Наутро следующего дня, я, не дожидаясь доктора, пошла на обход своих больных, в количестве всего одного Антонаса.

В палате стоял странный запах. Больной все еще спал, не смотря на то, что их совершенно точно будили. Он лежал на боку, глаза его были закрыты, то есть самый обычный сон.

- Антонас, проснитесь, - я с опаской подошла к нему.

Он что-то пробормотал, обдал меня перегаром и снова уснул.

- Что? - спросила я сама у себя и принюхалась.

Пахло натурально так, как будто он пил с вечера.

На всякий случай, я вызвала санитаров. Хмурые дюжие ребята явились почти сразу.

- Он пьян, суд по всему, - растерянно сказала я, - Я не знаю, что делать.

- Известно что. В вытрезвитель его! - хохотнул один санитар.

А я и не подозревала, что вытрезвитель есть! Санитары подняли больного и потащили в душ. Через минуту оттуда донесся вопль и нецензурная брань.

Еще через минуту санитары выволокли мокрого, почти трезвого и очень обиженного Антонаса из ванной. В руках у того было полотенце.

Я заворожено следила за сценой. Санитару ушли. Антонас кряхтя и вздыхая, вытирал голову.

- Переоденьтесь, я зайду через пять минут.

Я стояла в коридоре, глядя в окно. Рядом со мной притормозил белый вихрь по фамилии ван Чех.

- Чего грустишь? Из класса выгнали? - вместо приветствия сказал он.

- Доброе утро, доктор. Антонас с утра пьяный.

Брови доктора взметнулись вверх.

- Это как такое может быть?! А дверь в ординаторскую была закрыта?

- Да. Коньяк ваш на месте.

- А, проверила уже? Умница!

Я только угрюмо покосилась на невыносимого доктора и засунула руки в карманы. В одном из них была бумажка. С удивлением вынула ее и развернула, на маленьком квадратике было написано следующее:

И если бы можно было убить Бога,

То для этого не потребовалось бы слишком много,

Только нить шерстяная и кроткий взгляд,

За который иной глупец помочь был бы рад.

Я судорожно вздохнула.

- Что там, дитя мое? - доктор насторожился.

Я, молча, протянула бумажку.

- Опять? - доктор быстро прочел.

На листочке были все те же вырезанные откуда-то буквы, кропотливо наклеенные неизвестным шутником.

- Видимо снова, - сглотнула я.

- Ты драматизируешь, Брижит, это чья-то не слишком хорошая шутка, - доктор едва ли верил в то, что говорил.

Я вдохнула и выдохнула:

- Подумаю об этом вечером, - я вырвала бумажку у доктора из рук и снова положила в карман.

- Ты не в духе с утра? - доктор недоумевал.

- Все в порядке, - я сама не знала, что на меня нашло, но я вдруг так разозлилась!

Доктор хотел что-то сказать и даже открыл рот, но смолчал, как-то странно посмотрев на меня.

Я зашла в палату к Антонасу. Он сидел угрюмый и обиженный на весь свет.

- Откуда вы взяли алкоголь? - я села напротив него.

Антонас молчал.

- Я очень вас прошу, ответьте мне. Только скажите правду, какой б она не была фантастической, - Я пыталась успокоиться, но раздражение только нарастало.

Антонас покосился на меня и уши его стали малиновыми.

- Мне бутылку принесли.

- Кто принес?

- Я вырубился, как обычно это случается внезапно. Там был человечек, маленький такой, костлявый, он мне дал бутылку.

- Это было то же самое место, в которое вы попадаете всегда? То место, в котором ничего нет?

- Да, но теперь там был этот человечек.

- С бутылкой.

- Да.

- А когда вы проснулись, что было?

- Я проснулся сразу, когда она мне дал бутылку. Проснулся я, а бутылка в одной руке, а стакан в другой.

- А стакан вам этот человечек давал?

Антонас призадумался. Мне пришла в голову мысль, что если сейчас на его уши капнуть воду, то она испарится. Это меня развеселило и раздражение прошло.

- В последний момент успел сунуть, - сказал Антонас.

Я кивнула, все сходилось.

- А что-нибудь человечек говорил? Называл вас по имени? Сам представился вам? Или, может, показался вам знакомым?

- Он не представился, но имя мое знал, - с трудом кивнул Антонас, - Я точно никогда таких странных людей не видел, он скорее выдуманный человечек, чем настоящий. Он мне говорил, что булка - мое спасение и если я выпью, то выйду отсюда.

- Вы проснулись и выпили? - спросила я.

Антонас застыл и побледнел, челюсть его затряслась, он готов был заплакать. Я упорно ждала. Больной перевел на меня взгляд и тихо сказал:

- Нет…

Мне стало не по себе. Он говорил абсолютно искренне.

- Так как же получилось, что вы проснулись, в руках бутыль и стакан… Но при этом не пили, но пьяны были?

- Я…Я…не знаю, - Антонаса два раза сильно передернуло.

- А где бутыль?

Больной напрягся, полез под кровать и достал оттуда бутыль и стакан.

- Я всегда так делал, думаю, может машинально поставил, - неловко улыбнулся больной.

- Это я заберу с собой. Вот что, Антонас, вы можете оказать мне одну услугу? - Больной кивнул, - Значит, в следующий раз, когда увидите человечка…

- Не брать бутылку? - охотно опередил меня Антонас.

- Нет, не перебивайте, - отрезала я, - спросите, как его зовут, откуда он вас знает. Хорошо?

Антонас задумался и кивнул.

- Боюсь, что это не совсем галлюцинация, - про себя ответила я. Больной вцепился в меня взглядом.

- Есть… пространство… Боюсь, что ваши фантазии о врагах и… прочих вещах, это производная того пространства. Больше и я, пожалуй, ничего не знаю, - тихо объясняла я.

- Значит, я не сумасшедший? - с надеждой спросил Антонас.

Я рассмеялась: ну, что ему ответить? Само ваше перемещение в Пограничье доказывает, что вы больны, или заболеваете!

- Возможно, ваша болезнь просто следствие чьих-то экспериментов.

- Вражеских?

- Нет. Возможно, ни вы, ни я не знаем этого человека.

Антонас моих последних слов уже не слышал. Он замер в той же позе, что и был, глаза его были широко распахнуты. Больной ровно дышал. Еще недолго я поколебалась и пошла к доктору.

В ординаторской стоял дым коромыслом. Доктор бегал и махал руками, фон Бохель орал благим матом, посреди этого великолепия сидел бомжеватого вида мужчина.

У него была серо-зелено-красная борода, седые патлы свисали до плеч. В руках он мял дырявую шапку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась дохлой кошкой, на ногах были самые натуральные лапти, на плечи накинута какая-то шкура, впоследствии в ней распознана была искусственная шкура медведя. Сквозь рваные порты проглядывали тощие грязные коленки.

- У него туберкулез! - вопил ван Чех, - Пульмонология! Я его не возьму!

- Но он буйный! - орал фон Бохель и даже его седые волосы гневно дрожали.

- Это я буйный! - резко остановился ван Чех, - буду… если вы его впишете!

- Но, доктор ван Чех!

- Я готовлюсь стать отцом. У меня беременная жена и еще два отпрыска, которым еще жить и жить! И я категорически против того, чтобы моя семья каким-либо образом касалась с туберкулезниками! - отчеканил он.

- Ну отдайте его Брижит! У нее семьи нет… - возразил фон Бохель.

Меня пригвоздило к месту. Доктор встал на вытяжку. Таким ван Чеха я не видела никогда. Крылья его шикарного носа раздувались, как два паруса. Черные брови сдвинулись и стали почти одной линией. В глаза ему страшно было смотреть.

- У тебя тоже семьи нет! Вот ты его и бери! - проклокотал ван Чех.

Фон Бохель сверкнул глазами и тихо сказал:

- Я главный врач клиники и не могу взять больных.

- А я зав. четвертым отделением и не желаю брать туберкулезника, - парировал доктор.

Оба светила науки снова переходили на крик и бег по кругу друг за другом.

- Да я распущу к черту твоё четвертое отделение! И никакого присвоения имени оно не получит! - проорал в спину ван Чеху Главный.

Доктор снова встал столбиком, судя по мученическому выражению лица, это был удар ему в спину.

- Но я умоляю вас, обезопасьте меня. Войдите в мое положение! Брижит молода, ей еще детей рожать и жить припеваючи! - взмолился ван Чех.

- Это ничего, милок, - проскрипела причина раздора, - Через три дня не будет у меня никакого туберкулеза!

- Что, простите? - ван Чех сначала подался вперед, а потом отпрянул.

- Я говорю тихо, или ты глухой? - скрипел, как несмазанная калитка, старичок, - Не будет у меня болячки через три дня!

- Вы, простите, помирать собрались? - поинтересовался доктор.

- Я тебя еще, стручка, переживу, и на похоронах твоих насморк подхвачу. Понял меня? - старичок улыбнулся, и борода его разъехалась от уха и до уха.

Доктор заинтересовался и озаботился. Было заметно, что ван Чех уже попался на крючок собственного любопытства. И скажи ему кто-нибудь теперь, что он пять минут назад отказывался его брать, доктор бы сам стал недоумевать, как же так?!

Ван Чех тонко улыбнулся, оценив весь юмор.

- Пошутковать я тоже люблю. Значит, через три дня пошлем тебя на обследование, если не будет туберкулеза, буду тебя лечить, а до того момента я к тебе ни ногой.

- Но, - попытался заикнуться фон Бохель.

- Если вы дорожите местом, то это мое последнее слово, - отрезал доктор, - Брижит, вон отсюда, - доктор только меня заметил, - Иди, скажи уборщицам, чтобы полную дезинфекцию здесь, чтобы я не знаю… Что хотят пусть сделают… Скажи им, что туберкулезник был, они сами знают…

- Да не заразный я, милок, - ухмылялся дед.

- Это ты так думаешь.

- Я не думаю, я знаю.

- Я тебя умоляю… Туберкулез такая вещь… - начал доктор.

- Да я без тебя знаю какая, - отмахнулся старичок, - только не заразный я. Туберкулезная палочка спит в каждом из нас.

- И я не хочу, чтобы она просыпалась в моей семье. У меня трое детей!

- Один еще не родился, - уточнил фон Бохель.

- Тем более! - сверкнул на него глазами ван Чех, готовый к новому забегу.

- Ничего твоим деткам не будет, согрей Господи твою душеньку.

- Спасибо, дедушка.

- Пожалуйста, внучек.

Доктор с любовью посмотрел на старика. И бесконечно ядовитую улыбку подарил. Я поняла, что эта парочка заслуживает отдельного наблюдения.

- Брижит, ты еще тут?! А, ну-ка, быстро дуй за уборщицами.

Я стремглав убежала и вернулась, как можно быстрее. Доктор сидел на подоконнике в коридоре и разглядывал какую-то бумажку. Вид он скорее имел озадаченный.

- Это тебе, - доктор кусал губу.

В любви всегда живешь, как на войне,

И в бочке пороха лежит непониманье,

Как искрой вспыхнет ненависть во мне,

Когда ты ревности достигнешь пониманье.

- Что за бессмыслица? - насупилась я.

На оборотной стороне бумажки были наклеены криво буквы: "для Брижит Краус дер Сольц".

- Нашел возле чайника, когда уходил, - доктор отвернулся к окну, - Мне все это уже не нравится.

- А мне-то как не нравится!

Доктор протянул ко мне руку и заграбастал меня за плечо.

- Ничего, дитя мое, я рядом. Как-нибудь решится и эта задачка, - он сверху вниз улыбнулся мне.

- А когда мы уже будем спокойно жить? - спросила я.

- Сейчас! Минут 15-20. Пока не уберут кабинет, я думаю.