В пути Анахарсис узнал, что царь Кадуид на летний период обосновал свою столицу на севере Скифии. И Анахарсис повернул коня в сторону северного ветра. Вожди номов (округов), через которые он проезжал, с почтением приветствовали знатного путника и предлагали остановиться на отдых, но Анахарсис, поблагодарив их, продолжал ехать вперёд. Вскоре холмистая местность сменила ровную степь. Местами радовали глаз густые рощи и серебристые озёра, но в основном путь шёл по пологим склонам песчаных гор, поросших колючим кустарником. К счастью выносливая лошадь легко преодолевала преграды, и через два дня утомительной дороги Анахарсис остановил коня у бугристого ствола огромной ели, нависающей над обрывом. Внизу раскинулась живописная долина. На берегу небольшого озера, на противоположном берегу которого росла дубовая роща, расположился скифский лагерь, так называемая столица. На лугу паслись быки и кони. В нескольких местах на окраине лагеря дымили кузницы. В пыли между возами бегали дети, нетерпеливо поглядывая в кипящие котлы, в которых женщины варили мясо. На широкой площадке опытные воины обучали юношей искусству боя… Чувство радости и грусти испытывал сейчас Анахарсис. Всегда приятно после долгой дороги вернуться домой, но убогая скифская столица так мало напоминала блестящие города Эллады. И всё же это его родина. Ей он принёс свои знания. Анахарсис повернул направо, чтобы объехать овраг. Спустившись в долину, он спешился, расседлал коня и, ударив его по крупу, отпустил на пастбище. Домой следует идти пешком, так родная земля ближе.

Анахарсис шёл между возами, и скифы низко кланялись ему. Для них он был полубогом. Только детям всё было нипочём, они крутились под ногами, с любопытством рассматривая незнакомого им странного человека. Не было у него ни меча, ни лука. Простой кинжал да сумка на плече, вот и всё его богатство.

Весть о прибытии Анахарсиса быстро долетела до ушей царя. Из большой повозки украшенной десятками золотых колокольчиков, опираясь на плечи воинов, спрыгнул на землю царь Кадуид.

— Слава Богам! Ты вернулся, брат! — вытянув вперёд руки, закричал он.

Братья побежали навстречу и как в детстве, обнявшись, покатились по земле. Братья боролись истово, каждый стремился победить, словно на карту была поставлена их жизнь. Знатные скифы окружили высокородных братьев, простые стали чуть поодаль, и все криками подбадривали борющихся. Неожиданно Анахарсис ловким приёмом, подмеченным у греческих борцов, уложил на спину Кадуида.

— Что это? — Кадуид вскочил на ноги. — Ты победил не силой, а ловкостью. Ты меня научишь такому приёму?

— Конечно, брат.

Кадуид похлопал Анахарсиса по спине.

— Мой брат вернулся! Сегодня скифы празднуют возвращение Анахарсиса!

* * *

К вечеру перед праздничным пиром по приказу Кадуида была приготовлена парильня. Раскалённые на огне камни накрыли кожаным покрывалом. Обнажённые Анахарсис и Кадуид, взяв в руки зёрна конопли, подлезли под покрывало и бросили зёрна на камни. Конопля начала куриться и выделять пар. Наслаждаясь, братья вели неспешный разговор.

— Скажи, брат, можно ли такое удовольствие получить в Греции? — спросил Кадуид.

— У греков нет такой парильни. Их бани похожи на дворцы. Там не только моются, но и обсуждают государственные проблемы, слушают философов и поэтов.

— Неужели у них нет другого места для этого? — рассмеялся Кадуид.

— Не смейся, брат, над чужими обычаями не побывав там. Тем более, что у греков есть больше повода смеяться над нашим образом жизни.

— Мы живём правильно, — твёрдо сказал Кадуид. — Так нам повелели наши Боги.

Анахарсис задумался.

— Кто его знает, возможно, жизнь есть смерть, а смерть есть жизнью.

— Не пойму о чём ты, брат?

— Тело идёт в землю, душа, блеснув звездой, взлетает до бессмертного эфира.

— Об этом могут знать только Боги. Чтобы задобрить их, мы приносим им кровавые жертвы. Они распоряжаются нашей судьбой на земле и решают, что с нами будет после смерти. Чем больше крови мы прольём в их честь, тем благосклоннее они к нам.

— Если Боги поощряют зло, то они уже не Боги.

— Не богохульствуй! Вот чему ты научился в Греции?

— Нет. К таким выводам я пришёл сам. А в Греции я научился иному.

— Чему же? — криво усмехнулся Кадуид.

— Всего и не расскажешь. Их мир прекрасен как сон. Нам нужно учиться у греков возводить города, строить театры, нам необходим сильный военный и торговый флот, их храмы полны света и воздуха…

— Разве не прекрасно вечное движение скифов по степи? — возразил Кадуид. — А ты хочешь, чтобы мы зарылись в землю, уподобляясь кротам?

— Ты не прав, брат. Греки не зарываются в землю, их здания словно парят в воздухе. Мы должны взять у них самое лучшее. А для начала построить хотя бы один настоящий город.

— А ты спросил об этом у скифов? Хотят ли они так жить?

— Вот сегодня и спрошу.

— Не смей! — выкрикнул Кадуид. — Я же тебя предупреждал!..

И не договорив, он выскочил из парильни.

* * *

Отблески от пламени костров плясали на лицах пирующих скифов. Огромная бронзовая чаша, наполненная лёгким хмельным напитком, по кругу переходила от одного пирующего к другому. Куски мяса дикого вепря и ржаные лепёшки были желанным лакомством для скифских воинов. Кадуид, свободно развалившись на троне, смеялся и шутил, как будто и не было накануне конфликта в парильне. Слегка опьяневшие от хмельного напитка и обильной еды, некоторые воины под ритмичные удары мечей и кинжалов о кожаные штаны, начали танцевать боевой танец. Хриплые крики одобрения понеслись со всех сторон. Кадуид иногда настороженно поглядывал на брата, но Анахарсис, казалось, тоже забыл о размолвке и со спокойной мягкой улыбкой наблюдал за танцующими воинами. И вдруг кто-то крикнул:

— Анахарсис! Расскажи нам о Греции! Что ты там увидел?

Другие тоже закричали:

— Да-да!

— Говорят, греки так разленились, что забыли о войне!

Услышав, как им казалось удачную шутку, воины расхохотались. Анахарсис, переждав смех, сказал:

— Братья! Для войны у греков есть регулярная армия. А свободные от службы греки занимаются теми делами, которые им нравятся. Изучают философию, пишут стихи, торгуют…

— Подождите! — посмеиваясь, прервал брата Кадуид. — Не стоит на пиру говорить о серьёзных вещах. Вот соберём совет и там послушаем Анахарсиса.

— Правильно! — поддержали царя скифы, тут же забыв о своём интересе к Греции.

Анахарсис разочарованно опустил голову.

— Сегодня мы веселимся! — закричал Кадуид.

— Веселимся! — разом ответили сотни глоток.

Все воины вскочили и уже вместе продолжили танец.

— Вот что нужно скифам, — назидательно сказал Кадуид Анахарсису.

Внезапно он поднял руку. Скифы мгновенно остановились, внимая царю.

— Завтра на рассвете я объявляю царскую охоту! — громко крикнул Кадуид, чтобы все слышали.

— На охоту! Мы с тобой великий царь! — обрадовались скифы.

И вновь, подчиняясь ритмичным ударам, единым слитным движением воины продолжили танец.

* * *

Чистым и свежим утром следующего дня, мужчины, оседлав коней, выехали на царскую охоту. В лагере остались только женщины, дети и небольшой отряд воинов.

Анахарсис ехал рядом с Кадуидом в окружении знатных скифов. Их бронзовые шлемы и железные панцири поблескивали в лучах ещё не жаркого солнца. Рядом с ними скромно выглядела кожаная одежда Анахарсиса. Но в руках у него был лук не хуже чем у других скифов. Стрела из такого лука могла поражать цель на расстоянии почти целой стадии. Всадники окружили дубовую рощу, где обитали вепри, главная добыча любой скифской охоты. Вепри здесь бродили целыми семьями, питаясь желудями и корнями деревьев. Простые скифы выполняли обязанности загонщиков, а царь и знатные воины залегли в траве, ожидая в засаде бегущих на них зверей. Загонщики, громко крича и лязгая оружием, углубились в рощу. Анахарсис и Кадуид вместе с лошадьми, лежали за огромным стволом упавшей сосны. Внезапно, ломая кусты, перед ними выскочила пара вепрей. Вид их был устрашающим. Налитые кровью глаза с ненавистью смотрели на братьев, но страх перед человеком всё же победил ненависть. Звери метнулись в разные стороны, а потом, спасаясь, побежали назад. Вековые инстинкты охотника проснулись в Анахарсисе, ему захотелось самому добыть зверя. Он вскочил на коня и бросился в погоню за вепрями. Натянув лук, он готовился выстрелить наверняка. В азарте Анахарсис не услышал свиста чужой стрелы рассекающей в полёте воздух. Он только почувствовал, как в спину вонзилось что-то острое и глубоко вошло в тело. Он успел обернуться и увидеть Кадуида, который быстро опускал лук…

Обняв тело Анахарсиса, Кадуид сам привёз его в лагерь. Скифы не сомневались, что на охоте произошёл несчастный случай, чья-то стрела вместо зверя поразила Анахарсиса. А случаем руководят Боги. Значит, виновных нет, Боги призвали великого скифа к себе. В печали мужчины и женщины обрезали волосы, царапали лица, прокалывали руки стрелами. Воины приняли тело Анахарсиса из рук Кадуида и положили на царскую повозку. С плеча Анахарсиса сползла котомка. Из неё выкатилась на землю чаша, и выпало несколько свитков папируса. Подняв чашу, Кадуид увидел на её фризе изображение воинов, себя на троне, а рядом стоящего Анахарсиса.

— Орик! Выполнил мой заказ, — догадался Кадуид. — Только он мог создать такую красоту. Но Анахарсису он отдал предпочтение. Здесь брат как живой. Мои же черты только угадываются. Что же, пусть нас рассудят Боги и время.

Молча склонился Кадуид над телом брата. В его глазах не было ненависти, а только тоска и боль. Внезапно в вырезе рубахи Анахарсиса что-то блеснуло. Отвернув ворот, Кадуид увиделгреческую гемму на простой бронзовой цепочке. На овальном стекле геммы, будто изнутри, просматривался профиль молодой красивой женщины.

«Может быть он, действительно нашёл в Афинах своё счастье? Ну и оставался бы там. Зачем вернулся? Зачем хотел изменить наши обычаи и посадить скифских Богов в мраморные клетки греческих храмов? Нет. Он не оставил мне выбора…»

Мысли царя прервал знатный скиф Тимн:

— Каков будет обряд погребения, великий царь? Готовиться ли нам к сорокадневному путешествию в Герры?

— В Геррах могилы наших царей. Да, Анахарсис мой брат, но он не царь. Он сам лишил себя трона, поэтому будет предан земле здесь посреди степи. Но похороним мы его, как знатного воина, ибо в жилах Анахарсиса текла царская кровь. Я хочу, чтобы с высоты его кургана ему была хорошо видна родная земля, а у изголовья поставим вот эту чашу…

Незаметно для вельможи, Кадуид положил в чашу гемму с изображением Елены и тихо шепнул на ухо Анахарсису:

— Прости, брат.