни шло! — а разобрав ограду! И уж, конечно, первый кнут, как говорится, будет зачинщику, моему папе. Ведь это он предложил снять звенья ограды под его личную ответственность. Пусть даже в безвыходном для автотуристов положении…

Но все обошлось благополучно.

Не знаю, то ли сторож крепко спал, то ли, на наше счастье, отлучился куда-то на эту ночь, то ли, что вернее всего, шум ветра заглушил звук моторов, работавших на малом газу, но не прошло и получаса, как все автомобили выбрались за ворота лагеря. Мы ускользнули из ловушки, подстроенной нам морем! Сияющие туристы поздравляли друг друга с избавлением от беды, благодарили папу за находчивость и смелость. Но папа оборвал преждевременные восторги:

Не шумите, товарищи, тихо! Идемте восстановим ограду. А женщины пускай заметут следы от колес на песке аллейки. Так сказать, следы нашего кошмарного преступления. Чтоб комар носа не подточил. Вроде и духу нашего в лагере не было.

Вскоре, действительно, никто бы не смог догадаться, что совсем недавно чуть не десяток легковых автомобилей тайно прокрались через запретную для них территорию лагеря. Вкопан был на прежнее место бетонный столб. Снова повисли на крючьях звенья ограды из металлической сетки. Женщины старательно подмели дорожку, поправили несколько кирпичей, сбитых машинами.

Мы с Наташкой не утерпели, побежали взглянуть на бугор. Его уже не было, он полностью скрылся под водой. Из интереса я прошлепал на макушку бугра, замерил глубину. По всему выходило, что не сумей мы прорвать блокаду, морская вода неминуемо залила бы автомобили по самые сиденья. А может быть, и выше.

Словом, беды мы избежали серьезной. Ведь морская соленая вода — страшный враг металла. А замкни она клеммы аккумулятора, мы и после наводнения не смогли бы тронуться с места. Об испорченных вещах я уж не говорю.

— А твой папа молодец! — уважительно сказала Наташка. — Не растерялся, всех выручил. Если б не дядя Володя, купаться бы нашим машинам в море.

Коса у Наташки растрепалась, и пышные черные волосы рассыпались по плечам, ко лбу прилип комок грязи, но синие глаза сияли такой радостью, что я невольно залюбовался ею. То есть не залюбовался, конечно, но смотрел так пристально, можно сказать, уставился на нее, что она даже спросила:

— Что ты глаза вытаращил? Смотришь, что я вся в грязи? Так и ты не чище. Вон комок прилип. И вот еще… Дай сотру.

Наташка провела по моему лицу мягкой ладонью, а я только улыбался. Почему-то ее заботливость была мне очень приятна…