Костер разложили под утро. Долгий переход вдобавок к бурным ночным событиям до крайности измотал людей, которые ныне валялись там, где их застал отбой, прямо в траве и опавших листьях, словно порубленное воинство. Никто не сомневался — с рассветом начнется погоня, однако понукать спутников сейчас было бы жестоко. Да и, скорее всего, бесполезно.

У маленького костерка засиделись трое: Сегеш, Шурга и Шагалан. Само собой получилось, что именно они руководили побегом, теперь именно им предстояло определиться с дальнейшими планами. Лицо Шурги посерело от усталости, темным бисером на нем проступили конопатины. Как держался покалеченный Сегеш, оставалось вообще загадкой — большую часть пути атаман осилил сам. На фоне других Шагалан смотрелся вполне бодро, хотя и он упал на землю не без облегчения.

— Спать пора, — мрачно закашлялся Шурга. — Ничего мы тут не надумаем в таком-то состоянии. Чуток отлежимся, тогда и побеседуем.

Сегеш покачал головой:

— Днем некогда станет советничать. Если по следу собак пустят — будешь думать единственно о сне да о беге.

— Ерунда, не впервой. Уйдем и от собак. Или заморочим, или подкараулим. Только б лохмачей не пустили, с ними просто не совладаешь.

— Что за лохмачи? — Шагалан оторвался от заплесневелого сухаря.

— Бесовские отродья. С виду вроде собаки, а размером с доброго мула. Их мелонги с собой привезли. Огромные, мощные, лохматые, словом, сплошной кошмар. Лохмачами мы их сами окрестили, варварское-то название не выговоришь, язык сломаешь. Болтают, вывели их северяне из пастушечьих пород, овец у них якобы стерегли. Врут небось, что ж там за волки тогда водятся? Твари злые, клыки с мой палец, как следопыты, правда, не особо сильны, зато человека сожрут вмиг. Одиночке и оружие не всегда поможет.

— А потому решать, друзья, все надобно сейчас, — заключил Сегеш, — пока лай за спиной не подгоняет.

— И чего решать-то? — Шурга насупился.

— Ясно чего: куда путь вести. Должно, разумеется, к своим пробираться, однако сделать это теперь мудрено. Знаю, сам все сочинял на случай беды… Только никто ж не предполагал, что порой из той беды обратно на свободу вылезают.

— Угу. — Шурга сидел мрачнее обычного.

— То есть нынче нам предстоит самих себя превзойти и вернуться туда, куда путь уже заказан. Вот тут давай, дружище, с тобой и пораскинем мозгами, как ребята могли откочевать. Просторы-то кругом велики, да удобных местечек не так уж много. Если лесовик-чащобник не выдаст, со второй-третьей попытки найдем. Что, например, скажешь о Мокрой Балке? Жить там пусть и противно, зато всегда отход к реке имеется, опять же вода под боком, рыба. Переждать беду сгодится. Или тот затерянный хуторок…

Шурга громко кашлянул, и атаман смолк, глянул на товарища с недоумением.

— А по-моему, сперва нужно определить, с кем мы пойдем обратно в отряд. Или тебе не интересно?

— Конечно, интересно, хотя может и потерпеть. Вот оторвемся от погони, разыщем своих…

— А я считаю, тянуть с этим так нельзя!

Шурга бросил неприветливый взгляд на Шагалана, но сразу отвернулся.

— Да чего на тебя вдруг нашло? — удивился Сегеш.

— Сейчас объясню, брат… Не секрет, мелонги затратили уйму сил и денег, чтобы нас изничтожить. В итоге они захватывают вожаков, однако сам отряд опять уцелел. Пленных начинают пытать, добиваясь выдачи лагерей, связей и прочего. Те в конце концов рассказывают, что знают, но уже срабатывает твоя, атаман, хитрость: отряд все меняет, исчезая бесследно и с малыми потерями.

— Ну, правильно, — закивал Сегеш, — только давно каждому известно.

— И тем не менее погоди минутку. Итак, мелонги в тупике. Отряд цел, вожаков, конечно, можно повесить, да им на смену непременно выдвинутся новые. Зацепок больше нет. Получается, козни-то наместника провалены? И что тут происходит?

— Ну?

— Происходит скромное чудо. Очень своевременно появляется из ниоткуда милый паренек и одним махом всех освобождает. Враги валятся кучами, повстанцы ликуют. Куда они затем поведут своего избавителя?

— Ты что?…

— Любой, и не шибко мудрый, догадается — поведут к себе в отряд. Ну а ежели потом туда же притопает сотня солдат, на то уж воля Всевышнего Творца. Как вам такая мысль?

— Ты… — Сегеш задохнулся от возмущения. — Ты совсем ополоумел, Шурга?! — Атаман повернулся к Шагалану, но тот лишь наблюдал за происходящим, спокойный и даже ироничный. — Хочешь сказать, что его подослали мелонги? Что они подстроили наш побег? Это чушь какая-то! Ты же сам видел убитых стражников.

— Видел, — кивнул повстанец. — А ты уверен, брат, что разгром отряда не стоит десятка местных ублюдков? Ни один мелонг-то не пострадал!

— Их же нам не встретилось!

— Вот-вот. А как легко щуплый паренек расправлялся с вооруженными мужиками? С чего бы вдруг? Может, они просто не сопротивлялись, не ожидали от него нападения? Я-то в числе первых добежал через мост. Жутковатая картинка — пять порезанных трупов против одной сломанной сабли.

— Сталь попалась дрянная, — наконец заговорил Шагалан, и от его сонного голоса оба спорщика вздрогнули. — Там же пришлось клинок подбирать. А двое супостатов действительно улизнули, это плохо. И ведь один раненым куда-то полз, надо было все-таки пошарить по кустам. Обязательно б нашли.

— И прирезали бы? — скривился Шурга.

Юноша пожал плечами:

— Если охота, дядя, ты мог бы с ним даже расцеловаться. Сначала.

— Вот видишь? — Шурга вновь накинулся на атамана. — И он еще утверждает, что вечером открыл счет своим мертвецам! Да не каждый прожженный головорез так спокойно к подобному отнесется! Кто он тогда такой? Чего ему от нас нужно?

Сегеш надолго замолчал, переводя взгляд с одного собеседника на другого. Затем сказал:

— Это ничего не доказывает. Никакой прямой связи с мелонгами пока не чую. Однако… Должен признать, Шагалан… ты весьма необычная особа. Я немало пожил на свете, но похожих встречать не доводилось. В главном Шурга прав — следует кое-что прояснить. Впрочем, не ожидал таких речей и от тебя, дружище. В конце концов, именно ты первым познакомился с новичком, именно с тобой он затевал свои подвиги.

— И не отказываюсь, — немного смутился повстанец. — Я лишь наблюдаю странности, пытаюсь их истолковать. Возможно, все и по-иному, а Шагалан — честнейший человек… Просто мы наслышаны о коварстве Гонсета, проверка не повредит. И не спеши, парень, обижаться… Хотя тебе-то чего бояться? После этой ночи, предполагаю, тебя никто из нас не сумеет остановить… при случае.

Шагалан кивнул одними ресницами.

— И где только лепят таких… героев? — сокрушенно вздохнул Шурга.

— Хорошо, господа, — юноша потянулся, — расскажу прямо сейчас. Правда, коротко, спать больно хочется, а завтра опять беготня. Что-нибудь слыхали про «армию Иигуира»?

— Байки это, — фыркнул Шурга. — Старые побасенки.

— И при всем при том перед вами один из ее солдат.

Сегеш недоверчиво склонил голову набок:

— В самом деле? Ты воспитанник знаменитого Иигуира?

— Истинно так. Всеми знаниями и способностями, в конечном итоге, я обязан ему. В том числе и теми, которые вы наблюдали.

— Что ж… мессиру Бентанору приписывают множество чудес, почему бы тебе не стать следующим? Так он выбрался из того хаоса десять лет назад? И до сих пор…

— Учитель скончался нынешним летом, сир. Однако его соратники твердо намерены продолжить начатое.

— То есть… хочешь сказать, по ту сторону пролива стоит армия похожих на тебя бойцов?

— Ну, армией нас назвать сложно. Скорее, большой отряд умелых воинов.

— Насколько большой?

— Достаточно большой.

— Понимаю, — кивнул Сегеш. — И виденной малости довольно, чтобы уважать подобную силу. Всерьез надеетесь потягаться с Империей?

— Почему нет? Ведь вы, сир, как-то бросили ей вызов, имея под командой лишь толпы озлобленных крестьян и разбойников.

— Это неудачно закончилось.

— Тем не менее у вас получилось недурственное противостояние, как я слышал. Вдобавок мы не собираемся сразу рубиться с мелонгами в чистом поле. Считайте, появится еще одна вольная ватага.

— Только гораздо мощнее?

— Пожалуй.

— Когда же вы думаете присоединиться к нашей борьбе?

— Время действовать приспевает, сир. Но для того чтобы начать, нам необходимо четкое представление о творящемся в стране. Полагаем, лучшими помощниками здесь стали бы лесные братья — никто кроме них не способен раздобыть исчерпывающие сведения о враге, его положении и силах. А среди лесных ватаг ведущее место единодушно отводят «армии Сегеша».

— Скорее, большому отряду. — Атаман слабо улыбнулся.

— Отсюда понятно, зачем мы старались разыскать вас, а обнаружив в тюрьме Галаги, не могли позволить просто повесить. Вы слишком нужны Гердонезу, сир.

Главное прозвучало, и над костром повисла долгая тишина.

— Несколько фантастично… но при том заманчиво… весьма… — вздохнул Сегеш. — Тебя удовлетворили объяснения, Шурга?

— Немного, — буркнул повстанец. — История, конечно, любопытная, однако, замечу, реальных-то доказательств как не было, так и нет.

Сегеш в сердцах хлопнул ладонью по колену:

— Прекрати, брат! Каких тебе надобно доказательств? Твои догадки о происках Гонсета имеют их столько же.

— Я-то опираюсь на всамделишные поступки мелонгийского лиса!

— А Шагалан — на толпу беженцев за проливом. Она тоже вполне реальна, как мы прекрасно знаем! Кому же верить?

Шурга не нашелся сразу что ответить, засопел, заерзал.

— Мыслю, будем полагаться на лучшее, — заключил атаман. — Пока у нас нет никаких причин не доверять Шагалану, зато есть целая гора причин доверять. Все же именно он спас от верной гибели и нас и всех городских кандальников.

Шурга вздохнул в темноту:

— Пусть так. Отведем его в отряд, разделим стол и кров, доверимся… покуда не возникнут очередные сомнения. Я за ним пригляжу.

— Да ну тебя! — отмахнулся Сегеш. — Если начерно все обговорено, заваливайтесь-ка отдыхать. Я еще посижу по-стариковски, посторожу. Часа через два-три развиднеется, снова в путь, не то охотники на хвост прицепятся. Чем дальше уйдем в первый день… Смотри-ка, дружище, он уже спит! Что значит молодые крепкие нервы…

— М-да, брат… прямо-таки нечеловечески крепкие…

Вставать и вправду довелось очень скоро. Едва тусклое солнце всплыло над верхушками деревьев, Сегеш растолкал своих бойцов. Поднимались тяжело, охая и постанывая. С другой стороны, сборы не заняли много времени — ни вещей, ни сколько-нибудь существенной еды с собой не было. Вытянувшись в цепочку, тронулись. Вел Шурга, Сегеш, которому товарищи посменно помогали идти, оказался в середине колонны, Шагалан — в числе замыкающих.

Юноше не нравилось состояние обоих вожаков. Шурга продолжал дуться, глядел букой. Главным образом из желания наладить отношения, Шагалан попытался расспросить о цели маршрута, однако ватажник сразу отрезал:

— Куда нужно, туда и идем. Эти-то края, парень, мне давно знакомы, не заблудимся. Притопаем — там и осмотришься, а пока гляди-ка под ноги.

Сегеш был дружелюбнее, зато его колено сдавало с каждой милей. Старик не жаловался, крепился, долго вышагивал, кривясь, но затем начал отставать. Помощи ему требовалось все больше и больше, сперва поддерживали под руку, потом подпирали плечами. Момент, когда его придется нести, стремительно приближался. Вдобавок двигаться следовало вне дорог, по чащобам да перелескам. Открытые луга с полями старательно огибались, пару раз ведущий и просто сворачивал без видимой причины. К середине дня вымотался не только Сегеш — весь отряд. Вместе с силами ушла опасливость, тем более что никакие признаки не указывали на возможную погоню. Очередные команды Шурги бросаться в новые буреломы выполнялись все неохотнее, люди принялись ворчать и огрызаться, в конце концов привал образовался как-то сам собой.

Шагалан застал атамана сидящим на заросшем мхом пне. Вокруг колена страдальца копошились Шурга и Перок. Юноша остановился рядом, Сегеш поднял к нему мокрое, чуть виноватое лицо:

— Это ничего. Малость дух перевести, боль отступит, и опять пойду.

Шурга к подошедшему даже не обернулся, зато вскинулся Перок:

— Слушай, братишка, ты, часом, во врачевании или там костоправстве не соображаешь? Мы-то не мастаки, а без помощи никак.

Разведчик глянул на синее, опухшее до безобразия колено, покосился на напряженный затылок Шурги.

— Знаю немного и о врачевании. Чтоб людей ломать, их надо хорошо изучить, а отсюда и до целительства недалеко. Совсем плохо?

— Паршиво, — вздохнул Перок. — Проковыляет от силы несколько миль, потом… разве на себе.

— Решение за вами, сир. — Юноша опустился на землю подле Сегеша.

— Что я могу решить? — понурился тот. — Буду шагать, покуда не упаду. Когда нога окончательно откажет, укроете в лесу. Именно так! Вы голодные да измученные, возьметесь еще кого-то тащить — поползете улитками. Любая погоня сцапает за день. Посему оставите меня одного… ну и кинжал какой-нибудь… не попадать же снова…

— Я имел в виду иное, — холодно прервал Шагалан. — Бросить раненого — дело нехитрое, но последнее. Сумеем обойтись без этого — будем обходиться. Вместе с тем, сир, идти вам дальше нельзя, тащить, как верно сказали, опасно.

— Чего же остается?

— Рубить хвост.

— Э-э… как?

— Мы все догадываемся, что по пятам должна непременно двигаться погоня, однако не заметили ее до сей поры. Возможно, враги сильно отстали, сбились со следа, а возможно, лишь ждут удобного момента. Например, ночи, когда нас, измотанных, удастся повязать без труда. Глупо дарить такой шанс, лучше самим упредить: остановиться сейчас, подстеречь преследователей и… разобраться.

Пока верзила Перок недоуменно хлопал глазами, поднялся хмурый Шурга:

— Как же, надейся, будут они нестись сломя голову! Если умно выслеживают, то остановятся с нами и точно так же дождутся ночи.

— Правильно, поэтому здесь спрячусь я один. Другие продолжат путь еще какое-то время.

— Опять на подвиги потянуло? — буркнул ватажник. — А ведь на всякую косу, удалец, рано или поздно своя булыга находится, учти.

— Учту. Только иного не сочиняется. Отряду сытых воинов на добрых лошадях да с собаками мы в беготне не соперники. Или ты мне, дядюшка, по-прежнему не доверяешь? — Шагалан вдруг улыбнулся. — Думаешь, снова с врагом сговариваться кинусь?

— Ничего я не думаю, — отвернулся Шурга, ворча.

— Если вконец тревога изглодала, айда со мной. В бою не пособишь, хоть сомнения развеешь.

— Хорошая мысль, — неожиданно поддержал юношу Сегеш. — Пойдет он, конечно, не соглядатаем, а помощником. Сколько там окажется врагов, каких — Творец ведает, нужно поостеречься. Еще бы кого с вами послать, да люди умотались…

— А я пойду. — Перок поспел-таки за общими рассуждениями. — Что мы все бежим да улепетываем, пора и в драке помериться.

Атаман кивнул:

— Вот и берите его. Парень бойкий, крепкий, отработает за двоих.

К удивлению разведчика, Шурга принял идею весьма спокойно. Он скрупулезно объяснил товарищам направление пути, назначил место встречи, обговорил даже замену себе «на крайний случай». Больше других буянил неугомонный Йерс. Мальчишка пересек мост с беглецами, и теперь отделаться от него не было никакой возможности. Сперва он протестовал против очередной глупости Шагалана, а затем категорически потребовал своего участия в затее. Пришлось одному из повстанцев вести баламута за шиворот.

Поскольку отныне всему предстояло решаться уже не общими силами, тянуть с отдыхом не стали. Трое смельчаков получили напутствия товарищей, лучшее оружие и последние крохи провизии. К несказанной радости, Перок обрел в придачу сапоги, тесные, но достаточно крепкие.

Когда цепочка отряда скрылась в зарослях, Шурга будто бы между прочим выдохнул, поправляя меч:

— Ты, парень… не подумай… ничего такого… У нас в лесах слишком-то мягкие и доверчивые не выживают… Научит жизнь по-волчьи озираться… Чуть зазеваешься, расслабишься… сожрут… Сам понимаешь, необычного-то вокруг тебя полно… как тут не подозревать?

— Однако атаман не показался мне особенно жестким или подозрительным, — заметил юноша, перетягивавший тетиву длинного лука.

— Угу. Вот его доверчивость-то нас едва к виселице и не доставила… Тоже поверил… одному герою. Ладно, чего уж теперь. Где располагаться, командир?

Шагалан огляделся. Еле различимая тропинка змеилась по узкой, змеистой же, прогалине. С обеих сторон эту лесную плешь обжимали старые узловатые сосны, отороченные пестрой пеной кустарника.

— Вон под теми кустами затаитесь. Главное — сидите, покуда совсем не припечет, лишь тогда в драку.

— А ты?

— Не тревожься, дядюшка, спрячусь поблизости. Где-нибудь на деревьях.

— Каких еще деревьях? — не понял Перок.

— Вот на этих. — Повернувшись, юноша выпустил стрелу, которая глухо вонзилась в корявый ствол шагах в тридцати. Перок восхищенно присвистнул, разведчик, наоборот, поморщился. — Надо попрактиковаться, приспособиться к столь нескладному прибору.

Следующие пять стрел угодили в дерево рядом с первой.

— Дрова, — констатировал Шагалан.

— Что, неужели сосну валить будем? — изумился верзила.

Шурга хмыкнул:

— Не устраивают такие выстрелы, удалец? Доводилось держать в руках что-нибудь получше? И где обитает то чудо-оружие?

— Обитает, — коротко ответил Шагалан. — Пока, однако, придется иметь дело с этим. Пошли.

Втроем осмотрели, обустроили местечко для засады.

— Неплохо, — кивнул Шурга. — И сторона подветренная, и тропинка видна. Далековато, правда.

— А вам стрелять и не потребуется, дядюшка. На себя возьму.

— Тогда что потребуется? — прищурился повстанец.

Перок высказался прямолинейнее:

— А по нашим следам не припрутся собаки сразу сюда?

Шурга покосился на промолчавшего разведчика, скривил губу:

— Ладно, парень, не робей. Сами, если прижмет, отобьемся, да и гостюшка авось не выдаст.

— Не выдам, — заверил Шагалан, задрав голову.

Подходящая сосна обнаружилась здесь же, на вполне убойной дистанции как от прогалины, так и от убежища ватажников. Взобравшись, юноша примостился в удобной развилке. Удобство, впрочем, относительное: тропинка просматривалась прекрасно, зато сидеть на жестком, мокром шестке оказалось несладко. Сидеть же пришлось долго — минуло полчаса, час, а враг по-прежнему не торопился. Небо снова хмурилось, затянул мелкий дождик. Шагалан успел еще вдоволь понежиться на скользких сучьях и тихо позавидовать спрятавшимся в кустах товарищам. Начал даже прикидывать, не поменять ли укрытие, когда до его слуха долетел неясный шум.

— Замерли! — одними губами проговорил Шагалан в сторону кустов.

Хотя Шургу с Перком все равно не рассмотреть, редкие шевеления там вроде бы затихли. Звуки приближались медленно и уверенно. Сменив напоследок позу, разведчик пристроил лук, вытащил пучок стрел. Наползающий шум постепенно обретал форму, и вот уже угадывались всадники, едущие без тропы через лес. Сбивчиво хрустел под копытами сушняк, фыркали недовольные лошади, позвякивали удила. Неожиданно Шагалан ощутил, что шум раздвоился, — значительная часть выползала теперь ему за спину. «Не было печали, нарвались на бывалых», — шепнул юноша, сильнее вдавливаясь в шершавую кору. Погоня находилась совсем близко, между деревьями промелькнула пара силуэтов. Опасения подтверждались: основная группа, очевидно, двигалась по тропе, по следу, сбоку лесом ее сопровождало еще несколько человек, предохраняя от всяческих напастей. Наверняка и по другую сторону от тропы имелся такой же эскорт. Все верхом, неторопливые, спокойные, без болтовни или окриков — каждый определенно знал свою работу. Вскоре Шагалан заметил и обещанных собак: три рыжие поджарые твари трусили, уткнув морды в землю, непосредственно перед центральным отрядом. И снова никакой суеты или пустого лая! Беглецы, подстегиваемые страхом, могли бы, пожалуй, временами перемещаться и быстрее, но слаженная команда размеренным, безостановочным накатом раньше или позже непременно накрыла бы их. Угасла и робкая надежда на продолжающийся дождь: то ли он оказался слишком слаб был, то ли собаки — слишком искушенными, только погоня шла уверенно.

Разведчик закрутил головой. Куда стрелять, если тебя обходят с обеих сторон? Как уже удавалось рассмотреть, по тропе ехало шестеро, все вооруженные до зубов, в кольчугах и шлемах. До них шагов полета. В тридцати шагах следовало трое, этим то и дело случалось замедлять ход, огибая очередной завал или выворотень. «Считай, еще повезло — угодили аккурат между отрядами, — заметил сам себе Шагалан. — А теперь они и вовсе так раздвинулись, что вряд ли увидят друг друга. Правда, звуки… Ну, пусть постоят, послушают!»

К этому моменту безмолвное охранение, прошуршав поблизости, начало удаляться. Разведчик нарочито неспешно выделил переднего всадника. С шипением прорезав густо-мокрый лесной воздух, стрела ударила врага под лопатку. Показалось, она так и не пробила толком плотный доспех, но хватило неожиданного сотрясения — воин кувырком полетел из седла. Секундное замешательство, вставший на дыбы конь, растерянное оглядывание. Юноша тотчас отправил еще две стрелы. Одна попала в шею лошади, которая с храпом завалилась набок, ломая седока. Лишь третьим выстрелом Шагалан остался доволен — последнего охранника поразило прямо в лицо.

Закончив, юноша молниеносно развернулся в обратную сторону. На тропе царило очевидное недоумение и тревога. Всадники замерли, сгрудились в кучу, некоторые поднимались на стременах, пытаясь разобраться в происходящем. Они слышали шум короткой свалки, однако он быстро стих, а никакого условного сигнала так и не прозвучало. Почувствовавшие озабоченность хозяев собаки вились у лошадиных ног, отрывисто втягивали воздух, надеясь определить опасность. Положение как нельзя более выгодное, хотя Шагалан понимал, что столь опытные охотники долго в растерянности не пробудут. Всадники едва различимо начали переговариваться друг с другом, и разведчик получил возможность выбрать цель, максимально похожую на главаря. Они находились дальше, но ему опять сопутствовала удача — один из преследователей был серьезно ранен в бедро. Вновь заметались испуганные кони, зато люди, обретя наконец врага, заработали весьма четко. Под тревожный сигнальный свист пятерка развернулась редкой цепью и спешилась, хоронясь за кустами. Шагалан еще успел зацепить парня, слишком увлекшегося усмирением лошадей, когда в атаку послали собак. Три рыжих призрака кинулись вперед самозабвенно и наугад, рассчитывая изобличить жертву по ходу дела. Стрелять по взметающим листву молниям было бессмысленно, и вскоре псы, сухо взлаивая, заплясали под его сосной.

— Чертовы твари! — процедил разведчик.

Выпущенная почти в упор стрела прошила одну из собак насквозь, та закрутилась юлой, но тратить на животных драгоценные снаряды не хотелось, тем более что, увлеченные охотой, укрытие Шурги они так и не заметили. Люди, однако, тоже не теряли времени даром. Грамотными короткими рывками они неуклонно сжимали полукольцо вокруг обнаруженного дерева, удары сразу нескольких стрел эхом прокатились по стволу. Шагалан попытался было высунуться, затеять перестрелку, но охотники били слаженно и точно, а проблем со стрелами определенно не знали. Под защитой древнего лесного исполина разведчик мог чувствовать себя сравнительно спокойно… пока его не обошли с тыла. Между тем на дальних подступах обозначились фигуры охранников другого крыла — трое конников торопко объезжали очаг сопротивления, держась на безопасном расстоянии. Проследив глазами за размытыми силуэтами, юноша понял, что воевать ему от силы четверть часа.

Кроткое ожидание конца не устраивало. Он совсем ушел за мощное тело сосны, выманив туда же и злобно рычащих псов. Приладил за спиной лук, спрятал оставшиеся стрелы, извлек саблю. Примерился и шагнул вдоль ствола в пустоту навстречу оскаленным, истекающим пеной пастям. Первую морду рассек еще в полете. Вторая успела пребольно цапнуть за плечо, но тотчас захрипела перерубленным горлом. Шагалан вдобавок придавил пса коленом, чтобы тот испустил дух без лишнего шума.

Теперь надлежало действовать быстро и осмотрительно. Пока охотники мерно долбили стрелами осиротевшее дерево, юноша ужом скользнул на землю, пополз, применяясь к каждому бугорку или коряге. Минута-другая, и он уже в стороне от боя. Сделал крюк, шмыгнул в крошечную ложбинку, осторожно выглянул из-за погрязшего во мху валуна. Крайний охотник обнаружился рядом — в какой-то дюжине шагов шевелилась его затянутая в мокрую кожу спина. При некотором старании можно было различить и позиции остальных. Воины все продолжали утыкивать стрелами безответную сосну, однако в их действиях начинало проскальзывать недоумение: противник больше не показывался, да и собаки неожиданно притихли.

Не поднимаясь, Шагалан вновь подготовил лук. На первый взгляд, дальнейшая тактика очевидна: убираешь ближнего, ныряешь в лес, отыскиваешь следующего, затем следующего… Схема классическая, хороший разведчик да еще в знакомых местах, рассказывали, способен таким манером перебить кучу народу. Хотя, возможно, и не очень быстро. В том-то и закавыка — враги вот-вот, заподозрив неладное, двинутся вперед. Найдут они лишь дохлых псов да голые сучья, но вполне в состоянии наткнуться и на засаду Шурги. Вдобавок всадники с тыла…

Шагалан устроил стрелу, высунулся. Охотник, прекратившийся гвоздить дерево, теперь старался переглянуться с товарищами, чтобы уточнить обстановку. Спина его по-прежнему была как на ладони, настойчиво предлагалась в качестве мишени. Юноша начал поднимать лук, и в этот миг справа хрустнули ветки. Нырнул в сторону, разворачиваясь. Глаза успели заметить грязную, окровавленную рожу, ломящееся сквозь кусты квадратное тело и блеск меча. Короткий, торопливый рывок, враг наткнулся животом на оперенное жало и, согнувшись, повалился ничком. Потом руки работали в предельном, бешеном темпе — новая стрела заняла свое место. На двенадцати шагах сложно не услышать пение спускаемой тетивы, поэтому юноша выступил из-за камня не вверх, а скорее вбок. Охотник, как и ожидалось, уже лицом к опасности, оружие наготове. Единственно, он никак не мог знать, какая и где конкретно появится цель. Шагалан это представлял лучше. Его стрела ушла в полет на мгновение раньше вражеской, тело двинулось дальше в перекат. Чужой снаряд разодрал ветки над головой, зато свой, судя по стону и звуку падения, напился-таки человеческой крови.

Не теряя ни секунды, юноша откинул неплохо послуживший лук и бросился бегом, вытягивая сабли. Сейчас решали натиск и быстрота. Он мчался почти наугад, больше, чем на прежние наблюдения, полагаясь на то, что, подобно охотничьему псу, поднимет перепуганную добычу на ноги. Кусты мокрой волной ударили в лицо, изогнулись, упираясь, затрещали. Таиться смысла не имело. Чей-то всполошенный крик, на краю зрения — бегущие к нему фигуры. Крохотная полянка… снова кусты… Чья-то темная масса качнулась наперерез, он, не замедляя шага и не поворачиваясь, нырнул под замах, обеими клинками распорол незащищенную плоть. И дальше, вперед, быстрее. Редкая облавная цепь теперь играла против охотников, обреченных погибать поодиночке. Новая прогалинка… кусты… пусто… еще прогалина… где-то здесь… Врага из укрытия он действительно поднял, вот только не совсем перепуганного. Над желтеющей листвой — голова в стальном шлеме, лицо перечеркнуто изготовленным к стрельбе луком, жесткий, ясный взгляд… Их разделяет шагов семь, разве промахнешься?… Юноша качнулся вправо, тотчас резко влево, вниз, изо всех сил вжимаясь в пружинящую землю, сливаясь с ней в единое целое… Искушенный воин терпел, сколько мог, но угроза стремительно приближалась. Из глубокого подсада Шагалан ушел в перекат, подлетая почти под ноги врагу. Тот выстрелил торопливо, отчаянно, стрела, хоть и ожгла бок, не остановила. Жадно лязгнули клинки, однако охотник каким-то чудом успел отскочить в сторону, выхватив меч.

Знакомое лицо. Длинные волосы, коротко стриженная бородка. Правда, тонкие губы кривятся не в презрительной усмешке, а от едва подавляемого страха. Юноша никогда не слышал его имени, зато облик запомнил крепко. Командир охотников, «старшой». Тот, в свою очередь, похоже, признал бывшего пленника.

— Никак сызнова свиделись, паренек? — Скрипучий голос заметно дрожал и срывался. — Какой же ты шустрый оказался! Опять вязать…

Еще дальше затрещали ветки — это последний из загонщиков спешил на помощь командиру. Слева за кустами звякнул металл, донеслась возня, вскрики — шедшие в обход наткнулись на засаду Шурги. Теперь подавно не резон точить лясы с кем попало, Шагалан молча кинулся в атаку. Противник подвернулся весьма искусный, не чуждый фехтованию, однако сейчас любое мастерство тонуло в шквале ударов. Они вылетали отовсюду, под невозможными углами и с дикой скоростью, не особо прицельные, но страшные своей густотой. Охотник отбивался, как мог, и все же вынужден был непрерывно пятиться.

— Держись, старшой! — Подмога была в каком-нибудь несчастном десятке шагов.

Разведчик даже не покосился на подбегающего сбоку свежего врага. Прежний слабел с каждой секундой, раны на руках и лице обильно кровоточили. Неловкое движение назад, и он, зацепившись за коварную корягу, полетел спиной на землю. Юноша немедленно очутился над ним, пинком выбил меч. Глаза встретились вновь. Все было кончено, и охотник собирал остатки воли, чтобы выкрикнуть победителю что-то оскорбительное, но… от встречного взгляда пересохло в горле. А через мгновение это горло перерубили наотмашь.

Когда Шагалан выпрямился над телом, последний загонщик находился уже рядом. Вот только боевой порыв его неожиданно иссяк, он в нерешительности затоптался на месте. Неизвестно, каких усилий потребовал от молодого еще парня рывок на выручку командиру, однако их явно не хватало для боя с напавшим монстром один на один. Разведчик неспешно повернул голову, поднял глаза. Этого оказалось достаточно — тонкий взвизг, и, заплетаясь в собственных ногах, бедняга ринулся наутек. Понесся, не разбирая дороги, спотыкаясь, падая и вскакивая. В другой раз Шагалан, скорее всего, позволил бы ему спасти шкуру, но не сейчас. Чуть отбежав, охотник начал было сбавлять темп; ударивший под лопатку нож толкнул его в заросли, оставив снаружи лишь стоптанные подошвы сапог.

Тем временем за кустами драка гремела с прежней яростью и взывала о немедленном вмешательстве. Шагалан мельком ощупал раненый бок: крови натекло изрядно, хотя угроза для жизни существовала едва ли. Подобрав вражеский лук, юноша широким шагом отправился в следующую схватку. Обогнул колышущиеся кусты кругом. Говоря по совести, особой помощи тут и не требовалось, его товарищи использовали внезапность вступления в игру сполна. Между деревьями метались лошади, поодаль катался по земле, завывая, охотник, в боку которого торчало сломанное древко пики. Из троих же остальных один враг был серьезно ранен в плечо и теперь больше подбадривал приятелей, чем помогал им в бою. Таким образом, у каждого ватажника, по сути, имелся единственный противник.

Шагалан не утерпел, чтобы не понаблюдать за сражением. В конце концов, нужно знать боевые возможности людей, с которыми он собирается связать свое дело? Шурга работал длинным прямым мечом, одноручным, хотя держал его обеими руками. Обращался довольно умело, мало в чем уступая врагу, зато откровенно уставал. По лицу дядюшки бежали струйки, рот надрывно заглатывал воздух. Перок казался полной противоположностью: мощный боевой топор у рослого парня обрушивался со свистом, безостановочные удары были незатейливы, но потрясали до пят. В особо трудные моменты именно противнику Перка приходил на подмогу третий, раненый охотник. В целом бой получался примерно равным, продолжался уже не одну минуту и мог запросто затянуться неопределенно долго…

— К-хы! — Шагалан заметил брошенный искоса яростный взгляд Шурги.

Он и вправду непозволительно застоялся. Плавно поднял лук, прицелился. Бойцы сошлись очень тесно, однако с такого расстояния не промахнулся бы и неумеха. Рубившемуся с Перком стрела пробила шею, фонтаном крови вылезла с обратной стороны. Верзила даже оторопел, когда его противник вдруг повалился замертво. Топтавшийся здесь же раненый среагировал быстрее, развернулся было спасаться, но, увидев Шагалана, застыл. Между тем очередной хрип Шурги привел Перка в чувство, тот поспешил на выручку товарищу, накинулся на врага сбоку и с третьего удара раскроил ему голову вместе со шлемом.

— Все! — Раненый, затравленно озираясь, бросил саблю. — Я сдаюсь! Ради Творца и деток малых пощадите, братцы!

Согнувшись пополам, Шурга силился одновременно отдышаться и надсадно откашляться. Перок, утиравший со лба пот, посмотрел в растерянности вначале на него, потом на Шагалана:

— И на черта нам этот молодчик? Чего с ним делать?

— Не погубите, братцы! — завопил раненый, тяжело плюхаясь на колени. — Не своей волей, по приказу ехал. Куда деваться? Помилосердствуйте, родные!

Перок пожал плечами. Шурга попытался что-то сказать, однако лишь зашелся в новом приступе кашля. У Шагалана сомнений не было.

— Неверную тропу выбрал, приятель… — Юноша, приблизившись, мимоходом положил ладонь на рукоять сабли. — Но я все-таки помогу тебе, как сумею.

Давящийся кашлем Шурга взмахнул рукой, протестуя, но еще проворнее взвизгнуло смертоносное лезвие. Охотник не успел даже ужаснуться, как уже опрокинулся с почти перерубленной шеей.

— Ух! — вздрогнул Перок. — Ловко.

Шурга, мотая головой, сел на землю.

— Ну и чем же… помог бедолаге? — спросил глухо.

— Ему не пришлось мучиться, — ответил невозмутимый Шагалан.

Ватажник глянул на юношу, вздохнул:

— М-да… Необычный ты все же человек… Такая за эти дни бойня приключилась… Сколько теперь у тебя за душой покойников-то?

— Точно не знаю, не считал.

— И что по ночам приходить станут, тоже не боишься?

— Полагаю, не станут.

— М-да… Прямо жутковато с тобой дело-то иметь, парень. В бою ты, правда, хорош, спору нет. Посмотрели мы тут кое-что из-под кустов, поохали. Вряд ли по всей стране сыщется равный боец. А ежели этаких десяток-другой появится… Весь расклад в Гердонезе перетряхнули б. Но ведь только… Не моргнув глазом, положить кучу народу, единоплеменников, единоверцев…

— Так следовало поступить.

— Да, разумеется. Но как же… Ты вообще-то, парень, в Творца Единого веруешь? Может, каким прежним богам служишь? Или новые ереси принимаешь?

Теперь подошла очередь Шагалана пристально изучать морщинистое лицо ватажника.

— У меня, дядюшка, с богами особые отношения. И не стоит пока о них распространяться.

— Скрываешь? С чего бы вдруг?

— Вероятно, мне в здешних краях еще жить потом…

— Ай, милый, брось, чего ж тут сложного? Много ли у нас подлинных-то боголюбцев нынче сыщешь? Иной по уши в грязи, крови и разврате, посмотришь — затошнит. А соблюди он порядки хоть малость, Церковь и не заметит ничего. Особливо у благородного сословия это в ходу: грешники-то подчас страшные, клейма ставить некуда, а подношение монастырю сделают, пастырям почтение всенародно явят — и оказываются невинней младенцев. М-да… Иногда лишь после смерти и отрывают в их подземельях горы скелетов замученных да на бесовских жертвенниках убиенных… Случалось… Так чего ж стесняться-то? Да, истинная вера колеблется, затухает, ереси сорняками выползают, это известно. А вот скрытничать от союзников… Потаенное-то, оно ведь, удалец, всегда пуще страшного страшит.

Шагалан пожал плечами:

— Могу сказать, дядюшка, и к старым богам и к новым ересям я равнодушен. Что касается Единого… На меня он тоже не никак влияет.

— Выходит, стало быть… безбожник? — сокрушенно выдохнул Шурга. — Ох, грехи тяжкие… Опять непростое решение: нужна нам, братцы, ваша сила, нужна до зарезу, без нее-то, чую, не выгнать варваров вовек. Сами костьми ляжем, детей-внуков загубим, а от ярма не избавимся… Но и как на сговор-то идти, коренные заповеди Господа нашего рушить? Безверие, оно ж все равно… адским дымком попахивает.

— Смуты в умах от нас не будет.

— Как знать, как знать… Ты, удалец, вот что: при Сегеше свои взгляды на веру не выказывай. Я-то мужик тертый, еще один грех душа стерпит. А старик у нас даром что мягок, упрется — напролом пойдет себе в убыток. В вере-то он строг. Помолиться хоть толком для вида сумеешь?

— Легко.

— Легко-о… Эх, ладно. Мы-то с Перком языками понапрасну трепать не станем. В конце-то концов, коль с чертом бодаться, можно и лешего на подмогу взять. Бог даст, святая цель загладит проступок. Только уж и вы со своими дружками… не подведите, а?