Наутро гердонезцы тронулись в путь. Где-то сзади таяли в сумерках древние стены Хоренца, горчили дымы поредевшего герцогского лагеря. Противоборство никак не желало затухать, требовало свежей крови, мысли же двух всадников занимали иные, далекие и высокие цели. Обходными дорогами странники за день как раз успели покинуть пределы княжества, впереди по отрогам Оронад тянулись чужие земли.

Угрюмых стражей на границе миновали без осложнений, благо предусмотрительный Динхорст отмерил малость серебра. Так же безропотно обзавелись комнаткой на постоялом дворе какого-то селения, зато пробуждение выдалось нервным. По старой памяти Эскобар схватился за меч, когда в двери замолотили увесистые кулаки. Иигуир попытался удержать друга, получилось слабо.

— Какого дьявола?! — рявкнул офицер, спешно приводя себя в порядок.

— Именем графа Адиона! — донеслось в ответ. — Немедленно открыть!

— Постой, Коанет, как раз к графу и направлял нас Динхорст, — зашептал Иигуир, вцепившийся в рукав товарища. — Негоже сразу бросаться на них с оружием.

Эскобар набычился:

— А пускай не ломятся впотьмах к честным людям.

— Ради Бога, успокойтесь, господа, — раздался из-за двери другой голос, помягче. — Мы посланы господином графом встретить вас и вовсе не собираемся причинять зла.

— А до рассвета подождать не могли? Сразу грохотать...

— Тысяча извинений! Мой спутник... несколько грубоват и вечно лезет напролом. Еще раз простите. Что же касаемо времени... Когда нашли вас, тогда и появились. Можем отложить разговоры до поры, но... господину графу это определенно не понравится.

— Ну и черт с ним, — буркнул Эскобар.

Старик одернул его:

— Подумай, друг мой, зачем ссориться со здешним правителем? И дверью мы этих гостей не удержим, вышибут, в конце концов. Давай попробуем договариваться.

— Сколько вас там? — поколебавшись, крикнул офицер.

— Клянусь муками Сериньена, только двое, сударь.

— С двумя еще справимся, — проворчал себе под нос Эскобар, беря в левую руку кочергу, — если что...

В комнату действительно вошли двое: рослый воин в кожаных доспехах и щуплый, сутулый юноша. Последний с виду напоминал робкого, затурканного слугу, однако сам нарушил настороженное молчание:

— Господин Иигуир? Господин Эскобар, как понимаю? Можете опустить меч, сударь, мы здесь не для драки. Граф Адион настоятельно просит вас посетить его в замке Грефлинг.

— Мы очень спешим, господа, — хмуро отозвался офицер, не внимая миролюбивым призывам.

— О, это не задержит вас надолго, — улыбнулся юноша. — Замок близко, мы еще поспеем к утренней службе.

— Службе? — удивился Бентанор. — Что нужно от бедных путников господину графу?

— Это лучше объяснит он сам... Но, насколько понимаю, князь Динхорст поручил вас его заботам, и господин граф желает выполнить долг доброго соседа. Впрочем, возможно, у него имеются и другие соображения.

Нет, на прислугу, мальчика на побегушках гость никак не походил: слишком уверенный взор, чересчур хорошо подвешен язык. Такой даже грамотным способен оказаться запросто.

Гердонезцы переглянулись. Открыто ослушаться хозяина здешних мест означало нажить новую кучу неприятностей... хотя и беседы с вельможами не исключают того же.

— А если мы откажемся? — осторожно спросил Эскобар.

Воин в доспехах выразительно оскалился, но ответил опять юноша:

— Ваша воля, господа, преследовать никто не станет. Только... подумайте, вдруг благочестивый сеньор окажется неоценимым помощником на многотрудном пути? Не спешите отталкивать протягиваемую ладонь... подобное вы встретите не везде.

— Примем приглашение? — неуверенно спросил товарища Иигуир. — Господь ведает, что еще затевается в этих краях, любая подсказка может выручить.

— Лишь бы время из-за чьих-то там капризов не потерять, — буркнул тот. — Ведь день хорошей скачки... К вечеру были бы уже на борту, черт подери...

Судя по гримасе, удержать его в такой близости от желанной цели стало бы тяжелой задачей.

Поначалу Иигуиру показалось, будто они свернули к какому-то монастырю. Вместо могучего донжона над стенами возвышались стрелы колоколен, а навстречу путникам тек прозрачный звон, провожавший паству с заутрени. Из распахнутых ворот степенно выходили люди, основная же их масса не торопилась покидать широкого, мощенного булыжником двора. Здесь словно солнце пробилось сквозь тучи — так светились лица умиротворением и радостью. Сразу два человека продвигались от дверей храма, благословляя народ, оба седые, улыбающиеся, в простых серых рясах. Как ни странно, спешившихся чужеземцев повели именно к ним.

— Мессир, — заговорил юноша, кланяясь, — вот те, о ком вы говорили.

— Спасибо, Крисгут, — откликнулся один из клириков. — Проводи гостей в залу, я скоро подойду.

— Это граф? — с изумлением поинтересовался Эскобар, когда они выбрались из гудящей толпы.

Юноша усмехнулся:

— Совершенно верно, сударь. Граф Адион, владыка и пастырь наших земель.

— Он... сам проводит церковную службу?

— И что с того? Получил это право с согласия кардинала Йорхеста. Не всем же сеньорам красоваться на турнирах да бесноваться на пирах? Кто-то может думать и об истинном.

Изнутри помещения замка тоже подходили скорее монастырю, причем весьма строгого устава. Обстановку обширной залы, куда привели гердонезцев, составляли только ряды лавок вдоль длинного, пустынного стола. Пока тянулось ожидание, Иигуир рассматривал роспись стен, изображавшую сцены из жизни пророков и святых. Чудилось, что вот-вот по сигналу настоятеля комната заполнится смиренно семенящими монахами. Однако вошел лишь сам вельможа. Немолодой мужчина, седина обильно пробивала аккуратно подстриженную бороду, придавая ему сходство с нарисованными патриархами. Все та же серая ряса без малейших признаков оружия или украшений. Пожалуй, на священника граф Адион походил больше.

— Прошу простить меня, господа, за задержку, — развел он руками, — и за столь раннее приглашение. Поверьте, только из желания не допустить опасной ошибки.

— Нашей ошибки, сир? — уточнил Бентанор.

— Именно так, господин Иигуир. Вас я особо рад видеть в своем доме. Не согласитесь ли разделить скромную трапезу?

Завтрак монашествующего дворянина был вправду скромен: чечевицу с пресными лепешками приправляли разве что легкое вино да обязательная молитва. Иигуир не мог не признать — прочитал ее граф очень искренне. Прислуживал за столом один юный Крисгут.

— Я весьма уважаю моего соседа, князя Динхорста, — заговорил, наконец, граф, отставив недопитый кубок, — хоть и не во всем разделяю его воззрения. Он излишне увлекся внешней, показной стороной рыцарства, теряя подчас из виду глубинную суть... Впрочем, не о том сейчас речь, господа. Князь попросил позаботиться о вас, людях, оказавших ему значительные услуги, я пытаюсь это исполнить. Не стану скрывать, до меня дошли и противоположные пожелания. На вас вроде бы успел ополчиться имперский закон, но я не хочу вообще касаться данного вопроса. Тем паче что вряд ли смогу вообразить преступником знаменитого Бентанора Иигуира.

— Благодарю вас, сир, — поклонился старик. — Вы уже третий человек в Овелид-Куне, которому мое имя что-то говорит.

Вельможа покачал головой:

— Увы, господа, тьма невежества и безверия по-прежнему окутывает мир, борьба с ней потребует, вероятно, усилий еще многих будущих поколений. Нам совершать лишь первые шаги...

— Вы говорили, сир, о некой опасности, — нетерпеливо напомнил офицер.

— Да, правильно, господин... Эскобар? Вас, кстати, князь называет достойным подражания образцом рыцарской доблести и бесстрашия. Лестный отзыв, не правда ли?

Пока граф изучал внимательным взором товарища, Иигуир старался оценить его самого. Человек был, безусловно, умен, проницателен, даже образован. Ни в малейшей степени не смахивал на фанатика, что тупо талдычат однажды усвоенное. В отличие от них путь к вере думающего человека зачастую гораздо длиннее и извилистее, зато с обретенной опоры сбить его уже почти невозможно.

— Мне бы вовсе не хотелось, господа, вникать в ваши дела, — продолжал между тем граф, — выспрашивать подробности, допытываться о целях. Если двум порядочным людям потребовалось путешествовать за моря, на то есть какие-то веские причины. Я стремлюсь лишь в меру сил оградить их от опрометчивых поступков. Например, князь сообщает, что вы следуете в Мезель, где надеетесь застать потерянный ранее корабль, верно? С другой стороны мне донесли, будто сведения вам предоставили тамошние пираты.

— Вы поддерживаете связь с морскими разбойниками, сир? — хмыкнул Эскобар.

— Не совсем, сударь, однако близость побережья вынуждает заводить преданные уши и там. Вольный город Мезель — достаточно беспокойный сосед... Так вот, капельку больше зная о повадках морской шатии, осмелюсь утверждать: полным безрассудством будет вверять себя и свое имущество отпетым негодяям.

— Так-то оно так, — озадаченно протянул Иигуир. — Но разве вы не допускаете, сир, что изредка и подобные негодяи в состоянии честно отработать сделку?

Граф усмехнулся:

— Случается, не спорю, иначе мы никогда не слышали бы о контрабанде. Просто, общаясь с разбойниками, нужно постоянно представлять, чем вы заставляете их вести себя честно. У вас, господа, имеются такие рычаги?

— М-м... один из пиратов долгое время путешествовал вместе с нами. Пожалуй, он заслуживает доверия.

— И такое случается, сударь. Готов поверить, что он даже искренне сдружился с вами, однако поручится ли кто за превосходство в темной душе дружеских чувств над алчностью? И за то, что ваш милый приятель вообще еще жив, а не бьется где-нибудь о прибрежные камни? Он лично сообщил вам о находке?

Гердонезцы переглянулись в растерянности.

— Нет, сир, через своего... доверенного человека... Вы подозреваете подвох?

— А вы его не подозревали?

Вельможа был прав, он почти слово в слово повторял доводы, терзавшие Иигуира последние дни. Насколько же надлежало жаждать чуда, чтобы заглушать в себе предостережения рассудка?!

— Конечно, все может оказаться и не столь ужасно, — продолжал граф. — Вы ведь навряд ли везете с собой какие-либо серьезные ценности, так? Следовательно, интерес для лиходеев способен представлять только сам корабль. Или нечто находящееся на борту?

— Кое-что есть, — неохотно согласился Эскобар.

— В таком случае корабль, похоже, еще не захвачен, иначе вас, господа, не стали бы зазывать в Мезель.

— Хм, мы-то им помощи в захвате точно не окажем.

— Бог ведает... — покачал головой граф. — Должен признаться, эти отбросы человечества неплохо научились потрошить мирные суда, проявляя порой удивительную изобретательность.

— Помилуйте, господа! — Бентанор всплеснул руками. — Зачем же рисовать такие мрачные картины, ничего же еще не ясно!

— Правильно, именно поэтому я и торопился чуть задержать вас в дороге. Хвала Господу, успел. Прежде чем уверовать в дружбу пирата, сударь, настоятельно советую убедиться в отсутствии западни.

— Каким же, позвольте узнать, образом? — спросил Эскобар.

— Самым незамысловатым. Для начала я отправлю в Мезель своих людей. Крисгута, например, вы его видели, очень смышленый парнишка. Разумеется, на вольный город моя власть не распространяется, однако деньги со связями помогут и там. Посланцы установят, есть ли в порту нужный корабль, где он стоит и кто его капитан.

— У нас, сир, каждый день на счету. И без того задержались...

— Уверяю, это не займет много времени. Добрые кони, опытные всадники... Не позднее завтрашнего утра все прояснится.

— Ну, а если засада подготовлена на момент посадки? — произнес Эскобар, переглядываясь со стариком. — Это было бы самым разумным.

Граф с мягкой улыбкой кивнул:

— Что ж, выделю вам десяток воинов в сопровождение. Отобьетесь?

— Спасибо, сир, — ответил за друга Бентанор, — но, боюсь, мы причиняем вам слишком много хлопот.

— Пустяки. Прежде всего, это мой долг, как единотворца. Опять же просьба князя Динхорста и... просто возможность развеяться, помогая славным людям. Какие тут хлопоты? Так вы согласны, господа? Тогда вам отведут комнаты в дальнем крыле и, не сомневайтесь, постараются лишний раз не беспокоить. Захотите — будете делить стол со мной, нет — еду доставят в покои.

Вопросов не оставалось, Иигуир безжалостно согнул спину в глубоком поклоне...

— Кельи! Настоящие кельи, — ворчал Эскобар, обходя в три шага крохотную комнатку. — Несомненно, лучше, чем холодать в лесу, но от графского замка я ждал большего. А чем угощают? В иных деревнях столы богаче.

— Нынче пост, Коанет, — заметил Иигуир, — канун скорбной памяти казни Великого Пророка.

— Эка невидаль! Будто кто из сеньоров откажется в такую пору от куска сочного мяса! Зачем, скажите-ка, быть графом, если все равно добровольно становишься монахом?

Их новое жилище впрямь оказалось скромнее всех предыдущих. Две тесные каменные норки с отдушинами, почти непроходимыми для света, и тощие, набитые шелухой тюфяки на деревянных лежанках. Тем не менее Бентанор бурчаний товарища не разделял. В таких местах, на мгновение оторвавшись от обыденной суеты, можно было попытаться разобрать беспокойные мысли, обдумать уже произошедшее и нащупать дорогу вперед. Недаром первые почитатели Единого укрывались от языческих гонений именно в заброшенных лабиринтах шахт. Раздумья старика здесь никто не нарушал: в глухое, заросшее пылью крыло здания не долетало снаружи ни звука, не забредала ни одна живая душа, сутулый Крисгут выслушал объяснения странников и умчался, а Эскобар, вволю наворчавшись, отправился исследовать гулкие темные коридоры. Идеальные условия для погружения в себя... жаль, толку получалось немного. Если в сложности громоздящихся кругом проблем Иигуир еще убедился, то никакого сносного решения не обнаружилось. Все последнее время старик, по сути, бежал от назойливого внимания мира, тут же ему вдруг как глотка воздуха захотелось человеческих голосов, теплых глаз, сердечности...

К обедне он выбрался из своих катакомб. Тихо зашел в храм, остановился у порога. Тут, похоже, все друг друга знали, небольшой зал заполнялся, главным образом, окрестными крестьянами да замковой челядью, однако и чужака никто не трогал. Все те же светлые лица, мягкие улыбки, в этом уголке вправду жили верой. Не стяжательством, не громом победных труб, даже не надменной скрупулезностью фарисеев, а верой в ее глубоком, полузабытом, но очень близком старику понимании. Пел хор, тонкие, ангельские голоски детей звенели под сводами, граф Адион опять помогал священнику вести службу. Они с Бентанором встретились глазами, вельможа чуть заметно улыбнулся, хотя отвлекаться не посмел. Служил вдохновенно, старательно, всерьез вкладывая душу в каждый жест древнего ритуала.

Тем не менее обедать в трапезную Иигуир не пошел. Хотелось выкроить больше времени для размышлений, однако они упорно вели в тупик. Либо в столь непроглядную тьму, что замирало от холода сердце. Еду в корзинке гостям принес слуга, бесстрастно выслушавший мнение на ее счет Эскобара.

— Ложились бы вы лучше спать пораньше, мессир, — посоветовал офицер Иигуиру. — Такой редкий мирный день, вы же издергались пуще обычного. От напряженных дум рассудок заболевает, а во сне силы копятся. И утро скорей наступит, снова жизнь забурлит. Местное болото не по мне, душа-то, может, и чистой останется, да сам... с тоски помрешь.

Старик честно старался последовать совету, благо тишины и полумрака имелось с избытком. Вот только сон не шел. Изворочавшись, Бентанор выбрался в пугающе пустынный коридор и дальше, на улицу. Там, впрочем, успокоиться тоже не удалось: мелкий ледяной дождь сек кожу, ветер пробирал до костей. Неподалеку едва заметно поблескивал проем храмовых дверей. До вечерней службы оставалось изрядно времени, и старик решился зайти. Одинокий человек в рясе расставлял свечи.

— Неужели у вас не найдется для этого слуги, сир? — голос Иигуира неожиданно гулко покатился по залу.

— Конечно, найдется, — даже не вздрогнул граф Адион. — Однако должны же у дворянства быть хоть какие-нибудь привилегии? Например, делать то, что им нравится.

— И вы каждый раз занимаетесь такой работой?

— Лукавить не стану, не каждый. Просто настроение сегодня подходящее.

— Вот-вот, настроение... — произнес Иигуир. — И у меня тоже... настроение...

Граф повернулся к старику, внимательно посмотрел:

— Вы, сударь, не похожи на отдыхавшего весь день. Что-то гложет? Хотите поделиться?

— К чему вам мои сомнения, сир?

— Наш небесный отец велел помогать друг другу, разве не так?

— Велел... Почему бы вам в таком случае не помочь своему доброму соседу, князю Динхорсту? Вы ведь знаете о выпавших на его долю тяготах?

— Конечно, знаю, — кивнул граф со спокойной улыбкой. — Князь отважный воин, однако упрям и дерзок. По совести, в их бесконечной ссоре с герцогом Вейцигским трудно отличить правого от виноватого.

— Но ведь именно Динхорст подвергается ныне агрессии! А если следующей жертвой герцога окажетесь вы, сир?

— Это вряд ли.

— Так уверены в своих силах? Или научились договариваться с захватчиком?

— И то и другое. И даже третье с четвертым. — Безмятежная откровенность Адиона сбивала с толку. — У меня, господин Иигуир, хватает солдат, а с Мархом мы предпочитаем не доводить дела до драки. Князю же следует и так благодарить меня, ибо я закрываю перевалы, ведущие в самое сердце его владений. Не будь этого, героическая стойкость Хоренца утратила бы всякий смысл. По-вашему, такой помощи мало?

— Возможно, вы и правы, сир, только... безучастно наблюдать за терзаниями хорошего человека...

— А если недостаточно хорошего?

— Что вы хотите сказать?

Граф помолчал, точно готовясь произнести какие-то особо важные слова, лишний раз окинул взором пустынный зал:

— Признаюсь, господин Иигуир, с другим собеседником я бы не стал этого касаться. Большинство просто не поняло бы моих мыслей, а редкие умники, вероятно, отшатнулись бы в страхе. Вы же, как представляется, сочетаете прозорливый ум со смелостью, даже дерзостью вечного искателя истины. Я читал некоторые ваши сочинения, знаю, о чем говорю. Безусловно, Церковь напрасно ополчилась на вас, она не сумела разглядеть в вольнодумце одного из самых преданных своих сыновей. Смелым сердцам свойственно порой заблуждаться, однако они все равно куда полезнее и надежнее твердолобых фанатиков.

— Надеюсь, сир, я вправду заслужил хоть малую толику этих хвалебных слов, — поклонился старик.

— Я не собираюсь вам льстить, речь не о том... Доводилось ли вам, господин Иигуир, задумываться о переплетении понятий «кара» и «испытание Господне»? Очень подходящая тема для нынешних времен. Мы с вами оба препоручили свои души Единому, следовательно, готовы безропотно принять любую его волю, верно? Сколь бы болезненной и горькой она ни оказалась, так? С другой стороны, известно, что Творец частенько посылает напасти в качестве испытания, дабы человек, преодолевая их, осознал свои заблуждения. Но как нам отличить одно от другого? Ведь не всегда даются прямые указания через пророчества, знамения и откровения. А если допустить, что беды Динхорста — наказание свыше, то отвращать их — сущее преступление.

— По-моему, сир, князь не похож на закоренелого грешника.

— Ах, господин Иигуир, — поморщился граф, — Вседержителю, согласитесь, все-таки виднее. Безгрешных мало, а Небесам открыты любые тайны. И ваш князь... Одно время у нас, например, ходили туманные слухи, будто он сам повинен в гибели молодой жены. Какая-то пошлая любовная история... Чем вам не основание для возмездия?

Старик уже набрал в грудь воздуха, чтобы с пылом возразить, но остановился. В конце концов, что он, чужеземец, мог знать о подлинной жизни этого края? Тот же князь Динхорст, безусловно, благороднейший человек и отважный рыцарь, однако что-то ведь гнетет даже эту чистую душу. Горе утраты или... жгучее чувство вины? Не хотелось в такое верить, пусть и смирился давно Бентанор с несовершенством людской натуры.

— Разве я смею облегчать расплату, — продолжал Адион, — назначенную самим Господом? Да и вмешиваться в ход чужого испытания...

— Потому вы избираете отстраненное созерцание? — Иигуир покачал головой. — Извините, сир, на свете действуют не только высшие силы, но и человеческие страсти. Что если ваша кара Господня на деле окажется всего-навсего неуемным властолюбием герцога Вейцигского?

Граф повернулся выправить покосившуюся свечу, в ее свете четче проступил напряженный профиль вельможи. Здесь тоже не было покоя, свои сомнения, свои муки...

— Все мы, сударь, в конечном итоге лишь орудия в руках высших сил. И герцог с его пафосными планами не исключение. Стоит немного умерить гордыню, как это станет очевидным... Но даже если вы правы, тут опять возникает вопрос о выделении воли Творца из мирской суеты и происков мелких бесов.

— Не вижу в том проблемы, сир, — тихо произнес старик, — если только воспринять себя не стадом несмышленого скота, но детьми Божьими, наделенными кроме рассудка еще и совестью...

Граф кивнул:

— Да, да, я знакомился с вашими воззрениями, господин Иигуир. Совесть, Божья искра в каждой душе... Человек, для которого собственные чувства важнее требований Вседержителя? Смело. И опасно развивать подобные мысли далее.

— Всякая мысль в развитии способна принести неожиданные плоды. К примеру, ваша, сир, покорность воле Небес. Так ведь можно что угодно объявить заслуженной карой Господней.

— А на то человеку и дарован разум, отличающий его от прочих тварей. Не мимолетные ощущения, но твердый, беспристрастный анализ...

— Он также может привести к ошибкам и раздорам.

Скрипнула дверь, на пороге возникла фигура в надвинутом капюшоне. Обернувшийся Иигуир не заметил, подавал ли граф какой знак, во всяком случае, священник тотчас, без единого звука ретировался.

— Естественно, сударь. Раз уж мы с пеной на губах оспариваем отдельные знамения, не получится полного согласия и тут. Просто иного выхода я не нахожу.

— Выискивать вину каждого страдальца? И приходить на выручку исключительно безгрешным? Это означает — никому, сир, а Творец прямо призывал к помощи всем нуждающимся.

— Помощь помощи рознь, господин Иигуир. Можно отделаться жалким медяком или схватиться за меч, а можно принести страждущему слово Господа, успокоить мятущуюся душу вместо тревог о бренном теле. Такая помощь никак не пойдет вразрез с волей Создателя, зато пользы, если вдуматься, подарит гораздо больше.

— Не всегда, сир, получается удержаться в рамках кроткого непротивления, — сказал старик, помедлив. — Когда кругом горит земля, стонут раненые, плачут дети... Вы же знаете о скорбной участи Гердонеза. Или мы должны оправдать и зверства мелонгов?

Теперь уже Адион ответил не сразу, прошелся вдоль стены с ликами святых:

— Посмотрите на наш сегодняшний мир, сударь. Посмотрите и попробуйте честно оценить его состояние. Человеческий род разлагается на глазах. Если силы его растут, то дух стремительно катится в пропасть. Вера, выстраданная пращурами, истончается, множатся ереси, порок торжествует. Форму, ритуалы еще стараются блюсти, но о внутреннем их наполнении уже не задумываются. Оно просто стало ненужным! Словно орда гогочущих демонов несется по свету: жестокость, пьянство, блуд, ложь, подлость. А во главе — честолюбие, непомерная жажда славы и власти, королева наших дней. Подрастает, впрочем, рядом и принцесса — алчность, грязное торгашество, ее век еще впереди, и радости он не сулит. Да, вы скажете, что это было всегда. Только раньше демонов как-то сдерживала решетка веры, ныне у их ног вся Поднебесная. Даже Святая Церковь пошатнулась, везде открыто обсуждают продажность ее иерархов и разврат клира. Обсуждают весело! Под сальные шуточки человек не замечает, как распадается становой хребет, поднявший его когда-то над животным царством. Бешено плодящаяся стая сильных, хитрых зверей, как вам такое будущее?

— Пугающая картина, — отозвался Бентанор.

— И ведь я ничего не преувеличил! Любой, отважившийся прямо взглянуть на мир, отметит то же самое. Райский Сад, о котором мечтали наши предки, неуклонно превращается в зловонную клоаку, где мерзость окажется нормой бытия... И в тот момент, когда разложение становится очевидным, на Поднебесную вдруг обрушивается беда, катастрофа, затрагивающая так или иначе все уголки света.

— Вы говорите о мелонгах?

— Да. Нечто практически неизвестное, инородное и чуждое вторгается в наш мир, угрожая потрясти его до основания. Вам, сударь, это ничего не напоминает? На заре веков Творец уже как-то вразумлял подобным образом своих непутевых чад.

— Великий Потоп... — прошептал старик.

— Потоп. Тогда, сказано, погибли девятеро из десяти, зато остальные надолго привязались к истинному пути. Послужили те жертвы на пользу человечеству? Несомненно! И жалость здесь была бы стократ пагубнее жестокости. Попробуете оспорить?

— Не мне возражать решениям Господа...

— Именно! То есть мы видим ныне мир, загнивающий заживо, и новую волну, способную смыть с земли скверну.

— Кровью смыть, сир. Хоть и ради святой цели, но кровью невинных в том числе...

— Что ж, пусть так. В сущности, варвары не отличаются сейчас от воды, тоже, кстати, пришедшей с севера. Они часто рушат все без разбора, сеют смерть и страдания, но, боюсь, только таким способом можно заставить уцелевших повернуться к истокам, к истинной вере.

— Или погибнуть без остатка?

Граф промедлил, однако ответил твердо:

— Даже так. Если человечество выкажет себя неисправимым, неблагодарным, вечно сползающим в грязь... пусть Господь сотрет его без остатка. Может быть, следующее творение получится более удачным.

— Вы говорите... о невинных младенцах, святых отшельниках, непорочных девах... о себе самом, наконец, сир!..

Адион посмотрел на старика с грустью:

— Я и не требую исключения для себя или своих близких. Рядом с волей Вседержителя любая жизнь — блеснувшая в солнечном луче пылинка. И разве могу я противодействовать событиям, за которыми угадывается сам Творец? Такая выходка была бы кощунственной, бессмысленной и вредоносной.

В тягостно повисшей тишине стало слышно, как за неплотно сомкнутыми створками дверей бормочет толпа, собравшаяся на вечернюю службу. Эти простые люди даже не подозревали, какую страшную судьбу уготавливает им забота обо всем человечестве.

— Очень не хотелось бы, сир, представлять слуг Божьего промысла в виде орд кровожадных язычников, — нарушил молчание Бентанор. — По крайней мере, меня вряд ли порадовал бы рай, обретенный такой ценой.

Граф натянуто усмехнулся:

— А вы, господин Иигуир, чую, настроены на борьбу. Завидная крепость духа в ваши годы. Рассчитываете силой одного гения остановить рок?

— У меня нет никакого сухого расчета, сир. Моя родина унижена, мой народ страдает, стало быть, я обязан этому сопротивляться. Вне зависимости от возможного исхода и последствий. Того требует моя совесть.

— То есть я правильно догадался, что странствуете вы отнюдь не в поисках тихого уголка? Подыскиваете союзников для борьбы, да? Надеетесь переубедить Небеса примером собственной самоотверженности?

— Если потребуется. Что же до целей путешествия... Разумеется, нужны союзники. К прискорбию, в Овелид-Куне их не нашлось: здесь, как разумею, либо сражаются друг с дружкой, либо готовятся покорно встречать врага.

— Волну Божьего потопа, сударь, — уточнил Адион. — Грозного, но очистительного.

— Пусть волну, в любом случае мы вынуждены двигаться дальше, за моря, на восток. Хоть до края земли, где, поговаривают, уже находили управу на варваров.

— А если помощники не обнаружатся и там?

— Тогда... — Иигуир вздохнул. — Тогда сделаем вывод, что наш современный мир вправду обречен. Господом ли, хаосом или демонами Преисподней...

— И тогда вы отступите?

— Скорее примем последний бой, сир. Это окажется, несомненно, легче, нежели наступать на горло возмущенной совести.

— Вы все-таки удивительный, редкостный человек, господин Иигуир, — заметил граф. На двери уже откровенно налегали, доносились выкрики, то и дело мелькало озабоченное лицо священника. — Нам придется прерваться, время вечерних молитв. Не желаете продолжить беседу после?

— Приятно с вами разговаривать, сир, однако завтра мы намеревались двинуться в путь пораньше.

— Понимаю. Следовательно, увидимся утром. Уверен, мне уже будет, что вам сообщить.

Старик едва успел дойти до порога, как навстречу нетерпеливо хлынул поток людей, манимых светлым колокольным гласом...

К сборам Эскобар приступил с первыми проблесками зари. Судя по решительности, в графском монастыре задерживаться он не желал ни на минуту. Иигуир, забывшийся тяжелым сном лишь под утро, перечить не стал, хоть и чувствовал себя совершенно разбитым. Удерживать их вообще не старались. Из конюшни беспрекословно вывели отдохнувших, ухоженных лошадей, сами помогли заседлать. Хозяин замка появился, когда приготовления почти завершились. Вместе с ним шел Крисгут, в чистой одежде, но с осунувшимся от усталости лицом.

— Могу вас порадовать, господа, — улыбнулся Адион, похоже, не терзавшийся ночными кошмарами. — Корабль действительно находится в гавани Мезеля, а капитан соответствует вашим описаниям. По крайней мере, тут пираты не обманули.

— Они часом не пытались помешать вашим людям, сир? — спросил старик.

— Нет, себя показали, однако, уяснив, что происходит, возражать не решились. Среди них, кстати, был и этот ваш... приятель.

— Пиколь? Вот видите, сир, иногда можно довериться и таким заблудшим душам.

— Не спешите успокаиваться, господин Иигуир, вы покамест еще не в море. Со слов Крисгута там все крайне взвинчены, каждый ждет от другого каверзы. Вы же не хотите оказаться самым беспечным в этой компании? Как я и обещал, с вами поедет пять воинов и Крисгут. Еще четверо присоединятся в Мезеле. Надеюсь, подобной охраны хватит предотвратить всяческие сюрпризы.

— Безмерно благодарны вам, сир... Честно говоря...

— Не ожидали? — Граф усмехнулся. — Пускай мы не полностью совпали во взглядах на жизнь, наш мир слишком беден на истинных мыслителей, чтобы рисковать даже одним.

Иигуир склонил седую голову:

— Право, сир, едва ли я заслуживаю столь серьезного внимания. Теперь до конца дней буду ощущать себя вашим должником.

— Пустяки, вдобавок расплатиться по долгам вовсе не сложно. Окажете мне маленькую ответную услугу?

— Все, что будет в моих скромных силах.

— Тогда возьмите с собой в дорогу Крисгута.

— Разве он и так не едет с нами в Мезель?

— Речь не о Мезеле. Я хочу, чтобы он сопровождал вас на всем пути странствия, сколь бы далеким и долгим оно ни выдалось. Убежден, такой спутник станет чрезвычайно полезным. В вашем распоряжении, господин Иигуир, имеются отменные воины, опытные мореходы, наконец, собственная мудрость. Достоинства же Крисгута в ином — несмотря на юный возраст, он недурственно разбирается в обыденной жизни. Ловок, находчив, смел, весьма толков, знает окрестные земли, обычаи, языки. С ним у вас будет несоизмеримо меньше шансов заплутаться, остаться голодными или угодить в беду, наподобие здешней. Смею ли я рассчитывать на данную услугу?

— Неужели же это услуга, сир? — Старик растерянно огляделся по сторонам. Сам Крисгут, внимавший речи хозяина, хоть и не излучал восторга, с готовностью поклонился. — Вы передаете едва ли не лучшего из своих слуг за просто так, даже без гарантий его возвращения назад...

— Уцелеет — вернется, — отмахнулся Адион. — Слишком многое связывает его с графством, не захочет начинать на пустом месте... Так вы принимаете попутчика, господа?

Гостеприимный замок Грефлинг покидали уже с солидным эскортом. Даже Эскобар приосанился, чувствуя за спиной поступь многих лошадей, менее привычного Бентанора столь важный вид скорее смущал. На протяжении всего дня их не только не задевали, но почтительно освобождали дорогу, ломая шапки. Уже остались позади графские земли, перед путниками раскинулся пестрый муравейник вольного города, а встречные по-прежнему с уважением расступались перед отрядом. Так и проследовали, будто знатные вельможи, через ворота.

Мезель гудел и полнился народом без оглядки на позднее время. Складывалось впечатление, будто здесь торговали все и всегда, круглые сутки. На любом перекрестке, в любом проулке к проезжающим тянулись десятки рук, сразу несколько жаждущих продать перекрикивали друг друга. Этот оазис жизни у подножия суровых Оронад, казалось, торопился сполна использовать свое выгодное положение. Пока перевалы закрывали то непогода, то склоки сеньоров, караваны кораблей, связывающих западные области Овелид-Куна с центральными, были ему обеспечены. Из-за этой спешки и торговали как-то горячечно, надрывно. Почти не доносился шум мастерских, рыбацкие баркасы в гавани мелькали редко, однако на процветании повальной торговли это, похоже, не сказывалось. Рядом могли стоять вдоль стены пятилетний ангелок с котятами в корзинке, девица, откровенно покачивающая бедрами, и беззубая старуха, требующая милостыню. Здесь впервые пригодился Крисгут, отгонявший назойливую уличную мошкару умело и без церемоний.

В нужной харчевне близ порта необычных путников заметили тотчас. С парой сомнительного вида личностей, пусть и осведомленных сверх меры, решили вообще не разговаривать, а примерно через час явился Пиколь. Заросший, с новым синяком, хмельной, но счастливо улыбающийся друзьям.

— Очень волнуются ребята, очень, — объяснил он заплетающимся языком. — Сами понимаете, дело... нерядовое.

— Насильно раздевать сподручнее, да? — хмыкнул Эскобар. — Пускай не трясутся твои лиходеи, дядюшка. Хоть и коротки оказались поиски, да пользу принесли несомненную. Сторгуемся, не обидим. Сам-то как, с нами али обратно в ватаги кистенем махать?

— Эх, сударь, слаб я уже для кистеней сделался, — вздохнул пират. — И для мореходства веселого, значится, тоже. С вами вот гульнул напоследок... Ныне срок наступает теплую норку искать, а там без накоплений сложно. Уважите по старой дружбе?

— Вот по старой дружбе и помог бы за моря плыть.

— Да видал, сударь, я вашего... капитана. Тертый зверюга, не подведет. Вот только не гнали бы вы его, братцы, сейчас в путь. И так поздненько выехали, у нас кучу времени потеряли. Влетите же в самые шторма! Перегодить бы с месяц...

— Что, разве немедля в море выходите... то есть выходим? — удивился Крисгут. — На дворе вон ночь собирается.

Эскобар покосился на юношу:

— А не слыхал, приятель, сколько мы в вашей Империи лиха хлебнули? Лучше уж море бурное, чем еще одна беспокойная ночь. Тут каждую минуту ждешь беды, какого-нибудь очередного ловца преступников. Спасибо, по горло наелись.

В порту ярился студеный ветер, зато дождь почти зачах. В большую лодку кроме путников погрузились Пиколь с парой товарищей и два воина из графского эскорта. Прочая толпа осталась напряженно переминаться на пристани. Долго выгребали по лабиринтам меж темных скал судов, через мельтешение огней и криков. Иигуир даже не предполагал, какую радость способна вызвать всего лишь грубо вырубленная из бревна драконья голова. Колеблющийся свет факела вырвал из мрака знакомую фигуру, скользнул по мокрому борту. Это вправду был «Эло», недостижимая мечта последних недель. Сверху окликнули. Старик дернулся вскочить, но отказали разом и ноги, и язык. Ответил Эскобар, достаточно резко и властно, чтобы не затягивать переговоры. Иигуира подняли на палубу чуть ли не на руках, у него перехватывало дыхание и слезились глаза. Кинулся обнимать моряков, что сгрудились, настороженные, у борта, целовать всех подряд. С тихим треском лопнул ледок опаски, кругом зашумели, заулыбались, задвигались. Если прибывших чужаков еще удерживали в сторонке, то на гердонезских странников обрушились подлинные потоки счастья. Их ждали, их искали, не позволяя отчаянию заползти в души, следили за отрывочными вестями о невероятном путешествии горстки смельчаков по глубинам враждебно настроенной страны. Даже суровый Левек подозрительно всхлипнул на плече старика.

— Готовы в новый поход, капитан? — высунулся из толпы улыбающийся Эскобар.

— Отсюда? Да хоть к чертям в зубы, сударь! Прибавили вы мне седых волос, но, клянусь Небесами, подобный исход того стоит. Мессир! Теперь-то нас никто не задержит в этом проклятом краю. Эй, там, выбирай якоря, садись за весла!

Оставалась еще крохотная деталь — расплатиться по долгам. В вихре восторга то ли никому не пришла в голову мысль просто вышвырнуть разбойников за борт, то ли помогло воцарившееся благодушие, только награда получилась солидной. Может, и поменьше половины цены корабля, но для портовой голытьбы куш богатый. На столе в капитанской каюте Пиколь дрожащими пальцами перебрал горку золота.

— Неужто и еще сохранилось добро? — спросил хрипло.

Эскобар, нависнув, произнес ему в самое ухо:

— А вот об этом, дядюшка, советую накрепко забыть. Нынче Господь смилостивился, отсыпал от щедрот, однако наглеть не стоит. Объясни приятелям вдумчиво: за нами вдогонку не рваться. Неделю. И языки в эти дни не чесать, чтоб заманчивых слухов не наплодилось. Не гневите удачу... братцы.

Как ни божился пират в чистоте помыслов, а с той минуты, когда груженная сокровищами лодка скрылась из глаз, пребывание в Мезеле впрямь становилось еще опаснее. Потому из гавани «Эло» вылетел стрелой, безоглядно ныряя во мрак, в кипящее бурунами море, в неизвестность.

Сразу оторваться от берегов Овелид-Куна, впрочем, не удалось. Никакое, даже самое страстное желание оставить их подальше за спиной не отменяло потребности в точной ориентировке. За месивом низких облаков не проглядывались не то что звезды, а часто и солнце, на компас надежды также были слабые — волнующееся море могло запросто снести корабль в произвольном направлении. Приходилось цепляться за берег, сколькими бы опасностями это ни грозило. Ночь пережидали в каком-нибудь укромном закутке, днем крались, словно пуганая дичь, ухитряясь одновременно развивать приличную скорость. Боялись всего: и одинокого всадника, мелькнувшего у кромки леса, и тени паруса на горизонте, а вдобавок бесчисленных мелей и скал, усеявших прибрежные воды. О возможных штормах старались не говорить вовсе, хоть и ждали их с первых дней. Подспудно понимали — лучше уж бедовать в открытом море, нежели оказаться выброшенными на зубья имперских камней. Пока, однако, стихия сдерживала свои эмоции, лишь резкий, колючий ветер, свинцовые тучи да частая морось выдавали ее недружелюбие.

Если верить упрямому бормотанию Левека, им по-прежнему сказочно везло. Ни земным, ни небесным владыкам не удавалось до сих пор серьезно зацепить юркую посудину, рвавшуюся сквозь любое ненастье с отвагой безумцев. Лишь на седьмой день, достигнув самой восточной оконечности кунийских земель, путники дерзнули совершить вылазку на берег. В гавани Рамайи, гордо именовавшей себя восходной столицей державы, Левек распорядился пополнить запасы пресной воды и провизии, однако отпустить команду на берег отдохнуть отказался наотрез.

— Я знаю, что вы устали, измотаны переходом и долгим беспокойством, — категорично заявил он в ответ на жалобы моряков, — но знаю и то, что несколько кружек пива многим развяжут языки. А здесь полно ушей, всегда готовых прислушаться к любой пьяной болтовне. Поэтому для моей и вашей безопасности никто не сделает с корабля ни шагу, понятно?

Едва же «Эло» покинул порт, как разразился давно ожидавшийся шторм. Возвращаться в Рамайю было уже поздно, пришлось принимать удар. Весь день корабль швыряло с волны на волну, снося все дальше на юг. Люди, сменяя друг друга, непрерывно откачивали заливавшую трюм воду, блестящие фигуры полуголых гребцов ритмично сгибались, упираясь веслами в мощные, упругие валы. Лишь силуэт капитана бессменно возвышался у румпеля. Когда к вечеру буря стала стихать, Иигуир пробрался к нему:

— Кажется, на первый раз все обошлось удачно, капитан? И корабль, и команда показали себя, достойно справившись со штормом.

— Разве ж это был шторм, мессир? — Левек усмехнулся в белые от соли усы. — Всего-навсего сильное волнение. Странно, скажу вам, что еще так быстро прекратилось. Самое опасное, что оно могло преподнести, — отогнать к Тиграту, прямо в лапы к мелонгам. А так мы прошли много южнее.

К полудню следующего дня перед путешественниками выросли хмурые горы Хэната. Пожалуй, ликованием эту картину могли встретить только люди, освобождавшиеся здесь, наконец, от преследований всяческих танов, розысков, герцогов и прочей назойливой нечисти.

Обогнув остров с севера, «Эло» на исходе второго месяца пути прибыл в порт Варц. Невероятной высоты темные скалы нависали над его бухтой, а оседлавшая их многоярусная крепость принесла городу славу одного из самых укрепленных на всем Архипелаге. Буквально перед входом в гавань «Эло» был настигнут еще одним штормом, более коротким, но не менее яростным. Лишь после того как, рискованно разминувшись с молом, корабль замер у причала, путники смогли перевести дух. Общая изможденность оказалась столь велика, что в тот вечер никто даже не заикнулся о прогулке на берег. Зато на следующий день моряки, размахивая стертыми в бесконечной гребле ладонями, устроили подлинный бунт. Левек долго препирался и переругивался с ними, потом, покосившись на замшелые громады крепостных башен, махнул рукой. Большинство команды сошло на берег, разбредясь по местным кабакам.

Оставшиеся на борту до позднего вечера делали все возможное, дабы не попадаться на глаза капитану. Бешенство его достигло апогея, когда в назначенный час не явилось обратно сразу четверо моряков. Трезвых людей для розысков не хватало, пришлось брать с собой Иигуира с Крисгутом, причем задача последнего заранее сводилась исключительно к опеке старика во избежание новых... недоразумений. Дополнили отряд Эскобар и проводник в лице самого стойкого из вернувшихся моряков. С этим эскортом Левек побрел по крутым грязным улицам города, раздавая на ходу такие проклятия, что шарахались к стенам редкие прохожие. Первый из загулявших нашелся быстро — в харчевне у порта, пьяным до невменяемости. Взгромоздив слабо мычащее тело на плечи его товарища, двинулись дальше. Еще с полдюжины веселых заведений были осмотрены, прежде чем отыскались остальные гуляки.

Низкая тесная комната до краев пенилась криками, хохотом, женским визгом, запахами жареного мяса, пота и пива, пестрыми красками нарядов со всего Архипелага. Моряки из разных стран вволю расслаблялись здесь, пережидая ненастье, возле них увивались вездесущие торговцы, шлюхи, попрошайки и прочая сомнительная публика. За любым из длинных столов одновременно братались, дрались, целовались и обсуждали дела, поверх голов плечистые парни присматривали за слишком хмельными или слишком буйными посетителями.

Трое моряков с «Эло» сидели в дальнем углу комнаты в компании размалеванных девиц и маленького, не выше груди любого, человечка. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы опознать в нем боша — сына народа-парии, вечных бродяг, промышлявших обычно знахарством, мелкой торговлей, контрабандой да воровством. Предания лишь вскользь упоминали о неких ужасных грехах, за которые Творец еще в стародавние времена лишил боша родины. Именно это наказание обрекало несчастных бессрочно скитаться по просторам Поднебесной и всюду неизменно преследоваться. На их собственные дурные дела накладывались местные суеверия и слухи, отчего ныне черная слава шлейфом стлалась уже за любым представителем этого народа.

Левек, багровый от ярости, бесцеремонно распихивая встречных, пробрался к столу.

— Быстро на корабль! — почти прошипел он.

Появление капитана отрезвило гуляк. Двое из них, несвязно бормоча оправдания, стали подниматься. Маленький курчавый боша, наоборот, счастливо улыбнулся и подлил в кружку эля.

— Гаспази капита, гаспази капита... — зашепелявил он, пододвигая ее Левеку.

— Пошел вон, пес! — поморщился тот.

Третий моряк, находясь, вероятно, в особом подпитии, попробовал как-то вступиться за собутыльника, но Левек резко сунул ему кулаком под дых и сбросил, бесчувственного, на руки приятелей. Коротко взвизгнув, отскочили в стороны шлюхи. Пауза в гомоне гульбища получилась едва различимая. Вышибалы у входа только покосились на место короткой стычки, прочая же публика вовсе предпочла сделать вид, будто не заметила ничего. Частные дела разрешились сами собой, веселье продолжалось с прежним самозабвением.

По дороге в порт Иигуир на секунду придержал капитана:

— Вам не показался странным этот боша, господин Левек? Гуляли они все вместе, но трезвым остался он один.

— Боша вообще трудно понять. — Капитан пожал плечами. — Много всякого разного о них говорят. Темный народ и неприятный.

— Будем надеяться, его единственной целью было лишь обокрасть наших пьяниц.

Левек внимательно посмотрел на старика, подумал и уже в конце улицы произнес:

— Пожалуй, море немного поутихло, мессир. Попробуем-ка завтра проскочить в Дафу. Гавань там попросторней, да и к востоку чуть ближе.

Наутро «Эло», провожаемый недоуменными взглядами с соседних судов, при довольно свежем ветре действительно покинул Варц. Мало того, Левек пошел на крайний риск и приказал ставить полный парус. Всю дорогу путники слушали жалобный скрип изнемогающей оснастки, с содроганием ожидая возможного шквала, но зато уже в темноте третьего дня прибыли в самый крупный порт Хэната — Дафу. Погода стремительно портилась буквально по пятам. Даже Левек, сойдя на пристань и осмотрев небо, покачал головой:

— Не сегодня-завтра грянет знатный ураган. Не позавидуешь тому, кого он застанет вне укрытия.

Обширная и бестолково застроенная Дафа не пользовалась столь высокой репутацией, как Варц. Кое-кто прямо называл ее самым пиратским городом на востоке Архипелага. Даже из гавани можно было разглядеть покачивавшиеся на веревках тела преступников, однако знающих людей подобный вид не успокаивал: разбойничьи шайки чувствовали себя здесь вполне уютно, покуда делились добычей с городскими заправилами.

На другой день Левек настрого заказал команде отходить от корабля дальше пристани, запруженной торговцами всякой всячиной, сам же с парой моряков отправился делать последние закупки перед грядущим переходом. В качестве переводчика вновь увязался Иигуир, а за ним — неотступный Крисгут. На обратном пути, уже вступая в порт, капитан вдруг оборвал свои нудные сетования на жульничество местных купцов, изменился в лице и застыл, будто налетев на невидимую стену. Не находя слов, он лишь ткнул пальцем куда-то вбок. Обернувшийся Иигуир успел заметить, как от группы моряков отскочил и скрылся в толпе маленький чернявый человечек.

— Тот самый? — только и спросил старик.

— Почти уверен, мессир... — Левек развел руками, — хотя это и невозможно. Сюда из Варца не меньше десяти дней пути лесами да через горы!

— А если морем?

— Какое-то судно вошло в порт утром, но с каких это пор боша нанимают корабли? А по своим делам никто в Варце вроде не собирался следовать за нами шторму в зубы. Или там все-таки был другой, а? Леший разберется в этих чернявых мордах...

— Тот самый, господа, и не сомневайтесь, — донеслось на ломаном гердонезском. В новой компании Крисгут подавал голос редко, зато всегда со знанием дела. — Такую бестию я запомнил хорошо.

— Должно быть, бедняга слишком сильно соскучился по утраченным приятелям, — хмыкнул Иигуир.

Левек нахмурился:

— Ой, не нравится мне вся эта возня. Лучше загоню-ка я всех на борт да отведу «Эло» на середину гавани... От греха подальше.

Однако по возвращении на корабль недосчитались Иртона, того самого моряка, которого капитан ударил в Варце. В ожидании на сходнях выставили пару человек, получивших короткие матросские тесаки, вооружились и остальные члены команды. Левек метался по кораблю взад-вперед в бешенстве и тревоге. Бросить парня и отойти от берега он не мог, но и отправиться на поиски в злачный муравейник Дафы не отваживался. Проклятья лились сплошным потоком, обещания выпороть гуляку вскоре сменились угрозами повесить его.

Так же стремительно портилась погода. Большой шторм, о котором говорил капитан, начинался. В воздухе пахло настоящей бурей, и отдельные нетерпеливые порывы ветра лишь подтверждали это. Опережая приближающиеся сумерки, низкие тучи нагоняли мглу на обезлюдевший порт.

Когда стало уже совсем темно и Левек решился-таки отвести корабль от пристани, появился Иртон. Не обращая внимания на вопросы и гневные восклицания, он отозвал капитана с его спутниками на кормовую площадку.

— Надо что-то делать, господа! — хриплый голос моряка дрожал. — Я дурак, что доверился этому боша, но кто мог ожидать от него такого коварства?

— Расскажи нам все, сын мой... — Иигуир придержал готового взорваться Левека.

— Сегодня днем боша отвел меня в какую-то харчевню. Мы хорошо выпили, и тогда этот стервец предложил помочь его приятелям захватить «Эло»!

— Вот и обещанные пираты, — криво усмехнулся Эскобар.

— С какой стати им охотиться на нас? — спросил Иигуир.

Иртон замялся:

— Точно не помню, мессир, но... кажется, гуляя в Варце, мы с ребятами ляпнули местным девкам что-то насчет золота, которое везем на Диадон. Честное слово, мы даже не предполагали, что боша мог подсесть к нам неслучайно!

— Пьяные болваны! — рявкнул Левек.

— Что же было дальше? — Иигуир вновь придержал капитана.

— Они посулили кучу денег, хотя не сильно уверен, что получил бы их. Взамен я должен был помочь дружкам боша незаметно проникнуть на корабль. Пришлось соглашаться, ведь в случае отказа меня наверняка прирезали бы, мессир.

— А может, ты хотел просто насолить мне и неплохо заработать? — опять зарычал Левек.

— Нет, капитан! — Моряк тоже вспылил. — У меня и впрямь есть причины недолюбливать вас, да и деньги бы сейчас не помешали. Однако я честный человек, сир, и помогать пиратам устраивать здесь кровавую бойню не стану. А откажись я сразу и погибни как герой, это все равно бы никого не спасло. И кто предупредил бы вас об опасности?

— Ты правильно поступил, сын мой, — Иигуир встал между спорщиками, — что сообщил обо всем. Впредь, конечно, будешь осмотрительней в знакомствах и не дашь себя обмануть. Помощь же, оказанная тобою, неоценима.

— Благодарю вас, мессир.

— Когда эти разбойники собирались совершить свое гнусное дело?

— Около полуночи.

— Недавно уже отбили одиннадцать, — заметил Эскобар.

— И сколько может оказаться лиходеев? — продолжал Иигуир.

Иртон почесал в затылке:

— Я видел только троих, но, судя по некоторым фразам, недавно подошел их корабль. Мыслю, наберется человек двадцать — двадцать пять.

— Хорошо, спасибо тебе, сын мой. Ступай теперь с миром.

— Двадцать — двадцать пять... — проворчал Левек, когда моряк ушел. — После того что я слышал о Дафе, не удивлюсь, если явится и полсотни головорезов. Город просто кишит негодяями. Да и сам Иртон... Надо же, мессир, ведь эта свинья еще смеет причислять себя к честным людям!

— Не забывайте, капитан, похоже, именно ваш удар в харчевне Варца помог пиратам выбрать себе сообщника. Впрочем, сейчас неподходящее время искать виноватых. Я вижу лишь два пути: принять неравный бой или бежать.

— Бежать? — изумился Левек. — Да вы посмотрите по сторонам, мессир! Через час разверзнется такое, что все прежние шторма покажутся раем!

— Я гораздо уверенней чувствовал бы себя в бою, — несколько отстраненно произнес Эскобар, — но если имеется хоть один шанс уйти... Дешево мы тут не отделаемся. Даже если повезет и отобьемся, то потеряем много людей. Кого можно нанять взамен в этом городе-притоне? Мы погубим наше путешествие, а возможно, и жизни. Вдобавок акулы, взявшие след, просто так не отцепятся.

— Он прав. — Иигуир пристально посмотрел на Левека. — Однако решение остается за вами, капитан.

Тот колебался с минуту, заглядывая в глаза товарищам и морщась.

— А-а, черт с вами! — махнул, наконец, рукой. — Коль влезли в воду, будем барахтаться. Где наша не пропадала! Рискнем. Попробуем прорваться на восток, может, успеем... С вами, господа, если не погибнешь, то уж точно сойдешь с ума... Но если все же Творец не позволит нам утонуть по дороге... то за вами бочонок тиссийского вина, господин Эскобар.

Опасаясь наблюдения со стороны, уходить старались как можно осторожней. К счастью, только пара факелов у сходней продолжала отгораживать корабль от стены густого мрака. Стоило подставить их под все более крепкие порывы ветра, как пламя зачахло, все погрузилось в темноту. Боясь возиться на пристани, обрезали швартовые канаты, и «Эло», бесшумно развернувшись, заскользил между судами к выходу из гавани. Когда он поравнялся с маяком, на стоявшем неподалеку корабле поднялся шум. Замелькали огни, послышались выкрики, застучали весла, но «Эло» уже мощно и уверенно выкатывался в открытое море. Погони не было.

— Видно, не родились еще те идиоты, что последовали бы за нами, — вымученно ухмыльнулся Левек, оглядываясь.

Встретивший свежий ветер напомнил, что одной опасности они вроде как избежали, зато к другой лезут прямо в пасть. Гребцы работали изо всех сил, словно пытаясь обогнать надвигавшийся шторм, но едва скрылись из виду огни Дафы, он накрыл их. Только это был не шторм, а настоящий ураган! Бешеный ветер и огромной высоты волны с остервенением налетели на легкомысленную скорлупку, осмелившуюся бросить им вызов. Они кидали, качали, вертели ее яростно и упоенно. Корабль то взмывал в воздух, блестя мокрым днищем, то, завалившись на бок, полностью погружался в пучину, и казалось чудом, что он еще всплывал из-под очередной водяной скалы. Оглохшие и ослепшие люди сделали единственно возможное — бросились плашмя на дно, закрыв головы руками и призывая на помощь Господа. Лишь хлынувшая отовсюду вода заставила самых стойких взяться за работу. Когда прокатывался очередной вал, они вновь появлялись у бортов и продолжали с каким-то исступлением вычерпывать воду, пока новый вал не сбивал с ног. Чудилось, люди готовы были вычерпать все это рассвирепевшее море. Левек, прикрученный веревками к румпелю, снова и снова разворачивал корабль поперек налетавшей волны. Отчаянно перебирая крошечными лапками-веслами, «Эло» упорно не желал идти ко дну. Час за часом продолжался этот неравный поединок человеческой стойкости и могущества стихии. Несколько раз море вроде бы ослабляло свою хватку, но, чуть передохнув, набрасывалось с прежней лютостью. Сдаваться не желал никто.

Только к середине следующего дня люди почувствовали, что буря начала отступать. Еще завывал ветер и метались волны, но светлеющий горизонт уже приветствовал победителей. К полудню море и вовсе замерло, вновь сделавшись тихим и покорным. Едва верящие в это обессиленные странники со слезами на глазах обнимались и благодарили Бога за свое волшебное спасение. Только одного моряка смыло за борт. Состояние корабля удручало: наполовину залитый водой, он еле держался на поверхности, накренился на левый борт, лишился шлюпки и мачты. Когда взялись откачивать воду, в обшивке обнаружилось несколько щелей. Однако они выстояли!

Словно израсходовав весь запас безумства, в последующие дни море вело себя на редкость кротко. Кое-как заделавшие течи путешественники неторопливо двинулись на веслах на восход, выправляя сбитый штормом курс. Измотанные физически и нервно, они были способны сейчас лишь на такую, неспешную и монотонную, работу. Любые попытки подгонять оказались бы не только жестокими, но бессмысленными. Через день кое-как закрепили мачту, подняли зарифленный парус, скорость чуть выросла. Левек, сутками колдовавший с картами, компасом и какими-то хитрыми приборами, объяснил, что постарается выйти к островам Оринолы — крохотной торговой республики посреди океана.

— Сами понимаете, господа, нынче для нас каждая минута может стать дороже всего золота мира. Если не спрячемся, когда затеется новая буря, лучше сразу прыгать за борт, не растягивать мучения.

К счастью, дни текли однообразной вереницей, а море по-прежнему было пустынно. Пару раз оно вроде пыталось насупиться, но страхи путников оказывались напрасными. О том, что Оринола осталась где-то в стороне, догадывались все, хотя вслух высказаться боялись. Левек начал уже тревожно посматривать в сторону тающих запасов пресной воды, когда на горизонте, наконец, замаячила земля.

Вид ее словно вдохнул в людей новые силы, вскоре они уже выпрыгивали, смеясь и размахивая руками, на усыпанный галькой берег. Эскобар обогнул веселящихся моряков, подошел к Левеку:

— Вы поистине мужественный человек, капитан. Признаться честно, я уже готовился слушать песни ангелов и, думаю, не будь вас, обязательно услышал бы их. Только ваше бесстрашие и мастерство спасли всех. Считайте меня своим должником на всю жизнь!

— Признаться честно, — хмыкнул Левек, — со всем своим мужеством я скорее отдал бы руку, нежели вернулся опять в тот кошмар... А вы... — Он хитро покосился на офицера. — Вам, сударь, я беспременно отыщу лучшего в здешних краях виноторговца.