Они едут домой, идет дождь. Конечно же, идет дождь, слезы текут в машине и по машине. Бабушка за рулем. Йенна рядом с ней. Дедушка полулежит на заднем сиденье и плачет.
Момент смерти. Йенна и дедушка играли в карты в палате для родственников. Они не слышали последнего вздоха.
— Он был такой легкий, — всхлипывала бабушка. — Как будто вся боль, все страдания просто покинули ее. Она казалась такой спокойной. Такой спокойной.
Дедушка ударил кулаком по стене, когда ему сказали. Упала картина. Разбилось стекло, медсестры прибежали подметать осколки.
Йенна никогда не видела мертвого человека.
Бабушка осторожно спросила: хочешь ее увидеть? Скоро ее будут приводить в порядок, хочешь ее увидеть? Йенна не знала. Откуда ей знать, она вообще ничего не знает.
— Мне кажется, это поможет, — сказала бабушка. — Нам сказали, что лучше посмотреть.
Поэтому Йенна в последний раз вошла в тринадцатый зал, увидела маму, лежащую в белом саване. Кто-то зажег толстую свечу и поставил на столик. Кто-то вложил Рагнара в сложенные мамины руки. Кто-то хотел, чтобы все было красиво.
Йенна поцеловала маму в лоб. Он был холодным.
— Люблю тебя, — прошептала она, и дедушка разрыдался в углу.
Дедушку все трясло и трясло от плача, и сначала к нему подбежала медсестра Ингрид, а потом бабушка. Они обнимали и успокаивали его, говорили какие-то слова.
Люблю тебя.
Так сильно тебя люблю.
Я не смогу без тебя.
Вернись.
Блин, мама.
Не будь мертвой.
Я не справлюсь!
— Скоро будем дома, — говорит бабушка, поглаживая Йенну по коленке. — Нам всем нужен сон. Надо выспаться. Мы почти дома.
Дома. Йенна не хочет домой. Не хочет возвращаться в квартиру, не хочет обратно в школу, не хочет вереницы дней, протянувшейся перед ней. Не хочет новой жизни. Бедная Йенна. Теперь все так и будут думать.
Бедняжка Йенна,
Привет, меня зовут Йенна,
у меня нет мамы,
у нее только что умерла мама,
и папы тоже нет,
да, от рака, она долго
потому что он вот уже десять лет
живет в Стокгольме
болела, лет восемь, да,
со своими мерзкими близнецами
и кривоносой женой,
да, это ужасно! Такая молодая!
И теперь Йенна
за это время я ни разу с ним не говорила,
будет жить с бабушкой и дедушкой, говорят,
то есть с тех пор, как мне было два года,
они переедут, подыскивают новую квартиру, а пока живут то есть папы у меня вообще-то нет, но мне
в старой, знаешь, в том сером доме, на углу? Да,
наплевать, потому что он дурак. ужасная трагедия, просто ужасно… еще кофе?
Всю неделю до похорон Йенна не будет ходить в школу. Ей надо отдохнуть. Бэ-Дэ будут звонить по объявлениям, чтобы подыскать новую квартиру. Им кажется, что лучше всего переехать. Нет, не уехать из города — боже упаси, они не собираются разлучать Йенну с друзьями, — но теперь им нужна квартира побольше.
Они продадут свой дом.
Йенна боится похорон. Она никогда не была на похоронах, она не хочет на похороны, но у нее нет выбора. А после похорон — в школу, и этого Йенна тоже боится. В ее присутствии все будут чувствовать себя скованно, ходить, не решаясь смотреть на нее, глядя в пол. Никто не будет сметь заговорить с ней: что можно сказать, что тут скажешь, блин, у нее только что умерла мать, лучше уж заткнуться и молчать, чтобы не сморозить чего ненароком. И сама Йенна будет мало говорить, ведь она скорбит. Сколько-то дней подряд она будет молчаливее и мрачнее обычного, и каждый из учителей будет просить ее остаться после урока. Чтобы выразить соболезнования. Чтобы сказать, что они понимают. Чтобы протянуть ей листок с номером телефона — на всякий случай.
Йенна будет с благодарностью брать эти листочки, ценя их внимание.
Едва оказавшись за дверью, она будет в сердцах комкать их и бросать в мусорную корзину.
Ничего они не понимают.
Она будет идти по коридору, бесконечному, она будет видеть людей, которые раньше понятия не имели о том, кто такая Йенна, которым дела не было и которые все равно будут слать ей робкие улыбки, говорящие: «Я все знаю, мне тебя очень жаль», — по совету своих родителей, увидавших в газете некролог.
Теперь все будут знать, кто такая Йенна. Все.
Та самая Йенна. Йенна-у-которой-умерла-мама.