После этого миновал отмеренный судьбою срок, и вот царевичу Эйндакоумме исполнилось четырнадцать лет. Тогда великий государь Махаразейнда, желая выбрать благородную девственницу царской крови, достойную быть супругой его прославленному внуку, обратился с посланием к правителям всех стран на знаменитом острове Забу, владевшим золотым дворцом и белым зонтом.

В послании Махаразейнды говорилось:

«Наш царственный внук царевич Эйндакоумма сподобился стать обладателем невиданных чертогов и града о пяти стенах, которые ему воздвигла фея Тураттати. Однако до сей поры в величественном дворце пустуют южные покои, ибо нет у юного властителя любезной сердцу спутницы. Вот мы и вознамерились избрать царевичу желанную подругу, для чего повелеваем всем вассальным государям прибыть к стопам нашего внука Эйндакоуммы».

Царские грамоты без промедления были доставлены ко дворам ста государей — вассалов Махаразейнды, и те, не посмев ослушаться веления властелина, отправились в пределы царства Яммания, смиренно захватив с собою богатые дары и дочерей-невест.

После того как сто царей, прибывших ко двору Махаразейнды, нарядили дочерей-царевен в лучшие одежды и должным образом их подготовили к смотринам, всем было приказано явиться в государевы покои; там сто высокородных дев удобно расположились в просторном зале, так что каждой нашлось подобающее место. Затем царственные дед и бабка Эйндакоуммы, обратившись к внуку, возгласили:

— О славный царевич, выбери себе по сердцу благородную подругу, достойную любви и обожания!

И вот потомок Тиджамина стал пристально рассматривать каждую из царских дочерей и сравнивать их красоту, манеры и наряд. Прилежно оглядев представленных ему невест, царевич Эйндакоумма был искренне разочарован.

— Все они красивы и нежны, ни в чем одна другой не уступает. Все благородной крови и высокого происхождения. Все лишены шести пороков и в полной мере обладают пятью достоинствами. Однако выбор свой остановить мне не на ком. Ведь нет здесь той, что поражала бы воображение и затмевала бы своей красотой всех остальных!

Вот как случилось, что достойный внук Махаразейнды и Атуладеви вновь остался без супруги, ибо в мечтах своих желал лишь ту, которая не знала бы соперниц на земле.

— Хочу, чтобы моя супруга была прекрасней всех на свете, единственной на всем острове Забу, о какой бы здесь не слыхивал никто — ни прежде, ни потом! Только с нею я буду счастлив, только она войдет царицею в южные покои золотого дворца в моем пятистенном граде! Властителю небесного оружия и сыну Тиджамина другая будет не по душе! — так изволил заявить царевич Эйндакоумма великим государям страны Яммании.

— Увы, небесной феи Тураттати уже нет среди нас! — воскликнули тут Махаразейнда и Атуладеви. — А мы бессильны исполнить желание царевича! Коли тебе пришлись не по нраву сто самых родовитых красавиц на всем пространстве острова Забу, то уж не знаем, как и быть!

Видя, что царственные дед и бабка совсем расстроились и огорчились, царевич Эйндакоумма принялся их успокаивать:

— О государь и государыня, не гневайтесь и не печальтесь! Пусть не тревожат вас мои заботы. Ваш внук сам постарается найти себе достойную супругу. Теперь же прощайте и будьте счастливы!

С этими словами царевич Эйндакоумма воротился в свой дворец, велел собрать тысячу сподвижников, всех воинов и слуг, а после обратился к ним с вопросом:

— Ужели мне не суждено повстречаться с тою единственной царевной, которая прекраснее и нежнее ста царских дочерей, что были нынче на смотринах?

И тут нежданно-негаданно царевичу ответил властитель нагов Эйяпатха:

— О славный государь, когда б не твой вопрос, я не посмел бы и слова проронить. С того счастливого дня, как я склонился к золотым стопам потомка Тиджамина, и по сию пору все не решался тебе поведать о чуде. Трепет перед твоею властью сдерживал меня. Ведь мне известно, где обитает прекрасная и целомудренная фея, достойная стать супругой государя!

— Кто же она и где живет? — в нетерпении спросил царевич Эйндакоумма.

Жаждая все открыть своему господину, царь нагов Эйяпатха поведал тут же историю своих странствий: о том, как, пожелав узнать, откуда течет река Ямуна, пустился в путь с восьмидесятитысячным войском и прибыл к Звериной горе; о том, как обнаружил горную пещеру, небесный водопад и четыре диковинных раструба — точно раскрытые пасти льва, слона, быка и коня, через которые неслись потоки вод, вливаясь затем в семь огромных озер, из коих самое большое с двенадцатью изгибами — Навада; о том, как, вознамерившись осмотреть пять великих гор, что высились над заповедными озерами, немедля устремился вверх по склону Горы Ароматов и в миг короткой остановки был ослеплен сиянием, которое излучал дворец из золота и драгоценных камней на самой вершине; о том, как размышлял, чьи это были роскошные чертоги, и вдруг увидел в окружении пышной свиты царевну-фею небесной красоты, будто яркий метеор озарившую стеклянные покои; о том, как наблюдал за дивной красавицей и заметил, что она срывала золотым трезубцем душистые цветы с деревьев, росших у дворцового крыльца; о том, как от порыва ветерка случайно распахнулось одеяние царевны и он узрел всю прелесть нежной наготы, а после, задыхаясь, обезумев от страха и желания, рухнул с горного уступа и, ничего уже не видя, не чувствуя, где небо, где земля, катился долго по откосу, пока не оказался у подножия горы; и, наконец, о том, как был врасплох застигнут там и схвачен Хурамбалой, а затем, освобожденный, очнулся у ног царевича-спасителя.

— Не раз доводилось мне лицезреть небесных фей из заоблачных селений, но прежде никогда со мною не случалось подобного: наслаждение при виде столь дивной красоты было сродни тяжелому недугу; возможно ли исцеление — не берусь ответить, ведь раньше я о таком не слыхивал. Вот почему, взирая на красавиц из ста царских семейств острова Забу, я не испытывал ни радости, ни муки. Скажу государю откровенно, даже феи, живущие в небесных царствах, в сравнение с нею не идут! О мой повелитель, чтобы описать ее красу, не хватит никакого красноречия; замечу только, что на вид она не старше десяти лет и двух-трех месяцев! — так закончил свой рассказ правитель нагов.

Со вниманием выслушав о происшествии на Горе Ароматов, царевич Эйндакоумма вдруг ощутил, будто неведомые узы прежней жизни таинственно соединяют его с прекрасной Велумьясвой, и тут же вспыхнули в его сердце любовь, желание и нежность. Он уже более не мог противиться нахлынувшему чувству, мысль его была поглощена лишь одним... Тогда царевич обратился к Эйяпатхе и спросил:

— Как скоро ты берешься доставить в окрестности Горы Ароматов тысячу моих сподвижников и все необходимое для поселения там?

На это царь нагов Эйяпатха отвечал:

— Из миллиона моих подданных — умельцев и мастеров, участвовавших в возведении твоего пятистенного града и золотого дворца, я выберу сто тысяч и с их помощью все, что прикажешь, переправлю за семь дней!

— Ну, коли так, — решил наследник Тиджамина, — то вместе с тысячью моих придворных и всем дворцовым достоянием ты отправишься вперед; поставишь временный дворец для поселения на берегу заветного озера Навада и будешь ожидать меня. А я прибуду на десятый день.

Как повелел властитель Забу, так царь нагов Эйяпатха и исполнил. На позолоченную барку в виде огромного крылатого замари взошла вся тысяча ближайших сподвижников Эйндакоуммы — тех, кто имел счастье родиться с ним в один и тот же день; на барку погрузили также вещи, которые могли потребоваться государю для водворения на новом месте, — посуду, начиная с чашек для бетеля, роскошные и мягкие постели, все дорогие царские одежды, регалии и украшения, чтобы прибывший к озеру потомок Тиджамина ни в чем не ощутил недостатка. Когда с погрузкой было покончено, настал благословенный день, и сто тысяч сильных нагов по приказанию Эйяпатхи быстро повлекли вместительную барку по речным просторам.

Достигнув неприступной Звериной горы, могучие наги оставили барку у подножия и ловко перенесли по суше и груз, и сверстников царевича Эйндакоуммы на берег озера Навада. Здесь отыскали живописную лужайку, вокруг которой с трех сторон стояли плотною стеною деревья и кусты — все в благоухающих цветах, с душистыми и сочными плодами, и сотня тысяч искусных нагов принялась за дело. Они собрали множество слоновьих бивней, валявшихся по берегам семи озер, однако драгоценной кости им показалось мало, тут уж пришлось рвать бивни и у живых слонов. Без устали трудясь, усердные строители в короткий срок поставили красивый восьмибашенный дворец, уютный и прохладный, весь из слоновой кости, причудливо раскрашенной в зеленый, синий, желтый и красный цвета, с искусною резьбой и позолотой.

В назначенный десятый день после отплытия государевой барки царевич Эйндакоумма, смиренно испросив у деда своего Махаразейнды, бабки Атуладеви и матери царевны Тиласанды согласия на поиски достойной его благородной девы и получив их милостивое разрешение, почтительно со всеми распрощался, после чего, удобно поместившись на спине могучего властелина пернатых Хурамбалы, крепко сжимая в руках магическое копье Тиджамина, отбыл из Яммании, сопровождаемый надежной свитой в пятьсот галоунов, и в тот же день благополучно опустился на берег заветного озера Навада к чудесному дворцу из слоновой кости.

Поселившись в причудливых чертогах из драгоценных бивней, в овеянной озерною прохладой обители у самого Навады, царевич Эйндакоумма стал вести жизнь, полную услад и развлечений: он то гулял по живописным берегам, наслаждаясь видом пышных лесов с цветами и плодами, прудов и озерков с прозрачною водой, а то вдруг назначал торжественные смотры или маневры своего войска и с радостью смотрел, как скачут кони, грозно движутся слоны, маршируют лучники и копьеносцы, изрыгают огонь орудия и ружья, взлетают в небо дротики и стрелы — ристалище дрожит от топота и грома. Пока еще стояла зимняя прохлада, не началось цветение орхидеи и было далеко до сумрачной поры дождей, царевич услаждался военными потехами, глядел на состязания своих придворных в беге, в конных скачках, в ловкости и силе и даже сам нередко вызывался показать умение владеть оружием или сидеть в седле. Однажды в заповедном бамбуковом лесу Келани была устроена грандиозная охота на слонов, тогда пленили и отдали царевичу в его высокое владение прекрасных белых, как снег, самцов — Калаваку, Гингейю, Пейнгалу, Тамбу, Употатху и Схаддана. А в часы отдыха от бранных развлечений Эйндакоумма возлежал во внутренних покоях, внимая сладостной игре придворного оркестра...