Лучшую мамину подругу зовут Марита.
Иногда, если мама возвращается из больницы усталой и вялой, Марита приходит в гости и приносит собственного приготовления мармелад, варенье, желе, пироги и прочие вкусности.
Мама почти не ест Маритины гостинцы — ее может вырвать. Но это неважно, говорит Марита, можно ведь оставить на потом, когда станет лучше, или просто смотреть на еду, это тоже удовольствие, а можно и выбросить потом. Но приносить гостинцы я буду. Всегда приносила и буду приносить, говорит она.
От слов Мариты у мамы на глаза наворачиваются слезы, и она отвечает, что Марита просто чудо.
И у Мариты тоже наворачиваются слезы, и она говорит, что если кто и чудо, то это мама. И они обнимают друг друга. Долго.
Иногда Йенна почти ревнует маму к Марите, хотя и понимает, что это просто смешно. Ей же тринадцать, господи, в тринадцать лет уже не ревнуют маму к друзьям!
Иногда Йенне кажется, что мама это замечает и поэтому устраивает девичник для них троих, выбрав вечер, когда чувствует себя лучше. Хотя бы немного лучше. Тогда Марита оставляет детей со своим непутевым, как она говорит, мужем и, надушившись, спешит к маме и Йенне. Марита никогда не звонит в звонок, она трижды стучит, распахивает дверь и входит со словами: «Эй, девчонки!» — и Йенна с мамой радостно откликаются. Потом откупоривается бутылка вина, и разговоры «между нами, девочками» продолжаются чуть ли не до самого утра. Йенне вина, понятное дело, не наливают: для нее мама готовит специальный напиток с соломинкой и ломтиком лимона, а бокал, в который наливается этот коктейль, заранее охлаждается в морозилке и покрывается красивыми морозными узорами.
— За нас! — восклицает Марита, как только все усаживаются поуютнее, и они поднимают бокалы, и бокалы звенят, и всем весело, и это настоящий девичник!
Марита всегда остается надолго.
Когда у Йенны начинают слипаться глаза, она кладет голову маме на колени, и плевать, что ей уже тринадцать. А мама и Марита все говорят ночь напролет, и зажигают новые свечи, и смеются, и подливают вина, и тихонько чокаются бокалами, чтобы не разбудить Йенну, которая все равно то просыпается, то снова засыпает. А Йенна обожает так лежать — лишь бы не в тишине, лишь бы не в темноте.
Здесь ей не страшно.
Здесь она под защитой от ненужных мыслей.
Здесь она может спокойно спать.
Но на этот раз Марита не приходит.
У мамы нет сил.
— Я могу остаться еще на пару дней, — говорит бабушка. — Я уже отпросилась с работы.
— Может, хватит и меня? — возражает Йенна.
Мама лежит в постели, бледная и усталая. Бабушка и Йенна стоят по обе стороны от кровати, как стражи.
— Я останусь, — решает бабушка и утирает капли пота с маминого лба. — Хочешь чего-нибудь, Лив?
Мама просит немного воды, а больше ничего, ничего, надо только отдохнуть, отдых и покой — вот все, что ей нужно. Бабушка кивает и выходит из комнаты. Йенна садится рядом с мамой. Хочет обнять ее, но останавливается на полпути. Мама не похожа на саму себя.
— Тебе помочь чем-нибудь? — спрашивает Йенна.
— Нет, милая, — отвечает мама. — Не надо, спасибо.
Йенна не уходит, а смотрит на маму, которая лежит под одеялом. Ей хочется рассказать о том, что учительница французского Элис похвалила ее произношение, что физрук Йорген все твердит, что Йенне надо серьезно заняться баскетболом, что Сакке почти поздоровался с ней в подъезде пару дней назад — ну, по крайней мере, кивнул.
«Вы что, правда говорите о таких вещах?» — спросила однажды Сюсанна, имея в виду парней.
Да, правда, говорят. Точнее, говорили.
Йенна тоже гладит маму по лбу, и ей так хочется сказать, что ей не хочется, чтобы бабушка оставалась у них, что ей хочется быть наедине с мамой, что она справится. Но нельзя. Йенна смотрит на маму и понимает, что так говорить нельзя.
— Вот и водичка! — щебечет бабушка, влетая в комнату, которая тут же снова наполняется запахом ее духов.
Мама берет стакан и жадно пьет большими глотками.
— А теперь пусть мама отдохнет, — говорит бабушка, гладя Йенну по голове. — Зови меня, если что-нибудь понадобится, Лив.
— Или меня, — добавляет Йенна.
Но мама не отвечает. Она засыпает еще до того, как бабушка уводит Йенну из комнаты.