Дома у Уллис вечеринка. С верхнего этажа доносится шум и грохот.

— Ничего себе, разошлись! — говорит мама, сидя на диване с Йенной.

Мама смотрит вверх, как будто боится, что потолок треснет и какой-нибудь весельчак свалится ей на голову.

— Это ведь у твоей одноклассницы, да?

Йенна кивает и одновременно пожимает плечами, не отрывая взгляда от развлекательной программы, которую она вообще-то не должна смотреть сегодня вечером. Вообще-то это позор — сидеть и смотреть телек вечером в пятницу.

— Наверное, у нее, — говорит мама. — Интересно, а мама ее дома?

Йенна снова пожимает плечами. На экране толстяк пытается преодолеть полосу препятствий, публика подзадоривает его криками, а ведущая — стройная красотка — смеется и смеется: замечательно, когда люди не стесняются смешить других!

Йенне все это кажется невыносимым.

— Хочешь чипсов? — спрашивает мама. — Я сделала твой любимый соус.

Мама пытается встать, но лицо искажает гримаса, перед глазами темнеет.

— Вот черт, — говорит она, трогая ноги, спину, бедра: последнее время ее беспокоят все, ВСЕ части тела.

— Я принесу, — говорит Йенна и спешит на кухню.

Там звуки вечеринки слышны еще лучше: музыка, смех, топот. Интересно, Сакке там? Конечно, там. Ясное дело, все там. Все, кого не надо искать в школьном каталоге, чтобы вспомнить, кто они вообще такие.

Йенна Вильсон.

Кто?

Ну, та, высокая, русые волосы. Довольно обычная внешность. Ходит в слишком коротких джинсах и невзрачных блузках.

Кто?

Ну, ты вспомнишь, если постараешься, — учится в одном классе с Уллис. Но они не дружат. Она все время ходит с такой темненькой, в очках. Она играет на пианино.

Йенна?

Да нет, та, темненькая! В столовке всегда сидят за отдельным столом, вдвоем. Около кадки с пальмой.

А, э-э-эта! Ну да, точно. Но в ней, вроде, ничего особенного?

Нет, ничего в ней особенного нет.

Совершенно ничего особенного.

Поэтому Йенна и не идет на вечеринку.

Йенна вздыхает, достает из холодильника соус, а чипсы берет в буфете, с полки, на которую их положила мама, не самой нижней и не самой верхней. Маме больно тянуться вверх и наклоняться вниз тоже больно.

— Вот, — Йенна со стуком ставит миску на журнальный столик, вернувшись в комнату.

Мама обеспокоенно смотрит на Йенну.

— А чем сегодня занята Сюсанна? — спрашивает она.

— Понятия не имею, — отвечает Йенна.

И это правда. Сюсанна предложила поиграть вечером в покер, но покер Йенне дико надоел. Играть в покер вечером в пятницу — еще позорнее, чем смотреть развлекательную передачу про людей, которые обливаются потом и ржут без причины.

Сюсанна предложила придумать что-нибудь другое, но Йенна не захотела и сказала, что плохо себя чувствует, что ее тошнит. Ей ничего не хочется. Даже с Сюсанной встречаться не хочется.

Сверху доносится громкий стук.

Йенна с мамой смотрят вверх, на потолок. Раздается громкий крик — но не страшный. Не такой, как однажды ночью, когда мама упала возле туалета и закричала во весь голос от жуткой боли, а Йенна подумала, что мама сейчас умрет, вот прямо сейчас, и тоже закричала.

Два страшных крика среди ночи.

Но этот крик сверху — не страшный. Он радостный, веселый, как будто кого-то щекочут. А Йенна не боится щекотки.

— А ты почему не с ними? — вдруг спрашивает мама.

— Чего?

— Ну, почему ты не у нее, не у Уллис? Там, кажется, весело. Может, тебе пойти?

— А может, и не пойти.

— Но тебе, наверное, не очень весело сидеть тут со мной? — говорит мама и улыбается Йенне.

Она, конечно, желает ей добра. Она думает, что Йенна и вправду могла бы пойти на эту вечеринку, что это лучше, чем сидеть дома. Она думает, что у Йенны есть выбор.

Йенна снова вспоминает фотоальбом и мамину развеселую юность с Гуллан, и Лайлой, и Кикки, и Викки, и Говникки. Вот им, наверное, было клево, уж они-то были звездами. На тех фотографиях мама красивая и здоровая.

А сейчас такая некрасивая.

Сил нет.

— Пойду спать, — говорит Йенна.

Она встает и уходит, оставив маму наедине с чипсами, соусом и искусственным смехом из телевизора.