Совершенно неожиданно для себя, выключив свет во всей больнице одним движением рубильника, Виктор Робертович удивленно замер. Окружающая липко-подвальная тьма была абсолютно непроницаемой. Указателей, по которым можно было бы найти выход, теперь не было видно. Где-то вдалеке, в другом мире, раздавались громкие рассерженные крики, хлопали двери... А в подвале слышалось только прерывистое жалобное гудение водопроводных и канализационных труб.

Осознав необходимость решительных действий, Виктор Робертович нащупал ближайшую стену и, опираясь на нее для сохранения направления, а также равновесия, устремился навстречу подвигам. Путь его был долог. Согласно всем физиологическим механизмам, вот-вот должны были обостриться другие чувства — в качестве компенсации за утраченную возможность видеть. Продвигаясь шаг за шагом, на ощупь, он ждал. Но из всех мыслимых чувств почему-то обострилась лишь тошнота. В качестве подмоги в ориентации — штука никудышная. Подвал не желал отпускать свою жертву. Тесный тоннель никак не кончался.

Мучительно медленно, обтирая халатом стены, Файнберг, спотыкаясь, стремительно ковылял на помощь своей новой знакомой. Если бы не благородный порыв, он бы давно уже присел подремать часок-другой. Но нет! Желание спасти беззащитную женщину гнало его вперед. Наконец на пути образовалась приоткрытая дверь. Ее торец был болезненно «нащупан» лбом. В результате на семи морщинистых пядях образовалась шишка, а свалившиеся очки жалобно хрустнули под ногой. Мудро решив, что в темноте они все равно ни к чему, Виктор Робертович с облегчением выскочил на лестницу. Ни секунды не сомневаясь, он направился на хирургическое отделение, готовясь вступить в неравный бой с кем угодно. Выбора не было, потому как встретить в рядах бойцов мафии равного по силам или возрасту оппонента вряд ли представлялось возможным.

* * *

Пока в районе палаты номер шесть происходили вышеупомянутые события, а в подвале графом Монте-Кристо бился Файнберг, младшая медсестра Ираида Павловна сидела на полу. Несколько раз она робко пыталась отвести от закрытых глаз руки, но зрение не возвращалось. В свои шестьдесят лет она очень боялась ослепнуть. Как назло, в такое пакостное утро эта напасть свалилась на нее последней ядовитой каплей. Откуда-то доносился неясный шум. Он настойчиво отвлекал от переживаний, вызывая любопытство.

В конце концов Ираида Павловна решилась. Собрав волю в кулак, она отвела руки. Поначалу темнота перед глазами оставалась прежней, но постепенно из мрака стали выступать нечеткие очертания предметов. К огромному облегчению санитарки, пришла уверенность — зрение вернулось, просто на отделении выключили свет. Перекрестившись и вознеся Господу краткую, но искреннюю благодарственную молитву, она поднялась. Обретя душевное спокойствие и вкус к жизни, санитарка вспомнила о существовании «ночной конкурентки». Мысль о беспардонно похищенном инвентаре толкнула ее вперед.

Привыкая к темноте, Ираида Павловна сделала несколько шагов. Поступь ее мало-помалу становилась все увереннее и быстрее. Вскоре она окончательно освоилась в потемках, уверенно семеня в направлении последнего местонахождения самозванки.

Характерного для уборки шевеления нигде не наблюдалось. Как, впрочем, и никакого другого.

— Спряталась! — злорадно прошипела Ираида Павловна.

Разогнавшись, она чуть было не проскочила мимо застывших в немом безмолвии телохранителей. В последний момент санитарка все же притормозила, по старой советской привычке возжелав втравить в неизбежные разбирательства как можно больше свидетелей.

— Ребята, где тут гражданка, которая полы моей шваброй мыла? — как можно доброжелательнее спросила она у сидящих мордоворотов.

Ответом ей послужило молчание, почти ощутимо налитое равнодушным презрением к чаяниям простого трудового народа. «Зажрались, морды бандитские!» — подумала Ираида Павловна.

— Что, трудно ответить?! Я, между прочим, и за вами здесь убираю! — в голосе ее исподволь появились визгливые нотки.

Охранники безмолвно проявляли высокомерное и наплевательское отношение к сизифовой борьбе за чистоту. Это было крупной ошибкой. Не встретив отпора, праведный гнев полыхнул жарким пламенем пролетарской ненависти.

— Как по чистенькому вышагивать — так все горазды, а как помочь — так никого нету! — нахраписто взвизгнула Ираида Павловна.

«Что, притухли, мордатые?!» — безмолвно возликовал ее внутренний голос.

Войдя в раж, уборщица гордо подняла голову. Дверь палаты номер шесть была открыта. В загадочном свете далеких фонарей, пробивающемся сквозь немытое окно, тускло мерцало серым боком «ведро преткновения».

— Покрываете? — не по-доброму прошипела санитарка и ринулась в бой.

На свое счастье, потрясенные стражи не среагировали на стремительный порыв. Воинственная санитарка влетела в палату, готовясь к активным боевым действиям... и остановилась как вкопанная. Самозванки нигде не было. Поиски в туалете и под кроватями результата не дали. Кроме прислоненной к стене швабры и груды каких-то обломков под ногами, ничего обнаружить не удалось. Да еще громко храпящий мужик лежал почему-то не в постели, а на каталке.

Воинственный пыл почти угас. Последним его проявлением было кощунственное покрытие источника храпа простыней. «Так тебе!» — подумала Ираида Павловна, остывая. Справедливости ради надо сказать, что спящий на такую наглость не среагировал. Возвратив родной инвентарь, «женщина-санитар» решила убраться в палате, раз уж все равно оказалась здесь. Со вздохом она отправилась в туалет за водой. Благо, апартаменты были с отдельным санузлом.

* * *

Профессор ловко скользнул на уже знакомое хирургическое отделение. В последний момент его качнуло, и карман испачканного о подвальные стены халата зацепился за дверную ручку. Восстанавливая равновесие, Файнберг дернулся. Раздался треск отрываемой ткани, и карман превратился в болтающийся сбоку лоскут. Виктор Робертович замер, ожидая реакции на произведенный шум. Пытаясь слиться со стеной, он стоял, вытирая со лба крупные капли пота. Тишина звенела в ушах, но, к счастью, ничем посторонним не нарушалась. «Ага, прошляпили!» — обрадовался профессор, всеми фибрами души превращаясь в Джеймса Бонда, Максима Исаева и Рэмбо одновременно. Он двигался как матерый ниндзя, выбирая самые темные места коридора. Во всяком случае ему так казалось. До цели оставалось несколько метров. Уже белели размазанными пятнами халаты охранников. Напряжение, как и полагается, достигло апогея... Виктор Робертович споткнулся о плинтус и рухнул.

Его, без сомнения, должны были заметить. Файнберг поднялся, гордо встречая опасность лицом к лицу. Однако здоровенные парни продолжали сидеть как ни в чем не бывало. А уж они-то наверняка видели в темноте, как кошки. «Профессионалы!» — отдал должное олимпийскому спокойствию противников Виктор Робертович. Оставалось одно: попытаться обмануть рядовых исполнителей мафии, воспользовавшись больничным халатом и разницей в интеллекте. Ловко, с третьей попытки прижав локтем оторванный карман, профессор откашлялся и, напустив строгий вид, спросил:

— Э-э... Как состояние пациента? — тут ему пришло в голову, что действовать нужно напористо. — Так-так! Никто не в курсе? Безобразие! Придется поинтересоваться самому.

Он решительно шагнул мимо. Охранники, видимо, просто онемели от такого напора. Пользуясь произведенным эффектом, Файнберг беспрепятственно вошел в палату. Сердце гулко и часто колотилось, ладони вспотели, но профессор прорвался! Привалившись спиной к двери, Виктор Робертович застыл, тяжело дыша. На ум пришел вполне резонный вопрос: «А где же она?» На фоне белых стен никого видно не было. Несмотря на почти полный мрак, Файнберг мог сказать уверенно, соратницы здесь нет!

В этот момент, в туалете Ираида Павловна аккуратно закрыла кран и поставила ведро на пол. Нащупав ручку, она открыла дверь и вошла в палату. На пороге стоял мужчина в белом халате. «Врач», — с раздражением подумала женщина. «Витя!» — подумал Файнберг, испытывая радость от долгожданной встречи.

— Все в порядке? — шепотом спросил он, отрываясь от двери и делая шаг навстречу. Его вновь слегка качнуло.

— Слава Богу, — тоже почему-то шепотом вежливо ответила Ираида Павловна.

Профессор обрадовался — операция шла запланированным порядком. Он сделал еще шаг и животом уперся в каталку. На ней лежал пациент и храпел, как настоящий негр. Во всяком случае неискушенному в этнографии Виктору Робертовичу показалось именно так. Обращаясь к знакомому силуэту с ведром и шваброй, Файнберг спросил полуутвердительным шепотом:

— Он?

Сопоставив покачивания доктора с нелепым вопросом и плывущим по палате отчетливым ароматом свежего перегара, Ираида Павловна поняла: «Нажрался!» Тяжелая ночь заканчивалась появлением пьяного хирурга. «Не соображает, какая палата — женская или мужская», — решила санитарка.

— Он! — прошептала она как можно язвительнее.

— Отлично! — тихо обрадовался Виктор Робертович.

— "Алкаш и педераст!" — брезгливо подумала Ираида Павловна.

— Вывозим? — нерешительно спросил он.

— Без меня, — это был даже не шепот, а ехидное шипение.

В нем содержалась ненависть ко всем выпивающим мужчинам больницы, города, а может быть, и всей планеты. Очевидно, доктора проняло, несмотря на предпохмельное состояние. Он не стал настаивать, кивнув:

— Понимаю.

Дабы поторопить события, она внушительно произнесла:

— Тут еще надо убрать, — подразумевая, что для этого, неплохо бы кое-кому побыстрей освободить палату:

От подобного хладнокровия Файнберг, как раз размышлявший об охранниках у двери, попросту оторопел. Богатое воображение тут же подсказало, какого рода предстоит уборка.

— Ага, — прошептал профессор, толкнулся спиной в дверь и приступил к эвакуации. — Встретимся, как условлено... если что.

Последние слова привели Ираиду Павловну в полное замешательство. Бедная женщина тихо охнула, пытаясь вспомнить, с кем, о чем и когда успела условиться.

Виктор Робертович попятился в коридор, выволакивая за собой каталку. Но та зацепилась за что-то, никак не желая отправляться в опасное путешествие. В результате серии рывков выбраться все же удалось. На полпути профессора догнал страшный шепот:

— Я прикрою...

Файнберг на секунду застыл, пытаясь сообразить, как настороженно молчащие бандиты должны отреагировать на столь двусмысленную фразу. Недаром же они замерли истуканами, готовыми при малейшей опасности ожить и броситься на незадачливого похитителя. Нужно было как-то исправлять ситуацию. Схватившись за ребристые резиновые ручки, Файнберг гордо повернул голову в сторону стражей:

— Мы на рентген. Вам ждать здесь. Это приказ!

Виктор Робертович героически преодолевал созданные себе трудности. Он спускал каталку по лестнице в полной темноте. Приходилось тяжело, и профессор кряхтел от напряжения. В честь его прибытия на площадку первого этажа в больнице был дан свет. Файнберг заморгал, привыкая к многообразию красок, и принялся охлопывать карманы в поисках очков. Увы и ах! Краски так и остались туманно-расплывчатыми. Профессор вспомнил стеклянный хруст под ногами и вздохнул. Тем временем яркий свет перестал резать глаза. Виктор Робертович осмотрелся. Бессонная ночь вкупе с алкоголем зоркости не добавляли. Прыгающие перед глазами буквы на стене с трудом сложились в надпись: «Запасный выход». Чуть ниже обнаружилось двусмысленное уточнение: «Морг». Профессор оценил тонкость местного юмора и скептически хмыкнул. Он вывез каталку в пустынный и плохо освещенный коридор. Пациент, по-прежнему накрытый простынею с головой, перестал храпеть и причмокивать.

— Они ехали молча в ночной тишине-е, — тоскливо затянул Виктор Робертович грустную революционную песню о нелегкой судьбе спецагентов.

Выход был рядом, о чем убедительно свидетельствовал запах, разносящийся из помещений морга...

* * *

Приемного отделения отключение света не коснулось. Автономная линия позволяла принимать пациентов вне зависимости от причуд общей сети. По хорошо освещенному холлу прохаживались охранники, демонстративно постукивая дубинками по ладоням и голеням. Обстановка постепенно накалялась. Братва нервничала. Больше всех разорялся Кот. По мере прохождения коньячной эйфории на него накатывало желание поскандалить.

— Слышь, в натуре! Братан в «реанимахе» мается. Я за него могу, типа, в бубен кому зарядить! Мы с ним еще с зеленых соплей корефаны, а вы меня тормозите!

— Слушай... брат-три. Парень из Африки, ты — из Урюпинска. Давай не базарь, а то вправду ОМОН свистну, — отозвался охранник.

— Сам ты из Урюпинска! — разозлился Кот. — Я вообще из Коломны.

— Оно и видно.

— Чё те видно, чё видно-то! — чуть не заорал Кот. — Сам ты, харя рязанская!

Серый примирительно улыбнулся и, потянув Кота за куртку, шепнул:

— Брателло, тормози, а то впрямь до «маски-шоу» добыкуем.

Спец и его огромный спутник стояли немного в стороне от эпицентра напряженности. Казалось, суета возле поста дежурной сестры, затеянная братками, и готовность милиции к наведению порядка их не касаются. Будучи настоящими профессионалами, они не суетились попусту. Вдруг раздались первые такты «Реквиема» Моцарта в электронном исполнении. Такой мелодии ни у кого из братвы на трубке не было, все привычно уставились на людей Мозга. Спец извлек из кармана пальто мобильник и сказал тихо и коротко:

— Я.

Внезапно каменно-невозмутимое лицо профессионала покрыли красные пятна, и он рявкнул на все приемное отделение:

— Как пропал? Мы здесь уже час торчим!

Братки оторопели. Деньги ускользали прямо из-под носа! Обратившись в слух, они уставились на Спеца. Но тот уже справился с первой реакцией и спокойно произнес:

— Спасибо за информацию. С меня причитается.

Трубка нырнула в карман. Моментально человек-гора, стоявший рядом, развернулся и двинулся к посту дежурной сестры. Охранник робко попытался остановить его вытянутой вперед дубинкой. С тем же успехом можно было красной тряпкой тормозить быка. Раздались глухие шлепки и чей-то полузадушенный хрип. Тихо пискнула дежурная сестра, с грохотом разлетелся телефонный аппарат.

Надежно зафиксированная охрана осталась лежать в смотровой. По освободившемуся пути устремились Спец с очень большим человеком. На всякий случай немного поотстав, за ними последовали Бицепс с Крабом. В поисках черного хода Кот и Серый выскочили в метель. Оставшийся в приемном отделении Ахмет сел в уголок и принялся ждать, положив на колени пистолет и прикрыв его полой куртки. Облава, как облава...

Почти ни разу не упав, Кот с Серым добрались до черного хода. Им повезло — дверь оказалась открыта. Перед тем как войти, Серый на секунду задержался, прочитав по складам:

— Вы-да-ча тел... Кот! Прохлопаем негра, нас отсюда выдадут с двух до шести.

— Бай может, — отозвался напарник, стряхивая с куртки снег.

Мимо морга братки проскочили, зажав носы и не оглядываясь. Жуткая тишина навевала суеверный ужас. Выскочив в коридор, напарники попытались перевести дух... и чуть не поперхнулись. Из полумрака, пошатываясь на ходу, надвигалась скорбная процессия. Увидев накрытое саваном тело, Кот размашисто перекрестился, по отсутствию привычки начав с пупка. Серый же тихо матюгнулся, очевидно, больше полагаясь на помощь чьей-то мамы. По мере приближения человека в грязном халате страх отступал. Виктор Робертович, наверное, был последним, кто мог внушить братве это чувство. Узнав поддатого «ассистента», Серый сплюнул на пол, удивляясь собственным переживаниям. Кот, прекративший осенять себя искаженными крестными знаменьями, тоже успокоился. Оба решительно двинулись вперед.

— Привет, папа! А ну, тормози, — сказал Кот, заступив дорогу.

Каталка, ухваченная за ручку, жалобно брякнула, останавливаясь. Файнберг поднял голову.

— В чем дело, молодые люди? — голос его был строг, но заплетающийся язык повиноваться отказывался, смазывая эффект.

— Кого катишь, дед? — звенящим голосом спросил Серый, уставясь профессору в глаза. Нагоняя жути в отместку за собственные страхи, браток достал пистолет и небрежно крутанул на пальце. — Не черного везешь, а?!

Виктор Робертович понял — попался! Уж слишком гладко все шло до этого момента. Страха он не почувствовал. Инстинкт самосохранения затонул в алкоголе и молча пускал пузыри. А зря! В воздухе резко запахло звездюлями. Двое здоровых парней против одного пожилого доктора в узком коридоре... При таком раскладе оставалось только радоваться, что очки разбились заранее. И тут профессору вспомнилась инструкция Виктории Борисовны. Пора было говорить «первое, что придет в голову».

— Что положено Юпитеру, то не положено быку! — выпалил Файнберг и отчаянно моргнул.

Братки переглянулись. «Ассистент» чё-то мутил. Непонятка не лезла в тему.

— Ты ща кому это сказал? — недоуменно спросил Кот. — Быку, вааще, ниче не положено!

Повисла пауза. Виктора Робертовича бросило в жар. Он убрал руки за спину и ответил бандитам туманным взглядом. Серый двумя пальцами взялся за край простыни и начал ее приподнимать.

— Ну-ка, глянем, чё у тебя тут положено? — он уставился на Файнберга, ожидая реакции.

Тот икнул и продолжил выполнение инструкции. «Второе, пришедшее» в хмельную голову профессора, оказалось не лучше первого;

— СПИД — чума двадцатого века!

— Пусть спит, — машинально отозвался Серый, продолжая тянуть простыню на себя.

— Ты чё, «ассистент»? — вдруг быстро сказал Кот и сделал шаг назад. — В каком, типа, смысле?

— В прямом! — честно ответил Виктор Робертович и снова веско икнул.

— Не понял... — Серый заглянул под простыню и поднял голову. — Он чё, спит?!

Его рука задрожала. В открытом для обозрения пространстве торчали две совершенно белые ноги с синеватыми ногтями. Явно не африканского происхождения. Восковато-желтые пятки как будто светились в полумраке, предупреждая: «Внимание!»

— Не он, а У НЕГО, братуха! — отпрыгнув еще на шаг, завопил Кот.

— Тьфу, блин, — Серый брезгливо вытер руку о штаны и рефлекторно отодвинулся от каталки. — Ну ты, «ассистент», даешь!

Как по команде, обойдя каталку и Файнберга с двух сторон, братки затопали дальше по коридору. Шаги переместились на лестницу и начали затихать.

«Проскочил!», — понял Виктор Робертович и вытер со лба пот. Потом сквозь хмель до профессора дошло, что спасся он исключительно благодаря «инструкции». «Сработало!» — подумал он с восхищением. Теперь оставалось только завершить операцию. Горделиво толкнув каталку вперед, Файнберг покинул коридор. Мимо морга он проехал тихо. Лишь из-под простыни раздавалось приглушенное сопение, да слегка поскрипывали колеса.

На улице метель тут же швырнула Виктору Робертовичу в лицо колючим снегом. Что-то злобно завыл ветер... Свежие следы «скорой помощи» заметала поземка. Машины не было.

«Провал!» — догадался профессор. В последней надежде он заглянул за угол. Увиденное заставило его отпрянуть в панике. В распахнутые больничные ворота одна за другой въезжали иномарки. Со стороны морга послышались голоса и шаги.

— Засада! — зло бросил Файнберг в лицо враждебной ночи.

Его обкладывали, как дикого зверя. Мелькнула мысль о судьбе Виктории Борисовны. Но нужно было думать о пациенте. Виктор Робертович усмехнулся, представив абсурдность своего положения. Профессор, ворующий больного, — персонаж для телесериала!

— Чушь! — насмешливо сказал он табличке над дверью черного хода.

Голоса из морга зазвучали громче. Ловушка захлопывалась. Файнберг налег на ручки каталки и исчез в заснеженной тьме. Напоследок нога профессора в два притопа уничтожила следы узких колес.

Виктору Робертовичу повезло. Он почти сразу попал на узенькую дорожку, ведущую к дыре в заборе. Азартно уходя от погони, профессор даже не заметил, как проскочил ее и вылетал на целину. Холодный ветер забирался под халат и бросался снегом, норовя попасть за шиворот. Файнберг продолжал настырно двигать каталку в неизвестном направлении, лишь бы не замерзнуть Чтобы не упасть, он крепко держался за ручки. Больной что-то бормотнул.

— Шпидагузы коцаные! (Пассивные гомосексуалисты.) — донеслось до профессорского слуха, и снова раздался мощный храп.

— Интересно! — удивился Виктор Робертович неуловимой схожести нигерийского языка с родным — великим и могучим.

Неожиданно каталка уперлась во что-то твердое и встала. Перед профессором вырос павильончик троллейбусной остановки. Напрягая последние силы, Файнберг вместе со своим тяжким грузом поместился внутрь. Близилось утро. Город просыпался.

— Со спецобъекта со спецгрузом нужно уезжать на спецтранспорте, — успокоил Файнберг всхрапнувшего пациента. — По инструкции наверняка так.

Он вытащил из кармана мобильный телефон и привычно набрал «03».

* * *

На последний утренний вызов Димон ехал в благодушно-расслабленном настроении. Сквозь нагрудный карман душу грел «левак». Даже необходимость подобрать алкаша с автобусной остановки не могла испортить настроения. Доехали быстро. Хотелось обратно в тепло и уют подстанции — пусть казенный, но привычный. На троллейбусной остановке, привалившись к каталке, полностью накрытой простыней, дремал человек. Фельдшер приоткрыл окошко. Семеныч через его плечо вгляделся в живописную картину и ахнул.

— Профессор! — шепотом сказал Димон, узнав встрепенувшегося Файнберга.

— Ма-ма! — увидев тело на каталке, шофер побледнел и обеими руками вцепился в руль. — Не пойду!

Фельдшер тоже наружу не рвался. Согласно теории вероятности, из двух накрытых с головой тел, одно просто обязано было оказаться неживым. Димон немного подумал, глядя на дрожащего «профэссора», потрогал карман с деньгами и пробормотал:

— Не горячись!

Он шагнул в снег, страшась и алча...

Виктор Робертович оторвался от каталки. Его пошатывало и трясло. Перед ним стоял тот самый фельдшер, что трусливо бросил свой пост у больницы. Подавив желание закатить скандал, Файнберг решил оставить разбирательства на потом. Слишком близко было спасение, подмигивавшее синим проблесковым маячком.

— Э-э... молодой человек, нам нужно в «Панацею». Как можно быстрей. Пациент, — он похлопал ладонью по сугробу, наросшему на каталке, — в некотором роде из Африки...

— У нас что, падеж в Мозамбике? — в трансе спросил Димон, пытаясь не дрожать ни голосом, ни коленями.

Семеныч нервно нажал на педаль газа. Машина жалобно завыла.

И в этот момент пациент решил принять участие в собственном спасении. Из глубины сугроба раздались кряхтение и негромкий храп. Потенциальный клиент «скорой помощи» заворочался во сне, пытаясь не то согреться, не то устроиться поудобнее. Фельдшер на всякий случай осмотрелся, определяя, куда можно рухнуть в спасительном обмороке, если сейчас снова вылезет негр и спросит про здоровье. Но, кроме храпа, никаких проявлений жизнедеятельности не последовало.

— Семеныч, я же говорил, не горячись! — заорал Димон в открытую дверь. — Живой клиент, храпит, как ты!

Семеныч отпустил руль и перестал трястись. Он высунулся по пояс и, с надеждой глядя в лицо Файнбергу, спросил:

— Денег дашь?

Виктор Робертович хотел было напомнить о некоторых обязательствах, некогда взятых некоторыми людьми, насчет... Но решил, что эти мародеры запросто могут бросить его и уехать. Озябшая рука сама полезла во внутренний карман. Негнущиеся пальцы с трудом зацепили бумажник. В мигающем синем свете маячка «скорой» Димон легко вынул портмоне из скрюченных пальцев, изъял оттуда тысячу и сунул остальное обратно в профессорское пальто:

— Оптовикам скидка! Поехали...

* * *

Виктория Борисовна сидела в холле «Панацеи». Вокруг громоздились штабеля кафельной плитки, рулоны линолеума и бидоны с краской. В клинике шел ремонт. Из дежурной смены на хирургии была только сестра. Тем не менее Тампука благополучно поместили в личный профессорский люкс номер тринадцать. Пока парень спокойно спал, уткнувшись в подушку, Виктория Борисовна спустилась вниз.

Она сидела и нервничала. Внешне это ничем не проявлялось. Женщина замерла, сжав коленями руки и уставившись в одну точку. В стеклянной будке напротив пытался дремать вахтер. Профессора не было. Виктория Борисовна вспомнила бандитские рожи, мелькавшие в приемном отделении больницы, и про себя чертыхнулась. На душе было неспокойно. Загудел лифт. В холле появилась дежурная сестра. Она подошла и доброжелательно спросила:

— Виктор Робертович когда подъедет?

На нее посмотрели невидящие глаза, и звенящий от напряжения голос механически ответил:

— Подъедет... надеюсь.

Опытная сестра кивнула и молча направилась к лифту. Через пять минут она вернулась, протянув Виктории Борисовне чашку:

— Пятьдесят грамм примете?

Благодарно кивнув, та в один глоток опрокинула разбавленный водой и глюкозой спирт. Напряжение немного отпустило. И в этот момент послышался шум подъезжающей машины. Сквозь стеклянные двери был виден мечущийся синий свет маячка и желтый — фар. В холл, шатаясь, вошел ПРОФЕССОР! По дороге Димон постарался согреть клиента коньяком. Получилось неплохо.

У дверей старого хирурга развернуло почти на сто восемьдесят градусов, и он крикнул в темноту:

— Люкс номер тринадцать!

Виктория Борисовна стремительно преодолела разделявшее их расстояние. Ее саму немного качало. Но она уверенно обняла Файнберга за плечи:

— Слава Богу, жив!

Объятия оказались довольно кстати, поскольку Виктор Робертович уже валился на ближайшую стопку кафеля. Профессора срочно доставили к лифту, а затем в собственный кабинет. За встречу и успех трудного дела подельники выпили немедленно. Из запасов хорошо укомплектованного бара. Последняя капля переполнила чашу. Димон с Семенычем под руководством сестры размещали очередного пациента в люксе, грохотали каталки, храпели похищенные...

А в кабинете спали два усталых пожилых человека, привалившись друг к другу на равнинах просторного кожаного дивана.