Виды адских мук

Приговор, ужасный для одних, бесконечно сладостный для других, произнесен. В ответе на него праведников сказывается чувство истинного смирения и умаление своего достоинства; в ответе же грешников слышится дерзкий вопрос с оттенком упрека. Правосудный Судия остается верен раз высказанному приговору — как оправдательному, так и обвинительному.

Отверженные, несчастные грешники идут в муку вечную, идут безвозвратно, навсегда, навеки: таков приговор, хотя и бесконечно милосердого, но и всеправедного, непогрешимого, нелицеприятного Судии.

В чем же будут состоять муки грешников в месте осуждения — аде?

Первый и самый ужасный вид мучения для человека, созданного по образу Божию, будет — удаление от Бога: идите от Меня, проклятые (Мф. 25, 41); не знаю вас: отступите от Меня, делатели неправды! (ср.: Лк. 13, 27; ср.: Мф. 7, 21). «Для имеющего чувство и разум быть отверженным от Бога, значит — вытерпеть уже геенну». «Нестерпимая геенна и мучение в ней; впрочем, если представить и тысячи геенн, то все это ничего не будет значить в сравнении с несчастием лишиться оной блаженной славы, возненавидену быть от Христа и слышать от Него: не знаю вас, и обвинение, что мы, видя Его алчущего, не напитали (ср.: Мф. 25, 42). Ибо лучше подвергнуться бесчисленным ударам молнии, нежели видеть кроткое лицо Господа, от нас отвращающееся, и ясное око Его, не могущее взирать на нас». Вечное удаление от Источника жизни будет для грешников смертию второю (Откр. 20, 14), смертию лютейшею.

Затем, грешники будут лишены всех благ Царствия Небесного, которых удостоятся праведники. Многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю (Мф. 8, 11-12; ср.: 22, 13) и, находясь в муках, будут видеть издалека Авраама и праведников на лоне его (ср.: Лк. 16, 23). «Это лишение благ причинит такую муку, такую скорбь и тесноту, что если бы и никакая казнь не ожидала согрешающих здесь, то оно, само по себе, сильнее геенских мук может растерзать и возмутить наши души... Многие безрассудные желают только избавиться геенны: но я считаю гораздо мучительнейшим геенны наказанием — не быть в оной славе; и тому, кто лишился ее, думаю, плакать должно не столько о геенских мучениях, сколько о лишении небесных благ; ибо это одно есть жесточайшее из всех наказаний».

Далее, грешников будут терзать положительные внутренние мучения, которые будут происходить от воспоминания протекшей жизни, безрассудно погубленной на порочные дела, от постоянных укоров совести за все соделанные беззакония, от позднего сожаления о том, что не воспользовались богодарованными средствами ко спасению, от мучительного, гнетущего сознания, что уже нет возможности покаяться, исправиться и спастись. И, раскаиваясь и воздыхая от стеснения духа, будут говорить сами в себе:...мы заблудились от пути истины, и свет правды не светил нам, и солнце не озаряло нас. Мы преисполнились делами беззакония и погибели и ходили по непроходимым пустыням, а пути Господня не познали. Какую пользу принесло нам высокомерие, и что доставило нам богатство с тщеславием? Все это прошло как тень и как молва быстротечная... так и мы родились и умерли, и не могли показать никакого знака добродетели, но истощились в беззаконии нашем (Прем. 5, 3, 6-9, 13). «Те, которые делали зло, воскреснут на поругание и стыд, чтобы увидеть в самих себе мерзость и отпечатление соделанных ими грехов. И, может быть, страшнее тьмы и вечного огня тот стыд, с которым увековечены будут грешники, непрестанно имея пред глазами следы греха, соделанного во плоти, подобно какой-то невыводимой краске, навсегда остающейся в памяти души их».

К этим внутренним мучениям присоединятся положительные же муки внешние, которые будут происходить, частью — от местопребывания грешников, потому что это будет место мрачное, смрадное и тесное; частью — от сообщества, потому что каждый грешник, безмерно удаленный от Бога и от святых Его, будет видеть около себя только подобно себе несчастных и, что хуже, злых духов, и не услышит вокруг себя ничего отрадного, а будет слышать только вопли отчаяния, хулы, ругательства, плач и скрежет зубов (ср.: Лк. 13, 28); частью, наконец, и больше всего — от ощущения всем существом страшной и невообразимо мучительной болезни от действия огня адского.

 

Если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает и огонь не угасает. И если нога твоя соблазняет тебя, отсеки ее: лучше тебе войти в жизнь хромому, нежели с двумя ногами быть ввержену в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает и огонь не угасает (Мк. 9, 43-46). Евангельский богач по смерти страдает в пламени (см.; Лк. 16, 24). Грешники на последнем Суде услышат: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный (Мф. 25, 41). Господь Иисус Христос с Ангелами силы Своей в пламенеющем огне совершит отмщение не познавшим Бога и не покоряющимся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа (ср.: 2 Сол. 1, 8). Кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное (Апок. 20, 15).

Что такое огонь неугасающий и червь неумирающий, от которых грешники будут мучиться во аде? Слово Божие не определяет этого. Святой Иоанн Дамаскин выражается так: «Грешники преданы будут огню вечному, не такому вещественному, как у нас, но такому, какой известен одному Богу». Вообще же, древние учители Церкви представляли, что огонь адский не будет похож на здешний, какой мы знаем, будет жечь, но ничего не сожигать и не истреблять, будет действовать не только на тела грешников, но и на души и на самых духов бесплотных — демонов, будет какой-то мрачный, без света и таинственный. Некоторые только думали, что огонь неугасающий и червь неумирающий могут быть понимаемы в смысле переносном, как символы жесточайших мучений адских, что червь выражает преимущественно внутренние угрызения совести, а огонь — страшные мучения внешние.

«Потом (после Суда) к совершившему в жизни много худых дел приставляются страшные и угрюмые ангелы, у которых и взор огненный, и дыхание огненное, по жестокости их воли, и лица подобны ночи, по унылости и человеконенавидению; потом непроходимая пропасть, глубокая тьма, огонь несветлый, который во тьме содержит попаляющую силу, но лишен светозарности; потом какой-то ядоносный и плотоядный червь, пожирающий с жадностию, никогда не насыщаемый и своим пожиранием производящий невыносимые болезни; потом жесточайшее из всех мучений — вечный позор и вечный стыд». «Услышавши об огне — не думай, будто тамошний огонь похож на здешний: этот, что захватит, сожжет и изменит на другое; а тот, кого однажды обымет, будет жечь всегда и никогда не перестанет, почему и называется неугасимым. Ибо и грешникам надлежит облечься бессмертием — не в честь, но чтобы быть всегдашним напутием тамошнего мучения: а сколь это ужасно, того и представить ум никогда не может; разве из опытного познания маловажных бедствий можно получить малое понятие о тех великих мучениях». «Один и тот же огонь тою же самою силою будет и жечь нечестивых, и не сожигать; и сколько будет отнимать у них, столько же и возвращать и тем доставлять себе самому вечную пищу». Такое страшное и ужасное действие вечного огня будет тем сильнее, что ему будут соответствовать не только необычайные свойства телесного состава лиц, воскресших для осуждения, но и страшные состояния их душевные.

Святой Димитрий Ростовский так рассуждает об огне геенском:

«О, коль страшен тот огонь, которого и сам сатана трепещет! Если для бесов бездна геенская страшна, кольми паче для людей должна быть ужасна и трепетна. Если и здесь огненная казнь, на которую когда человек бывает осужден, страшна: то несравненно страшнее то наказание, которое последует в геенне огненной. Бесы не боятся здешнего огня так же, как и мы не боимся огня, изображенного на доске (на картине), — а геенского огня трепещут. Сей огонь сожигает только телесное вещество, а оный жжет и мучит и бесплотных духов. Сей огонь, при недостатке горючего вещества, угасает, а геенский никогда не угаснет, по свидетельству Самого Господа: червь их (грешников) не умирает и огонь не угасает (Мк. 9, 44). Здешний огонь, когда горит, светит: а пламя оного огня, когда горит, только жжет, но нисколько не освещает тьмы внешней; а если бы сколько-нибудь и осветило, то для большего страха и трепета осужденных, — для того, чтобы видеть страшные образы демонов, которых самое зрение страшнее всякой муки, — для того, чтобы видеть мучимые лица грешников, с которыми в жизни сей грехами своими вместе прогневали Господа. Здешний огонь, объявши человека, вверженного в него, тотчас умерщвляет и в один час сожигает и обращает в пепел; а оный геенский огонь жжет, но не умерщвляет: грешники, вверженные в геенский огонь, не умрут, будучи жегомы и мучимы вечно. И если один час быть жегомым мучение велико и нестерпимо, — помыслим, сколь ужасно будет мучение тех, которые будут гореть и не сгорать в бесконечные веки!»

При представлении вечного огня адского никак нельзя отрешиться совершенно от его вещественности, хотя эта вещественность и утончится соответственно тонкости и проницаемости наших воскресших тел. Новозаветное Писание дает ясные указания на эту вещественность будущего огня, представляя его, с одной стороны, местом мучений для грешников, облеченных плотию воскресения, а с другой — указывая, как на подобие его, на огонь Содома и Гоморры (см.: 2 Пет. 2, 6), или же называя геенною, по имени долины сынов Еннома в Иерусалиме, в которой постоянно поддерживался действительный огонь для очистки нечистот. Несмотря, однако, на свою вещественность, огонь будущих мучений будет резко отличаться от теперешнего огня. В том будущем огне совершенно утратится признак благотворности огня, освещающего и согревающего; напротив, качества вредоносности его возрастут в своей степени и силе. Так, огонь вечных мучений не будет давать света; почему место этих мучений называется тьмою кромешною, или внешнею (ср.: Мф. 8, 12). Хотя смысл этого наименования объясняют и образно, — однако нельзя отказать ему и в некоторой степени соответствия будущей горькой действительности для грешников; наименование неугасимого огня тьмою кромешною указывает на то, что этот огонь будет давить на грешников непроницаемою ничем извне тьмою, и это тем более, что закоснелые грешники удалены будут от истинного Света и Жизни — Бога. С другой стороны, будущий вечный огонь лишен будет такой теплоты, которая предохраняла бы от холода и цепенения: осужденные на пребывание в вечном огне испытывают скрежет зубовный — действие чрезмерного холода.

 

Тяжесть адских мучений

Совокупность всех адских мучений будет сопровождаться такою скорбию и теснотою (ср.: Рим. 2, 9), которую мы теперь не можем себе и представить, потому что на земле нет ничего такого, с чем бы можно было сравнить ее. Крайняя тяжесть и нестерпимость адских мучений понятна несколько из того, что, по словам Тайновидца, в те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них (Откр. 9, 6). Душа, находящаяся в адских муках, будет томиться в терзаниях — и не истребляться, будет умирать — и продолжать жить, будет гибнуть — и оставаться, будет близиться к концу — и пребывать без конца... В аде нет надежды — нет жизни: здесь жизнь — вечные муки. Над входом в ад можно бы поместить следующую надпись:

Данте

Следующий рассказ может несколько приблизить к нашему пониманию невообразимую и неизобразимую силу и томительность адских мучений.

Один расслабленный, изнемогая в духе терпения, с воплем просил Господа прекратить его страдальческую жизнь.

— Хорошо, — сказал явившийся больному Ангел, — Господь, будучи неизреченно благ, соизволяет на твою молитву. Он прекращает твою временную жизнь, только с условием: вместо одного года страданий на земле, которыми каждый человек очищается, как золото в огне, согласен ли ты пробыть три часа в вечных мучениях? Твои грехи требуют очищения в страданиях собственной твоей плоти; ты должен бы быть в расслаблении еще год, потому что как для тебя, так и для всех верующих, нет другого пути к небу, кроме крестного, проложенного безгрешным Богочеловеком. Этот путь тебе наскучил на земле, — испытай, что значат вечные муки в аду, куда идут все грешники; впрочем, испытай эти муки только в течение трех часов, а после, молитвами Святой Церкви, ты будешь спасен.

Страдалец задумался. Год страданий на земле — это ужасное продолжение времени! Лучше же я вытерплю три часа в этих бесконечных муках, — сказал он сам себе, — чем год на земле.

— Согласен в ад! — сказал он наконец Ангелу.

Ангел тихо принял его страдальческую душу и, заключивши ее в преисподних ада, удалился от страдальца с словами утешения: «Чрез три часа явлюсь я за тобою».

Господствующий повсюду мрак, теснота, долетающие отовсюду звуки неизъяснимых грешнических воплей, видение духов злобы в их адском безобразии, — все это слилось для несчастного страдальца в невыразимый страх и томление. Он всюду видел и слышал только страдание и вопли и ни ползвука радости в необъятной бездне зла; одни лишь огненные глаза демонов сверкали в преисподней тьме, и носились пред ним их исполинские тени, готовые сдавить его, сожрать и сжечь своим геенским дыханием. Бедный страдалец затрепетал и закричал; но на его крики и вопли отвечала только адская бездна своим замирающим вдали эхом и клокотаньем геенского пламени, которое клубилось в виду трепетавшего заключенника. Ему казалось, что протекли уже целые века страданий; с минуты на минуту ждал он к себе светоносного Ангела, — но Ангела не было. Наконец страдалец отчаялся в его райском появлении и, скрежеща зубами, застонал; но никто не внимал его воплям. Все грешники, томившиеся в бездне геенской, были заняты собою, своим собственным только мучением, и ужасные демоны в адской радости издевались над мучениями грешников.

Наконец тихий свет ангельской славы разлился над бездною. С райскою улыбкою приступил Ангел к добровольному страдальцу и спросил;

— Что, каково тебе, брат?

— Не думал я, чтобы в устах ангельских могла быть ложь, — прошептал едва слышным, прерывающимся от страданий голосом заключенник.

— Что такое? — возразил Ангел.

— Как что такое? — произнес страдалец. — Ты обещался взять меня отсюда через три часа, а между тем — целые годы, целые века протекли в моих невыразимых страданиях.

— Помилуй, что за годы, что за века? — кротко и с улыбкою отвечал Ангел. — Час, один только час прошел со времени моего отсутствия, и два часа еще сидеть тебе здесь.

— Как, два часа? — в испуге спросил страдалец, — два часа? А это час только протек? Ох, не могу более терпеть, нет силы! Если только можно, если только есть воля Господня, — умоляю тебя; возьми меня отсюда! Лучше на земле буду я страдать годы и века, даже до последнего дня, до самого Пришествия Христова на Суд, — только выведи меня отсюда. Невыносимо! Ох, пожалей меня! — со стоном воскликнул страдалец, простирая руки к светлому небесному Ангелу.

— Бог, как Отец щедрот и утехи, — отвечал Ангел, — удивляет на тебе благодать Свою. Но ты должен знать и помнить, сколь жестоки и невыносимы адские мучения.

 

Степени адских мучений

Не все грешники подвергнутся мучениям в одинаковой степени: адские мучения, по роду и по степени их, будут различны. Вообще наказания будут определяться правилом: «Кто чем согрешил, тем и казнится», то есть наказание будет строго соответствовать роду вины. Следовательно — адские муки, распределяясь по степеням, будут столь же разнообразны, как разнообразны разветвления порока, сводящего человека в ад. Раб тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше (Лк. 12, 47-48). Фарисеи, которые поедают домы вдов и лицемерно долго молятся; примут тем большее осуждение (ср.: 20, 47). Отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели тому городу, в котором не примут апостолов (ср.: Мф. 10, 15), а Тиру и Сидону отраднее, нежели Хоразину и Вифсаиде (ср.: 11, 21, 22). Праведный Судия на всеобщем Суде воздаст каждому по делам его (Рим. 2, 6).

Согласно с Писанием и святые отцы и учители Церкви учили, что будут различные роды мучений для грешников.

Святой Василий Великий говорит: «Надобно знать, что выражения: биен будет много и биен будет мало — означают не конец, а разность мучения. Ибо, если Бог есть праведный Судия не только добрых, но и порочных, воздающий каждому по делам его, то иной может быть достойным огня неугасимого или слабейшего или более пожигающего, другой — червя неумирающего, но опять или сноснее или нестерпимее причиняющего боль, по достоинству каждого, и иной — геенны, в которой, без сомнения, есть разные роды мучений, и другой — тьмы кромешной, где один доведен только до плача, а другой — от усиленных мучений и до скрежета зубов. Самая тьма кромешная, без сомнения, показывает, что есть в ней нечто и внутреннее. И сказанное: во дне ада (Притч. 9, 18) дает разуметь, что некоторые, хотя во аде, но не во дне ада, терпят легчайшее мучение. Это можно и ныне отличать в телесных страданиях. Ибо один болен лихорадкою с припадками и другими недугами; другой чувствует только лихорадку, и то не в равной степени с другим; иной же не имеет лихорадки, а страждет болью в каком-либо члене, и то опять более или менее другого».

Святой Ефрем Сирин рассуждает: «Разные есть роды мучений, как слышали мы в Евангелии. Есть тьма кромешная (Мф. 8, 12): а из сего видно, что есть и другая тьма глубочайшая; геенна огненная (Мф. 5, 22) — иное место мучения; скрежет зубов (Мф. 13, 42) — особое тяжкое место; червь неусыпающий (Мк. 9, 48) — в ином месте; озеро огненное (Откр. 19, 20) — опять иное место; тартар (ср.: 2 Пет. 2, 4) — также свое место; огонь неугасающий (Мк. 9, 43) — особая страна; преисподняя (Флп. 2, 10) — и пагуба (Мф. 7, 13) — на своих местах; дальнейшие страны земли (Еф. 4, 9) — иное место; ад, где пребывают грешники, и дно адово — самое мучительное место. На сии-то мучения распределены будут несчастные, каждый по мере грехов своих, или более тяжких, или более сносных, по написанному: пленицами своих грехов кийждо затязается (Притч. 5, 22), биен будет много и биен будет мало (ср.: Лк. 12, 47, 48). Как есть различия наказаний здесь, так и в будущем веке».

«Иначе мучится прелюбодей, иначе блудник, иначе убийца, иначе вор и пьяница».

Святой Иоанн Златоуст проповедует: «Кто большее получил наставление, тот должен вытерпеть большую казнь за преступление. Чем мы сведущее и могущественнее, тем тяжелее будем наказаны за грехи. Ежели ты богат, от тебя требуется больше пожертвований, нежели от бедного; ежели умен — больше послушания; ежели облечен властию, — покажи блистательнейшие заслуги. Так и во всем прочем ты дашь отчет по мере сил своих».

«Отходящий туда со множеством и добрых, и злых дел получит некоторое облегчение и в наказании и в муках тамошних; напротив, кто, не имея добрых дел, принесет только злые, тот, сказать нельзя, сколько пострадает, будучи отослан в вечную муку».

 

Вечность адских мучений

Различаясь между собою по степени и силе, мучения грешников во аде нимало не будут различны по отношению к продолжительности: для всех равно они будут вечны и нескончаемы. Это — ясное и несомненное учение Священного Писания, не допускающее никакого перетолкования. Оно основывается на следующих местах: Ис. 66, 24; Мф. 3, 12; 18, 8; ср.: Мк. 9, 43-48; Мф. 25, 41, 46; 2 Сол. 1, 9, 10; Апок. 14, 11; 20, 10.

Православная Церковь на Пятом Вселенском Соборе торжественно осудила лжеучение Оригеново о восстановлении (апокатастасисе) демонов и нечестивых людей: «Кто говорит или думает, что наказание демонов и нечестивых людей временно и что после некоторого времени оно будет иметь конец, или что будет после восстановление демонов и нечестивых людей, — да будет анафема». В символе Афанасиевом читаем: «Благая содеявшии пойдут в жизнь вечную, злая же — в огнь вечный».

Учение о вечности мучений есть общее учение святых отцов и учителей Церкви.

«Бессмертны все души и нечестивых, для которых лучше было бы, если бы они не были нетленны, потому что, мучась бесконечным мучением в огне неугасающем и не умирая, они не будут иметь конца своему бедствию».

«Ты грозишь мне огнем горящим временно и вскоре угасающем, потому что не знаешь об огне будущего Суда и вечного мучения, который уготован нечестивым».

«Что он (диавол) с своим воинством и людьми, последующими ему, будут посланы в огонь и будут там мучиться в бесконечные веки, — это предвозвестил Христос».

«Если кто грешен, получит вечное тело, долженствующее терпеть мучение за грехи, дабы вечно гореть в огне и не разрушаться».

«Господь то решительно говорит, что идут сии в муку вечную (Мф. 25, 46), то отсылает иных в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его (ст. 41), а в другом месте именует геенну огненную и присовокупляет: идеже червь их не умирает, и огнь не угасает (Мк. 9, 47, 48), и еще древле о некоторых предрек чрез Пророка, что червь их не скончается, и огнь их не угаснет (Ис. 66, 24); потому, если при таком числе подобных свидетельств, находящихся во многих местах богодухновенного Писания, многие еще, как бы забыв о всех подобных изречениях и определениях Господних, обещают себе конец мучению, чтобы свободнее отважиться на грех, — то сие, конечно, есть одна из козней диавольских. Ибо если будет когда-нибудь конец вечному мучению, то и вечная жизнь, без сомнения, должна иметь конец. А если не смеем сего думать о жизни, то какое основание — полагать конец вечному мучению? И мучению, и жизни равно придается одно слово: вечный».

«Пусть будет так, что ты проживешь и много лет, и не испытаешь никакой перемены: что же это в сравнении с бесконечными веками и с тяжкими и несносными оными муками? Здесь и счастие, и несчастие имеет конец, и — притом — самый скорый: но там то и другое продолжается в бессмертные веки и своим качеством столько различно от здешних, что и сказать нельзя... Если кто скажет: как же душа может стать на такое множество мук, когда притом она будет терпеть наказание бесконечные веки? Такой человек пусть подумает о том, что бывает здесь, как часто доставало многих на продолжительную и тяжкую болезнь. Если они и скончались, — это не потому, чтобы душа совершенно истощилась, но потому, что тело отказалось служить, так что, если бы оно не уступило, то душа не перестала бы мучиться. Итак, когда душа получит нетленное тело, тогда ничто не воспрепятствует мучению продлиться в бесконечность».

 

Ответы на возражения против вечности мучений

519

Какой конец зла? — Зло физическое будет совершенно уничтожено. Какая же судьба зла нравственного? Что будет с людьми, осужденными на последнем Суде и не способными к блаженной жизни в Царстве славы? Господь Иисус Христос говорит о них: идут сии в муку вечную (Мф. 25, 46). Слова Господа так ясны и определенны, что невозможно никакое толкование их, кроме буквального.

Нет ни одной откровенной истины, против которой с таким упорством вооружался бы слепотствующий разум, с какою восстает он против вечности мучений. Различными вопросами и недоумениями он старается подорвать, или, по крайней мере, заподозрить сие учение. Неужели, говорят противники сего учения, для Всемогущего возможны цели недостижимые? Бог воззвал к бытию тварь ради славы Своей, и назначил человеку высочайшую цель — богоподобие и вечное блаженное общение с Собою. И, однако, несмотря на все средства и меры, и естественные и сверхъестественные, Бог не достигает Своей цели, или достигает ее не вполне. Вопреки Своей цели, Творец вынужден устроить темницу, в которую на всю вечность будут заключены существа, сотворенные и назначенные для блаженства. Ограниченной человеческой мудрости очень возможно предположить себе какую-нибудь цель, не соразмерив ее со средствами, доступными человеку, и потому или вовсе не достигать своей цели, или достигать ее не вполне.

Но можно ли думать, что бесконечная Творческая премудрость определила цель творений и предуготовила и не могла измыслить средств, достаточных для достижения этой цели? Правда, человек самовольно уклонился от своей цели, указанной ему Богом, и пал. Но Бог не отказался от Своей цели, и не восхотел оставить падшего человека на безвозвратную погибель. Человек восстановлен и спасен. Крестная жертва Христова не только равноценна ценности всех человеческих душ, но имеет бесконечно высшую цену. В искупление людей излиянная кровь Христова бесконечно превышает и ценность искупленных душ, и с бесконечным преизбытком вознаграждает количество долга, уплаты которого требовало за людей Божеское правосудие. Неужели же и сей бесценный выкуп еще не достаточен для покрытия всех человеческих долгов пред Богом? Неужели же и после жертвы, принесенной Искупителем за людей, еще найдутся между ними существа столь виновные пред Богом, что будут подвергнуты мучениям, и — притом — вечным? Будто тяжесть человеческих грехов может перевесить бесконечные заслуги Христовы? Вечные мучения противоречат свойствам Божиим. Согласно ли с бесконечною Божиею благостию — обрекать тварь на вечные страдания? Правосудно ли за грехи временной и краткой жизни подвергать наказанию вечному? Притом же, вечное наказание есть наказание бесцельное. Всякое наказание имеет целью исправление наказуемого. Наказание, не имеющее этой цели, — есть простое мщение. Неужели же Бог вечным мучением будет мстить твари? Бог от вечности провидел судьбы всех созданных Им тварей. Зачем же Он создал существа, которых Он видел последнюю страшную судьбу? Неужели для страданий, для геенны? Апостол говорит, что с откровением Царства славы Бог будет всяческая во всех (ср.: 1 Кор. 15, 28); а где Бог — там свет, жизнь и блаженство; где же будет геенна, если Бог будет всяческая во всех?

Все изложенные здесь вопросы кажутся имеющими силу только на первый взгляд. Они потеряют свою кажущуюся силу, если мы всем им противопоставим один только вопрос и если сможем отвечать на него положительно, именно — следующий вопрос: может ли существо ограниченное, как человек, вынеся из сей жизни нераскаянность и ожесточение во зле, оставаться в этом ожесточении на всю вечность, без всякого желания обратиться к Богу, без всякой нравственной возможности принимать какие-нибудь благие влияния или благодатную помощь? Может ли ограниченное существо, как человек, на всю вечность оставаться в ожесточении, которое, начинаясь здесь с отчаяния в своем спасении и с сомнения в действенность покаяния, постепенно возрастая и усиливаясь, неминуемо дойдет до упорного противления Богу? Есть основания отвечать на этот вопрос положительно.

Содрогается мысль человеческая, представляя вечность мучений. Невозможно представление, более ужасающее и потрясающее душу. И, действительно, трудно представить, чтобы Бог осудил на вечные мучения существа, хотя грешные, но покаявшиеся в грехах, хотя не успевшие оправдать своего покаяния делами, деятельным обращением к добру, но алчущие и жаждущие правды. Сам Спаситель обещает удовлетворение сей духовной алчбе и жажде (ср.: Мф. 5, 6). По крайней мере, несомненно, что душам, отшедшим с верою и покаянием, хотя и не запечатлевшим свою веру добрыми делами, до времени всеобщего Суда есть возможность освобождаться от уз ада, по молитвам Церкви, и — особенно — по силе Бескровной Жертвы, приносимой за умерших. Святой апостол Иоанн говорит о дерзновении молитв верующих пред Богом: вемы, яко послушает нас, еже аще просим.

Посему, Богослов внушает каждому верующему молиться о согрешениях брата своего с упованием, что молитва его будет услышана Богом. О прощении одного только греха не заповедует апостол молиться: Аще кто узрит брата своего согрешающа грех не к смерти, да просит, и даст ему (Бог) живот, согрешающим не к смерти. Есть грех к смерти: не о том, глаголю, да молится (ср.: 1 Ин. 5, 16). Сам Господь свидетельствует, что все согрешения сынов человеческих могут получить отпущение или прощение. Аминь глаголю вам, яко вся отпустятся согрешения сыном человеческим, и хуления, елика аще восхулят (Мк. 3, 28). За один только грех никогда не будет прощения: это грех или хула на Духа Святого, иже речет на Духа Святаго, не отпустится ему ни в сей век, ни в будущий, не имать отпущения во веки, но повинен есть вечному суду (Мф. 12, 32, Мк. 3, 29). Грех или хула на Духа Святого есть упорное противление очевидной истине Божией, совершенное неверие и нераскаянность, упорное отвержение благодати, соединенное с отвращением от всего, что свято и богоугодно (см.: Евр. 10, 26, 29); или, говоря иначе — грех против Духа Святого есть ожесточение во зле, злоба нераскаянная, окончательно потерявшая всякую приемлемость благодати.

Теперь вопрос в том: может ли сотворенное существо, именно — человеческий дух, оставаться в таком нераскаянном ожесточении на всю вечность? — Нет никакого основания отвечать на этот вопрос отрицательно. Дух человеческий сотворен со способностью нескончаемого развития, возрастания и преуспевания; и эту способность нескончаемого развития он может обращать как к добру, так и ко злу. Цель человеческого духа есть уподобление Богу, отражение на себе совершенств Божеских. Если свободное существо принимает правильное, или доброе направление, то в нем открывается возможность нескончаемого усовершения в добре, безостановочного и вечного стремления к своей цели — к уподоблению Богу и теснейшему единению с Ним. Точно так же, если свободное существо принимает превратное или злое направление, в нем открывается возможность безостановочного стремления по пути зла, безвозвратного и нескончаемого стремления от своей цели, удаления от Бога. И как любовь к добру, в своем нескончаемом стремлении к Богу, постепенно возрастает, крепнет и усиливается, так что, наконец, в свободном существе прекращается самая возможность зла, как прекратилась она в Ангелах и прекратится в душах, отшедших из сей жизни с верою и покаянием: так и злоба, в постоянном стремлении по своему пути, будет постепенно возрастать и усиливаться, так что в существе, погрязшем во зле, пройдет самая нравственная возможность добра, как прошла она в бесах и, конечно, пройдет в душах людей, отшедших отсюда и пребывающих там в ожесточении и нераскаянности.

Таким образом, по свойству человеческого духа, для него возможно и ему предназначено вечное преуспеяние и усовершение в добре; но возможно для него вечное коснение и нескончаемое возрастание во зле. Человеку даны силы для нескончаемого развития и деятельности, но путь для своей деятельности избирает уже человеческая свобода, и какой бы ни был избран путь, путь ли добра или путь зла, человек имеет возможность идти по избранному пути нескончаемо и безвозвратно. Правда, во время земной жизни обыкновеннее — человеческая злоба представляет собою страшную беспечность о спасении, а не сознательное отвержение ко всякой спасительной и благодатной помощи. Впрочем, и в настоящей жизни бывают примеры ужасающей силы зла. В продолжение жизни человек ничему не верит, живет так, как будто нет ни Бога, ни будущей жизни, издевается и ругается над верою, как над слабостью или мечтою, или, как говорит апостол, не почитает за святыню Кровь завета, которою он освящен, и ругается над Духом благодати (ср.: Евр. 10, 29). Приходит смерть, и при ее виде человек не вразумляется и остается нераскаянным: презрением отвечает он на советы и убеждения обратиться пред смертью с покаянием к Богу. Злоба, достигшая такой напряженной силы в краткое продолжение земной жизни, за пределами сей жизни, конечно, скоро может созреть и усилиться до нераскаянного ожесточения во зле. Судя по опытам настоящей жизни — естественно предполагать, что душа, вынесшая из сей жизни глубокое и закоренелое стремление ко злу, и за пределами сей жизни будет продолжать и постоянно усиливать свое стремление. Опыт неоспоримо свидетельствует, что нет для нас ничего труднее, как искоренение любимого греха, уничтожение в себе застарелой привычки; нет ничего труднее, как вырвать из души сроднившееся с нею убеждение и заменить его противоположным.

Чтобы верить в возможность нераскаянного ожесточения во зле, нужно вникнуть во внутреннее начало и в сущность этого ожесточения. Грех, который за свою нераскаянность будет осужден на вечные мучения, есть тот же грех, которым пал начальник зла и которым он увлек и человека. Это — духовная гордость, дерзкое стремление тварей к независимости от Бога, к равенству с Ним, самообожание или самообоготворение. Только грех этот, постоянно возрастая и усиливаясь в мире существ нравственных, пред началом вечных мучений откроется с особенною страшною силою и обнаружит в себе явную и открытую вражду на Бога, презрение ко всем Его дарам и обетованиям, и до безумия гордое притязание твари на Божескую честь и достоинство. Мир, по слову Спасителя, подобен полю, на котором до жатвы растут вместе пшеница и плевелы. Жатва есть кончина мира. Ко времени этой жатвы, на поле мира — и пшеница, и плевелы, и добро и зло, достигнут полной зрелости, — пшеница для небесных житниц, а плевелы для огня неугасимого (см.: Мф. 13, 24-30, 36-43).

Мрачными чертами описывает апостол нравственное состояние людей пред концом мира. В последние дни, говорит апостол, настанут времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, вероломны, клеветники, невоздержны, жестоки, враги добра, предатели, наглы, напыщенны и прочее (ср.: 2 Тим. 3, 1-2, 3-4). Но эти гордые и надменные враги добра, не имея силы благочестия, будут еще носить вид или личину благочестия (ст. 5). Пред самым же концом мира злоба сбросит с себя всякий вид благочестия в лице Антихриста. Этот человек греха, сын погибели, явится открытым врагом Божиим, с богохульною дерзостью отвергающим всякую зависимость от Бога и всякое поклонение Ему (ср.: 2 Фес. 2, 3, 4). Таким же, конечно, духом горделивого богохульства и ненависти к Богу будут проникнуты и его последователи (Лк. 18, 8; Мф. 24, 12). В таком-то ужасном состоянии ожесточенной вражды против Бога и ненависти к Нему нераскаянные враги Божии сойдут в место мучения. Вся вероятность на стороне мнения, что такая злоба есть злоба нераскаянная, которая никогда не может смягчиться, но будет продолжаться целую вечность и постоянно возрастать и усиливаться.

Мы знаем, что и в продолжение здешней, краткой жизни, если человек всем существом отдается какой-нибудь страсти, она делается непреодолимою и совершенно овладевает умом и волею человека. А гордость, и особенно духовная, есть самая упорная и несокрушимая из всех человеческих страстей. И невозможно представить — по каким бы побуждениям закоренелая горделивая вражда на Бога могла перейти когда-нибудь в искреннее смирение и в смиренное сознание ничтожества твари пред Творцом. Существо, ожесточенное против Бога, презирает Его дары и обетования, издевается над верою и молитвою, почитая их постыдною слабостью. Возможно ли, чтобы такое существо, горделиво презирающее самые дары Божии, примирилось с Богом за те мучения, которым оно будет подвергнуто по праведному суду Божию? Конечно, наказание или страдание имеет смягчающую и вразумляющую силу, но только над душами, не загрубелыми во зле, которые, поражаемые в своих земных привязанностях, обращаются к Богу и в Нем ищут себе утешения и успокоения.

Но так ли действует наказание или страдание на человека глубоко порочного и нечестивого? Оно не смягчает его, а только ожесточает. Под гнетом страдания его прежняя холодность к Богу обыкновенно переходит в чувство враждебное, в ненависть, в богохульство. Такое же влияние будут иметь и адские мучения на ожесточенных грешников. И на земле видим примеры, что человек, объятый гордостью, не только отрекается от благ, но и обрекает себя на тяжкие лишения и нищету, из-за того только, чтобы не унизить своей гордости, или чтобы не стать в зависимость, в подчинение другому, которого он считает если не хуже, то и нисколько не лучше себя. В лишениях и бедствиях, претерпеваемых из гордости, есть для гордого своего рода удовлетворение, какое находит человек в дорогих и тяжких жертвах, приносимых своему самосознанию и убеждению. Если так упорна гордость и на земле, уступчивее ли она будет в аде, в существах, ожесточенных против Бога? Мысль о Божием всемогуществе не может также ослабить враждебного чувства к Богу в ожесточенных врагах Божиих. Эта мысль будет только усиливать их ожесточение. Они будут находить для себя пищу в сознании своего неподчинения и открытой вражды с тем, могуществу Которого нет пределов.

Таким образом, если разумное существо на всю вечность может оставаться в состоянии нераскаянной злобы и непримиримой вражды с Богом, то как существо, неспособное к блаженному единению с Богом, оно должно быть удалено от Него, а как существо злобное — должно быть ограничено в своей злой деятельности, заключено в темницу, и притом — на всю вечность, потому что и злоба такого существа есть злоба нераскаянная и непримиримая, которая никогда не прекратится, но будет продолжаться и усиливаться целую вечность. В царствах земных и временных — преступник, не показывающий надежды исправления, изгоняется из общества или заключается в темницу на всю жизнь, и обрекается на так называемую политическую смерть. Человеческое правосудие находит это совершенно законным и справедливым. Что же несправедливого, если в вечном Царстве Божием преступник нераскаянный и неисправимый изгоняется из сего Царства и обрекается на заключение в адскую темницу, на целую вечность? Итак, для вечных и нераскаянных врагов Божиих должны быть вечные мучения так же, как для неисправимых преступников на земле необходимы пожизненные изгнания или заключения.

Если дух человеческий, подобно падшим бесплотным духам, может на целую вечность оставаться в нераскаянном ожесточении и постоянно возрастать в своей злобе и ненависти к Богу — то при этой мысли уже не сильны делаются указанные выше возражения против учения о вечности мучений. Противники этого учения стараются поставить его в противоречие со свойствами Божиими — с Божиею премудростию, благостию, правосудием, всемогуществом, предведением и так далее; но нисколько не обращают внимания на природу человеческого духа, тогда как в этой-то природе и полагается человеком основание, условливающее неизбежность для него вечных мучений. Скажем по несколько слов на каждое из приведенных возражений.

Если будут вечные мучения, то Бог, говорят, не достигает цели творения, или достигает ее не вполне. Но такая недостижимость цели возможна ли для премудрости Всемогущего? — Правда, Бог воззвал к бытию разумные и свободные существа для вечного и блаженного единения с Собою; но если Бог творит существа свободные, то тем самым условливает Свою цель, или поставляет ее в зависимость от свободы тварей. Свобода есть высокий дар Творца и высокое преимущество твари. Без свободы невозможно и нравственное блаженное единение тварей с Богом, и их любовь к Нему, как стремление сердечное и непринужденное. Свободное существо свободно должно идти к указанной ему цели, не влекомое какою-либо постороннею, непреодолимою силою. И Бог, непреложный в Своих дарованиях, никогда не действует на свободу тварей силою одного только Своего всемогущества. Не насильно влечет Он и человека ко спасению. Следовательно, не падает вина на Божие всемогущество, если свободная тварь не хочет идти к предназначенной ей цели. Всемогущество все может, — но не разрушает нравственного царства, не превращает всего мира в машину, движимую силою необходимости, не отнимает у существ того преимущества, посредством которого они, как говорит Марк Ефесский, могут не только располагать и управлять сами собою, но и уподобляться Всемогущему, и которое так же необходимо для существ, одаренных умом и словом, как дыхание для животных. «Неужели же мы одни только из всех существ, — заключает святой Марк, — будем неблагодарны пред Богом, и станем порицать свою природу, потому что знаем и некоторым образом сами определяем свои обязанности? Это было бы похоже на то, как если бы кто-нибудь, быв поставлен царем над всем миром, снял с себя порфиру и диадему и вздумал вести жизнь низкую и развратную, а потом, когда бы его свергнули за то, стал бы жаловаться не на себя, а на того, кто дал ему власть».

Премудрость Божия требует, чтобы свободная тварь имела достаточные средства для достижения предназначенной ей цели. Совершенно достаточные средства даны были и человеку невинному, и с преизбытком достаточные дарованы человеку, по падении восстановляемому. Божественною силою Христа Иисуса Господа нашего, — говорит апостол, — даровано нам все потребное к жизни и благочестию (2 Пет. 1, 3). Следовательно, не Премудрость виновна, если свободное существо, имея все средства к спасению и блаженству, не принимает этих средств, а отвергает их (Евр. 10, 29), и тем лишает себя блаженства. Виноват ли отец, который дал сыну все средства для благоустроенной жизни, а тот изжил свое состояние блудно и впал в нищету? Таким образом, вечные мучения ожесточенных тварей нисколько не противоречат ни Божию всемогуществу, ни Божией премудрости. Бог достигает Своей цели творения в такой мере, в какой достижение ее делает возможным свобода тварей, следовательно — достигает ее вполне, потому что и первоначально в уме Божием цель эта была не безусловная, но условливалась свободою тварей.

Находят вечные мучения невозможными после искупления человека. Неужели, — говорят, — заслуги Искупителя не сильны еще покрыть пред Божеским правосудием все согрешения человеческие? Неужели и после искупительной жертвы, принесенной за людей Сыном Божиим, некоторые из них еще будут осуждены на вечные мучения? — отвечать на этот вопрос нетрудно. Искупительная жертва, принесенная за людей Спасителем, действительно, — превышает все человеческие долги пред Божеским правосудием. Как бы ни были тяжки и бесчисленны грехи человеческие, все же они, в сравнении с бесконечною полнотою искупительных заслуг Христовых, — то же, что капля в сравнении с морем. Идеже умножися грех, преизбыточествова благодать (Рим. 5, 20). Но благодать, приобретенная нам Искупителем, не есть сила, необходимо и насильно влекущая человека ко спасению. Благодать не действует насильственно, с непреоборимою силою. «Бог, — говорит Дамаскин, — не вынуждает добродетели и не силою похищает человека у смерти». Благодать требует со стороны человека свободного согласия, сочувствия и содействия. Путь ей в свою душу человек должен приуготовить желанием спасения и покаянием во грехах, принять ее с верою, по крайней мере, — не затворять дверей сердца (Откр. 3, 20), когда она приходит, не противиться ей; не угашать и не оскорблять ее, когда она пришла (Деян. 7, 51; 1 Фес. 5, 19; Еф. 4, 10).

Что же делать благодати с ожесточенными грешниками, которые не имеют ни веры, ни покаяния, но с гордостью отвергают благодатные средства, и снова распинают Сына Божия, поносят и попирают Его, не почитают за святыню Кровь завета, которою освящены, и ругаются над Духом благодати? (Ср.: Евр. 6, 6; 10, 29.) Кровь Искупителя, ими попранная, благодать Его, ими отвергнутая и поруганная, будут вопиять на них пред Богом, и только усугубят вину их. Таким образом, и бесценные заслуги Искупителя не принесут спасения ожесточенным грешникам, не потому, что искупительные заслуги Христовы не сильны спасти их, но потому, что сами они своим произвольным упорством делают себя неспособными к участию в дарах, заслугами Спасителя приобретенных.

Неверие в вечность мучений думают основывать на понятиях о Божием правосудии, благодати и всеведении. Правосудно ли, говорят, за кратковременные грехи земной жизни осуждать на вечные мучения? Но, скажем словами святого Златоуста, — «не по времени согрешения судимы бывают, но по естеству прегрешений».

Притом, в вечных мучениях будут казнимы не только временные грехи земной жизни, глубоко повредившие и ожесточившие душу, но гораздо более — нераскаянная злоба и непримиримая ненависть к добру, так что вечное мучение будет сопутствовать вечному ожесточению твари и ее нескончаемому пребыванию в греховности.

Бог есть благость и любовь. Как же согласить с благодатию Божиею вечные мучения тварей, по благости вызванных к бытию? Действительно, Сам Господь свидетельствует, что любовь Его к человеку сильнее, чем любовь матери к своему сыну (Ис. 49, 15), или любовь отца к своему сыну (Мф. 7, 9, 10). Все, что только может сделать земной отец для воспитания и образования своего сына, все это совершенно ничтожно в сравнении с теми средствами, которые употребил Бог для умудрения и спасения человека. При всем том, найдутся существа, которые отвергнут все сии спасительные и благодатные средства, подавят в себе семена добра, и на целую вечность останутся в ожесточенной злобе и во вражде против Бога. Ужели же и на такие существа благость Божия должна изливать свои дары и щедроты? Не значило ли бы это (что запрещает Господь апостолам), — давать святая псом, и пометать бисер пред свиниями (ср.: Мф. 7, 6). Еще могла бы низойти благость Божия, как и нисходит, к грешникам, которые грешили по человеческой немощи, по неведению, — к грешникам, которые каются в своих вольных согрешениях и просят прощения и помилования: но на вечные мучения будут осуждены нераскаянные грешники, враги Божии, презирающие дары и щедроты Божией благости. Конечно, не от Бога зависит их погибель: благость Божия спасла бы их, если бы они хотели только принять спасение. Если гибнут, — значит, отвергают спасение. Благость Божия есть такое свойство Божественной воли, по которому Бог сообщает столько благ каждой твари, сколько она только может вместить по своей природе. Что же благость Божия может сделать с такими существами, которые сами сделали себя неспособными к духовным благам и к благодатным дарам, и еще с гордостью отвергают их? Благость Божия может только оставить им бытие, которое сами они наполнили муками бессильной злобы и страданиями.

Но, говорят, Бог знал несчастную судьбу таких существ: зачем же Он создал их? Не лучше ли было бы им вовсе не существовать, чем существовать в вечных мучениях? — Представьте, что какой-нибудь отец имеет десять сыновей. Девять из них умны, благочестивы, совершенно счастливы, служат честью своего отца и украшением своего общества. Но один из десяти — человек потерянный, неисправимый, впал в пороки и преступления, и навсегда изгнан из общества. Несмотря на гибель этого несчастного, можно ли не назвать отца девяти умных и благочестивых сынов счастливым отцом? Конечно, горько отцу потерять и одного сына: но неестественно думать, чтобы отец, радуясь счастью и совершенствам девяти сынов и скорбя об одном, стал жалеть, что он родил их на свет, и если бы заранее знал судьбу сынов своих, из-за одного отказался бы и от рождения девяти. Пример этот представляет некоторое подобие отношения Творца к твари. Бог, конечно, еще до творения мира знал число людей, которые вместе с диаволами и ангелами его подвергнутся вечным мукам; но Бог также от вечности провидел, что бесчисленное множество людей будут наслаждаться вечною блаженною жизнью. Если бы провиденная Богом погибель ожесточенных грешников могла остановить творческую благость, восхотевшую создать разумных тварей, то почему же и блаженство праведных и спасаемых, также провиденное Богом, не могло подвигнуть Его к творению? Неужели хотят, чтобы из-за злых Бог отказал в бытии и во всех радостях и добрым? «В таком случае, — замечает Дамаскин, — зло победило бы благость Божию». «Бог знал, — говорит святой Златоуст, — что Адам падет; но видел, что от него произойдут Авель, Енос, Енох, Ной, Илия, произойдут пророки, дивные апостолы — украшение естества, и богоносные облака мучеников, источающих благочестие».

Что касается до того, будто вечные мучения ожесточенных тварей кладут пятно на творение Божие, то всякий благомыслящий без труда согласится, что вечные мучения нисколько не противоречат ни Божиему всемогуществу, ни Божией премудрости. Премудрость дала все средства человеку ко спасению; всемогущество не разрушает свободы тварей, без которой невозможно было бы и нравственное царство и блаженство тварей в союзе любви с Богом. И кто же из них, имеющих ум и свободу, захочет, чтобы Бог превратил его в бессознательную машину?

Говорят, что вечные мучения, как наказание, не имеющее целью исправление наказуемых, есть бесцельная жестокость и мщение, недостойное Бога. Но что бы сказало человеческое правосудие, если бы ему представили следующее соображение. В обществе есть преступники, ожесточенные и закоренелые; никакое наказание не исправит их: следовательно, всякое наказание, на них налагаемое, есть бесцельная и бесполезная жестокость. Следовательно, такие злодеи должны быть освобождены от всякого наказания и им должна быть предоставлена полная свобода действия. И человеческое правосудие, опираясь на непреложный и всеми сознаваемый закон правды, не только обрекает преступника на пожизненное изгнание или заключение, но за великие преступления осуждает злодея на смертную казнь. Причем, конечно, уже не имеется в виду исправление казнимого. Закон правды требует, чтобы нарушение этого закона было наказано, независимо от других целей, каковы, например, исправление наказуемого, устрашение других и прочее. Цели сии могут быть и не быть; но прямая цель наказания есть воздаяние за преступление, требуемое законом правосудия. И сам преступник, основываясь на собственном сознании, принимает назначенное ему наказание не в виде исправительной меры, хотя оно и может быть такою мерою, но принимает его как возмездие за нарушение закона.

Наконец, в словах апостола думают находить проповедь о всеобщем восстановлении всех тварей в состояние славы и блаженства. По откровении Царства славы Бог, — говорит апостол, — будет всяческая во всех (ср.: 1 Кор. 15, 28). А где Бог, там свет, жизнь и блаженство. Где же, говорят, будет геенна, если Бог будет всяческая во всех? Но что апостол не проповедник всеобщего восстановления, — об этом он сам свидетельствует, когда говорит, что на последнем Суде не знающие Бога и не покоряющиеся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа в наказание подвергнутся вечной погибели, от лица Господня и от славы могущества Его (ср.: 2 Фес. 1, 7, 8, 9). Не противоречит же сам себе апостол? Правда, где Бог, там свет, жизнь и блаженство; но только для тех, которые имеют очи видети (ср.: Рим. 11, 8), имеют чистое сердце, способное жить в Боге и наслаждаться блаженством лицезрения Божия (ср.: Мф. 5, 8). И естественный свет для больных глазами бывает тяжел и невыносим: тем паче нестерпимо светение Божественного света для душ, омраченных грехом. Для чистых сердцем Бог действительно есть свет и жизнь; для омраченных грехом Бог есть огнь поядаяй (ср.: Евр. 12, 29). И тогда как первые будут вкушать неизреченное блаженство в лицезрении Божием, последних одна мысль о Боге будет приводить в ужас и трепет (ср.: Иак. 2, 19). Бог будет всяческая во всех: но от сего не будут блаженны неспособные к блаженству и недостойные блаженства. И естественный свет освещает все вещи видимого мира, но от этого не делаются прозрачными и светящимися тела темные и непроницаемые светом.

 

Праведники наследуют Царство, уготованное им от создания мира (ср.: Мф. 25, 34). В этом царстве, граде, доме Божием первым источником блаженства будет для них постоянное сопребывание, сожительство с Самим Богом и Господом Иисусом Христом и постоянное соучастие в Божественной славе, сколько это возможно и доступно для твари. Они удостоятся зреть Триипостасного лицом к лицу: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8). В этом лицезрении Всесовершенного они будут находить полнейшее удовлетворение для всего своего богоподобного существа.

Ум, жаждущий истины, достигнет совершенного ведения. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю... отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан (1 Кор. 13, 12). Тогда то, что отчасти, прекратится (ст. 10), вера прекратится и настанет одно непосредственное видение (2 Кор. 5, 7).

Воля, жаждущая добра, получит полное удовлетворение своему стремлению. Блаженны плачущие и жаждущие правды, ибо они насытятся (Мф. 5, 6). Возлюбленные! мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть (1 Ин. 3, 2).

Сердце, жаждущее блаженства, найдет себе полное успокоение в единении с Богом, источником блаженства. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (1 Ин. 4, 16). На праведниках исполнятся во всей силе слова Спасителя: да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино... Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино (Ин. 17, 21, 23).

К этому присоединится ближайшее, блаженнейшее общение праведников между собою и с Ангелами: они будут связаны узами чистейшей взаимной любви, как дети одного общего Отца, Который будет все во всем (ср.: 1 Кор. 15, 28).

Блаженному состоянию праведников по душе будет соответствовать в Царствии Небесном состояние их по телу. Кроме того, что тела их восстанут для будущей жизни нетленными, славными, сильными, духовными, они будут изъяты от всех назойливых нужд настоящей жизни. Они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной (Откр. 7, 16). И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет (— 21, 4).

Вообще же блаженное состояние праведников на небеси будет таково, что теперь мы ни представить, ни изобразить его не можем: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9).

Известный германский сатирический поэт Генрих Гейне представляет будущую жизнь бесконечно скучною, монотонною, и потому, с своей стороны, не желает достижения ее. Такое представление основывается на ошибочном перенесении в будущую жизнь несовершенных условий здешнего существования. Состояние наше в будущей жизни не будет состоянием бездеятельного, скучного покоя, мертвым квиэтизмом: оно будет представлять гармоническое, всецелое удовлетворение всех потребностей и стремлений нашей души путем непрерывного, бесконечного развития. Ум, сердце и воля человека найдут для себя много достойных предметов и обильную пищу в этом развитии. Один Бог — бесконечное море сущности — будет уже служить неисчерпаемо возвышеннейшим предметом для нашего ума в его коренном стремлении постигнуть виновника всего существующего, для нашего сердца с его ненасытною жаждою любви, для нашей воли в ее стремлении к нравственному совершенству, к богоуподоблению. Вот первый и главный предмет, который не будет давать покоя всем нашим душевным силам, будет держать их в постоянном напряжении и, в то же время, доставлять им бесконечно блаженное удовлетворение! Вторым предметом нашего духовного созерцания будет дело нашего искупления, совершенное Сыном Божиим, то великое и чудное дело, в которое желают проникнуть и ангельские умы. Третьим предметом нашего познания будет мир ангельский, мир совершенных духов, принимавших и принимающих благотворное участие в нашей земной судьбе и, в особенности, в нашем вечном блаженстве. Сам человек в его прошедших судьбах и настоящем его состоянии будет также предметом, размышление о котором будет представлять для нас величайший интерес и бесконечное удовлетворение. Наконец, преображенный и обновленный мир, во всей его красоте и разнообразии, будет, равным образом, привлекать умственный взор наш и возбуждать чувства удивления и благоговения к Сотворившему все премудростию. Какая необъятная область ведения и жизнедеятельности! Какой неисчерпаемый источник блаженства!

«Какая будет слава, какая радость — удостоиться того, чтобы зреть Бога и вместе со Христом, Господом Богом твоим, вкушать радость спасения и вечного света, приветствовать Авраама и Исаака и Иакова, и всех патриархов, и пророков, и апостолов, и мучеников, вместе со святыми и друзьями Божиими наслаждаться сладостью дарованного бессмертия и получить то, чего око не видело, ухо не слышало, и что на сердце человеку не приходило (ср.: 1 Кор. 2, 9)».

Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф. 11, 28) в горнем граде, где все святые Мои упокояваются в великой радости... Там Авраамово лоно приемлет претерпевших скорби, как прияло некогда нищего Лазаря; там отверзаются сокровища вечных благ Моих; там Горний Иерусалим — матерь первородных; там блаженная земля кротких. Приидите ко Мне вси, и Аз упокою вы, — упокою там, где все тихо и безмятежно, где все светло и приятно для зрения, где нет ни обидящего, ни притесненного, где нет уже ни греха, ни покаяния, где свет неприступный и радость неизглаголанная, где нет ни труда, ни слез, ни заботы, ни попечения, ни сетования, где нет ни диавола, ни смерти, ни поста, ни печали, ни ссоры, ни рвения, но радость и мир, упокоение и восторг, где глас празднующих, где открываются недоведомые сокровища мудрости и ведения».

«Царство Небесное есть созерцание. Теперь, как в зеркале, видим тени вещей, а впоследствии, освободившись от сего земного тела и облекшись в тело нетленное и бессмертное, увидим их первообразы (ср.: 1 Кор. 13, 12). Увидим же, если жизнь свою управим по прямому пути, и будем заботиться о правой вере, без чего никто не узрит Господа».

«Думаю, что оно (Царствие Небесное) не иное что есть, как достижение чистейшего и совершеннейшего. А совершеннейшее из всего существующего есть ведение Бога. Сие-то ведение, частию — да храним, частию — да приобретаем, пока живем на земле, а частию — да сберегаем для себя в тамошних сокровищах, чтобы в награду за труды приять всецелое познание Святыя Троицы, что Она, какова и колика (если позволено будет выразиться так), в Самом Христе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков».

«Представь себе состояние той жизни, сколько возможно это представить, ибо к надлежащему изображению ее не достанет никакого слова; только из того, что слышим, как бы из каких-нибудь загадок, мы можем получить некоторое неясное представление об ней. Отбеже, — сказано, — болезнь и печаль и воздыхание (Ис. 35, 10). Что же может быть блаженнее этой жизни? Не нужно там бояться бедности и болезни; не увидишь ни обижающего, ни раздражающего, ни раздражаемого, ни гневающегося, ни завидующего, ни распаляемого гнусною похотью, ни мучимого заботою о снискании потребного к жизни, ни скорбящего о начальстве и власти: ибо вся буря наших страстей, затихнувши, перестанет, и все будет в мире, веселии и радости, все тихо и спокойно, все день и ясность, и свет, свет не этот нынешний, но другой, во сто крат светлее этого, во сколько этот (солнечный) ярче света от свечи. Ибо там свет не помрачается ни ночью, ни набегом облаков; не жжет и не палит тел, потому что нет там ни ночи, ни вечера, ни холода, ни жара, ни другой какой перемены времен; но иное какое-то состояние, такое, которое узнают одни достойные. Нет там ни старости, ни спутников старости; но все тленное изгнано, потому что повсюду господствует нетленная слава. А что всего этого важнее, — это непрерывное наслаждение общением со Христом, вместе с Ангелами, с Архангелами, с горними Силами... Ни в чем не будет тогда смятения и борьбы, потому что велико будет согласие в лике святых, по причине непрерывного взаимного между всеми единомыслия».

Степени блаженства праведников

Подобно мучениям грешников, и блаженство праведников будет иметь свои степени, соответственно нравственному достоинству каждого. В доме Отца Моего обителей много, — сказал Господь Иисус Христос (Ин. 14, 2). И еще Он же сказал: приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его. Кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника, во имя праведника, получит награду праведника. И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей (Мф. 16, 27; 10, 41-42). В притче о талантах верные рабы за различное употребление талантов получили от своего господина различные награды (см.: Лк. 19, 12-26). Каждый получит награду по своему труду (ср.: 1 Кор. 3, 8): таков закон строгой справедливости.

«Многими обителями у Отца Спаситель называет меры разумения водворяемых в оной стране; разумею же те различия и разности, с какими наслаждаются там, сообразно с своим разумением. Ибо Господь наименовал многие обители не по разности мест, но по степени дарования. —Как лучами солнца чувственного наслаждается всякий по мере чистоты зрительной силы и впечатления и как от одного светильника, освещающего один дом, каждый луч бывает различен, между тем как свет не делится на многие светильники: так в будущий век все праведные водворятся нераздельно, в одной радости, но каждый в своей мере озаряется единым мысленным Солнцем и по степени достоинства почерпает радость и веселие».

«Поелику многи обители в дому Отца и различные жребии назначены в земле наследия, которую наследят кротцыи (ср.: Мф. 5, 5), то явно, что иные упокоятся во светлости Божия явления, а иные под покровом Небесных Сил, другие же во славе света закроются как бы дымом».

«В сем (то есть в различии мздовоздаяния) убеждает нас не только наше умозаключение, но и Слово Божие. Ибо Сам (Иисус Христос) говорит: воздаст комуждо по деяниям его (Мф. 16, 27). Да не только в геенне, но и в Царстве найдешь множество различий: в дому Отца Моего, — говорит, — обители многи суть, и: ина слава солнцу, ина слава луне (1 Кор. 15, 41). И что удивительного в том, что (апостол) представил такое различие, когда еще говорит, что там будет и такое различие, какое есть между одною звездою и другою».

 

Вечность блаженства праведников

Как мучения грешников во аде представляются особенно страшными потому, что не будут иметь конца, так — с другой стороны — и блаженство праведников на небе становится еще вожделеннее оттого, что точно так же будет нескончаемо вовеки.

Я даю им (Моим овцам) жизнь вечную, и не погибнут вовек. Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек (Ин. 10, 28; 11, 25, 26). Обетование, которое Он обещал нам, есть жизнь вечная (1 Ин. 2, 25). И идут праведники в жизнь вечную (ср.: Мф. 25, 46). Так откроется нам свободный вход в вечное Царство Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа (ср.: 2 Пет. 1, 11). Хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию, и, совершившись, сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного. Он есть ходатай нового завета, дабы вследствие смерти Его, бывшей для искупления от преступлений, сделанных в первом завете, призванные к вечному наследию получили обетованное (Евр. 5, 8-9; 9, 15). Кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно (2 Кор. 4, 17-18). Приготовляйте себе влагалища не ветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах (Лк. 12, 33). Вы и Моим узам сострадали и расхищение имения вашего приняли с радостью, зная, что есть у вас на небесах имущество лучшее и непреходящее (Евр. 10, 34). Когда явится Пастыреначальник, вы получите неувядающий венец славы (1 Пет. 5, 4). И так всегда с Господом будем (1 Фес. 4, 17).

«Если кто пойдет сими узкими вратами и сим тесным путем, то приимет он блаженное воздаяние, воздаяние небесное, которому не будет никогда конца».

«То, что будет после (всеобщего Суда), какое изобразит нам слово, то есть происходящую от сообщения со Христом сладость, пользу и веселие? Ибо душа, получивши опять свое благородство и пришедши, наконец, в состояние с дерзновением видеть своего Господа, нельзя сказать — какое обретет наслаждение, какую выгоду в том, что увеселяется не только обладаемыми благами, но и уверенностию, что сии блага никогда не окончатся».

Господи! Даруй нам живую память Твоего будущего, последнего, Славного и Страшного Пришествия, Твоего Страшного Суда над нами, Твоего праведного и вечного воздаяния праведникам и грешникам, чтобы мы, вспомоществуемые Твоею всесильною благодатию, целомудренно, праведно и благочестиво жили в нынешнем веке (Тит. 2, 12).