В Японии недавно произошло очень сильное землетрясение. Эпицентр его находился в океане. На побережье силу землетрясения оценили в 8,9 балла. Такое бывает очень редко. Последовавшее цунами усилило разрушения и увеличило число жертв. Самыми опасными стали разрушения и повреждения на двух атомных электростанциях. Особенно сильно пострадала одна из них. То есть возникла и радиационная опасность. Но японцы своевременно определили границы зон различной степени опасности и эвакуировали население из опасных зон. Что будет дальше – неизвестно, конечно, своевременно проведённая эвакуация не является панацеей.

Теперь о Семипалатинском полигоне. К событиям на этом полигоне буду, возможно, обращаться далее не раз. Здесь же только об одном – об особенностях организации дозиметрического контроля для тех, кто выполнял работы на заражённой местности при испытаниях ядерного оружия.

На полигоне имелся военный городок, где располагался штаб и все службы, а также жили офицеры постоянного штатного состава полигона. Здесь же были гостиницы и казармы для офицеров, солдат и гражданских лиц, которые в большом количестве прибывали на полигон в период испытания ядерного оружия. В определенные дни я находился в этом городке, но дозиметрического контроля в отношении нашей группы в эти моменты не было, как и в отношении остальных находившихся там людей. А городок находился всего в 40 километрах от того места, где начинались испытательные поля. Правда, до эпицентров взрывов было ещё 15-20 километров. Но местность степная, сухая, ветер с пылью. Хотя для испытаний выбирались периоды, когда роза ветров была направлена в сторону Китая, там были расположены очень малонаселённые районы, но полной гарантии, что облако не пойдёт через городок, не было. Это подтверждается и тем, что в определённые дни в городке по местному радио объявляли предупреждения и давали рекомендации не покидать помещения без особой необходимости. А однажды от местных офицеров мы узнали, что облако от очередного взрыва прошло через городок и отправилось в сторону Новосибирска.

Перед испытательными полями был расположен контрольно-пропускной пункт и небольшой одноэтажный поселок, где размещались необходимые оперативные службы и лица, которым в течение определенного времени ежедневно, или очень часто приходилось выезжать в поле. Нашей группе выделили небольшой домик для офицеров и такой же для солдат. Когда выезжаешь в поле, то перевешиваешь свой номерной жетон с гвоздя одной доски на контрольно-пропускном пункте на гвоздь другой доски. За два часа до ядерного взрыва на второй доске не должно остаться ни одного жетона. В поле не выпускают, если не предъявишь индивидуального дозиметра. Меня, как младшего по званию офицера в нашей команде, назначили ответственным за эти дозиметры. В группе было 5 офицеров и 6 солдат. «Индивидуальные» не означает «персональные». Утром я получал 11 дозиметров, на каждый наклеивал кусочек пластыря и ставил номера, закреплённые мной за каждым членом группы.

Дозиметр имел форму авторучки и зажим, с помощью которого он фиксировался в нагрудном кармане. Это был простейший прибор конденсаторного типа. Утром конденсаторы дозиметров заряжались офицерами пункта дозиметрического контроля. Когда вечером я сдавал их, то по степени разряда конденсатора, вызванного радиоактивным излучением, те же офицеры определяли полученную дневную дозу радиации и записывали ее в журнал учёта.

У меня сразу возник вопрос, что будет, если конденсатор уже полностью разрядился, а я ещё нахожусь под облучением. На самом дозиметрето никакой индикации на этот случай нет. Второй день был свободным от испытаний, а днём на пункте дозиметрического контроля почти никого нет. Толпа бывает только утром и в конце рабочего дня. На пункте работали молодые офицеры, лейтенанты и старшие лейтенанты, как и я. Задал им свой вопрос. Они объяснили, что дневная норма облучения по инструкции не должна превышать 2 рентген. Поэтому дозиметр (конденсатор дозиметра) утром заряжают так, чтобы он показывал в конце дня не более 2 рентген! И у них в журнале учёта всегда все в порядке, никто лишнего не получает. Я буквально обалдел. Понял, что надо было что-то делать.

Пошёл к старшему нашей группы. Но здесь необходимо небольшое отступление. При каждой командировке с целью испытаний танков, в принимающую войсковую часть направляется директива Главкома сухопутными войсками или Заместителя министра обороны, в зависимости от подчинения этой части. Ну, во всяком случае, так было в описываемый период времени. В ней указывается всё, необходимое для испытаний, обеспечение. Часто в число расходных материалов включалось 2-3, а иногда и больше, литров спирта под предлогом необходимости обслуживания оптических приборов, в том числе инфракрасных, а также гироскопов и т.п. Конечно, по этому назначению полностью спирт не использовался. Спирт всегда хранился, как положено, в сейфе, а ключ от сейфа всегда доверялся мне, как непьющему, а потому самому надёжному хранителю. С этим ключом я не расставался даже в бане.

Особенностью ситуации на Семипалатинском полигоне был очень строгий сухой закон, который вводился на период испытаний. За его соблюдением следила служба безопасности, представленная сотрудниками КГБ. У нас был спирт на законных основаниях, и цена его в этих условиях была очень велика. Старший нашей группы разрешил мне воспользоваться некоторым количеством спирта из резерва. И в результате мне удалось договориться с командой пункта дозиметрического контроля о том, чтобы 11 наших дозиметров заряжались до уровня 5 рентген. Правда, мне приходилось являться на пункт за некоторое время до его открытия и через некоторое время после его закрытия и дожидаться условного сигнала от офицеров пункта. Но за это мы стали получать более объективную информацию о полученных дозах облучения. И иногда они выходили за уровень 2 рентген. Но до 5 рентген не доходили, не считая одного случая, о котором, возможно, расскажу отдельно, если вспомню. Это позволило нам более равномерно распределять время полевых работ между членами группы.

В заключение скажу, что за месяц и неделю каждый из нас (и офицеры, и солдаты) получил от 42 до 44 рентген. Кроме того самого случая, о котором я упомянул.