Весь тот вечер и новое утро возлюбленный мой был грустен. Что его гложет, Виктор и сам не знал. Я привыкла к таким порывам его творческой личности, и давно уже заметила, что он стал уставать от бурного творчества, писал гораздо меньше и интенсивнее и музыки, и картин, чем раньше.
Ему чего-то не хватало. Возможно, меня, может быть, он стал остывать. Хотя это все женские бредни.
Наставника моего на работе не было. Ван Чех снова задерживался. Я привыкла и к этому, на часах было самое время пить чай. Пока он настаивался в грандиозном заварнике, я села чтобы подумать над стратегией лечения Кристофа. С чего-то нужно было начинать. Наверное с выяснения причин такой зашкаливающей самоагрессии. Нужно узнать о нем побольше. Он даже человеком себя не считает, все его образы необходимо реализовать, перевести на язык реальности. По препаратам надо бы с доктором посоветоваться, фармацевтика не мой конек.
Я налила себе чаю и начала вдумчиво его пить, не ощущая ни вкуса, ни запаха. Время шло, доктора не было. Я начала беспокоиться, мало ли что могло случиться. Обычно доктор звонит мне заранее, а тут какой-то форс-мажор!
В ординаторскую зашел главврач Асцео Эрик фон Бохель, въедливый немолодой мужчина с буравчиками почти черных глаз, седой, как лунь и очень злобный. Он обладал очень острым умом, к несчастью, заточенным на всякие подлости.
Он смерил меня взглядом, словно я была новая статуэтка на столе, вздрогнул, посмотрев на портрет доктора и задал вопрос скорее портрету, чем мне.
- Где этот?
- Какой? - спросила я, робея и наглея одновременно.
- Ну, этот? - фон Бохель кивнул на портрет, имена своих сотрудников он упорно не запоминал вне зависимости от того, сколько они работали.
"Позлить или лучше не стоит?" - подумала я, пришла к выводу, что лучше не стоит.
- Доктор ван Чех скорее всего у себя. Или где-то по больнице бегает.
- У себя это где?! - засверлил меня взглядом фон Бохель.
Я старалась расслабиться, как советовал доктор и представила начальство в голубой пижаме в зайку. Это не помогло.
- В своем кабинете.
- Там только его архив.
- Значит, он в кабинете зав.отделением.
- Девушка, перестаньте морочить мне голову. Там у нас мемориальный музей Пенелопы ван Тащ, а не кабинет зав отделением. Этот ван Чех творит что хочет! - главврач раздражился и с его дряблых губ полетела слюна.
- Я, правда, не знаю, где он. Шляпа его здесь, а доктора в ней нет, - сморозила я.
- Он просто забыл ее с вечера, - надменно бросил фон Бохель.
- Он никогда не забывает шляпу, - раздражилась я.
- Да, и у его есть имя, - пробасили в дверях. Доктор вернулся вовремя, - Асцео, ко мне какие-то претензии? - Доктор отклеился от стены, где, видимо, слушал последние наши реплики.
- Вы не отмечаете свой приход в журнале, - сдержано обратился к нему главврач.
- Прощу прощения, я исправлюсь, - доктор ответил с достоинством великого монарха, даже слегка поклонился для эффекта, но глаз с начальства не спускал.
Начальство издевки не простило и выплыло из кабинета, подобно китайскому сановнику.
- Спасибо, что прикрыла, - доктор выдохнул и сел в кресло.
- Вы печальны? - спросила я.
- С чего взяла? - доктор удивленно посмотрел на меня.
- Ваш портрет сегодня чересчур весел. А если серьезно, я сразу заметила, как вы вошли, вы серый, какой-то.
- Это моя кардинальская сущность проглядывает, - отрезал ван Чех, - вот чего он приходил? Поймать меня на опоздании? У меня на то были очень весомые причины.
- Например? Вы же говорили, что надо делиться с коллегами. Я теперь ваша коллега, вот и делитесь со мной.
Ван Чех посмотрел на меня удивленно, потом ласково, наконец его голубые глаза залучились радостным светом, он мгновенно расцвел и принял расслабленную позу, откинулся в кресле и приготовился рефлексировать.
- Ну, слушай, Брижит, только помни, если проникнешься моими эмоциями, сразу останови меня, тебе работать еще сегодня. А я могу и с портретом поболтать.
- Я готова, - я даже заволновалась слегка, доктор сейчас будет изливать мне душу. Так же я поймала себя на мысли, что положила ногу на ногу, оперлась локтем на стол, и взяла карандашик, так обычно делал доктор, только вместо карандашика он брал ручку и карты и работал с документацией.
- Вот теперь ты готова, - удовлетворено сказал он, - Представляешь, что мне заявила эта страшная женщина, моя жена, - начал он совершенно другим голосом, резким, немного плаксивым, голосом большого обиженного ребенка. Руки он сложил в замочек на животе, вот это плохой знак, - Она еще с вечера завела эту свою шарманку: Октео, бросай пить! Я же не пью. Рюмочка в обед, для расширения сосудов… Я гипертоник, между прочим! И потом после коньку, кровь приливает к мозгу и я лучше соображаю. Если бы не коньяк, я бы чаще болел, и долго сидел по больничным. Брижит, ты знаешь меня хорошо, представь, чтобы со мной было, спустя неделю больничного!
- Представляю, весь дом в журавликах! - улыбнулась я.
Доктор мрачно на меня посмотрел:
- Сравнение не уместно. И потом я только их и умею складывать из бумаги, да и тогда была совершенно иная ситуация.
Так вот. Британия меня тиранит: "Октео, бросай пить!", но я же не пью. Все это в терапевтических целях!
Мне было смешно. Но так, как я находилась в шкуре аналитика, то не могла позволить себе никаких эмоций. Мне было забавно наблюдать за заблуждениями самого доктора.
- А что если посмотреть на ситуацию с ее точки зрения? - спросила я.
Доктор хмыкнул и покривился:
- Я смотрел, не дурнее чайника, между прочим. Я понимаю, что ей не нравится то, что я употребляю коньяк на работе. Она боится, во-первых, запоя, у нее муж первый выпивал сильно, во-вторых, что меня попрут с работы и мы останемся голодные, потому что ее на работу не берут. В-третьих, она сидит дома с детьми, а она совершенно не такой человек, чтобы только детьми заниматься. Я стараюсь найти ей работу, но пока тщетно, в-четвертых. Такими "благими" намерениями она развлекается, ей скучновато дома одной вот и придумывает себя всякие ужасы, от которых меня надо спасать.
- Боюсь, что третий пункт притянут за уши, а четвертый вообще не имеет ничего общего с реальностью, - сказала я.
Доктор посмотрел на меня исподлобья, в его глазах читались обида и разочарование. Он насупился и усиленно засопел, изображая из себя обиженного. Я бы попалась на эту уловку, если бы не лукавые чертики, серебрившиеся в уголках докторовых глаз.
- Доктор, я вам напоминаю, что вы не ежик. Вы - доктор.
- Я знаю, кто я, - отрезал доктор, - что еще предложишь, светило детской психопатологии? - в ответ поддел он, расправляя плечи.
- Вообще-то, ваш первый монолог сильно меня обеспокоил, может, разберете его на досуге с врачебной точки зрения, как вы обычно разбираете беседы с больными? - робко предложила я.
- Думаешь, стоит? - с сомнением, сквозь презрительно сжатые губы проговорил доктор.
- Боюсь, что это необходимо.
- Почему ты не хочешь сказать мне прямо, что я - алкоголик? - улыбнулся доктор, и чертики в уголках глаз неистово заскакали, - Ты это хотела сказать?
- Совсем не это, но вывод в сущности вы сделали верный, хоть и поспешный, для констатации влечения к алкоголю…
- Хо-хо, "влечения к алкоголю". Брижит, будь ближе к людям, откуда этот пафос, - радостно перебил меня доктор.
- В общем рано еще говорить об алкоголизме, но меня настораживает стремление мотивировать употребление алкоголя и скрытая враждебность, которая проявилась и в отношении меня. Вы перенаправили ее с Британии на меня. Это первые тревожные звоночки. И потом вы далеко не все мне рассказали.
- С чего бы? - доктор выразительно изогнул бровь.
- Ваша поза. Вы готовы были мне рассказать только часть, кое-что осталось от меня скрыто.
- Ты слишком много увлекаешься сторонними теориями, - безразлично пожал он плечами.
- Я хотела с вами посоветоваться. По поводу Кристофа, что лучше ему назначать?
- Седативные, лучше травы, он не агрессивен по отношению к другим. Управляем?
- С трудом.
- Ну, пока слабенькие седативные подойдут. Я против того, чтобы назначать детям тяжелые препараты.
Я прищурилась на доктора, он делал вид, что ничего не происходит. Мы долго соревновались с ним, я в пристальности взглядов, доктор в безмятежности.
- Ну, что!? - шлепнув ручкой по столу, возопил доктор и в упор посмотрел на меня.
- Не нервничайте так…
- Доктор, вы сами мне говорили, что врачу нельзя выходить на работу нервным, - обиделась я, - Я просто хочу вам помочь.
Взгляд доктора потеплел и стал ласков.
- Я правда нервничаю немного, но я сам пока не могу разобраться…
- Можете, только, либо не хотите, либо уже разобрались и просто боитесь делать вывод, - парировала я.
- Ты права, - выдохнул доктор, - Но мне надо еще кое-что уточнить.
- Это по поводу клуба?
- Какого? - не понял доктор, - А, этого… обманутых мужей… Там много чего не вяжется, но клуб тут совершенно ни при чем.
Спасибо за помощь, Брижит, я давно так по душам ни с кем не говорил. Мы - психиатры, в сущности, самые безнадежные из всех больных. У простых людей на первых парах есть психолог, у психологов психотерапевты и аналитики, у тех - мы, а у нас… Только портреты и больные…
- Вы так грустно говорите об этом…
- Я могу еще грустно станцевать, что изменится? - отмахнулся доктор, - Иногда я жалею, что женился. Иногда… то есть совсем редко… Дети прелестны, собственно поэтому я в свое время не пошел по стезе детской психопатологии. Только потому, что дети слишком хрупки и нежны, а психотерапия в сущности орудует топором по их душам. Если бы тогда не Пенелопа, я бы ушел из профессии. Мало ли моих коллег проводят всякие тренинги в фирмах и прочее. Стал бы например, рок звездой или каким-нибудь поп-идолом, - доктор сладко прищурился на дверь.
- Мне так нравится смотреть, как вы сам себя обманываете, - Я опустила голову на ладонь.
Доктор скопировал мою позу и улыбаясь пропел:
- А ты чего любуешься? У тебя рабочий день начался полчаса назад, дитя мое.
Я лениво встала и потянулась. Доктор углубился в свои бумаги.
- А почему все-таки жалеете, что женились?
- Я безответственный, а брак несет огромную ответственность. Боюсь несоответствия… между тем, что я должен дать и, что я могу…
- Так зачем женились? - спросила я у дверей.
- Спасибо, что задаешь вопросы, которые требуют глубинного анализа сущности. Я раньше думал, что я прост, как пять копеек, однако же, нет. Я сложен, аки лабиринт минотавра, - бурчал доктор, склонившись над документацией.
- Пять копеек не так просты, как кажутся, - задумчиво сказала я.
- Послушай, философ, иди уже делом заниматься, - рассмеялся ван Чех, взгляд его при этом был напряженно злобным. Они с портретом смотрели на меня одинаково. С легким смешком я выскочила из ординаторской и направилась по своим делам.