Это история о бесстрашном исследователе, добровольно согласившемся участвовать в радикальном научном эксперименте и в результате оказавшемся очень далеко от дома – и по уши в неприятностях!
Одна из самых известных писательниц своего поколения, Гвинет Джонс разделила победу с Элис Шелдон (псевдоним Шелдон – Джеймс Типтри-младший), получив премию за роман «Белая королева», написанный в жанре научно-фантастического эссе, а также выиграла премию Артура Кларка за роман «Просто, как любовь» и две премии Мировой фантастики – за рассказ «Принцесса из травы» и сборник «Семь сказок и басен». В числе других ее книг романы «Северный ветер», «Пыльца», «План побега», «Ангельское терпение», «Кафе «Феникс», «Замки из песка», «Камень свободы», «Полночная лампа», «Благоприятный момент», «Жизнь», «Вода в небе», «Зов железных лесов», «Обмен», «Дорогой Хилл», «Скрытое» и «Радужный мост», а также более шестнадцати романов для подростков, написанных под псевдонимом Энн Хэлем. Ее редкие короткие фантастические рассказы публикуются в Interzone, «Научной фантастике Азимова», Offlimits и других журналах и антологиях и собраны в книгу «Идентификация: короткие рассказы». Также она является автором работы «Звездолеты: наука, вымысел и реальность». Новейшими ее произведениями являются «Дух, или Принцесса спящего леса» и два сборника «Квартет Буонарроти» и «Вселенная вещей». Гвинет Джонс живет в Брайтоне, Англия, с мужем, сыном и бирманским котом.
Гвинет Джонс
Планета по имени Желание
1. Джон Форрест, исследователь
Лаборатория располагалась на последнем этаже. Из ее широких окон открывался живописный вид на Атлантический океан, окружающий территорию здания. Яркая звезда, словно крошечная луна, сияла над горизонтом в лучах заходящего солнца.
– В старые времена ее называли Хава, – сказал ученый.
– Так ее называют догоны? – спросил Джон Форрест – высокий, здоровый и загорелый, уже за сорок, но в отличной форме. Он носил аккуратно подстриженные бороду и усы; его жесткие каштановые с рыжим отливом волосы были зачесаны назад, он смотрел на собеседника непроницаемым взглядом темно-синих глаз. – Вы ведь догон, верно?
Они были одни в лаборатории, в соседнем помещении находились только охранники. Доктору Сэвену ПоТоло, маленькому и смуглому, худому и очень юному, стало неловко, но он ничего не мог поделать. Мистер Форрест, мультимиллиардер, известный на весь мир бизнесмен-филантроп, эколог, любитель смертельно опасных трюков для настоящих мужчин, имел прямое отношение к фонду. Он вкладывал в работы ПоТоло миллиарды и был беспощаден при любом намеке на инакомыслие.
ПоТоло с сомнением покачал головой.
– Боюсь, моя родословная слишком запутанна: Камерун – это настоящий плавильный котел. Мой дед по материнской линии говорил на одном из исчезнувших языков побережья. Но «Хава» – заимствованное слово. Я полагаю, что оно арабского происхождения и означает «желание».
– Чувственное желание, – согласился Форрест, – искушение Евы.
Он повернулся, чтобы разглядеть установку, которую они испытывали.
– Какие там могут быть условия?
– На поверхности они могут оказаться удивительно похожими на земные, – ответил ПоТоло. – Система тектонических плит еще не разрушена, океаны не выкипели, атмосфера насыщена кислородом, и давление еще не начало стремительно расти… Вращение планеты должно быть быстрее…
Форрест изучал оборудование. Большая часть его была непонятна, за исключением сканирующих ворот и датчиков биомедицинских приборов. Черный с жирным блеском шар, сжатый автоматическими захватами в прозрачной камере, привлек его взгляд; в нем было что-то от древних ядерных реакторов.
– Но никаких гарантий, – сухо закончил бизнесмен.
– Гарантий нет… Мистер Форрест, вы подписали отказ от претензий в случае смерти. Ни ваши родственники, ни какие-либо другие заинтересованные стороны не будут иметь никаких правовых исков к нам, если вы не вернетесь. Но уровень опасности невероятный. Не хотите ли вы поменять решение?
– На что поменять? – В глазах Форреста сверкнули синие огоньки. – Прожить жизнь в окруженном охраной анклаве, в мире, где предпочтительнее быть слепым, чем зрячим. Леса погибают, океаны отравлены. Мы захлебываемся в своих собственных отбросах и в разгар массового вымирания, вызванного нашими действиями, продолжаем слепо двигаться к третьей мировой войне! Нет, я не передумаю. Не рассказывайте мне о риске, я в курсе!
ПоТоло осторожно кивнул. Он был сильно испуган, но не желал признаться в этом белому богачу, обладающему огромной властью и безрассудным нравом.
– Простите. Мы можем продолжить.
– Мне ничего с собой не нужно брать? Ни маячков, ни шлемов, напичканных аппаратурой?
– Требуется только проглотить капсулу. Если условия на планете именно такие, как мы предполагали, мы сумеем забрать зонд и вас вместе с ним. Сколько времени вы там проведете, сказать не могу, поскольку это зависит от множества переменных. Вам не нужно ничего делать. Можете ходить, любоваться пейзажами, а потом мигом перенесетесь сюда, назад.
– Забавно, если я исчезну в процессе разговора… Еще вопрос. Вы поставили на кон свою карьеру, ПоТоло, а я – свою жизнь. Что для вас значит этот эксперимент?
– Это зона обитания, – начал объяснение ученый. – Древняя Венера, в сущности, сыграет роль ближайшей доступной нам планеты, пригодной для обитания. Если мы сможем подтвердить наличие на Венере пространственно-временного интервала, доступного для обитания, это станет подтверждением того, что у Земли есть альтернатива. Мы не можем отправлять зонды на экзопланеты, в отдаленные системы, за много световых лет отсюда, и этот барьер непреодолим, но…
– Ерунда. Ваш основной мотив – это слава, а слава ваша теперь достанется мне. – Форрест усмехнулся. – Вы проигрываете, я выигрываю. Я всегда выигрываю, ПоТоло. Вижу возможность и пользуюсь ею.
– Вы готовы, мистер Форрест?
– Да.
Форрест занял место напротив ворот, свободно опустив руки. Он повернул голову, чтобы в последний раз взглянуть на яркую Вечернюю звезду. Мир померк.
Он стоял в зарослях деревьев в слабом розовом с зеленым отливом мареве сумерек. В большинстве своем это молодняк, но некоторые стволы толще человеческого тела. Ветви, поросшие мхом, тянулись вокруг; почва под ногами пружинила и немного проседала, словно полностью состояла из эластичных матовых корней. Неба не было видно. Воздух не теплый и не холодный, без единого дуновения; висела странная тишина. Он посмотрел на себя, проверил снаряжение и содержимое карманов. Он был одет так, как пришел в лабораторию в Западной Африке, в привычную легкую форму. Это поразило его; неожиданно, хотя почему нет? Что есть тело, как не одежда, очередной слой сознания, воспринимаемого извне? И его тело, видимо, переместилось. Или перелетело, если так можно выразиться. Никаких сумок. ПоТоло сказал, что нельзя брать с собой вещи.
ПоТоло!
Имя прозвучало в его голове, как сигнал, напоминая о том, что только что произошло. Вот так скачок! Он сделал несколько шагов, потом еще, пытаясь сориентироваться, понять, в каком месте он оказался. Жаль, что он даже приблизительно не знает, сколько у него времени. Десять минут или десять часов? Как далеко он может уйти? Его окружали серо-зеленые стволы, один или два мертвых гиганта не имели возможности упасть, поддерживаемые своими живыми собратьями. Внезапно ему пришло в голову, что он просто спит. Да, наверное, так и было. Объяснения ПоТоло, аппарат, ворота, внезапное появление пустынного снаряжения, все наложилось одно на другое в совершенно неправдоподобном сне. Реальными остались только мрачные джунгли вокруг, но как он попал сюда?
Не слышалось ни звука, но он почувствовал поблизости легкие быстрые перемещения. Существа размером с сусликов были хорошо замаскированы: длинные подвижные мордочки и лохматые и, кажется, безногие тела. Их стремительное приближение пугало, сон неожиданно превратился в кошмар; но они явно почувствовали прибытие Форреста. Он кинулся прочь, нашаривая руками имеющиеся средства защиты, затем резко развернулся и распылил им навстречу струю из перцового баллончика. Фокус удался. Черт, значит, твари все же уязвимы, и к тому же им нравился вкус собственных собратьев, это полезная информация об агрессивной нечисти. Зона высадки оказалась теперь вне поля зрения, но, прежде чем Форрест успел это осознать, на сцене появились новые игроки. Лохматые четвероногие существа: размером крупнее первых и умнее, охотящиеся стаями. Он бросился бежать, но твари окружили его. Выбора не оставалось, в мгновение ока он рванулся вверх по дереву на три-четыре метра, затем вскарабкался еще выше и уселся на ветви. Заряжая травматический пистолет, Форрест пытался справиться с адреналином в крови и почти хохотал.
И это место зовется Желание!
Ни брони, ни огнестрельного оружия он при себе не имел. Его снаряжение – совсем не для боя. Что ему теперь, вещать своре венерианских гиен «Я пришел с миром»? Твари имели грозные клыки, и оставалось надеяться, что имеющегося снаряжения будет достаточно для обороны. Но видимо, гиены не умели лазать по деревьям. Какое-то время они разочарованно кружили, хрипло дыша, а затем отступили в заросли и исчезли из виду.
– Игра, по их мнению, не стоит свеч, – пробормотал Форрест. – Или я пахну как-то не так, неаппетитно.
Он оценил создавшееся положение: на дереве, в чаще, полной голодных хищников, в двух или трех миллиардах лет и тридцати миллионах километров от дома. Форрест отметил, что тайно гнетущая его депрессия – волчья тоска, преследующая его годами, – исчезла. Воздавая хвалу ПоТоло, он задумался: задержится ли он здесь хотя бы на несколько дней? Здесь он нуждается в пище, воде, убежище, защите от зверей, способных разорвать его на части! Опасности, с которыми он сталкивался, и, возможно, смертельные опасности или даже непреодолимые радовали его. Пока он обдумывал, спускаться с пистолетом или убрать его в кобуру, тяжелая, парализующая боль пронизала ногу. Дерево оказалось непростым. Он вздернул правую штанину и увидел серые узловатые пряди, плотно обернутые вокруг голени. А он и не заметил, как на сучьях появились присоски и впились в кожу, пробравшись под одежду. Форрест выхватил нож и полоснул по стеблям. Боль усилилась, она была глубокой, резкой, он понял, что в тело введен яд, но не терял время. Присоски отвалились. Форрест сделал длинный надрез по ранкам, имеющим форму улыбок, в надежде, что яд вытечет вместе с кровью. Нет, слишком поздно! Пытаясь перетянуть ногу жгутом, он почувствовал, что не может вздохнуть, потерял сознание, пошатнулся и рухнул вниз.
Он очнулся на постели, укутанный теплым одеялом. От него пахло падалью, и Форрест вспомнил, как его волокли сквозь тьму, возможно, именно те зубастые гиены, но подробности тонули в красном тумане боли… Сейчас боль была еще сильнее, к тому же она была другой, возможно, у него сломаны кости, но не гиены принесли его туда, где он сейчас находился. Мерцающий свет заполнял жилище, обставленное грубой мебелью. Рядом с ним кто-то сидел, скорчившись перед огненным шаром, углубившись в рассматривание каких-то символов на столе. Белые пальцы переставляли значки, задумчиво склоненная голова сверяла их с текстом. Он был уверен, что видел то же самое раньше, далеко отсюда, в других мирах…
«Она гадает на меня», – подумал он, сам не зная, почему решил, что это именно женщина. Рука стряхнула значки со стола и исчезла. Фигура откинулась, бормоча что-то, глядя вниз, на открытые ладони, словно вступив в диалог с Всевышним.
Он снова заснул. Боль угасала, как затухающий огонь.
Когда он проснулся в следующий раз, она сидела рядом, на его постели, в совершенно нечеловеческой позе.
– Хорошо. Ты проснулся, – произнесла она. – Твоя голова ясна?
Он кивнул, глядя на нее. Его спасительница была женщиной без волос, со сверкающей зеленоватой кожей и сильным хвостом, которым она пользовалась как третьей ногой. Она напоминала птицу или змею (зеленые глаза на пол-лица, широкий рот с жутким блеском рядов острых, как бритва, зубов). Она говорила, и он понимал ее. Видимо, это все же сон.
– Падение с дерева спасло тебе жизнь, но какой ценой… Я сращу твои сломанные кости, дам противоядие, однако укус Зубастика уже начал действовать. Придется вырезать гнилое мясо и имплантировать регенерирующие капсулы. Ты должен знать: я могу дать тебе покой, унять боль, но не могу тебя вытащить. – Она показала ему ладонь, он увидел движущиеся символы. – Я могу прочесть общее течение болезни, но не его детали, а анестезия очень тяжела. Я могу убить тебя ею.
– Ты доктор, – медленно произнес Джон Форрест.
– Да, – ее жуткий рот раскрылся шире, и ему показалось, что челюсть сейчас отделится от ее лица. – Я доктор. Процедура может быть очень болезненной.
– Приступайте, доктор. Нужно ли мне что-либо подписывать?
– Не обязательно.
Операция прошла успешно. Когда боль, сжигающая его, улеглась, она сказала ему, что все хорошо и что он скоро поправится. Затем спросила, откуда он родом.
– С неба, – ответил Форрест. – Это важно?
– Для меня – нет, – ответила ящерицеподобная женщина, раскрывая широкий рот.
Он наконец заметил полупрозрачную паутинку гарнитуры и микрофон возле ее губ, поблескивающий в свете костра. Он поднял руку, которая не была укрыта греющим покрывалом.
– Что это? Переводчик? – настороженно спросил он.
– Да, сэр, устройство для перевода. Это может выглядеть старомодно, но он преобразует мой язык в ваш, а ваш в мой достаточно адекватно. Мистер Пришелец, у меня есть дело, которое не терпит отлагательств. Если вы можете идти, я отведу вас в лучше оборудованное убежище, где вы сможете отдохнуть и восстановиться в безопасности.
Нет, понял Форрест, это не сон. Он на Древней Венере, и его спасительница являлась частью Венеры. Нежданная встреча!
Она рассуждала невозмутимо, а ведь могла испытать потрясение из-за появления человека с необычной анатомией тела: прекрасно, он не против такой сдержанности. Он и не собирался немедленно рассказывать о себе.
Форрест не мог знать, сколько времени находился в этой пещере. Даже по росту бороды определить это было невозможно, поскольку женщина сохраняла ее коротко подстриженной. Но, как он мог предположить, возвращение не удалось; видимо, он оказался слишком далеко от зоны вылета. Но Форрест не особо беспокоился. ПоТоло непременно сделает все возможное. Все, что Форресту требовалось, – это вернуться назад в нужную зону, прежде чем орбиты планет разойдутся слишком далеко друг от друга.
Она вела его то вверх, то вниз, показала ему «источник», вода в котором поднималась по корням деревьев, объяснила, как пользоваться огненным шаром (горящим природным газом, из того же источника) и плодами, похожими на тыквы. Говорила она мало и всегда ледяным тоном, если переводчик верно передавал интонации. У Форреста возникла догадка, позабавившая его: вероятно, он для нее по местным меркам не особенно прибыльный клиент; она спасает его только благодаря венерианской клятве Гиппократа.
Они покинули пещеру через длинный извилистый лаз – у Форреста тут же пробудились воспоминания о ночном кошмаре – и вышли через дыру в огромном трухлявом корне. Их «убежище» находилось в норе под гигантским пнем. Инопланетянка шла впереди, а Форрест двигался за ней, припадая на больную ногу. Он безрезультатно пытался убедить ее отвести его обратно, туда, где она его нашла, и даже разозлился. Но он был не такой дурак, чтобы сопротивляться и пытаться уйти против ее воли. Если эта ящерица притащила его сюда самостоятельно, значит, она была чрезвычайно сильна. Или у нее имелись помощники, которых он не видел, либо и то и другое одновременно. Она была одна, питалась тыквой, но вместе с тем пользовалась потрясающими технологиями. В чем дело? За кого она принимала Форреста? Неизвестных в уравнении оказалось много, но, несмотря на раздражение, он наслаждался приключением.
К тому же женщина-ящерица шла очень быстро. У нее находилось его снаряжение, он же не нес ничего, и это его раздражало. Если там и были тропы, она ими не пользовалась; если у нее и имелся транспорт, она предпочитала ходить пешком. Кто она? Одна из венерианских отшельников-выживальщиков, уходящих в леса из ненавистных городов? Он решил не отставать. Когда она протянула ему одну из сочных тыкв, он опустошил ее, не нарушая шаг, но это далось ему нелегко.
На ней была надета свободная серая накидка; под накидкой – рубашка и штаны, имеющие сзади широкий вырез для хвоста. Когда она перешагивала какое-то препятствие, ее накидка вздернулась, и Форрест увидел основание ее хвоста – это, как ни странно, показалось ему сексуальным.
Вскоре ее хвост стал единственным, на что он смотрел, двигаясь вслед за ней.
Голова его кружилась от усталости. Он сосредоточился на зудящих пальцах, пытаясь вытащить из-под ногтя крошечного коричневого червячка или гусеницу. Он не осознавал, что остановился, пока женщина-ящерица, стоявшая перед ним, не взяла его за запястье и не надела ему наушник переводчика.
– У тебя кружится голова, – произнесла она, и в глазах ее было холодное пренебрежение. – Ты дезориентирован, не можешь сосредоточиться? Зудит кожа?
– Все верно, – пробормотал Форрест, – молодец, доктор. Ты обещала помочь мне.
– Не думаю, что я говорила так, но все же я помогу.
Она лгала, дело стало хуже. Теперь он действительно ушел далеко. Венерианка провела Форреста сквозь дремучие заросли, по пути он рухнул в канаву, затем долго продирался сквозь свисающие корни. Наконец они выбрались на полянку, где росли деревья, красноватые и в наростах, которые Форресту здесь еще не встречались. Они стояли группой в отдалении от ближайших соседей.
По ее требованию, спотыкаясь и путаясь, он разделся, присев на естественную ровную площадку среди корней. В нижней части ствола была трещина. Она сунула что-то ему в руку, заставив сжать, и произнесла, глядя в упор:
– Рань дерево! Ударь его. С размаху. Глаза закрой. Понял?
В руке у него был нож. Он поднял руку и ударил по дереву. Мощный фонтан обжигающе горячей жидкости вырвался из-под коры и окатил его целиком.
Горячий душ! Бог мой!
Зуд, не дающий ему думать, жестокий, охвативший все тело, усилился до невыносимости. Он взглянул вниз и увидел рассадник маленьких коричневых червей у себя на груди. Потом еще, на животе и руках. Они, извиваясь, лезли из всех пор, из ануса, они сотнями ползли отовсюду. Горячая струя очищающей жидкости ослабла. Он отчаянно ударил по дереву снова, затем еще раз. О, какое облегчение…
После первой серии «обливаний» венерианка осмотрела его и отправила снова к лечебным деревьям. После второго захода она осталась довольна и хлопнула рукой по новой тыкве в мягкой кожуре.
– Возьми. Что бы мы ни делали, мистер Пришелец с неба, это еще не конец. Ты будешь делать то же, что делаем тут мы. Бриться и использовать барьерные методы, иначе телогрызы расправятся с тобой. Я помогу, пока они тебя не свалили.
Она заставила его сесть на землю и начала втирать зернистую желеобразную грязь в его волосы, бороду, руки, грудь, лобок, после чего послала его все смыть и намазала его кремом, от которого его кожа стала сверкать и лосниться, как ее собственная. Кроме того, она смазала каждое отверстие его тела, включая ноздри, рот и глаза «дышащим гелем», объяснив, что это необходимо. Телогрызы теперь не смогут заблокировать дыхательные пути или ослепить своего хозяина, пока он не умрет. Его эрекция, которую она спровоцировала, ее не побеспокоила, она просто не обратила на нее внимания. Но когда он оказался побрит, помыт и одет, между ними появилось что-то, чего не было прежде.
– Вот теперь поговорим, сэр. Как твое имя?
– Форрест. Меня зовут Джон Форрест, а тебя?
– Секпул.
– Сек. Это означает деревья, верно?
– Ты знаешь мой язык?
Он отрицательно покачал головой.
– В пещере я слышал, как ты обращаешься к кому-то. Или это была молитва богам? Я слушал. По частоте употребления я понял, что «сек» означает леса или деревья. – Он указал на стволы вокруг.
– У меня нет богов, – ответила она. – «Ул» означает песня. «П» – разделяющий звук, меня зовут Песня Леса. «Секул», без «п», означает другое.
Различие, по видимости, было важным, но он не знал, что ей ответить.
– Ладно, Секпул. Э-э, «Джон» означает «дар бога».
Она засмеялась, по крайней мере звук, издаваемый ею, означал смех. Его глаза горели от мази, но со зрением все в порядке. Он был здоров, жив. И в хорошей форме – наверное, впервые с момента приземления. Форрест посмотрел на ствол дерева, проколотый ножом, и место, где он стоял: естественная площадка была отполирована от длительного использования.
– Здесь живут люди?
– Только туземцы, примитивные обитатели поверхности: ты не увидишь их. Есть еще другие, еще менее заметные. Пойдем. Уже недалеко.
Вскоре они пересекли огромную поляну с впечатляющим навесом из пальмовых листьев вверху: внушительных, но не экстраординарных. На открытом месте росли только мхи, упругие и смутно знакомые.
Секпул подвела его к деревьям. Над головой между навесом листьев и потолком из сияющих облаков проплывала тень, из нее серым занавесом лился дождь. Форрест считал это явление дождем до тех пор, пока они не пересекли границу тени, и тогда он в изумлении уставился на брюхо исполина, а когда двигающиеся блестящие пряди проскользнули по его бритому черепу, вздрогнул и пригнулся.
– Не пугайся, – сказала Секпул. Она не снимала гарнитуру-переводчик с тех пор, как он помылся, и он оценил этот шаг. – Он питается воздухом и не знает, что мы здесь.
Когда они вошли в лес, она почти сразу остановилась, сделав ему знак отступить назад. На пути у них были заросли, с крепкими узловатыми корнями высотой примерно по колено. Секпул присела, балансируя хвостом, и провела лезвием ножа по пальцам. Была ли ее кровь красной? Он не мог сказать этого, находясь в вечных розово-зеленых сумерках.
– Подожди. Не двигайся. Стой, где стоишь.
Та же церемония повторилась дальше, среди деревьев справа. Что она делала? Задабривала демонов? Встреть он сейчас демона, и пальцем бы не шевельнул, пока она не появилась бы слева. Венерианка сделала большой круг. Они двинулись вперед и остановились перед внушительным мертвым гигантом: пень, высотой и шириной с дом. Форрест уважительно окинул его взглядом.
– Надеюсь, этот парень не питается плотью?
– По правде говоря, питается, но сердцевина его не опасна.
Последняя секция входного туннеля была вертикальной. Они спустились по лестнице в округлую комнату с куполообразным потолком, как в том убежище, где Форрест очнулся после падения с дерева, но просторнее и с бо́льшим количеством предметов мебели. Здесь стояли диваны, низкие столики, комоды. Огненный шар находился на эллипсоподобной подставке, с другой стороны которой побулькивали пузырьки газа. Куда-то вели множество дверей, но все они были заперты.
У Форреста разыгрался аппетит. Он мечтал о поджаренном стейке, картошке и хорошем пиве, но вместо этого сделал пару глотков из проклятой тыквы – ему уже следовало прекратить называть ее тыквой, поскольку этот сосуд, по всей видимости, был изготовлен человеком, – затем рухнул на диван и погрузился в сон.
Во сне его преследовали какие-то твари, тянувшие к нему длинные щупальца, безногие грызуны, покрытые червями. Гиены кружили вокруг ядовитых деревьев, и в их длинной шерсти кишели мириады кровососущих насекомых. Крошечные черви вились в воздухе, заползали в поры, поедая своих более мелких собратьев. Он проснулся в холодном поту. Зубастики, телогрызы – «милые» названия для голодных тварей. «Мы народ веселый, ходим всей толпою…» Вокруг паразиты, на Земле их тоже хватает, но если бы Секпул не наткнулась на него, то судьба землянина была бы ужасной! «Она не наткнулась на меня, – подумал он. – Она меня искала». «Падение с дерева спасло тебе жизнь, но какой ценой…»
Он открыл глаза. Она была рядом, в своей обычной позе, с опорой на хвост, переводчик был включен. Она улыбнулась ему. Ему очень полюбилась ее широкая, жутковатая улыбка. Но это была граница, за которую он боялся переходить.
– Мне нужно мое снаряжение.
Она вернула ему все его вещи, включая травматический пистолет. А Форрест-то считал, что пистолет потерялся.
– Это не смертельное оружие, – добавила она. – Смертельного у тебя вообще нет. Что ты будешь делать, если столкнешься с неприятностями, Джон Форрест?
«С какими неприятностями? – подумал он. – С твоими друзьями?»
– Что я буду делать? Я не собираюсь убивать. У меня иная миссия, исследовательская, я здесь не на тропе войны.
– Исследовательская миссия, – повторила она. – Я понимаю.
– А как насчет тебя, Секпул? Я перед тобой в неоплатном долгу, конечно, но как тебя занесло в эту дыру? Как получилось, что ты оказалась здесь?
– Поверхность планеты является источником сырья, Джон Форрест. Мы приходим сюда, чтобы заключать сделки с туземцами и воевать друг с другом за ресурсы. Я искала ядовитые деревья, из них можно делать боеприпасы.
– Это работа не для врача.
– Во тьме мы живем столько же, сколько и на свету, мистер Пришелец, и хотя я выбрала медицину, но рождена была для большего. Я видела, как ты бежал от паразитов, как залез на дерево, а затем упал, но я оказалась рядом случайно.
«Теперь я слишком много знаю, – подумал Форрест. – Складывается впечатление, что у меня серьезные неприятности. Но если ты пощадишь меня, если ты сможешь это сделать, я буду тебе благодарен…»
Он ничего не сказал вслух, только кивнул.
– Я скоро покину тебя, – сообщила она. – Здесь есть все, что тебе нужно, и ни зубастики, ни телогрызы тебя тут не тронут: пустоты под Великими Сердцами служат нам безопасными домами. Я дам тебе навигатор, потому что ты не знаешь, как вернуться к тому месту, где я нашла тебя. Ты был очень болен. Не торопись: поешь, отдохни немного перед дорогой. Я не обрадуюсь, если ты свалишься от усталости до захода солнца…
– О, так… мы называем это акклиматизацией. Ничего страшного, я готовился к смене временных зон…
Форрест любил носить наручные часы, у него их была целая коллекция. До отъезда в Западную Африку он приобрел одни, сделанные специально для венерианского путешествия. Остроумная и дорогая игрушка: кроме времени, указываемого часовой, минутной и секундной стрелками, часы показывали орбитальные стыковки двух планет. Секпул вернула ему их. Он не думал, что она могла их испортить. Форрест взглянул на тот циферблат, который его интересовал, и сердце его тревожно забилось.
Он хотел спросить ее, сколько времени он был болен? Как долго длится в ее мире день? Он не представлял, как сформулировать вопрос, но это было и не важно. Он знал достаточно о жестких ограничениях аппаратуры ПоТоло, чтобы понять, что пропустил временное окно. Новый шанс вернуться представится не скоро.
– Но у меня к тебе есть предложение, Джон Форрест. Оно только что пришло мне в голову. Почему бы тебе не задержаться здесь? Не спеши возвращаться на небо. У тебя исследовательская миссия, а я могу познакомить тебя с интересными людьми. Потом мы сможем доставить тебя туда, куда пожелаешь.
Форрест незаметно опустил планетарные часы во внутренний карман. В ее зеленых глазах светились лживые огоньки, улыбка была холодной и натянутой, но ему было все равно.
– Отличная идея, я только «за». Когда выходим?
Если он застрял, на год или на всю жизнь, у него достаточно времени, чтобы присмотреться к этому миру. Он не видел другого выхода. Да и почему нет? Если эта женщина опасается за его жизнь, то она просто плохо знает Джона Форреста! Но что скрывали гадальные кости в мешочке на ее шее?..
Форрест снова «свалился от усталости до захода солнца». В комнате царил сумрак, огни в стенных нишах притушены. Он услышал голос Секпул, но самой ее не было видно. Она отгородила часть помещения в конце комнаты так же, как она отгораживалась, когда он болел. Автоматический переводчик лежал на столе. Заинтригованный, он надел его и подкрался к перегородке, осторожно обходя ее, пока не добрался до щели. Посмотрев через нее, он увидел в отгороженном пространстве себя – дрожащего, голого, стоящего почти напротив.
Форрест опешил. Он словно смотрелся в большое зеркало, но это зеркало не отражало комнаты позади него. Обнаженная фигура была голограммой. Рядом с ней находилась также голографическая фигура мужчины-ящера, одетого в черно-белый наряд (хвоста его не было видно). Секпул, стоя спиной к Форресту, быстро говорила на языке, напоминавшем треск и свист фейерверков, но переводчик в целом справлялся со своей задачей.
– Нет. Он настоящий, не какой-нибудь флишататонатон. Но в нем есть имплантат, прикрепленный к стенке желудка. Я не трогала имплантат, потому что не знаю, для чего он…
«Приятно сознавать, что ты ходячий инопланетный образец», – подумал Форрест. Ответ мужчины, переданный по видеосвязи, оказался неразборчивым.
– Переговоры – это, конечно, прекрасно, но как долго они будут продолжаться?.. Это лучше. Гораздо лучше, чем… кинсниппинг, Эсбе! Мы же хотим избежать репрессий, верно?
Он подумал, что ее хвост сейчас должен быть напряжен. Он бы хотел увидеть его. Он тихонько отступил назад, положил гарнитуру на место и снова лег; в голове был хаос.
Форест притворился спящим и, кажется, на самом деле задремал. Он очнулся, когда услышал, как кто-то крадется.
Огненные шары светили тускло, перегородки не было. Секпул сидела возле светильника, обернув хвост вокруг ног. Ничего не двигалось, но шорох стал ближе. Форрест озадаченно повернулся на бок, словно бы во сне, и увидел нечто, выползающее из стены комнаты.
Тень передвигалась по полу. Человеческая, мужская фигура – стройный юноша, голый, сильно избитый, стоял боком к нему. Колено, спина, ребра и плечи юноши были пересечены багровыми рубцами. Вокруг глаз темнели синяки. Никаких признаков хвоста, и, если бы не четкое ощущение реальности происходящего, Форрест решил бы, что спит и во сне видит этого мальчика. Волосы явившегося были черны, зеленоватая кожа казалась неестественно бледной, пока он не подошел к свету. Он был не просто бледен – он был полупрозрачен, почти бесцветен.
Истерзанный мертвец, но двигающийся; призрак, управляемый Секпул.
Очередная голограмма? Судя по действиям Секпул, нет. Она обнимала мальчика, касалась его, шептала, поглаживала его темные волосы и опухший от побоев лоб. Форрест кашлянул.
Она оглянулась; призрак мгновенно исчез.
– Что это было? – выдохнул он.
Большие глаза смотрели на него не мигая, она спокойно отодвинулась от огня и надела переводчик.
– Мой сын, Гемин. Он приходит ко мне. Обычно я виделась с ним в одиночестве; раньше ты не просыпался. Он умер под пытками. Избегай такой смерти, Джон Форрест. Это плохой путь.
Она сняла наушник и отвернулась; разговор окончен. Форрест встал и подошел к огню, по дороге надев гарнитуру. Он выдержал ее взгляд, намеренно медленно поправляя переводчик.
– Расскажи мне об этом, Секпул.
Она смотрела в огонь, еще плотнее обвив себя хвостом.
– Рассказывать почти нечего. Он был пойман в тайной войне и взят в заложники; мы не смогли договориться о его освобождении. Обращались с ним жестоко, наши протесты ни к чему не привели; потом мы узнали, что он умер. Ничего нельзя было сделать. Я только утешаю его, насколько могу… Смерть не конец, Джон Форрест, мы все это знаем, потому что наши мертвые возвращаются к нам. Они общаются с нами во сне и наяву. Но когда они, наконец, уходят навсегда, мы не знаем, что с ними будет дальше. Мы не знаем, спокойно ли им, избежали ли они страданий или пойманы в ловушку смерти. Это жестоко.
– Я знаю, что ты шаманка, – сказал он. – Должно быть что-то, что ты можешь сделать для него.
Длинные пальцы сжали мешочек с гадальными костями.
– Нет. Не будем говорить об этом. Я не могу помочь моему мальчику. Они исчезают, вот и все, и он тоже уйдет, и я не знаю куда.
2. Из огня да в полымя
Перед выходом Секпул снова успокаивала демонов. Форрест держал дистанцию и не выходил, пока она не сделала полный круг. Она казалась смущенной, чего раньше он за ней не замечал, и это ему нравилось. Он не сомневался: если бы он спросил, венерианка, разумеется, ответила бы, что хочет обезвредить ядовитую изгородь, и поэтому оставила его позади (дожидаться кинснипперов!). Он ничего не сказал, просто пошел за ней, как и прежде. И незаметно усмехнулся: он больше не был беспомощной обузой. Он снова хозяин своей судьбы, и от этого было спокойнее.
Но неужели все неуловимо поменялось? Деревья поменяли свое место? Действительно, пространство между рядами было иное, другой ландшафт…
– Так происходит всегда, – пояснила Секпул, перехватив его взгляд. – Лес – единый организм, он двигается, как ему заблагорассудится. Вот почему тут нет троп. У туземцев свои способы находить дорогу. Мы используем навигаторы и приходим точно куда следует. Так проще.
– Странный мир. Словно круг ада у Данте.
– Это верно. Смерть находится тут, кусает свой собственный хвост. Но тем не менее я люблю этот мир.
Снова подул ветер, на этот раз сильнее, шелестя листьями гигантских деревьев. Секпул протянула Форресту робу, точь-в-точь такую же, как у нее самой. Он оделся, расправил складки на вороте. Из прохладной тиши леса они вышли в центр пылевой бури. Хорошо защищенный, но мало что видящий Форрест чувствовал под ногами твердую поверхность со скользящими по ней песчинками. Вскоре впереди он разглядел широкую площадь с куполообразными строениями. Борясь с ветром, он посмотрел в сторону и увидел лес: словно серо-зеленый мираж, он возвышался на краю пустыни, заносящей город. Венерианка направилась к зданию и, набрав что-то на сенсорной панели, отперла массивные двойные двери. Только на крытом сверху дворе, оказавшись в безопасности, они смогли взглянуть друг на друга.
– У меня тут работа. Это не займет много времени.
Комната, куда они вошли, напоминала церковь: подиум для священника, скамейки для прихожан. Изображения людей-ящеров, животных и растительных орнаментов из цветных металлов и эмали покрывали стены. Секпул подошла к трибуне.
Форрест сел. Ему казалось, что его ноги слишком длинные. Секпул была высокого роста, но, как у японок, ее рост создавала длина ее гибкого тела… Форрест ожидал включения экрана, но, к его удивлению, вместо этого в прозрачном цилиндре начал сыпаться какой-то белый порошок, превращаясь в чью-то фигуру. Цилиндр открылся, внутри уже сформировался четкий образ венерианского мужчины. Не того, которого Форрест видел в зеркале-экране, другого. Этот мужчина облачен был, видимо, в парадную форму; солидный, но пожилой или, может быть, больной. Волосы на голове жидковаты…
Секпул говорила, мужчина в основном слушал. На секунду он глянул в сторону, и Форрест смешался, поняв, что симулякр смотрит на него в упор. Наконец Секпул поклонилась, и старик сделал то же самое. Тело симулякра рассыпалось в пыль и исчезло.
Венерианка прошла мимо Форреста, направляясь к двери, по пути надевая наушник переводчика.
– Кто это был?
– Мой муж. Прости его, если он показался тебе невежливым, вы встретитесь с ним наверху в правильной обстановке. У тебя есть жены, Джон Форрест?
– У меня было две. Мне этого хватило.
– Мудро… Я выполнила то, чего от меня ждали. Я дала имя влиятельного старика своему ребенку, чтобы его будущее было обеспечено. Обоюдно выгодный обмен: мы и не ждали, что это навсегда. Я не жалуюсь, вовсе нет. Но, черт, как долго он не умирает!
Она одарила его улыбкой, от которой мороз шел по коже.
– Теперь нам нужно спешить. Ветер обычно спадает с наступлением темноты, но я к тому времени хочу оказаться подальше отсюда.
Во дворе Секпул оставила его, но быстро вернулась, ведя на поводу животное: низкое, с широким крупом, полосатое и морщинистое, оно походило на верблюда, только с кошачьими глазами и гибким хвостом, и с жесткими обвисшими бакенбардами.
– Познакомься, Джон Форрест, это Мианхоук. Я не беру его в лес, но сейчас это необходимо. Боюсь, тебе придется ехать со мной вместе. Я не предвидела, что приду домой с гостями.
Кто запряг Мианхоука? Форрест прислушался: ни шагов, ни голосов.
– Мы одни? Где же все?
– Только туземцы постоянно живут на поверхности, и то не выбираются из своих охотничьих угодий. Пойдем, нам предстоит долгая поездка на станцию Морских скал.
«Если меня будут искать, – подумал Форрест, – никто не сможет указать, в каком направлении я двинулся».
Полукот-полуверблюд двигался очень странно. Он прыгал, как заяц, отталкиваясь задними лапами, легко приземляясь на передние. Ехать было некомфортно, но дорога была дальняя, и Форрест подгонял животное. С каждым прыжком он почти сваливался с седла, бормоча проклятия, а при приземлении отбивал копчик так, что позвоночник вдавливался в череп. Секпул ехала, вытянув хвост, приподнявшись в стременах, как жокей. Она оглянулась, прищурила зеленые глаза, глядя сквозь клубы пыли, и заметила, что Форресту неудобно. При следующем скачке он почувствовал, как ее хвост обертывается вокруг него, прижимая к себе.
– Так лучше.
– Да, – подтвердил он, – замечательно.
Постепенно ветер утих, и пыль улеглась. Мианхоук, кажется, чувствовал, что седок измучен, поэтому перешел на неторопливый шаг, поднимаясь среди выветренных валунов, возвышающихся над обрывом, словно гребень волны. Секпул хлопнула зверя по боку поводьями, он опустился на колени, и они спешились.
Поднявшись до вершины, всего на несколько метров, они неожиданно оказались на краю бездонной пропасти. Красно-золотые скалы уходили вниз глубже, чем Великий каньон, края их терялись в дымке за горизонтом. Чуть левее, далеко вверху Форрест разглядел дорогу, тянущуюся к скоплению зданий и тоненьких арматур мостов, протянутых над бездной между конусообразными скалистыми опорами. Прищурившись, он разглядел, что дорога не заканчивается среди зданий, а уходит ниже, в неведомые глубины, так глубоко, что мостики, перекинутые между скалами, становятся совершенно неразличимы.
А далеко впереди сверкала белая гладь, укутанная бледными облаками.
– Там океан?
– Был когда-то давно, – ответила Секпул, – сейчас это огромная соляная жаровня. Мы теперь живем в облаках и на небе, Джон Форрест, где все пока еще в порядке. Только сумасшедшие горюют, что больше нельзя жить на поверхности. В этом нет ничего страшного. Так или иначе, природа там, внизу, уже невосстановима.
– Тогда какой смысл беспокоиться? Ничего не изменить.
– Верно. Я бы хотела выучить твой язык. В нем много интересных оборотов, необычных сравнений. Я не на тропе войны. Ты тоже так однажды сказал.
Форрест кивнул, но мысли его были далеко. Из огня да в полымя… Наша прекрасная соседка по Солнечной системе накануне больших проблем. Ваши расчеты не совсем верны, ПоТоло!
– Что вызвало эту засуху? У ваших ученых есть какое-нибудь объяснение?
Венерианка задумалась, тщательно подбирая слова.
– Давным-давно мы жили в опасном мире, но не знали этого. Вокруг было изобилие, всего было достаточно. Но однажды мы пересекли незримую черту, пошли по неверному пути и, сами того не желая, нарушили баланс, после чего разрушение было уже не остановить. Тик-так, как заводная детская игрушка, – процесс медленный, нелепый и беспощадный. Я представляю себе это таким образом. Но неверный шаг был сделан очень давно, Джон Форрест. Разрушение началось до того, как мы переселились в облака, не говоря уже о небе. Глупо испытывать вину и считать себя ответственным за это.
Ветер стих, величественная и мрачная картина окружала их.
– Я привела тебя сюда не для того, чтобы обвинить в чем-то, мистер Пришелец с неба. Я хотела показать тебе кое-что. Посмотри на восток.
Он догадывался, что увидит. Вдали, четкий, словно жирная линия на детском рисунке, от горизонта до горизонта раскинулся изогнутый край тьмы. Он рос, как силуэт луны, закрывающей солнце при затмении, как заливаемое чернилами блюдце. Ни полутонов, ни закатных красок, предвещающих ночь. Переход от света к тени был внезапен, абсолютен, как чистая музыкальная нота.
Это была тьма.
Форрест представил себе мир без солнца. Ни луны, ни звезд. Ему стало страшно, захотелось бежать прочь от надвигающейся темноты. За его плечом венерианка восхищенно вздохнула, когда абсолютная, беззвучная ночь поглотила утес, на котором они стояли.
– Все, – пробормотала она, когда темнота достигла вершины.
– Спасибо, – прошептал Форрест.
Они продолжали путь на станцию Морских скал, словно плыли по бесконечной черной воде. На уздечке Мианхоука раскачивался фонарь, но он, по-видимому, в нем не нуждался, двигаясь легко и уверенно, как днем. Станция была освещена, но так же пустынна, как и город возле леса. Корзина канатной дороги, покачивающаяся на цепях, по обеим сторонам которой висели розовые огни, напоминала изображенные на стенах египетских храмов корабли мертвых. Погруженные каждый в свои мысли, они беззвучно спустились на мост.
Мианхоука отвели в его стойло. Позаботившись о нем, Секпул вернулась в комнату Форреста, где был устроен ужин из продуктов, найденных в кладовой: солений, паст, жестких сухарей, несладких пирожных из перетертых бобов (а может, личинок насекомых?), засахаренных фруктов. Неплохая альтернатива тыквенной кашице. Поев, они сели в корзину канатной дороги, прихватив найденную бутылку местного алкоголя. Сиденья по обеим сторонам кабины были мягкими и широкими.
– Осмотреть за один раз все здесь невозможно, Джон Форрест. Сейчас мы проедем над Трещиной.
В бездонной мгле прямо под ними он увидел яркую красную линию.
– Что это?
– Трещина на коже планеты, вблизи от старой береговой линии, где извергаются вечные огни и сгорает изношенная плоть прошлого. Она исчезает… примером может быть мой собственный город. Все эти раны, как называют их наши ученые, заживают. И это не очень хороший знак.
– Я слышал об этом.
– Когда огонь перестанет извергаться и раны затянутся… то даже облака и небо не спасут нас. Но это будет очень не скоро. Ни тебе, ни мне не о чем беспокоиться!
Форрест наполнил две маленькие чашечки, она выпила и попросила еще. Неточный, ассоциативный перевод устройства превращал их разговор в беседу средневекового рыцаря со своей дамой о сверхъестественных, тайных материях, понятных лишь мудрецам. Она отложила свою чашку и взяла его за руку. Четырехпалая ладонь, в которой два пальца противопоставлены двум другим, походила на лапу хамелеона.
– Я ценю, что ты согласился сопровождать меня.
– В поездке на облака? – улыбнулся Форрест. – Мне она доставляет большое удовольствие.
– И все же я чувствую, что в долгу перед тобой. Позволь же мне вернуть долг.
– Это совсем не обязательно. Так мне кажется.
– А мне?..
– Ну, это весьма неожиданно.
– Просто благодарность, ничего серьезного.
– Конечно.
Их романтическая история была низкой пробы, но он был искренен, честен в своем желании, и она тоже. Не видя причин отказываться, он протянул руку и крепко и недвусмысленно сжал основание ее красивого хвоста. Языки их коснулись друг друга в едином страстном и порывистом поцелуе. Его язык проникал глубоко в ее рот. Он сбросил одежду и обнял ее, Секпул прижала его своим хвостом, и его исследовательская миссия зашла гораздо глубже и дальше, чем он мог предположить. После пика блаженства он заснул, а когда проснулся, она стискивала его в объятиях, мягкими, но сильными движениями покачиваясь на уровне его бедер…
Он спрашивал себя, доведется ли ему благополучно пройти по этому неясному пути или он умрет счастливым?
Неизмеримое наслаждение ночи продолжалось, прерываемое короткими рассказами Секпул о ее городе. Едва прикоснувшись к пище, они заснули, обнимая друг друга. Но когда Форрест проснулся, он обнаружил, что лежит один.
Секпул сидела на соседнем диване, в слабом свете ночника склонившись над гадальными костями, в той же позе, в какой он увидел ее впервые. Он подошел, и венерианка подняла голову, позволив ему взглянуть. Всего четыре символа. Основанием служила пластинка не толще листка бумаги, светящаяся изнутри, с нарисованной сеткой четыре на четыре. Довольно замысловато для шаманки, живущей на заре времен. Но недостаточно, чтобы просчитать судьбу высокотехнологичной цивилизации.
Но сетка четыре на четыре являлась достаточно сложной матрицей.
– Знаки означают вехи твоей собственной жизни, – сказал он. – Ты выложила их затем, чтобы предсказать судьбу своего народа, так я понимаю это. Ты объяснишь мне, как это работает?
Три плоские палочки, завернутые в клочок узорчатой ткани, – это прошлое.
Блестящее перо или рыбья чешуя на серебряной проволоке – то, что может произойти. Или скорее: событие вероятное, в зависимости от условий.
Сморщенный пучок коричневых, жилистых волокон, видимо, обрезков корней, – то, что есть.
Черный камень, гладкий, словно обсидиан, – это Истина.
Переводчик оказался бессилен передать истинный смысл сказанного. Форрест спрашивал, и она отвечала ему жестами – универсальным, вневременным языком.
Все ли из того, что ты видишь, сбывается?
Если ты знаешь так много, то должен знать и то, что это глупый вопрос.
Затем она улыбнулась. Сжав черный камень в кулаке, она положила свободную руку ему на грудь, туда, где билось его сердце. Но когда я знаю, что права, то, как бы предсказание ни было невероятно, я оказываюсь права…
Внезапно Форресту стало неловко.
Секпул убрала гадальные принадлежности в мешочек и надела его на шею. Вскоре она крепко заснула, но он не спал. Секпул, Секул, Песня Леса, шаманка. Способен ли он действительно понять ее? Это казалось невозможным.
Их прибытие на станцию Тессера было столь же знаменательно захватывающим, как и наступление тьмы. Ее город, небесный плот размером с Манхэттен, встречал их. Пришвартованный исполинскими канатами, он висел возле отвесного края плато Тессера рядом с вокзальчиком канатной дороги. Форрест наклонился и заглянул под днище города, когда они поднимались по трапу: огромные дирижабли, перетянутые сетью, парили рядами, связанные в гигантской решетчатой раме.
– В отличие от городов, находящихся в верхних слоях атмосферы, – заметила Секпул, – наши города созданы из живых материалов. Естественные колонии растений-пузырей при цветении обеспечивают нас герметичным материалом: от маленьких шариков, размеров с таблетку, до гигантских, словно горные вершины. Мы собираем их и используем для ремонта.
– Потрясающе, – сказал Форрест, и она засмеялась. – Расскажи о Гемине. Если ты хочешь.
– Конечно.
Она рассказала, что ее город, Лэситан, возглавляет альянс свободных и независимых облачных городов, известный как Союз. Другое крупное объединение городов – Империя, военное государство с центром на огромном летающем острове под названием Раптон. Между Империей и Союзом сейчас формально объявлен мир, но тайные маневры друг против друга не прекращались; именно это положение тайной войны и стоило Гемину жизни. Истинная история того, что произошло, не разглашалась, она могла стать поводом к войне. Согласно официальной версии, его убили в результате инцидента в пещере, во время спелеологической экспедиции ко дну древнего океана; и, к несчастью, извлечь его тело не представлялось возможным.
– Это была геолого-разведочная экспедиция, – рассказывала Секпул, – на спорной территории, где имелись богатые залежи полезных ископаемых, и исследователи вместе с Гемином попали в беду. Сыну вообще не следовало там находиться.
Наконец Секпул с Форресом высадились, улыбаясь приветствующей их делегации, как были, прямо в накидках и обтрепанной пустынной форме. «Человека с небес» тут же окружили чиновники и репортеры. Прошло довольно много времени, прежде чем он снова смог остаться наедине с Секпул.
Форрест никак не мог привыкнуть к яркому свету после долгого пребывания во тьме: Лэситан дрейфовал, влекомый сильным ветром, и все его обитатели даже если не спали, попрятались по домам. Но вскоре город, прежде, словно арктическая ночь, тихий, стал оживать.
Умытый, выбритый, одетый в строгий венерианский костюм для официальных мероприятий, обеспеченный лучшими апартаментами и сервисом, Форрест носился с одного приема на другой. Землянина кормили отборнейшими деликатесами, которые были не лучше и не хуже, чем аналогичные абсурдные творения в Нью-Йорке или Лондоне. Он общался с помощью дословного переводчика со множеством удивительных венерианцев. Его безо всяких трудностей допускали в высшие слои общества. Контакт между двумя сферами – небесной и облачной – здесь был минимальным, фактически Форрест стал первым посетителем облачной сферы, он сравнивал себя с Марко Поло при дворе хана Хубилая. Пожалуй, наиболее интересный факт, отмеченный им, – у мужчин-ящеров, как и у бестелесного призрака мальчика, не имелось хвостов.
В следующий раз он встретился с Секпул во время личной аудиенции с Магистром города.
Тот его симулякр, который он видел в ее городе, был слишком приукрашен. В жизни Магистр оказался мумией, завернутой в медицинский кокон жизнеобеспечения, хотя его взгляд, с интересом обшаривающий Форреста, оставался четким и полным мысли. Секпул сидела возле кровати мужа в строгом темно-синем костюме. Приподнявшись на подушках, Магистр отвесил официальный поклон, переговариваясь через помощника, имевшего переводчик. Форрест преподнес ему планетарные часы, упакованные и украшенные сообразно случаю. Он вручал их с некоторой опаской, втайне надеясь, что дар хотя бы выглядит внушительным, но старик шипел и каркал с восторгом настоящего ценителя.
– Магистр доволен, – сообщил помощник. – Он говорит, что расчет орбит нашей планеты и наших ближайших соседей составляет довольно сложную задачу и он никогда не видал, чтобы решение этой головоломки было представлено в таком элегантном и изящном изделии. Он говорит, что вы должны посетить вашу родственную душу, брата его супруги, нашего Верховного Ученого, который так же очарован третьей планетой, как и он.
Магистра визит вскоре сильно утомил, и они расстались.
Секпул надела наушники, когда они отошли подальше от покоев Магистра.
– Полагаю, у вас на сегодня больше нет никаких неотложных дел, сэр. Позвольте показать вам город.
Вид с террасы нельзя было назвать замечательным, пространство перечеркивали глухие стены и оборонительный редут, защищающий резиденцию. Но отсюда были видны яркое облако наверху и наболее яркая зелень.
– Итак, это мой супруг, – сказала она, шагая рядом. – Он был хорошим организатором, но сейчас он стар и смертельно болен. Однако мозги его еще не одряхлели, и он не хочет уходить, поэтому все так, как оно есть. Он не понимает, что парализует весь город… А я в такой ситуации чувствую себя скованной.
Ее отросшие волосы свешивались косичками на затылок. У нее стильный макияж и драгоценное колье на шее. Она облачена в платье с глубоким вырезом на спине, почти до основания ее хвоста. Но он скучал по брюкам, в которых она ходила в джунглях.
– Ты считаешь, что я слишком резко говорю об этом? Не беспокойся, все знают, что я чувствую. В том числе и Магистр. Так что я не сплетничаю, Джон Форрест. Такие дела. – Она показала на гарнитуру переводчика и добавила: – А это легко прослушать.
– А что Магистр думает о том, что случилось с твоим сыном? И что думает о твоем и своем будущем?
– Что инцидент с сыном произошел на спорной территории, а это лучше, чем открытая война. Что, когда он, мой супруг, умрет, я снова смогу выйти замуж и у меня еще будут дети. Или я смогу усыновить ребенка, как уже делала раньше. Что он, когда ему станет лучше, будет вести переговоры о передаче нам тела Гемина. Но я-то знаю – этого не произойдет, ведь супруг умирает. Я не могу донести до него, что все еще безумно страдаю по моему сыну. Поэтому я просто жду.
У жителей Лэситана и самой Секпул, как определил Форрест, имелись сложные и запутанные культы почитания животных, заменяющие им религию. Горожане были милы и приятны, но известие о том, что наследник Магистра лежит непогребенный, «пойманный смертью» на дне какой-то ямы, повергала их в трепет. Их, видимо, в отличие от Секпул никогда не посещали ходячие мертвецы.
Форрест знал, что разговаривает с отчаявшейся женщиной и прощал ей многое из сказанного.
– А что там с моей «родственной душой»? Твоим братом, Верховным Ученым?
– С Эсбе? Кто его знает. Он эксцентричный гений, живет в своем собственном мире.
Улыбка, которую он так полюбил, была лишь прикрытием страдания.
– Наслаждайся оставшимся временем твоего визита к нам. Скоро летающему острову предстоит далекий путь к тому месту, где ты приземлился. Мы отправимся на то место, где мы встретились, и я полагаю, если ты не ошибся в расчетах, то оставишь нас.
«Вот оно что», – подумал Форрест. Скоро он, вероятно, возвратится.
Что ж, пусть так и будет.
Верховный Ученый работал в крайне ветхом здании, неподалеку от резиденции Магистра. Похоже, он не перегружал свои лаборатории персоналом. Или его почетный титул был только данью вежливости? Министр по науке, сопровождавшая Форреста только затем, чтобы покрутить хвостом перед зеркалом в прихожей, увильнула от ответа на этот вопрос.
Форрест был препровожден в большую сверкающую лабораторию, полную дорогостоящего (судя по внешнему виду) оборудования. Ящер-мужчина в черном халате и белых брюках (один из распространенных на Венере стилей одежды) неподвижно стоял, вглядываясь в чистую канистру, делая вид, что не замечает посетителя. Они были одни, и Эсбе оказался именно тем человеком, которого Форрест видел тогда в экране-зеркале.
– Подойдите и посмотрите на это, сэр. Наденьте маску и ничего не трогайте руками.
Форрест послушно подошел. Емкость казалась пустой. Вскоре в ней появились крошечные движущиеся точки, которые соединялись, скручивались в спирали, то разделяясь, то соединяясь вновь.
– Что вы видите?
– Э-э, живой материал различных клеточных культур?
– Жизнь, сэр! В нашем мире все живое обречено, это несомненно. Но по моим расчетам на третьей планете возможно развитие биосферы, и моим грандиозным проектом является ее заражение нашими живыми существами. Как только я усовершенствую свою систему доставки, моя Анимакула пройдет сквозь облака и пересечет безвоздушное пространство. И кто-то из нас сможет выжить.
– Это благородная мечта, – вежливо ответил Форрест.
– Вы мне не верите. Кто из нас путешественник по другим планетам? Вы дали Магистру приборчик, способный отслеживать орбиты, – просто для забавы, я уверен в этом. Вы забыли, что небо выше нашего уровня было чистым лишь до того времени, как обитатели планеты разрушили экосистему. Вы проигнорировали тот факт, что мы накопили значительный объем астрономических знаний, тысячелетние наблюдения…
– Я считаю науку Лэситана весьма впечатляющей.
Ученый неприязненно смотрел на него, вздернув губу в уродливом подобии улыбки своей сестры.
– Благодарю! Я не из тех идиотов, что подобострастничают перед вами, мистер Пришелец с неба. Для меня обитатели неба – враги, Раптон – наш настоящий союзник. Чем раньше мы присоединимся к империи, тем больше будет моя радость, и мне не важно, передадите ли вы это в своем сообщении домой.
– Моя гарнитура работает со сбоями, я не понимаю вас, не понимаю ни слова, – ответил Форрест, решив прикинуться простачком. – Зайду в другой раз. Извините.
Форрест скрыл от Секпул, что стал добровольцем в эксперименте. Считал, так для него безопаснее. Но теперь он чувствовал, что они должны поговорить откровенно. Возможно, это было роковым, непреодолимым искушением; к счастью или к несчастью, он знал единственное хорошее место для встречи в этом городе, где, по ее словам, все, что говорят, не будет доступно посторонним.
Он сделал личный звонок Эсбе и оставил речевое сообщение, подтвердив, что придет в лабораторию позже, когда согласует время прихода.
«Теряющий в дневное время силы» был удивлен неожиданно раздавшимися непрерывными всплесками музыки. Когда громкий мелодичный сигнал, означающий призыв к отдыху, стих, Форрест снова вошел в потрепанное здание. Никого. Он встал за углом недалеко от лаборатории и приготовился ждать.
Секпул пришла. Он подошел к ней, когда она отпирала двери.
– Я знал, что дождусь тебя здесь.
– Прости? Я ожидала встретить своего брата.
– Не думаю, что он появится, – сказал Форрест, последовав за ней внутрь.
Он удалил свое речевое сообщение, пока она не видела. Не то чтобы его сильно беспокоило появление Эсбе. Но лучше будет поговорить откровенно.
– Секпул, нам нужно поговорить. Я знаю, что в этой комнате безопасно. Думаю, будь здесь аппаратура прослушивания, твой брат сообщил бы об этом. В любом случае я знаю, что тут, в лаборатории, можно говорить открыто, – еще раз добавил он.
– Ты делала видеозвонок, в том убежище, в Большом Сердце. Я знаю, что вы, двое, хотели использовать меня в качестве заложника для обмена.
Ее зеленые глаза распахнулись шире, она опустила голову. Ни малейшего волнения не проскользнуло в ее взгляде.
– Значит, ты знаешь. Все в порядке… Я была в отчаянии и решила взять дело в свои руки. В поисках подходящего кандидата для обмена я отправилась в джунгли и наткнулась на тебя. Но план изменился…
– Да. Меня должны были кинсниппировать после твоего возвращения. Но у тебя появилась идея получше. Это понятно. Я только не понимаю, зачем было вовлекать в это все Эсбе? Этот высокомерный идиот собирается уничтожить вас. Ты в курсе, что он действительно хочет продать город Раптону? Как ты думаешь, что бы сказал Магистр, люди в городе, если бы я рассказал об этом?
– Эсбе несет много чепухи, никто его не слушает. Мне он нужен был как эксперт.
Неожиданно она почувствовала, что хочет быть откровенной с Форрестом. Они уже долгое время были очень близки, но не могли объясниться. Сейчас их молчание прервалось…
– И он имеет право, – продолжала Секпул, вызывающе глядя на Форреста, – неотъемлемое право помочь мне вернуть тело нашего с ним сына.
– Боже мой… Значит, твой брат – отец твоего мальчика.
Она сделала шаг назад.
– Я знаю. Знаю, как это звучит. Джон Форрест, я не могла выйти за него замуж. Он был ненормальным уже тогда. Он не имел репутации, не был лидером, он был совершенно невозможен. Я позволила себе забеременеть от Эсбе и стала женой Магистра. Мне это было необходимо. Мой супруг должен умереть. Я никогда не смогу выйти замуж за Эсбе. Но он был бы рядом, а наш сын стал бы наследником Магистра…
«Каждый день что-то новое, – подумал Форрест. – Значит, гений получает лавры и награды, а власть остается за «династией». Он сказал:
– Эсбе, возможно, был не лучшим выбором.
– Возможно… Я просила его помощи, и я благодарна ему за помощь. Конечно, это незаконно; симулякр не положено создавать, но сделка была принята. То, что я сделала с тобой, чтобы получить то, что нам было необходимо, – это воровство, и мне очень жаль…
– Симулякр, – ошеломленно повторил Форрест. – Флишататонатон…
– Да. Временный организм в обмен за мертвого мальчика. Справедливая сделка, как я считала, и у нас есть хороший шанс провернуть ее. Но Раптон отказывается признать, что Гемин у них, как бы они ни хотели узнать больше про обитателей неба, пусть даже ту малость, которую можно понять по эфемерному образу, симулякру, но они не хотят выполнить свою часть договора.
«Я не настолько герой», – подумал Форрест. Но она была смелой, она была безумно храброй, его Секпул, Песня Леса, и Форресту следовало простить ее…
– Секпул, это не сработает. Я, э-э, не тот, за кого ты меня принимаешь.
– Я знаю.
– Ты знаешь?
– Конечно. Эсбе убежден, что ты житель неба, но я врач. В моем мире хвосты мальчиков-младенцев отрезают при рождении или вскоре после него. Но тебе его не отрезали, у тебя от него остался только рудимент, и то под кожей. Это было первое, что я заметила, а потом поняла, что весь твой скелет отличается от наших. Он не деформирован, он именно другой. И органы тоже. Структура клеток четкая и наверняка вполне функционирующая, но я никогда не видела ничего подобного. Возможно, это безумный риск – создавать твой симулякр, но я не нанесла тебе никакого вреда, я думала, что ты будешь далеко и никогда не узнаешь об этом. – На лице ее вспыхнула робкая улыбка. – Я уверена, что твоя родина, которую я не представляю себе, где-то в лесах, там, где я нашла тебя.
– Нет, – ответил Форрест. – Моя родина не здесь. Я потерпевший кораблекрушение моряк.
Ее рука потянулась к мешочку на шее, Секпул изумленно глядела на «моряка».
И тут раздался крик. Отвратительный звук: дикий, пронзительный и надрывный. Форрест резко окинул взглядом пустую лабораторию. Но Секпул одним прыжком пересекла комнату и хлопнула ладонью по сенсорной панели. Стена перед ней беззвучно ушла в сторону. В открывшейся комнате сидел голый мужчина, привязанный к стулу: с пунцовым лицом, весь в поту, голову его обвивала гарнитура, а к телу были присоединены различные пыточные приспособления. Верховный Ученый стоял рядом, задумчиво перебирая свои инструменты.
На стуле сидел Форрест.
Секпул подошла ближе.
– Раптон и то был мягче. Эсбе, ты отвратителен. Мы не договаривались об этом.
– Что он тут делает? – прорычал Эсбе, пятясь. – Теперь ублюдка придется прикончить, и об этом мы тоже не договаривались.
– Я жила по указке безумца, – произнесла Секпул, вынимая нож. – Однажды я уже совершила несправедливую жестокость, Эсбе. И этого не изменить. Но хватит.
– Не тронь его! Он мой! – взвыл Эсбе в ярости.
Щелкнув хвостом, как плеткой, она впечатала ученого в стену. Одним твердым и точным движением нож опустился в ямку у основания ключицы клона. Она взглянула на окровавленное тело.
– Не знаю, как я не понимала этого раньше, – пробормотала она. – Я не должна ждать. Я могу захватить власть, действовать по своим правилам, поменять себя на Гемина, если потребуется.
– Не говори так, – сказал Форрест. – Секпул, когда я думал, что ты собираешься выдать меня Раптону, я был готов к этому. Я и сейчас готов. Я уже работал в ситуациях с заложниками. Поверь мне, я верну тело твоего сына домой, все будет хорошо…
– Зачем тебе это, человек ниоткуда?
Улыбаясь глазами, Форрест прижал ее к себе и поцеловал в лоб.
Но вдруг что-то изменилось. С его руками что-то происходило, они слабели, растворяясь в воздухе. Он почувствовал странно знакомое головокружение, это уже случалось с ним. Аппарат ПоТоло. Похоже, что дрейфующий остров оказался в зоне пространственно-временного скачка.
– Секпул! Жди меня! Я не могу это остановить, но я вернусь к тебе!
Она положила руку ему на грудь.
– Я знаю.
3. Черный камень
Когда орбиты планет совпали снова, Джон Форрест вернулся в Западную Африку. Теперь он собирался повторить скачок перед избранной группой ученых. Он выступил перед собравшимися и присоединился к ПоТоло, в одиночестве стоящему в лаборатории. Ничего не изменилось, та же комната с большими окнами, выходящими на закат. Джон Форрест, одетый, как и прежде, в свою пустынную форму, тоже кажется, не изменился, разве что был в лучшем настроении.
– Эта штука, – произнес он, кивая на маслянистый черный шар в камере, – ваша пространственно-временная машина… Должна ли она обязательно быть в контейнере?
– Нет, она просто должна находиться в комнате.
– Что произойдет, если я дотронусь до нее? Мгновенная смерть? Лучевая болезнь?
– Вы можете коснуться ее. Но я не советовал бы вам неделю носить ее в кармане, – ответил ПоТоло, держащийся на этот раз немного смелее.
– Вы отправите меня именно в тот момент и место, откуда забрали?
– По вашей просьбе. Я буду использовать тот комплекс пространственно-временных значений, который зафиксирован во время успешного возвращения. Но вы должны знать, мистер Форрест, это не так просто.
В предыдущий раз Форрест исчез на закате и появился весь перепачканный кровью за час до рассвета. Интервал – по местному, западноафриканскому времени – не обязательно соответствовал продолжительности его пребывания на Древней Венере, и к тому же Форрест вообще не мог доказать, что он был на поверхности Венеры в далеком прошлом. Но доказательство этого имелось – зонд, посетивший обитаемую Древнюю Венеру, благополучно записал все данные, и они были очень и очень убедительны.
– Вы все еще ничего не помните?
Форрест прикусил губу и отрицательно покачал головой.
– Абсолютно ничего, увы.
– На этот раз мы сделаем лучше. У нас будет устройство, сканирующее память, мы будем получать изображение прямо из вашей головы, прежде чем они сотрутся.
Форрест вежливо улыбнулся и подумал о Секпул, своей шаманке. Скоро он узнает, ждет ли она его.
Собрались гости. Кто-то говорил речи, воздавали ему хвалу.
Он стоял в воротах терминала.
Все глаза были устремлены на человека возле аппарата. Никто не обратил внимания, что круглый камень исчез со своего места. Держа руки в карманах, он смотрел на запад, где разгорались звезды, которые ему не суждено было больше увидеть.
Мир померк.