У нашей бригады танкистов на Семипалатинском полигоне было 18 объектов бронетанковой техники, каждый из которых хоть раз, но должен был побывать под ядерным взрывом. А некоторые объекты, как это и было предусмотрено программой испытаний, должны были подвергнуться воздействию поражающих факторов ядерного взрыва дважды или трижды. Но под каждый взрыв мы ставили не все объекты. Следовавшие один за другим ядерные взрывы разносились на территории Полигона на значительное расстояние, чтобы не было их взаимного влияния на результаты испытаний. Поэтому нам приходилось каждый раз перегонять наши машины по территории Полигона на довольно большие расстояния. Перегоняли из базового лагеря к месту взрыва машины, не бывшие ещё под взрывом, перегоняли и уже побывавшие под взрывом с места прежнего взрыва к месту нового взрыва. Этим занимались как солдаты, так и офицеры.

Перегонять машины по сухой степи колонной не представлялось возможным. Погода стояла сухая и безветренная. Даже за колёсной машиной образовывался такой пыльный шлейф, что следовать за ней в течение некоторого времени не было возможности. А двигаться по Полигону можно было только по заранее выбранному маршруту, чтобы обходить участки местности, получившей заражение при уже проведённых взрывах. Поэтому приходилось вести машины с большим интервалом, чтобы не попасть в пыльный шлейф от идущей впереди машины. Но нельзя было и упускать из виду шлейф впереди идущей машины, чтобы не сбиться с маршрута. Радиосвязи у нас не было. Маршрут знал только офицер, который вёл первую машину. Он периодически останавливался, чтобы убедиться, что вторая машина идёт по маршруту за ним следом. То же самое должны были проделывать все остальные, кто вёл следующие машины. Цепочка машин не должна была распадаться. Если же ктото потерял бы из виду шлейф идущей перед ним машины, то он обязан был остановиться и не продолжать движение, чтобы не въехать в зону с повышенной остаточной радиацией. На этот случай были предусмотрены соответствующие действия остальных участников движения, но это потребовало бы длительной остановки, что было крайне нежелательным.

Я вёл машину, следуя по маршруту за нашим кубинским подполковником И. Александром Николаевичем. А перед ним машину вёл наш солдат, которого звали Иван, а фамилия его была очень короткой и начиналась с буквы “У”. Что-то похожее на Усова или Ухова, но я забыл. Поэтому так и буду его называть по имени. Этот Иван упустил из вида шлейф шедшей впереди него машины, но увидел поблизости, как ему показалось бугорок, на который он въехал в надежде увидеть этот самый пыльный шлейф. А чтобы увеличить обзор, он ещё залез на башню и стал смотреть в разные стороны. За этим занятием его и застал И., который держал при движении минимальный возможный интервал.

И. перед этим уже несколько раз был на испытаниях на Семипалатинском полигоне. Он сразу понял, на каком “бугорке” стоит машина Ивана. Как раз в это время и я подъехал к машине И. Он что-то кричал Ивану, но тот не понимал его. А “бугорок” на самом деле был валом, который образуется вокруг воронки при наземном ядерном взрыве. А при таком взрыве грунт вокруг воронки получает очень сильное радиоактивное заражение. И. проехал метров 150 в ту сторону, где стоял Иван, но дальше не двигался. У меня всегда с собой был выделенный на нашу группу рентгенометр. Я вылез из своей машины и померил уровень радиации в том месте, где стояла машина И., к которой подъехал и я. Дальше нам двигаться было нельзя. И до Ивана в это время дошло, что И. руками показывает ему, чтобы он подъехал к нам. Когда Иван подъехал, я сказал И., каков в этом месте уровень радиации, и мы отвели все три машины на маршрут. Но двигаться дальше мы не могли, так как во все стороны перед нами был чистый горизонт. А к нам уже подтянулись ещё две машины, которые шли последними.

Пришлось ждать помощи. Через какое-то время все машины, которые шли перед нами, уперлись в самую первую, и всем стало ясно, что в хвосте колонны что-то случилось. Офицер с головной машины, единственный кто знал маршрут, всех оставил на месте и двинулся по маршруту в обратном направлении. С ним мы догнали тех, кто был впереди. Все ещё раз получили инструктаж о порядке движения и дальше мы двигались без приключений.

Когда вечером я проверил показания наших дозиметров, у большинства показатели были в пределах нормы, у нас с И. норма была превышена, но не критично. А дозиметр Ивана показывал 5 рентген. Но мы-то знали, что больше он и не мог показать, а сколько Иван получил на самом деле, узнать было невозможно. Но об этом я уже рассказывал в рассказе, который называется “Дозиметрия на Семипалатинском полигоне”.

Солдаты вернулись в Кубинку на неделю позднее нас, офицеров, так как сопровождали эшелон с техникой. Их, как и нас ранее, отправили в госпиталь имени Бурденко на медицинское обследование. А через несколько дней мы узнали, что Ивана досрочно демобилизовали и отправили домой. В следующий приезд в госпиталь на обследование мы спросили у начальника радиологического отделения, что с Иваном. Он покачал головой и сказал, что дела у Ивана были настолько плохи, что его даже не стали пробовать лечить. Помолчав, он добавил, что больше двух-трех месяцев Иван не протянет.