Мои родители переехали в Харьков, по-моему, в 1939 году. Мне, следовательно, было 5 лет. Примерно с этих лет, даже скорее с 6 лет, начинаются мои детские воспоминания. Где и как мы жили до этого в Москве, я не помню. Ни капельки. В отличие от меня Галинка помнила своё детство с гораздо более раннего возраста. Она рассказывала, какие у нее были платьица, пальтишки, шапочки, даже ленты в косах. Как был расположен дом, где у дома была песочница и лавочки и многое другое. И мама её всё это подтверждала. У Галинки вообще была великолепная память. К примеру, скажу, что новые немецкие слова и выражения она запоминала с одного раза. И больше за ними в словарь или справочник не обращалась. Я же в какое-то время для проверки ставил в словаре точки рядом со словами, которые находил. Так запоминалось большинство слов только после пяти “точек”.

Но вернёмся к Харькову. Дом помню смутно. Почему-то он мне кажется таким же, как в Сиротском переулке в Москве. Возможно, детские воспоминания перемешались. Но хорошо помню, что рядом с домом располагалось красивое здание и большой двор какого-то военного училища. На этом дворе было много гимнастических снарядов, и на них летом занимались курсанты. В то время гимнастика в армии была в большом почете. Курсанты, как и положено, занимались не в спортивной форме. Они раздевались до пояса, или оставались в майках, а брюки и сапоги не снимали. Забор не был сплошным, и мы, мальчишки, любили наблюдать за этими занятиями.

Кроме мальчишеского любопытства, у нас был и корыстный интерес. Когда занятия заканчивались, мы через дыры в заборе проникали во двор училища и перебирали руками песок с опилками, которым были заполнены ямы под гимнастическими снарядами. Если повезёт, то удавалось найти монетку или две, выпавшие из карманов брюк курсантов. А перед фасадом здания училища стояли лотошницы, у которых на эти монетки можно было купить несколько ирисок или леденцов. Кому не удалось найти монетку, с тем делились. Это было законом.

Часто мы просто стояли у входа в здание училища и смотрели на входящих и выходящих военных. Слово “офицер” я не употребляю, так как тогда оно ассоциировалось только с белогвардейской армией времён гражданской войны, а к военнослужащим Красной армии не применялось. Не было и погон на плечах. Были петлицы на отложных воротниках гимнастерок, а на петлицах красные эмалированные треугольники у сержантского состава, квадратики, которые почему-то назывались “кубиками”, у младшего командного состава, прямоугольники, которые назывались “шпалами”, у старшего командного состава. Существовали ещё и ромбы для высшего командного состава. Но обладателя петлиц с ромбами нам, конечно, увидеть было невозможно. Я употребил термин “командный состав” не случайно. Тогда вообще не было в армии воинских званий. Военнослужащих называли и к ним обращались по должности: товарищ комвзвода, комроты, комполка, комдив, комбриг и т.д. Были и заместители или помощники командиров: помкомвзвода, замкомбат и др. Каждой должности соответствовали и знаки на петлицах.

Стоя у входа в училище, мы смотрели на военных широко раскрытыми глазами. Некоторые обращали на нас внимание и улыбались нам. Это уже была удача. Некоторые шутливо отдавали нам честь. А это была большая удача, почти счастье. Если очень повезёт, удавалось увидеть орденоносца. Тогда не было орденских планок, которые появились в войну. Видимо, планки появились в связи с тем, что в войну давали много орденов и медалей, а носить их на гимнастерке или кителе в боевых условиях было неудобно. А до войны ордена носили на военной (и гражданской) одежде постоянно. Отсюда и само слово “орденоносец”.

Незабываемое впечатление оставил детский сад, который какое-то время я посещал. В нем ежедневно на полдник давали бутерброд с красной икрой. Видимо, это был очень хороший детский сад. Не знаю, сразу или через некоторое время, но этот бутерброд стал вызывать у меня отрицательные эмоции. Я приноровился прятать его под столик, где была полочка. С тех пор я не люблю красную икру, а заодно и черную.

Где-то недалеко от дома протекала маленькая речка. С берега этой речки зимой дети катались на санках. Но особым шиком было катание на ледышке. Эта ледышка делалась следующим образом: в таз больших размеров наливалась вода до краев, и таз выставлялся на балкон. Когда вода замерзала, таз на некоторое время вносился в комнату. Между стенками таза и льдом образовывалась водяная плёнка, и ледышка отделялась от таза. На ней и катались. К сожалению, мне всё это проделать дома ни разу не разрешили. Но другие ребята, которым это разрешалось, иногда давали мне прокатиться. Усидеть на ледышке было трудно, с нее обычно падали, но было весело. Берег речки казался крутым и очень высоким.

Из Кубинки я много раз ездил на испытания в Чугуев и часто по нескольку дней бывал в Харькове. Речку нашёл. Берег её оказался невысоким и не был крутым, как казалось в детстве. Места, где мы жили, найти не смог. Это и понятно, в войну город был сильно разрушен, а после войны многие районы были перестроены. Да и адреса-то у меня не было, хотя его я мог узнать у своей мамы. Но както не удосужился.

В Харькове нас с сестрой и мамой застала война. В 1941 году мне было 7 лет, а сестре 4 года. Помню опустевшие улицы. Вечером они не освещались. А окна домов закрывали темными шторами. Это было мероприятие, направленное на защиту от ночных бомбардировок. Стёкла окон были крест-накрест проклеены полосками бумаги, чтобы при близком попадании бомбы осколки стёкол не летели в помещение. С приближением фронта эвакуировали жителей. Предприятия начали эвакуировать раньше. Эвакуацию организовывали администрации предприятий и учреждений для своих работников и их семей. Через какое-то время в доме осталось всего две семьи: наша и ещё одна, главы которых были на фронте. Мы эвакуации не подлежали, так как не были связаны ни с одним заводом или учреждением. Та, вторая семья перебралась в нашу квартиру, и две матери стали готовиться к тому, чтобы уйти из города пешком. Хорошо помню, что мать сшила себе и нам с сестрой вещевые заплечные мешочки, куда положила самые необходимые вещи каждого из нас на случай, если в дороге кто-то останется один. Обе мамы уже собирались в дорогу. Далеко бы мы, конечно не ушли. Наши войска отступали быстро. Выручил нас случай. Но с него начну следующий рассказ.