Йенна сидит за письменным столом, крутится на стуле, ей стыдно. Но она не хочет, правда.

— Так ты не пойдешь? — последний раз спрашивает бабушка.

Она стоит на пороге Йенниной комнаты. Старый дурацкий листок с надписью «Без стука не входить!» по-прежнему висит на двери. Лет пять уже висит.

— Нет, не пойду, — отвечает Йенна, склонившись над блокнотом и делая вид, что очень занята.

— Ты, конечно, не обязана, — за бабушкиной спиной вдруг вырастает дедушка.

— Нет, конечно, ты не обязана, — поддакивает бабушка.

И все-таки Йенне кажется, что слова произнесены колючим тоном.

Сегодня Йенна опять не пойдет с ними в больницу. С тех пор как маму туда положили, прошло уже несколько недель — несколько недель Йенна слышит мамин теплый голос только по телефону. Или уже сто тысяч лет?

Но Йенна все равно не пойдет с ними в больницу.

— Передавайте привет и обнимите от меня, — говорит она. — И скажите, что я позвоню вечером, как обычно.

— Конечно, скажем, — отвечает бабушка. — Удачи с уроками!

— Good luck! — восклицает дедушка, очень довольный своим остроумием: Йенна утверждает, что готовится к контрольной по английскому.

Бабушка смеется.

Дедушка смеется.

Йенна смеется.

Фальшиво.

Уходите!

И они уходят. И в квартире становится тихо. И Йенна знает, что она не права, что нельзя вот так прятаться. Раньше она никогда так не делала.

Йенна ездила в больницу при любой возможности, брала с собой яблоки и журналы, письма от Мариты, она сидела на твердом краешке маминой кровати, разговаривала, смеялась — в общем, старалась взбодрить маму как могла.

А когда бабушка и дедушка ездили вместе с ней, слушала их и соглашалась: да, сегодня мама выглядит гораздо лучше, чем в прошлый раз. Йенна смеялась, когда дедушка перешучивался с какой-нибудь медсестрой, улыбалась в ответ на мамины улыбки. Как робот. Так было проще.

Но теперь она больше не может.

Просто не может, и все.

— Блин, черт, фак! — бормочет она, уткнувшись в учебник английского.

Предательница. Вот она кто. Но к маме она больше ездить не хочет. Она не хочет видеть ее в больнице, с морщинами от постоянных болей, с бледным лицом. Не хочет видеть, как мама мерзнет под желтым больничным одеялом, как в нее втыкают иголки, кормят таблетками — круглыми, продолговатыми, в оболочке, без оболочки.

Йенна не хочет видеть, как мама исчезает.

Не хочет ее видеть.

Потому что это уже не мама.