ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой Ятимоутта и Пинняхата
поочередно рассказывают
поучительные истории
Тогда Пинняхата приблизился к Ятимоутте и так сказал:
— Наш славный господин, могущественный обладатель небесного оружия, перед которым в почтительном трепете склоняются все государи острова Забу, появился на свет по воле владыки небесных натов Тиджамина. Это Тиджамин принес благородной царевне Тиласанде чудесный плод страстоцвета, от коего она и зачала. Когда же великомудрая фея Тураттати воздвигла для царевича невиданный доселе дворец и град за пятью стенами, подобный заоблачной обители Тудаттана, — подошло время искать нашему господину достойную подругу, которую было бы не стыдно ввести как государыню под золотой кров дворца. Готовясь отправиться на поиски невесты, потомок Тиджамина узнал вдруг о деве, обитающей на Горе Ароматов, и тут лее пустился в дорогу, сопровождаемый нагами, галоунами и нами — преданными слугами, верными сподвижниками числом в целую тысячу. Весь долгий и опасный путь он проделал без труда и явился на место в тот же день, когда и отбыл из пределов своего государства. Вот сколь стремителен наш господин — царевич Эйндакоумма!
Уже немалый срок миновал с тех пор, как поселился наш властитель во Дворце Слоновой Кости на берегу заповедного озера Навада, однако государь по-прежнему далек от цели: два царственных лика все еще не повстречались, суженые так и не увидели друг друга! Выходит, дело затянулось. Но кто же и повинен в этом, как не мы, нерадивые слуги, коим будто недосуг исполнить предначертание судьбы и соединить царевича с царевной?
Вы — верные наперсницы хозяйки Рубиновых чертогов, всечасно при особе госпожи, точно ее глаза и уши; мы — преданные исполнители воли владыки Золотого града за пятью стенами, словно проворные руки, лишь почтительно ожидающие приказаний. Так отчего же все мы медлим? Ведь недаром говорится: коли вдета нить в игольное ушко — вмиг два полотнища по кромке можно сшить! Если слуги на месте, должны они блюсти интересы господина! А уж если господин доволен, то и слуге зачтется. Прибавишь свою лепту к царскому благополучию — пожнешь в будущем достойную награду! Не страшусь напомнить любезной фее: наш повелитель, царевич Эйндакоумма, терпеливо ожидает во Дворце Слоновой Кости на берегу прохладного Навады! Да сказать не смею, надолго ли хватит государева терпения!
Смиренно выслушав настойчивую речь Пинняхаты и собираясь наградить его достойным ответом, фея Ятимоутта, по воле случая все еще державшая в руках гранатовую вазу из-под цветов благовонной мьиззутаки, протянула драгоценную вещицу юной служанке по имени Тириманда, стоящей позади нее. Тириманда потянулась было к вазе, да не успела подхватить ее, так как Ятимоутта уже выпустила вазу из рук, — и хрупкий сосуд, упав на гладкий пол слоновой кости, дал трещину и раскололся.
— Разбилась? — спросил наблюдавший внимательно всю сцену Пинняхата.
— Увы, я слишком поспешила, а Тириманда запоздала, вот и остались лишь осколки! — отвечала Ятимоутта.
«Вот случай, который упускать не стоит! — подумал Пинняхата. — Я говорил ей только что о нашем государе, дела царевича не терпят промедления... Гранатовая ваза разбилась будто ко времени. Есть лишний повод напомнить им, что надобно поторопиться!» А вслух хитроумный Пинняхата сказал:
— Ах, милая барышня, тут виною не поспешность, а промедление. Судите сами, если бы служанка быстро подалась вперед, то непременно успела бы принять сокровище царевны и драгоценная ваза была бы целехонька. Нужна согласность в действиях. Об этом стоит поразмыслить... Так же и в делах любви. Важно все исполнить вовремя, не отставая ни на миг. Пока наш благородный господин еще не протянул царевне божественные дары любви — пусть-ка верные служанки украдкою шепнут своей владычице, как надо поступить, чтобы не уронить их!
Смекнув, что ловкий царедворец упорствует в своем намерении вступить с ней в сговор, Ятимоутта призадумалась: «Мне должно убедить его в противном!» И с почтительно-любезным выражением лица она заговорила:
— Внимая наставлениям достойного сподвижника государя Эйндакоуммы, все же не осмелюсь последовать мудрому совету! Разве вправе мы поучать высокородную царевну? В присутствии царственной особы нам позволено лишь смиренно слушать да кланяться. Возражать или спорить скромной служанке вряд ли пристало. Все мы знаем, что многословие раба не украшает... Теперь, однако, слушая настойчивые речи искушенного царедворца, я не в силах промолчать и вот позволю себе вспомнить старинную притчу, подходящую к случаю и весьма назидательную: пусть же даст она пищу пытливому уму!
И после такого вступления Ятимоутта начала свой рассказ.
Что просто достается —
с тем легко и расстаешься
В давние времена у царя Локакету, правившего страною Зейттхапура, было две супруги: в южном дворце жила старшая царица Маллавати, в северном — младшая царица Тиривати. В должный срок у царицы Маллавати родилась дочь — царевна Гандамайя, а у царицы Тиривати — дочь — царевна Сандамайя. Обеих царских дочерей природа наделила всеми пятью достоинствами женской красоты. И вот, желая уберечь их от зла и пагубы, царь Локакету приказал построить два дворца: царевну Гандамайю он поселил во Дворце Южного Цветника, а царевну Сандамайю — во Дворце Северного Цветника. К каждой из дочерей он приставил бдительную свиту и охрану числом в пять сотен.
В то же самое время у государя страны Оуттамариззан по имени Тубатита и его супруги, царицы Забутоты, росло двое сыновей — Атевана и Тевана. Когда оба царевича услышали о красавицах из Зейттхапуры, то старший брат, Атевана, без долгих раздумий собрал тысячу воинов и отправился за пятьдесят юзан в далекую страну попытать счастья и встретиться с одной из царевен. По дороге Атевана остановился на ночлег в доме охотника и птицелова Гоумбаситры и простодушно поведал хозяину о цели своего путешествия. Выслушав царевича, охотник сказал ему так: «У меня на посылках царь птиц — Такуна. Он смышлен, как человек, — надобно его немедля отправить с поручением по вашему делу!»
Царевич согласился. Что сказано — то и сделано! На золотой пластине начертали любовное послание, в котором сообщалось о прибытии царевича Атеваны из страны Оуттамариззан. Пластину привязали на шею Такуне, и пернатый гонец отправился к царевне Гандамайе, жившей во Дворце Южного Цветника...
За первым письмом последовало второе, а там и третье... Так минул год. Царевич Атевана вновь и вновь писал царевне Гандамайе, настойчиво добиваясь ее расположения. Послушный Такуна был поверенным любви царевича, а юная красавица все колебалась и отвечала пылкому влюбленному словами, полными женского кокетства, вселяя надежду, но не давая обещания...
Тем временем младший царевич Тевана отправился из Оуттамариззана к старшему брату в Зейттхапуру. Долго ли, коротко ли — покрыл он расстояние в пятьдесят юзан и вместе с тысячной дружиной прибыл в Зейттхапуру. Там он поселился в саду Кевалаягоун в доме у Поуппхатари, придворной цветочницы царевны Сандамайи, жившей во Дворце Северного Цветника. Все расспросив и все узнав про дела своего брата, Тевана подумал: «Старшему братцу Атеване этак цели не достичь!» И решил он действовать по-иному. Дождавшись, когда в придворный сад явилась за цветами для убранства покоев няня и наперсница царевны Тукхапия, царевич Тевана встретился с нею и, поведав о своей любви к царевне Сандамайе, вручил сговорчивой служанке нить рубинов, сказав при этом: «Сделай так, чтобы царевна досталась мне!»
Проворная Тукхапия хитрым словом, ласковым уговором ловко склонила свою юную госпожу, и та, не ведая сомнений, согласилась.
А царевич Тевана между тем явился в дом птицелова Гоумбаситры и, увидевшись со старшим братом, стал расспрашивать о его делах.
«Да вот уже целых двенадцать месяцев посылаю с письмами хитроумную птицу, — ответил Атевана, — но, хотя царевна знает о моей любви и любит меня сама, никак мы не можем повстречаться!»
«Прошло лишь девять или десять дней, как я прибыл в эту страну, — сказал тут царевич Тевана. — В благоприятный час я отдал нитку рубинов прислужнице царевны — и вот уже получено согласие от прекрасной Сандамайи. Не лучше ли и тебе, братец, действовать по-моему?»
Тогда царевич Атевана купил за нитку рубинов у Гоумбаситры его хитроумную птицу Такуну и отправился к младшему брату. На рассвете в сад явилась за цветами няня Тукхапия, и младший царевич Тевана сказал ей: «Мой старший брат давно влюблен в царевну Гандамайю из Дворца Южного Цветника. Целый год он посылает ей письма с ученой птицей и уже добился расположения царевны, но они никак не могут встретиться! Подумай, матушка, и о старшем брате!»
С этими словами Тевана вручил няне еще одну нитку рубинов. «Пусть старший господин пошлет свою птицу к царевне Гандамайе и попросит ее выйти на свидание в сад. А уж я постараюсь, чтобы обе наши госпожи явились вместе. Как только они покажутся, ваше дело — их схватить и увезти в свою страну!» Так сговорившись с братьями, ловкая служанка удалилась во Дворец Северного Цветника. А старший царевич Атевана послал к своей возлюбленной верную птицу Такуну, велев передать царевне, чтобы она вышла на свидание в сад.
А тем временем няня Тукхапия направилась к царевне Сандамайе и сказала ей так: «Сегодня ваша старшая сестрица из Дворца Южного Цветника собирается на прогулку в большой сад — горожане уже расчищают дорогу для царского выезда. Не соблаговолит ли госпожа присоединиться к старшей царевне Гандамайе, дабы появился случай взглянуть на царевича Тевану?» — «Если сестрица поедет в сад, то я последую за нею», — ответила царевна Сандамайя.
Тогда хитрая Тукхапия отправилась во Дворец Южного Цветника и там почтительно доложила Гандамайе: «Младшая сестрица вашего высочества, царевна из Дворца Северного Цветника, велела запрячь лошадей в две колесницы и приглашает вас прокатиться по саду Кевалаягоун. С тем и прислала меня, свою верную рабу!»
Тут же царевна Гандамайя вмиг сообразила, что ей представится возможность встретить Атевану (со слов ученой птицы Такуны она уже знала, что влюбленный царевич будет в саду!), и приглашение младшей сестры она тотчас же благосклонно приняла, решив про себя, что поедут они порознь каждая со свитою в пятьсот приближенных.
А вездесущая Тукхапия заторопилась в Северный Цветник, но по дороге заглянула к нетерпеливо ожидавшим вестей братьям-царевичам и, воздав хвалу их силе, могуществу, богатству, будто между прочим, проговорила: «Сегодня день благоприятный — затмится солнце; если не совершите задуманного, другого случая не будет!»
Когда обе царевны, каждая на своей колеснице и в сопровождении собственной свиты, прибыли в сад Кевалаягоун, их окружило двухтысячное войско братьев Атеваны и Теваны; а уж потом вся кавалькада направилась в страну Оуттамариззан.
Проехав тридцать юзан, решили братья дать передышку коням и отдохнуть в тени развесистого старого баньяна.
Между тем государь Локакету, правитель страны Зейттхапура, узнал о том, что обе дочери его похищены братьями-царевичами из Оуттамариззана, и тотчас же велел военачальникам собрать всю армию — пехоту, конницу, боевых слонов и колесницы, дабы преследовать и разгромить пришельцев. Молниеносно покрыв расстояние в тридцать юзан, несметное войско настигло похитителей, и вспыхнул неравный бой. Видя это, младший царевич Тевана сказал брату: «Нам не по силам биться с таким неприятелем: у государя Локакету больше воинов и лучше оружие, с их копьями и мечами нашим не сравниться. Если будем сопротивляться дальше, то поражение неминуемо. Надо без раздумий возвратить им обеих царевен!» — «Выходит, все мои мечты и надежды, целый год томительного ожидания — все было напрасно! — воскликнул царевич Атевана. — Нет, уж я скорей умру, чем отдам мою возлюбленную Гандамайю!» — «Братец Атевана, — принялся увещевать его Тевана. — Жизнью рисковать из-за женщины не стоит! Ты просто не знал, как надобно действовать, вот и терпел целый год; а если взяться за дело умеючи, то, право, можно добыть себе жену в четыре или в пять дней! Теперь же отпусти царевну!»
Однако Атевана продолжал упорствовать: «Моя решимость неизменна, как и сила моей любви. Пусть я погибну, но уж вместе с царевной!»
Тут младший брат Тевана подозвал царевну Сандамайю и так сказал: «Задумал твой отец недоброе, вот и наслал на нас полчища воинов, видно, хочет перебить всех, как заклятых недругов. Раз он меня не любит — могу ли я любить тебя? Да и к чему сражаться: ведь за какие-нибудь десять дней легко отыщешь путь ко всякой женщине, надо лишь постараться!»
И вот уже, долго не раздумывая, коварный Тевана схватил за руку царевну Сандамайю и вытолкнул ее навстречу воинам из Зейттхапуры: «Раз так, забирайте вашу госпожу назад! Но за ее сестру, царевну Гандамайю, вам придется заплатить своею кровью: мой братец Атевана станет биться до конца!» — И с этими словами царевич Тевана удалился с поля боя в сопровождении тысячи своих воинов.
Видя и слыша все это, старший царевич Атевана крикнул своей ученой птице Такуне: «Лети в страну Оуттамариззан и расскажи обо всем моему батюшке!»
Вмиг очутился посланец Атеваны перед государем Тубатитой, и тот без промедления выслал на выручку царевича бесчисленное войско — пехоту, конницу, боевых слонов и колесницы — во главе с лучшими полководцами. А в ожидании подмоги царевич Атевана с тысячью своих воинов насмерть стоял против полчищ из Зейттхапуры. Лишь только помощь подошла, как войско Локакету отступило, увозя с собой царевну Сандамайю. Когда же возвратились в Зёйттхапуру, то государь-отец с пристрастием допросил царевну и та поведала родителю, как провела ее бесчестная Тукхапия. За все свои грехи и козни недостойная служанка была примерно наказана. А царевич Атевана и царевна Гандамайя, за целый год хорошо узнавшие друг друга, оказались связаны самой судьбой и счастливо прожили вдвоем всю долгую жизнь...
Вот потому и говорят: что легко достается — с тем легко и расстаешься. Такова эта поучительная история. Обоим нашим господам не худо бы помнить о ней. И негоже благородной царевне слишком торопиться навстречу могущественному государю Эйндакоумме, ведь это все равно, что, «не докопав колодца, требовать чистой воды»! Все в свое время. Пусть же юные царевич и царевна действуют осмотрительно, без легкомыслия и суеты! Ведь что легко возводится — то легко и рушится! А вы, мой сударь, лишь только прибыли, куда вам было велено, уже и сами повелеваете, памятуя лишь о пользе своего владыки. Да только, верно, позабыли, что наша благородная госпожа еще слишком юна и неопытна: не время с нею говорить о сватовстве! От непонятных и обманчивых речей она смутится, может все превратно истолковать, страшась и опасаясь неведомого, и ответом будет лишь детский лепет; тогда уже греха не оберешься — тому, кто начал эти речи, придется нелегко!
Так закончила свое повествование рассудительная Ятимоутта. Тогда заговорил Пинняхата, дотоле молча внимавший словам наперсницы царевны:
— Такие речи приятно слушать — все как будто справедливо. Однако невозможно согласиться с тем, что тише едешь — дальше будешь! Ежели медлить на стезе любви, то путь окажется чрезмерно долгим. А наш царевич жаждет выбрать наикратчайший — как от двери до порога! Ведь во имя желанной цели он так сюда спешил, для этого и поселился во Дворце Слоновой Кости с рубиновым и золотым убранством, на берегу недоступного озера Навада... Любезная фея поведала мне историю влюбленных, которые соединились, пройдя томительный и длинный путь. И все же, мне сдается, что долгая отсрочка доказывает лишь незрелость чувства, неясность мысли, неуверенность при выборе достойного супруга. В делах любовных надо действовать решительно и быстро, лишь тогда исход окажется благоприятным... Теперь же прошу со вниманием прослушать старинную притчу, в которой говорится о том, что промедление и долгое раздумье желанной пользы не сулят.
Действуя несмело,
лишь загубишь дело
В давние времена правил страною Мингаланагара царь Язакаруня, живший в радости и согласии с царицею Пинсаламандой. От счастливого супружества родилась у них дочь — царевна Тувуннарей. Как вступила она в девичий возраст и достигла зрелости, царь-отец построил для нее дворец с семью башнями, поселил там дочь со свитою из пяти сотен прислужниц и окружил ее недремлющей стражей. А молва о невиданной красоте царевны разнеслась по всему острову Забу.
В ту же пору страною Эйндапатхана управлял великий государь Датадаммарей, у которого была супруга по имени Кхематанти и сын от нее — царевич Авиззаня. И вот однажды, наслышавшись о прелести далекой Тувуннарей, царевич распрощался с родителями и вместе со своей дружиной в пять сотен воинов отбыл в страну Мингаланагара, а по пути нечаянно расположился на отдых в прекрасной роще, где жил отшельник Магари. Проведя в благословенной роще некоторое время, царевич Авиззаня что ни день читал нараспев священные гатхи об искоренении вражды и о торжестве любви в подлунном мире. Уединившийся в пустынной роще аскет Магари каждодневно внимал пению царевича и как-то раз сказал: «Помоги мне понять священные веды, государь!» — «Зачем тебе в твоем уединении знать веды?» — удивился Авиззаня. «По воле государя Язакаруни я отправляюсь всякий день в дворцовые покои и наставляю в книжной премудрости царевну Тувуннарей. Вот и хочу узнать заветные гатхи, чтобы учить им юную дочь государя». — «Не проще ли мне самому заняться обучением царевны?» — спросил тут Авиззаня. «Тебе в царевнины покои доступа не будет, — ответил ему отшельник, — ведь царь-отец упрямо держит взаперти Тувуннарей и окружил ее недремлющей стражей, дабы охранить и уберечь девичью чистоту от мужского глаза!» — «Ну, коли так, — воскликнул Авиззаня, — я стану обучать священным гимнам вед кого-нибудь из окружения царевны! Если прекрасная дева вдруг пожелает узнать божественные гатхи, пусть повелит учиться своим придворным и подругам!»
Отшельник передал царевне предложение Авиззани, и та вдруг загорелась жаждой знания: чтобы внимать священным гимнам вед, она отправила на выучку к царевичу свою кормилицу Малладию. Занимаясь с няней, царевич Авиззаня снискал ее расположение и как-то раз поведал о тайном своем намерении узнать прекрасную Тувуннарей.
«Слава о красоте царевны гремит повсюду. Вот я и не сумел противостоять соблазну, с тем и прибыл в Мингаланагару. Поможешь ли ты мне завоевать благосклонность юной госпожи?» — спросил царевич свою ученицу Малладию.
«О благородный государь, — отвечала та. — Не стоит торопиться! Я стану исподволь, намеками и лаской уговаривать царевну день за днем, час за часом, мягко и неспешно — так постепенно, глядишь, и настрою ее на нужный лад. Тогда уж ты, мой господин, и обретешь желаемое!»
На том и порешили. В дневное время Малладия внимала ведам у царевича Авиззани, а на ночь возвращалась к своей госпоже в заповедный семибашенный дворец. И всякий вечер хитрая служанка расписывала юной Тувуннарей достоинства неведомого пришельца: дескать, высокоученый царевич Авиззаня, сын государя Датадаммарейя, что правит в стране Эйндапатхана, не только знает веды, но искушен и преуспел во всех восемнадцати науках мира. К тому же он прекрасен телом и лицом, будто небесный нат, изыскан, утончен и благороден, как и подобает отпрыску великого монарха. Так повторяла Малладия вновь и вновь, настойчиво внушая госпоже, что более достойного избранника невозможно и представить, что оба они — царевич и царевна — станут друг друга украшать, как изумруд и золото. И вот неопытная Тувуннарей, вняв обольстительным речам служанки, сдалась на уговоры и погрузилась в мечты о прекрасном царевиче.
В те же времена у государя Махейддики и государыни Зетатанти, властвовавших в стране Параяна, был сын — царевич Витарада. Как-то раз в сопровождении тысячи воинов отправился он на большое озеро Махандатита — поразвлечься и выкупаться в прохладных водах. Случайно в этот день на озеро явились супруги-билу Кхиранъякха и Гандакоумби с малолетним сыном по имени Анука. Собравшись искупать Ануку, они вошли в воду — туда, где было мелко, но тут же на беду выпустили ребенка из рук. Вмиг большой волной подхватило Ануку, отнесло на глубину и скрыло из глаз. Оба билу запричитали и с воплем бросились к царевичу Витараде: «О государь, спаси нашего сына! В награду мы исполним любое твое желание!»
Тут Витарада без промедления отправил в воду всю тысячу своих дружинников; они нырнули и тотчас же спасли тонувшего Ануку. Радости Кхиранъякхи и Гандакоумби не было границ: «Приказывай, о властитель наш, мы исполним все, что пожелаешь!» — «Слыхал я, что в стране Мингаланагара, — сказал тут царевич Витарада, — живет красавица царевна Тувуннарей. Она так дивно хороша, что царь-отец заточил ее в уединенном дворце, с семью башнями, чтобы никто не сумел к ней проникнуть. Страна эта отсюда далеко, в целой тысяче юзан, не под силу обычным людям быстро одолеть такое расстояние. Да вот пришла мне в голову нежданная мысль: хочу я за день достичь страны Мингаланагара!»
Лишь только царевич Витарада поведал билу о своем желании, как благодарные супруги тотчас поднесли ему волшебный летающий ковер. Благополучно возвратившись вместе с войском в Параяну, царевич Витарада испросил у государя с государыней согласия, а после, удобно поместившись на летающем ковре, велел ему лететь в страну своих грез Мингаланагару. В ту же ночь ковер-самолет домчал его до царства Язакаруни. Глянув с неба вниз, Витарада увидел пышный золоченый город, а в нем сверкающий дворец с семью башнями.
«Верно, это и есть обитель прекрасной царевны Тувуннарей!» — подумал он и стал искать глазами юную красавицу. Царевна почивала в это время в главном покое дворца, в просторном зале с колоннами из слоновой кости, сияющем разноцветным хрусталем и мозаикой. Стены зала были обтянуты шелком и парчой, убранство внутренних покоев было из золота и серебра! Вокруг царевны все искрилось и переливалось. Ночная стража, многочисленная свита, верные служанки стерегли покой своей госпожи, которая нежилась в объятиях легкого сна.
Внимательно все рассмотрев, царевич Витарада незаметно для стражи спустился во дворец и ловко проскользнул в покои Тувуннарей. Приблизившись к ложу спящей царевны, он призадумался, как действовать дальше.
А юная Тувуннарей, с вечера наслушавшись россказней няни Малладии о красоте, уме и мудрости знатока вед царевича Авиззани, уснула во власти соблазнительных посулов и уговоров хитрой прислужницы. В неясных грезах, в затуманенном ее сознании уже безраздельно царил образ прекрасного юноши; исполненная любви к нему, Тувуннарей была готова дать свое согласие — в душе ее сиял восторг, а грудь теснилась от неведомых желаний. В порыве любовного томления она мечтала о свидании с возлюбленным избранником; в дымке сновидений ей грезился царевич из Эйндапатханы, как описала его красноречивая Малладия. Но каково же было изумление царевны, когда, внезапно пробудившись, она вдруг увидала за пологом близ своего ложа Витараду. Без колебания решив, что это к ней явился учитель вед, царевич Авиззаня, влюбленная Тувуннарей в истоме прошептала: «Матушка Малладия не говорила мне о том, что господин прибудет сегодня ночью. Она все развлекала меня приятною беседой, а я и задремала!»
Тут царевич Витарада смекнул про себя, что речь идет о ком-то другом, но притворился, будто понял, о чем говорит царевна, и решил вступить в игру. Прекрасная Тувуннарей, не окликнув и не разбудив Малладии, позволила ему приблизиться — и вот уже вся ночь на девственном ложе прошла в сладких утехах любви. Лишь перед самым рассветом царевич Витарада перенес задремавшую Тувуннарей на свой чудесный ковер, и оба полетели в страну Параяна.
Вот так все и случилось. Пока медлительный царевич Авиззаня искусно плел свою интригу, обучая ведам Малладию, а та предусмотрительно готовила царевну к свиданию с прекрасным незнакомцем, расторопный Витарада ловко похитил доверчивую Тувуннарей. Поразмыслив над случившимся, незадачливый Авиззаня испугался, как бы о его позоре не проведали на родине, и поспешил убраться восвояси, хоть и с пустыми руками. Тут и конец моему рассказу.
Недаром говорится: действуя несмело, лишь загубишь дело! Теперь вы видите, сколь пагубны нерешительность и промедление. Влюбленные ждут не дождутся заветного свидания — первая встреча, первый взгляд, первое чувство, тайные желания юной любви, истома непознанной страсти; точно две золотые бабочки, стремятся друг к другу их сладостные мечты. Вправе ли мы, недостойные, мешать светлому счастью наших повелителей? Неужто допустим, чтобы кто-то чужой расстроил их грядущий любовный союз? Пусть же стремятся они к желанной цели, не зная дурного, не видя уродливого, не слыша грубого; пусть все свершится легко и быстро! Ведь они уже знают друг о друге.
Аромат цветов приносит легкий ветер,
Весть о человеке нам приносят люди!
Не так ли? Еще не видя друг друга, юные царевич и царевна внемлют нашим речам, жаждут услышать друг о друге. Смогут ли изведать радость их юные сердца, если мы не будем расторопны или станем воздвигать преграды? Расскажу еще одну притчу: сколь ужасен гнев от неудовлетворенного желания!
Исполнил не в срок —
на спине урок,
или всему свое время
Жил некогда в небесном царстве Тавадейнта один благородный нат по имени Деватандика. В отечестве своем он слыл сыном самого владыки Тиджамина. Не зная усталости, все дни свои он проводил у ног могущественного властелина, служа ему верой и правдой, готовый исполнить любое поручение государя. И вот однажды повелитель неба изволил пожелать, чтобы в заоблачных селениях Тавадейнты распустились цветы морских кораллов. Немедленно призвал он Деватандику и повелел нарвать морских цветов.
«Исполню повеление в шесть дней, а на седьмой явлюсь с добычею к царственным стопам владыки!» — так обещал усердный нат и тут же пустился в путь. По истечении срока, на седьмые сутки, проворный Деватандика уже возвращался назад с коралловыми цветами. Добравшись до границы океана, он взглянул на небеса, и вдруг ему почудилось, что облака изрядно загрязнились. Решив угодить Тиджамину и заслужить высочайшую похвалу, прилежный нат оставил цветы на берегу и принялся снимать легкие облака с небосвода. Пока он чистил их и промывал водой из океана, пряный аромат коралловых цветов распространился на много юзан вокруг; и вот уж привлеченная соблазном большая рыба вынырнула из волн и вмиг проглотила чудесные цветы.
Так и пришлось незадачливому нату Деватандике вернуться к золотым стопам небесного владыки с пустыми руками. Когда он смиренно доложил обо всем родителю, могучий Тиджамин грозно захохотал. «На что мне глупое усердие, коли ты забыл о порученном?» — вскричал он. И в ярости избил недостойного ната ротанговым жезлом. Страдая от боли и стыда, несчастный Деватандика уж впредь не смел подниматься в небесные селения...
Выходит, что услуга, оказанная не ко времени, лишь вредит делу, а отнюдь не сулит награды. Значит, надобно следовать послушною стезею повелений господина. Стоит ли говорить о том, сколь опасаюсь я гнева могущественного государя Эйндакоуммы! Ах, все приметы грозы и бури нам подлинно известны; не в пример труднее угадать желание владыки! Разве вдруг заметишь зеленого попугая в густой листве? Белое на белом или черное на черном сразу и не разглядеть. При нашей службе надо ухо держать востро, беспрекословно выполнять любое поручение, чутко слышать веление золотого сердца господина. Разве я неправ?
— Все сказанное вами, конечно, справедливо, — проговорила Ятимоутта, когда Пинняхата закончил свою пространную речь. — Но я осмелюсь возразить... Ведь наши славные царевич и царевна сияют, точно солнце и луна. Разве можем мы, простые слуги, распоряжаться их судьбою? Отнюдь... Увы, теперь же нам пора и возвращаться в Рубиновый дворец, простите нас. Хотя ваши занимательные притчи слушать интересно и приятно, все же нас ожидают неотложные дела!
— У подданных не может быть иного дела, кроме святого долга служить во славу повелителя! — воскликнул тут Пинняхата. — Какие же дела у обитательниц Рубиновых чертогов, что все вы так спешите?
— О, мы торопимся не потому, что это нам самим так нужно, — поняв намек, ответила благородная фея Ятимоутта. — Ведь все мы день-деньской должны быть неотлучно при нашей юной госпоже. Всех поручений, обязанностей и забот не перечесть. То ухаживаем за ее божественными волосами: ароматным эликсиром из драгоценной чаши, отделанной девятью камнями, смачиваем каждый сверкающий волосок длиною в три с половиной локтя, они струятся и сияют, как изумрудные лучи, такие тонкие, прозрачные, словно нити-паутинки благовонной смолы. Едва мы покончим с этим, как принимаемся расчесывать все несметное богатство юной повелительницы гранатовыми гребнями с частыми и острыми зубцами, потом вплетаем в волосы цветные нити с украшениями из кораллов и делаем ажурную прическу. Прелестное и, нежное тело нашей госпожи также требует всяческого внимания и бережного ухода: прислужницы подносят золотую чашу, осыпанную рубинами различных оттенков, и пряною сандаловою мазью мы натираем гладкую и бархатистую, чуть влажную и прохладную кожу. Причесанная и умащенная, благоухает и сияет красавица Велумьясва, ее чистое сверкающее тело облегают легкие покровы — прозрачная рубашка с узкими рукавами цвета юной зелени, вся расшитая драгоценными жемчужинами, и верхние царские одежды, отделанные золотом, искусной вышивкой и узором из бриллиантов. И вот в ласкающем глаз наряде прелестная царевна возлежит на драгоценном ложе из сапфиров в уютном гроте-опочивальне, находящемся в самом сердце Рубиновых чертогов. А благородная Кинсанатари готовит ее высочеству на смену новое одеяние...
В прохладные покои проникает дыхание зноя; забывшись легкой дремотой, наша госпожа чуть разметалась на своем роскошном ложе. Сияние юной плоти не отличишь от блеска драгоценных тканей. Приблизившись к благоухающей сандалом спящей Велумьясве, верная служанка Хемавати не замечает, что прозрачные покровы смялись и обнажили царственное тело. Однако бдительная Кинсанатари вдруг говорит: «Я не вижу рубашки, которую надевала госпоже Тинкхакальяни!» И, наклонившись к почивающей царевне, тотчас замечает, что едва заметный ветерок, поднятый легкими взмахами золоченых опахал, чуть коснувшись прозрачной рубашки царевны, смял оба ее рукава, так что они сбились под мышками, нескромно обнажив божественные руки Велумьясвы, благоухающие дивным ароматом. Хемавати и не догадалась, что пенистая дымка в солнечном сиянии — это измятые покровы царского наряда. Тут же строгая Кинсанатари велит переодеть царевну, и золотые опахала замирают...
Да будет вам известно, что одеяния ее высочества меняются по десять раз на протяжении часа; лишь сомнутся легкие покровы — глядь, уже рачительная Баттазани подносит свежую рубашку с искусно вышитым узором и отделкой из рубинов. Тотчас же осторожно снимают мятые жемчужные одежды. Склоняясь к обнаженной госпоже, Кинсанатари чувствует, как пышет жаром от разгоряченного тела, и, прежде чем смягчить изумрудную кожу благовонной мазью, она решает легким взмахом веера прогнать докучный зной. Прохладный ветерок чуть морщит тонкую материю, и край рубашки едва касается нежной кожи царевны, но мягкое прикосновение кажется ей мучительной пыткой, и будто от боли царевна вскрикивает... Кинсанатари в страхе, что случилось непоправимое, отпрянула назад, и вот уже бежит в покои для прислуги, и не смеет более входить в опочивальню царевны...
Тут уж вспоминают обо мне — царевна на постели обнажена, ветерок от опахал и вееров свободно обдувает ее, принося неведомые беды. Мне надо торопиться. Рабу послали с поручением, а она замешкалась! Пора и честь знать. Меня зовут! Прощайте!
Поведав обо всем, преданная долгу Ятимоутта в знак уважения низко поклонилась прекрасному дворцу, где обитал царевич Эйндакоумма, и собралась идти.
А тем временем достойный отпрыск Тиджамина удобно возлежал на ароматном ложе из цветов в уютной маленькой беседке из слоновой кости, сплошь увитой зеленью, — точь-в-точь святилище астролога — и, невидимый, с интересом внимал беседе Ятимоутты и Пинняхаты. Наконец решив, что пришло время им расстаться, Эйндакоумма тихонько кашлянул, чуткий Пинняхата тотчас же уловил этот тайный знак и вкрадчиво заметил фее:
— Когда нас призывает господин, не стоит медлить — дело государя превыше всех других! Разве посмею вас задерживать? Могу ли я надеяться на встречу с госпожой?
— Среди таинственного Леса Ароматов стоит уединенный Дом Отдохновения, невдалеке от мирной обители прославленного Садутакхи. Это жилище моего отца — ната Эйдидевы. Если надумаете пожаловать, то милости прошу. Всегда найдется, кого послать в Рубиновый дворец царевны — меня без промедления известят.
Так все объяснив, рассудительная Ятимоутта еще раз поклонилась покоям царевича Эйндакоуммы и вместе с пятью сотнями служанок, сопровождавших ее, удалилась во дворец на Горе Ароматов.
Поднимаясь по каменным ступеням парадной лестницы, перила которой были украшены резными фигурами диковинных львов и невиданных птиц, которые, играя, резвились среди удивительных цветов, Ятимоутта прошла под просторной четырехскатной крышей из стекла и направилась дальше — сквозь галереи, залы и покои под сенью тридцати больших пьятта и пяти сотен малых — прямо в Алмазные чертоги, где за створками дверей из яркого стекла на возвышении, огражденном резной балюстрадой с украшениями из дорогих алмазов и редких кроваво-красных гранатов величиной с огурец, посреди роскошного ложа, покрытого многослойным бархатом, томно раскинувшись и едва касаясь мягких подушек, в небрежно-грациозной позе полулежала благородная царевна Велумьясва. Еле слышно, тихим, серебристо-нежным голоском подозвала она своих придворных фей и каждой изволила вручить по золотистому цветку благоуханной мьиззутаки. Тут в опочивальню и явилась Ятимоутта.
— Хвала небесам, вот наконец и ты! — с обидой проговорила юная царевна. — Отлучилась на мгновение, а пропадала целую вечность. Мне совсем не по душе, чтобы мои подданные где-то попусту гуляли!
С этими словами она своей прелестной ручкой гневно кинула провинившейся Ятимоутте цветок мьиззутаки в крошечной вазе из дорогого изумруда.
— Ваше высочество, видно, забыли, что сами и послали Ятимоутту. Теперь же вдруг ее и вините! — почтительно вмешалась придворная фея по имени Йоханамейтта. — Пусть вы неблагосклонны к ней и не имеете расположения одарить бесценной мьиззутакой, все же она усерднее и достойнее всех нас!
— Это почему же? — удивилась царевна.
— Ну как же?! Ведь ей пришлось отправиться с цветком-подарком к самому царевичу, поселившемуся во Дворце Слоновой Кости на берегу озера Навада! А там, набравшись смелости, благоразумная Ятимоутта должна была вступить в долгий спор во имя пользы вашего высочества! Как же не считать ее достойнее прочих ваших подданных?
— Ах, так ведь я сама туда ее послала! — вдруг спохватилась царевна и тут же серебристо засмеялась, желая обратить все в шутку. — Ну, уж если нашу Ятимоутту отправили к мужчинам, где уж скоро ожидать ее обратно! Там и веселье, и увлекательные споры, и состязание в острословии, и любезное обхождение — это быстро не наскучит!
И вот уже царевна вновь надула губки, вспомнив о своей обиде.
— Милостивая моя госпожа, — осмелилась разомкнуть уста Ятимоутта. — Хоть я старалась говорить с ними со всеми кротко и приветливо, беседа наша затянулась: нам было трудно прийти к соглашению, но каждому хотелось остаться правым. Про такое говорится: это помудренее, чем в золотую чашку снять сливки с молока от львицы! Нешуточное дело! О чем уж только мы не спорили! Зато узнала я, что юный государь, владеющий оружием Тиджамина, с царями нагов и галоунов, с воинами, которым нет числа, изволил поселиться в драгоценных чертогах Дворца Слоновой Кости, просторных и богатых, на берегу таинственного озера Навада; что царевич собою прекрасен, статен, могуч и почитаем, как молодой побег от древа Тиджамина. Поэтому ваша скромная служанка не посмела попусту, без должного почтения явиться прямо перед ним, а долго ожидала, робко и смиренно, с бьющимся от страха сердцем, трепеща и холодея. Но наконец, памятуя о высоком поручении госпожи, дрожа всем телом, прошла я в покои царевича и преподнесла гранатовую вазу с драгоценной мьиззутакой.
А потом ко мне приблизились благородные сверстники царевича, окружили и стали расспрашивать. Я вначале совсем растерялась, низко опустила голову, отвечала тихо. Но потом собралась с духом и оправилась от первого смущения. Тут-то и представился мне случай убедиться в высоком благородстве и добром снисхождении прекрасного царевича.
Юные герои из свиты Эйндакоуммы отправили почтенного ната, надзирающего за озером Навада, на Северный остров, чтобы достал для них пасхоу с чудотворного древа желаний падета. Бедняга нат, пыхтя и отдуваясь, с трудом принес им царские одеяния, исполнив поручение немедля. То были и впрямь роскошные пасхоу причудливых расцветок и с золотой отделкой. Но юные соратники царевича остались недовольны: «Отчего ты принес нам пасхоу ценою в тысячу, а не в сто тысяч золотом? По-твоему, для наших чресел хороши и такие?»
Рассерженные молодцы схватили незадачливого ната и гибкою лианой привязали к стволу гвоздичного дерева. Несчастный старец кричал от боли и призывал на помощь, но ему заткнули рот шершавым кляпом из мясистых тычинок с пряной пыльцой от цветов ганго. Нат извивался и мычал, и его тоскливые стенания наконец достигли золотых ушей царевича.
«Не смейте трогать ната! — повелел тут милосердный Эйндакоумма. — Пусть мирно продолжает жить в своей обители. А уж я своею властью добуду для вас лучшие пасхоу из ткани небесных облаков ценою в атиндже — ведь вы должны прилично одеваться... Но вашим поведением я недоволен: как могли вы поступить столь грубо и жестоко? Запомните, что сердце государя исполнено любви, доброта и сострадание соперничают в нем, и без ответного чувства я не в силах наслаждаться жизнью. Оттого покинул я свой дивный пятистенный град, оттого и поселился здесь, в лесной обители из бивней диких слонов. Разве неведомо вам это?»
Так изволил наставлять их царевич Эйндакоумма. А горемычный нат, вновь получив свободу, был рад без меры и, счастливый, тотчас же убрался восвояси.
Слушая и наблюдая это, ваша раба не могла сдержать трепета в груди: дыхание мое затмилось, в глазах нежданно все померкло, какой-то страх сковал меня, по телу поползли мурашки... Перед собой ничего не видя и слова дельного сказать не в силах, а лишь бессвязно что-то бормоча, я протянула благовонные цветы навстречу золотому лику. Приблизиться же к благодатному владыке не смогла... И тут услышала я дивный глас: «Мне ведомо, что благородная царевна, отправив всех вас с важным поручением, нетерпеливо ожидает возвращения. Не медлите ж, к чему ее тревожить! Пусть не узнает ваша госпожа ни суеты пустых волнений, ни горечи напрасных ожиданий!»
Вняв мудрому совету, я тут же, не замечая ничего вокруг, с почтением поклонилась и распрощалась. А после, кликнув всех служанок, без промедления пустилась прочь, покинув дивные чертоги Эйндакоуммы, спешила к золотым стопам моей любезной госпожи...
Внимая утешительным словам красноречивой Ятимоутты, юная царевна Велумьясва мало-помалу совсем успокоилась и вскоре безмятежно задремала на мягком и роскошном ложе.
Как только рассвело, царевич Эйндакоумма призвал своего преданного сподвижника Пинняхату и повелел:
— Попытайся проникнуть в город на Горе Ароматов.
С готовностью приняв поручение, Пинняхата немедля собрал испытанных соратников — таких, как Яммания, Балананда, Дейббатота, Даммавата, Тиссаназа, Тамбавара, Тукхамана, Таббазейя, Пурейттара и многие другие, им не уступающие, — и во главе тысячи воинов отбыл к Горе Ароматов.
И вот как только две верные подруги царевны Велумьясвы — Падуматейнги и Ятимоутта — вышли из Благовонных покоев Обители Отдохновения ната Садутакхи, направляясь мыть волосы, то сразу же нежданно-негаданно и встретились с воинами Пинняхаты; сам военачальник тем временем выспрашивал дорогу в Обитель Садутакхи. Остановившись в подобающем отдалении, скромная Ятимоутта склонилась в почтительном приветствии и тут же осведомилась о цели путешествия столь многочисленного отряда воинов. На это Пинняхата сказал:
— Мой славный повелитель желает знать, известно ли царевне о нашей давешней беседе? Как приняла ваша прекрасная госпожа благие доводы и предложения? Вот с этим царевич и послал нас. А здесь мы остановились и пытаемся выяснить дорогу в обитель вашего отца!
Сообразительная Ятимоутта вмиг поняла, что ей не подобает — да и не под силу! — одной беседовать с пришельцами, а потому тотчас же незаметно отправила догадливую Падуматейнги в жилище ната Садутакхи известить о появлении тысячи воинов во главе с Пинняхатой и попросить о помощи. Та же, исполнив просьбу, без промедления вернулась — уже со свитой в пятьсот прислужниц. Зорко наблюдавший за этим Пинняхата с усмешкой проговорил:
— Оказывается, прелестные жительницы Рубиновых чертогов, раскинувшихся на вершине Горы Ароматов, не только славны обходительностью и всеми пятью достоинствами женской красоты, они к тому же еще сообразительны, умны, хитры, ловки, все чувствуют, предвидят, успевают, все как должно обдумают, решат, исполнят... Однако трудно вам тягаться с юным властелином всех царств на острове Забу, владеющим магическим оружием, которое побеждает любых врагов, и чудотворным кристаллом — даром самого божественного Тиджамина! Ведь благодаря своей безмерной власти и силе сверхъестественного знания царит он и над всею твердью земной, и над водой, искусно управляя и людьми, и галоунами, и нагами, ибо суждено ему в будущем стать не кем иным, как Просветленным. И вот сей славный государь, движимый всесильной любовью к владетельнице Рубинового дворца, проделал дальний путь и наконец приблизился к заветной цели. А вы, капризные создания, всё не желаете и пальцем пошевелить, чтобы устроить его судьбу и счастье своей владычицы. Ну если будете упорствовать и впредь — пеняйте на себя: сиятельный потомок Тиджамина взовьется ввысь и, золотыми шагами вмиг измерив небесное пространство, появится на Горе Ароматов, подхватит юную царевну и унесет с собою. Не этого ль вы жаждете?
А то еще наш благородный господин способен прорезать земную толщу, как лист пергамента, и уйти вглубь на двести сорок тысяч локтей; прокравшись под землей, он может внезапно выйти на поверхность и тайком похитить прекрасную хозяйку Града Ароматов. Не этого ль вы ждете?
Ужель вам непонятно, что царевич и царевна предназначены друг другу судьбой, что наш властитель любит и лелеет мечту соединиться по любви в браке с госпожой Рубиновых чертогов. Потому он и решил великомудро, что будет действовать согласно, мирно, с почтительной любезностью и лаской, дабы осуществить задуманное?! Однако среди вас нет ни одной, которая хоть словом или намеком помогла бы начатому делу. Ну, как тут не подумать, что всем вам более по нраву власть и сила?! Когда царевну унесут по воздуху или сквозь землю, вы вряд ли сможете препятствовать чудесному деянию...
В своем искреннем негодовании Пинняхата все больше распалялся.
— Конечно, где уж нам тягаться с властелином небесного орудия! — вступила тут в беседу рассудительная Падуматейнги. — Если ваш могучий и неукротимый государь задумает прибегнуть к силе, как вы нам только что сулили, кто помыслит о сопротивлении? Однако если он и впрямь исполнен добродетели, радеет лишь о благе, то должен действовать по справедливости: искреннее чувство и нежное сердце всегда его направят на путь смиренной надежды, терпеливой ласки, мягкой настойчивости. Не грех и вам всем поступать в согласии с высокими порывами души, памятуя о снисхождении. Вы же печетесь лишь о том, как поскорее заполучить желанную добычу. Грозите, что господин ваш явится из-под земли или примчится по небу, чтобы украсть царевну. Ужели вам неведомо, что, совершив такое, он счастья не добьется? Но нет, я твердо верю, что славный ваш повелитель, если он и впрямь велик и мудр, поступит иначе: неспешная надежда, мягкое упорство и хитроумная уловка доставят ему желанную победу.
Да разве вам на память не приходят старинные истории, предания и притчи, поучительные повести и назидательные речи древних мудрецов? А в них неоднократно говорится, что действующий силой, идущий напролом лишь нарушает общее согласие и терпит поражение. Ведь принуждением успеха не добьешься. Восторжествует лишь тот, кто мягок, спокоен и разумен. Теперь же, о благородный Пинняхата, благоволите со снисходительным терпением выслушать одну старинную, весьма подходящую к случаю историю.
Силою ворвешься —
толку не добьешься
В давние времена прекрасная кейннари по имени Ятанамари жила в супружестве с небесным государем-натом Бейттано и родила ему шесть дочерей. Их звали Сандахема, Тейнкхаанза, Тотакалья, Поуппхатида, Раммагива и Гандатура. И были эти шесть царевен столь блистательны и прекрасны собой, как будто шесть светил из знаменитого небесного созвездия. Радея о спокойствии и благе дочерей, отец их, государь-нат Бейттано, выбрал на бескрайних просторах Хемавунты свободное пространство — сто юзан в ширину, сто юзан в длину — и возвел дотоле невиданный город — точь-в-точь гигантский лабиринт с бессчетными извилистыми улицами, запутанными, как паутина, и весь украшенный стеклом. В середине города воздвигли шесть дворцов и поселили в каждом юную царевну с тысячью прислужниц. Так как Бейттано заботился о добродетели и чистоте своих невинных дочерей, то на каждом из тысячи поворотов города-лабиринта, во всех углах, он приказал поставить для охраны по шесть десятков чудищ-билу. А вход в заветный город был сделан лишь один. Вокруг диковинного лабиринта текла глубокая река в три гавоу шириною. Так все устроив, небесный государь-нат Бейттано почувствовал себя спокойным, решив, что уж теперь ни один мужчина не сможет проникнуть в чертоги его бесценных дочерей. С той поры во все времена года он мирно почивал в своем дворце, не зная ни тревог, ни огорчений.
В те же времена в шести известных царствах правили могущественные государи: Кутала — в стране Тейнгиния, Тиссара — в стране Писсаяпхали, Тэккисса — в стране Аттейттхара, Катхана — в стране Туватти, Тахава — в стране Манита, Сария — в стране Танъямо. И вот однажды все шестеро царей, как будто сговорившись, отправились каждый со своим войском — пехотою, конницей, слонами и колесницами — в леса на бранную потеху. Неблизкий путь привел все армии в заповедный лес Хемавунта. Нежданно и негаданно шесть государей столкнулись друг с другом у стен причудливого города-лабиринта. Сверкающий стеклом чудесный город было видно издалека со всех сторон. Сквозь прозрачное стекло пришельцы разглядели с расстояния в сто юзан все шестьдесят тысяч чудищ-билу, стоявших бдительно на карауле, и шесть прелестных девственниц-царевен вместе с их свитой, живших в своих шести великолепных дворцах.
От сильного желания и неуемной страсти шесть царей недолго могли стоять спокойно и тут же стали совещаться друг с другом, как им проникнуть в город: кровожадных стражей-билу оказалось слишком много — силою оружия их не одолеть, и надо было действовать с умом, постараться прибегнуть к хитрости. Отправившись к подножию высокой горы Дейттхадура, они случайно натолкнулись на гнездо гигантской птицы-слона; голодные птенцы нетерпеливо звали своих родителей, улетевших на поиски добычи. Досыта накормив прожорливых птенцов мясом подстреленных оленей и косуль, все шесть царей остались дожидаться возвращения старших птиц, а те вернулись к своему гнезду лишь с наступлением ночи. Отец, который звался Газалейнга, и мать по имени Хаттхилейнга, летавшие за пищей для детей, вдруг обнаружили, что их покинутые сын и дочь давно насытились.
«О благородные государи, — спросили тут птицы-слоны шестерых царей, — что привело вас в эти места?» — «Хотим достигнуть леса, где растут волшебные деревья, плодоносящие прелестными красавицами-феями!» — ответили все шестеро. «Мы вам поможем, — сказали птицы. — Теперь накормим и напоим наших птенцов, а поутру, чуть свет, доставим щедрых государей в заветный лес!»
Лишь только рассвело, как обе гигантские птицы пробудились, Газалейнга посадил к себе на спину трех царей, а Хаттхилейнга взяла к себе трех остальных. И вот, повелев своим войскам стать лагерем у подножия горы Дейттхадура, все шесть государей удобно расположились меж крыльями огромных птиц-слонов и полетели в чудесный лес и к ночи уже прибыли на место.
«Повремените с возвращением, — попросили шестеро царей у птиц, — завтра утром пустимся в обратный путь!» А сами, захватив мечи, полезли на большое дерево. Тихонько подобравшись к прелестным девам, висевшим, точно диковинные плоды, по веткам и сучкам, ловкие охотники схватили каждый по красавице и, крепко их обняв, нарочно громко закричали: «Мы с добычей! Теперь мы оживим чудесные плоды и проведем в блаженстве здесь семь дней, пока не утолим желания!»
Хотя феи дерева и владели искусством колдовства, все же вырваться из рук царей им оказалось не под силу. Тогда уж они стали просить пощады: «Отпустите нас, и мы исполним любое ваше желание!»
Тут цари обещали девам свободу, но пожелали взамен научиться разным волшебствам. И вот к рассвету следующего дня каждый из них овладел каким-нибудь чудесным умением: царь Кутала мог одним прыжком покрыть расстояние в сто юзан, царь Гахава мог вселяться в любой предмет и оживлять любую вещь, царь Сария своим проникновенным голосом мог тут же вызвать сострадание и любовь, царь Тиссара мог проходить сквозь землю, парь Тэккисса мог менять свой облик и принимать любую внешность, царь Катхана научился мастерски стрелять из лука.
Довольные тем, что сделались сведущими в тайной магии, все шестеро, лишь только рассвело, уселись на двух огромных птиц-слонов и возвратились к подножию горы Дейттхадура. Собрав своих воинов, расположившихся лагерем поблизости, цари приказали им возвращаться в родные земли, а сами невдалеке от града-лабиринта воздвигли для себя новую крепость и в ней обосновались. Потом, вооружившись лишь мечами, все шестеро царей пришли к стенам заповедного города шести царевен.
Долго не раздумывая, царь Кутала подпрыгнул в небо и, пролетев по воздуху, благополучно опустился в покоях царевны Сандахемы. Обернув нежную красавицу в свое роскошное пасхоу, расшитое сапфировыми цветами, он тут же вновь поднялся в воздух и с драгоценной ношей помчался прочь. Вдруг от порыва сильного ветра его великолепное пасхоу лопнуло и упало в воду той реки, что окружала город-лабиринт, а сам царь Кутала, почувствовав невыносимую боль, сразу стал слабеть. Вмиг обессилев, он вместе с царевной Сандахемой рухнул вниз, и оба погибли.
Царь Тиссара проник под землю и незаметно прокрался в город-лабиринт. Явившись прямо в покои царевны Тейнкхаанзы, он схватил ее и, не теряя времени, пустился тем же способом в обратный путь. Но под землей он неожиданно столкнулся с царем нагов Бумибалой. Свирепый змей ударил Тиссару и убил, а сам похитил царевну Тейнкхаанзу.
Царь Тэккисса, научившись ловко менять свой облик, превратился в змею, прополз в запретный город и добрался до покоев царевны Тотакальи. Обвив красавицу своим сильным хвостом, Тэккисса потащил ее с собою, но царевна громко закричала от ужаса. На крик ее сбежалась стража, и злополучную змею тотчас же принялись стегать плетьми, бить палицами — так царя Тэккиссу и забили насмерть.
Царь Катхана, искусно владевший луком, избрал своим посланцем стрелу. «Лети в запретный город-лабиринт, проникни во дворец царевны и добудь ее!» — с такою мыслью он и выпустил стрелу из лука. Послушная стрела домчалась до покоев царевны Поуппхатиды и ловко похитила ее, но на обратном пути, скользя по воздуху, столкнулась в небесах с досужим натом; недовольный нат поймал и тут же переломил стрелу, а плененную красавицу царевну, не долго думая, взял и унес к себе. Так как волшебная стрела не возвратилась к Катхане, а другой он в запасе не имел и больше стрелять не мог, то и пришлось незадачливому государю остаться ни с чем.
Царь Тахава, покинув свое тело в зарослях Хемавунты, проник бесплотный в город-лабиринт. Невидимым духом явился он в покои Раммагивы и стал думать, как же похитить царевну. Хорошенько оглядевшись, он заметил фигуру огромного чхинте, сидевшего у парадной лестницы дворца. Без долгих колебаний Тахава вселился в неподвижное тело, и диковинный зверь тотчас ожил, вскочил, кинулся к царевне и вместе с нею пустился прочь из дворца. Весь долгий путь похищенная Раммагива пронзительно кричала и плакала; наконец выбравшись из города, Тахава посадил несчастную царевну на толстую ветку красной тейндуки, а сам тем временем помчался к тому месту, где оставил свое тело. Войдя в него и приняв свой прежний облик, царь побежал назад, но, сколько ни искал, не смог найти то дерево, где посадил царевну. А бедная Раммагива, измученная тяжелыми переживаниями и опасной дорогой, так и умерла на ветке без пищи и воды.
Царь Сария, умевший привораживать своим дивным голосом, при звуках которого в сердцах женщин тотчас рождалась любовь, спустился к реке шириною в три гавоу, окаймлявшей стеклянный город, и собрался переплыть ее. Едва заслышав просьбу царя Сарии, крокодил, живший в воде, мгновенно проникся участием к обладателю сладкого голоса и перевез царя на противоположный берег. Пройдя единственные ворота города и вступив в лабиринт, Сария достиг перекрестка и сразу же столкнулся с шестью десятками чудовищ-билу, стоявших здесь на страже. Кротко, ласково и нежно царь поведал им о цели своего прихода, и после этого — о чудо! — смягчившиеся, умиленные людоеды-билу с любовью и приветом приняли царя, досыта накормили и отпустили, объяснив дорогу.
Так, переходя от перекрестка к перекрестку, от одного угла к другому, миновал царь Сария всю тысячу поворотов, прошел по всем улицам города-лабиринта и, познакомившись с шестьюдесятью тысячами билу, нашел у них приют и ласку. И вот спустя три месяца и двадцать дней добрался он наконец до дворца царевны Гандатуры. Едва услышав чудесный голос Сарии, все пять сотен прислужниц, нянек, стражников царевны вмиг ощутили нежное участие к судьбе пришельца. Тут же стали они потчевать его, потом дали отдохнуть с дороги, а спустя немного времени сами помогли царю проникнуть к прекрасной Гандатуре — указали нужную дорогу и далее провели к покоям царевны. Чувства Сарии и Гандатуры оказались взаимны, любовь их крепла день ото дня, а счастье и блаженство не ведало границ. Когда же царь Сария пожелал вернуться в свою страну, то, лишь обмолвился об этом вслух, вся пятисотенная свита, не колеблясь, согласилась проводить его до самого дворца. Обратный путь по лабиринту был легок: стражи-билу на перекрестках помнили царя и с почестями пропускали всю процессию. Так, не ведая препятствий и осложнений, царь Сария благополучно выбрался из города-лабиринта и вместе с прекрасной Гандатурой возвратился в страну Танъямо, где они вдвоем и царствовали всю жизнь в любви, согласии и счастье.
История шести царей нас учит многому. Пример же государя Сарии достоин подражания. Спокойно все обдумав, действуя лишь просьбою и лаской, пусть ваш господин попробует сначала заручиться одобрением и поддержкой подданных и свиты. А там уже с их помощью достигнет он цели, не сходя с золотой стези любви и добродетели, — лишь тогда соединятся в счастье и радости две царственные судьбы. Но если ваш прославленный властитель решит, что по дороге к цели все средства хороши, применит силу на пути к успеху — его деяния будут недостойны, желаемого он не добьется, а звание высокое уронит. Ведь даже в делах военных лучше действовать не силой, не оружием, а мирным вразумлением: не нужна разящая десница, нужен ароматный ветер мира!
Если припомнить старину, заглянуть в прошлое, то можно в древних книгах найти немало полезных советов и наставлений. Например, негоже на поле брани сражаться знаменем — порвешь полотнище, сломаешь древко, а врага не одолеешь. Или еще: при рубке леса, какое бы ты дерево ни выбрал — толстое, тонкое или среднее, бить по стволу с одной лишь стороны не стоит, а надо обойти вокруг и сделать прорубки со всех сторон — вот дело и пойдет на лад! Ну, словом, одной лишь грубой силой, без разума и дельной сноровки задуманного не исполнить. Напролом же стремится лишь глупец!
На этом Падуматейнги закончила свою пространную речь.
— Давайте ж поразмыслим хорошенько! — воскликнул тут задетый за живое Пинняхата. — По старинной притче, которую изволила нам рассказать любезная фея, выходит так: если действуешь решительно и прямо, всецело полагаясь на свою силу и умение, то успеха для себя не жди; победа достается лишь тому, кто следует кружным путем — знакомится со свитой, обольщает слуг, советуется с подданными, все осторожно, исподволь, не торопясь... В долгом ожидании тянутся бесконечные дни, только и остается, что с кем-нибудь держать совет, испрашивать чье-либо согласие, опасаться кого-то обидеть. Уф! От такого наш славный и могущественный царевич придет в уныние и станет сетовать на свой удел. Ну, как же тут не вспомнишь историю царевича Падейгги! Прекрасным феям не приходилось ее слышать? Нам негоже запутывать дело и принуждать наших достославных повелителей к вечному ожиданию. А ежели вам надобны примеры из жизни, то можно их привести немало! Ароматный и вкусный плод лучше с ветки сорвать до времени, незрелый, он доспеет под вашим заботливым взглядом и не сгниет... Если же его оставить дозревать и наливаться на дереве да ждать, пока он сам упадет на землю, то уж наверняка дикие птицы это заметят раньше вас и склюют его... Куй железо, пока горячо! А уж про то, стоит ли всегда доверяться дружбе, поведаю вам одну притчу. И вы, любезные феи, сами решите, справедлива ли эта история!
Коль не поспешишь —
дела не решишь
В давние времена царь слонов Схаддантагаза взял на себя заботу об аскете Нагатанте, жившем уединенно в Хемавунте, и каждодневно доставлял ему пищу и все необходимое. Как-то раз, нарвав на озере Манонанда стеблей, кореньев, зеленых почек и бутонов лотоса, подвижник Нагатанта обнаружил среди них большой бутон, в котором чудесным образом уже завязался плод. Аскет бережно хранил и пестовал диковинный лотос, и вот по истечении срока из распустившегося цветка явилась на свет прелестная дева, отмеченная всеми дарами женской красоты.
При виде красавицы аскет был в затруднении и тут велел своему верному Схаддантагазе взять ее и вместе со стеблями, лепестками и корнями лотосов кинуть в озеро Манонанда. Лишь только слон исполнил порученное, отшельник тотчас произнес магическое заклинание — и вот неведомые силы уже свершили волшебство: на месте брошенных в воду лотосовых стеблей, корней и лепестков из озера вдруг поднялся многоярусный дворец, по форме напоминающий гигантский лотос высотою в сто локтей; а в том дворце уютно поселилась юная дева, явившаяся из лотосового бутона. Все это наблюдая, отшельник Нагатанта так сказал царю слонов Схаддантагазе: «Любезный сын мой Схаддантагаза! Если об этой юной деве ты не станешь печься, то ей грозит неминуемая гибель. Я же аскет, не подобает мне при исполнении священного долга и заповедных обрядов находиться близ женщины. Во имя моего спокойствия и благоденствия будь же внимателен к невинной дочери лотоса и не оставь ее своей заботой! Она нуждается в любви и ласке».
Почтительно выслушав Нагатанту, царь слонов с готовностью принял поручение и стал усердно исполнять свой долг: кормил, поил и одевал, ласково пестовал и берег красавицу, следуя обычаям людей. За нежность, красоту и обаяние дал Схаддантагаза этой непорочно зачатой и рожденной деве имя Нилоумбани, что значит «Красный лотос». Когда она уже достигла зрелой поры, то сделалась сказочно прекрасной, не уступая в прелести небесным феям. И тут уж царь слонов, не зная устали, берег ее как зеницу ока, любя, точно родную дочь, окружая заботою и лаской в ее невиданном Лотосовом дворце.
А святой отшельник Нагатанта в своем уединении собирал в кущах Хемавунты прелестные наряды — легкие кофты небесных фей и пасхоу натов, а также драгоценные украшения небожителей — и посылал все это верному Схаддантагазе для юной Нилоумбани.
В те времена у царя Дамматейтхи и царицы Вуннавати, правивших страною Ратхапура, был сын — царевич Падейгга. Однажды, испросив согласия у государя с государыней, он отправился на охоту в леса Хемавунты и задержался на ночлег под огромным старым баньяном, звавшимся Титаласхайя, что означает «Прохладно-тенистый». А на вершине дерева свил себе гнездо попугай Тамараттха. И вот случилось так, что одного из двух его птенцов — маленькую дочь по имени Кейтта — похитил из гнезда жестокий коршун по прозванию Кора. Когда злодей схватил свою добычу и поднялся с нею в небо, убитые горем попугаи слетели вниз к царевичу Падейгге и взмолились: «Спаси ее, о государь!»
Царевич был искусным стрелком из лука, в тот же миг он, натянув тетиву, выпустил стрелу в коршуна. Злобный Кора был ранен в грудь и камнем упал на землю. А Падейгга поднял несчастную Кейтту и возвратил ее попугаям-родителям. Их радости не было границ.
«Будь благословен, о государь! — вскричали они. — Ты спас жизнь нашей дочери. Не знаем, как и отблагодарить тебя достойно! Послушай, государь, нам ведомо место, где живет дева, прекрасная, как фея. Хочешь ли отправиться туда, дабы воочию узреть красавицу?» — «Соблазн велик, и я отвечу вам согласием, — сказал царевич. — А где же это место?» — «Здесь, в заповедном лесу Хемавунта, — закричали попугаи, — посреди озера Манонанда в диковинном Лотосовом дворце ста локтей в высоту живет царевна по имени Нилоумбани, сияющая красотою, точно небесная фея. Святой аскет просил царя слонов заботиться о ней. Если государь согласен посетить Манонанду с намерением взглянуть на Нилоумбани, то не худо бы сперва свести знакомство с царем слонов Схаддантагазою. А в этом уж мы тебе поможем!»
Выслушав посулы болтливых птиц, обрадованный Падейгга немедленно собрал тысячу своих воинов и приказал им на себе нести все поселение попугаев, после чего все двинулись к лесному озеру Манонанда. Когда пришли на берег, хитрые попугаи сказали царевичу: «О государь, чтоб завязать знакомство с царем слонов, тебе бы надо сперва попотчевать его. А мы тем временем слетаем к царевне и уговорим ее: пусть выйдет к тебе навстречу! Но только, если это дело затянется, ты понапрасну не унывай!» — «Да отчего же мне унывать, раз я рано или поздно, а все равно добуду красавицу царевну? — воскликнул простодушный Падейгга. — Пусть хоть целый год пройдет — мне ждать не надоест!»
Следуя советам попугаев, царевич послал всех своих воинов нарезать сладкого тростника, накосить сочной слоновьей травы, а затем уж устроил Схаддантагазе богатое угощение.
«С чем прибыл к нам благородный царевич?» — спросил его правитель слонов. «Только из желания познакомиться и подружиться с тобою!» — ответил сообразительный Падейгга.
И вот с той поры что ни день по приказу царевича готовили корм и потчевали царя слонов Схаддантагазу. А попугай Тамараттха каждый день прилетал к прелестной Нилоумбани и рассказывал ей про царевича Падейггу: сколь он могуществен, сколь славны государь-отец и государыня-матушка, как богата их столица и как прекрасен золотой дворец в ней. Так он без меры восхвалял Падейггу и его семейство, убеждая красавицу отдать царевичу свою любовь и благосклонность. После долгих бесед и уговоров прелестная Нилоумбани мало-помалу начала соглашаться и наконец решила так: «Пускай царевич сперва подружится с царем слонов Схаддантагазой!»
А царевич Падейгга тем временем прилежно кормил прожорливого слона и вот как-то раз решился просить его о своем деле. Услыхав такое, слон подумал: «Я не смею позволить ему видеться с Нилоумбани!» И тогда на просьбу царевича Схаддантагаза ответил так: «Ах, любезный мой друг царевич Падейгга! Исполняя повеление аскета Нагатанты, я нахожусь при царевне неотлучно и с младенческих лет пекусь о ее благополучии. Теперь она уже достигла совершеннолетия, и пора подумать о супруге для нее... Ухаживай за мною, корми, заботься, как я забочусь об исполнении ее желаний: вот тогда и я за твою дружбу не останусь перед тобою в долгу...»
С того дня усердный Падейгга старался еще сытнее кормить слона, без устали обхаживал его, все думая о встрече с красавицею Нилоумбани. Однако время шло, тянулись дни за днями, воины царевича уж более не в силах были выносить лишений и трудов на благо слона Схаддантагазы. И вот многочисленное войско стало постепенно таять. Часть беглых воинов после долгих скитаний достигла страны Манораммы, где правили царь Тамутияза и царица Поуппхавати, подарившая государю сына — царевича Гунатару. Узнав о появлении в стране беглецов из войска Падейгги, царь Тамутияза расспросил их подробно о делах их господина, а те все рассказали без утайки.
Царевич Гунатара был решительного нрава и не ведал колебаний: он быстро собрал тысячное войско, выступил в поход, позвав с собою и беглых воинов Падейгги. Прибыв в леса Хемавунты, Гунатара направился на берег озера Манонанда, где повстречался с царем слонов Схаддантагазой.
«Куда путь держите?» — спросил царь слонов. «Пришли, чтобы подружиться с тобою, — ответил ему царевич Гунатара. — Мы несем тебе богатые подарки, и есть среди них один особый дар, но сразу мы его тебе не отдадим!» — «Что же это за особый дар?» — заинтересовался слон. «На вкус приятен, сладок и душист, его пряный аромат обжигает, возбуждает и бодрит, сладость подобна нектару, нежна и аппетитна, но словами это не опишешь, надобно попробовать. Однако боюсь, что эта амброзия небесных натов слишком опьянит тебя и ты потопчешь нас. Если желаешь отведать нашего угощения, позволь остановить тебя железом. А то желание и мужская сила возрастут, старческая немощь вмиг покинет тебя и ты омолодишься, сразу почувствуешь двенадцать благодатей, тогда и удержу тебе не будет — вот что может сделать наш чудесный дар! Лишь железным бодилом с острым крюком мы попытаемся тебя остеречь, чтобы спало твое возбуждение. Тебе же самому о последствиях заботиться не стоит, отведаешь нектара — и наслаждайся опьянением, сразу поймешь, какое это счастье!» — «Любезный мой царевич! — сказал на это слон Схаддантагаза. — Если так, без колебаний втыкайте в мое тело острые стрекала, зацепляйте кожу железными крючьями. Я готов. Ведь силы мои слабы, я стар, а так хочется вновь стать молодым и ощутить былую мощь, поэтому и жажду отведать божественной амброзии, доставляющей все двенадцать наслаждений!»
Не успел слон закончить свою речь, как тысяча острых жал впилась в его тело, вмиг весь он был утыкан железными крючьями и уже не мог двинуться. От невыносимой боли царь слонов Схаддантагаза дико затрубил: «О добрый мой царевич, мне больно, скорее дай мне небесного нектара!»
Но вместо обещанного питья натов слон получил сухого сена и прелых листьев. Ярость его была неистова, а гнев ужасен, но Схаддантагаза оказался бессилен: ведь двинуться-то он не мог — царевич Гунатара велел своим людям не освобождать слона от крюков. Вот с той поры, наверно, у слона на коже и сохранились отметины от зубцов бодила!
Пока безжалостный Гунатара подвергал мучительным истязаниям царя слонов Схаддантагазу, Падейгга, верный слову, продолжал печься о благополучии своего друга и усердно заготавливал в зарослях Хемавунты обильный корм, чтобы в надлежащий срок попотчевать опекуна Нилоумбани. А тем временем жестокий Гунатара приказал воинам тянуть и дергать железные бодила-крючья, впившиеся в тело Схаддантагазы, передвигаясь, то на север, то на юг, то на восток, то на запад. Вся тысяча дружинников взялась за рукояти железных крюков и стала дергать, а Гунатара ухватился за конец веревки, привязанной к слону. Обезумевший от неистовой боли и страшных мучений Схаддантагаза рванулся из последних сил и кинулся в озеро Манонанда, увлекая за собою царевича и всю тысячу его воинов. Очутившись в воде, царь слонов поплыл прямо к Лотосовому дворцу, где жила Нилоумбани. Красавица обрадовалась случаю просить у старого опекуна согласия на встречу с царевичем Падейггой: соблазненная посулами хитрых попугаев, она уже втайне решила связать свою судьбу с достойным юношей...
Когда же Нилоумбани увидела Схаддантагазу вместе с незнакомым государем и его огромным войском, она подумала, что это прибыл за нею сам Падейгга (откуда же ей было узнать правду — ведь царевича Падейггу она никогда не встречала!), поэтому без возражений и согласилась ехать с Гунатарой. А тот немедля перевез ее на берег и, захватив слона, отправился на родину, в Манорамму.
Так наш медлительный и простодушный Падейгга, не вдумываясь в суть дела и не догадываясь о том, что происходит, без пользы и успеха провел бесчисленные дни и ночи на берегу озера Манонанда, добиваясь дружбы со слоном Схаддантагазой. Недаром мудрость древних говорит: коль не поспешишь — дела не решишь! О том и поучительная притча.
Любезная фея нам только что поведала историю о том, как натиск и грубая сила терпят поражение, а ласковая вкрадчивость одерживает победу: те государи, что обладали умением летать по воздуху, проходить сквозь землю, менять облик, вселяться в любое тело или владеть магической стрелой, успеха в своих делах не достигли; у цели оказался лишь сладкогласный, покорявший всех и каждого чарами своих речей. По-вашему, выходит, только нежной лаской, кротким смирением можно достичь заветной цели! Царь Сария привлек всех встречных волшебным сладкозвучием, разжалобил униженными просьбами; вам кажется, что был он кроток и безропотен, однако втайне все же действовал настойчиво, с расчетом, без колебания стремясь к желанному предмету. А вот в моей истории царевич Падейгга тоже был почтителен и ласков со слоном Схаддантагазою, кормил его и холил, не помышляя о насилии, да только оказался слишком робок и медлителен — время прошло, а все его усилия и старания пропали даром... Кто же прав? Что истинно? Медлительная кротость или стремительное упорство? Если призадуматься, то можно вспомнить немало притч, в которых говорится о пользе быстрых действий... Судите сами! Позволю себе вновь, не соблюдая очередности, напомнить вам еще одну историю о том, как промедление мешает благополучию.
Пока время тянется —
и красоты не останется
В давние времена у государя Затарупы, правившего в стране Пинсалави, и его супруги, царицы Кинсанадеви, была дочь-царевна по имени Памоуттагива. Когда она достигла брачного возраста, то уже владела всеми пятью достоинствами женской красоты и трудно было найти ей соперниц. И вот предусмотрительные родители, стремясь уберечь свою дочь от мужского глаза, поселили ее в недоступном дворце из золота нарани в окружении пятисотенной свиты.
В ту же самую пору четыре родные сестры — небесные феи Бирани, Тукханти, Кальяни и Випами, дочери некоего ната-гандаббы, — одновременно понесли от соития с государем натов Манутихой. И вот на десятый месяц им приспело время родить. Бирани произвела на свет сына, блиставшего и сверкавшего, точно золото, красотою своей затмившего всех отпрысков богов, и нарекли его за это Рупатара, что означает «Прекраснотелый». Кальяни произвела на свет сына с нежным и ласковым голосом, покорявшим и ухо и сердце, будто волшебное пение царя птиц Гаруды или баюкающие речи государя Брахмы, и нарекли его за это Таддатара, что означает «Сладкогласный». Випами произвела на свет сына с чудесной кожей, гладкой и нежной, манящей и успокаивающей, мягкой, словно бархат, пушистой, точно мех, и нарекли его за это Пхоттхаппатара, что означает «Ласковокожий». А Тукханти произвела на свет сына, пленяющего дивным ароматом, перед которым не смог бы устоять никто из смертных, и нарекли его за это Гандатара, что означает «Благоуханный».
Когда все четверо младенцев подросли и вступили в пору юности, их отец, царь натов Манутиха, сказал им: «О возлюбленные мои сыновья, отправляйтесь в мир людей и там, найдя себе достойную супругу, обзаводитесь домом и семьей!»
И вот четыре небесных юноши, вооружившись обоюдоострыми мечами, спустились в мир людей и прибыли в великую страну Пинсалави. Очень скоро среди жителей страны пошла слава о юных пришельцах — их красоте, благоуханности, сладкогласности и мягкости кожи.
Царь Затарупа как-то раз спросил про четырех юношей и услыхал в ответ: «Это, верно, сыновья государя-ната Манутихи!» — «Значит, все они отпрыски высокого рода!» — решил царь и велел приблизить их к своей особе.
И вот однажды государь страны Пинсалави, видя столь высокие достоинства в каждом из братьев, задумал сосватать их своей дочери — царевне Гамоуттагиве. Однако, равно любя и почитая всех четверых, он сам не смог остановить свой выбор ни на одном и в затруднении, призвав небесных юношей, так им сказал: «Каждый из вас любезен моему сердцу и дорог, как родной сын. И вот решился я с вами породниться, отдав в супруги свою дочь-царевну. Однако если я женю на ней одного из четверых, то остальные трое могут быть в обиде. По мне, так все вы одинаково достойны Гамоуттагивы, и я бы даже не решился предпочесть кого-нибудь другим. Пусть же избранником окажется тот, кто сумеет завоевать любовь и благосклонность самой царевны. Ступайте все в ее дворец и попытайтесь соблазнить мою неприступную дочь!»
И вот с благословения государя все четверо братьев отправились в золотой дворец царевны Гамоуттагивы. Первым поднялся в ее покои Таддатара — «Сладкогласный». Нежным своим голосом, изысканною речью привлек он внимание царевны, стал восхвалять ее красу, а уж после со всею пылкостью поведал о своей любви. Завороженная Гамоуттагива молча внимала его словам и, охваченная неведомым ей чувством любви, в порыве сильного желания, жаждая увидеть нежноголосого юношу, распахнула «Львиные двери» своих комнат. И тут она узрела дивную красоту другого брата — Рупатары — «Прекраснотелого». Не в силах ото рваться от небесного видения, царевна все смотрела и смотрела — теперь уже любовь ее предназначалась лишь ему. Но вдруг неожиданно подул легкий ветер, и ласковый его порыв донес до Гамоуттагивы чудный и пьянящий аромат, исходивший от третьего брата — Гандатары — «Благоуханного». Вдыхая сладкий и манящий запах, царевна уже была под обаянием нового чувства и всем существом стремилась к Гандатаре, любя лишь его, помышляя только о нем.
Наблюдая все это, четвертый брат, Пхоттхаппатара — «Ласковокожий», подумал: «Трех моих братьев царевна уже полюбила! Пора теперь действовать и мне!»
И тут, сделав вид, будто хочет поддержать усталую деву, он как бы невзначай слегка коснулся ее руки, потом незаметно обнял юную красавицу и прижался к ней. Ощутив мягкое и ласковое прикосновение, почувствовав нежное тепло и щекочущую дрожь бархатистой кожи юного небожителя, царевна вздрогнула, точно неведомый ток пронизал все ее тело до самых костей. В мгновение ока любовный взор и страстное желание смятенной Гамоуттагивы обратились к Пхоттхаппатаре, теперь она уже могла считать избранником его.
Вот так благодаря своим чудесным качествам все четыре сына небесного государя Манутихи легко завоевали благосклонность высокородной царевны Гамоуттагивы. Тогда и оказалось, что дочь царя Затарупы не может отринуть ни одного из братьев, ибо ни к кому из них не питает отвращения и каждый ей по-своему дорог и мил. Слушая первого, она радостно ему внемлет: глядя на второго, она не в силах отвести восторженного взора; вдыхая аромат третьего, она томится любовною жаждой; а лишь коснувшись четвертого, уже готова отдать себя ему. Как же было ей выбрать достойного мужа? Любя их всех, царевна в отчаянии гадала, кого же предпочесть, кто из четверых ей дороже и желаннее! Прикидывая и так и этак, десятки раз меняя свой выбор, царевна, как ни старалась, была не в состоянии отвернуться от троих ради четвертого. Вот и жила она в одиночестве в своем роскошном золотом дворце, не ведая, как поступить. А между тем время шло, тянулись бесконечные дни, царевна старилась, и красота ее заметно увядала... Что же до братьев, то им наскучило смиренно дожидаться выбора царевны, терпение их постепенно иссякало, любовь слабела и хирела. И вот однажды, собравшись вместе, они посовещались и решили искать себе супругу в других местах. Расставшись миролюбиво, по-братски, они разошлись в разные стороны. А царевна Гамоуттагива, точно дитя, пристрастившееся к сладким плодам, думала уже только о четырех братьях и всю жизнь любила лишь их одних.
История эта весьма назидательна, не так ли, мои благородные слушательницы? Разве подобное не может случиться и с вашею госпожой? Всю жизнь проводя в заповедном граде, как царевна Гамоуттагива в золотом дворце Пинсалави, и ожидая достойного супруга, вдруг встретится с тремя или четырьмя женихами сразу: один ее привлечет внешностью, другой понравится силой своей, третий покорит добродетелью! И вот она полюбит одновременно нескольких, как полюбила Гамоуттагива, а главное — не решится выбрать самого желанного. Что же ей тогда делать, как не сидеть до старости в одиночестве или согласиться выйти замуж за кого попало?!
Хоть стран и государств на свете много, все же во владениях Тиджамина, не говоря уже о четырех великих островах, включая остров Забу, вам не сыскать — выбирай вы даже из сотен тысяч! — столь славного, мудрого и сильного героя, который бы посмел соперничать с великим нашим господином Эйндакоуммой! Однако помните: пусть он праведен, мудр, терпелив — все же не стоит бесконечно испытывать его благосклонность; ведь не ровен час, а может случиться, как в только что изложенной вам притче!
На этом хитроумный Пинняхата, увлекшийся собственным красноречием, и закончил свое повествование.
— Милая Падуматейнги, — заговорила тут Ятимоутта, намеренно обращаясь лишь к своей подруге, — мы должным образом подумаем, всё обсудим и решим, как нам устроить судьбу наших славных властителей — царевича и царевны, дабы их любовь никогда не пришла в упадок. Впредь у нас еще не однажды будет случай поболтать, посмеяться и пошутить, рассказать поучительную притчу и выслушать собеседника. Хорошенько поразмыслив, вновь постараемся убедить наших искусных противников в споре, показав им примеры, достойные подражания. Правда, от задуманного до желаемого и от желаемого до исполненного еще очень далеко. И разговорами делу не всегда поможешь! К тому же все женщины, как принято считать, в серьезных спорах не сильны. Хоть напомним, что обитательницы Рубиновых чертогов — и сама хозяйка, и ее рабыни — знакомы со святыми книгами, читали сочинения мудрейших и потому в словесных битвах небезоружны.
Подобно тому как у хитроумных законников, пронырливых судейских, которые не знают затруднений в спорах и беседах, а доводы свои приводят бесконечно, точно срывают желанные плоды с невиданного древа падета, на все готов ответ, так и у наших новых знакомцев речи искусны и умелы, в запасе всегда есть назидательные притчи, сказки или басни, истории с намеком, ловкое присловье. За словом в карман они не лезут. Где уж нам, неумелым и робким, возражать таким противникам?!
Недавно, когда, прибыв на берег озера Навада и стыдясь явиться перед золотым ликом благородного владыки, мы скромно стали поодаль, вдруг ни с того ни с сего нам начали грозить, стращали грубой силой. И так, увы, бывает часто! Нас слушать не хотят, а коли слушают, не понимают, почитая наши речи вздором... А ведь, когда на днях Йоханамейтта и Гандамала в почтительной беседе намекнули благородной нашей госпоже, она, хоть и была во власти любовного мечтания, все же при мысли о встрече с государем Эйндакоуммой сильно испугалась и устыдилась — вдруг как-то даже вся поникла. Теперь-то, верно, уже оправилась от сильного испуга...
Так сетовала Ятимоутта в своей речи к Падуматейнги. Но тут вмешался слушавший ее внимательно Пинняхата:
— О достойные феи, преданно исполняющие свой долг перед госпожой! Вы изволили столь лестно отозваться о моем скромном знании назидательных примеров из древних книг, сравнили даже с хитроумным законником... Однако в ваших взволнованных речах я уловил неодобрение: вот, дескать, все, как сказано у древних, «слова пустые, точно дерево без сердцевины, а льются безудержно, как талые воды...» Но долее не стану злоупотреблять вашим терпением. Я теперь уже понял, что своими поучительными рассказами любезные феи стараются убедить, будто спешить не стоит: пусть время тянется подольше — об этом все вы только и печетесь! Впрочем, сколько мы тут ни говорим, как рьяно ни спорим, к согласию все никак прийти не можем! Сейчас хочу лишь одного: из ваших уст услышать, как чувствует себя царевна и что она изволила сказать.
Отвечать дотошному Пинняхате решилась юная, но рассудительная Падуматейнги.
— О благородный Пинняхата, — начала она, — поведаю о том, что случилось в Рубиновых чертогах нашей милостивой госпожи. Но прежде надобно представить великолепие царевниных покоев. В Янтарном зале, где стены сделаны из разноцветного стекла, с резными украшениями в виде цветов и листьев из девяти драгоценнейших камней, искусно перевитых нитями прекрасных изумрудов с вкраплением невиданных алмазов, стоит роскошное царственное ложе. В основании его — гигантский рубин зотирата двенадцати пядей в длину, четырех локтей в ширину, на этом редком рубине сидит, опираясь на все четыре лапы, мощный манутиха, а рядом с ним, у изголовья, где собирается взлететь причудливая нара, ловко вырезанная из клыков и кости, на переливчатом рубине матараган, над тем заветным местом, куда кладется царская подушка, выгнув шею, парит небесная птица Гаруда. Сама постель воздушна и мягка, как та небесная ткань, что носят наты, словно ковер из нежных и юных лепестков золотого лотоса: поверх плотной львиной шкуры положены подушки из пушистого войлока, а выше в сто слоев расстелен нежный желтый хлопок, доставленный из царства галоунов, — будто золотистокрылые мушки мириадами слетелись в густую шерсть горного яка. На ласковую гладь верхнего слоя, туда, где царственная щека касается подушки, стелют особую ткань — прозрачный и легкий шелк небесных натов — словно морская пена, многослойно вздымается он над изголовьем. Вот на таком-то невиданном ложе в Янтарном покое изволит почивать наша юная госпожа...
Лишь только сладкая дрема смежила ее веки, под бархатный полог, струящийся вниз от стеклянной крыши, нежданно-негаданно впорхнула откуда-то красивая бабочка, яркая и блестящая, словно выточенная из небесного золота тейнганей. Испуганно заметавшись под балдахином ложа царевны, она носилась с юга на север и с севера на юг; нежные ее крылышки мерно ударяли по воздуху с чуть слышным шорохом, а от стремительного полета вдруг поднялся едва заметный ветерок, подобный легкому дыханию ребенка. Ласковый зефир пробежал над ложем Велумьясвы, шевельнул и приподнял крохотный вымпел, так что он своим краем задел изумрудный цветок балдахина, — и вот на мгновение зыбкая тень упала на нежную кожу царевны; почувствовав холод, госпожа тотчас вскрикнула во сне. Дыхание зефира коснулось тонкой паутины едва заметных жилок на изумрудной коже — тут уж царевна пробудилась и стала жаловаться, что мы-де не закрыли резного оконца, богато украшенного гирляндами камней в целых пятьсот рядов. Вот ветер и проник, а с ним и холод!.. Тогда придворные девушки, няни и служанки засуетились; подозревая, что нежданный ветер не мог ворваться через окно, все уцепились за драгоценные подвески, чтобы не качались, и стали пристально следить за пологом. Тут и заметили злополучную бабочку.
«Ах, милостивая госпожа, единой, даже самой узкой щели нет в оконной нише, завешанной в пятьсот рядов драгоценными бусами. Мы и сами в толк не можем взять, как это под кров дворца, куда ни ветер не пробьется, ни пыль не пролетит, вдруг впорхнула бабочка. Что это значит — почему она проникла сквозь плотный балдахин? От взмаха ее крыльев и поднялся тот легкий ветерок, несущий холод!» — так донесли царевне верные служанки во главе с Забутоундари.
У нашей юной повелительницы вдруг возникло неотступное желание самой взглянуть на бабочку. «Поймайте мне ее немедленно!» — повелела тут она.
Заюятана, Дигакета и другие девушки схватились за концы дорогого полотенца с золотою бахромой и принялись ловить непрошеную гостью с криком и гамом; но хоть они и суетились, махали веерами перед балдахином, все же бабочка успела сделать над царевной четыре или пять кругов, и от дуновения зефира, вновь возникшего при взмахе легких крыльев, расшитая изумрудными соцветиями тонкая рубашка с узким рукавом цвета багряных облаков вдруг распахнулась, и — о ужас! — расторопная бабочка стремглав метнулась вниз, проскользнула по складкам одеяния и села на нежный островок среди вздымающихся волн шелка; устроившись на грудь царевны, она уже далее лететь не собиралась.
«Ах, как красиво! — прошептала тут няня Ганатири, но мигом спохватилась: — Ох, прости меня, любезная госпожа!»
И, протянув руку, она уже хотела поймать бабочку, да успела лишь слегка коснуться крыльев. Испуганная бабочка тотчас взлетела и, плавно кружась, стала подыматься все выше, пока не достигла золоченых сводов дворцовой крыши, — и там вдруг пропала.
«Я хочу эту бабочку, дай же ее мне поскорее, матушка Ганатири!» — Нежный голосок ее высочества стал вдруг резок и требователен, детский каприз был усилен желанием. «Да ведь я только тронула ее...» — начала шепотом оправдываться огорченная Ганатири.
И вот, не смея оставаться в бездействии подле нашей госпожи, мы все опять засуетились в тщетной надежде разыскать злополучную бабочку; а юная повелительница вновь повторяла свою волю, требуя от нас невозможного. Но тут раздался голос Йоханамейтты: «Как поведал мне когда-то мой батюшка Девадита, в сладких и туманных грезах можно увидеть то, что будет после наяву — ведь сон и явь сплетаются неразрывно: некогда, в иной жизни, влюбленные, не знавшие разлуки, теперь стремятся друг к другу. Прославленный царевич из Дворца Слоновой Кости движим неслабеющей любовью и жаждет встречи со своей суженой. Пусть вы пока в отдалении, но чувства ваши постоянны и прочны, судьбы ваши связаны уже давно, а прежняя любовь — залог будущей. И вот как знак напоминания о минувшем и грядущем царевич к вашему высочеству послал гонца любви. Теперь же этот мотылек пустился в обратный путь к чертогам из слоновой кости — зачем же преграждать ему дорогу? Пусть мотылек спокойно воротится к тому, кто его сюда отправил!»
Так хитроумно и умело объяснила все догадливая Йоханамейтта.
«О милостивая госпожа, — сказала тогда Ятимоутта, — раз уж прилетела сюда эта бабочка, значит, царевич Эйндакоумма принял твердое решение явиться к вашей особе. Няня Ганатири здесь так суетилась, исполняя ваше повеление, что подняла невообразимый шум; вот почему я никак не могла доложить вашему высочеству о близящемся событии».
«Царевич Эйндакоумма боготворит вашу милость, — подтвердила Гандамала, — и горит желанием хоть раз взглянуть на вас. Ни днем ни ночью не ведает он покоя, старается как можно больше о вас услышать и узнать — и потому уж, верно, возвращению этой бабочки будет рад безмерно! Да, может, лучше мне теперь самой отправиться к благородному государю и пригласить его? Тогда уже не только мотылек, а наш царевич собственной персоной пожалует в Рубиновые чертоги, можете не сомневаться! А ваши подданные пусть как должно украсят все покой дворца. Исполнить поручение я готова, велите, госпожа!»
При этих неожиданных словах придворной феи Гандамалы все остальные девушки царевны, все няни, кормилицы, служанки оживились и захлопотали — начали судить да рядить, строить догадки, шушукаться, обмениваться намеками.
«Опомнитесь, что за вздор вы затеяли, что за детские шалости? Это все так унизительно.... Если вы скажете еще хоть слово — я расплачусь!» — Голос царевны был тихим и утомленным, горькая укоризна звучала в ее жалобе. Чуть повернув нежную шейку и склонив прелестную головку, она щебетала, как усталая райская птичка. Расшалившиеся девушки и сама Гандамала тотчас прикусили языки, замахали друг на друга руками, в испуге не зная, что предпринять. А благородный лик нашей повелительницы был нежен и прекрасен, точно розоватая жемчужина; но с дивной глади юной щеки блестящими бусинками стекали ароматные капли пота, словно струйки благовонного нектара. Видя, что на яркое светило спустились тени, все мы замолчали и притихли. Чтобы не смущать покой царевны, мы больше уж не смели весело болтать....
А ведь прежде бывало, и не раз, лишь наступят сумерки — в покоях госпожи зазвучит музыка, придворные танцовщицы игрою тонких рук надолго завладеют вниманием царевны; под звуки дудок, цимбал, нежной лютни, разных барабанов и барабанчиков, тарелок, веселого патталы польются песни, протяжные и сладостные для царского уха, а после нежной колыбельной царевну станут убаюкивать. Тут уж время к вечеру, пробьют первую стражу, и наша повелительница начинает готовиться ко сну — чуть приподнявшись на царственном ложе, прощается со свитой на ночь. Мы все гурьбой, довольные и веселые, почтительно склоняемся до земли в знак обожания и преданности, а сами между тем толкаемся и спорим, стараясь протиснуться вперед, поближе к царственной особе. Тут без смеха и веселых шуток не обходится, однако все мы знаем меру, помним о придворном этикете и вольностей себе не позволяем; хотя в иное время нашей резвости, забавным перепалкам, хохоту и шуму не видно конца. Вот хотя бы взять тот раз, когда достойнейшая Ятимоутта возвратилась из Дворца Слоновой Кости, — помните, она носила ароматные цветы волшебной мьиззутаки вашему господину Эйндакоумме после того, как юная царевна исцелилась от солнечного удара с помощью снадобья из редкого сандала?! Уж тогда мы себе дали волю: лишь только Ятимоутта доложила царевне обо всем, наговорив с три короба, как начались догадки разные, предположения, споры. Забыв про стыд, шутили и смеялись, так что наша госпожа даже притворилась, будто сердится, и не пожелала слушать наших шуток! Запомните же, господин мой, что шум и многолюдье смущают юную царевну, в присутствии чужих она и слова не промолвит... Всему ведь свое время и место, не стоит забывать, о благородный господин Пинняхата! Сколь пагубно доставить огорчение нашей юной повелительнице! Надобно как следует и не однажды все продумать, прежде чем действовать... И то сказать, на белом свете нет жемчужины дороже и ценнее! К тому же она еще совсем дитя: беспечна, неопытна, наивна, не в силах пока расстаться с детскими причудами, капризами, с игрою и забавой — и в мыслях и в делах своих еще ребенок! Ей надо все прощать и многого не требовать! Ну, а уж если намерения ваши серьезны, речи и действия почтительны, то при благоприятной возможности мы тоже не останемся безучастными. Теперь же я позволю вам напомнить, что пора расстаться. Выполняя божественную волю вашего властелина, мы без промедления доложим нашей госпоже, и, как только будет на то ее соизволение, ваш государь направит золотые стопы к Рубиновым чертогам на Горе Ароматов; а после, к обоюдной радости, они соединятся в любви и счастье. Нам всем такая будущность желанна и приятна. Однако нынче еще не время, счастливый час пока не пробил — заветное свидание еще не близко, надобно, терпения набравшись, ждать и ждать... Так, нам кажется, думает и сама царевна. А по прошествии отмеренного срока любовь и верность укрепятся, тогда мы все склонимся к царственным стопам владыки Эйндакоуммы, на всю оставшуюся жизнь с надеждой обретем приют в тени его великой славы...
Так завершила Падуматейнги под одобрение Ятимоутты и всей свиты речь свою к достойному Пинняхате.
На это Пинняхата счел своим долгом дать ответ.
— О драгоценные мои феи! Намерения ваши серьезны, а поведение достойно, как и подобает небесным девам высокого рода, царским дочерям. Предвидя грядущее, вы рассуждаете мудро; внемлющий вашим словам получит урок здравомыслия и благонравия. Но разве не памятна вам истина: долг исполняя высокий, пользу получишь двойную? Ведь если желаешь добра другому, то и себе невольно сделаешь добро. Эта истина проверена в веках. Когда чувства верны и любовь постоянна, а в душе нет сомнений, то медлить нельзя! Если все вы так твердо решите, сердце и разум помогут вам в ваших деяниях. Всякий, кто стремится к заветной цели, кто без устали старается исполнить свой долг, пусть действует благородно, помня одно: дело ближнего — это твое дело! Истинный, преданный друг — и сейчас, и прежде, и после — друг и в печали, и в радости... Худо, если в глаза он льстит, а за спиною мстит — как говорится: на языке мед, а под языком лед...
Все вы, любезные мои собеседницы, полны благого рвения исполнить долг, отдав делу и мысль, и чувство, и силы, дабы свершилось задуманное. Вот и хочу, чтобы вы в ваших стараниях последовали бы примеру древнего царя черепах Сейттасулы — так же беззаветно служили добру, за что и были бы по заслугам возвышены. Об этом есть достойная внимания притча. Хоть вам она давно известна, даже, может быть, и надоела, все же позволю ее напомнить. Послушайте же меня, о благородные девы!
Службу исправно несешь —
пользу свою соблюдешь
В давние времена правил в стране Мандабоумми царь Туриясанда, живший в любви и согласии с супругою своей, царицей Зарунандой, не ведая о разлуке. Но вот однажды наскучило им безвыездно сидеть в царских покоях золотого дворца, и решили они поразвлечься: под охраной воинов, в окружении свиты, пышной и многолюдной, с придворными и министрами отплыли они на большом судне к острову в бухте Велурия, у подножия горы Хмойоун. Путешествие по морю было приятным и сулило всем много радостей и удовольствий. Но лишь только царская ладья вышла в открытое море, погода начала портиться: подул сильный ветер, согнал тяжелые тучи, небо почернело, все вдруг потонуло в темной мгле, налетел ураган, один за другим стали взметаться к небу морские валы высотою с целую гору. Судно, на котором были царь Туриясанда с царицею Зарунандой, ее служанками, со всеми воинами и свитой, затрещало и распалось. В бухтах или устьях рек укрыться уже было невозможно; в страшном отчаянии все кричали и плакали, царственные супруги безуспешно призывали друг друга, спасения не было, надвигалась неминуемая беда. Поняв, что всем грозит гибель, государь обратился к небу и произнес заклинание: «Пусть морские волны не посмеют разорвать цепь нашей будущей жизни, пусть с моей милой супругой мы будем всегда неразлучны, пусть любимая государыня вечно хранит мне верность!»
Воскликнув так, царь Туриясанда, не проронив ни слова ропота, без единой жалобы, в тоске и скорби принял смерть.
После гибели царя Туриясанды душа его покинула бренное тело и продолжала свой долгий путь. И вот в стране Тириятана, где правил государь Дазэггазана, зачала супруга его, царица Кальянасари, и родила сына, которого нарекли Таддаммой, что означает «Явившийся по высшему закону». В те же сроки в царстве Тириятана были зачаты и родились на свет одновременно многие младенцы мужского пола. То были погибшие вместе с Туриясандой в волнах океана его полководцы и воины — в царстве Тириятана все они вновь стали дружинниками юного царевича Таддаммы.
А тем временем царица Зарунанда, погрузившаяся в морскую пучину, вместе с пятью сотнями своих прислужниц возродилась в драгоценной сверкающей пене океана и была зачата в раковине-жемчужнице, одной из тех, в которых рождается прекрасный белый жемчуг. Что ни день покровительница моря могущественная фея Манимекхала неусыпно пеклась о них, а когда минул положенный срок, из нежной пены, как прекрасные россыпи девяти драгоценностей, явились на свет юная царевна с пятью сотнями своих прислужниц. Тут уж заботливая фея Манимекхала в устье реки своего имени прямо над водою с помощью божественной силы и чудесного умения возвела невиданный дворец с тридцатью башнями, положив в основание его волшебный камень, исполняющий любое желание и держащий дворец на воздухе. В том дворце, день и ночь неустанно заботясь, неусыпно пестуя, добрая фея кормила и растила юную царевну с ее свитою; а когда наступила пора зрелости и царевна налилась, точно спелый плод, всеми пятью соками женской красоты, фея Манимекхала нарекла ее именем Титалапаппа, что означает «Из Прохладных Вод Вышедшая».
«В то время когда утонул славный царь Туриясанда, — размышляла фея Манимекхала, — наслаждалась я небесным счастьем на веселом празднике натов в дивном дворце Тиджамина. Вот потому и не успела прийти на помощь гибнущим, оттого и не знаю, в какой стране, в чьем облике возродился достойный Туриясанда!»
Задумавшись, Манимекхала глянула божественным оком и узрела юного царевича Таддамму в стране Тириятана.
«По чьему желанию он явился?» — вновь спросила себя фея и, призвав на помощь высшую мудрость, тотчас же открыла его происхождение, поняв, что перед нею тот, кто был прежде Туриясандой.
За великую его праведность и добродетель решила фея вознаградить царевича: открыв своей воспитаннице Титалапаппе все прошлое царевича Таддаммы, предсказала: «Этот юный государь непременно за тобою прибудет!»
После этого справедливая фея призвала царя крокодилов Тантумару и велела ему исполнить ее приказ: «Вместе с подданными своими ты станешь стеречь лукоморье. Как только в бухту явится царевич с намерением проникнуть в драгоценные чертоги Титалапаппы, ты доставишь его вместе с его дружиной к воротам парящего дворца. Ну, а я тем временем отправлюсь отдыхать и наслаждаться мирным счастьем в благодати небесных селений!»
И с такими словами фея Манимекхала удалилась в свои небесные покои. А между тем царевич Таддамма, высокородный отпрыск государя Дазэггазаны и супруги его Кальянасари, предавшись воспоминаниям о прошлой своей жизни, в вещем сне увидел все, что было прежде, и понял, что его погибшая в волнах супруга ныне живет в парящем над лагуною дворце близ устья реки Манимекхала. Узнав об этом, царевич испросил согласия у батюшки с матушкой и во главе своих воинов прибыл на берег моря, где в него впадала река, чтобы далее уже переправиться в летящий дворец, стоявший на волшебном камне. Повстречавшись с правителем крокодильевого царства Тантумарой, юный царевич стал просить, чтобы тот переправил его в чудесные чертоги. На это крокодил ответил: «О государь, небесная фея Манимекхала наказала мне: „Если прибудет, то перевезешь", — и вот я здесь, на берегах этой бухты, и день и ночь на страже... Давно уже ничего не ел, и силы мои иссякли. Если хочешь, чтобы я перевез тебя ко дворцу, отдай мне на закуску каждого десятого из твоих воинов!»
«Любезный властитель крокодилов, — воскликнул тут царевич Таддамма, — негоже из-за меня гибнуть моим воинам! Уж поднатужься как-нибудь и одного меня доставь в чудесный дворец. А я, лишь только ворочусь на родину, стану каждый день посылать тебе любого мяса, дичи, всякой снеди, буду всю жизнь кормить по твоему желанию. Теперь же постарайся».
Так просил и обещал царевич Таддамма, но крокодил не соглашался и стоял на своем: «Если сейчас накормишь — перевезу в парящий дворец!»
Тогда отважный Таддамма решил: «Осмелятся ли воины принести мне гибель? Сражусь с судьбою!» И с этой мыслью он пошел на риск: воинам приказал остаться на берегу и терпеливо ожидать его возвращения, а сам, сжав в руке острый меч, напряг все силы, призвал на помощь все свое умение и прямо с берега прыгнул в морскую бездну, вздымавшуюся огромными валами. Когда он, рассекая волны, проплыл лагуну и оказался на расстоянии в одну утабу от заветного дворца, как раз в это самое время царевна Титалапаппа, вспомнив предсказание феи Манимекхалы о том, что на берег реки прибудет царевич, вдруг надумала проверить, не появился ли желанный гость. И вот, находясь в Рубиновом покое парящего над лагуною дворца, она соизволила взглянуть в подзорную трубу с увеличительным стеклом из магического лунного камня, благодаря которому возможно было видеть то, что отстоит на расстоянии в сто юзан, причем так явственно и четко, будто это рядом. Лишь глянув в заповедное отверстие трубы, она тотчас заметила царевича, который, выбиваясь из последних сил, упрямо рассекал морские воды. Всплеснув своими нежными ручками и прижав их к груди, царевна, долго не раздумывая, кликнула черепаху-привратника Сейттасулу и отправила его на помощь к изнемогающему от усталости Таддамме. Когда же Сейттасула благополучно доставил царевича во дворец, радости Титалапаппы и Таддаммы не было конца: счастьем и любовью наслаждались они вдвоем в Рубиновом покое дворца, а по прошествии семи дней из небесной обители натов спустилась к морю заботливая фея Манимекхала и скрепила брачный союз влюбленных.
Узнав о поведении крокодила, которому было поручено везти царевича, фея Манимекхала призвала его вместе со всеми его подданными и грозно спросила: «Как смел ты нарушить обещание и не исполнить долга?»
В гневе схватила она крокодилий язык и вырвала его с корнем, лишив навсегда Тантумару способности чувствовать вкус и наслаждаться едой. Потом, собрав всех воинов из дружины Таддаммы, могущественная фея, пользуясь своим божественным умением, перенесла их вместе с диковинным дворцом, с царевною и царевичем в страну Тириятану. А там уж царевич Таддамма в благодарность за исполненную службу и спасение его августейшей жизни от неминуемой гибели пожаловал верному Сейттасуле благодатное озеро Тусигеймман протяженностью в сто юзан, полное прекрасных лотосов со вкусными корнями и сочными стеблями, и сделал преданного своего слугу царем черепах и владыкою всех водяных существ под титулом «Сейттасула-раза», что означает «государь Сейттасула». В знак любви и признательности благодетельнице — фее Манимекхале — растроганный царевич построил уютную кумирню на главном крыльце своих чертогов и, дня не пропуская, усердно молился ей и делал подношения...
Разве не стоит запомнить эту притчу, любезные мои феи? А коли призадуматься, то уж, вне всякого сомнения, должно следовать примеру Сейттасулы! Ведь всем ясна мораль: службу исправно несешь — пользу свою соблюдешь! Мы призваны здесь действовать на благо высокородного царевича, славного властителя острова Забу. Хоть цель близка, усердия не занимать, а вот успеха нет как нет! Не кажется ли вам, что в наших жарких спорах, когда мы вновь и вновь подробно обсуждаем, как нам быть, пора бы уж от раза к разу становиться мягче и уступчивей, дабы наконец достичь обоюдного согласия? Прошу вас, поразмыслив над изречениями мудрых и взвесив то, что собираюсь еще сказать, прийти к благоприятному решению! Я твердо убежден и всей душою верю: коли мне теперь явиться к моему владыке и доложить о том, что долгожданное согласие получено и нынче же он может прибыть сюда, то суждены мне и царевича милость, и благосклонная награда, и почет. Но если стану я и дальше расточать перед царевичем пустые обещания, делать туманные намеки, не поминая об успехе, тут уж, верно, мне несдобровать: от монаршей кары не уйти, и вряд ли дело ограничится угрозами или порицаниями, боюсь, как бы не стерли в порошок! Вот почему и обращаюсь к вам с призывом. Мы ведь теперь не просто случайные встречные, мы хорошо друг друга знаем: я рад был познакомиться с достойными феями и прошу считать меня вашим преданным другом; а если так — давайте уж говорить начистоту, все взвесив и обдумав!
В следующий раз, когда вы соберетесь нас навестить, я, без сомнения, сразу проведу вас к особе властителя. Так будьте же благоразумны, действуйте во имя нашей общей пользы — с умом и осмотрительностью, помня о высокой цели, не отступая с избранного пути ни здесь, ни там, — нигде, ни в чем!
Так завершил свою пространную тираду Пинняхата. На это Падуматейнги и Ятимоутта сказали:
— Когда бы в месяце тазаунмоун вы сумели принести для украшения покоев царевны в Рубиновом дворце цветы тараби с золотистою пыльцою, что раскрывают почки и распускаются к началу лета, то уж тогда вы смело, не колеблясь, смогли бы доложить его высочеству о том, что нынче срок благоприятный, согласие получено и приглашения в Рубиновый дворец недолго дожидаться!
При таких словах находчивый Пинняхата от удивления застыл на месте, ушам своим не веря: пусть даже предложение небесных фей на первый взгляд невыполнимо, но если уж речь зашла о цветах в подарок, то, значит, дело близится к развязке, притом благополучной. Тут радости его не было границ, и он вскричал:
— Что стоит сведущему в магии царевичу достать зимою летние цветы? Мне довелось когда-то собственными глазами видеть, как хитроумный Эйндакоумма (еще тогда мы жили на родине в Яммании) силой своих чар заставил расцвести засохшую от старости смоковницу, хоть это было вовсе не по времени, — все дерево покрылось тут же пышными цветами! Так будет и теперь: если появилась в том нужда — ко времени или нет, — а уже непременно добудем сколько надо цветов тараби. Что тут сомневаться? Вот, например, однажды приключилось, что в северном саду не плодоносило старое сандаловое дерево; прошел уже долгий срок, и ждать плодов не стоило. Но вот царевич повелел: «Пусть тотчас же все дерево покроется спелыми плодами, как заповедное древо желаний!» — и с этими словами метнул в сандаловое дерево волшебное копье: молниеносно острие впилось в плотную древесину, глядь! — на полузасохших ветвях вдруг стали появляться во множестве плоды, вбирая живительные соки, как щенки, которые сосут, изголодавшись, мать; потом они мгновенно созрели и налились... Выходит, как наш государь задумал — так и будет! Если у любезных фей имеются еще желания, то без стеснения пусть выскажут их все. Когда возникнет сильная потребность и душа чего-нибудь возжаждет — отриньте иные помыслы и стремитесь лишь к желанному. На этот раз вы долго колебались и упорствовали, словно страшась чего-то, а мы и вовсе пали духом... Однако после этих ваших слов уж для расстройства более нет причин!
Слушая торжествующего Пинняхату, феи явно присмирели — уже теперь они жалели об опрометчивости своего хитроумного предложения: ведь они-то рассчитывали завести в тупик и ловкого царедворца, и его господина.
— Вы запугали нас могуществом и славой вашего владыки. Как бы магическая власть и сила не принесли нам бедствия! Мы ревниво тщимся исполнить долг, соединив в любви высокородных ната солнца и фею луны. Задача не из легких. Недаром говорится: семь раз примерь — один раз отрежь! Не стоит горячиться и спешить, а лучше тщательно и кропотливо все проверить. В длинной-то веревке и запутаться недолго. Осторожность не помеха! Лишь терпеливым уговором добьешься толку. Вот потому уж будьте осмотрительны, как станете докладывать царевичу, не допустите какой-нибудь досадной промашки! Все, что достойно внимания, представьте тонко и умело, чтобы расположить к себе и к нам...
Беседуя так между собой, придворные девы Велумьясвы и сподвижники царевича Эйндакоуммы не скупились на разные примеры, назидательные притчи, изречения, поочередно стараясь склонить собеседников на свою сторону.
Тем временем уже спустилась ночь, и благородный сверстник царевича Пинняхата в сопровождении своих воинов покинул град на вершине Горы Ароматов и пустился в обратный путь на берег озера Навада к золотым стопам владыки своего Эйндакоуммы.
А в это время царевич Эйндакоумма как раз устроил потеху: велев собрать наловленных его дружинниками в лесах Хемавунты диких зверей — леопардов, тигров, львов, он приказал стравить их, дабы звери померились друг с другом силою; пока они до изнеможения сражались парами и грызлись, зрители бились об заклад, ставя, кто на одного тигра, кто на другого, — тем и развлекались...
В самый разгар потехи как раз и прибыл Пинняхата со своим отрядом. Не приступая с расспросами к посланцу, его высочество изволил удалиться в роскошные чертоги из слоновьих бивней, ибо солнце уже зашло и наступила ночь. Прошествовав в свои покои, царевич перед сном устроил прощальный прием для многочисленных придворных и, возлежа на мягком ложе, благосклонно расспросил Пинняхату о деле во всех подробностях. А преданный слуга поведал государю о том, что было и что слышал, ничего не пропуская, начав с того, как от взмаха крыльев мотылька поднялся ветер, подувший на царевну, пока она спала на драгоценном ложе, как от ветра распахнулась легкая рубашка и как потом царевна долго капризничала и сердилась. Выслушав до конца доклад ретивого посланца, властелин небесного оружия воскликнул:
— О любезный братец Пинняхата, поведай снова о твоих великих победах!
При этом юный царевич от радости хлопал в ладоши и громко хохотал, так что даже поперхнулся бетелем, который держал во рту. Но вот, успокоившись, довольный, опять принялся за расспросы, а верный его сподвижник, скромно склонив голову, вновь и вновь почтительно пересказывал царевичу события сегодняшнего дня.
