А тем временем в благословенной стране Яммании прославленному внуку государя Махаразейнды, будущему властителю острова Забу, царевичу Эйндакоумме и всей его свите в тысячу сверстников исполнился год.

Вступив в пору нежного детского возраста, юный царевич проводил свои дни в роскошной колыбели, блиставшей драгоценными камнями; усердные кормилицы и заботливые няни плавно покачивали колыбель и в такт тихонько напевали, баюкая царственное дитя: «Государыня-царевна Тиласанда, благородная дочь Махаразейнды и супруги его Атуладеви, не нашла себе достойного мужа на бескрайнем острове Забу — видно, так судьба сулила, чтоб земных страстей не знала Тиласанда! Удалившись в рощу Тирихема, трем святыням молилась царевна, долг высокий прилежно воздавая; и в награду за щедрую жертву ей открыто было заклинание, призывающее с неба Тиджамина. Вняв заветной мольбе Тиласанды, одарил ее небесный владыка жизнетворным плодом страстоцвета: и, волшебной мякоти отведав, зачала непорочная царевна: в золотой утробе без соития завязался плод великой жизни! А потом явился на свет наш владыка! Все мы — верные твои рабы и слуги, бережем тебя как зеницу ока!»

Так в нехитрой колыбельной песне пересказали они царевичу всю историю его рождения. И вот спустя некоторое время подросший Эйндакоумма направился в золотой дворец своей матери, благородной Тиласанды, приступил к ней с расспросами.

— Правда ли, что моя государыня-матушка, усердная ревнительница долга и добродетели, преуспевшая в священных парамитах, была награждена магическою гатхою и призвала самого Тиджамина, которого молила о даровании сына, после чего благодаря божественному плоду страстоцвета обрела желаемое — дар небесного владыки?

— Все это правда, сын мой, — ответствовала Тиласанда. — Исполняя заветное желание твоего деда и твоей бабки, я прибегла к помощи заклинания, открытого мне святым аскетом, и просила наследника у владыки небес Тиджамина.

И тут она со всеми подробностями поведала сыну про обстоятельства его появления на свет.

— Значит, если хотя бы раз произнести магическое заклинание, то немедленно сюда прибудет властелин заоблачных селений? — допытывался Эйндакоумма.

— О нет, мой сын, чудотворную гатху надлежит повторить тысячекратно, всю целиком, без запинки — лишь после этого царь натов Тиджамин соблаговолит спуститься с неба!

— Ах, матушка, все то, что я узнал, давно уже не дает мне покоя. Душа моя полна желания узреть воочию моего батюшку, правителя небесных царств, и этому желанию нет сил противиться. Прочтите же скорее заветную магическую гатху, и пусть Тиджамин услышит наш призыв!

И в ответ на эту просьбу Тиласанда сказала так:

— О высокородный царевич, Тиджамин — всесильный властелин небес, великий государь заоблачных владений. Он правит в золотых чертогах Везаянда, находящихся в небесном граде за пятью стенами и с тысячью ворот, зовущемся Тудаттана, на самой вершине священной горы Мьинмо высотою в восемьдесят четыре тысячи юзан. Дивную гору Мьинмо омывают семь полноводных рек, окаймляют семь скалистых цепей — где высоких, а где и пониже — Югандара, Итандара, Немейндара, Каравика, Тудаттана, Винаттака, Аттакан. Подле славного Тиджамина в золотом дворце Везаянда живут четыре его супруги — прекрасные царицы-феи Тунанда, Тусейтта, Тудамма, Тузита. Не вдруг сочтешь подданных небесного властелина: тридцать да еще шесть миллионов фей и натов населяют царство Тавадейнта, а на горной вершине Тидапаббата обитают верные слуги государя — двадцать восемь натов, мудрые змей-наги, диковинные птицы-галоуны, свирепые чудища-гоумбаны и устрашающие демоны-ракшасы. Могуч и недоступен владыка Тиджамин. Однако внемлет зову чудесной гатхи: коли свободен он от бремени насущных дел, то прибудет без промедления. Но помни, сын мой, должно чтить заоблачного властелина: только в случае крайней нужды или заветного желания прибегать к помощи чудодейственной гатхи! Ежели возникла такая нужда, то в глубоком поклоне, соединив руки, как для молитвы, взывай к небе сам!

— По всему острову Забу идет слава о вашем сыне, дарованном Тиджамином! — заговорил снова царевич. — Все склоняются перед именем Эйндакоуммы. Но достоин ли я такой славы? Ведь не владею ни умением, ни знанием, не разумею людских дел и забот. Вот и задумал я изведать всю премудрость мира, дабы не было мне равных! Призовите же моего батюшку Тиджамина, испрошу у него милости — совершенного знания во всех восемнадцати науках!

Долго слушала Тиласанда просьбы сына и наконец сжалилась над ним: дождавшись благоприятного дня и счастливого часа, она прибрала золотые покои дворца и окропила их благовониями, потом развесила украшения из цветов — венки, причудливые зонтики, флажки; совершив благое пожертвование и выбрав подобающее место, царевна расположилась там вместе с сыном, а затем, перебирая жемчужные четки, нанизанные на золотую нить, она неторопливо принялась читать магическую гатху и должным образом повторила ее тысячекратно...

Приподнявшись на роскошном ложе, государь небесных натов благосклонно глянул сверху на страну людей и вмиг узрел желание, родившееся в сердце царевича Эйндакоуммы, сына Тиласанды. Решившись наградить просящего, Тиджамин поспешил на землю и осведомился о сути дела. На это царевич отвечал:

— Я тот, кому суждено было увидеть свет благодаря доброй воле владыки. Теперь почтительно прошу о милости: пусть государь небесных натов дарует мне совершенное знание!

Благосклонно выслушав юношу, Тиджамин милостиво исполнил его просьбу — он сделал царевича Эйндакоумму неуязвимым для земных существ и вручил ему заветное оружие натов, дабы, не зная поражений, владел он неодолимой силой и властью богов. После этого властитель заоблачных царств призвал небесную фею Тураттати и так ей повелел:

— Сей благородный отрок — наш любимый сын, поручаем тебе печься о его благе, поддерживать в трудную пору, обучить премудрости мира, чтобы стал Эйндакоумма искусен и сведущ во всех науках без исключения!

Сделав фею Тураттати главным наставником и советчиком царевича, Тиджамин пожелал увидеть своего отпрыска самым прекрасным, могущественным и славным из царей, когда-либо владевших белым зонтом или магическим оружием небес, и одарил Эйндакоумму невиданным сокровищем: бесценно дорогим волшебным кристаллом о девяти гранях, который сверкал и переливался, словно целое ожерелье из редких изумрудов. О, сколь удивителен был этот диковинный кристалл!

Если всмотреться в него с одной стороны, то можно увидеть в желтоватом призрачном свете четыре дивных древа желаний — забутапье, падета, коукко и тхейн, четыре главных небесных острова, а также пять сотен малых с их несметным населением.

Если всмотреться в кристалл с другой стороны, то сможешь явственно увидеть водные просторы вселенной — океан, омывающий великую гору Мьинмо, и вышний мир Саджа, пять больших рек и пятьсот малых, вытекающих из озера Навада, все ручьи и протоки, озера и пруды с горами и лесами по берегам, с островами и островками, с населяющими их живыми существами, коих можно насчитать до десяти десятков миллионов.

Если всмотреться в кристалл с третьей стороны, то в натуральную величину увидишь все деревья, травы, цветы и плоды, произрастающие в заветном лесу Хемавунта, и всех диких обитателей леса — зверей, птиц, рыб и насекомых.

Если пристально посмотреть сквозь магический кристалл снизу вверх, то увидишь таинственных нагов и галоунов, пугающих гоумбанов и ракшасов; взору откроются двадцать вышних селений Брахмы, семь великих горных цепей, опоясывающих гору Мьинмо, и шесть царств небесных духов; все так ясно будет видно, что, внимательно вглядевшись, различишь любое жилище ната или феи.

Если же пристально посмотреть в магический кристалл сверху вниз, то увидишь все самое ужасное в мире — четыре проклятых навеки места: ад с его чудовищными пытками и три зловещих царства, населенные хищными зверями, претами и асурами.

Этот единственный в своем роде кристалл не был похож ни на один из девяти сокровищ, но сиял так ослепительно, словно слился в нем блеск всех дорогих камней мира: соперничая друг с другом, вспыхивали белые, голубые, желтые, черные и лиловые, серебристые и золотые лучи, свет которых озарял картины, возникавшие на пяти поверхностях кристалла. Бесценный камень был соединен с богатым убором: на золотые нити с точеными украшениями из золота были нанизаны в девять рядов сверкающие бриллианты и переливчатые изумруды.

— Пусть же сопутствуют тебе слава, успех и победа, властвуй над всеми людьми, как твой родитель над небесными натами! — С этими словами Тиджамин изволил собственноручно надеть золотой убор с драгоценными камнями и магическим кристаллом на шею Эйндакоуммы, после чего отбыл в свои небесные чертоги. А царевич Эйндакоумма в блистательном уборе сиял неземной красотой, точно сам властелин небес вновь спустился со своих высот. Исполненный царственного достоинства и сознания великого долга, славный и могущественный, неуязвимый для врагов, ибо владел он небесным оружием победы, юный царевич устроил пышное празднество, которое продолжалось ровно семь дней.

Лишь только отгремел шумный пир, сама небесная фея Тураттати, памятуя о повелении владыки Тиджамина, принялась за обучение достойного отпрыска царя небесных натов, каждодневно открывая ему глубины всех восемнадцати знаний. Постигнув всю премудрость человеческого разума, Эйндакоумма овладел к тому же способностью летать по небесам, проникать в глубь земли, принимать образы различных существ и предметов, оживлять умерших. Вскоре слава его не ведала границ, и сто государей острова Забу склонили головы к стопам наследника Тиджамина в знак признания его власти.

Однажды царевич Эйндакоумма, сопровождаемый тысячью сверстников своих и приближенных, во главе миллионного войска отбыл из золотой столицы Яммании и на быстрой колеснице направился по воздуху в священную рощу Тирихема, где, поселившись во дворце на берегу озера Титудака, провел в довольстве и покое три месяца — под знаками Овна, Тельца и Девы — всю «пору расцветающих бутонов».

И вот случилось так, что в это время государь страны Ямуна, славный правитель нагов Эйяпатха, призвав своих министров, обратился к ним:

— Хочу узнать, откуда берут начало пять великих рек — Ямуна, Гинга, Асиравати, Мади, Тарабу — и пять сотен малых!

— Эти реки, о государь, питаются водами знаменитого озера Навада! — ответствовали министры Эйяпатхе.

— Как же образуются они, эти пять великих и пятьсот малых рек? — продолжал расспросы царь Ямуны.

Однако на это уже никто из придворных ответа дать не смог. И тогда, жаждая узнать неведомое, Эйяпатха отобрал из своего несметного войска восемьдесят тысяч самых могучих воинов-нагов и в один прекрасный день отбыл вверх по течению Ямуны, покинув своих жен-цариц и многочисленных наложниц. Стремительно проплыв к верховью, любознательный Эйяпатха обнаружил, что все пять великих рек изливаются из Звериной горы. Здесь было их начало. В самой горе открывалась большая пещера: незримые воды текли в глубине по каменному ложу целых пятьдесят юзан, затем взмывали к небу сильной струей на высоту в шестьдесят юзан, а с небосвода низвергался мощный каскад в три гавоу шириною и с силой бил в межгорье. В крутой скале властитель нагов заметил четыре отверстия — словно четыре зева диких животных: коня, быка, слона и льва; из них хлестали бурные потоки и мчались вниз, вливаясь в семь обширных озер. Оглядев их все, царь Эйяпатха увидел самое большое с двенадцатью изгибами, то было знаменитое Навада.

Над гладью холодных озер, точно гигантские вороньи клювы, причудливо нависали пять великих гор. Пожелав взглянуть и на них, неутомимый Эйяпатха вместе со своим отрядом в восемьдесят тысяч нагов стремительно пустился вверх по склонам. Взбираясь на вершину Горы Ароматов, Эйяпатха задержался на широком камне, ожидая, пока подтянутся и соберутся вместе его воины. Внезапно он заметил, что на самой вершине блестит в сиянии золота и драгоценных каменьев невиданный великолепный град с пятью сотнями дворцовых палат, окруженных семью крепостными стенами.

— Чьи это чертоги? Какой здесь царствует небесный государь? — спросил своих придворных Эйяпатха. Все восемьдесят тысяч нагов с восхищением переспрашивали друг у друга, но, увы, ответа никто не знал...

Пока пришельцы-наги дивились на чудесный град, прекрасная царевна Велумьясва соскучилась в своих покоях и пожелала перейти в стеклянный зал, пролепетав:

— Хочу развлечься и нарвать цветущей мьиззутаки!

Тотчас же одиннадцатитысячная свита прислужниц и подруг царевны захлопотала: весь пол дворца немедленно устлали белым мягким бархатом в целых сто слоев, и юная царевна, поддерживаемая няньками и мамками, в окружении послушных фей торжественно проследовала в хрупкие прозрачные покои. Все это видели царь нагов Эйяпатха и его восьмидесятитысячное войско.

Пятьсот золотых чертогов под многоярусным шатром, усеянным рубинами, сверкали и переливались при ярком свете дня; все галереи, залы и комнаты были полны прелестных фей — подруг и прислужниц Велумьясвы: сияя небесной красотою, не ведая пороков женской внешности — не слишком белокожие, но и не чересчур смуглые, не очень полные, но и не совсем худые, не низкорослые, но и не чрезмерно высокие, юные и нежные, они сновали и суетились, торопясь исполнить любое желание госпожи.

А сама царевна была так ослепительно прекрасна, что не нашлось бы ей соперниц ни в одном из небесных селений: золотой лик ее был чист и ясен, точно лунный диск в прозрачном кружеве облаков в ночь полнолуния месяца тазаунмоун — блики света легко меняли золотисто-желтые оттенки; все ее нежное, податливое, словно воск, и почти бесплотное тело излучало сияние — блеск золота сливался с зеленоватым светом изумруда, — ну, как не вспомнить, глядя на красавицу царевну, бесценные сокровища Тиджамина! Никто не совладал бы со своими чувствами при виде божественной Велумьясвы! И вряд ли кто-нибудь сумел бы достойно описать ее неземную красу — лишь пристально смотрел бы, не отрываясь и не смея даже моргать, дабы ни на миг не упустить райского видения. Так случилось с восьмидесятитысячным войском нагов, так случилось и с самим царем Ямуны Эйяпатхой: не в силах отвести глаз от восхитительной Велумьясвы, все они затаив дыхание, как зачарованные, лишь поворачивали головы то на север, то на юг, следя за юной девой.

А тем временем Велумьясва вооружилась сапфировым трезубцем на золотом черенке с отделкою из девяти драгоценных камней и, остановившись подле цветущей мьиззутаки, протянула свою нежную ручку к пышно распустившемуся цветку; ловко зацепив трезубцем за стебелек, она легонько потянула к себе и тут же, играючи, сорвала. Внезапно налетевший ветерок слегка коснулся одеяния царевны, чуть откинул край воротника и тронул бриллианты на груди; узкие рукава изящной кофты незаметно смялись, точно изумрудные тычинки цветочного бутона под тяжестью капель росы, прозрачные покровы разомкнулись, и два бесценных дара юной девы — не более созревшего лимона — вдруг открылись и обрели свободу: будто в зигзагах молний соперничали меж собою две звезды, столь яркие, что даже издали слепили; их сиянием были озарены заоблачные выси небесного пространства, и даже на землю, к людям, струился дивный свет; при вспышках молний на далеком небосводе пылали две негаснущие свечи — под нежным ветром пламя волновалось, танцевало, — и не было конца этому возбуждающему танцу соблазна!

Нечаянные свидетели чудного зрелища, царь нагов и его преданные воины, словно завороженные, смотрели вверх. На смену прежним видениям являлись новые, все смешалось и поплыло перед разгоряченными взорами, от неистовой страсти забились сердца, перехватило дыхание, и вот уже все они были готовы ринуться вперед очертя голову, точно подгоняемые ураганом... На миг опомнившись, министры Эйяпатхи решили обратиться к государю; не видя его, стали звать, но тот не откликался. Смятение овладело всеми, сверкающее молниями небо, казалось, предвещало недоброе...

Тут поднялся невообразимый шум, и началось столпотворение. Огромное войско нагов смешалось: министры, военачальники и простые воины кинулись вниз по склону горы. Не разбирая дороги, все мчались прочь, подстегиваемые страхом, их лица были искажены — у одного от ужаса вываливался изо рта язык, у другого текла и пенилась слюна; теснясь и натыкаясь друг на друга, катились они под откос, не понимая, что вокруг них, как говорится, «не ведая, где горы, а где лес!». Уж многие лишились сознания, их тела валялись на пути у несущихся, а те, не замечая, стремились вниз, налетая на колючие ветки, ударяясь о пни и коряги, попадая в глубокие ямы и вмятины от копыт буйволов; от бесчисленных ударов, порезов, уколов сочилась кровь, стекала на кусты, траву и камни, но обезумевшие наги по-прежнему мчались в бездну...

Царь Эйяпатха, потеряв из виду свое войско, в одиночестве блуждал по лесным дебрям и наконец в полном изнеможении рухнул у подножия какого-то холма. Не в силах бороться с усталостью, он тут же уснул...

В это самое время царь галоунов Хурамбала с пятью сотнями приближенных явился на вершину горы Вебула к прославленному магу и аскету Вейззамее, который соблаговолил открыть тайны своей науки. И тут Хурамбала заметил, что под холмом, свернувшись в клубок, измученный и жалкий, лежит властитель нагов Эйяпатха. Повелев своей свите оставаться на горе Вебула, царь-галоун немедля ринулся на спящего Эйяпатху, схватил его и на мощных крыльях взмыл в небеса; там он стал кружить, то падая, то вновь взлетая, играя и резвясь, а втайне надеясь истомить и до конца обессилить усталого противника. Ведя свою жестокую игру с полубесчувственным Эйяпатхой, царь галоунов случайно подлетел к священной роще Тирихема в трех юзанах на север от славного града Яммании, где в золотом дворце на берегу озера Титудака пребывал властелин небесного оружия царевич Эйндакоумма, явившийся сюда с миллионной армией и тысячью сверстников-приближенных. И вот царевич Эйндакоумма вдруг приметил, как гибкий змеиный хвост опустился откуда-то с небес и крепко-накрепко опутал ствол старого дерева поуннье, которое своим прекрасным ароматом питало рощу Тирихема. А потом невидимая сила вырвала благоухающее дерево с корнем и подняла вверх на змеином хвосте, как на веревке.

— Кто это смеет портить деревья в моей любимой роще?! — вскричал тут в гневе царевич Эйндакоумма и, не долго думая, метнул в небо волшебное копье Тиджамина. Точный удар раздробил могучее крыло царя птиц, и с оглушительным треском оно сломалось пополам, вниз полилась кровь, и галоун камнем рухнул на землю вместе с нагом в когтях.

Не ожидая пощады и не смея молить о прощении, тяжелораненый галоун молча страдал. Видя муки птицы и глядя, как сочится ярко-алая кровь, юный царевич, постигший смысл четырех истин мира и давший клятву неуклонно им следовать, проникся сочувствием к Хурамбале — тотчас же течение царственной крови галоуна прекратилось. Произнеся магическое заклинание, которое ему открыла фея Тураттати, Эйндакоумма брызнул чистой водой на раненую птицу — мгновенно царь галоунов воспрянул духом, опасная рана затянулась, крыло срослось, и силы жизни тут же вернулись в мощное тело правителя пернатых.

— О великодушный и всеведущий государь! — воскликнул растроганный галоун. — Прежде мне не доводилось слышать о тебе. Однако, хотя сегодня я узрел тебя впервые, хочу навек с тобою и остаться. В страну галоунов я уж более не вернусь, а сделаюсь твоим преданным слугою — и в крупных и в малых делах надежным помощником! Ибо ты, государь, истинный герой, высокомудрый правитель, грядущий Будда!

Выразив так свое почтение, Хурамбала поклялся быть вечным рабом Эйндакоуммы. В свою очередь и царь нагов Эйяпатха склонился перед могуществом славного царевича, промолвив:

— Моего спасителя не покину вовек, стану служить ему верой и правдой!

В знак своей преданности он подполз к царственным стопам Эйндакоуммы и дал клятву оставаться его верным рабом.

По прошествии трех месяцев достойный сын Тиджамина, сопровождаемый тысячью сподвижников и миллионным войском, воротился в золотую столицу Яммании. С ними вместе прибыли царь-галоун Хурамбала и царь-наг Эйяпатха во главе своих дружин, ибо дали они обед беззаветно служить господину, всечасно находясь у августейших стоп.

Тем временем небесная фея Тураттати, явившись к государю Махаразейнде и его супруге — царице Атуладеви, сказала им обоим так:

— Ваш благородный внук царевич Эйндакоумма признан кровным сыном владыки неба Тиджамина! И в будущем ему суждено стать полноправным преемником отца, наследником его владений и царства. Однако жизнь людей и натов несходна и течет по разным руслам: тому, кто будет править небом и землею, надобны теперь достойные чертоги, пусть хоть в малой мере они походят на нерукотворную обитель Везаянду, что в небесном граде на вершине горы Тудаттана. Хочу испросить вашего согласия и воздвигнуть для высокородного Эйндакоуммы подобающий дворец!

— Нам неведомо, чтобы в древнем и сиятельном роду царей страны Яммания, в продолжительной цепи предков был бы столь могущественный и достославный государь, каким обещает стать наш внук Эйндакоумма, — отвечали фее царь Махаразейнда и царица Атуладеви, — видно, уж судьба определила ему править под священным древом бодхи. Но прости нашу немощь, о небесная фея, не по силам нам самим одарить, как должно, царевича-внука! Поручаем тебе исполнить задуманное!

Получив согласие и благословение государей, фея Тураттати пожелала возвести дворцовый град, строить который было выше людского умения, недоступно для человеческой мысли. Тут обратилась она к царю-нагу и царю-галоуну:

— Отправляйтесь в свои царства, соберите всех лучших мастеров и умельцев — зодчих, ваятелей, живописцев, резчиков, ювелиров, плотников, каменщиков, кузнецов.

Отбыли без проволочек Хурамбала и Эйяпатха в подвластные им страны и самолично исполнили повеление Тураттати.

Спустя немного времени в Ямманию явилось бесчисленное множество умельцев — галоунов и нагов; тут же принялись они за дело: в трех сотнях юзан от золотой столицы сложили из кирпича стену по окружности нового града — полторы сотни юзан в длину, пятьдесят юзан в поперечнике, тридцать та в высоту. Внутри кирпичной стены возвели другую — из дикого камня, по окружности в сто двадцать юзан, в поперечнике в сорок юзан, от земной тверди в высоту в тридцать та. Внутри каменной стены поставили железную, по окружности в длину девяносто юзан, в поперечнике тридцать юзан, над землею подняли на тридцать та. За железной стеною сделали медную, по окружности в шестьдесят юзан, в поперечнике в двадцать юзан, в высоту все те же тридцать та. После медной стены отлили новую, из пяти металлов сплавленную. В сплав входили золото, серебро, медь, железо и свинец. По окружности пятая стена тянулась на тридцать юзан, в поперечнике была десяти юзан, в высоту подымалась на тридцать та. И по мере того как росли эти пять стен города, всякий раз подсыпали землю до нового уровня, так что каждая внутренняя стена была на тридцать та выше внешней. По всей крепостной стене из кирпича поставили фигуры стражей защитников в виде огромных нагов, по каменной стене стояли стражи в виде гигантских галоунов, по железной стене — в виде чудищ-гоумбанов, по медной — в виде ужасных демонов-ракшасов, по стене из сплава пяти металлов — в виде небесных воинов-натов с тяжелыми секирами на плечах.

В этом диковинном пятистенном граде с пятью уступами вверх и пятью уступами вниз были тысячи ворот и сто тысяч настенных башен-пьятта, к каждым воротам тянулись крытые лестницы, перила и арки были отделаны золотом и серебром. К стене из кирпича вели кирпичные ступени, к стене из камня — каменные, к стене из железа — железные, к стене из меди — медные, к стене из пяти металлов вели ступени, отлитые из того же сплава,— а всего в чудесном граде была целая тысяча лестниц. В самом верхнем и главном круге града возвышалось каменное изваяние нага, из разверстого зева низвергался водопад шириною в три гавоу, огибая город справа, он разливался пятью реками.

Сиявший золотом царский дворец был увенчан тремя высокими пьятта в десять ярусов с отделкою из драгоценных камней. В царские покои вели четыре входа, в главном зале дворца, на востоке, был воздвигнут трон под пышным балдахином, возвышалось роскошное ложе, над которым парил раскрытый белый зонт. Все комнаты и залы в центре, в южной и в северной частях дворца, предназначались для будущих цариц-супруг и наложниц государя. Четыре зала для празднеств и придворных церемоний именовались Ароматными Покоями. А кроме этих помещений в главном дворце было множество других больших и малых комнат. Под общею раскидистою крышей вокруг царских палат разместилось еще три десятка разных флигелей, пристроек, павильонов, украшенных пятиярусными пьятта.

Причудливо, искусно и богато было убранство дворцовых комнат и залов, их щедро отделали золотом, серебром и драгоценными камнями. Каких тут диковинок не было! Таинственные гроты, запутанные лабиринты, винтовые лестницы, галереи зигзагами, беседки в виде пчелиных ульев. Золотые покои перемежались с серебряными; особые палаты были отведены для жизни зимой, летом и в дождливую пору. На украшение дворца снаружи пошли все девять видов драгоценностей, а изнутри использовалось золото высших сортов, в слоновую кость на стенах и арках были вкраплены редкие рубины причудливых оттенков, оконные ниши светились бриллиантами и изумрудами. Тонкая резьба, изящная лепка и хитроумная живопись оживляли строгие покои величественного здания; неисчислимые узоры и картины, резные и лепные фигуры покрывали стены и потолки комнат, перила лестниц и галерей, оконные ставни, арки и витые колонны; повсюду вились диковинные растения, пестрели яркие цветы, скалились друг на друга сказочные львы, ползли огромные крабы, сплетались гибкие наги, в вихре пляски кружились небесные кейннары. Роскошные залы дворца являли собой то небесный вертоград, то заповедный лес Хемавунта, то богатейшую сокровищницу богов, где в изобилии собраны редчайшие камни, какие только может представить воображение, — магические рубины виросана, маномая, зотирата, матараган, винтавун, лохитинга, исполняющие любые желания и помыслы, бесценные алмазы, сапфиры, жемчуга, кораллы, изумруды, смарагды, бирюза, топазы, гранаты, лунные камни и «кошачьи глаза», имевшие подчас причудливые формы — то огурца, а то лимона. И все это искрилось, сверкало, переливалось, то ослепляя, то успокаивая глаз. А если распахнуть стеклянные створки дверей или окон, они тут же плавно смыкались и мелодично звенели, точно звучала музыка придворного оркестра из пяти инструментов.

Вот какой изумительный град за пятью стенами и величественный дворец в нем возвели усердные мастера-наты из небесных царств галоунов и нагов под надзором премудрой феи Тураттати.

Здесь и конец главе о строительстве царского дворца.