Это было во время моей работы на Полигоне. Сразу оговорюсь, что в том Париже, который известен всем, мы испытаний танков не проводили, и я в нём не бывал. Правда, позже, уже во время работы в Институте, такая возможность мне представились. В настоящем Париже должна была состояться международная конференция и выставка по какой-то тематике, имевшей отношение к развитию управляемых противотанковых ракет. Как тогда было принято и у нас, и у наших вероятных противников, на такие международные конференции, симпозиумы и выставки в состав делегаций под видом научных работников включались и специалисты разных спецслужб. Эта конференция в Париже не была исключением, и от Института можно было включить в состав нашей делегации одного сотрудника. Противотанковым вооружением в Институте занимался я, и мне предложили поехать на эту конференцию. Командировка была рассчитана примерно на неделю (а, может, и на две). Но я отказался. Воспитание моё было таково, что такие поездки были мне не по душе.

А теперь вернусь к моей состоявшейся командировке в Париж. Этот Париж был расположен на самом юго-западе страны, близко от города Измаил и почти у самой границы нашей тогдашней страны. Это была часть Одесской области, которая была отделена от всей области узкой полосой Молдавской республики, имевшей выход к Черному морю.

В конце 1958 года и начале 1959 года в войска начали поступать новые тяжелые танки Т-10М. Машина успешно прошла все испытания и была, надо сказать, очень хорошей для своего времени. Что касается приборов и систем, которыми занималась наша лаборатория, то на этом танке впервые в мире был установлен гиростабилизированный прицел Т2С, разработанный и изготавливавшийся на Красногорском оптико-механическом заводе. Он имел очень высокую точность стабилизации поля зрения. Пушку с такой высокой точностью стабилизировать было невозможно. Но специальные контакты разрешения выстрела обеспечивали его производство в момент совмещения направлений линии прицеливания и оси канала ствола пушки с учетом угла возвышения, определявшегося установленной в прицеле дальностью стрельбы.

К началу весны 1959 года, когда состоялась командировка, я уже имел значительный опыт работы с этим танком и был включен в бригаду для проведения испытаний. Это была моя первая командировка, и мне предстояло работать в условиях, когда все решения по вопросам, которые неизбежно будут возникать в ходе испытаний, я должен буду принимать полностью самостоятельно. Три танка должны были пройти по 2000 км каждый при почти постоянно работающем стабилизаторе вооружения. Кроме того, я должен был организовать и провести две стрельбы из танков с ходу. Особенностью стрельб было то, что они должны были вестись по движущимся мишеням. Это был очень редкий случай для испытаний танков в войсках. Обычно такие стрельбы проводились на нашем Полигоне.

Эти испытания не были обычными комплексными испытаниями. Они были специальными и были вызваны вот каким обстоятельством. Я уже упомянул, что танки Т-10М прошли все испытания, выпускались серийно и поступали в войска. И в конце 1958 года из войск поступило несколько рекламаций на бортовые редукторы, в которые попала грязь. Собственно, испытания этих редукторов и было основной целью. Но, как обычно было в таких случаях, попутно ставились задачи испытания других систем и агрегатов танка. В том числе это касалось и стабилизатора вооружения.

Дело, касавшееся бортовых редукторов, было неотложным. Но в марте значительная часть страны оставалась ещё под снегом. Поэтому во все военные округа были разосланы шифрограммы, чтобы найти место испытаний танков в условиях грязи. Все округа ответили, что грязи нет, кроме Одесского. Оттуда сообщили, что в Одесском военном округе есть деревня с названием Париж, где дислоцируется мотострелковый полк, и где грязи достаточно в любое время года.

Позже я узнал происхождение названия деревни. Она была основана после Крымской войны французскими солдатами, оставшимися по какимто причинам на территории России. Говорили, что когда-то в тех краях был и Лондон, и ещё несколько населенных пунктов с непривычными для России названиями. Некоторые из них рассеялись раньше, а некоторые были уничтожены во время войны 1941-45 годов. А Париж сохранился. Он оказался разделённым на две части: Старый Париж и Новый Париж. Железнодорожная станция называлась Парижская.

В Париже располагался мотострелковый полк, в котором был и танковый батальон. Грязи, действительно, было много. Но только в деревне и на дороге в ближайший город Арциз. За пределами деревни в других направлениях грязи не было вообще. Условия жизни офицеров полка были ужасными. Никакого жилья не было. Все снимали комнаты у местных жителей. О культурных развлечениях не было и речи. До Арциза было, наверное, километров 30. Но в этом могу и ошибаться, ездил в этот город всего один раз. Офицерских жен за покупками в Арциз возили на армейских автомобилях ГАЗ-63 или ЗИЛ-151. У них все оси были ведущими. А в периоды дождей или таяния снега вообще для этой цели использовался бронетранспортер. Всем в машине места не хватало. Те, кто ехал, получали от остальных списки того, что надо купить, и деньги. Назначение в Париж у офицеров округа считалось ссылкой. Некоторые подполковники соглашались ехать командиром этого полка в надежде получить звание полковника. Но говорили, что за последние несколько лет получить это звание не удалось ни одному из них. А командирыто менялись не реже раза в год. Причиной было почти полное отсутствие дисциплины и порядка в полку. И понять это можно.

Нас приехало вместе с военпредами и заводчанами примерно 15 человек. Это много для обычных испытаний. Но тут случай был неприятный для разработчиков и завода. Разместили нас в так называемой “ленинской комнате”, которая обязательно была в каждой воинской части. Офицерской столовой в полку, по-моему, не было, а если была, то очень плохая. Мы послали двух или трех предприимчивых ребят по деревне, чтобы как-то решить проблему питания. Им удалось найти одинокую пожилую женщину, согласившуюся готовить еду три раза в день на всю нашу группу. Но она сразу сказала, что это будет дорого. Наши делегаты рассказывали это со смехом. После небольшой прикидки с карандашом на бумажке она назвала сумму, причитавшуюся с каждого человека в день. Сумма эта действительно была смешной. Так дешево питаться в командировке никогда не удавалось. Но это я узнал позднее, ведь это была моя первая командировка. Поскольку была названа сумма в рублях и копейках, наши делегаты поступили благородно, округлив эту сумму до ближайшего рубля в сторону ее увеличения. Женщина была очень довольна. А мы за это, кроме вкусного завтрака, обеда и ужина, получали с собой ещё и по домашней булочке или пирожку. Надо признать, что так вкусно в командировке я потом нигде не питался. Единственной проблемой было то, что принять всех сразу женщина не могла, места за столом не хватало. Но мы все сразу и прийти не могли. Резиновые сапоги взяли с собой лишь некоторые самые предусмотрительные. А пройти по деревне без этих сапог было невозможно.

В соответствии с программой, перед началом ходовых испытаний по грязи я должен был провести первую стрельбу по движущимся мишеням с ходу со стабилизатором вооружения. Организация танковых стрельб дело хлопотное, но должен сказать, что во всех командировках мне всегда помогали офицеры отдела комплексных испытаний, которые, как правило, были и старшими испытательной группы.

Перед стрельбой обычно проводится несколько холостых тренировочных заездов, чтобы наводчики восстановили свои навыки, и было отработано взаимодействие внутри экипажа. И надо же было так случиться, чтобы во время этих тренировок на двух из трех танков вышли из строя стабилизированные прицелы. В принципе, это были ожидавшиеся неисправности. Нам было известно о конструктивном недостатке этих прицелов, и мы его отмечали в наших отчётах о предыдущих испытаниях танков. Но этот недостаток до сих пор не проявлялся на совсем новых прицелах, в самом начале их эксплуатации. Скажу сразу, что этот недостаток к тому времени на заводе уже был устранён в процессе доработки прицелов. Но на эти испытания поступили танки ещё со старыми прицелами. Мне потребовалась разборка прицелов, а это тонкая работа, и для её выполнения нужен был специалист высокой квалификации. Кроме того, после разборки и обратной сборки прицела требовалась его юстировка с помощью специального оборудования.

Я поехал в Арциз звонить на Полигон и просить о помощи. Тогда связь между городами могла осуществляться только со специальных переговорных пунктов. Это сейчас с мобильного телефона можно звонить куда угодно. Весь канал связи с несколькими коммутаторами устанавливался операторами вручную. Да ещё в Кубинке на Полигоне вообще был ручной коммутатор. Оператор (телефонистка) при приёме заказа обычно спрашивала, кого позвать к телефону на том конце линии и кто заказывает вызов. Я сказал, что буду говорить с любым, “кто подойдет”. Это была стандартная общепринятая формулировка. И попросил сказать, что вызывает Париж. У телефонистки в Арцизе это не вызвало удивления, она знала, о каком Париже идет речь. А в нашей лаборатории знали все, что это будет мой вызов. Но телефонистка через некоторое время сказала, что номер не отвечает. Обычно в таких случаях установленный междугородный канал сразу не отключают на случай, если звонящий попросит соединить его с другим номером, так как процесс ручного установления канала связи между городами через множество коммутаторов занимает много времени. Мне нужно было связаться обязательно, а время подпирало. И я ничего умнее не придумал, как назвать добавочный номер телефона в комнате, где работала Галинка. На вопрос кого подозвать к телефону, я сказал, что Соколову. Галинка тогда носила эту фамилию. Телефонистка так и передала, что Соколову вызывает Париж. В этой комнате сидели сотрудники отдела научно-технической информации, которые понятия не имели, что звоню я и откуда звоню. И они с выпученными глазами побежали по всему корпусу искать Галинку и кричали, что её вызывает Париж. Галинка знала, что я поехал в командировку, но тоже не знала про Париж. Когда она это услышала, то сначала возмутилась “грубой шутке”, но к телефону подошла. Ну, а когда все прояснилось, она побежала выполнять мою просьбу. Я сказал, что буду ждать на переговорном пункте звонка из лаборатории. В Париже-то междугородной связи не было. Звонка я дождался, и мне сообщили, что на следующий день после обеда, то есть с вечерним поездом, прибудет механик из Красногорска.

Вечерний поезд приходил около 16 часов. С него сошли несколько женщин с сумками, явно местные, и один молодой мужчина примерно моих лет. Но довольно полный и с плохим зрением, о чём свидетельствовали очки с очень толстыми стеклами. Это и был мой механик. Кажется, его фамилия была Голованов или что– то созвучное. Пусть даже условно, но под этой фамилией я и буду его называть. Мы представились друг другу, и он первым делом спросил, где можно пообедать. Обед у нашей тётушки давно закончился. Я сказал, что ему придётся потерпеть до ужина, что его очень расстроило. Я думал, что он сразу займется прицелами, которые я разместил в нашей комнате на двух составленных вместе столах, застеленных миллиметровкой. Но он лёг спать и сразу заснул. На ужин его еле подняли. А после ужина он снова лег спать до утра. Мы обычно в командировках так не делали. Если была работа, то занимались ей и днем и ночью. В командировке время ценилось очень дорого. Надо мной все посмеялись и сказали, что толку от такого механика не будет.

Работать Голованов начал после завтрака. Очень красиво высвистывал разные мелодии, разбирал прицелы и даже очень мелкие детали, винтики, гайки, шайбы бросал в одну общую кучу. Я пытался сказать ему, что так не делают, что потом мы в этой куче не разберемся. Но он рассердился и попросил не мешать ему. Куча росла, и я понял, что погорел. Обратная сборка займет уйму времени, а мне надо проводить стрельбы. Голованов, между тем, добрался до нужных мест в конструкции прицелов.

Неисправность была вызвана тем, что конструкторы подшипник скольжения сделали из двух стальных деталей. При трении стали по стали образовывались задиры, и подшипник заклинивало. Голованов вручную зашлифовал задиры. А я-то думал, что он привезет одну из этих деталей, изготовленную из бронзы, и выразил сомнение в его работе, предположив, что подшипник может опять заклинить. Но Голованов нагло заявил, что после его работы раньше весь танк развалится, чем эти прицелы выйдут из строя. Так, всё время насвистывая, он обработал оба прицела.

Пришло время собирать прицелы. И тут я увидел настоящее чудо. Голованов своими короткими и толстыми пальцами на ощупь, не глядя, ворошил кучу деталей и крепежа, безошибочно находил нужную деталь, винтик, гайку, шайбу и ставил их на место. При этом постоянно насвистывал. Теперь уже вокруг нас собрались все, кто был в комнате. Когда Голованов закончил сборку, он сказал, что прицелы готовы. Я знал, что после этого требовалась их юстировка с помощью специальных приборов. Но Голованов опять нагло заявил, что после его работы юстировка не требуется. Позже, встречаясь с военпредами на Красногорском заводе, я узнал, что Голованов – лучший механик опытного цеха этого завода. Со зрением у него плохо, но руками он чувствует размеры с невероятной точностью. А прицелы после его ремонта действительно работали безупречно. И по возвращении на Полигон мы проводили с этими прицелами ещё много разных работ, связанных с испытаниями модернизированных агрегатов стабилизатора пушки, много стреляли, и прицелы не подводили.

Во время этой командировки, как и во время любой другой, происходило много интересных событий. Расскажу о некоторых из них. Начну с главного – с грязи. Я уже упомянул, что в деревне её было выше щиколотки. А за деревней было сухо. Для людей грязь была, а для танков грязи не было. Хотя люди грязи боятся, а “танки грязи не боятся”. Наш старший, подполковник Б., мотался на “газике” по всей округе, но найти грязь не мог. Он съездил в Арциз и позвонил начальству Полигона, но оно не могло отменить испытания и приказало грязь искать.

А мы все, испытатели, военпреды, заводчане, валяли дурака. Время убивали, играя в карты, шахматы, шашки, домино. Библиотеки не было, читать было нечего. Это продолжалось дней десять. Потом игры надоели. Надоела и болтовня. Обстановка в комнате начинала накаляться. Было ясно, что командировка затягивается. Через какое-то время в комнате стала обычной такая ситуация: все лежат на койках, смотрят в потолок, все раздражены, никому ничего нельзя сказать, не получив в ответ гадость, ну, и всё остальное в этом духе. Характерный пример из области психологии коллектива. Один Б. был при деле, он искал грязь для танков, но и он был злой.

И вот, в один прекрасный день, дверь в комнату распахивается, влетает Б. и орёт (другое слово здесь не подходит): “Нашёл!” Он прокричал только одно слово, а все сорвались с коек и начали судорожно одеваться. Через несколько минут уже двигалась колонна. Впереди на “газике” Б., за ним три тяжёлых танка, за ними ГАЗ-63 со всей нашей оравой. Расстояние трудно оценить, но ехали долго. Наконец, увидели небольшую низину с пожухлой прошлогодней травой. В ней действительно была грязь, и такая, какая была нужна. Б. провёл короткий инструктаж с техниками и экипажами. Много времени было упущено. Поэтому он сказал, что танки будем гонять круглосуточно, останавливаться будем только для дозаправки танков топливом и смены экипажа. И началось. Это надо было видеть. Три огромных танка месят грязь в небольшой ложбинке. Колея пробивалась очень быстро, танки начинали ползти по грязи днищем. Приходилось часто менять маршрут движения. Скорость движения составляла около 15 км/ч. За сутки танки проходили до 350 километров.

В конце третьего дня к ложбинке подъехал “газик”. Из него вылез какой-то человек в телогрейке и кепке и начал что-то кричать. Но техники имели строгое указание от старшего группы не останавливать танки ни при каких обстоятельствах. А крики человека в кепке за шумом двигателей трёх танков разобрать было невозможно. Человек этот уехал, а танки продолжали свое дело. Когда при смене экипажей Б. доложили об этом человеке, он подтвердил, что все выполняют его распоряжение и на других не обращают внимания. На следующий день к ложбинке подъехал всё тот же “газик”, а за ним “Волга”. Из “газика” вылез всё тот же в кепке, а из “Волги” вылез человек в шляпе и хорошо одетый. Они оба махали руками и что-то кричали, но экипажи выполняли распоряжение Б. На этих двух тоже не обратили внимания. А зря.

Ещё через день к ложбинке подъехала уже кавалькада машин. Одной из них оказался “ЗиМ”. Все знали, что такие машины бывают только у очень больших начальников. Стало ясно, что дальше выполнять только распоряжение Б. было опасно. За Б. послали машину, а пока за ним ездили, выяснилось, что первый в кепке был председателем близлежащего колхоза, второй в шляпе был секретарем райкома КПСС, а теперь во главе большой делегации был уже один из секретарей Одесского обкома КПСС, отвечавший за сельское хозяйство. Очень большой начальник. Испытания, конечно, были остановлены. Правда, к этому времени танкам до 2000 км оставалось всего-то несколько больше 300 км. Основную задачу можно было считать выполненной.

А что касается ложбинки, то она оказалась единственным в округе местом, где в конце лета сохранялась зелёная растительность, и сюда, расположенные поблизости, колхозы и совхозы, по особому графику, пригоняли коров, чтобы те поели свежей травы. После того, как три танка в течение нескольких дней перепахивали гусеницами ложбинку, коровам на ней придётся трудно. Этот скандал дошёл до Москвы и военным досталось. Но все шишки достались высоким чинам. Б. не досталось.

Говорят, что есть “закон парности случаев”. Этот закон, если он существует, проявился и на этот раз. Порчей той ложбинки с зелёным кормом для коров дело не ограничилось. Нам предстояло ещё добегать около 300 км, пусть хоть и по сухому грунту. Трассу выбрали почти целиком по свободной местности, благо близко не было населённых пунктов. Но в одном месте надо было выезжать на грунтовую дорогу, чтобы переехать сухой ручей, русло которого располагалось в глубоком овраге с длинными пологими склонами. Всё обошлось бы, ведь трасса была предельно простая. Если бы не новый механизм поворота ЗКК, установленный впервые на танках Т-10М. Этот механизм планетарного типа был разработан сотрудниками МВТУ Зайчиком, Крейнесом и Кристи. Отсюда и его название ЗКК. Он был более экономичным, чем тормозные ленточные механизмы поворота прежних моделей. Все испытания он прошёл успешно и, как я уже отметил, стоял на серийных танках Т10М. Но при испытаниях этих танков, как выяснилось теперь, не попалось длинных и пологих спусков. А на нашей трассе он был, и произошло вот что. Когда танки на первом же круге подошли к спуску в русло ручья, то, как и положено делать в таких случаях, два, шедших сзади, остановились. Хоть и пологие были спуск и подъём впереди, но у танкистов положено всякие препятствия и трудные участки преодолевать не колонной, а по одному.

Спуск не казался трудным, а за рычагами танков сидели наши кубинские техники, уже не совсем молодые старшие лейтенанты, у которых опыта было выше крыши. И первый танк пошёл на спуск с приличной скоростью. Тут надо сказать, что любое транспортное средство не может двигаться строго по прямой. На автомобилях увод регулируется сходом и развалом колес. Но убрать его совсем невозможно. На гусеничном танке этот метод не может быть применен. Поэтому любой танк заметно уводит. Сказывается производственная несимметричность конструкции, разное натяжение гусениц, разная длина гусениц, обусловленная разным износом шарниров траков, и другие факторы. Поэтому при движении танка возникает постоянная необходимость подправлять направление его движения.

Танк, который пошёл на спуск на хорошей скорости, естественно, через какое-то время немного повело, как я хорошо помню, в правую сторону. Техник привычно взялся за левый рычаг, чтобы выправить направление движения. А танк пошел в сторону увода ещё круче. Техник взял рычаг на себя ещё больше. А танк уже перелетел через небольшое подобие кювета. Техник растерялся и начал дёргать оба рычага. Совершенно случайно ему удалось пустить танк в прежнем направлении, но оно было параллельным дороге за кюветом. А вдоль дороги стояли телеграфные столбы. И техник, который вёл танк с открытым люком, прямо перед собой первый столб и увидел, но столб в этот момент был уже на расстоянии нескольких метров. Он пригнулся, чтобы не снесло ему голову, а столб под ударом 50-тонного танка только хрустнул и отлетел в сторону. Техник судорожно опускал своё сиденье и закрывал люк, а танк тем временем снёс второй столб. Техник пришёл в себя только после третьего столба. Он вспомнил, что в танке есть и тормоз.

Так мы выяснили, что планетарный механизм поворота правильно ведёт себя, если крутящий момент передается по цепочке от двигателя на ходовую часть. А если крутящий момент передается в обратном направлении, от ходовой части к двигателю, что бывает на спуске при уменьшении подачи топлива (режим, известный автомобилистам под названием “торможение двигателем”), то планетарный механизм поворота работает не по правилам, и при пользовании рычагом правого поворота он поворачивает танк ещё круче вправо. То же самое и для левого рычага. То есть, чтобы повернуть на спуске вправо, надо зажимать левый рычаг и наоборот. Позднее этот недостаток конструкторы каким-то образом устранили (возможно, и вернулись к традиционному механизму поворота, точно не знаю). А мы оставили без местной телефонной и телеграфной связи и, главное, без электроэнергии целый район. Леса в тех местах нет, запасных столбов тоже не оказалось. А когда через неделю мы уезжали, столбы ещё не были поставлены. Этот скандал тоже дошел до Москвы. Возможно, и тут кому-то досталось.

И, наконец, последний эпизод из моей первой командировки. Я уже упомянул, что стрелять мы должны были по движущимся мишеням. На испытаниях это делается редко. Да, и не везде, где проводятся испытания, есть соответствующее мишенное оборудование. В данном полку оно было, иначе такой пункт не включили бы в программу испытаний. Особенностью таких испытания является то, что нельзя дать формальную оценку их результатам. Ведь в тактико-технической характеристике танка не было норматива на вероятность попадания при стрельбе по движущейся мишени. Был только соответствующий норматив на стрельбу с ходу по неподвижной мишени, удаленной на 1500 м от исходной позиции. За 500 м движения из танка надо было произвести 5 выстрелов. При значительном числе выстрелов в цель должны были попасть не менее 70 % снарядов (для танка Т-10М). Поэтому моя стрельба в Париже в плане результатов представляла просто профессиональный интерес. А вот организация такой стрельбы сложнее обычной.

Всё, что надо было проделать в порядке подготовки к стрельбе, я проделал. В этом мне помогали и наши кубинские офицеры, особенно наш старший, Б. Со штабом полка все вопросы были согласованы. Штаб, как это было принято, оповестил о стрельбе все местные административные органы. Париж был расположен не в приграничной зоне, но близко от нее, поэтому были оповещены и пограничники. Начались стрельбы. Кроме экипажей танков, все находятся за линией исходной позиции. От штаба полка присутствует офицер, который командует солдатами при мишенном оборудовании, оцеплением и вообще всем обеспечением стрельбы. Мишень должна быть одна. Переноса огня на разные мишени не предусматривалось. Она закреплена на тележке, которая лебедкой протягивается на определенное расстояние с определенной скоростью, чтобы можно было успеть сделать во время заезда 5 выстрелов. На всём пути мишень видна. А справа и слева от начала и конца движения мишени зрение закрывают какие-то лесопосадки. Мишень выезжает из-за лесопосадки и в конце заезжает за другую лесопосадку.

Всё идет нормально. Но вдруг, во время одного из заездов, когда мишень не прошла ещё и половины пути, из-за посадки выезжает вторая “мишень”. Спрашиваю офицера штаба, почему появилась вторая “мишень”, танк-то на заезде и ведёт стрельбу. А офицер тот стоит совсем белый. Смотрит в бинокль и орёт: “Это же танк нашего полка”. Хорошо, что у нас была постоянная радиосвязь всех трёх танков с помощью установленных на них радиостанций. Такого случая мы, конечно, предусмотреть не могли, но при стрельбах всегда радиостанции всех танков, участвующих в стрельбах, бывают включены. А у офицера, отвечающего за стрельбу (в этом случае им был я), всегда есть набор условных сигналов, которые требуется передать на танк, ведущий стрельбу, из танка, стоящего на исходной позиции. Я тут же остановил стрельбу. Если бы наводчик перепутал цели и поразил не мишень, а танк, выехавший на дорогу, которая проходила через стрельбище, то быть бы большой беде. Ведь все стрельбы на испытаниях ведутся только боевыми снарядами. Оказалось, что штабные службы предусмотрели все, но забыли выставить патруль оцепления на этой дороге, которая использовалась очень редко. К счастью, все обошлось. Примерно через час и на этой дороге было выставлено оцепление, и мы продолжили стрельбу.

Вот такая насыщенная событиями была моя первая командировка. Я, конечно, волновался перед поездкой. Но все свои обязанности и работы выполнил на требуемом уровне. И, конечно, был благодарен всем нашим кубинским офицерам, которые понимали, что я еду в командировку впервые, и во всем мне помогали. У испытателей это было принято.