Я скучала в перерыв. К Серцету и другим было еще нельзя, надо же какой-то отдых дать, скоро должен был быть обед. Виктор был вне зоны действия каких-либо пут и сетей, а по сему я бесцельно сидела в ординаторской за чашкой зеленого чая без сахара.

Побродив немного по ординаторской, я остановилась у окна и обомлела. Акварельное, голубое небо, нежной кисточкой было расписано розовыми облаками. Нежные клубничные взбитые сливки облаков заворачивались слоновой кости кремом. Вдаль, насколько хватало глаза, небо было голубое, в розовых взбитых сливках и сливочном креме. Возле самого горизонта оно вдруг резко становилось выцветшее рыжим, линялым.

Это была очень пасторальная и милая картина, чем-то даже восхитительная. Но у меня по позвоночнику искрясь, побежал ток, а повернулась к открытому окну спиной, и ее прохладной ладонью погладил ветерок. Напротив меня, за круглым белым столиком сидел… я долго не могла вспомнить имени, то ли у Виктор, то ли Влад. Да и лицо его было мне и знакомо и не знакомо, как у человека, которого я видела давным-давно, да еще и во сне.

— Не простудитесь, — наливая себе вина, спросил он.

— Нет, не беспокойтесь, — промямлил мой язык.

Тело пошло вперед и село напротив мужчины. Он был обаятелен, хоть и старше меня значительно. С таким, пожалуй, стоило даже переспать и даже не один раз. Но сначала дело. Боже, это не мои мысли, взорвалось в голове. Надо поскорее вспомнить, что это все мне напоминает и не забыть, пока какая-то роль не овладела мною и я не натворила дел. Может это сон? Это, конечно, сон. Надо проснуться! Надо срочно проснуться!

Я украдкой ущипнула себя. Вышло больно, но только зря руку теребила. Я не проснулась.

— Что с вами? Минуту назад, вы казались такой уверенной, — прищурился на меня мужчина.

— Это мандраж.

— Выпейте, — он налил мне вина и пододвинул виноград, — Вам нельзя волноваться. Нет, ничего хуже взволнованной женщины в нашем деле.

Тут только я заметила, как мы были одеты, и что вообще происходило вокруг. Это был какой-то стандартный двухместный гостиничный номер. Кровать большая с шелковым бельем, резными ножками и спинкой. Ковер под ногами такой красочный, но одновременно и бесцветный, я не знаю, как это описать.

Мужчина передо мной и знакомый и не знакомый тонко и ехидно мне улыбался пухлыми губами, сверкал серо-зелеными глазами. Улыбка меня отталкивала, хоть и была приятна. Все было не так. На панику наваливалось свинцовое спокойствие внушаемое им, но я подстегивала себя, паника была живительной, почему-то это было ясно.

— Так что касается дела, — мужчина закурил и хитро поглядел на меня, — ваша красота и шарм будут хорошими пособниками нам. Возможно, вы сможете даже довести его до самоубийства.

— Он так чувствителен? — я стала говорить сквозь силу, мешая сама себе выговаривать слова.

— Даже больше чем вы можете представить, — холодно и надменно улыбнулся мужчина, — Он убил первую свою любовь, которой клялся, что будет с ней всю жизнь, а теперь носит это позорное пятно, словно орден "За заслуги перед отечеством". Вы знаете эту историю, — он улыбнулся еще злее и холоднее, — Если вам не удастся довести его до самоубийства, то тогда мы применим другой план.

— Можно узнать его поподробнее, — буквально выпалила я.

— Вы горячая, мне это нравится, — отметил он и как-то мерзко хихикнул, — вы знаете, перестрелки не редкость. И если случайная пуля заденет его на улице, в этом не будет ничего страшного.

— Тогда зачем вам я.

— Ну, зачем-то же он туда пойдет, — мужчина поднял одну бровь.

Я кивнула. Тело мое двигалось, пило и ело невольно, я не управляла им, как вдруг меня обожгло. Я чуть не закричала, когда моей руки коснулась его горячая рука. Тонкие, музыкальные пальцы гладили мои короткие, почти детские. Он гибко перегнулся через стол и жарко шепнул на ухо:

— Вы мне нравитесь.

Я на секунду овладела своим телом и резко вскочила, врезав ему плечом по нижней челюсти. Он сильно клацнул зубами и рухнул на стул, потирая подбородок.

Я отвела тело к окну и уставилась на небо, надеясь, что все-таки проснусь сейчас. Но на небе фиолетово-черном загорались первые звезды и паршивые, яркие огни незнакомых кафе и магазинчиков. У окна было холодно, меня пробил озноб. Тонкой струйкой мимо меня проплыл сизый сигаретный дымок. Он стоял сзади, он был близко, я чувствовала его спиной, и хотелось вывалиться в окно, только чтобы это кончилось.

Он прижался ко мне, обнимая за плечи. Нежно целовал в шейку, убирая волосы, пальцами перебирал локоны, осторожно гладил мои плечи.

Меня затрясло от ненависти и ужаса. Это был не мой Виктор. Его зовут Виктор, но он не мой! Я сжала руки в кулаки, и чувствовала, как владение собой пропадает, ускользает. Не-я размягчается, становится ласковей, поддается.

Я вопила, как могла, поднимала панику, но это не помогало. Только тихий стон сорвался с губ, но он естественно был расценен не верно.

Все, я отказываюсь в этом участвовать, сказала я и отключилась, завесилась ото всего черной занавеской. Это помогло, я не слышала, не видела не ощущала ничего, что происходило вне меня. Пока там было то, о чем я знать не хотела, мне приходилось лихорадочно решать, что же с этим делать. Нельзя так все оставлять. Надо же что-то делать, но я не могла вспомнить, что конкретно мне напоминает это, но как только я вспомню, все встанет на свои места.

Только не с ума! Только не с ума! Это же невозможно в расцвете лет свихнуться, это не правильно и… печально… было бы.

Нет, я выберусь отсюда, я сделаю для этого все.

На мгновение мен показалось, что можно выглянуть наружу. Мое тело лежало на кровати и приоткрыло глаза. Оно болело. Я брезгливо плюнула на него и растерла ножкой об изнанку черепа. Мерзость.

Тело встало и проследовало в душ. Это верно. Пока оно смывало с себя все гадости, я наслаждалась освежающими струями воды. Тело вышло из ванной и направилось к круглому столику, у которого уже ждал Не-Виктор. Он был ухожен и красив, и светел даже как-то особенно. С тоской я бросила взгляд за окно на небо. Оно было чистым и акварельно нежным.

— Спасибо за вечер, — улыбнувшись, сказал он.

— Не за что, — бросила я.

— Что с тобой?

— Мы на "ты"? — брезгливо ответила я.

Мужчина напрягся и сел в кресле поудобнее, и исподлобья на меня посмотрел.

— Не спишь с компаньонами?

— Какая разница, — нервно бросила я, — Сначала я думала, что неплохо бы и переспать с тобой, а потом поняла, что это была плохая идея, — я отошла к окну.

— Неужели я так плох в постели? — он закурил и усмехнулся.

— Ты хорош, — усмехнулась она, — может, даже слишком хорош для меня.

Он снова обнял меня сзади, дрожь прокатилась по телу. Это я ее устроила.

— На мгновение мне показалось, что любить тебя было бы хорошим предприятием, лучшим из всех, — прошептал он.

— Я не люблю тебя, — сказала она, ловко вывернувшись из его рук, — отвернись, я буду одеваться.

— Очнись, — меня кто-то тряс и хлестал по щекам.

С криком я очнулась и с удивлением увидела Виктора. Меня дернуло током, потому что показалось будто бы это Не-Виктор. Значит, я все-таки спала, но не могла проснуться. Почему? Над этим надо хорошенько подумать.

— Я заснула, кажется, — слабо сказала я.

— Так крепко, что ни одного моего звонка не слышала, — злился Виктор, — Почему ты не отвечала?

— Был страшный сон, очень ужасный и похожий на… На роман Виктор на его роман. Чтобы я ему еще свой ноутбук доверила?!

От неожиданной догадки я даже вскочила с места, но слабость овладела мной и я упала.

— Ты о чем?

Я кратко пересказала свой сон.

— И так было в прошлом году, в пограничье попадаешь сразу. Но почему я туда попала? Почему? Кукбары нет, Пенелопы, нет? — я снова встала и стала бродить по ординаторской. Невольно я взглянула на небо. Небо, как небо, плоское голубое, ничего выдающегося, это прекрасно.

— Я хотел бы тебе помочь, но чем?

— Пойдем по палатам.

Как могли мы развивали большие скорости. У Маус все было хорошо, Британия спала сном младенца. Серцет был рад меня видеть и пытался выцыганить ноутбук, но я резко ему отказала, чем, кажется, его обидела.

В палате Аглаи было непривычно светло. Картина Виктора валялась на полу, а сама больная, свернувшись клубочком, тряслась от страха на кровати.

— Аглая, — я бросилась к ней. Она обернулась на оклик, была бледна, лицо залито слезами, губы трясутся. В глазах обозначилось облегчение, когда она увидела меня. Немой вопль отразился на лице, когда она увидела Виктора.

— Он со мной, он друг, он поможет, — выпалила я.

Глаза Аглаи потеплели. Она показала трясущимся пальцем на картину.

— Она сама упала? — спросила я.

Аглая помотала головой.

— Ты сама ее убрала?

Она кивнула.

— Чтобы было светло?

Она кивнула еще раз и вдруг тихо сказала:

— Чех.

Слабый шепот напугал ее саму до полуобморока, она забилась головой под подушку.

Я вскочила с ее постели и нажала на кнопку экстренного вызова мед сестры.

— Вынеси пока картину отсюда, — сказала я Виктору. Тот послушно вынес ее из палаты. Пришла медсестра и вколола Аглае успокоительного. Захотелось уколоться самой, но слабое: "Чех!" не давало мне расслабиться.

Я подложила подушку Аглае под голову и прислушалась, уснула она мгновенно.

Я вылетела из палаты и, подхватив по дороге Виктора, метнулась вниз в сад.

— Ищи ван Чеха, он должен быть тут, — шипела я, просматривая пустые прямые дорожки сада. На них спокойно падали белые лепестки, пели птицы. Вокруг стояла сонная жара, все было спокойно и легко.

— Ну, где же вы доктор, — рычала я, пока рыскала по аллейкам.

— Брижит! — откуда-то слева прокричал Виктор.

Я метнулась к нему.

Виктор стоял над лежащим на земле доктором ван Чехом.

— Доктор, — выдохнула я, — и дотронулась до его волос, на пальцах осталось неприятное вязкое ощущение и красный цвет.