— Я всегда думал, что ты — спокойный, добродушный парень, не больше и не меньше, — сообщил Пиб, глядя, как Альбин орудует скребницей, вычищая мохнатую шкуру Травоуха.

— Разве не произошло нечто, после чего трудно остаться спокойным и добродушным? — резко спросил Альбин.

Он выглядел так, словно ему самому не мешало бы причесаться. Одежда его была настолько измята, словно в ней спали несколько ночей подряд, да, наверное, так оно и было. Прямые каштановые волосы Альбина торчали во все стороны непокорными прядями, и юноша постоянно хмурился.

— Да, это верно, что король наш сильно опечален, потому как невеста его выскользнула буквально из брачного ложа. — Пиб сокрушенно закивал своей лохматой, соломенного цвета головой. — Готов поспорить, что и ты теперь в таком мерзком настроении, потому что эта девчонка Ривен тебе нравилась.

Альбин с такой силой отшвырнул от себя скребницу, что она отскочила от дверей конюшни с громким треском.

— У меня и без этого немало причин для размышлений. Король обвинит меня в том, что случилось. Он считает, что это я внедрил шпиона в его свиту.

Бледно-зеленые глаза Пиба расширились.

— Имея в виду Ривен?..

— Нет, Травоуха! Разумеется — Ривен, кого же еще?

Некоторое время Пиб просто удивленно моргал, потом он задал свой следующий вопрос:

— А что, он так и сказал? Я имею в виду — король?

— Король не сказал ни словечка с тех самых пор. Он был слишком занят, пытаясь выследить Ривен, так что ему было не до меня. Но попомни мои слова, он еще вызовет меня к себе. И когда это случится, я буду рад, если мне удается спасти свою шкуру.

В этот момент, словно он стоял за дверью и дожидался именно этих слов, в конюшню заглянул королевский секретарь. Увидев Альбина, он плотно сжал губы.

— Эй, юный господин, пошли-ка со мной. Король хочет приватно побеседовать с тобой.

Альбин метнул на Пиба быстрый взгляд, словно хотел сказать: «Говорил я тебе!», и принялся оглаживать свою измятую тунику. Попытавшись пригладить свои непокорные вихры, он вскоре безнадежно махнул рукой и покорно пошел вслед за суетливым чиновником в направлении дворца.

В саду все тропинки были заполнены народом. Слуги и солдаты сновали туда и сюда, исполняя многочисленные приказы, и те и другие имели печальные и озабоченные лица, так как с той самой злосчастной ночи королевский дворец перестал быть тем местом, где можно приятно провести время.

Альбин прекрасно помнил тот миг, когда прозвучала тревога. Он лежал скрючившись на самом краешке своей койки, старался не думать о Ривен и Броуне и все равно чувствовал себя очень несчастным. Новость о таинственном исчезновении невесты поразила его как удар грома, точно так же, как она поразила и всех остальных обитателей дворца.

С тех пор все, что ни изменялось — изменялось в худшую сторону. Лицо короля напоминало лицо человека, сжигаемого яростью и чувством унижения. Его ярости только усиливалась по мере того, как один за другим все отряды, посланные в погоню за беглянкой, докладывали ему о том, что им не удалось даже напасть на след. И гнев его разделяли все, кто был в это время в Плэйте.

— Подумать только, что я одевала ее как можно лучше, лишь бы усладить взор короля! — высказала Альбину в лицо Квиста, столкнувшись с ним в саду. — Если бы я знала, кто она такая, она не дождалась бы от меня ничего, кроме хорошей пощечины. А все ты, все ты виноват, проклятый осел! Именно ты притащил ее сюда и умолял отнестись к ней как к сестре! Тоже мне, сестра, тьфу!

Теперь же, стучась в дверь королевских покоев, Альбин приготовился к еще более суровой отповеди.

— Входите! — услышал он отрывистый голос короля.

Альбин набрал в грудь побольше воздуха и вошел. В дальнем углу кабинета, за низеньким столом, вся поверхность которого была завалена какими-то бумагами, сидел Броун.

— Видишь эту штуку? — спросил Броун, не глядя на вошедшего. — Узнаешь?

Он держал в руке широкий золотой браслет.

Альбин с трудом сглотнул.

— Свадебный браслет.

— Тот самый, который я надел на запястье Ривен. Я узнал бы его среди тысячи других. Этот браслет принадлежал моей бабке, и сделан он из чистого золота.

— Означает ли это… что… — Альбин не мог заставить себя продолжать.

В его мозгу мгновенно возникла ужасающая картина — мертвое тело Ривен, валяющееся на какой-нибудь заброшенной пустоши. Каким же другим путем мог Броун снова завладеть украшением? Уж конечно Ривен не рассталась бы с ним добровольно.

— Я не сумел отыскать свою ветреную подругу, если ты об этом подумал, — мрачно сказал Броун. — Сегодня утром браслет принес моему слуге один кузнец. Когда моя дражайшая супруга проходила через деревню, в которой трудится этот достойный человек, она обменяла мой подарок на краюху хлеба и несколько старых тряпок…

Броун поднял на Альбина свой взгляд, и юноша отшатнулся, словно от удара. И глазах короля он увидел опустошенность, пепелище обрушившихся надежд.

— Подойди ближе, я тебя не съем, — приказал Броун.

— Это… это моя вина. Это я привез ее во дворец, — забормотал Альбин. — Но я, честное слово, не знал…

— Конечно, ты не знал. Она одурачила всех нас. Мог ли кто-нибудь предположить, что эта простодушная девушка, это дитя окажется из числа этих…

— Кого?!

— Доуми, Альбин, — нетерпеливо пояснил Броун. — К этому времени слухи уже должны были бы достигнуть твоих ушей. Так вот — все это правда. Она проникла во дворец, чтобы похитить зеленый камень.

— Одна из них? — Альбин покачал головой.

— Я был как околдован, — пробормотал Броун, — и такая возможность вовсе не приходила мне в голову. Теперь же, когда я оглядываюсь на все, что здесь произошло, это представляется мне очевидным.

— Одна из доуми! — снова повторил Альбин, продолжая качать головой, словно пытаясь восстановить ясность мышления. — О, сир, я даже не предполагал…

— Никто из нас не предполагал. Именно поэтому она и сумела проделать то, что хотела. — Броун в досаде ударил кулаком о раскрытой ладони правой руки. — Нельзя было позволять ей добиться успеха!

Альбин молча стоял перед королем, ссутулив плечи, а его орехового цвета глаза отражали великое множество перепутанных эмоций и чувств. Он ощущал вину, сожаление, был уязвлен и чувствовал себя преданным. Он был, кроме всего прочего, в немалой степени встревожен. Какое значение мог иметь тот факт, что король не владеет более зеленым камнем?

— Ты, конечно, думаешь, что она уже преуспела! — цинично заметил Броун. — Она провела моих лучших следопытов и теперь благополучно направляется к горам. — Он отложил браслет в сторону и не обратил никакого внимания на то, что он скатился со стола и упал на пол. — Теперь-то уж нет никаких сомнений в том, что она направляется именно туда. Она возвращается к себе, в свои адские горы, где она может укрыться вместе с остальными ей подобными заговорщиками и интриганами. Но я не могу допустить, чтобы ее план увенчался успехом, и я не допущу этого!

Броун вскочил на ноги и, словно тигр в клетке, заметался по комнате перед большой картой Полуострова.

— Я не поленюсь отправить в эти проклятые горы всю свою армию, чтобы наконец повыкурить все это племя из их нор.

Альбин крепко сжал ладони.

— Этим вы и хотите заняться, сир? Воевать с доуми?

— Этим я бы хотел заняться, но пока это невозможно. — Броун круто повернулся к Альбину лицом: — Только сегодня утром я получил сообщение, что боевые корабли стьюритов направляются к нашим берегам. Они хотят повторить нападение.

— Повторить нападение! — Альбин побледнел.

— Йербо мертв, и Арант надел корону своего отца. Он объявил о том, что я опозорил его сестру, женившись на Ривен. Арант утверждает, что у него нет иного выхода, кроме как отомстить за нее… — Рот Броуна презрительно изогнулся в гримасе: — Похоже на то, что, женившись на Ривен, я обрушил на свою голову все беды разом. Так что пусть это послужит хорошим уроком тебе, Альбин. Когда дело касается женщин, руководствуйся одним лишь здравым смыслом и ничем иным!

Броун хрипло рассмеялся, но в его грубом смехе звучала одна лишь боль и не было ни капли веселья.

— Мне придется отправиться со своей армией на юг, навстречу стьюритам, — сказал он наконец. — На сей раз, боюсь, нам не удастся так быстро решить этот вопрос, как было в Акьюме. Арант планирует длительную кампанию, и на этот раз за его спиной стоит вся мощь его армии. Учитывая все это, навряд ли я вторгнусь в горы раньше следующей весны, — кулак Броуна снова с силой врезался в раскрытую ладонь, — но я намерен начать работу в этом направлении уже сейчас.

Король крадучись сделал несколько шагов в сторону своего гонца.

— Альбин, ты — один из тех немногих моих приближенных, в чьей верности я ни капли не сомневаюсь.

Юноша смущенно наклонил голову:

— Вы можете доверять мне во всем, что касается ваших интересов и интересов Полуострова, сир.

— Я знаю, что это так. И в этот лихой час я собираюсь доверить тебе то, что я не могу доверить никому другому. — Броун сверху вниз глянул на склоненную голову юноши. — Как дурак, опьяневший от любви, я отдал Ривен зеленый камень из моей короны. Теперь я хочу отдать тебе белый камень.

Альбин вздрогнул, не веря своим ушам.

— Сир!

Расширившимися глазами он наблюдал за тем, как король снимает золотой обруч. Повозившись с оправой, он вынул из своего гнезда белый камень доуми ветров.

— Это вовсе не знак моей признательности, Альбин. Это не прихоть, не каприз и не причуда. У меня есть одна важная цель, и ты должен помочь мне ее осуществить. Трудные времена ожидают Полуостров и его народ. Для того чтобы отразить нападение стьюритов, доуми и всех тех, кто строит против нас зловещие планы, нам потребуется помощь. Мне необходимо поговорить с моим наставником — Фэйрином. Что-то или кто-то мешает нам связаться напрямую, во всяком случае, я не могу войти с ним в контакт. И хотя мне ужасно не хочется этого, но, боюсь, я должен снова послать тебя в горы.

Альбин почувствовал, как кровь отхлынула от его головы. Несколько недель назад он был уверен, что ему придется сложить голову среди всех этих заколдованных скал и глубоких ущелий. Единственное, что дало ему силы идти вперед, это… Альбин сглотнул, стараясь не думать о доуми воды, о которой он так сильно тосковал. Снова оказаться в тех краях! Скорее всего, если он снова окажется в горах, он никогда больше не вернется оттуда.

— Я догадываюсь, о чем ты думаешь, — сказал Броун, исподтишка наблюдавший за ним, — и даже если бы я не догадывался, цвет твоего лица выдал бы тебя. Ты бледен как смерть.

— Но… там же не только волки, дикая магия и холод, — пробормотал Альбин заплетающимся языком, — там — доуми! Таунис не видел меня, зато Эол наверняка хорошо меня запомнил. Если я снова повстречаю его, он непременно превратит меня в сосульку.

— Нет, если только при тебе будет этот камень. Я ничуть не сомневаюсь в том, что Эол выйдет тебе, навстречу, так как он учует свой камень издалека, так же, впрочем, как и все остальное, что обитает в этих горах. Они окружат тебя, подобно голодным гиенам… — Рот Броуна словно исказила внезапная судорога гнева: — Но что бы они ни делали, как бы ни старались — им не отнять у тебя камня силой! Ты можешь его только отдать добровольно, но если ты не захочешь сделать этого, если ты будешь крепко держать его в руках, он защитит тебя.

Альбин заложил обе руки за спину:

— Но зеленый камень уже пропал, сир. Что, если у меня обманом выманят и белый? В этом случае доуми вернут себе половину своего былого могущества.

— Ты не должен позволять им надуть тебя, Альбин, будь благоразумен. Я совершенно уверен в том, что ты доставишь мое послание в Пенито и вернешься обратно с этой побрякушкой Эола еще до конца зимы.

С внезапной сердечной улыбкой, король взял Альбина за руку, разжал пальцы и вложил ему в ладонь камень Эола.

Примерно через четверть часа Альбин снова был в конюшне, наблюдая за тем, как Пиб прихорашивается, собираясь в свою очередь отправиться в королевские апартаменты.

— Что от меня-то ему надо? — бормотал себе под нос встревоженный конюх.

— Может быть, король хочет, чтоб ты рассказал ему что-то о лошадях.

Пиб с сомнением откашлялся:

— Не думаю. Вчерась его секретарь все пытал меня насчет моей бабки-стьюритки. Хотелось ему, видишь ли, узнать, есть ли у меня еще какие родственники среди стьюритов. А теперь сам король желает меня видеть. Как ты думаешь, вдруг король подозревает, что я их лазутчик? Но я же не виноват, что мой дед влюбился в рыжую красотку, которая повстречалась ему во время одного из его торговых путешествий!

Альбин похлопал Пиба по широким плечам:

— Никто не думает про тебя, что ты можешь быть шпионом. Может быть король просто хочет узнать, не рассказывала ли тебе твоя бабка что-нибудь такого о стьюритах, что могло оказаться бы нам полезным.

— Хотел бы я, чтобы она что-нибудь рассказала, — Пиб нахмурился. — Я что-то ничего не припомню. Она просто была моей старой бабкой, и она редко вспоминала свою родину. Если так припомнить, то она вообще была немногословна, моя бабка.

— Ну, ты не можешь сейчас сказать. А вдруг ты все-таки запомнил что-то такое, что может быть полезно? Просто ты сейчас не отдаешь себе в этом отчета.

Пиб заметно просветлел:

— А что, вполне может быть. Хорошо бы так и было. А ты, Альбин? Ты еще будешь здесь болтаться, когда я вернусь?

Альбин покачал головой:

— Нет, король послал меня с очередным заданием. Как только получу провиант, сразу и отправлюсь.

— Снова приключения, а?

Глаза Пиба завистливо блеснули, но Альбин не заметил этого.

— Да, опять мне везет, — пробормотал он.

— Тогда чего же ты хмуришься? Хотел бы я отправиться куда-нибудь с поручением! Знаешь, как скучно бывает вес время тут при конюшне да при лошадях торчать? — проворчал Пиб. — Я тоже хотел бы сделать что-нибудь для своей страны и стать героем, тогда бы они перестали чесать языки по поводу того, какого роду-племени была моя бабка. Но Броун ни за что не пошлет меня с заданием. Все, что мне здесь доверяют, — это сгребать конский навоз!

Альбин усмехнулся, и Пиб отправился к королю за новым назначением. Когда он завернул за угол и пропал из вида, улыбка на лице Альбина погасла. Повернувшись к Травоуху, он заговорил с ним.

— Ну что же, старый приятель, — сказал он своему низкорослому коню, — мы с тобой снова отправляемся в горы. Что ты об этом думаешь?

Травоух покосился на своего хозяина и передернул шкурой.

* * *

На расстоянии многих миль к северу от Джедестрома Ривен опустилась на колени. Она только что вышла на скальное обнажение, чуть прикрытое золотистыми ажурными листьями папоротника. Из глаз Ривен сами собой потекли слезы, так как она узнала это место. В ожидании она огляделась по сторонам. На мгновение она даже замерла, напряженно вслушиваясь в тишину. Затем Ривен закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула.

Тихим и чистым голосом она стала читать заклинание:

Заслышав возле себя тоненький смех, Ривен открыла глаза и обнаружила, что глядит прямо в лицо трем своим товарищам по детским играм. Лавин сидел на земле, скрестив свои мохнатые ножки, и торжественно смотрел на нее. Все в нем было коричневым — волосы, глаза, орехового цвета кожа и даже крошечные рожки, которые, слегка торчали над наморщенным лбом.

Рядом с ним лежал на животе Батин, опершись остреньким подбородком на сложенные руки, а в раскосых глазах поблескивали озорные искры. Зеленый, цвета листвы костюм так плотно облегал его маленькое, изящное тело, что казался второй кожей существа. Небольшие крылышки, прорастающие из спины Батина, были чуть более светлого оттенка и окаймлены золотом.

Раздалось тонкое хихиканье, и Мримрилл, приплясывая, вышла вперед. Она была крошечного росточка — не больше половины указательного пальца — но выглядела очень красиво в своем голубом платье, сотканном из тончайших нитей паутины. Маленькое личико в форме сердечка было обрамлено венчиком сверкающих на солнце серебристо-белых кудряшек. Когда Мримрилл усаживалась на стебель папоротника или на травинку, ее запросто можно было принять за невиданный дивный цветок.

— Приветствую вас, друзья детства, я вернулась, чтобы снова жить среди вас в покое и гармонии, — тихо обратилась к ним Ривен. — Я принесла вам подарки, примите их от чистого сердца.

Церемонно поклонившись, Ривен положила к ногам всех трех древних лесных духов тщательно выбранные ею подарки. Лавин получил огромный орех в масляно блестящей скорлупе, который Ривен отмокала между корнями гигантского дерева, растущего на берегу реки. К ногам Батина Ривен положила черное с радужными переливами вороново перо, а Мримрилл досталась крошечная, но совершенная в своей красоте роза, один из последних летних цветов.

— Принимаете ли вы мои дары? — с беспокойством спросила Ривен, ища ответа на их лишенных возраста лицах, в то время как все трое пристально смотрели на нее. Неужели они не видят перед собой ту же самую девушку, которая покинула лес несколько месяцев назад и теперь вернулась обратно?

Между тем троица неслышно исчезла вместе с подарками, и в воздухе зажурчал их беззаботный смех. Ривен почувствовала на своей щеке мимолетный поцелуй.

— Добро пожаловать домой, доуми воды! — прошептала Мримрилл ниоткуда и отовсюду. Батин, невидимый, игриво ущипнул ее за ухо.

— Привет, мать волн! — поддразнил ее звонкий голосок.

Ривен почувствовала чье-то теплое, несильное рукопожатие и догадалась, что это Лавин беззвучно возобновляет их старую дружбу и… и что-то еще. Когда смех лесных духов затих вдалеке, Ривен улыбнулась, но на глазах ее выступили непрошеные слезы. Размышляя о странном поведении своих старых и любимых друзей, Ривен внезапно захотелось снова присоединиться к их играм и забавам, но она не могла. Внезапно ей стало ясно, что ее беззаботное детство ушло, навсегда оставшись в прошлом.

Пещера, куда стремилась Ривен, была спрятана на склоне густо поросшей лесом горы, укрыта со всех сторон рослыми соснами и буйно разросшимся падубом. Вблизи нее протекал звонкий ручей, пробиравшийся по замшелым камням, местами запруженный ворохами опавшей листвы. Ривен вышла к его нижнему течению ранним утром и теперь поднималась все выше, достигнув того места, где Грис любила мыть травы, которые она иногда обменивала на шерсть и прочие необходимые вещи, совершая свои короткие торговые экспедиции на юг о базарные дни.

В грязи на берегу ручья Ривен увидела глубокий отпечаток узкой босой ступни и радостно подумала о том, что Грис, должно быть, побывала здесь совсем недавно. С этими мыслями она поспешила дальше по тропе и за ближайшим поворотом увидела старую женщину. Грис стояла неподвижно, словно поджидал ее. Грис сильно похудела суставы пальцев и кости на запястьях отчетливо выпирали из-под обветренной, загрубевшей кожи. Длинные волосы спутанными прядями падали на ее сутулые плечи.

— Грис?

— Вот ты и возвратилась домой, — голос Грис звучал немного хрипло, словно она долгое время ни с кем не разговаривала. — Я знала, что ты вернешься, должна вернуться, и все же боялась — вдруг ты передумаешь. — Грис затрясло, и она уронила голову, упершись подбородком в костлявую грудь. Загрубевшими ладонями она закрыла лицо и повалилась на землю. — Как же долго я ждала тебя, Ривен…

Ривен торопливо опустилась на мох рядом со своей теткой.

— Что случилось? Что-нибудь плохое? Ты выглядишь не очень хорошо.

Грис не отвечала, она лишь стонала и прижимала руки к лицу. Только теперь Ривен заметила, что ее судорожно сжатые пальцы мокры от слез.

— Грис, ты плачешь. Пожалуйста, не плачь! — Ривен нежно обняла старую женщину за плечи. — О Грис… — бормотала она, зарывшись лицом в ее седеющие космы, — конечно, я вернулась. Как ты только могла подумать, что я не вернусь.

Грис немного успокоилась и подняла к Ривен свое изрезанное морщинами, пересеченное влажными дорожками слез лицо.

— Я видела тебя в водных отражениях, когда только могла. Я видела, как Броун занимался с тобой любовью в саду, и мне показалось, что ты отвечаешь ему… И тогда я подумала, что ты можешь предпочесть остаться с ним, а я… я бы не вынесла одной только мысли о том, что придется навсегда расстаться с тобой. Ты права, Ривен, мне было плохо все это время. Может быть, это просто одиночество. Мне станет лучше, если ты останешься со мной.

— Конечно, я останусь. Я вернулась сюда, чтобы остаться. Никогда бы я не покинула тебя, чтобы не вернуться. Мое место здесь, с тобой.

— Ты уверена, Ривен?

— Конечно, уверена, — слегка дрожа, Ривен нащупала на шее цепь и вытащила ее из-за ворота платья. — Видишь это? Я принесла обратно камень.

Грис стиснула ладони и в молчании смотрела то на камень, то на лицо Ривен. Затем обе женщины принялись смеяться и плакать, то и дело радостно заключая друг друга в объятия.

Вечером этого же дня Ривен, вымытая и отдохнувшая, сидела напротив Грис. Между ними горел небольшой костер, на котором булькал и источал дивный аромат небольшой котелок с похлебкой. Приглядывая за варевом, женщины вполголоса беседовали.

— Принесла ли ты подарки духам леса? — спросила Грис.

— Да, принесла, и они приняли их.

— Ну конечно, — Грис улыбнулась. — Они всегда любили тебя. А как дикая магия? Не причинили ли тебе вреда какие-нибудь деревья или скалы?

— Ничуть, напротив, старый дуб сердечно приветствовал меня, а береза спела мне целую приветственную песнь и осыпала меня дождем золотых листьев.

Грис рассмеялась:

— В этих краях дикая магия ведет себя тихо. Высоко в горах она ведет себя более беспокойно. Тебя здесь всегда любили, а теперь, когда ты стала настоящей доуми воды, тебя будут и чтить. — Грис внимательно посмотрела Ривен в лицо: — Знаешь ли ты, что такое быть доуми воды?

Ривен привстала и заглянула в котелок с супом. Зачерпнув небольшим половником кипящей жидкости, она протянула его своей тетке.

— Мне казалось, я знаю, но теперь, когда камень вернулся ко мне, я не совсем уверена.

Грис мудро посмотрела на Ривен:

— Очень часто нам кажется, что мы что-то знаем, но лишь до тех пор, пока не происходит нечто такое, отчего нам становится очевидно — все это время мы заблуждались. Расскажи же мне, что ты имела в виду.

— Грис, я всегда знала, что камень принадлежит мне. Но в тот миг, когда я прикоснулась к нему, я стала осознавать, что и я принадлежу ему. Я могу использовать его могущество, но и он имеет надо мной власть. — Ривен снова уселась, обняв свое согнутое колено. — По пути домой на меня напал бродяга, один очень мерзкий парень. Я хотела просто отбиться от него, но у меня и в мыслях не было убивать.

Ложка Грис замерла на полпути.

— Что же случилось?

— Он почти одолел меня, когда внезапно вмешался камень. Я почувствовала, как в меня вливается сила, такая могущественная сила, какой я прежде не знала. — Ривен покачала головой: — Бродяга буквально расплавился на моих глазах.

— Он превратился в воду?

Ривен кивнула, и Грис наклонилась вперед, чтобы пошевелить дрова в костре.

— Я видела, как Ниома однажды сделала это. Как тебе известно, человеческое тело в основном состоит из воды. Камень просто разложил этого бродягу на составляющие элементы.

— Все равно это было ужасно — смотреть и понимать, что устроила это я.

— Не только ты. Если бы этот негодяй не напал на тебя, то остался бы жив и здоров. — Рука Грис поднялась к груди и снова упала на колени. — Камень всегда будет защищать самого себя. И пока ты носишь его, он будет защищать тебя от насилия. Ты никогда ничем не заболеешь, болезни плоти не смогут коснуться тебя. Подумай об этом.

Но Ривен никак не могла позабыть того, что случилось с Тьюрлипом.

— Когда камень уничтожил бродягу, это он руководил мной, а не наоборот. Я полностью была в его власти.

— Просто ты еще новичок, — ласково пояснила Грнс. — Ты должна будешь воспользоваться долгими зимними месяцами, чтобы научиться с ним обращаться. А когда придет весна… — ее голос оборвался, а глаза потускнели.

— Что? — переспросила Ривен.

— Весна принесет с собой новые пересмены для нас обоих.

Ривен долго и внимательно смотрела на Грис сквозь пламя костра.

— Значит, ты знаешь?..

— Знаю о чем?

— Я… — Ривеи прикусила губу.

В выражении лица старой женщины что-то неуловимо изменилось, теперь в нем появилась какая-то новая тревога и настороженность. Грис пристально вглядывалась в полуотвернутое лицо Ривен, и ее глаза медленно расширялись в испуге:

— Тебя стало больше, чем прежде, и это не только камень?!

— Да, теперь нас двое. Я ношу в своем чреве дитя.

— Дитя Броуна?

— Чье же еще? — Ривен спрятала лицо в ладонях, и ее плечи затряслись. — О Грис! — всхлипывала она. — Я вовсе не хотела этого, я даже не знаю, как это получилось!

То и дело останавливаясь и перебивая себя, Ривен описала Грис странную, похожую на сон ночь, когда она, одурманенная таинственным ядом, вышла в сад к Броуну и уступила ему.

— Я знаю теперь, что эмбери, которые я съела, были отравлены, — закончила она. — Броун специально прислал их мне, чтобы овладеть мною.

Грис задумчиво покачала головой:

— Что-то не верится мне, чтобы это было делом рук Броуна. Я знаю, что он, должно быть, очень сильно желал тебя, иначе он не сделал бы тебя своей женой и королевой и не отдал бы тебе камня. Однако подмешать в пищу наркотики и изнасиловать… — Она вновь покачала головой: — Нет, это была черная магия.

— Магия?

— Я уже давно чувствую, Ривен, что происходит нечто более серьезное, чем просто попытка вернуть твой камень. Что-то затевается, но я не знаю, кто за всем этим стоит; то ли кто-то из наших здешних доуми, то ли какой-то заморский колдун объявился в наших краях. Одно очевидно — начала действовать какая-то посторонняя сила, и я боюсь, что грядущей весной мы тоже почувствуем это действие на себе.

— Так что же еще произойдет этой весоной, кроме рождения моего ребенка?

Вместо ответа губы Грис плотно сжались, и некоторое время она мрачно молчала.

— Я думаю, что король захочет захватить тебя и вернуть в Джедестром. Когда ему станет известно, что ты носишь его дитя, он попытается заявить свои права на него. Есть еще одна вещь…

— Какая?

— По мере того как твой ребенок будет развиваться, камень может выйти из повиновения. Наступит такое время, когда тебя действительно станет больше, чем одна, вас будет двое в одном теле. Камень почувствует это и начнет артачиться. Он может даже начать действовать совершенно непредсказуемо. Для тебя это будет самое опасное время, так как твои силы ослабнут и для тебя и для ребенка будет опасно вообще прибегать к возможностям камня.

— Что же мне делать?

— Поддерживать свои силы и учиться обращаться с камнем сейчас, пока он еще вполне послушный твой слуга. Ты должна будешь практиковаться каждый день, я тебе помогу.

— А что с моим ребенком? Смогу ли я потом передать ему камень?

Грис покачала головой:

— Если только он родится истинным доуми. Только время покажет это, время и еще — испытание в Омуте Матерей, — С усилием Грис поднялась на ноги, обошла вокруг костра и взяла Ривен за руку. — Пока еще рано тревожиться по поводу передачи камня по наследству. Поверь мне, дитя мое, у нас и так достаточно проблем, чтобы занять ими свои головы. За зиму нам нужно набраться сил. Придет весна, и мы должны быть готовы к испытаниям, которые нам предстоят.

* * *

— Держись крепче! — скомандовал Альбин Травоуху. Конь и всадник как раз пересекали горный поток. Хотя он и был нешироким, однако течение в нем было холодным и стремительным, а дно представляло собой опасное нагромождение невидимых скользких камней. Первые заморозки уже упали на землю, сделав ее более твердой, а деревья окрасились ярким осенним багрянцем.

Альбин огляделся по сторонам, любуясь красотой ранней горной осени. Ему порой даже хотелось, чтобы его путешествие продолжалось подольше. И хотя он уже углубился в густо поросшие лесом предгорья, он все еще чувствовал себя в безопасности. Если здесь и была дикая магия, то она была настроена дружелюбно и незлобиво. Только однажды ему показалось, что придорожное дерево смеется над ним, но когда он резко повернулся, готовясь защищаться, дерево лишь окатило его дождем красных осиновых листьев, которые медленно падали вокруг него, круглые, словно монеты.

Когда Альбин остановился на привал посреди великолепного лесного ландшафта, легкая морщина не исчезла с его лба. Высокие деревья заслоняли от него горы, но он знал, что они ждут его впереди.

— Мы должны пробраться через горы, прежде чем установится зима, — сообщил он своему коню после того, как оба очутились на берегу стремительного потока в относительной безопасности. При воспоминании о леденящем холоде горных троп Альбина передернуло. А ведь это было летом!

Безусловно, большинство мучений, которые Альбину пришлось испытать, были делом рук Эола, и Альбин лишь тихо молился, чтобы ему не пришлось снова встретиться с рассерженным доуми.

Ловко направляя Травоуха коленом, Альбин двинулся на север вверх по ручью. Два дня назад он переночевал в последнем постоялом дворе. Он находился уже настолько далеко от южного побережья Полуострова, что новости о войне со стьюритами были скудными и противоречивыми, но и они не предвещали ничего хорошего.

— Это не просто лихой налет, подобный тому, что наш король так легко отразил до этого, — рассказывал группе фермеров один утомленный долгой дорогой торговец, склонившись над кружкой эля в общей комнате таверны. — На этот раз стьюриты явились со всей своей армией, со всеми своими лучшими воинами и боевыми кораблями. Я слыхал, что королевская армия несет большие потери, — торговец покачал своей седой головой. — И все равно я по-прежнему готов поставить на Броуна все свои деньги. Попомните мои слова, он не станет ждать до тех пор, пока холодные осенние шторма помогут ему прогнать от наших берегов этих рыжих дьяволов.

Альбин чувствовал себя почти предателем, когда ранним утром следующего дня отправился на своем пони на север, вместо того чтобы поспешить на юг, на помощь войскам короля, которые яростно бились с сильным противником в лице стьюритов. Приказ Броуна, однако, недвусмысленно предписывал ему любым способом добраться до Пенито.

Деревья внезапно расступились, и Альбин увидел вдали гору Клюв Дракона. Этот пик был самой высокой точкой между скалистыми горами, барьером, вставшим на его пути, и страной волшебников, не предназначенной для людей. Альбин почувствовал холодок тревожного предчувствия, карабкающийся вдоль его худой и костлявой спины. Именно на этом пике он повстречал Эола. Для того чтобы достичь Пенито, ему придется еще раз подняться на Клюв Дракона.

Прямой как стрела ручей тек с севера на юг, и Альбин целых два дня подряд поднимался вверх вдоль его берегов. Предгорья остались позади, местность стала идти вверх гораздо круче, леса поредели, и Альбину стало гораздо труднее отыскать среди них подходящее место для ночлега. Хорошо еще, что солнце продолжало по-прежнему светить с безоблачного неба, и поэтому днем ни Альбин, ни Травоух не страдали от холода.

По ночам, однако, отогревая озябшие руки у огня, Альбин с удовольствием думал о том, что на сей раз он догадался захватить с собой непромокаемый спальный мешок и теплый овчинный полушубок. По временам он напряженно вглядывался в темноту, чувствуя на себе внимательный взгляд чьих-то невидимых глаз, а однажды ему почудился вдали странный сверхъестественный хохот. К счастью, ни в этом взгляде, ни в далеком смехе не было ничего угрожающего. Пока не было.

— Солнце готовится спрятать от нас свое личико, — сказал как-то ближе к вечеру Альбин на ухо своему пони. — Пожалуй, нам пора приглядеть себе место для ночлега, где поблизости нашлось бы побольше валежника. Тогда мы разведем настоящий большой костер. Мы забрались уже достаточно высоко. Кто знает, когда здешним волкам взбредет в голову закусить нами?

Разговаривая с конем таким образом, Альбин посмотрел вниз, где в узкой расселине справа от него бурлил и пенился стремительный ручей. Почти одновременно почувствовал в нем внезапную перемену, какую-то неестественную легкость и некоторое понижение температуры воздуха. Машинально приглаживая зашевелившиеся на затылке волосы, он наклонился к Травоуху и прошептал:

— Происходит что-то прелюбопытное!

Затем Альбин осторожно соскользнул со спины коня и, привязав его ко пню, стал медленно красться вперед. Раздвинув руками ветки огненно-красных кустов пирокантии, он выглянул из-за скалы, отгороженной густыми зарослями вечнозеленых кустарников.

— Ривен! — прошептал он.

Ривен была одета в длинный зеленый плащ, наброшенный на белую рубашку из грубой шерсти. Ее волосы, отросшие за долгое время, пока Альбин не видел ее, черными волнами ниспадали на изящную шею. Ривен стояла совершенно неподвижно, вытянув вперед руки, и Альбин с удивлением заметил, что в руках она что-то сжимает.

Вокруг вдруг стало еще холоднее, и Альбин лишь судорожно вздохнул, когда увидел, как вода ручья подпрыгнула вверх, прямо в подставленные ладони Ривен. По ее команде этот неестественный водяной поток остановился в воздухе и стал принимать новую форму. Сначала вода превратилась в шар, который тут же принялся расслаиваться и скручиваться, а затем у него внезапно появились крылья.

«Птица, — тупо подумал Альбин, — она сотворила из воды птицу».

Тем временем птица потемнела и рассыпалась. Ривен открыла глаза, и Альбин увидел в них непривычное, унылое и мрачное выражение. Она вдруг резко повернула голову в его сторону, и Альбин метнулся за скалу. Было, однако, слишком поздно, его заметили.

— Ну наконец-то, Альбин, — сухо произнесла Ривен. — Я так и знала, что тебе потребуется немало времени. Что ты там делаешь? Подглядываешь за мной?

Альбин выглянул из своего укрытия, причем его сердце поднялось куда-то к самому горлу.

— Ривен, это и в самом деле ты? — прошептал он.

— Да, это и в самом деле я.

И все же теперешняя Ривен была мало похожа на жизнерадостную и веселую девушку, которую Альбин повстречал в лесу всего лишь несколько месяцев тому назад. Темноволосая красавица, которая смотрела на него сухими и колючими, серебристыми глазами, больше не была девочкой. Перед ним была взрослая женщина. Мало того, эта женщина теперь владела такой силой, которую Альбин никогда но смог бы понять. Когда-то давно Альбин мечтал о том, чтобы обручиться с ней, но теперь одна мысль об этом вызывала в нем сильное беспокойство и смутную тревогу.

— Ты знала о том, что я приеду сюда? — спросил он.

— Конечно, знала. Я видела тебя в отражениях на воде. Я ждала тебя и, чтобы скоротать время, слегка практиковалась. Как давно ты наблюдаешь за мной?

— Я видел, как ты сделала из воды птицу. Что это было?

Ривен быстрым движением опустила за ворот рубашки то, что она держала в руке и Альбин вдруг догадался, что это могло быть. Зеленый камень из короны Броуна. Значит, она и в самом деле была доуми воды. Все это время Альбин втайне надеялся, что все слухи, взбудоражившие Плэйт, окажутся ложными, и вот теперь эта надежда рухнула у него на глазах.

— Я думаю, не будет ничего дурного, если я скажу тебе, — сказала Ривеи, делая шаг навстречу Альбину и натянуто улыбаясь. — Эта птица — Сэл, моя пиллаун. На протяжении нескольких недель я пыталась разыскать ее, но что-то — какая-то сила — мешает мне.

— Пиллаун? — Альбин заморгал.

Что же это за птица такая? Смутно-смутно ему вспомнились обрывки волшебных историй, в которых фигурировали подобные существа.

— Это моя домашняя зверушка. Я очень беспокоюсь о ней. Впрочем, ты не знал Сэл и не можешь меня понять. Иди сюда, Альбин, расскажи мне, что ты тут делаешь.

— Король послал меня.

— Броун послал тебя разыскать меня? Если это так, то я ничем не смогу тебе помочь. Тебе не удастся заставить меня вернуться в Джедестром или убедить меня расстаться с зеленым камнем. Он мой, Альбин. Он никогда не принадлежал Броуну.

Ривен подошла к Альбину совсем близко и, когда она протянула к нему руку, она отчего-то стала больше похожа на живую и ласковую Ривен, которую Альбин когда-то знал или ему казалось, что знал.

— Я встретил тебя случайно, — объяснил он. — Король Броун не посылал меня разыскивать тебя. Я должен пересечь горы и добраться до Пенито. С тех пор как ты… оставила Джедестром, у нас началась война со стьюритами, и король нуждается в совете своего наставника, Фэйрина.

Ривен слегка нахмурилась и указала Альбину на ровную площадку между двумя скалами; как раз в этом месте Альбин пытался спрятаться от нее.

— Успокойся, Альбин. Ты показался мне испуганным, когда я впервые увидела тебя, и мне это было неприятно. Ты должен знать, что я не причиню тебе вреда. Посиди со мной и расскажи обо всем, что произошло за это время.

Альбин подчинился, и на протяжении следующего часа они проговорили между собой. Он рассказал ей обо всем, что случилось с тех пор, как Ривен бежала с королевского брачного ложа, а она объяснила ему, кто она такая и зачем она появилась тогда в Джедестроме.

— Значит, ты знала, что я разыскивал человека, умеющего играть на свирели, потому что ты прочитала мои мысли, — пробормотал Альбин. Он хорошо помнил ту волшебную минуту, когда он проснулся под чарующие трели ее музыки. Неудивительно, что свирель звучала в его ушах столь сладостно. — Подумать только, я все это время считал тебя деревенской девчонкой, которая ничем от меня не отличается, а ты всегда была богиней!

— Нет, не богиней, — поправила его Ривен. — Просто сиротой, у которой отняли принадлежащий ей камень и которая надеялась исправить причиненное ей зло тем или иным способом.

— Ты, должно быть, здорово рассердилась, когда я тогда толковал о доуми. Удивительно, как ты теперь меня выносишь.

Ривен выглядела оскорбленной.

— Как ты можешь так думать? Ты был моим другом. Может быть, ты не считаешь меня своим другом теперь, но зато я по-прежнему хорошо к тебе отношусь. Кроме того… — Ривен немного помолчала, — кроме того, теперь я повидала Джедестром и все то, что Броун сумел сделать, пока носил камни, и теперь я понимаю многое из того, что ты говоришь.

— Ты хочешь сказать, что не станешь наказывать нас весенними наводнениями?

— Конечно, нет.

— И ты не собираешься объединиться с остальными доуми, чтобы помочь им снова завладеть их камнями?

— Я даже не знаю их. Правда, однажды я видела Дриону, но это было тогда, когда я была еще очень маленькой. Так что я не вхожу в союз со всеми остальными доуми. Я ничем им не обязана и никаких чувств к ним не питаю. Тебе и народу Полуострова не нужно меня бояться. На самом деле я желаю вам только добра.

Альбин мрачно смотрел на Ривен и думал о том, что вряд ли все закончится так мирно, как она надеется, во всяком случае, этого не будет до тех пор, пока на юге Полуострова полыхает война со стьюритами и пока король находится вне себя от гнева и унижения, после того как Ривен бежала из дворца. Да к тому же Ривен носит под сердцем его ребенка!

Альбин заметал легкую полноту ее талии и догадался, что это может значить.

— А король? — спросил он. — Ты ненавидишь его?

Ривен быстро отвернулась, чтобы скрыть выражение своих глаз.

— Нет, я его не ненавижу.

Альбин наклонился вперед, он хотел взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть, но в последний миг испугался даже прикоснуться к ней.

— Он любит тебя, Ривен.

— Ох, Альбин…

— Да, любит! Я видел его на следующее утро после того, как ты убежала. Он был вне себя.

— От ярости, надо полагать.

— От боли, Ривен. Ты причинила ему своим поступком сильнейшую боль.

— Да. Я обманула его точно таким же способом, каким он обманул мою мать. Я одурачила его, — Ривен коротко, невесело рассмеялась. — Я не хочу говорить с тобой о Броуне, Альбин. Когда увидишь его в следующий раз, передай ему, что я не затаила зла ни против него, ни против жителей Полуострова. Скажи ему, что, если он оставит меня в покое, все останется так, как было прежде. Никаких наводнений, никаких потопов, никаких размытых посевов и потопленных стад. Я собираюсь управлять водами Полуострова ко всеобщему благу. Так что давай не будем больше говорить о Броуне, Альбин, давай лучше поговорим о тебе. Что заставило тебя так измениться?

— Измениться? — Альбин попытался прикинуться непонимающим.

Чистые серые глаза Ривен внимательно исследовали его лицо.

— Тебе не удастся скрыть этого от меня. Мой камень говорит мне, что ты несешь с собой его собрата. В эту самую минуту я чувствую, как камни протянулись один к другому.

Королевский гонец длинно и тяжело вздохнул:

— Надеюсь, ты не станешь пытаться отнять его у меня.

— Конечно, нет. Мне ничего не нужно от чужого камня. Кроме того, камень нельзя отнять силой. Но что все-таки происходит? Что ты задумал?

Альбин подробно рассказал Ривен о своем последнем опасном свидании с Эолом.

— Броун дал мне белый камень, чтобы я сумел защитить себя от него, — пояснил он в завершение своего рассказа.

Ривен удивленно приподняла брови.

— Значит, король доверяет тебе больше, чем кому бы то ни было, — сказала она.

— Я только боюсь, что мне не удастся оправдать его доверия. Что, если мне не хватит сил миновать Эола даже с этим камнем за пазухой? До сих пор этот камень ничего полезного для меня не сделал, только пугал.

Ривен оценивающе посмотрела на посланца.

— Я слышала, что Эол бывает жесток, и если тебе придется с ним встретиться, любая помощь может тебе пригодиться. — Мрачное выражение ее лица внезапно куда-то пропало, и Ривен засмеялась: — Похоже, я могу дать тебе кое-что.

— Что?

— Эол очень любит азартные игры. Он готов играть на что угодно и при этом не прочь сплутовать. — Ривен запустила руку в карман своего плаща и вытащила оттуда пару игральных костей из слоновой кости. — Их мне подарил один очень азартный игрок. Плутишку зовут Батин, и его любимое занятие — надувать партнеров по игре. Испытай их.

— Как?

К Ривен вложила кости в руку Альбина, и смущенно уставился на них.

— Задумай число и бросай. Давай. — Ривен слегка подтолкнула Альбина.

Тот пожал плечами:

— Пожалуйста. Скажем, я задумал число «восемь». — Альбин кинул кости, и ему вышло две четверки.

Ривен снова улыбнулась:

— Какое бы число ты ни задумал, такое число тебе и выпадет. Батин выиграл у меня три моих лучших свирели, прежде чем я поняла, чем он тут занимается. Он отдал мне кости в знак того, что он просто шутил, но мне они не нужны. Оставь их себе. Кто знает, они могут тебе пригодиться.

Но для Альбина любой подарок Ривен был сокровищем. Сжав кости в кулак, он поблагодарил ее:

— Спасибо, Ривен.

— Не за что. Жаль, что я ничем больше не могу помочь тебе. Мне очень не хватало тебя все это время.

— Я тоже скучал. — Альбин сглотнул. Ах, если бы только он осмелился сказать ей, как!

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом Ривен встала и протянула руку для прощания:

— До свидания, Альбин. Желаю тебе удачи, и пусть у тебя все сложится хорошо.

* * *

— Семечки из лучших подсолнухов садовника, ягоды из королевской теплицы, свежее зерно, отборное мясо — и ты ничего не ешь? — скрипя зубами, Тропос при помощи прутика вытолкнул из клетки Сэл плоское блюдечко с кормом, так что оно глухо звякнуло о поверхность стола. — Я вижу, что ты решила скорее умереть, чем помочь мне в осуществлении моих планов. Но я этого не допущу! — свирепо пробормотал колдун.

Сэл снова не ответила, и Тропос придвинул лицо почти вплотную к клетке и зашипел:

— Существует одно заклятье, для которого необходимо сердце живой пиллаун. Хочешь, я займусь этим прямо сейчас? Хочешь, я разрежу тебе брюхо и вырву твои внутренности?

Сэл в ответ только закрыла свои круглые пурпурные глаза и отвернулась. Острые зубы Тропос лязгнули.

— К счастью для тебя, я пока не готов заняться этим заклинанием. Пока ты останешься в живых, пиллаун. Кроме того, ты украшаешь мою комнату… — он некоторое время смотрел на птицу, думая о чем-то другом. Затем он сказал: — Ты, наверное, думаешь, что раз твоя госпожа вернула себе камень и вернулась домой к этой старой карге, которая ее воспитала, значит — она в безопасности? Это далеко не так. Возлюбленная тетка Ривен носит в своей костлявой груди опасную болезнь, которая очень скоро убьет ее.

Услышав это, Сэл открыла глаза.

— Ага! — обрадовался волшебник. — Я так и знал, что мне удастся привлечь твое внимание. Но есть и еще кое-что. Очень жаль, что Грис осталось жить так недолго, потому что твоя прелестная хозяйка, Ривен, которая сама еще почти что дитя, носит в своем чреве ребенка. Скоро ей понадобится нянька. — Тропос злобно покосился на пиллаун. — Да, моя крошка, Ривен беременна.

— Откуда тебе это известно? — перебила Сэл.

— Я так и знал, что ты удивишься! Позволь мне рассказать тебе кое о чем, если ты этого не знаешь. Во время беременности женщины бывают крайне уязвимы и легко ранимы. У всякого волшебника найдется немало заклинаний и магических формул, при помощи которых можно воздействовать на утробный плод. Я могу сделать так, чтобы ребенок родился глухим, слепым, кривобоким! Мне не составит большого труда все это проделать. Кроме того, любая женщина, не важно, доуми или нет, может получить родовые осложнения. — Тропос радостно потер сухие лапки. — Она даже может умереть!

— Ты — монстр, — устало произнес в его голове голос Сэл.

— Но я — добрый монстр, — засмеялся Тропос. — Я добрый, потому что приготовил для тебя превкусный обед! Если не хочешь, чтобы я повредил Ривен иди ее ребенку, лучше съешь это, — с этими словами маг затолкал блюдечко обратно в клетку Сэл и с удовлетворением стал смотреть, как пиллаун принялась клевать зерна.