Глава I

Рога

Рассвет побеждал медленно, словно нехотя. Тьма бледнела, растворялась в ползущих по дну оврага клочьях тумана, уступала тому изменчивому серому состоянию между ночью и днем, между сном и явью, в котором нет места ни свету, ни мраку. В эти короткие мгновения на земле царствуют тени. Они опутывают мир изысканным орнаментом, размывают границы реальности, наделяют ее несуществующими смыслами и образами. В бесцветном пространстве не действуют привычные законы и невозможно предсказать, что произойдет в следующее мгновение. Но те, кто умеет сплетать из теней тайные тропы, хорошо знакомы с их непостоянством и готовы к любым неожиданностям. Даже к тому, что все пройдет, как запланировано.

Аргрим сошел с тропы в нужном месте. Пробуждающийся от ночного сна лес окружил его, наполнил уши гомоном птиц и шелестом листвы. Местные дубы, произрастающие на бедных, сухих почвах, не походили на своих северных собратьев, не могли сравниться с ними ни размерами, ни здоровьем – их чахлые кроны пропускали слишком много света. Колдун зажмурился, хотя небо на востоке едва начало разгораться алым. Моргая, он обернулся: сумрак, сгустившийся между деревьев, выпускал все новых воинов – смутные, почти неразличимые фигуры, далекие отголоски людей, одна за другой обретали форму. Его верные, неутомимые и бесстрашные слуги.

Пальцы потянулись к вискам, нащупали твердые костяные острия. Появление рогов не беспокоило его – он воспринимал их как своеобразный дар новых богов, Сказанных во Тьме, – но привыкнуть оказалось непросто. У большинства других теперь росли такие же: не больше, чем в полпальца длиной, конусообразные, с широким основанием. Ни у одного животного он подобных рогов не видел. Слишком короткие, не способные служить нормальным оружием – просто украшение, символ. Так пришедшие хозяева отметили свое стадо.

Когда последний, двенадцатый, боец возник из пустоты, отряд начал спускаться в овраг. Ни одного слова, ни одного лишнего звука или движения. Воины теней не нуждаются в приказах и командах – каждый из них прекрасно знает, что следует делать. Вышколенные убийцы, воплощения самой Химеры, неуловимые и непостижимые, словно рваные облака, ползущие по ночному небу. Каждый из них стоил полусотни обычных солдат, а в составе отряда эффективность многократно увеличивалась. Можно сказать, сейчас он вел за собой небольшую, но весьма внушительную армию.

Солнце показалось над горизонтом, первые лучи его пронизали лес, разогнали остатки темноты, наполнили серебром капли росы на листьях и траве. Он поморщился от рези в глазах. Ничего, совсем скоро, когда они с мертвым магистром добьются своей цели и заполучат в союзники Химеру, безликую дочь Хаоса, она погасит ненавистное светило. Наступит вечная ночь, и Сказанные-во-Тьме явят свою истинную мощь, великое могущество Бездны. Все их враги будут уничтожены, втоптаны в пыль, а союзники возвысятся. Это были не пустые обещания, он прекрасно знал, как темные боги умеют вознаграждать за преданность и верную службу – силой, властью, невероятно долгой жизнью.

Отряд вышел к Тракту. Здесь им предстояло некоторое время ждать. Древние, полные неизбывной злобы умы, планировавшие этот рейд, ничего не упустили, точно предугадав, когда и где отряду следует оказаться, чтобы перехватить эльфийскую повозку с бесценным грузом. Сказанные-во-Тьме видели и знали очень многое, укрыться от их вездесущих взглядов было невозможно – ни простому смертному, ни тому, кто хранил в себе страшные тайны, способные разрушить все достигнутые успехи.

Дюжина разделилась пополам: убийцы бесшумно растворились в тенях подлеска, по шестеро с каждой стороны дороги. Ни одна ветка не качнулась, ни одна травинка не сломалась – ничто не выдавало их присутствия. Вожак прятаться не спешил. Опустившись на колени, он прижал ухо к земле и сразу же услышал то, что ожидал: стук копыт. Далекий, но вполне различимый. Восемь быстрых подкованных ног.

* * *

Рихард знал о боли. Она надсадно гудела где-то на самом краю бытия, копошилась сонмом могильных червей на дне сознания. Ему было не до нее – слишком уж темно вокруг. Он пытался найти хоть какую-нибудь тропу, но со всех сторон натыкался на холодные каменные стены. Казалось, их чересчур много. Стены, стены, стены повсюду – они сжимались, стремясь смять, раздавить его, успокоить, заставить лежать тихо и неподвижно, как и полагается мертвецу. Дикий, болезненный ужас взорвался в солнечном сплетении и заполнил каждую клеточку его тела, сковывая мышцы и мысли. Снова. Снова все повторяется сначала. На этот раз ему точно не выбраться. Рихард закричал, и звук его крика, запертый в тесном пространстве подземелья, больно врезался в уши. В голове гудело, воздуха не хватало, темнота давила со всех сторон, пытаясь раздавить, уничтожить, стереть в порошок, превратить в то, чем он должен быть, раз уж оказался здесь.

Борись, рыцарь. Не отступай.

Нахлынувшее было оцепенение с жалобным звоном разлетелось, освободив его. Он ударил в стену кулаками. Под одним из них она подалась, влажно треснула, оказавшись собранной из сосновых досок. Воздуха не хватало. Там, за этими досками, была земля – сухая и невероятно тяжелая земля, которая ни за что не выпустит еще живое, теплое тело, что ей совсем недавно подарили, пусть и по ошибке.

Не позволяй ей победить.

Нет, во имя Алвинда, он и не собирался. Он еще поборется. С протяжным звериным ревом, забравшим остатки пригодного для дыхания воздуха из окружающего пространства, изогнувшись на зависть любым цирковым акробатам, Рихард всем корпусом ударил в стену, доски с хрустом проломились, ушли вглубь, отделившись друг от друга. В щели посыпалась сухая земля. Она набивалась рыцарю в рот и нос, но он еще ударил в доски – на этот раз головой. Земля хлынула на него тяжелой струей. С ней пришло немного воздуха, но она придавила Рихарда, практически лишив его возможности двигаться. Силы быстро оставляли его. Нет, старушка Смерть так просто не выпустит тебя из своих страстных объятий, дружок.

Ты почти выбрался!

Сознание его уже гасло, когда…

«Ее можно одолеть…»

Снова этот странный голос – низкий, гортанный, утробный. Голос, который мог бы принадлежать огромному зубру, если б тот выучился разговаривать по-человечески. Ему уже доводилось слышать его раньше, но вот когда и где, он сейчас не мог вспомнить.

«Я жду тебя наверху».

Рихард резко выдохнул. Земля, что забила его ноздри, вылетела наружу, открывая воздуху доступ в легкие. Он рванулся вверх. Тьма пока еще не планировала расставаться с ним. Она облепила его щеки и лоб, лезла в рот, нос, глаза. Рихард протиснулся между досок в пробитую им дыру и начал карабкаться вверх – медленно, очень медленно, но продвигался он к тусклому, холодному свету. Земля давила на него, ее некуда было девать, и тогда он стал есть ее, сначала понемногу, потом все больше и больше, судорожно глотая, давясь, разрывая рот; земля набивалась под веки, под кожу, но расступалась, пропуская Рихарда – палец за пальцем, неохотно, но верно. Он протолкнул руку вверх, чувствуя, как лопается и сползает с ладони кожа. Но кожа не интересовала его. Его ничто не интересовало, кроме воздуха, одного только глотка чистого воздуха.

Когда окровавленные, изувеченные пальцы Рихарда преодолели последний слой земли и оказались над поверхностью могилы, он уже не сомневался, что мертв.

Потом он увидел небо – ничуть не похожее на то, что забрало его после встречи с тремя стрелами – тяжелое, полное рельефных, налитых алым светом туч. В них ворочалось, вспыхивая белым, что-то массивное, но бестелесное. Тучи питал дым, поднимавшийся к ним тремя ровными серыми столбами.

Рихард выполз из ямы, повалился на гладкие, плотно утрамбованные камни. Он дышал, дышал часто и глубоко, наслаждаясь влажным, солоноватым ветром. Внизу мерно шумел прибой, и сквозь его монотонный гул пробивался далекий ритмичный рокот, похожий то ли на биение некоего гигантского сердца, то ли на примитивную дикарскую музыку.

– Добрался! – сказал рядом голос, тот самый, хриплый, гортанный. Голос большого зверя.

Рыцарь медленно повернул голову. Глаза слезились и болели, взгляд тонул в льющихся слезах, поэтому ему потребовалось не меньше минуты, чтобы понять, кого он видит перед собой. Над ним стоял орк. Широченные, но чуть сутуловатые плечи, мускулистая грудь, сильно выдающаяся вперед нижняя челюсть, по-кабаньи торчащие наружу нижние клыки и грубая кожа цвета начинающей увядать травы – Рихарду никогда раньше не приходилось встречаться с орками, но перепутать он бы не смог.

– Похож, – варвар широко усмехнулся, отчего его морда приняла еще более устрашающее выражение. Из-за уродливого шрама, стянувшего левую щеку, улыбался он безобразно. – Не отличить, клянусь Заром!

– Ты… кто? – Рихард попытался приподняться на локтях, но в искромсанных, измученных руках не оставалось сил, и он опрокинулся на спину, ощутимо ударившись затылком.

– Не боись, – ощерился орк. – Здесь поздно… бояться.

Он протянул ему ладонь – широкую, словно лопата. Поколебавшись несколько секунд, Рихард ухватился за нее и был поднят на ноги одним быстрым, но плавным движением. А вот тогда у него снова перехватило дух.

Они стояли на плоской вершине утеса, с трех сторон обрывающегося в море. Не меньше чем в сотне локтей внизу волны злобно накатывались на черные камни. По краям за безжизненную почву цеплялись незнакомые Рихарду экзотические кусты и кривые пальмы с широкими зазубренными листьями. Прямо перед ним, в центре относительно ровной площадки торчали три деревянных идола – высокие четырехугольные чурбаны, покрытые грубой, пестро размалеванной резьбой. Каждый из них венчало изображение мрачной обезьяньей морды, украшенное связками побелевших от времени черепов. В безыскусно вырезанных лапах идолы сжимали широкие круглые чаши, источавшие тот самый серый дым, который, несмотря на ветер, тянулся к тучам почти идеально ровными столбами. Именно между истуканами и находилась черная сырая яма, с таким трудом выпустившая рыцаря.

Со всех сторон утес окружал туман. В нем угадывались острые грани скал и темные силуэты статуй, поднимающихся из воды. Но Рихарду было не до них, он не мог оторвать взгляда от огромной горы, что возвышалась впереди, за обрывом, с другой стороны широкой пропасти, на дне которой бурлили беспрерывно сталкивающиеся волны. Вся гора представляла собой гигантское изваяние обезьяньей головы. Циклопические черты каменной морды, несмотря на всю свою гротескность, хранили в себе ощущение жизни, на мгновение замершего движения. Неведомым скульпторам или причудливой игре природы удалось создать удивительно достоверный, хотя и уродливый, портрет. Свирепо вытаращенные глаза и широко распахнутую пасть – три невероятных размеров пещеры – наполняли оранжевые отсветы пламени, горящего где-то в глубинах горы. Оттуда же доносился и ритмичный рокот барабанов – теперь Рихард был в этом уверен.

– Священное место, – сказал рядом орк. – Врата Зара.

Рыцарь повернулся к нему, некоторое время изучал скуластое зеленое лицо, спросил:

– Как я здесь оказался?

– Просто, – ответил орк. – Умер.

– Все-таки умер?

Рихард не почувствовал ни страха, ни удивления. Он помнил нож, брошенный в бандита, помнил стрелы, пронзающие тело, помнил сковывающую движения темноту в подземелье, свою уверенность в собственной смерти. Здесь, на туманном утесе, под взглядом каменного бога, такие вещи не имели значения.

– Не насовсем, – продолжал орк. – Те, кто приходит навсегда, приходят легко. Ты страдал. Пока твое место не здесь.

– Я вернусь назад?

– Да. Когда услышишь все, что должно быть сказано.

– Не понимаю.

– Поймешь. За Вратами ждут те, кто сможет объяснить.

– Но если я уже мертв, то как же смогу ожить вновь?

– Этому тебя и будут учить. Когда-то вы, люди, умели возвращать других с Темных Троп. Лекари из твоего Ордена умели лучше остальных. Потом секретом завладело зло, изменило его, превратило в свой инструмент. Вам пришлось отказаться от древнего знания, но теперь оно снова нужно миру.

Рихард глубоко вдохнул сырой воздух. По спине пробежали мурашки. Это не могло быть ни сном, ни бредом. Он чувствовал скользкий камень под ногами, слышал крики чаек, и бесчисленные ссадины, покрывавшие все его тело, вполне ощутимо болели.

– Это место, оно… существует в реальности?

– Да. В джунглях Ру-Аркха, в сердце родины моего народа. Но для живых это просто скала, они не увидят здесь ни огней, ни моста.

– Какого моста?

Орк указал когтистым пальцем. Над пропастью, между деревьями на краю утеса и нижними клыками каменной пасти тянулся узкий веревочный мост, которого Рихард не заметил прежде, пораженный величием Врат.

– Пошли, нам надо торопиться.

– Почему?

– Слишком многие охотятся за тобой, молодой рыцарь. Если твое тело проткнут копьем, то ты останешься здесь навсегда.

Вблизи доски настила выглядели не слишком надежными – много среди них было подгнивших и даже проломленных, и плотно свитые, заскорузлые канаты в некоторых местах изрядно потерлись. Стоило Рихарду ступить на мост, как внезапно налетевший порыв ветра сильно качнул всю конструкцию, и он вцепился руками в веревки, едва подавив крик.

– Это последнее испытание, – сказал позади зеленокожий варвар. – Каждый погибший орк проходит здесь, и недостойные не добираются до конца. Мост сбрасывает их.

– Но я же не орк! – воскликнул Рихард и, стиснув зубы, сделал следующий шаг.

– Может, не заметит! – прорычал варвар. Он добавил еще что-то, но слова поглотил грохот волны, обрушившейся на скалы в сотне локтей под ними.

Рихард не стал оборачиваться и переспрашивать. Вперед, вперед, движение за движением, не отрываясь от расступившегося внизу провала, не поднимая головы, чтобы не встретить взгляд круглых огненных глаз обезьяньей морды, нависающей над ним, закрывающей собой половину неба, половину мира, половину жизни.

Он шел, и каменные клыки постепенно становились все ближе.

* * *

Аргрим слушал. Теперь, спустя пару часов, ему уже не нужно было прикладывать ухо к земле – усиленные, нечеловечески острые чувства служили исправно. Копыта стучали, поскрипывали колеса, повозка продолжала свой путь. Еще несколько минут, и она попадет прямо к ним в руки. Воины теней, укрывшиеся меж деревьев, уже держали наготове луки и стрелы. Каждый знал свою цель. Бой будет недолгим.

Шум леса вокруг не нес в себе ничего человеческого. Природа, очищенная от скверны цивилизации, не заметила исчезновения самых назойливых и ничтожных своих обитателей. Первый шаг сделан. Вскоре, когда потухнет солнце, она избавится от света – вредного и противоестественного явления, не существующего в пустоте предвечной Бездны. Проклятые отпрыски, неблагодарные дети предали своего отца, отгородились от него и заигрались в богов. Но Хаос должен восторжествовать…

Внезапно Аргрим отвлекся от размышлений. Потребовалась почти секунда, чтобы понять, в чем дело – топот копыт стих. Он больше не слышал его.

Повернувшись к воинам, он знаком велел им оставаться на местах, а сам метнулся в тени, оставив после себя сонм призрачных летучих мышей, тающих на свету. Темная сторона приняла его ласково, словно теплая озерная вода. Быстрым, неуловимым порывом ветра он полетел вдоль тракта, перетекая из тени в тень, играючи преодолевая любые препятствия.

Вот и повозка. Изможденные, взмыленные лошади жадно зарылись мордами в высокую траву на обочине. Крытая телега, высокие борта, покрытые вьющимися резными узорами. На козлах сидит Ледяная Ведьма в легких синих доспехах с морозным орнаментом. Еще одна стоит сбоку, и лицо ее перекошено от ненависти. Напротив нее, спиной к Аргриму, застыла Сестра Огня в желтой броне. Она держит свой посох наперевес, словно готовясь отражать удар.

Выбрав место поукромнее, Аргрим выходит на свет, и сразу слышит слова. Древний язык, почти забытый в этих местах. Эльфийский. Но он живет на земле достаточно долго, чтобы помнить его, – и понимает почти все.

– Можешь отправляться в Девять Крыльев сама. Мы не станем тебе мешать.

– Я никуда не пойду без него.

– Тогда сейчас ты умрешь!

– У нас был договор, и…

– Думаешь, нашей Настоятельнице есть дело до всех договоров мира, вместе взятых?! Ей нужен этот варвар, и мы привезем его к ней!

– Вот оно, ледяное вероломство! Клянусь смехом Всевидящей Луны, весь Арганай узнает о вашем предательстве!

– Мы и есть Арганай, горючая мразь! На вершинах гор лежит снег. Но только вы в своем вечном самолюбовании не замечаете этого.

– На вершинах и правда лежит снег, но в глубинах гор течет жидкий жар, гнев которого топит любой лед!

С этими словами Сестра Огня отпрыгнула назад, поднимая посох над головой. По рукам ее, от плеч до пальцев, побежали оранжевые язычки пламени. Они перетекали на посох, карабкались по древку, скапливались на его навершии, сливаясь в стремительно растущий огненный шар. Полтора вдоха спустя этот шар уже сорвался с посоха и ударил в Ледяную Ведьму. Та отпрянула, но огонь не коснулся ее, а отразившись от невидимой, на мгновение сверкнувшей синим преграды, полетел назад, в свою хозяйку.

Сестра Огня посохом отбила шар, тот рассыпался снопом ярких искр.

– Сдохни! – взвизгнула сидящая на козлах ведьма. Она спрыгнула наземь, выхватывая мечи-полумесяцы. Эльфийка в желтых доспехах бросилась на обочину, очевидно, отдавая себе отчет в том, что соотношение сил отнюдь не в ее пользу.

Аргрим понимал: все, что произошло до этого момента, было не боем, а прелюдией к нему. Шар пламени служил пощечиной, вызовом, и ледяные ведьмы вызов приняли.

Сестра Огня раскинула руки, выкрикнула в небо нечто рычаще-звонкое. Воздух вокруг нее сгустился, наполняясь стягиваемой отовсюду энергией. Однако враги не дали ей довести заклинание до конца: просвистел в воздухе один из мечей-полумесяцев, колдунье пришлось уклоняться от него – ей это удалось, и клинок с глухим стуком вонзился в ближайшее дерево. Но вот ледяной снаряд, посланный второй ведьмой сразу вслед за шакрамом, цели своей достиг. Его острие ударило Сестру Огня в грудь, пробило тонкую броню. По-лошадиному всхрапнув, эльфийка попыталась отступить, но споткнулась о корень, упала и больше уже не поднималась.

Аргрим довольно кивнул. Одной проблемой меньше. Не теряя времени, он нырнул в тени и поспешил обратно. Нужно было успеть сделать кое-какие перестановки.

Достигнув места засады, Погонщик остановился на середине дороги, сказал в колышущуюся пестроту подлеска:

– Сайл, Фарг, Холлар! Вашей цели больше нет. Берите лошадей.

Не дожидаясь подтверждения или ответа, он занял свое место. Тишина вокруг была как раз такой, чтобы даже самый осторожный путник ничего не заподозрил: птицы пели, листва перешептывалась, потрескивали крохотные веточки под лапками многочисленного ежиного семейства, гуляющего по подлеску в поисках пропитания. Тени – это пустота, и постигнувший их при желании может стать ничем.

Повозка появилась три минуты спустя. Лошади мчались во весь опор, по их отощавшим спинам беспрерывно гулял кнут. Обе эльфийки сидели на козлах: видимо, для того, чтобы вовремя заметить опасность. Но сложно опередить опасность, которая уже давным-давно заметила тебя.

В зарослях по обе стороны дороги защелкали тетивы тяжелых составных луков. Стрелы с широкими наконечниками врезались в тела лошадей, разрубая мышцы. Испуганное ржание наполнило воздух. Колдуньям достались стрелы с узкими бронебойными наконечниками. Первая же из них насквозь пронзила шею одной из ведьм, и та упала с козел головой вперед, под колеса повозки. В следующий миг завалилась набок левая кобыла, и это спасло вторую ведьму – телега с хрустом и треском перевернулась, а волшебница, избежав встречи с остриями, прокатилась по усыпанной хвоей земле и вскочила на ноги.

Надо отдать ей должное, не промедлив и секунды, она оценила ситуацию и перешла в наступление. Холлар, бросившийся к ней, чтобы добить, напоролся на волну мороза, покрывшую траву и ветви деревьев вокруг инеем. Ведьма шагнула к нему и, с силой размахнувшись, обеими руками ударила по застывшему телу шакрамом. Неудачливый воин сполна расплатился за свою опрометчивость – с жалобным звоном он рассыпался на множество мелких осколков.

Ведьма отбила несколько выпущенных в нее стрел и бросилась к перевернутой повозке – ни при каких обстоятельствах она не собиралась бросать доверенный ей груз. Аргриму даже стало немного жаль отважную воительницу, когда Фарг, пройдя тенью за спину эльфийке, зарубил ее ударом, от которого не могло быть спасения – крест-накрест парными мечами, рассекая позвоночник. Ведьма рухнула лицом в траву, и все закончилось.

Битва продолжалась совсем недолго: колеса перевернувшейся телеги еще продолжали вращаться. Покинув свое укрытие, Аргрим поспешил к фургону, аккуратно обойдя начавшие уже оттаивать останки Холлара, чтобы не испачкать подол сюркота.

Двое воинов, вспоров тент фургона, выволокли наружу завернутое в плащи и одеяла тело. Аргрим склонился над ним, всмотрелся в бледное, осунувшееся лицо. Парень еле дышал, жизнь едва теплилась под его посиневшими веками. Переворота повозки вполне хватило бы, чтобы раздавить ее, но судьба рассудила иначе.

Повинуясь внезапному импульсу, кровожадному звериному инстинкту, Погонщик извлек из складок плаща кинжал. Одно движение, всего одно. Он потянулся острием к белому горлу рыцаря, но в последний момент замер. Рога. У мальчишки на висках красовались рога. Витые, черные, толстые. Кожа вокруг них слегка припухла и покраснела. Аргрим постучал лезвием по левому рогу и поднял взгляд к небу.

Что это значило, во имя Бездны?! Откуда у того, кто представлял собой средоточие всего ненавистного и опостылевшего, был знак темных богов? Или он ошибся, неправильно понял их предсказания? Аргрим по самую рукоять воткнул нож в землю рядом с ухом парня. Пусть будет, как изначально задумано: он отвезет мальчишку мертвому магистру и предоставит тому лично решать, что с ним делать. Правда, неизвестно, переживет ли раненый дорогу.

– Господин? – Фарг наклонился к нему, пряча взгляд.

– Что?

– На дороге всадники, господин. Двое на четырех лошадях… один очень тяжелый. Скачут сюда во весь опор.

– Когда будут?

– Меньше чем через час, господин.

– Ну что ж. – Аргрим выдернул нож из земли и выпрямился во весь рост. – Неспроста. Посмотрим, кто и зачем. Может, узнаем что-нибудь интересное.

 

Глава II

Ловцы метеоритов

Вольфганг мчался во весь опор, беспрерывно погоняя несчастную лошадь. Скалогрыз, стиснув зубы, вцепился ему в пояс и стоически молчал, несмотря на то, что от тряски, казалось, вот-вот отвалится борода. Харлан, которому пришлось взять на себя обеих вьючных кобыл, непоправимо отставал, его тревожные окрики позади становились все дальше и тише.

Деревья пролетали мимо, сливаясь в сплошную серую стену, ветер бил в лицо, выгонял слезы из уголков глаз. Рыцарь прищурился, пригнулся к холке своего скакуна, сжал в левом кулаке поводья. Где-то впереди, за очередным поворотом размокшей от прошедшего дождя дороги, его ждал брат. Он был уверен, что приближается к Рихарду – с каждым ударом сердца, с каждым всплеском грязи под копытами. Чувство единства, связавшее их при рождении неразрывной невидимой нитью, не могло обманывать: совсем скоро погоня должна закончиться. Он понятия не имел, почему вдруг похитившие брата эльфийки остановились. Возможно, колесо соскочило с оси, или пала лошадь, или путь оказался перекрыт поваленным деревом – это было не важно. Смысл имело лишь то, что Рихарда, тяжело раненного, измученного, полумертвого, больше не увозили от него.

Рукоять меча жгла ладонь, предчувствие надвигающейся битвы наполняло мышцы тягучей тяжестью. Он готов был без жалости и оглядки рубить каждого, кто посмеет вновь встать между ним и братом. А потому, когда дорогу преградила невесть откуда взявшаяся темная фигура с широко раскинутыми руками, рыцарь и не подумал останавливаться – чья-то возможная гибель под копытами коня волновала его сейчас меньше всего. Но сам скакун явно считал иначе: в нескольких шагах от встречного лошадь взвилась на дыбы, испуганно заржав. Гном рявкнул что-то нечленораздельно-богохульное и, взмахнув руками, грузно повалился на землю. Сам Вольфганг удержался в седле, но это стоило ему немалых трудов. Он ни секунды не сомневался, что столкнулся с врагом, и, как только лошадь под ним опустилась на все четыре ноги, взмахнул мечом.

Узнавание пришло мгновением позже, но в удар был вложен весь гнев, вся ярость, все отчаяние последних суток – и с ужасом поняв, что перед ним старый сказочник, позапрошлой ночью давший им приют в разрушенном лесном замке, Вольфганг уже не имел ни времени, ни возможности остановить тяжелый клинок. Тот должен был врезаться в левое плечо старика и рассечь его до середины груди, жадно вырвать жизнь из хрупкого немощного тела.

Клинок вспыхнул белым светом и сломался, расколовшись на несколько безобидных обломков, словно был сделан из стекла или льда, а не из закаленной гномьей стали, способной рубить даже мрамор.

– Осторожнее, – сказал старик. – Вы так однажды зарежете кого-нибудь ненароком.

– Да уж, Кром вас раздроби, осторожность бы не помешала, – подал голос Скалогрыз, медленно поднимаясь и отряхиваясь. – Что вообще творится с этой кобылой? Какого хе…

Он замер, уставившись на сказочника, который плавно поглаживал по шее тревожно всхрапывающую лошадь. Вольфганг изумленно разглядывал свой меч – от грозного клинка остался безобидный обломок не больше полутора пальцев в длину. Над трактом повисло молчание, и в зарослях вновь начали петь птицы, напуганные было лошадиным ржанием.

– Взорвать меня, если это не старина Синеус! – воскликнул, наконец, гном. – Вот так встреча!

– Приветствую, мастер гном! И вы здравствуйте, господин рыцарь.

Вольфганг поднял на него взгляд:

– Что случилось с моим мечом, сказитель?

– Думаю, он сломался, господин, – ответил старик, улыбаясь в усы. – Даже самые лучше вещи иногда приходят в негодность. Особенно когда их используют не по назначению.

– Тогда… я рад, что это случилось с ним именно сейчас. – Рыцарь отбросил бесполезную теперь железяку. – Мне бы не хотелось причинять тебе вред.

– Знаю, господин. – Синеус склонил голову. – И полностью поддерживаю.

– Как ты здесь оказался? – спросил гном. – Мы, дроблена мать, полтора дня несемся по тракту как угорелые, рвем задницы на эльфийский флаг, а ты, похоже, опять тайными тропами срезал?

– Вроде того, – кивнул сказочник. – Забытые ездят быстро.

– Извини, старик, – сказал Вольфганг. – Мне нужно спешить. Оставайся тут с мастером Роргаром, жди моего возвращения.

– Я для того и пришел, чтобы остановить вас, господин, – возразил Синеус. – Дальше ехать нельзя.

– Там, впереди, мой брат!

– Там, впереди, ловушка! – Старик был непреклонен. – Они поджидают вас!

– Я не боюсь эльфийских ведьм!

– Эльфийские, как вы выразились, ведьмы уже мертвы. Если не хотите догнать их на Темных Тропах, послушайте меня…

– Кто их убил?

– Сектанты, о которых я рассказывал. Несколько поколений назад они назывались Погонщики Теней, но в наши дни наверняка выбрали для себя иное название. Зло любит менять имена.

– Мой брат у них?

– Да…

Рыцарь пришпорил лошадь. Та взбрыкнула, но с места не сдвинулась.

– Не надо, господин, – попросил старик, ловя его взгляд. – Ему ничего не угрожает. Ваш брат нужен им живым. А вот вы – нет.

– Зачем? – простонал Вольфганг. – Зачем, во имя Бездны, всем так понадобился мой брат?!

– В его снах скрыт ключ к будущему нашего мира, – ответил сказочник. – И все хотят заполучить этот ключ первыми. Так уж случилось.

– Мне-то не нужен никакой ключ! Мне нужен Рихард!

– Потому и отступитесь сейчас. Они заберут его, но не убьют. А с вами расправятся, не моргнув глазом.

– Сомневаешься в моей храбрости?

– Отнюдь. Лишь в способности одолеть дюжину невидимых врагов.

Рыцарь тяжело вздохнул:

– Хорошо. Куда они повезут его?

– Этого я пока не знаю.

Вольфганг вновь вонзил шпоры в бока лошади, и опять безрезультатно – животное вздрагивало от боли, но не делало ни шагу вперед.

– Кажись, кобылка-то того… тоже сломалась, – заявил гном. – Хорошо еще, на куски не развалилась.

Рыцарь спрыгнул наземь, снял с пояса скипетр: благодаря тяжести навершия и обилию острых углов тот вполне мог сойти за палицу.

– Я не могу позволить им увезти Рихарда неизвестно куда, – процедил он, не разжимая зубов. – А если ты, сказитель, только попытаешься остановить меня колдовством, обещаю, снесу башку!

И Вольфганг решительно пошел по дороге прочь.

– Когда они убьют тебя, некому будет спасать твоего брата! – закричал вслед Синеус. – Ни я, ни мастер Роргар, ни несчастный торговец, что плетется сейчас с тремя лошадьми по тракту, проклиная все на свете, – ни один из нас не придет ему на выручку. Ты – единственная надежда. Погибнешь, и он обречен, потому что, в конце концов, выведав все необходимое, Погонщики избавятся от него.

Вольфганг замедлил шаг.

– Откуда мне знать, – начал он, оборачиваясь: – что ты на моей стороне, старик?

– Хватит! – отмахнулся Синеус, и из его голоса окончательно исчезла прежняя мягкость. – Хватит этой чуши про стороны! Вас кормили ей в Ордене, но не пытайся накормить меня! Нет никаких сторон, есть только ты, Рихард и огромный мир вокруг, которому наплевать на вас двоих. Опомнись!

– Вот как заговорил, – усмехнулся Вольфганг. – Простой сказитель, значит?

– Да. Тяжелые времена всегда начинаются с того, что те, кто рассказывает истории, перестают быть нужными. Поступь Хаоса сокрушает нас первыми. А следом – наивных молодых глупцов, способных только набрасываться с мечом на первого встречного. А уже в следующую очередь она растаптывает их немощных близких, лишившихся защиты и опоры.

– Защиты? Опоры? Ушедшие Боги, о чем ты говоришь?! Оставить его там, в лапах этих… нелюдей – защита?

– Нелюди не причинят ему вреда, пока он нужен им живым и здоровым. У нас есть время, чтобы собраться с силами, есть возможность выручить его.

– Как? Если мы даже не знаем, куда они его повезут?!

– Я выясню это. Обещаю. Просто поверь мне. Поверь.

Вольфганг смотрел на старика. Молча, пристально, страшно. Не мигая. Кусая губы. Скалогрыз, не знавший, что сказать, и потому ожесточенно чесавший затылок, готов был поспорить на любые богатства, что рыцарь борется с искушением проломить сказочнику голову.

Налетел порыв холодного ветра, запутался в кронах, заворочался в них, роняя листья. Гном поежился. В один из последних дней лето шагнуло во вторую свою половину, повернулось навстречу осени. Может, здесь, на пограничных землях, согреваемых жарким дыханием Карраз-Гула, пока не стоило опасаться приближающейся зимы, но на севере, в горах родного Торгорского Кряжа, ее дыхание уже должно ощущаться.

Рыцарь продолжал сверлить старика взглядом. Дыхание его стало тяжелым, словно у обиженного ребенка – обдумывание услышанного требовало немалых сил. Скалогрыз боялся даже представить, что чувствовал бы, окажись он на месте молодого воина – слава Гранитным Предкам, у него никогда не было ни братьев, ни сестер.

В конце концов, Вольфганг подошел к Синеусу и спросил:

– У меня точно нет шансов выручить Рихарда сейчас?

– Точно. Ни одного.

– Тогда… что ты предлагаешь делать?

– Езжайте назад, пока не встретите купца, и вместе с ним сворачивайте с тракта на юго-запад, в пустоши. Вскоре вас встретят.

– Кто?

– Друзья. Скажете им, что вас послал Седой Сигмунд.

– А ты сам?

– Я догоню.

– В прошлый раз, старик, когда мы последовали твоему совету, погибло немало хороших парней.

– Ошибаешься, юноша. Когда вы последовали моему совету, ты смог быстрее и легче добраться до своей цели. Но убийца «хороших парней» сейчас ждет тебя впереди, на дороге.

– Знаешь, что оно обещало сделать с Рихардом?

– Не придавай значения. Оно играет с тобой, только и всего. Дразнит. Оно слишком долго томилось во тьме, и теперь развлекается. Рихарда не убили до сих пор, не убьют и впредь, слишком уж он важен. Потом тварь, конечно, попытается выполнить свои обещания, но мы успеем найти оружие против нее.

– Это возможно?

– Вполне. Скоро убедишься лично.

– Хорошо, – с огромным трудом выговорил Вольфганг. – Хорошо, сказитель. Я поверю тебе. Я сделаю, как ты сказал. Но. Если. Рихард. Умрет. Ты. Тоже. Проживешь. Недолго.

– Идет, – согласился Синеус. – Если Рихард погибнет, все провалится в Бездну.

Вольфганг взобрался на лошадь, помог Скалогрызу, встретился взглядом со стариком:

– Почему не идешь с нами?

– Ты же хочешь знать, куда они его повезут.

– Надеюсь услышать как можно быстрее. И многое другое тоже. Тебе придется заняться привычным делом – объяснять и рассказывать, долго и подробно.

– Договорились.

Рыцарь кивнул, пришпорил лошадь, и та тут же послушно тронулась с места, унося обоих наездников прочь, навстречу Харлану, который так и не успел появиться в пределах видимости.

Синеус некоторое время смотрел им вслед, потом, когда всадники скрылись в глубине леса, повернулся к полумраку, таившемуся меж изможденных деревьев.

– Выходи, – сказал он.

Тотчас занавес теней расступился, выпуская высокого худощавого человека в длинном багровом одеянии с вышитым символом Химеры на груди. Лоб, украшенный короткими выступами рогов, обрамляла узкая костяная тиара. Между ровным орлиным носом и широким, гладко выбритым подбородком кривилась ядовитая, презрительная ухмылка. Мускулистые руки, перевитые множеством замысловатых татуировок, были пусты.

– Ты совсем обезумел, – сказал Аргрим. – Смирись с поражением.

Синеус сплюнул.

– Чьи это слова? Тени? Или того, кто отбрасывает ее?

Погонщик запрокинул голову и засмеялся. Жутко, беззвучно. Только плечи мелко тряслись. Тонкое щупальце черноты показалось из широко раскрытого рта, проползло по щеке и окунулось в глаз. Все вокруг посерело, лишилось яркости, будто высоко вверху солнце закрыло облаком. И в этом бесцветии стало возможно различить смутный силуэт, колышущийся вокруг фигуры чернокнижника. Размытый, неясный контур, огромный, с множеством непрерывно движущихся конечностей, похожих на колеблемые водой клочья тины.

– Ясно, – буркнул Синеус. – Не сиделось тебе в подземелье.

Аргрим прекратил смеяться. Солнечные лучи обрели прежнюю силу, вернули ему обычный облик, скрыли чудовищную истину. Погонщик сложил руки на груди, спросил твердо:

– А с кем говорю я? С ветхим мешком из костей и мяса, или с тем, кто этот мешок тащит?

Называвшийся Сигмундом Синеусом на мгновение позволил проступить своим истинным лицам. Аргрим довольно хмыкнул:

– Так и думал. Вы возвращаетесь.

– Я не уходил.

– Оставался здесь все это время? Что же ты делал?

– Бродил по миру. Рассказывал истории.

– Ха! Недолго тебе осталось бродить, дружище. Скоро под этим небом некому будет выслушивать стариковский бред.

– Они сильнее, чем вы можете предположить. Как видишь, многие уцелели после первого удара и живы до сих пор.

– Ты думаешь, это ошибка? – зашипел Погонщик. – Думаешь, мы просчитались? Нет… на тех, кто выжил, у нас свои планы.

– И какие же? – спокойно спросил Синеус.

– Бойня! – истошно зарычали безумные, пропитанные черной ненавистью голоса в глотке Аргрима. – Хаос! Беспрерывное кровопролитие! Великое жертвоприношение!

– Кому?

– Темной Госпоже. Когда мы с братьями пробудились, это привлекло ее внимание. И теперь она жаждет… развлечений. Крови и зрелищ.

– Как всегда.

– Она их получит. Некому остановить нас. Ты стар, слаб, одинок, а о твоих хозяевах давно ничего не слышно. Когда Госпожа насытится, она в необозримой милости своей дарует нам вечный мрак. Весь мир будет принадлежать только Словам.

– Вы предупредили об этом своих верных слуг? Несчастный чародей, тело которого ты используешь, знает, что его ждет?

– Догадывается. Мы ничего не скрываем от наших инструментов, ибо только истинно преданные, готовые ко всему, достойны носить печать Химеры. Они веками поклонялись ей, скрываясь от остального мира, невыносимого в своем светлом высокомерии, и заслужили немного настоящей силы. Однако, когда наступит время для всеобщей пляски смерти, мы отправим их танцевать. Так будет интереснее.

– Растите, как бойцовых псов, на верную гибель?

– По крайней мере, мы не кормим их невыполнимыми обещаниями. Я ведь слышал ваш разговор от первого до последнего слова. Что это было? Ложь. Ложь. Ложь.

– Я пытаюсь спасти их.

– Как?

– Просто даю им надежду.

– Зачем?

– Чтобы спокойно встретить ночь, им обязательно нужно знать, что наступит утро. Так уж они устроены. И, коли на то пошло, ваше великое представление провалится, если у них не будет, за что воевать.

– Они станут драться за выживание. Как всегда. Как и каждый день на протяжении тысяч лет. «Умри ты сегодня, а я завтра» – вот единственный закон, которым руководствуются смертные.

– Вы с братьями слишком долго пробыли под землей.

– А ты слишком долго притворялся одним из них. Поверил в собственные сказки. Жалкий, никчемный старик. Что ты станешь делать, когда Темная Госпожа пожрет твоих друзей?

– Сражаться.

Тварь, жившая в Аргриме, снова расхохоталась.

* * *

Лес редел, земля стала ровной, чистой, и Вольфганг прекратил беспокоиться о копытах лошадей. Первое время, пока они продирались через нехоженые заросли, его голова была полна мыслей о корнях и корягах, ломающих тонкие, хрупкие на вид ноги. Это помогало отвлечься от невеселых дум: о брате, непонятном старике, Погонщиках Теней и ночных кошмарах. Но теперь насущные проблемы отодвинулись на второй план, вновь уступив место сердечной боли. Как назло, Харлан продолжал сыпать вопросами о случившемся на дороге. Выручал рыцаря глухой, но болтливый гном.

– Так значит, старик сказал вам, что впереди засада? – спрашивал торговец.

– Ага, – важно кивал Скалогрыз. – Выходит, эта, и говорит, мол, впереди того… засада, понимаешь.

– А вы ему сразу поверили?

– Ась?

– Поверили ему сразу?!

– Дык само собой. Как не поверить!

– А почему?

– Старику.

– Я спрашиваю, почему?!

– Что почему?

– Поверили!

– Ну ведь отчего хорошему человеку не верить. Приятный, понимаешь, такой старикан. Чокнутый слегонца. Усищи длиннее твоей руки.

– Ну?

– Зуб даю.

– Ладно. Значит, он предупредил, что впереди засада, и велел ехать сюда?

– А ты сообразительный! – фыркнул Скалогрыз. – Я тебе об этом уже два часа толкую.

– И что нам здесь делать?

– Ждать. Определенно, ждать.

– Чего?

– Ну, ведь… у моря погоды.

– Ушедшие Боги, да ответишь ты нормально или нет?!

– Дык кабы знал, что отвечать, уж не тянул бы! Я не больше твоего во всем этом разумею, мил человек. Беседовать дедок изволил с мастером Вольфом, а тот, вишь, не особенно общителен сейчас. Я же и половины не понял из того, о чем они говорили. Глуховат, понимаешь, на одно ухо.

Вздохнув, Харлан замолчал.

Почва под копытами лошадей становилась все тверже. Дубы вокруг сменились редкими могучими соснами, длинные корни которых бугрились по камням, сжимая их мертвой хваткой. Высоко над кронами синело небо, чистое, глубокое, едва тронутое белыми разводами облаков. Впереди виднелись голые серые холмы – самая северная оконечность Арганайского горного хребта. Считалось, что это были владения эльфов, но они никогда не появлялись здесь, брезгуя невзрачными, безжизненными скоплениями скал. Одного взгляда на иззубренные, заостренные вершины, на каменистые слоны, изрезанные кривыми трещинами, хватало, чтобы понять нежелание Старшего Народа осваивать свои северные рубежи.

– Нас должны встретить, – сказал Вольфганг, хмуро осматривая открывшуюся картину. – Где-то здесь.

– Здесь? – Харлан скривился, словно откусив от лимона. – В самой заднице мира?

– Протестую! – взвился гном. – Это не задница, это пятка.

– Глянь-ка, – проигнорировал его торговец, указывая куда-то вдаль. – Стервятники.

Действительно, в небе, на расстоянии примерно в час пути, над чем-то, скрытым скалами, медленно кружили полчища черных птиц.

– Что это значит? – спросил гном.

– Ой, ничего хорошего, – протянул Харлан. – Зря мы все-таки сюда сунулись.

– А над пожарищем плачут вороны, – пробормотал Вольфганг слова из древней песни. – А над пожарищем черный дым…

– Кстати, насчет дыма, – купец тронул его за плечо. – Посмотри туда.

На некотором отдалении от скоплений стервятников из-за нагромождений серого камня поднимались клубы такой же серой гари, скошенные напором ветра.

– Предлагаю вернуться на тракт, – сказал Харлан. – Потому что тут нам явно нечего делать.

Рыцарь собрался с мыслями, открыл рот, намереваясь ответить, но его прервали.

– Кажись, это они, – раздался тяжелый, низкий голос, похожий на грохот катящихся по склону валунов. – Те самые.

Прозвучало это ясно, отчетливо, близко. Трое путников принялись тревожно озираться, Вольфганг поднял скипетр, Харлан выхватил из ножен меч, но определить, откуда именно доносились слова, ни один из них не мог.

– Похоже на то, – раздался второй голос, сиплый, болезненный. – Ты что думаешь, Щербатый?

– Берем! – рявкнуло совсем рядом, а через секунду земля в двух шагах от торговца взвилась тучей мелких камней и сухой хвои. Харлан рубанул мечом по громоздкой туше, что вырвалась из прекрасно замаскированного укрытия, но клинок отскочил от широкого деревянного щита. Лошади забились в панике, однако поводья уже оказались зажаты в могучих зеленых кулаках, а прямо в лицо Вольфгангу уперлись дула шестиствольной торгорской аркебузы.

– Так-так. И кто это тут у нас?

Спрашивающий восседал на плечах здоровенного орка, державшего лошадей. Это оказался пожилой уже гном с короткой взлохмаченной бородой, с глазами, закрытыми круглыми черными стеклами очков. У него отсутствовали обе ноги: одной не было по щиколотку, второй – по колено. Культи соединяла толстая ржавая цепь, явно служившая для того, чтобы коротышка-инвалид не свалился со своего зеленокожего скакуна. Кожаную жилетку гнома украшало множество металлических предметов: булавок, запонок, гвоздей и цепочек. Тяжелую аркебузу он держал ровно и твердо, хотя палец, давивший на курки, слегка подрагивал.

Несший его варвар, похоже, не испытывал никаких трудностей, постоянно таская на загривке гнома. Он вряд ли мог вообще испытывать какие-либо трудности, настолько огромным и мускулистым было это существо. По сравнению с ним довольно внушительный Гром-Шог показался бы щуплым подростком. Желтые клыки, торчащие из уголков широченного рта, превосходили по длине человеческие пальцы, а кулаки, пожалуй, могли с легкостью заменить таран или стенобитную машину. Весь доспех великана составляли несколько кожаных проклепанных ремней, а на шее, помимо страховки гнома-наездника, висело ожерелье из звериных зубов. На обоих запястьях смыкались стальные оковы, к которым крепились длинные цепи – каждая из них оканчивалась шипастой гирей размером с детскую голову. Попади таким кистенем по человеку, и от несчастного не останется ничего, кроме большого мокрого пятна.

Второй орк, тот самый, что выпрыгнул на Харлана, не мог похвастаться подобными габаритами. Был он грузен и массивен, но ширину плеч значительно превосходила ширина заплывшего жиром брюха. Неповоротливость компенсировалась огромным щитом, сделанным из дерева и укрепленным несколькими железными пластинами. На круглую голову был нахлобучен странный, тоже, судя по всему, деревянный шлем, из-под которого угрюмо и страшно таращились разные глаза: один налитый алой кровью, а второй затянутый бледной пленкой бельма. Правый клык отсутствовал полностью, а оттого несимметричность зеленой морды казалась абсолютной: широкий, плоский и ровный нос смотрелся на ней нелепо, даже уродливо.

Заслонившись щитом, орк ритмично постукивал по его кромке чем-то вроде самодельного тесака – толстой доской с краями, утыканными заостренными кусками металла.

– Я спрашиваю, кто тут у нас? – повторил гном, и палец на курках аркебузы заметно напрягся. – Глухие, что ли?

– Так точно! – отрапортовал Скалогрыз, осторожно выглядывая из-за спины рыцаря. – Глуховат я малость.

– Нас послал Синеус, – сказал Вольфганг.

– Кто? – просипел гном удивленно.

– Это не те, – прогрохотал орк под ним. – Мы промахнулись.

– Валим их? – буднично спросил толстяк.

– Погодите! – взвизгнул Скалогрыз, безошибочно расслышав в этом вопросе смертельную опасность. – Нас послал Седой Сигмунд! Седой!

– Так Сигмунд или Синеус? – ворчливо спросил безногий, но палец с курков убрал.

– Сигмунд, – подтвердил Вольфганг. – Простите меня. Я… ошибся.

– А, тогда добро пожаловать! – гном ощерился, обнажив мелкие, но острые клыки. – Вы тоже не серчайте. Времена нынче дерьмовые, сами знаете.

Он опустил аркебузу, похлопал орка по лысой макушке:

– Ыр, отпусти лошадок.

Варвар послушался. Гном изобразил нечто вроде поклона:

– Меня здесь зовут Хельг Смотри-в-Оба, а этот богатырь – Ыр Костолом. У нас с ним взаимовыгодный договор: он за меня ходит, а я за него думаю. Вон тот злобный – Гыр Щербатый. Он, бедняга, думает самостоятельно, и иногда это заканчивается плохо.

Вольфганг, наклонив голову, представил себя и товарищей.

– Отлично! – подытожил Хельг. – Вас мы давно поджидаем. Седой просил встретить и спрятать на время.

– Спрятать?

– Да. Сказал, вас ищут.

– Это верно.

– Тогда пошли. Места здесь, конечно, глухие, но у нас в лагере надежнее.

Ыр Костолом развернулся и зашагал по тропе, которую можно было разглядеть, только точно зная, где искать. Вольфганг направил лошадь следом. Животные настороженно, напряженно всхрапывали, но бежать больше не порывались. Потом на тропу не спеша въехал Харлан, а Гыр Щербатый замыкал шествие.

– Ну хорошо, – начал рыцарь. – Мы – путники, попавшие в серьезные неприятности. Это бессмысленно скрывать. А вы кто такие?

– Ловцы метеоритов! – весело ответил безногий гном.

– Метеоритов?

– Именно, мой новый друг! Здесь для нас раздолье, настоящее золотое дно – раз в сутки обязательно что-нибудь да свалится.

– Ты имеешь в виду камни, падающие с неба?

– У вас в Ордене словом «метеориты» обозначали что-то другое?

– Нет, просто… зачем они вам?

– Кое-кто в этих краях дает за каждый камешек, за каждый кусок камешка неплохую цену.

– Серьезно?

– Разумеется, не золотом. Кому оно нынче нужно! Но вкусная еда, дорогое вино, лекарства и булатная сталь на дороге не валяются.

– Ясно. А какое отношение к вам имеет Сине… Седой Сигмунд?

– Он время от времени приходит, помогает советом или делом, иногда магией. Объявился нынче утром, попросил оказать услугу – приютить вас. Я было сомневался, но теперь вижу, что не прогадал.

– Почему?

– Трое здоровых, крепких мужиков, способных держать оружие, не будут лишними. А то наша банда в последнее время понесла немало потерь.

– Потерь?

– А как же! Или ты думал, мы одни рыщем по этим голым скалам в поисках небесных гостей? Тут хватает ловцов. Иногда за добычу приходится схлестываться, ничего не поделаешь.

– А почему бы не объединиться и не собирать метеориты вместе?

Гном только фыркнул, да покачал головой.

– Это невозможно! – раздался сзади голос Харлана. – Чем больше человек принесет заказчику метеорит, тем меньше будет доля каждого из них. И наоборот.

– Именно так, – кивнул Хельг. – Но когда бойцов остается совсем мало, это тоже плохо – не справиться с другими бандами. Нужно соблюдать баланс. Всегда баланс. Трое – как раз то, что нужно. Не волнуйтесь, мы для начала доверим вам второстепенные роли.

– Обнадежил, братуха, – проворчал Скалогрыз.

Процессия углублялась в серые пустоши, ощетинившиеся остриями скал. Каменистая тропа извивалась среди холмов подобно раненой змее, поднималась, опускалась, раздваивалась, ползла по краям широких провалов, из глубины которых тянулись в небо струйки вонючего дыма.

– Вулкан просыпается, – пояснил гном. – Метеориты будят первобытное пламя, спящее в глубинах. Когда-нибудь все здесь зальет кипящая лава, как пить дать.

Иногда тропа перекидывалась через пропасть узким каменным мостом, и каждый раз, проезжая над бездной, Вольфганг вспоминал цитадель алхимиков и ее библиотеку. Это придавало ему храбрости.

Временами в просветах между скал виднелись останки древних строений, разрушенных башен и огороженных обвалившимися стенами площадок, но от них веяло таким холодом и голодной пустотой, что никто не осмелился задавать вопросов.

Зато Скалогрызу хватило ума спросить насчет вьющихся в небе стервятников.

– Это они над местом последней драки летают, – охотно пояснил Хельг. – Там немало полегло. Медная Борода воткнул на вершине холма турель и косил всех, кто пытался подобраться к метеориту. Пока к нему не зашли с тыла и не раскроили череп…

– Я понял, спасибо, – поспешно заверил собрата Роргар. – Очаровательная история.

Миновав еще несколько крутых поворотов, на последнем из которых возвышалось большое, но абсолютно сухое дерево, заботливо украшенное болтающимся на нижней ветке скелетом, они выбрались на относительно ровное пространство, со всех сторон окруженное отвесными каменными стенами. Здесь сгрудились несколько сложенных из разнообразного хлама хижин и пара выцветших добела орочьих шатров.

– Наше логово, – довольно просипел Смотри-в-Оба. – Добро пожаловать.

Навстречу им вышли трое: сгорбленная сухая старуха с крючковатым носом и длинными седыми косами, сжимающая в заскорузлых пальцах взведенный арбалет; бритая наголо стройная эльфийка в просторном одеянии и мальчишка лет одиннадцати-двенадцати, чумазый, лохматый и полуголый, со злобным звериным взглядом.

– Принимайте пополнение! – приветствовал их Хельг и, повернувшись к путникам, поочередно представил всех домочадцев.

– Ивэйна Распрекрасная! – объявил он, указывая на старуху. – Великолепно готовит, неплохо лечит и отвратно стреляет. За то и держим. Красоту свою бережет, не домогайтесь ее, а то проклянет.

– Эллара-Пламенная-Длань, – Хельг обернулся к эльфийке. – Здесь – просто Элли. Изгнана с позором из горного монастыря, принята у нас с распростертыми объятьями. Колдует мало и плохо, зато красиво. Ыр и Гыр аж дрались из-за нее на дуэли.

– Червяк, – про мальчишку. – Тащит все, что плохо лежит. Говорит редко, я не слышал ни разу. Пронырлив, что твоя крыса. Внук Распрекрасной. Возможно.

Кивнув всем и дождавшись ответного кивка лишь от эльфийки, Вольфганг спешился и помог спуститься Скалогрызу. Чувствуя спиной настороженные взгляды, он начал расседлывать лошадь. Потом чья-то твердая ладонь легла ему на плечо. Рыцарь обернулся.

– Дробовщина, – пробормотал Роргар рядом. – Опять срезал, кажись…

– Хорошо добрались? – с легкой улыбкой спросил Синеус, он же Седой Сигмунд.

– Могло быть и хуже, – ответил Вольфганг и, шагнув к сказочнику вплотную, взял его за грудки. – Ты обещал мне все объяснить, старик. Надеюсь, ты это сделаешь. И, самое главное, расскажешь, каким образом эти… ловцы метеоритов помогут спасти моего брата.

 

Глава III

Маски

Бездонное иссиня-черное небо полыхало зарницами. Звезды висели так низко, что, казалось, протяни руку – и схватишь, зажмешь в кулаке крохотный кусочек вечного света. Возможно, кому-то удавалось. Середина лета всегда богата на чудеса и ясные ночи.

Червяк забрался на верхушку дерева, на котором болтался скелет, и маленький черный силуэт мальчишки то четко вырисовывался среди мертвых скрюченных ветвей, то полностью пропадал в темноте. Эта парадоксально мирная картина успокоила Вольфганга, немного притупила острые шипы на стенках колодца, в который падала его душа. Он знал, что Рихард жив, но не мог почувствовать, как далеко тот находится – брат словно бы пребывал сразу повсюду и одновременно нигде, слился с остальным миром, наполнил его собой.

– В тенях, – прошептал ему Сигмунд, успокаивающе улыбнулся. – Он теперь в тенях, и это не повод для волнений. Любую тень рано или поздно разгоняют лучи солнца.

Они сидели вокруг небольшого костра: восемь неровных силуэтов, вырубленных из мрака оранжевыми лезвиями огненных отсветов. Молчали. Слушали, как пузырится и шипит в обросшем копотью ведре закипающая похлебка.

Вернулся Червяк, ведомый то ли запахом еды, то ли подкрадывающейся прохладой, втиснулся между Ивэйной и Элли.

– Все спокойно? – спросил его Гыр Щербатый, и получил в ответ энергичный лохматый кивок.

– Вообще-то, у нас тут после наступления темноты не нападают, – немного извиняющимся тоном сказал Хельг Смотри-в-Оба. – Что-то вроде негласного соглашения, общее правило, которого придерживаются все банды. Но мало ли, иногда не вредно и взглянуть на холмы.

– То есть днем вы друг друга убиваете, а ночью не трогаете? – спросил Вольфганг.

– Но ведь всех устраивает. Можно совершенно спокойно дрыхнуть, не боясь, что утром проснешься с отрезанной головой.

– Получается, вы благороднее любых рыцарей.

– Почему бы и нет? Хотя, конечно, благородства тут ни на грош – вопрос удобства.

– И никому ни разу не пришла мысль прикончить конкурентов во сне? Так точно было бы удобнее.

– Мысль-то наверняка приходила. Но ведь порешишь ты, а на следующую ночь явится сосед и порешит тебя. Как только обитатели холмов перестанут чувствовать себя в безопасности, сразу рванут наносить упреждающие удары. В таких вещах одного примера хватит.

– Точно. Хрупкое равновесие.

– Оно, родимое.

Ивэйна Распрекрасная не без труда натянула на слегка подрагивающую узловатую кисть толстую доспешную рукавицу и, подняв ведро, стала разливать дымящуюся похлебку по глиняным мискам. У орков плошки были значительно больше, чем у остальных, и порции, соответственно, тоже. Синеус отказался от еды, предпочтя ей вновь набитую трубку. Скалогрыз, с которым старик успел поделиться табаком, после некоторых сомнений все-таки отложил курево в сторону.

– Давно хотелось… горяченького похлебать, – произнес он, вдыхая пар, идущий из миски. – Спасибствуем, значит, хозяюшка.

Распрекрасная бросила на него гневный взгляд из-под косматых бровей, но ничего не ответила. Больше никто благодарить не решился.

Ели быстро, обжигаясь и дуя на пальцы. Несмотря на подозрительный сизо-кисельный внешний вид, похлебка оказалась на удивление вкусной и наваристой. В ней попадались даже куски мяса вполне приличных размеров. Орки выхлебывали жижу через край, не усложняя себе жизнь ложками, и разгрызали оставшиеся на дне кости.

Когда чавкание и скрежет смолкли, ведро опустело, а все вокруг, сыто отдуваясь, постарались придать своим телам как можно более горизонтальное положение, Вольфганг повернулся к Синеусу:

– Думаю, дальше ждать не имеет смысла.

– Ну что ж. Наверное, ты прав, господин рыцарь. Пришло время для сказаний. Начну я, пожалуй, немного издалека, как и подобает человеку в моем возрасте.

Садитесь ближе к костру, да подбросьте поленьев. История темная, немного тепла и света нам не помешает. Повесьте котелок – когда я закончу, всем наверняка захочется разогнать горячим глинтвейном застывшую в жилах кровь.

Доводилось ли вам, друзья мои, слышать об Аргусе – Двуликом Хранителе Душ? Впрочем, так его называют эльфы и люди, у орков он известен как Двуглавая Погибель, а гномы величают его Бледным Мастером. Пусть имена различаются, да только предания об Аргусе у всех народов сходны. Их не принято рассказывать на пирах, они не записаны в книгах, не особенно популярны у бродячих болтунов вроде меня. Даже в страшных сказках, что шепчут на ночь непослушным детям, вы не найдете ни одного упоминания об Аргусе. А вот почему.

Давным-давно, во времена, которых не вспомнили бы и прадеды нынешних стариков, жил великий волшебник, могучий и гордый. По слухам, был он из племени эльфов, но поскольку в Старшем Народе магия от века принадлежала женщинам, почитался он за выродка, причудливую игру природы, циркового уродца. Был он изгнан из родного города и нашел приют в Братстве Алхимиков, где к любым отверженным всегда относились, как к равным. Но ответного уважения им не суждено было дождаться. Жажда власти, сжигавшая душу волшебника, могла сравниться по силе лишь с ледяным презрением, коим он одаривал окружающих. Аргус – а таково было его имя – изучил великое множество темных тайн мироздания и, ослепленный собственными успехами, задумал познать Хаос. Уже тогда те, кто размышлял над подобными вещами, утверждали, что это невозможно, ведь даже самому Хаосу не дано познать себя. Но Аргусу не было дела до чужих мнений, его высокомерие перешло ту черту, за которой доводы разума перестают иметь значение. В великом гневе обрушивался он на тех, кто осмеливался возражать ему – и однажды в приступе ярости убил своего учителя, мудрого алхимика, пытавшегося отговорить лучшего ученика от безумной затеи.

Аргус готовился долго. Он знал, что у него будет только одна попытка – Бездна не дает второго шанса. Но если бы ему удалось задуманное, если бы получилось проникнуть в Сердце Хаоса, поймать его ритм – он обрел бы невероятную силу, перед которой склонились бы все четыре народа.

Но волшебник ошибся. Ни смертному, ни богу не дано увидеть суть Предвечного, а дерзнувшие будут вечно молить о смерти. Так случилось и с Аргусом: Хаос пожрал его.

То, что вернулось в наш мир с другой стороны бытия, уже не было ни эльфом, ни человеком, ни орком, ни гномом – Хаос исторг из себя ужасное существо, подобное кукле, исковерканной жестоким ребенком: горбатое, двухголовое чудовище на козлиных ногах, с бледной кожей, не способной перенести ни малейшего прикосновения солнечного света. Души у Аргуса больше не было, жадная Бездна высосала ее, оставив лишь гнев и презрение ко всему живому, превратив некогда строптивого колдуна в своего верного слугу.

С тех пор бродит Двуликий по миру, несет страдание и боль встречным, собирает души павших воинов и ведет их за собой на другую сторону смерти. Отвратительные лица свои скрывает он под масками, а хромоту козлиных ног компенсирует костылем, окованным ржавым железом.

Горе тому, кто столкнется с Аргусом. Не раз отчаянные герои из разных племен выходили против него, но никому не удалось одолеть Двуликого. Повернет он к тебе свою левую голову, что в маске из красного дерева – и охватит тебя пламя его гнева, вспыхнешь, как факел, и сгоришь в мгновение ока. А повернет правую, на которой золоченая ухмыляющаяся маска – обрушится на тебя холод его презрения, скует конечности, превратит в ледяную статую. Пусть кому-нибудь и удастся подойти к проклятому колдуну вплотную – ударом одной руки отбросит он любого, даже самого могучего орка, на десяток шагов. А уж коли достал Аргус из-за спины свой посох, точно не минуешь смерти: ударит он навершием посоха оземь, и хлынут наружу собранные им души павших воинов, искаженные безумием Бездны злобные призраки. Они не помнят своего прошлого: ни соратников, ни родных, ни врагов – в них осталась лишь ненависть, неконтролируемая тяга к разрушению.

Впрочем, именно из-за посоха многие славные воины и бросали вызов Аргусу – кому же не хочется заполучить в свои руки такое оружие! Да и маски Двуликого, по слухам, тоже хороши: именно они дают власть над стихиями. Кроме того, Аргус повсюду носит с собой книгу заклинаний. Уверен, любой алхимик, любая эльфийская колдунья готовы отдать что угодно, лишь бы одним глазком заглянуть в этот увесистый древний том. Так что недостатка в противниках у Аргуса нет, да только никто из них не вернулся, чтобы похвастаться трофеями. Правда, старики говорят, будто несколько раз Двуликий погибал в схватках, но всегда возвращался в мир живых, ибо его служба здесь еще не окончена.

Да, немало страданий причинил Аргус всем четырем народам, но и не раз помогал отчаявшимся, избавлял от страданий обреченных. И никто не знает, по каким дорогам ходит он и куда направляется. Сегодня его замечают на склонах эльфийских вершин, завтра видят на нижних уровнях гномьих подземелий. Как знать, может, именно сейчас ковыляет он по камням к нашему лагерю.

Вот такая история. Подай-ка табачку, мне нужно набить трубку. Куда это ты уставился, Червяк? Что там, в темноте? Что? Двухголовая фигура на козлиных ногах? Нет, я ничего не вижу. Наверное, ветер. Успокойся, дружок, это всего лишь легенда. Легенда.

Некоторое время мальчишка не отрывал настороженного взгляда от лица старика, словно подозревая того в чем-то. Потом вскочил и бросился в темноту. В тишине было хорошо слышно, как шлепают по базальту его босые ноги.

– Побежал проверять, – прокряхтел Хельг, осторожно коснулся скрюченных пальцев Ивэйны Распрекрасной, которая тревожно поглядывала в ту сторону, где исчез Червяк. – Не волнуйся, красавица. Ничего с ним не случится.

Старуха отдернула руку и, поджав сухие губы, принялась собирать в ведро грязные миски.

– Складно рассказываешь, – сказал Синеусу Щербатый, широко зевнул, показав всю необъятную ширину своей пасти. – Но я все равно не уснул.

– М-да, дедуль, – подхватил Смотри-в-Оба. – Сегодня сказка Гыру не понравилась. А вот моему тяжеловозу вроде бы пришлась по душе, – он указал на Ыра, давно уже повернувшегося мускулистой спиной к костру. – Кажись, дрыхнет.

– Нет, – прогудел густой бас с другой стороны зеленой громадины. – Я слушал.

– На тебя не похоже, – усмехнулся безногий гном.

Орк не ответил. На лагерь вновь опустилась тишина, пустая и прохладная, одну за другой глотающая искры, отрывающиеся от костра.

– Я тоже слушал, – сказал Вольфганг, хотя умиротворенность, наполнявшая все его тело, отчаянно сопротивлялась любым разговорам. – Но так и не понял, старик, какое отношение эта байка имеет ко мне и моему брату.

– В ней – ответ на один из твоих вопросов, – улыбнулся Синеус.

– На какой?

– На тот, который ты еще не задал.

Вольфганг сел прямо, и под его недобро сведенными бровями залегли густые тени.

– Что ты делаешь, старый дурак? Думаешь, мы тут в игрушки играем? Загадываем загадки? Развлекаемся? Речь идет о жизни моего брата! Зря я поверил тебе днем – ты обманул меня…

– Не спеши! – оборвал его Синеус. – Ты не понимаешь и не хочешь понимать. Ты привык, чтобы все вокруг было просто и доступно, привык размышлять над отвлеченными, абстрактными и никому не нужными материями, а все насущные проблемы решать ударом меча или быстротой лошадиных ног. Так вот: чаще всего побеждает тот, кто поступает иначе. Но если ты хочешь прямых, легких ответов, изволь. Спрашивай.

– Где мой брат?

– Сектанты везут его в Заставные Башни. Наверное, там он будет к завтрашнему утру.

– Что с ним сделают?

– Пока не придет в себя, ничего. Им очень интересно, что же ему снится.

– А зачем я здесь? Бездна тебя побери, какая польза Рихарду от меня, если я посиживаю на краю мира, в Богами забытой глуши?

– Метеориты.

– Что?

– Метеориты. Камни, падающие с неба. Ради них ты здесь.

– Но…

– Только они помогут справиться с тьмой, завладевшей твоим братом. Видишь ли, метеориты – это не просто куски скалы. Внутри каждого из них скрыт очень ценный материал – металл, из которого сотворена Внешняя Сфера нашей вселенной, Сфера, уже на протяжении сотен тысячелетий ограждающая хрупкое мироздание от безжалостной ярости внешнего Хаоса. Для всех порождений Бездны этот металл – словно остро заточенная раскаленная сталь для обычного человека. С его помощью их можно не только отпугнуть, но и уничтожить. Будь он у тебя во время сражения с тварью, убившей храброго Гром-Шога, ты бы одолел ее.

– Хорошо, – протянул Вольфганг. – Значит, мне нужно…

– Прими участие в ближайшей охоте вместе с Ловцами, а в случае удачи отправляйся с ними к заказчикам – на юг, в Девятую цитадель.

– Хм, я думал, она дальше.

– Если бы вы продолжали ехать по Тракту, то, конечно, потеряли бы зря много времени. Только через пару дней добрались бы до Червивого Камня, а уже от него свернули бы на юг.

– Поначалу мы так и планировали…

– Те, кто прокладывал Тракт, не рискнули соваться в эти холмы. Они всегда считались гиблым местом. Но через них можно неплохо сократить дорогу.

– В этом ты точно мастер, сказитель.

– Давно живу на свете, привык искать короткие пути.

– Хорошо, но… зачем мне туда?

– Они не зря щедро платят за небесные камни. В Девятой цитадели уцелело немало членов Братства, и сейчас они занимаются очень важными исследованиями. Никто, кроме алхимиков, не сможет изготовить оружие из металла Сферы.

– Как мне убедить их помочь мне?

– Не беспокойся, этим займусь я.

– Ладно. Но почему тогда ты сам не заберешь оружие? Я так понимаю, у тебя на Погонщиков и их хозяев тоже имеется зуб.

– Имеется. Но к оружию из небесного металла я не могу прикасаться.

– Почему?

– Потому что оно убьет меня.

Вольфганг почувствовал, как кровь приливает к лицу, расползается колючим теплом под кожей щек и висков. Мысли в голове гудели тяжело, беспорядочно, словно встревоженный осиный рой. Самые разные, самые смешные и страшные варианты сменялись один за другим, отбрасывались, забывались моментально. То, что сказочник немного не в себе, он понял в их первую встречу, но и предположить нельзя было, насколько сильно оторван усатый выдумщик от реальности.

Или? Все эти исчезновения и появления, все эти «тайные тропы», лошадь, лишенная возможности двинуться с места, разлетевшийся на мелкие куски меч. Способен ли на подобное простой колдун? Пусть даже и постигший когда-то мудрость алхимиков?

С трудом разлепив внезапно пересохшие губы, Вольфганг спросил:

– Кто ты, старик?

Вместо ответа Синеус отложил трубку и, покряхтывая, поднялся. В отсветах огня его лицо казалось вылепленным из красной глины. Может, так оно и было. Может, это всего лишь маска – морщинистая, обветренная, украшенная пучками белой щетины и длинными седыми усами. Маска, под которой бьется совсем иная, непостижимая жизнь.

– А вот тот самый вопрос, – сказал Синеус и шагнул прочь от костра, в темноту.

* * *

Вольфганг не мог заснуть. Лагерь вокруг давно погрузился в сон: тяжело, утробно храпел Щербатый, заглушая ровное, глубокое, похожее на шум морских волн дыхание Костолома и сиплое поскрипывание Хельгова носа, Элли и Распрекрасная скрылись в одном из походных шатров, а Синеус ночевал в крайней хижине, слепленной из глины, соломы, камней и огромных желтых костей – не то ребер, не то клыков какого-то доисторического зверя.

Харлан и Скалогрыз расположились на тюках с припасами, примостив под головы седла, и теперь спокойно посапывали, ничего не страшась. Рыцарь тоже не боялся – чувство, не дававшее ему покоя, мало походило на страх. Скорее, его можно было назвать удивлением. Всепоглощающим неверием в происходящее. Его разум отказывался сдаваться без боя и принимать как должное новую, непрерывно меняющуюся реальность.

Мало того что привычная жизнь обрушилась, подобно прогнившей крыше, раздавив любимых и близких, превратив друзей в обезумевших чудовищ. Теперь он еще и оказался в самом центре урагана, разрушающего мир. Здесь ни на кого нельзя было положиться, и никому нельзя было доверять. За трое суток, миновавших с той ночи, когда они с братом допивали грог на лесной поляне, успело произойти столько событий, что в иные времена хватило бы на пять лет.

А ведь всего двумя месяцами ранее, ничтожные шестьдесят дней назад, они вдвоем возвращались с родного хутора в Заставные Башни, и, проезжая через вольный город Иснар, попали на какой-то праздник. Пыльная площадь, стиснутая со всех сторон черно-белыми фасадами и красными черепичными крышами домов. Серая башня ратуши, окутанная легкой синеватой дымкой. Удушливые запахи конского навоза, протухшей рыбы и копченой колбасы. Безликая, бесконечная толпа. Уличные артисты в пестрых костюмах, на лицах – бесчувственные улыбки, в руках – тамбурины и куклы, в глазах – жажда и похмельная мука. Горожане и крестьяне. Нищие. Шарманщики. Проповедники. «Покайтесь, люди! Ибо грядет Последний День, когда Проклятие будет досказано, и в прах обратятся слова и дела ваши, и пылью изойдут ваши надежды! Покайтесь, люди, ибо не спасти вам ни имущества, ни памяти, ни жизней своих, ибо освободитесь от ненависти и любви, от гнева и сострадания! Но тот, кто сейчас сеет зло, пожнет тьму и пустоту, а тот, кто добро несет, уйдет в свет к новой жизни! Покайтесь, люди!»

Знали бы они тогда, что тьма и пустота поджидают всех без исключения. И уцелевших – в первую очередь.

Вольфганг честно попытался заснуть, но забытье не спешило избавлять его от дум. Закрыв глаза, видел он лицо брата, видел вновь ту согретую майским солнцем площадь и Рихарда, брезгливо расталкивающего грязных, обросших фанатиков. Теперь от него, от молодого плечистого парня, мечтавшего о славе и подвигах, зависели судьбы мира. Если, конечно, верить старому полубезумному сказочнику.

Со вздохом рыцарь поднялся, подошел к своим походным сумкам, вытащил книги, взятые в цитадели алхимиков – «Тайные Обители Стихий» и «Учение и Судьба Погонщиков Теней». Первая оказалась лишним грузом, бесполезной стопкой страниц. Вторая, захваченная просто так, скорее из любопытства, чем из реальной необходимости, превратилась в единственный источник сведений о врагах.

Вольфганг взвесил том «Тайных Обителей» на ладони. Порядочно. Пожалуй, не стоит все-таки его выкидывать – мало ли, как повернется судьба на следующее утро. Вдруг окажется, что эльфы умудрились отбить Рихарда у приспешников нечистой силы. Если те, само собой, вообще существовали. Пока ему не встречалось еще ни одного сектанта.

Вольфганг бросил взгляд на рогатую хижину, приютившую Синеуса. Все, что рыцарь знал о нынешней участи Рихарда, исходило только от седого сказочника. Верил ли он ему? Определенно, верил – иначе бы не оказался здесь. Доверял ли? Ничуть. Старик, кто бы он ни был, явно вел какую-то свою игру, добивался собственных, еще неясных, загадочных целей. До тех пор, пока они совпадали с целями Вольфганга, тот ничего не имел против сотрудничества. Но нужно постоянно быть начеку.

Он вернулся на свое место, подбросил поленьев в затухающий костер, расположился на засаленной козлиной шкуре и открыл книгу с искаженным символом Ордена на обложке. Света все равно не хватало, рыцарь щурился, пытаясь разобрать ползущие по желтым страницам закорючки символов. Букву за буквой, слово за словом.

«Долгие лета сия история была окутана мраком. Долгие лета скрывалась она от взоров славного рыцарства. Но не из страха перед возмездием и не из стыда – единственное, что удерживало меня от раскрытия всех подробностей, было естественное желание уберечь молодых послушников от тех темных соблазнов, что предлагает учение Проклятой Секты, от тех необъятных, но гибельных возможностей, что открывает оно перед молодыми умами и неокрепшими душами. Однако теперь, на склоне лет, вынужден я, скрепя сердце, раскрыть секреты и поведать обо всем, что мне известно, дабы оставить после себя наставление и предупреждение следующим поколениям, предостеречь их от ужасных ошибок, которые однажды уже чуть было не привели к падению Ордена…»

Веки Вольфганга наливались мягкой липкой тяжестью – книга сработала не хуже сон-травы. Он помотал головой, пытаясь разогнать оцепенение, но тягучие, многословные предложения убаюкивали, словно материнская колыбельная. Более того, теперь он не мог оторваться от них и продолжал, будто заколдованный, скользить взглядом по неровным, прерывистым строчкам.

«…и да простят меня братья, отдавшие свои жизни за то, чтобы навсегда захлопнуть дверь, ведущую во тьму. Нет во мне ни малейшего желания приоткрывать сию дверь и даже касаться ее, но каждый будущий Паладин должен знать, что именно таится за ней, о каких отвратительных тайнах молчат наши летописи, а также почему величайшее и самое главное оружие нашего Ордена уже много лет как забыто и запрещено. Ибо только знание указывает путь к истине…»

* * *

Разбудил его Хельг Смотри-в-Оба.

– Летит! – истошно вопил безногий гном. – Летит, ядрена кочерга!

Рыцарь вскочил, уронив книгу, схватился за скипетр. Белый утренний свет больно резанул по глазам, заставил зажмуриться. Беспрерывно моргая, Вольфганг побрел прочь от костра и чуть не столкнулся с Ыром Костоломом, который как раз собирался подобрать кричащего коротышку. Тут он окончательно пришел в себя и вспомнил, где находится.

– Ну и хреновина летит! – продолжал надрываться Хельг, усаживаясь на плечи Ыра. – Ты только глянь!

Рыцарь поднял глаза. Под серыми облаками несся огненный ком метеора, оставляя за собой почти идеально ровную полосу густого черного дыма. Расчертив ей полотнище неба пополам, он рухнул среди холмов к западу от лагеря.

– Близко упала, – просипел Смотри-в-Оба. – Щас ка-а-ак дробанет!

И точно – через мгновение в уши ворвался оглушительный грохот, от которого сводило зубы и подгибались колени. Гром небесный и рокот пушечного выстрела, смешанные в одном невероятном коктейле. Следом налетел порыв ветра такой силы, что Вольфгангу пришлось схватиться за локоть Костолома, чтобы устоять на ногах.

– Их-х-х-а-а-а! – восторженно взвыл Хельг, потрясая кулаками над головой. – Знатная хреновина свалилась! Быстро к ней!

– Куда? – проревел растерянно хлопающий глазами Скалогрыз, видимо, разбуженный только взрывной волной. – Какого?..

– Бежим! – ревел Хельг. – Нельзя терять ни минуты! Быстрее, давайте быстрее! Мы должны добраться до булыжника первыми! Оставьте лошадей, им не пройти по скалам! Бегом за мной!

Харлан, едва натянувший сапоги, путался в рукавах куртки. Скалогрыз, тяжело дыша, прилаживал пневмоступы к подошвам. Вольфганг повесил через плечо дорожную сумку с кадилом и целебными порошками, прицепил к поясу скипетр. Гыр Щербатый, закинув щит за спину, проверял пальцем остроту своего самодельного тесака.

– Ну что вы медлите?! – подгонял их Хельг, беспокойно ерзая на плечах Костолома. – Живее, братцы, живее же! Утянут прямо из-под носа ведь…

И вот они уже бежали. По скалистым склонам, среди острых как бритва выступов и гигантских камней, способных раздавить их, словно букашек. По узким мостикам, нависающим над дымящими расселинами и провалами, по едва заметным тропкам мимо мертвых деревьев, увешанных ржавыми клетками с истлевшими, исклеванными останками в ворохах гниющего тряпья. То тут, то там попадались вонзенные в землю колья и копья, с насаженными на них черепами. Небо вновь было полно стервятников: в основном они кружили над тем местом, откуда поднимался густой черный дым – точкой падения метеорита.

– Чуют, сволочи! – крикнул Хельг Смотри-в-Оба, единственный из семерых, кому не приходилось беречь дыхание для бега. – Уже собрались на пир!

«Это вы их приучили!» – хотел ответить Вольфганг, но решил, что не стоит тратить силы. Он еще не начал уставать, молодое, тренированное тело, подогретое предчувствием грядущих опасностей, без труда справлялось с нагрузкой. Однако впереди ждала битва, а перед битвой только глупец станет попусту препираться с соратниками.

Они бежали. Тяжело, упруго прыгал с булыжника на булыжник Ыр Костолом, едва шевеля руками с намотанными на них цепями кистеней. Гыр Щербатый, наоборот, припадал к земле, опирался кулаками, отталкивался ими, будто гигантская зеленокожая горилла, помогая себе двигаться вперед. Пневмоступы Скалогрыза несли его размеренными широкими шагами. Позади всех, отдуваясь и беспрерывно сплевывая, ковыляли Харлан и Синеус.

«От них не будет никакого толку на поле боя, – подумал рыцарь. – Они уже измождены, уже измотаны, уже выжаты до предела. Сказочнику мешает возраст, торговцу – выпитое в последние годы вино и съеденное мясо».

Но он опять промолчал. Справа под ребрами зашевелилась собственная усталость, пока еще крохотный комочек едва заметной, тянущей боли. Стоит сбиться с ритма или начать говорить, и он тут же примется расти.

– Давайте, ребятушки! Поднажмем! – верещал Хельг, сжимая в коротких руках свою шестиствольную аркебузу. – Не тормозить! Вышли, взяли, и назад!

Столб черного дыма приближался. Уже можно было различить хриплый клекот птиц, устрашающе вьющихся вокруг него. Сейчас. Сейчас начнется.

Вольфганг обогнал Костолома и вылетел на гребень холма первым. Перед ним раскинулась впадина, окруженная вздыбившимися скалами и сухими остовами деревьев. Почти в самой середине ее темнела круглая яма воронки, на краю которой копошились несколько существ, чью принадлежность рыцарь смог определить далеко не сразу – из-за слишком пестрых одеяний и толстого слоя сажи, покрывавшего лица.

– Твою дивизию! – ругнулся Смотри-в-Оба. – Опоздали!

От банды, успевшей к месту падения первой, отделился плечистый детина и направился к ним. По тому, как он переваливался с ноги на ногу, почти доставая пальцами земли, и по здоровенной, окованной железом дубине Вольфганг определил орка. Так оно и вышло: зеленокожий остановился, разглядывая новоприбывших, потом пригнулся и утробно зарычал, потрясая над головой оружием.

– Валите прочь! – взревел он. – Это наша добыча!

– Ну уж нет! – ответил безногий гном. – Мы увидели ее первыми! Просто вы оказались ближе!

– Попробуй взять, – оскалился варвар. – И я оторву тебе руки!

– В бой! – взвыл Хельг и выстрелил. Перемазанный в саже орк отпрыгнул, избежав ранения. К нему на помощь уже спешили остальные – Вольфганг с удивлением рассмотрел среди них одного гнома и пару людей. Видимо, банда была такой же разношерстной.

Он принялся рыться в сумке, доставая кадило, мешок с целебным порошком, чувствуя, как утекают драгоценные секунды. Руки тряслись. Костолом и Щербатый пронеслись мимо, следом пропрыгал Скалогрыз, целясь в кого-то из аркебузы, потом…

Удар. Крик, ненависть, боль. Скрежет зубов. Снова вопль – в нем страх и ярость, слившиеся в одно цельное, единое безумие – его собственный вопль. Наотмашь скипетром по грязной бородатой роже напротив, перекошенной в таком же крике. Хруст сминаемых хрящей, лязг разбиваемых зубов. Теплые капли крови на щеках.

Быстро, быстро. Каждое движение должно быть молниеносно. От этого зависит жизнь. От этого зависит победа.

Оружие в руках наливается непривычной тяжестью, камень под ногами стал скользким, и теперь нужно не просто отбивать удары, но еще и удерживать равновесие. Грохот аркебузы над самым ухом. Враг отлетает в сторону, освобождая на мгновение мир вокруг. Звенит в голове, перед глазами плывут цветные круги. Он не помнит, как это началось. Он не знает, когда это закончится. Возможно, будет продолжаться вечно.

И снова. Снова. Гнев раздирает глотку. Чужое лезвие, кривое и щербатое, бьется в скипетр. Его владелец замахивается второй раз. Ногой ему в промежность. Отскочил. Жизнь продлилась на мгновение. Удар.

Противник поскальзывается и падает, Вольфганг бросается к нему, поднимая скипетр. Добить. Не дать подняться. Краем глаза видит, как Ыр вращает вокруг себя чудовищные шипастые гири на толстенных цепях. Одна из них попадает по тощему человеку в кожаной куртке, обшитой металлическими пластинами. Да будь там хоть сплошной стальной доспех – надеяться не на что. Беднягу отбрасывает на несколько шагов, и приземляется он уже мертвым, измятым мешком раздробленных костей и изувеченных внутренностей. Второй человек успевает поднырнуть под кистенем и его лезвие достигает цели, вонзается в зеленый бок орка. Тот ревет, а через долю секунды реагирует Хельг: выстрел из всех стволов окутывает сцену дымом.

Вольфганг добивает упавшего, мчится на помощь, не раздумывая о том, что в пылу схватки сам запросто может получить удар палицей. Костолом нервно топчется на месте, растирая когтистыми пальцами рану. Кровь льется тоненькими струйками. Доставший его лежит на земле, раскинув руки. От его головы почти ничего не осталось – все шесть зарядов Хельга угодили в цель.

Паладин взмахивает кадилом, окутывая орка зеленым дымом.

– Вдыхай! – кричит он. – Вдыхай глубже!

Костолом шумно, судорожно вдыхает. Рана начинает затягиваться.

Впереди, в десяти шагах, Гыр бьется с другим варваром – чужим, тем самым, что встретил их первым. Плечо в щит, тесак в дубину, огромные пасти клацают желтыми клыками в нескольких сантиметрах друг от друга. Рядом прыгает, размахивая аркебузой, гном. Вольфганг не сразу узнает Скалогрыза. Глухой сапер, видимо, расстрелял все патроны и теперь использует ружье в качестве молотка, ожесточенно лупит прикладом по зеленой потной спине.

Гыр резко взрыкивает, отпихивает врага от себя. Тот, удержав равновесие, с размаху бьет ногой ему в щит. Гыр опрокидывается на спину. А Костолом срывается с места, оглашая окрестности ревом, от которого наложили бы в штаны даже скелеты, висящие на высохших деревьях. Орк с дубиной бросает на него быстрый взгляд, разевает пасть в угрожающем оскале и бежит прочь, не оглядываясь.

– Чеши! – кричит ему Скалогрыз. – Чеши отсюда, придурок.

Гыр поднимается с земли, угрюмо озираясь.

– О! Победа! – вопит Хельг. – Наша взяла!

И правда. Больше никого не осталось. Вольфганг насыпает в кадило еще порошка, ждет пока он разгорится, подходит к соратникам, столпившимся над воронкой, принимается окуривать их дымом. Вниз он не глядит. Это после. Неужели все уцелели? Вот Харлан, запыхавшийся, грязный, измученный. Вот Скалогрыз, довольный и гордый собой. Вот Ыр и Гыр, одолевшие большую часть врагов, покрытые многочисленными порезами и ссадинами. Вот Хельг, деловито перезаряжающий аркебузу. Кого нет?

Время дернулось и вернулось в привычное русло.

Вольфганг утер пот со лба, спросил:

– А где старик?

– Хм. – Смотри-в-Оба начал озираться. – Не вижу. Тут и спрятаться-то негде. Сдристнул небось. Да и слава Гранитным Предкам. Не стариковское это дело – в драки ввязываться.

– Бездна! Кто-нибудь видел его? – почти закричал Вольфганг.

В ответ только недоуменные взгляды и пожимания плечами.

– Ладно, разберемся, – заворчал Хельг. – Ырушка, давай-ка спустимся, вытащим камешек. Сдюжишь?

– Попробую! – прогудел Костолом.

– Отлично. Если горячий, не переживай. Тебя рыцарь наш в дороге подлечивать будет, ххе-ххе…

Орки принялись сползать в воронку. Вольфганг осмотрелся. Действительно старика нигде не было. Он побежал к холмам, туда, откуда они пришли. Мимо окровавленных трупов, отсеченных конечностей, разбросанного оружия. Поднялся на гребень, тяжело дыша, обливаясь потом.

– Сигмунд! – позвал он, сложив ладони рупором. – Эге! Сказочник!

Тишина. Только доносятся сзади подбадривающие сентенции Хельга:

– Эх, поднажми! Еще! Раз-два, взя-а-али! Раз-два, взя-а-али!

Неужели Синеус снова ушел? Срезал, мать его, тайными тропами. Вокруг только скалы: серые, молчаливые, древние. Что-то произошло со стариком, но кто даст ответ. Слева, за острым, изящно изогнутым выступом, виднелась сложенная из каменных блоков стена башни. Показалось, или там действительно слегка шевельнулись тени?

Вольфганг направился туда. Осторожно. Медленно. Опустил на землю кадило, снял с пояса скипетр, так и не очищенный от крови и прилипших волос. Шаг за шагом. Поскрипывали сапоги, с хрипами вырывалось наружу дыхание. Услышит ли его приближение тот, кто прячется в башне? Сказочник ли это? Или один из чужих ловцов укрылся тут? Может, засада?

Рыцарь обогнул выступ скалы. Башня возвышалась перед ним низкой бочкообразной развалиной, необитаемой уже не один десяток лет. Обвалившиеся зубцы, обрушившиеся перекрытия, расползшийся по стенам мох. Черный прямоугольник входа. Вряд ли там вообще кто-то есть. Просто показалось.

Он шагнул внутрь, сжимая скипетр обеими руками, готовый нанести удар и сразу выскочить наружу. Здесь было темно и сыро, дневной свет едва проникал сквозь щели в потолке. Но его хватило, чтобы различить движение впереди. Громоздкий, неясный, смутно угадываемый силуэт.

– Стоять! – сказал Вольфганг. – А ну…

– Ты ищешь старика? – раздался голос из мрака. – Сигмунда Синеуса?

Знакомый голос. Изменившийся, зачерствевший, но узнаваемый.

– Да.

– Он умер. Не выдержало сердце. Я должен был предвидеть…

– Сердце? А где тело?

– Здесь. Прости меня, Вольфганг, сын Франца, внук Роберта и брат Рихарда. Мне не хотелось так долго держать тебя в неведении.

– Во имя Ушедших Богов, что происходит?! Кто ты? Где Синеус?!

– Вот он. Вот я.

Силуэт впереди двинулся и вышел на свет, оказавшись вдруг совсем близко, прямо перед Вольфгангом. Палладин не успел даже отшатнуться. Тьма сгустилась, оформилась в высокую двухголовую фигуру, стоявшую вплотную к рыцарю, у которого перехватило дыхание от открывшегося зрелища. Ведь на него в упор смотрели две потрескавшихся деревянных маски. Одна золоченая, вторая – из красного дерева.

 

Глава IV

В первых рядах

– Кажись, счас еще повалят, – сказал Хельг Смотри-в-Оба и шумно высморкался. – Слышь, наверняка уже все пустоши в курсе, где мы и как мы.

– Ничего, – ответил Вольфганг, стараясь, чтобы злой сарказм в голосе был не слишком заметен. – Главное, до ночи продержаться, а там отдохнем.

Гном сарказма не уловил и покачал головой:

– Боюсь, в эту ночь отдохнуть не придется. Ради такой добычи ублюдки пойдут на все. Вот увидишь, им уже сейчас наплевать на любые соглашения.

Рыцарь кивнул и вытер со лба пот, размазав по лицу серую грязь. Стычки не прекращались несколько часов и наверняка продолжатся еще столько же. Небо позади было полно стервятников. Лошади не могли везти тяжелый камень быстрее. Бедные животные выбились из сил, таща за собой наспех сооруженные полозья с обломком небесной скалы. Их с обеих сторон прикрывали Ыр и Гыр. Возле самих полозьев шли Вольфганг и Харлан. Скалогрыз взгромоздился на метеорит и сурово оглядывал окрестности, держа наготове заряженную аркебузу. Хельг тоже беспрерывно обшаривал гребни холмов вокруг взглядом закрытых черными очками глаз. Ивэйна Распрекрасная и Червяк сидели на полозьях под камнем. Элли бодро вышагивала рядом, сжимая в руках длинный посох с навершием в виде скрученного драконьего хвоста. Несколько раз она пыталась заставить его изрыгать огонь, выкрикивала странно звучащие слова на эльфийском языке, направляла наконечник на приближающихся врагов, но лучшим результатом пока стали несколько безобидных искр, сорвавшихся с «хвоста» – рыцарю и торговцу приходилось прикрывать неудачливую колдунью. Однако та не теряла духа и в коротких перерывах между схватками весело лепетала что-то на эльфийском.

В левой руке Вольфганг держал кадило, беспрерывно исторгающее зеленый дым. Каждый в их маленькой армии знал, что они до сих пор не погибли только благодаря этому вонючему, едкому дыму. Как только закончится целебный порошок, никакое воинское искусство, никакая первобытная мощь, никакие железные кистени или пороховые ружья не спасут их: мелкие порезы, незначительные, но кровоточащие раны изгрызут плоть, непрерывный бой отберет силы, измучает тела, и однажды их непробиваемая защита дрогнет, рассыплется. Первыми погибнут старуха и мальчик. Просто потому, что Вольфганг не успеет перехватить очередного оборванца, вооруженного мясницким тесаком или сделанной из косы пикой. Просто потому, что Скалогрыз промахнется, или заряды для аркебузы, целый мешок которых болтался сейчас на его поясе, все-таки подойдут к концу. Следующей умрет Элли, странная эльфийка, совсем не похожая на тех своих сородичей, что похитили Рихарда – обладающая миловидным, даже, пожалуй, красивым по человеческим меркам лицом, не умеющая творить волшебство, молчаливая и не таящая в себе ни капли высокомерия. Просто в очередной раз, когда вместо потока пламени ее посох произведет пару жалких искр, некому будет отразить удар ятагана, направленный в ее бритую голову.

Потом настанет черед Скалогрыза и Харлана. Глухой сапер и торговец вымотаются раньше остальных. Оба привычны к дракам, прекрасно управляются с оружием, но первого рано или поздно подведет недостаточный слух, а второго – отчетливо заметный под курткой живот и седина в черной бороде.

Останутся четверо, у которых будет шанс продержаться и спастись. Но они его не используют, потому что не смогут оставить камень. Хельг ни за что не откажется от такой редкой и богатой добычи, Ыр и Гыр не покинут Хельга, а Вольфганг не сойдет с единственной тропы, ведущей к брату. Тем более, сейчас, когда знает, какие силы и существа оказывают ему поддержку. Проклятая старость Синеуса, проклятое больное сердце, не способное выдержать долгий бег. Сам Аргус, двухголовый бог ночных кошмаров и волшебства, заперт в старой, разрушающейся башне – заперт не замками и не засовами, а всего лишь чистым дневным светом. До наступления темноты он не сможет прийти им на помощь. Проклятое упрямство Хельга, во что бы то ни стало стремящегося увезти метеорит сразу заказчикам. Проклятый запрет Аргуса рассказывать о нем. Если бы Вольфганг сумел убедить Смотри-в-Оба остаться на месте, существо, таящееся в развалинах, помогло бы им продержаться, одолело бы любых врагов. Но он не сумел. Он даже не предпринял второй попытки.

– Нет, – сразу отрезал безногий гном, сидя на куче трофейного оружия и стирая рукавом кровь с широкого лезвия ятагана. – Мы не можем торчать здесь до ночи. Вообще, чем быстрее Червяк приведет лошадей и баб, тем лучше. Помяни мое слово, слухи в пустошах разносятся быстрее птичьего крика. Скоро каждая дробаная банда попытается отобрать у нас камешек. Будем надеяться, им не хватит ума объединиться.

– Хорошо, – согласился Вольфганг. Тогда он даже представить себе не мог, во что выльется попытка Смотри-в-Оба прорваться к владениям алхимиков. В тот момент, оглушенный недавней битвой и окончательно раздавленный невероятной встречей в разрушенной башне, он оказался не способен здраво рассуждать. В резиденции Ордена им рассказывали о случаях, когда неопытные бойцы, оруженосцы или послушники, пережившие первую в своей жизни сечу, забывали даже собственные имена. И вот он сам оказался в этом состоянии, опустошенный, развоплощенный. В те минуты он представлял собой просто плотно сбитый набор плоти и костей, лишенный собственного смысла и предназначения, не готовый самостоятельно принимать решения. Поэтому он не стал возражать, а просто кивнул.

– Где старик-то? – спросил его Хельг, не отрывая взгляда от дымящейся, обуглившейся поверхности камня, который, кряхтя и отдуваясь, выталкивали из воронки орки. – Нашел его?

– Он умер, – честно ответил Вольфганг.

Десятью минутами ранее, во мраке, одно из лиц древнего бога, скрытое золоченой деревянной маской, увитой множеством трещин, повернулось к нему, и голос, звучавший, казалось, сразу со всех сторон, произнес:

– Никто из них не должен знать истину. Пока. Обещай мне.

Рыцарь обещал. И нарушать данное слово не собирался.

– Умер? – Хельг продолжал смотреть на метеорит. – Убили?

– Сам. Сердце, наверное.

– Ясно. Жаль… ты не слышишь лошадей еще?

– Пока нет.

– Проклятие! Где их там носит?! Сказал же Червяку, чтоб изо всех сил гнал. Эх… бабы, чай, взялись манатки собирать. Дуры.

– Ты ж сам говорил, что лошадям по скалам тяжело идти. Червяку не надо их торопить.

– И то верно… так как там со стариком-то получилось?

– Я его похоронил.

Это тоже была чистая правда.

– Бездна! Мы-то думали, чего это тебя столько времени нет! А ты, оказывается, старину Сигмунда закапывал. Все равно без толку.

– Почему?

– Сожрут. Крысы, собаки одичавшие или другая нечисть какая-нибудь.

Вольфганг промолчал. Он с трудом заставлял себя воспринимать происходящее, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться в хохот. Аргус. Гномова мать, Аргус! Ночной король, чей серебряный дворец скрыт в глубинах луны. Двуликий Хранитель Душ. То ли красивая легенда, то ли страшная сказка. «Никто из них не должен знать истину». Мир вдруг стал невероятно крохотным – рыцарь словно в самом деле увидел его со стороны: укутанный облаками шарик в центре непроницаемой сферы из неизвестного металла, плавающей посреди безбрежного океана тьмы и хаоса. Океана, полного опасных тварей. Все препятствия, ранее казавшиеся непреодолимыми, теперь выглядели мелочью, все грандиозные начинания и свершения превратились в ничто. Для любого маленького ребенка двор около дома – целое королевство, полное замков, рек, горных хребтов и приключений. Ребенок вырастает, и двор уменьшается в размерах, становясь просто клочком земли, из которого торчит свекольная ботва. Так и для того, кто хранит секреты двуликого бога, бытие безгранично расширяется, а привычная реальность съеживается до размеров носового платка. Вот такой парадокс. Есть от чего сойти с ума без всяких подземных проклятий.

– Кажись, едут! – гаркнул вдруг Хельг Смотри-в-Оба. – Слышь, справился мальчишка!

Действительно, из-за холмов уже доносились топот множества копыт и недовольное ржание. Вольфганг поднялся, готовый помогать оркам грузить барахло на полозья. Он был настолько полон новым, что внутри царила абсолютная, всепоглощающая пустота. Ни одной звезды не зажглось в ней, ни одной мысли не зародилось. Не получилось обдумать план безногого, оценить все варианты, предположить опасности.

И теперь вся группа была обречена. Гном, ослепленный алчностью и азартом, привел их сюда, а рыцарь, оглушенный осознанием собственной ничтожности, не сумел этому вовремя помешать. Целебный порошок в сумке заканчивался, и вряд ли его хватит, чтобы вылечить еще одну серьезную рану. Но они не бросят метеорит, они будут сражаться до последнего.

Чей-то молот проломит деревянный щит, и Гыр Щербатый рухнет в пыль, сраженный ударом сулицы в морду. Кровавая мельница кистеней Костолома перемелет еще немало жизней, но и ее в конце концов остановят арбалетные болты. Беспомощного бородача Хельга Смотри-в-Оба попросту раздавят, словно младенца в захваченном городе. Но Вольфганг этого уже не увидит, потому что падет первым.

– Нам крышка, – сказал он негромко, поравнявшись с Ыром Костоломом. Орк и бровью не повел, прекрасно понимая, что реплика предназначена его наезднику.

– Ни хрена, – процедил Хельг, продолжая все так же свирепо оглядывать безжизненные склоны вокруг. – Прорвемся.

– Дыма больше не будет, – пояснил Вольфганг. – У меня осталась всего одна щепотка. Не хватит даже на схватку.

– Значит, будем драться по-честному, – ощерился гном. – И правильно. А то Ыру скоро станет скучно. Да, Ырушка?

Здоровяк неопределенно повел плечами, и Хельга качнуло. Если бы не цепь, он бы точно свалился на землю.

– Эй, тпру! – возмущенно воскликнул коротышка. – Вязанку хвороста тащишь, что ли?

– Звиняй, – добродушно ощерился Ыр. – Не подумал.

– Мог бы и не объяснять! – проворчал Смотри-в-Оба.

– По-честному, говоришь? – вернулся к теме Вольфганг. – Хорошо бы. Только их в несколько раз больше. И стоит им расстрелять наших лошадей, как мы окончательно окажемся в ловушке. Куда, между прочим, сами себя загнали.

– Лошадок они трогать не станут, – протянул Хельг с легкой усмешкой. – Лошадки им нужны, иначе каменюку никогда с места не сдвинуть.

– А ведь верно.

– Еще бы не верно! Бандами же не дураки вроде тебя командуют, там серьезные парни, понимают, что к чему…

Вольфганг даже не обратил внимания на оскорбление. Действительно, лошадей ловцы за метеоритами не держат, а значит, своего транспорта для перевозки тяжеленного небесного валуна у них не имеется. Именно поэтому ни одно копье пока не прилетело в кобыл, с невероятным трудом тянущих по острым камням полозья с куском небесного металла. Надежда, пусть и очень слабая, забрезжила на горизонте. По крайней мере, они продолжат двигаться вперед.

– Ничего, парень, – продолжал Хельг. – Не пачкай штанов раньше времени. Прорвемся. Видят Гранитные Предки, я еще попирую на могилах врагов, я еще слезу с костоломовой шеи, присобачу себе протезы и надену механические прыгуны, вроде тех, что носит твой глухой дружбан.

– Эй! – раздался сзади обиженный голос Скалогрыза. – Они называются пневмоступы!

– Какая разница! – хохотнул Смотри-в-Оба. – Имя еще ничего не значит. Вот взять хоть меня…

– Эт верно, подхватил Роргар. – Свинья, она того… свинья!

– Не везет тебе на гномов, рыцарь, – скривился Хельг. – Нормальных не попадается, один – без ног, второй – без ушей. А видел бы ты наших лучших воителей. Эх, никогда не забуду парады в День Спокойствия: огромная площадь перед бастионами Раллдрунга, полки саперов с молотами на плечах, канониры на вычищенных до блеска турелях и мортирах. Доспехи сверкают, бороды у всех заплетены, заткнуты за пояса, маршируют ровно, нога в ногу, шаг в шаг, как один.

– Ты был солдатом?

– Да. Бригадир второго ранга, командующий двадцать седьмым артиллерийским расчетом Подгорной Армии Его Гранитного Величества.

– Канонир? Это тебя порохом так?

– А чем же еще! Им, родимым. Ранение потом и спасло, кстати говоря. Непростая вышла история: я, значит, в госпитале провалялся, сколько положено, а потом…

– Осторожно! – заорал сзади Скалогрыз. – Наверху!

Вольфганг обернулся и, уже заканчивая поворот, понял, что допустил страшную ошибку. Он успел увидеть расширенные от ужаса глаза Роргара, Харлана с клинком наголо, успел заметить, как скрывается за камнем грязный вихор Червяка. Слева, совсем близко, раздался звук, от которого сердце провалилось в пятки. Словно топор с размаху вонзили в толстое, но давно отсыревшее бревно.

Руки все делали сами по себе: открыть сумку, поднять мешочек с порошком и огниво, одним движением высыпать в кадило содержимое, чиркнуть кремнем о кремень. Секунды, уже потраченные впустую.

Хельг Смотри-в-Оба завалился назад, повис на цепи, будто тряпичная кукла. Он и в самом деле был на нее похож: такой же неестественно короткий, обмякший, такой же нелепый, растрепанный, в игрушечной жилетке, украшенной булавками и гвоздями. Кукла с длинной стрелой, торчащей из правой стороны головы.

Того, кто выстрелил, Вольфгангу рассмотреть не удалось, краем глаза только ухватил мелькнувший над гребнем холма краешек зеленого плаща.

Паническое ржание ударило в уши. Перепуганные кобылы забились в упряжи, из последних сил пытаясь вырваться. Костолом быстро, но бережно снял со своей шеи мертвого гнома. Мгновение он подержал его в руках, словно ребенок – поломавшуюся игрушку, а потом осторожно положил на землю.

Вольфганг ладонью притушил уже начавший разгораться порошок в кадиле, крикнул Червяку и Распрекрасной:

– Прячьтесь за камнем! – а сам взял в правую руку скипетр. Оставалось надеяться лишь на то, что нападающие не станут рисковать конями и снова пойдут врукопашную.

– Ну, высунись, что ли, мразь! – взревел Скалогрыз, вскинув аркебузу к плечу и целясь туда, где мелькнул лучник. – Покажись!

Орки напряженно озирались, в любой момент готовые кинуться в драку. Предчувствие бойни накрыло их всех мягким покрывалом тишины, сквозь которое с большим трудом пробивались даже восторженные крики стервятников. Где-то вверху, за гребнями холмов, притаилась смерть. И вряд ли она собиралась выпускать их из своих цепких лап.

– Эй! – донесся оттуда гулкий, скорее всего, орочий, голос. – Смотри-в-Оба, кажись, того… просмотрел!

Несмотря на то что голос был искажен расстоянием и скалистыми склонами, в нем без труда различались насмешка и неприкрытое торжество. Видимо, долгое время безногий гном оставался для остальных атаманов костью в горле, не позволяя себя одолеть, всегда обыгрывая их с помощью изворотливого ума и хитрости. Но любой стратег, даже самый талантливый, рано или поздно допускает ошибку. Хельг, понимая, что такую грандиозную добычу нельзя было ни везти в лагерь, ни оставлять на месте, принял, наверное, единственно верное решение – сразу доставить ее в Цитадель. Но осознавал ли он, что подобная попытка изначально обречена на провал? Теперь уже не узнать, теперь его планы канули во тьму вместе с воспоминаниями о военных парадах в День Спокойствия, вместе с недосказанной историей о том, что именно случилось с ним после госпиталя. Старый канонир отстрелялся.

– Сдавайтесь! – снова тот же торжествующе-насмешливый голос.

– Выходи! – рявкнул Костолом, и эхо разнесло его слова по всем пустошам, спугнуло нескольких грифов, уже успевших рассесться на ветвях мертвых деревьев.

– Сдавайтесь! – повторил невидимый атаман. – Вы нам не нужны, просто идите прочь, куда хотите, оставьте булыжник и повозку! Сегодня пролилось достаточно крови!

– Нет, еще не достаточно! – ответил Ыр и скрестил руки на груди, отчего шипастые гири кистеней столкнулись с глухим металлическим гулом. – Пока не хватает твоей.

Надо сдаться, подумал Вольфганг. Согласиться со всеми условиями, уйти, спасти жизни Элли, Червяка и Распрекрасной. Спасти собственные жизни. Камень никуда не денется, его все равно повезут в цитадель, и нет никакой разницы, кто именно это сделает. Ночью Аргус будет там, все объяснит алхимикам. Они послушают Двуликого, не могут не послушать. Но для того чтобы все закончилось хорошо, сейчас нужно сдаться и отступить. Смириться с гибелью Хельга и отступить.

– Ты дурак, Костолом! – В голосе так и не показавшегося орка не оставалось веселья. Теперь он был полон раздражения и злости.

– А ты трус! – не моргнув глазом, парировал Ыр. – Кусок дерьма!

Отступить не выйдет, убедился рыцарь. Никто из них не уйдет. Орки не бросят добычу, не оставят погибшего командира неотомщенным, а эльфийка, старуха и мальчишка не бросят орков, тем более, не послушают парня, с которым знакомы второй день в жизни. Роргар, похоже, тоже не собирался пропускать битву – судя по сдвинутым бровям и звериному оскалу, гном намеревался сполна расквитаться за смерть сородича. Харлану было уже все равно, он стоял, подняв перед собой меч, забыв обо всем, кроме необходимости рубить и колоть врагов. И никому из них не было известно, зачем вообще нужен метеорит. Кроме него. Кроме рыцаря, сумевшего заглянуть за кулисы и увидеть, кто именно двигает фигуры на сцене – а после разговора с одним из кукловодов даже понявшего логику происходящего. Ему одному очевидна бессмысленность сражения за небесный булыжник.

Но он не сможет покинуть их, не заставит себя скрыться среди безжизненных скал. Когда-то давно, в детстве, он, слушая рассказы о подвигах и великих битвах прошлого, много раз задумывался: каково это, стоять в первом ряду войска, смотреть на наступающие силы противника и знать, что совсем скоро ты умрешь – те, кто стоят в первых рядах, нечасто доживают до конца боя. Почему они соглашаются на это, почему не убегают, почему не пытаются изменить свою судьбу? Вольфганг вырос и полагал, что познал ответ: долг, честь, воинская дисциплина – вот что удерживает обреченных на месте, заставляет их держать строй, смыкать щиты и принимать на себя самый яростный натиск, гасить его своими телами. Так считали все наставники и командиры.

Но только теперь ему открылась истинная причина. За мгновение до того, как полетели стрелы, Вольфганг понял.

* * *

Брат Лариус, когда-то Старший, а теперь единственный оставшийся Наблюдающий за Звездами в Девятой цитадели, беспокойно вскочил со стула, подошел к окну. Привычный серый пейзаж. Все двадцать девять лет, прошедшие с тех пор, как он решил посвятить жизнь познанию и подался в алхимики, за единственным окном кельи, предоставленной ему для сна и размышлений, вид оставался удручающе одинаковым. Пустые склоны северных отрогов Арганайского Хребта. Ни одного деревца, ни одной лужи или клочка тумана. Даже небо здесь не менялось: сплошное полотно облаков, приползших с юго-востока, от берегов Рассветного Моря. В последние годы брат Лариус не любил смотреть в окно. По сравнению с вечностью, открывавшейся по другую сторону, его собственное старение выглядело необычайно быстротечным. Годы, проведенные в этой келье и покрывшие волосы серебром, теперь казались не длиннее трех десятков часов. Книги, манускрипты, свитки и таблицы, схемы звездного неба, расчеты лунных траекторий. Бесконечные попытки разгадать послания Ушедших Богов. Он столько всего узнал за эти годы, столько темных секретов выведал, столько тайн разгадал, а на самом деле почти и не жил. Пальцы, покрытые несмываемыми чернильными пятнами, сутулая спина, да тысячи строчек на пергаментных страницах – вот единственные доказательства реальности прошедших лет. Даже когда с миром случилось что-то страшное, здесь ничего не изменилось. Братья сходили с ума, бросались друг на друга, пытались поджечь склады и хранилище образцов, гибли и спасались бегством, но наверху, в узкой келье, полной пыльных томов и свитков, все это отзывалось лишь приглушенным эхом, едва слышными, безликими криками, легким запахом дыма. А в окно по-прежнему смотрело равнодушное серое небо.

После катастрофы жизнь брата Лариуса особенно не поменялась. Просто теперь, проходя коридорами цитадели, он встречал гораздо меньше знакомых лиц – уцелел только каждый седьмой брат – да начались перебои с питанием: вместо печеной свинины и эля приходилось довольствоваться куском хлеба и миской овощной похлебки. Повезло, что конец света наступил в середине лета. По крайней мере, овощи успели посадить, будет чем питаться в грядущую зиму.

Но сейчас… сейчас происходило нечто иное. По-настоящему важное. По-настоящему опасное. Оно приближалось из бесцветных холмов за окном. Цитадель чувствовала это, оживала, наполнялась голосами и шорохами, ползущими вверх по каменной кладке стен и башен. Далеко внизу родился низкий, протяжный гул, в глубине которого можно было различить тяжелый механический стук. Неужели в Кузнице?

Брат Лариус заметался по келье, шаря взглядом по стеллажам с книгами, потянулся к одной, отдернул руку, кинулся к другому краю, вытащил с самой верхней полки толстую растрепанную тетрадь, бросил на стол.

«История и План Девятого Замка Братства Алхимиков» – гласило начертанное на обложке название. Он раскрыл ее, принялся торопливо перелистывать пожелтевшие страницы, покрытые выцветшими рисунками и надписями. Гул внизу нарастал, заставлял мелко вибрировать стены и пол кельи. Рваные края свитков и листов, торчащие из стопок пергамента, стали подрагивать. Это не могло быть ничем иным. Это не могло означать ничего, кроме пробуждения вулкана, на склонах которого стояла цитадель.

Наконец он нашел нужное место. Весь разворот занимала подробная схема нижних уровней Девятого Замка, точная копия с давно утерянного чертежа, выполненного первыми алхимиками многие сотни лет назад, когда они только собирались возводить свою твердыню.

Нижние уровни, служащие теперь основой и фундаментом цитадели, уже стояли здесь в те времена – строение настолько древнее, что окружающие скалы казались младше, настолько чуждое, что от одного взгляда на его стены у первых алхимиков кружилась голова.

Полторы тысячи лет назад войска людей впервые пришли в предгорья Арганая, отбирая у эльфов крепость за крепостью – и сложнее всего оказалось взять именно эту, несмотря на отсутствие серьезных укреплений. Длинноухие защищали ее с неожиданным упорством, отбивались яростно и, что самое удивительное, не жалели своих жизней, не отступали, не собирались сдаваться.

Однако силы были неравны, в конце концов, воины молодого конунга Хадрика Железноглазого захватили странную крепость, щедро залив ее стены кровью. Но на ночь в ней не расположились, разбили рядом лагерь. Оставить гарнизон тоже не получилось: летописи не приводят точных причин, но в один голос твердят о том, что в течение следующих двадцати с лишним лет безымянное строение пустовало – до тех пор, пока на него не положило глаз Братство Алхимиков.

Получив в свое распоряжение столь загадочный объект, братья изучили его сверху донизу, облазили все закоулки, обшарили каждый дюйм и однажды все-таки отыскали потайную дверь, ведущую в темные подгорные каверны. Там, внизу, они нашли Кузницу, соединенную пустыми протоками с внутренними полостями давно потухшего вулкана – и того, кто спал в ней. Пораженные величием находки, и догадавшись, что сон ее хозяина нельзя нарушать, алхимики замуровали секретный вход в Кузницу. С помощью гномьих мастеров они выстроили над ней высокие стены и башни, возвели поверх эльфийского фундамента неприступную цитадель, самую грозную и могучую из всех, принадлежащих Братству.

Годы шли, сцепляясь в века, принося с собой новые и новые проблемы, забирая тех, кто отжил свой срок. Постепенно секрет, таящийся в подножии Девятого Замка, забылся, превратился из важной тайны в скучную байку, не имеющую особого смысла. Первые братья, лично видевшие Кузницу, давно умерли, и даже их имена исчезли из истории, а все, ими написанное, истлело, превратившись в серую пыль. Когда мир оказался на краю гибели, никто из алхимиков цитадели даже не вспомнил о самом старом ее обитателе.

Никто, кроме брата Лариуса. Иногда, слушая безумные вопли, доносящиеся с нижних этажей, он размышлял о преданиях древности и приходил к выводу, что, если под замком и вправду кто-то спит, настало самое время ему проснуться. Но ничего не происходило, смерть собирала свой урожай, демоны, вырвавшиеся на свободу, торжествовали, повсюду правило бал кровавое безумие. И вот сейчас. Сейчас…

Быстрые шаги по коридору, тяжелый, отчаянный стук в дверь. Пора бы уже. Шаркая, Лариус добрался до входа в келью, открыл. На пороге стоял молодой послушник, принятый в Братство пару лет назад. Имени его он не знал.

Все еще хватая ртом воздух после долгого бега, парень начал объяснять:

– Мастер… мастер Лариус, вулкан… он пробудился…

– Я понял. И не только вулкан.

– Да… там… в подвале…

– У меня есть чертежи. – Лариус указал на лежащую на столе тетрадь. – Иди, собирай братьев. Берите кирки, ломы, лопаты, будем искать вход. Я сейчас спущусь.

Несколько раз моргнув расширенными от страха глазами, парень кивнул и побежал по коридору к лестнице. Лариус проводил его взглядом, потом вернулся к столу, насвистывая мотивчик, названия которого вспомнить не мог.

За окном раздался оглушительный грохот, и вся цитадель ощутимо содрогнулась – от основания до шпилей самых высоких башен. Извержение начиналось.

Что ж, ради такого стоило проторчать в этой проклятой дыре три десятка лет.

 

Глава V

Огонь

Вблизи клыки каменной обезьяны оказались меньше, чем выглядели с противоположного конца моста – как раз в рост Рихарда. Проходя между ними, он расставил руки и коснулся пальцами каменной поверхности. Она была теплой, шершавой и совершенно реальной. Как и рокот барабанов, поднимающийся навстречу из обезьяньего зева.

– Они приветствуют тебя, – сказал орк. – Славят великого героя.

– Меня? – усмехнулся Рихард. – Во мне нет ничего великого. Я просто схлопотал несколько стрел и потому оказался здесь.

– Ты не прав, рыцарь. Вспомни свои сны.

– Они не имеют ничего общего с этим.

– Враги пытались достать тебя. Но мы успели раньше. Только и всего.

Они углублялись в пещеру, спускаясь все ниже по пологому склону «пищевода» гигантского каменного существа. Гладкие своды постепенно расширялись, отсветы пламени на стенах становились ярче, а гулкий, тяжелый ритм, призывно пульсирующий внизу, – громче. Вскоре он заполнил собой все вокруг, заглушил шаги, сделал невозможными разговоры. Простой, но захватывающий музыкальный рисунок отзывался во всем теле, проникал в сердце, заставляя его биться в такт, ускорял движение крови по венам, вызывал в сознании отчетливые образы: десятки зеленокожих великанов, танцующих вокруг огромного костра на поляне посреди погруженных во мрак джунглей, мощные кулаки, сжимающие пики с человеческими черепами на каменных остриях, черные в лунном свете полосы на задранных к небу клыкастых мордах.

Рихард знал, что орки не брезговали человеческим мясом. По крайней мере, так говорили наставники в Ордене: до того как пятьдесят лет назад заключили перемирие, степняки нередко съедали пленных, захваченных во время набегов. Это вполне могло оказаться правдой. С самого детства, с тех вечеров, когда мать, отправляя близнецов в кровать, грозилась позвать орков, они оставались для Рихарда и Вольфганга просто пугалом, некой нереальной, далекой угрозой вроде старческого слабоумия, до которого доживает лишь один из сотни мужчин. Но теперь Рихард спускается в священную пещеру орков, находящуюся в самом центре джунглей Ру-Аркха, а следом идет зеленокожий, которому он почему-то безоговорочно доверяет, и ведет его в чертоги великого бога войны. Сильнее всего в происходящем удивляло собственное спокойствие.

Он попытался спросить о людоедстве, однако не услышал собственного голоса за шумом барабанов. Сейчас они звучали совсем близко: в общем потоке уже стало возможно различить небольшие расхождения с основным ритмом. Кто-то чуть запаздывал, кто-то, наоборот, слегка забегал вперед, кто-то, полностью поглощенный игрой, обогащал рисунок спонтанными узорами. Рихард никогда не слышал ничего подобного. Эта примитивная, невероятно простая музыка, казалось, была полнее и насыщеннее сочинений любых известных ему композиторов, забиралась в душу на глубину, недоступную даже Королевскому оркестру, на выступлении которого он был несколько раз, или орденскому Хору, чьи песнопения он посещал постоянно, и будила там истину, усыпленную долгими годами воспитания и службы.

– Это привратники, – сказал его провожатый. Грохот заглушил слова, но Рихард все же услышал их, уловил не звуки, но смысл. – Величайшие шаманы наших племен. Каждый из них играет на барабане, обтянутом его кожей. Такие инструменты безоговорочно подчиняются своим владельцам, не позволяют им сбиваться с ритма.

Рихард содрогнулся. Он приближался к сердцу мира мертвых, здесь действовали иные законы, и обычное человеческое отвращение попросту не имело права на существование.

– Они сами их обтягивали? – спросил он, и на этот раз орк услышал вопрос.

– Нет, – пояснил тот. – Когда шаман умирает, его кожа используется для барабана. Потом их хоронят вместе.

– Вы же не хороните умерших.

– Павших, – поправил провожатый. – Погибший на поле боя не нуждается в погребении. А шаманов мы сжигаем. Иначе их души не найдут сюда дороги.

Он помолчал и добавил:

– Они не любят чужаков.

Рихард не нашелся, что сказать. Да и не было нужды в словах – они вышли в большую пещеру, где возникал ритм. Огромные костры горели на высоких пирамидах, сложенных из грубо отесанных каменных блоков, разгоняли оранжевым светом густую, плотную тьму, разбрасывали по стенам тени, непрерывно извивающиеся в сложном, противоестественном танце. Из чадной черноты, в которой тонул потолок пещеры, ужасными сталактитами спускались связки белых костей и черепов. Рыцарю хватило одного взгляда, чтобы различить среди них и человеческие. Но отнюдь не это произвело на него самое жуткое впечатление.

На ступенях пирамид сидели музыканты. Массивные, сгорбленные фигуры, безликие, бесформенные: их полностью скрывали накидки и маски из козьих шкур, украшенные множеством звериных рогов, когтей и пестрых перьев. Некоторые маски были сплошными, без прорезей, на других прорези стягивались грубыми стежками, и лишь у немногих сквозь неровные дыры в шкурах виднелись налитые кровью белки закатившихся глаз или кривые желтые клыки.

Ладони и заскорузлые пальцы беспрестанно опускались на мембраны высоких деревянных барабанов, наполняя полумрак пещеры тяжелым гулом ударов. Эхо билось в стены, отражалось от колышущихся в такт теней, вырывалось сквозь широкий проем в коридор, ведущий к каменной пасти.

Когда Рихард вошел, шаманы сидели совершенно неподвижно: их можно было бы принять за своеобразные украшения пирамид, покрытые шкурами статуи, если бы не стучащие руки. Но стоило ему сделать пару шагов в глубь зала, как фигуры зашевелились, беспокойно, беспорядочно, словно разбуженные посреди глубокого сна. Ритм резко ускорился, самозабвенный пафос сменился тревожностью, затем угрозой. Рыцарь чувствовал это так же ясно, словно имел возможность смотреть в зубастые лица привратников. В любую секунду его запросто могла постичь участь несчастных, пытавшихся пройти здесь раньше и наполнивших своими костями узлы, свисающие с потолка. Развернуться и побежать назад не давало только странное ощущение всемогущества, бессмысленный, но непобедимый кураж, ведомый лишь истинным героям, являющийся на самом пороге гибели.

Некоторые из музыкантов поднимались во весь рост, заслоняя собой костры на вершинах пирамид. В редких прорезях масок ворочались безумно вытаращенные глаза и скалились, истекая слюной, хищные пасти.

Рихард шагал вперед, не глядя под ноги, не поворачивая головы. Если хоть один из них бросится на него, битвы не избежать, и, скорее всего, она получится короткой. Мягкая, податливая человеческая плоть не способна поспорить с острыми клыками в полпальца длиной. Но он готов был драться до самого конца. До тех пор, пока не перегрызут горло, не оторвут голову. И от предвкушения боя, пусть и заведомо проигранного, глубоко внутри, где-то под сердцем, разгорался белый, прозрачный огонь радости. Что может быть лучше, чем схлестнуться с врагом, доказывая свое право на существование? Что может быть лучше, чем, проигрывая поединок, на последнем издыхании впиться зубами в душащую тебя руку, ощутить во рту соленый вкус чужой крови, чужой боли? В подобные моменты, на краю пропасти, лицом к лицу с непобедимым, неизбывным, всепоглощающим финалом, жизнь тоже становится бесконечной, вспыхивает ослепительно, подобно тысячам солнц. И сквозь это сияние на тебя смотрит вселенская вечность. Как на равного.

Рихард не ускорял шага, хотя боковым зрением видел, что шаманы начинают спускаться с пирамид, тянуться к нему когтистыми лапами. Барабаны стихали один за другим. Ритм оставшихся сломался, превратился в какофонию, беспорядочное разнозвучие, отзывающееся болью в ушах. Грохот редел, рассыпался на отдельные ручейки, которые стремительно мелели, впитывались в темноту.

В ту самую секунду, когда раздался последний удар по мембране, впереди появилась ровная вертикальная полоса чистого дневного света. Она быстро расширялась, и сквозь нее внутрь лились лучи висящего в зените солнца, захватывая мириады пылинок, висящих в воздухе, делясь с каждой из них толикой своей красоты. С легким, чуть слышным скрипом открывались ворота, ведущие в зеленый океан джунглей. Рихард понял, что прошел последнее испытание.

Сразу за каменным порогом начиналась узкая песчаная тропа, уходящая в глубину зарослей. По обе стороны от нее в высокой ярко-зеленой траве виднелись ржавые шлемы, зазубренные клинки, наконечники копий и пробитые щиты. Судя по всему, здесь проходившие воины избавлялись от ставшего ненужным оружия.

Рыцарь сделал несколько шагов по песку, вслушиваясь во влажный шум леса: гомон бесчисленных птиц и шорох широких пальмовых листьев на сплошном фоне многоголосого лягушачьего ора. Он обернулся. Позади не было ни горы, ни ворот, уводящих внутрь – только тропа, по-змеиному выползающая из чащи. Следы его босых ног виднелись на всем ее протяжении. Может, и вправду только причудились зловещие шаманы и пещера? Орк-провожатый тоже исчез. Да и существовал ли? Воспоминания, мысли путались, смешивались, таяли в сером тумане сознания, и чем сильнее Рихард пытался понять, что происходит, тем меньше понимал. Он твердо знал, что все вокруг него – не реально, что на самом деле его тело, истошно цепляющееся за жизнь, находится где-то далеко, на ином уровне пространства, беззащитное и почти мертвое. Он помнил слова, сказанные орком рядом с разрытой могилой на вершине утеса, помнил ветхий мост над пропастью и широко распахнутую пасть каменной обезьяны. И где-то далеко, либо в глубине джунглей, либо только в его измотанном разуме, вновь звучал глухой барабанный бой.

Рихард вздохнул и двинулся вперед по тропе – в ту сторону, где еще не отпечатались его следы. Он решил не думать о происходящем. Любая дорога рано или поздно заканчивается, и эта тоже наверняка приведет его куда-нибудь.

Полоса песка тянулась сквозь дебри, мимо необычайно высоких, сплошь увитых лианами деревьев, мимо непролазных колючих кустарников, над которыми то тут, то там поднимались статуи, полуразрушенные и поросшие мхом. Иногда путь преграждали поваленные стволы, полные крупных черных муравьев. Груды изрубленных доспехов и поломанного оружия на обочинах становились все больше. Они состояли не только из орочьих образцов: кроме ощетинившихся гвоздями палиц, погнутых ятаганов и потрескавшихся каменных секир попадались гномьи боевые молоты, рыцарские фальшионы, кинжалы, скипетры Паладинов. Иногда, заметив более или менее пригодный клинок, Рихард останавливался, раздумывая, стоит ли взять его. Просто на всякий случай. Но так ни одного и не поднял.

В беспросветной зеленой мгле леса постоянно двигались смутные, едва различимые силуэты, хрустели кусты под чьими-то тяжелыми шагами, и рыцарь все время чувствовал на себе настороженные неприветливые взгляды. Он не тратил силы на то, чтобы рассмотреть тварей, наблюдающих за ним, не отвлекался от основной задачи. Идти. Шаг за шагом, век за веком приближаться к неведомой цели. Ведь не просто же так его притащили сюда. Порой он оборачивался, но лишь для того, чтобы посмотреть на оставленные следы, чтобы убедиться в их – и своей – реальности.

Буйно разросшиеся кроны деревьев смыкались над тропой, не давая солнечному свету проникнуть внутрь, но и без того здесь было очень жарко. Пот градом лился по спине и шее Рихарда, сочащийся влагой воздух с трудом покидал легкие, и в конце концов силы оставили молодого рыцаря. Он медленно брел, опустив глаза, едва переставляя ноги, стараясь сберечь последние крупицы огня, разожженного искрами орочьих барабанов.

Однажды, спустя целые эпохи, когда боль в левом колене стала нестерпимой, он застонал и поднял голову. Песчаная тропа впереди выбегала на обширную болотистую поляну, заросшую камышом и высокими пестрыми цветами. Посреди поляны возвышался холм, на котором…

Не может быть.

Об этом он слышал. Читал. Знал.

Каркасом сооружения служил огромный скелет неизвестного чудовища – возможно, дракона или гигантского василиска. Ребра и остатки крыльев образовывали стены, а усеянный острыми пластинами хребет был чем-то вроде конька крыши. Конструкцию скрепляли многочисленные ржавые цепи, увешанные несчетным количеством более мелких скелетов: людских, орочьих, эльфийских и гномьих. Черепа бесстрастно таращились в пространство, равнодушно встречали яркий солнечный свет, больше не способный ослепить их.

Костяной шатер.

– Не может быть, – пробормотал Рихард вслух, и звук собственного голоса словно бы разбудил его, вернул из пустоты в этот, пусть и не совсем реальный, мир. – Он же ушел. Ушел вместе с остальными… не может быть.

Забыв о боли в колене, разрываемый ужасом и восторгом, рыцарь поспешил к шатру. Что бы ни скрывалось внутри, оно ждало его.

* * *

Он поднимался к свету, и чем прозрачнее становилась тьма вокруг, тем больше он знал о себе. Сначала пришло имя. Вольфганг. Так его звали. Потом появилось еще одно. Рихард. Брат. Тот, кто может спасти или погубить мир. Вслед за этим знанием ворвалась боль, а вместе с ней и воспоминания.

Воспоминания о том, как Гыр Щербатый рванулся навстречу стрелам, широко расставив руки, распахнув пасть, подставляя всего себя стальному дождю. Его утробный рык сотряс воздух, вплетаясь в еще не погасшие отзвуки костоломова голоса. То, чему предстояло случиться в следующие доли секунды, было очевидно: волна стрел должна накрыть отряд, пронзить в десятке мест зеленую плоть Гыра, пригвоздить к земле остальных, хлестнуть краем по лошадям и, скорее всего, убить одну из них. Те, наверху, целились кучно, грамотно, старались не задеть животных, но Вольфганг видел, что несколько стрел летели прямо в перепуганных кобыл. Увернуться, уйти из-под обстрела было уже невозможно: тело замерло, скованное внезапностью случившегося.

Но что-то произошло в это невероятно прозрачное мгновение, отозвалось в сознании болезненным ощущением струны, лопнувшей на самом сложном аккорде. Пространство вокруг Гыра вспыхнуло вдруг бледным синим светом, очертив полусферу, закрывшую собой не только толстого орка, но и всех, кто находился на расстоянии двух вытянутых рук от него. До Вольфганга и Костолома этот призрачный щит не дотянулся, и рыцарь непременно погиб бы, но зеленокожий великан, сориентировавшись в последние доли секунды, рванул его вслед за собой под прикрытие колдовской преграды.

Синий свет гасил смерть. Стрелы бились об него, словно о каменную стену, ломались, разлетались, сыпались на землю беспомощными обугленными обломками. Видно было, как тяжело дается Гыру это чудо: он словно бы поднимал и удерживал над землей не невесомое пламя, а самый настоящий стальной щит в несколько шагов шириной. Вздулись жилы на плечах и шее, скрипели стиснутые клыки, из правого уха мелкими капельками сочилась кровь.

Победные вопли наверху сменились испуганно-изумленными. Потом наступила тишина, и Вольфганг на какое-то мгновение даже подумал, что враги отступили. Но всего через три или четыре удара сердца понял свою ошибку. Они и не думали отступать, просто перегруппировались и пошли в атаку.

Рыцарь пробился сквозь воспоминания и открыл глаза. Это движение сразу отозвалось глухой болью в висках и затылке. Он несколько раз моргнул и приподнял голову, еще не до конца осознавая, где находится. Рядом с ним, озабоченно заглядывая ему в лицо, сидел Ыр Костолом. Орк лишился устрашающих палиц и цепей, на запястьях его могучих рук, покрытых запекшимися порезами, остались светлые полосы. Сглотнув, Вольфганг спросил:

– Что случилось?

Орк бросил взгляд в сторону, и оттуда донесся знакомый голос:

– Очухался, братишка? Слава Крому!

Скалогрыз. Вольфганг приподнялся на локтях, повернулся. Гном расположился на низкой деревянной лавке и выглядел даже хуже, чем обычно. Левая рука его висела на перевязи, а на правой скуле темнел внушительного вида синяк. Когда сапер ухмыльнулся рыцарю, стало видно, что его зубы тоже понесли серьезные потери.

– Здорово, вояка! – сказал Скалогрыз. – Мы уж думали, ты все, отлечил свое.

Рядом с гномом сидела эльфийка. Элли. Так ее зовут. Пламенная Ладонь, или что-то вроде того. Симпатичная. Она грустно улыбнулась Вольфгангу и тут же отвела взгляд. У ее ног возился Червяк, как никогда грязный и взлохмаченный.

– Где остальные? – спросил рыцарь. – Харлан?

– Не представляю, – ответил Скалогрыз. – Его утащили… братья-алкоголики.

– Алхимики, – поправила его Элли, произнеся это слово с едва заметным акцентом.

– Да какая разница!

– Алхимики? – Вольфганг с трудом сел, окинул взглядом помещение: сырые каменные стены, устланный сырой соломой пол, две покосившиеся лавки и узкое, забранное решеткой окошко под потолком. – Мы в цитадели?

– Угу. В Девятой. Сколько их вообще?

– Двенадцать, – рассеянно ответил Вольфганг. Он начал массировать пальцами виски, чтобы хоть немного успокоить мечущуюся в глубине черепа боль, и нащупал под кожей странные утолщения. Шишки? Так симметрично? Мысли сбились с дороги, провалились в бездну страха и отчаяния.

– Как мы здесь оказались?

– Память отшибло? Бедняга. Вулкан взорвался…

Да. Вулкан. Он помнил яростный рев, разрывающий небеса, сшибающий с ног ветер и чудовищное облако черного дыма, наползающее на мир. Помнил алые сполохи, бьющиеся в судорогах в глубине облака. Огонь. Он помнил огонь. Удушающий жар, пожирающий кожу, пронзительные крики сгорающих заживо и тошнотворный запах жженой плоти.

– Они спасли нас?

– Вроде того. Тех, кого успели спасти.

– Так что с Харланом?

– Тяжело ранен. Ожоги и… мечом получил. Когда алхимики сажали нас сюда, он был еще жив. Не знаю, как сейчас.

– Ясно. Гыр?

Гном покачал головой:

– Погиб.

Образ: копья, пронзающие зеленую кожу. Широкие ладони ломают древки. Щербатый наваливается на врага, впивается клыками в испуганное белое лицо. Острия пробивают его насквозь, окровавленная сталь показывается из спины.

– Распрекрасная?

Элли и Червяк всхлипнули одновременно.

– Умерла, – сказал Скалогрыз. – Жаль старуху.

Маленькое, сухое тело, распростертое у полозьев. Темная лужа вокруг головы, вокруг слипшихся седых волос. Чей-то тяжелый сапог наступает на тощую стариковскую ладонь, и пальцы ломаются со слабым хрустом.

– Жаль, – согласился Вольфганг. – А братья объяснили вам, почему мы здесь?

– Ни один из них с нами не разговаривал. На вопросы не отвечали. Когда Ыр попытался вырваться, кинули ему в морду каким-то порошком, он тут же и вырубился.

– Попадется мне хоть один, – прогудел Костолом. – Вырву челюсть. И ей забью.

– Камень забрали?

– Конечно. Не ради нас же они туда приехали.

С помощью Ыра Вольфганг поднялся. Ноги были как ватные, глаза слипались, требуя отдыха. Немедленно. Лечь и спать. Он подошел к низенькой двери, окованной широкими чугунными полосами, и принялся стучать.

* * *

За те несколько дней, пока он отсутствовал, Заставные Башни успели превратиться из обугленных руин в крепость. Конечно, черноту со стен не вывели, но так ему нравилось даже больше. Стоя на балконе магистерских покоев, Аргрим наблюдал за рабочими, копошащимися внизу. Они восстанавливали зубцы главного барбакана, обрушившегося после взрыва в пороховой комнате два с половиной месяца назад. Среди трудяг были и крестьяне, сумевшие уцелеть в окрестных деревнях, и гномы-беженцы, пришедшие во владения Ордена, спасаясь от подземного проклятия, и даже несколько орков, занесенных сюда раскаленными ветрами глобальных катастроф.

Аргрим усмехнулся. В происходящем имелась своя, злая, но очевидная ирония. Народы веками враждовали друг с другом, постоянно стремились к достижению мира, но даже в самые спокойные годы война была неотъемлемой частью их жизни. Однако теперь, когда города превратились в дымящиеся развалины, а три четверти населения погибли, оставшиеся смогли преодолеть вековую вражду. Внизу орки таскали камни, обтесанные гномами, и укладывали их на раствор, приготовленный людьми. Все понимали друг друга с полуслова, никто не огрызался, не отказывался работать. Наверняка, если бы здесь нашлись эльфийки, они бы тоже прекрасно вписались. Но самое смешное, разумеется, заключалось в том, что исход был предрешен. И он не таил в себе ничего нового. Война. Правда, на этот раз не орки пойдут против людей, не эльфы объявят охоту на гномов. На этот раз огонь уничтожит всех. Никому не спастись от пожара последней бойни: солнце погаснет, и единственным источником света останутся языки пламени, пожирающего мир. Пусть пока верят в передышку, пусть надеются на счастливый исход. Во всех землях, от чащоб Ру-Аркха до торосов Зубастого Залива, только один человек точно знал, что грядет.

– И только один достоин великой награды! – прошелестел где-то на краю сознания голос хозяина. Верховный Погонщик Теней чрезвычайно гордился тем, что его тело служит сосудом для великого демона, Сказанного во Тьме. Тот, кто жил в нем, был первым из слов Проклятия, произнесенного перед смертью безумным богом, а значит, самым старшим и могущественным. Подчиняться ему – радость. Являться его частью – невероятная честь.

Улыбаясь, Аргрим вернулся в покои. Запах крови полностью заглушали благовония, хотя чернота, запекшаяся в щелях между небрежно вымытыми плитами пола, недвусмысленно свидетельствовала о том, для чего в основном использовался этот мрачный зал. Из окон выбили витражи, проемы заложили кирпичом и завесили широкими багровыми полотнищами с символом учения Погонщиков в центре, вышитым зелеными шелковыми нитями. Пожалуй, с кирпичом поспешили.

Его светлейшество семнадцатый лорд-архитектор Заставных Башен сир Йоганн Раттбор, сидевший сейчас на троне и диктовавший указ разместившемуся на полу писарю, гнил. Как и полагается любому мертвецу. Его плоть разлагалась, наполняя воздух в помещении характерным тошнотворным ароматом. И если Аргрима это обстоятельство само по себе никак не волновало, то от посетителей, жаждавших встречи с новым правителем Фархейма, его следовало скрывать. Наглухо замурованные окна ничуть не способствовали исчезновению запаха. Приходилось постоянно жечь благовонные травы, держать открытой дверь на балкон и снять факелы с колонн, расположенных вокруг магистерского трона. Аргрим как мог замедлял процесс распада, однако любая, даже самая сильная магия не в состоянии тягаться с природой.

Сам сир Раттбор, похоже, не до конца осознавал происходящее. Он понимал, что происходит, но отказывался принимать правду, истово веруя в милость Темных Владык. Его никак не покидала уверенность, что, как только он выполнит все их требования, они даруют ему новое, здоровое, живое тело. Аргрим не пытался переубедить его. В конце концов, старик пока был им нужен – во всех Трех Королевствах не осталось никого, кто пользовался бы у людей большей поддержкой и авторитетом. Молодые Паладины, видевшие смерть Раттбора, давным-давно уже лежали в земле, немногие уцелевшие бароны разбежались кто куда, а короли погибли первыми в Ночь Безумия. Неудивительно, что выжившие крестьяне и ремесленники из разоренных деревень, из разрушившихся городов и выгоревших хуторов стягивались сюда, в Заставные Башни. Никого из них не насторожило, что на вершинах башен развеваются другие флаги. Никого не волновало, что на стенах и у ворот их встречали не благородные Паладины, а странные молчаливые воины, вооруженные парными мечами. Никого не беспокоили загадочные шумы по ночам, и даже внезапные исчезновения детей не вызывали паники. Стадо исчерпало свои возможности и отчаянно нуждалось во власти. В погонщиках.

– Написал? – хрипло спросил магистр. Голос его заметно изменился, пока Аргрима не было.

Писарь кивнул.

– Хорошо, – проскрипел Раттбор. – Пиши дальше. «…Кроме того, земли наши полны разбойников и мародеров, бесчестных, безжалостных душегубов. Ширятся слухи о возвращении демонов и забытых чудовищ. В эти дни горя и скорби все честные люди, а также… другие народы Фархейма, как никогда, нуждаются в защите. Поэтому мы объявляем о создании Праведной Инквизиции, нового рыцарства, чьей целью будет поиск и уничтожение зла во всех его проявлениях. Я, волей Ушедших Богов бывший некогда великим магистром ныне распущенного Ордена Паладинов, с тяжелым сердцем вновь принимаю на себя груз руководства рыцарством и титул Верховного Инквизитора. Отныне каждый обязан оказывать любую посильную помощь воинам, несущим на себе мой знак, ибо полной победы над мраком мы достигнем лишь сообща…»

Аргрим молча слушал, скользя взглядом по стенам и потолку. Старика Раттбора явно было рано сбрасывать со счетов. Так вывернуть истину наизнанку вряд ли смог бы кто-то другой. Слова, сказанные хриплым мертвецким шепотом, определяли дальнейшую судьбу всех, умудрившихся выжить, лишали их шансов на спасение. Скоро, скоро начнется кровавое веселье, и земли четырех народов превратятся в сплошное поле битвы, служащее лишь одной цели – развлечению Химеры, дочери Внешнего Хаоса.

– Закончил? – спросил магистр, когда скрип пера по пергаменту прекратился.

– Да, – ответил писарь и протянул ему документ. Руки парня заметно дрожали. Благовония и полумрак не смогли обмануть его. Наверное, стоит впредь подобные встречи со слугами взять на себя, а первого Верховного Инквизитора показывать публике только время от времени, тщательно подготовившись и издалека. Например, с балкона.

Раттбор пробежал текст бледными глазами, потом одним движением подписал его и сунул бумагу обратно трясущемуся прислужнику.

– Спустишься в подвал, отнесешь переписчикам. К утру должно быть двести копий.

– Да, ваше светлейшество.

– Двести!

– Да, ваше светлейшество.

– Ступай.

Поклонившись, парень развернулся и быстрым шагом, чуть не падая, кинулся к дверям. Когда он скрылся в коридоре, Аргрим поднял правую руку над головой и растопырил пальцы. Тотчас в трех шагах от него, из теней, скопившихся между лишенных факелов колонн, возник воин Погонщиков.

– Следуй за ним в подвал и внимательно слушай, о чем он будет говорить с переписчиками. Потом уничтожь. Жду с докладом.

Погонщик – нет, уже Инквизитор – кивнул и вновь растворился в тенях. Прошелестели легкие шаги, приоткрылась и хлопнула створка дверей. Наступила тишина.

– Сколько их? – спросил магистр.

– Что?

– Сколько их здесь, в этой комнате? Твоих невидимых убийц?

– Не моих, ваше светлейшество, – усмехнулся Аргрим и чуть склонил голову. – А ваших.

– Брось, – отмахнулся Раттбор и встал с трона. – Думаешь, я не понимаю, что представляю собой? Всего лишь инструмент. Деревянную дурилку, которой бродячий циркач развлекает крестьян на ярмарке, пока его товарищ незаметно обчищает их карманы. Но я не возражаю… я готов к этому. Надеюсь только, что хорошие хозяева не станут выкидывать добрый инструмент. Потому что когда-нибудь он может пригодиться снова.

Колдун не отвечал. Повернувшись к дверям балкона, он сосредоточенно смотрел на юг, туда, где начинающий темнеть небосвод прятал у самого горизонта узкие облака, похожие на чьи-то растопыренные пальцы. Или это дым? Будет буря. И придет она именно с юга, со стороны Девятого Замка алхимиков. Возможно, он все-таки зря посмеялся над двухголовым божком и его очумелым рыцарем-протеже. Возможно, следовало довести дело до конца.

– Так смогу ли я пригодиться снова? – во второй или третий уже раз повторил магистр.

Аргрим отвлекся от размышлений, повернулся к разлагающемуся старику, пожал плечами:

– Кто знает. Почему бы и нет.

– Хорошо, – кивнул Раттбор. – Хорошо. Это лучше, чем ничего.

Тяжело переваливаясь, он обошел вокруг трона, облокотился о спинку, кашлянул, выплюнув несколько багровых капель. Потом, будто вдруг только что вспомнив, спросил:

– А что с мальчишкой?

– С Паладином, которого мы привезли?

– Да.

– Без сознания. Раны тяжелые, но выкарабкается. Молодой, здоровый организм…

Раттбор облизнулся, и тоненькая струйка слюны пробежала по его гладкому подбородку. У мертвых свои аппетиты. Шумно втянув носом воздух, он поднял взгляд к потолку:

– А где он?

– В башнях. В моих покоях. Его надежно стерегут.

– И…

– Нет. Погодите, ваше светлейшество. Мальчишка пока нужен. Мы дождемся, когда он проснется, а потом выясним, что ему приснилось. После этого делайте с ним, что хотите.

– Хм… да. Отлично. Он один?

– Его брат для нас не опасен, я не стал тратить на него время.

– Не опасен? А если тот попытается освободить нашего пленника?

Аргрим приподнял бровь:

– Освободить? Ну что ж, пусть попробует. Тогда вы, ваше светлейшество, получите в свое распоряжение и его.

Раттбор расплылся в широкой, узкой, жабьей улыбке. Аргрим скривился, не скрывая отвращения. Ради власти и победы он готов был терпеть рядом с собой даже такую мерзость.

Скрипнула дверь, легкое дуновение свежего воздуха коснулось лица. Тени чуть двинулись, исказились и образовали высокую плечистую фигуру с длинными мечами, крест-накрест висящими за спиной. Слава Темным Владыкам.

– Сделано, – сказал воин и бросил на пол отрубленную голову писаря. Та упала с глухим стуком, забрызгала мрамор красным. На бледном, испачканном кровью лице несчастного застыло изумление. Первая жертва Праведной Инквизиции.

– Ты слышал его разговор с переписчиками?

– От первого до последнего слова.

– О чем говорили?

– Нет оснований тревожиться, господин. Он только повторил приказ магистра сделать две сотни копий к утру.

– Прекрасно.

– Кто-нибудь видел тебя? – тихо спросил Раттбор, не отрывая пристального взгляда от головы, подкатившейся к подножию трона.

– Не обижайте моих людей, ваше светлейшество, – ответил за воина колдун. – Они ничем этого не заслужили.

Верховный Инквизитор промолчал. Убийца легко поклонился и, отступив на шаг, скрылся в темноте. Одно плавное, неуловимое движение, едва заметный всплеск мрака, то ли перепончатые крылья, то ли просто рябь в глазах – и тени успокоились, улеглись привычным узором. Аргрим завидовал ему. Он сам с удовольствием бы ушел на темную сторону, наслаждался ее тишиной и цельностью, слушал бы далекие голоса демонов и постигал истинную суть вещей. Но у него было слишком много обязанностей.

– Не волнуйтесь, ваше светлейшество, – сказал он. – Я лично решу вопрос с братом-близнецом нашего пленника. Тем более что у меня имеются способы разобраться с ним на расстоянии.

– Замечательно. – Раттбор вряд ли понял хоть слово из сказанного колдуном. Ему было не до того: Верховный Инквизитор вплотную подошел к отрубленной голове и сейчас медленно опускался на четвереньки, протягивая мелко дрожащие пальцы к широко раскрытым, невидящим глазам убитого писаря. Аргрим пожал плечами и вышел на балкон. Во имя Химеры, он точно знал, кого первым отправит в огонь, когда Хаос обрушится на мир.

Старший Погонщик Теней стал вновь наблюдать за идущим внизу ремонтом барбакана, стараясь не обращать внимания на жадное чавкание, доносившееся из дверей за его спиной.

 

Глава VI

Кузнец

Память возвращалась, хотя он уже и не рад был ей – образ за образом, сцена за сценой складывалась единая картина произошедшего на подступах к цитадели. Падающие с неба камни и пепел, волна черного, нестерпимого жара, крики, неразбериха, хаос. Хаос. Те, кто всего несколько минут назад стремился убить их, теперь выглядели так же испуганно и жалко. Беспомощные, будто крысы в ведре. Поле битвы превратилось в ловушку, и вместо боевых кличей над ним раздавались теперь вопли ужаса, едва различимые сквозь трещащий грохот извержения. Дым, взметнувшийся в небо на невероятную высоту, казался плотным, словно гранит, словно движущаяся, непрерывно изменяющаяся статуя, бесформенная, безжалостная. Это была сила, против которой бесполезны заклинания, сила, не считающаяся ни с чем, кроме себя самой. Чистое, концентрированное разрушение.

Вольфганг помнил, как он, схватив левой рукой Червяка, а правой придерживая съехавшую с плеча сумку с порошками, пытался взобраться по склону холма. Земля под ногами была скользкой от крови, мальчишка отчаянно вырывался, истошно верещал что-то неразличимое в шуме, пропитавшем все вокруг. Рядом карабкался Костолом. На его плечах, ухватившись обеими руками за шею, болтался Скалогрыз, а за левый бицепс цеплялась Элли. Харлан ковылял следом. Обернувшись, рыцарь увидел, что одна из штанин торговца горит.

– Эй! – крикнул он, но больше ничего не успел.

Глухой, тяжелый удар по голове. Ноги исчезли, просто перестали существовать. Он упал лицом в пепел, вдохнул его, закашлялся, изо всех сил борясь с подступающей темнотой. Но небытие оказалось сильнее – последним, что удавалось вспомнить, были чьи-то могучие руки, поднимающие его в воздух. И вкус пепла на губах.

Он даже сейчас чувствовал его.

– Нет воды? – прохрипел Вольфганг.

– Что? – переспросил Скалогрыз.

– Воды… горло пересохло…

Гном покачал головой:

– Ничего нет, парень. Извиняй. Сам скоро высохну и рассыплюсь, как уголь.

Рыцарь закрыл лицо ладонями, пахнущими пеплом, грязью, кровью. С тех пор, как он оставил попытки достучаться до кого-нибудь по ту сторону двери, прошло не меньше полутора часов. Сознание больше не покидало его, но тело отчаянно требовало отдыха. Все, что происходило вокруг, казалось сном. Израненные соратники, эта тесная камера с низко нависающим потолком, крохотное окошко с толстыми прутьями решетки – все превратилось в глупый фарс. Реальной оставалась только жажда, от которой язык стал сухим и жестким, будто кусок дерева, а зубы походили на маленькие камешки. Касаться их было неприятно.

Но глаз он не смыкал. Сон – это беспомощность. А Вольфганг не собирался даром продавать свою жизнь. Если их придут убивать, он сделает все, чтобы забрать с собой на темные тропы хотя бы одного-двух алхимиков.

Боги, это же Девятая цитадель, последняя уцелевшая резиденция Братства. Как звали того алхимика, о котором говорил ему старый Мавиус в библиотеке Третьего Замка? Лавнеус? Гариус? Мысли путались в голове: не разум, а опрокинутый шкаф – все, что раньше было разложено внутри по полочкам, теперь свалено в сплошную кучу, не различить, не разобрать…

Да и кто бы мог подумать, что однажды он будет сидеть в каменном мешке, захваченный в плен всегда мирными, безобидными, ни во что не вмешивающимися учеными, вечными союзниками и помощниками. Не только разум, сам мир перевернулся, и все его привычное устройство полетело в Бездну.

Свет за оконцем постепенно тускнел, приближалась ночь.

Рядом Костолом, медленно подбирая слова, рассказывал Скалогрызу истории о приключениях банды – то ли просто от скуки, то ли действительно старался хотя бы немного приободрить остальных.

– Ну, добрались мы, значит, до Тракта. Нашли канаву поглубже, уселись в засаде. Отправили Червяка на дорогу, чтоб проезжих отвлекал. Помнишь, да?

Мальчишка кивал. Слезы больше не текли по его грязным щекам, на губах даже появилось слабое подобие улыбки. Здоровенный орк определенно разбирался не только в том, как махать прикованными к запястьям палицами.

– Вроде нищим его принарядили… пусть, мол, сидит на обочине, просит у людей подаяния или помощи какой-нибудь. Они на него отвлекутся, а мы тут у них из-за спин и выскочим. Хе. Это Смотри-в-Оба сочинил такой план. Сидит, значит, наш «нищий» на обочине, а мы в кустах лежим. Ждем. Идет мимо отряд. Человек пятнадцать, все в броне с ног до головы. Само собой, нам не по зубам. Червяк в траве затаился, да и мы сразу притихли. Прошли они, не заметили нас…

– Какой отряд? – спросил Вольфганг. – Куда шли?

– Почем я знаю, – пожал плечами зеленокожий великан. – Какая разница?

– Просто… это когда случилось?

– Ну, так сразу не скажу. Еще до того, как мы на пустошах окопались. Не важно. Пропустили мы их, ждем дальше. И тут вдруг – трогает меня за плечо Гыр, говорит, мол, прихватило у него живот, надо срочно отползти по важному делу. Отползает, шуршит сзади в кустах. Потом Ящер, он тогда еще живой был, тоже следом за ним. Смотри-в-Оба наклоняется, шепчет, что скрутило кишки, надо бы того… облегчиться. Короче говоря, все в кусты уползли. А в это время по Тракту… дальше лучше тебе, наверное, рассказывать, малыш.

Червяк улыбается. Широко. По-настоящему. И говорит:

– По Тракту едет телега, в ней две дамы в дорогих платьях, большой сундук и двое солдат с ржавыми алебардами.

– Ну! – взмахнул ручищами Ыр. – Вот так!

– Да, – продолжал мальчик. – Я вылез из кустов. Сел, начал клянчить. «Помогите, покормите» и все такое. Они остановились, посмотрели на меня, потом одна достала из сундука сверток и мне кинула. Потом они дальше поехали. Никто так и не выскочил из леса.

– А что в свертке было? – спросил гном.

– Большой шмат вяленого мяса, два огурца и кусок сыра. Все это завернуто в шелковое платье с золотой тесьмой.

– Ага, – принял эстафету орк. – А когда мы вернулись, значит, штаны подтянули, уж поздно было. Тогда Смотри-в-Оба и говорит, мол, теперь я понял, что значит «просрали свое счастье».

Скалогрыз и Костолом расхохотались. Червяк зашелся заливистым детским смехом. Даже Элли хихикнула. Вольфганг с удивлением заметил, что его зачерствевшие, потрескавшиеся губы тоже растягиваются в ухмылке. Поистине вся вселенная встала с ног на голову. Платьями, которые всего полгода назад стоили дороже целых деревень, теперь оборачивают мясо и сыр, а благородный Паладин, защитник невинных, ржет вместе с разбойниками над рассказом о неудавшемся грабеже.

Из-за общего смеха они не расслышали шагов в коридоре и скрежета ключа в замке, а потому открывшаяся дверь стала для них полной неожиданностью.

На пороге стояли трое алхимиков. Молодые, испуганные. У одного в руках было жестяное ведро, полное воды, второй держал деревянный поднос с чем-то, накрытым мешковиной, но распространяющим теплый, аппетитный запах, а третий, видимо, пришел просто за компанию, чтобы у первых двух поджилки не тряслись.

– Так. – Вольфганг поднялся, положил руку на плечо Костолома, который уже успел хищно оскалиться и явно собирался броситься на тюремщиков. – Наконец-то…

– Просим простить, – пролепетал алхимик с подносом. – Забегались мы, тут такое творится…

– Да уж давно такое творится, – пробурчал гном, приподнимаясь с лавки. – И со всех сторон. Пора бы привыкнуть. Что там у вас?

Третий алхимик неловким движением стянул с подноса тряпку. Под ней оказалась большая миска, наполненная похлебкой, и блюдо с несколькими хлебами. Именно они и распространяли тот самый сногсшибательный аромат, от которого рот мгновенно наполнялся слюной.

– Свежие… – начал объяснять державший ведро, но Скалогрыз и Червяк, не слушая его, уже хватали с подноса еду. Третий алхимик извлек из своих рукавов несколько деревянных ложек. Жизнь определенно налаживалась.

Похлебку могли отравить, подумал Вольфганг, впиваясь зубами в горячий, мягкий хлеб. Как еще хилым ученым расправиться с двумя с половиной (не стоит забывать о гноме) опытными воинами? Усыпить их бдительность, заморить голодом, а потом подсунуть еду, полную яда. Да, такое вполне возможно, размышлял он, отправляя в рот ложку за ложкой. Хотя, конечно, проще всего было оставить их здесь, рассчитывая на то, что рано или поздно орк с голодухи примется убивать и пожирать товарищей по несчастью. Тогда вообще никаких забот… впрочем, возможно, им срочно понадобилось освободить камеру.

Миска опустела в считаные минуты. Хлеба тоже не осталось. Червяк, Элли и Скалогрыз выглядели вполне сытыми, но Костолому явно не хватило. Да, пожалуй, этот рано или поздно точно полакомился бы кем-нибудь из них.

Рыцарь наконец дождался, пока варвар передаст ему ведро с водой, пил жадно, долго, наслаждаясь каждым глотком чистой, пусть и теплой, влаги. Жизнь возвращалась. А вместе с ней ясность сознания.

– Еще раз приносим наши извинения, – наклонил голову один из алхимиков. – Мы вовсе не планировали держать вас здесь настолько долго.

– Но? – спросил Скалогрыз, выуживая крошки из бороды.

– Но сразу столько непредвиденных обстоятельств.

– Извержение?

– Да. Н-не только. Много всего. И… вас ждет брат Лариус…

– Лариус! – Вольфганг хлопнул себя по лбу. – Ну точно! Как я мог забыть! Лариус!

– Простите, господин?

– У меня для вашего брата есть весточка. Так что давайте быстрее к нему.

– Как скажете. Следуйте за нами…

– Где мое оружие? – пробурчал Костолом. Он определенно отказался от идеи выламывать алхимикам челюсти и забивать ими бедняг до смерти, но абсолютно доверять им тоже не собирался. У него имелись для этого достаточно серьезные поводы.

– Эм… – замялся алхимик, принесший воду. – У нас в цитадели существуют строгие правила… особенно сейчас, когда от любого чужака ожидать можно чего угодно…

– Вот именно. – Ыр поднялся во весь свой немалый рост, почти упершись бритой макушкой в потолок. Он и безоружный мог бы без труда разделаться с тремя братьями – его пальцы были толще их рук. – Я тоже не люблю чужаков. И ожидаю от них чего угодно.

– Простите, э… господин… дикарь… то есть кочевник… но я вовсе не это имел в виду. – Похоже, алхимик успел оценить размеры кулаков и клыков Костолома. – Мы не собираемся причинять вам вреда. Мы на вашей стороне, поверьте.

– Ну а вы мне поверьте, – ощерился Ыр. – И верните кистени. Я ведь на одной стороне с вами, так, ребята? Значит, не стоит меня бояться.

– Тысяча извинений, но у нас распоряжение брата Лариуса, – встрял другой, видимо, более решительный, алхимик. – Следуйте за нами к нему. А потом мы вернем все ваши вещи, оружие в том числе.

– Ладно, – прорычал Костолом. – Попробуем поверить. Иди сюда, пацан, забирайся…

Червяк мигом вскарабкался на спину орка, удобно устроился на его массивных плечах. Там осталось достаточно места и для Элли со Скалогрызом, однако они, разумеется, предпочли идти сами. Эльфийка выглядела значительно лучше остальных: истощение и переживания последних дней не миновали ее, но она казалась лишь немного усталой – и только мокрые полосы на грязных щеках свидетельствовали об истинной цене пережитого ей ужаса. Раньше Вольфганг был уверен, что эльфийки не умеют плакать.

Три алхимика повели их по крутой винтовой лестнице наверх. Один из них без перерыва объяснял:

– Замок стоит на склоне вулкана. И хотя его местоположение гарантирует безопасность от лавы и камней, пеплом нас засыпало основательно. Поэтому работы было невпроворот – даже у тех, кто не участвовал в… подвальных делах.

– Повальных делах? – переспросил Скалогрыз.

– Подвальных… впрочем, брат Лариус объяснит вам все. Он, наверное, пока единственный человек здесь, до конца понимающий что к чему.

– А извержение уже закончилось?

– Еще нет. Лава продолжает вырываться на поверхность.

– Замку точно ничего не угрожает?

– Можете быть совершенно спокойны на этот счет. Он построен на эльфийском фундаменте, возведенном еще во времена молодости вулкана, в период постоянных извержений. Справедливо будет сказать, что безопасность нашей цитадели доказана многими столетиями.

Они поднялись на широкую площадку, служащую перекрестком: в разные стороны от нее расходились коридоры, уводящие внутрь крепости, и крытые галереи, ползущие снаружи по стенам и башням. Здесь их ждал брат Лариус. Это оказался тощий сгорбленный человечек, еще не совсем старый, хотя совершенно седой.

– Приветствую! – воскликнул он, шагнув навстречу. – Не каждый день у нас бывают столь важные гости. Да, возникло небольшое недоразумение, но оно уже разрешено. Вы ведь не держите на нас зла?

– Ни в коем случае, – ответил Вольфганг прежде, чем Костолом успел раскрыть рот. – Однако хотелось бы прояснить все до конца. Почему вы вдруг решили, будто можете нам доверять?

– О… – Лариус расплылся в слащавой улыбке, от которой у рыцаря едва не свело зубы. – Дело в том, что… кхм… за вас замолвили словечко.

– И кто же?

– Тот, кому мы всецело доверяем. И ваш хороший знакомый, господин Паладин. Скоро лично встретитесь с ним. Вы ведь уже успели перекусить, подкрепиться?

– Да.

– Вот и отлично, – улыбка на сухоньком личике Лариуса стала еще шире. – Тогда не будем терять времени, а прямо сейчас и направимся вниз, на встречу с теми, кто хотел вас видеть.

– Постой-ка! – Скалогрыз дернул Вольфганга за ремень. – А как же Харлан?

– А! – Лариус всплеснул руками. У него были длинные тощие пальцы, основательно перепачканные в серой пыли. – Конечно-конечно… раненый товарищ. Я стал такой забывчивый, голова постоянно занята кучей проблем. Пожалуй, действительно стоит сначала зайти к нему. Правильно?

– Само собой, – кивнул Вольфганг. – Как только мы убедимся, что с нашим другом все в порядке, отправимся на встречу с важными персонами.

– Хорошо. Прошу за мной.

Лариус двинулся по одной из навесных галерей. Вольфганг шел рядом, чуть сзади пыхтел Скалогрыз, не спускавший подозрительного взгляда со спины провожатого. За ним шагала Элли, а следом тяжело топал Костолом с Червяком на спине. Трое молодых братьев замыкали шествие.

– Тут недалеко, – пояснял Лариус. – Мы поместили его в ближайшем лазарете. Бедняга был в тяжелейшем состоянии. Думаю, если бы не заживляющие зелья, он бы отправился на темные тропы еще сегодня утром.

– Заживляющие зелья? У вас остался запас?

– Конечно. Наша цитадель всегда являлась центром лечебной алхимии. В чем в чем, а в магических напитках здесь недостатка нет.

– То есть сейчас с Харланом все в порядке?

– Скажем так: бегать он пока не сможет, да и сражаться – вряд ли, но жизни его больше ничто не угрожает. Вот и пришли, кстати…

Лариус свернул с галереи в узкий коридор, уводящий в глубь башни. Еще один поворот, тут же – еще один – и они оказались в обширном круглом помещении. Лазарет ни с чем нельзя спутать: полки, тянущиеся в несколько рядов вдоль стен, ломились от разнокалиберных пузырьков и бутылей самых диковинных расцветок и форм, в воздухе плавал кислый аромат целебных зелий, а на серых каменных стенах кое-где виднелись застарелые, намертво въевшиеся багровые пятна. Под потолком вились, переплетаясь, многочисленные трубки и шланги.

Здесь стояло пять коек, и все они пустовали, кроме одной, самой дальней, стоявшей у единственного в комнате высокого стрельчатого окна. На ней лежал Харлан. Его правую руку сковывала грамотно наложенная шина, грудь покрывали бинты, сквозь которые тускло проступала кровь. Он был чисто выбрит и умыт, а потому смотрелся, пожалуй, лучше своих товарищей, избежавших серьезных ранений.

– О! – воскликнул он, увидев пришедших. – Вот и друзья, наконец!

– Рад тебя видеть, – сказал Вольфганг. – Как себя чувствуешь?

– Раненым, – ответил торговец, улыбаясь. – А в остальном все отлично. То есть, конечно, все хреново, но могло быть и значительно хуже, правильно?

– Правильно, – кивнул рыцарь. – Нам повезло.

– Еще как. Если бы не алхимики, я бы уж, пожалуй, кормил стервятников. Или превратился бы в угли под проклятой лавой.

– Точно, – подтвердил Скалогрыз. – Каждый из нас был бы там.

– Кстати… а где вы пропадали все это время? – спросил Харлан.

– В подвале сидели, – буркнул гном. – Как почетные гости.

Лариус поспешил вмешаться.

– Имело место роковое недоразумение. – Он вскинул руки, растопырив свои тонкие пальцы. – Мы редко впускаем чужаков в нашу цитадель, и потому немного растерялись. Прошу оставить сей досадный инцидент в прошлом, просто забыть его. Уверяю вас, впереди столько важных событий.

– Я не сомневаюсь! – сказал Вольфганг. Ему категорически не нравился старший алхимик. Не нравилась его постоянная приторная ухмылочка, его бледная дряблая кожа, его желтые обломанные ногти. Казалось, что этот человек целиком состоит из притворства, что он позабыл, или даже не знал никогда, как общаться, а теперь изо всех сил пытается выглядеть настоящим. Живым. В его присутствии рыцарю постоянно было не по себе.

– Вас уже покормили? – обратился Лариус к Харлану.

– Да, очень сытно, спасибо.

– Чудесно. Нам с вашими друзьями сейчас нужно отправиться… на важную встречу. Ее нельзя откладывать долее. Я пришлю брата Ордуса сменить вам повязки.

– Разрешите мне это сделать, – попросила вдруг Элли. – Думаю, мое присутствие на той… встрече не обязательно.

– Кхм… да, но… – Лариус замялся. События развивались по непредвиденному сценарию, и он явно не знал, как реагировать. Даже такая простая вещь поставила его в тупик.

– Хорошо, – сказал старик наконец, вновь всплеснув руками. – Вы ведь… э… умеете обращаться с ранеными?

– Последние два месяца я ничем другим не занималась. Перевязки, штопание швов и прочее в таком духе. Червячок мне поможет, правда?

Мальчишка радостно кивнул. Лариус опустил на него изумленный взгляд своих блеклых глаз. Возможно, он действительно только что заметил это шустрое существо с грязными щеками и лохматой головой.

– Отлично, тогда… э… – Алхимик указал на ближайшую к кровати раненого полку. – Вот здесь все необходимое. Ничего другого не трогайте, некоторые зелья могут быть смертельно опасны.

– Понятно. За Червячком присмотрю, не волнуйтесь. Он у нас послушный.

– Вместе присмотрим, – усмехнулся Харлан. – Разве что я не сумею его догнать. Так, малыш?

Червяк опять кивнул.

– Ты нам нужен, дружище, – сказал Вольфганг торговцу. – Выздоравливай быстрее.

– А куда я денусь!

Лариус вышел из лазарета и повел оставшихся с ним вниз по узкой винтовой лестнице. Здесь было так тесно, что Костолому приходилось спускаться боком. Вольфганг временами оглядывался на него. Он не мог не думать о том, что совсем недавно, в другой цитадели, расположенной в паре дней пути отсюда, погиб его боевой товарищ, успевший стать настоящим другом, Гром-Шог, сородич Ыра. Теперь их снова было трое: человек, гном и орк. Маленький отряд, способный на большие дела. По крайней мере, готовый к ним.

– Кстати, – спохватился Вольфганг. – По поводу общих знакомых. По пути сюда мы побывали в Третьем Замке, а там встретились с братом Мавиусом, вашим старинным знакомым.

– О, Мавиус жив? – пробормотал Лариус. – Весьма отрадно слышать.

– Он просил передать, что ждет вас в гости. Кроме него, там никого не осталось. Вам, я вижу, повезло больше.

– Да, верно. Ночь Безумия накрыла нас, но обошлась гораздо мягче, чем с остальными. Полагаю, это связано с тем, что хранится в подвалах.

– А именно?

– Секрет! – хихикнул Лариус. – В каждой цитадели Братства в подвалах есть свой секрет. Мы не исключение. Только наш оказался по-настоящему полезным. Я бы мог сейчас пытаться объяснить, но никакие слова не в состоянии описать реальный размах происходящего. Не волнуйтесь, скоро сами все увидите.

Они вышли из башни и оказались в крытой галерее, огибающей по периметру внутренний двор. Здесь не было резервуаров с кислотой, как в Третьем Замке. Вместо этого двор заполняли каменные столбы, установленные на расстоянии десяти – двенадцати шагов друг от друга. Их венчали толстые железные кольца, служащие основой для ржавых цепей. Некоторые из цепей просто свисали свободно до земли, но большинство крепилось к ошейникам – вокруг столбов, прикованные к ним, бродили разные существа: в основном, конечно, люди, но виднелись и орки, и гномы. Вольфганг заметил даже одну эльфийку. Все они выглядели изможденными, беспомощными, измененными, даже безумными. Кое-кто был полностью обнажен, другие сохранили на себе какие-то лохмотья, остатки прежнего облачения: халаты, кольчуги, шаровары. На некоторых были перепачканные грязью робы алхимиков. Лица искажали непрерывно меняющиеся гримасы: словно сразу все чувства и желания стремились выразиться, явить себя миру, прорваться сквозь глупую маску из плоти и кожи. Встречаясь взглядами друг с другом, они оскаливались, ворчали нечленораздельно, бессвязно бормотали, иногда дергались, будто пытаясь броситься в драку. Но длина цепей была подобрана таким образом, чтобы прикованные не могли дотянуться до своих соседей.

С затянутого дымом неба, словно черно-серый снег, неспешно падал пепел. Он покрывал внутренний двор и его обитателей сплошным слоем, стирая различия, стирая цвета. Там, снаружи, весь мир стал тускло-серым, безжизненным, и фигуры, бесцельно бродящие вокруг столбов, скрипя цепями, казались естественной его частью. Небытием во плоти.

– Это ведь сумасшедшие? – спросил Вольфганг, вспомнив, что ему рассказывал брат Мавиус о Девятом Замке. – Ваши… подопытные?

– Мы предпочитаем называть их подопечными, – сухо ответил Лариус. – Все они – жертвы Ночи Безумия. Их сознание – мертво, в нем не осталось ничего, кроме жажды разрушения и убийства. Мы не теряем надежды, что этот процесс можно будет однажды обернуть вспять, вернуть жизнь этим ходячим покойникам. Хотя на данный момент успехи невелики: нам пока удалось только понять, что без еды они постепенно теряют силы, становятся вялыми, однако на состоянии их разума это, к сожалению, никак не сказывается.

– А вы не боитесь, что они могут оборвать цепи? – сказал Скалогрыз. – Зеленомордые степняки на такое способны…

– Еще как способны, – подал голос Ыр. – Мои братья – могучие воины. Даже без мозгов.

– Потому и могучие, что без мозгов, – не удержался Скалогрыз. – Не обижайся!

– Ладно, – отмахнулся Костолом. – Все равно мой кулак больше твоей головы. Вот и поразмысли, что лучше.

– Нет, мы не боимся. – Лариус терпеливо дождался завершения перепалки. – Их агрессия не направлена никуда конкретно, у нее нет цели. Они сами по себе – агрессия. Ни одному из этих несчастных просто не придет в голову попытаться освободиться. Но даже если такое произойдет, то везунчик моментально накинется на своих соседей, и они порвут друг друга на части. Придумать какой-либо план и, тем более, действовать сообща бедняги больше не способны.

Лариус снова свернул с галереи, нырнув в низкую арку, ведущую внутрь очередной башни. Вольфганг, Скалогрыз и Костолом последовали за ним и оказались в просторном, совершенно пустом зале. Вокруг не было ни одного окна, свет давали несколько факелов. Судя по пыли и соломе на полу, здесь до недавнего времени располагалось что-то вроде склада или хранилища. Теперь, однако, отсюда вынесли все, могущее помешать работе – в одной из стен зиял огромный свежий пролом, за которым начинался тоннель, уходящий почти отвесно вниз. Скалогрыз глянул вниз, но не увидел ничего, кроме нескольких стертых ступеней, уходящих во тьму.

– Первые обитатели цитадели замуровали этот ход много столетий назад, – торжественно объявил Лариус. – А мы с братьями отыскали его сегодня, вскоре после того, как началось извержение.

– Что там?

– Наш секрет. Тот самый, о котором я вам говорил. Впрочем, он уже не один. У него гость. Спускайтесь, вас давно ждут.

– Меня раньше никто не ждал, кроме трактирщиков, конечно, – пробубнил гном. – Слишком старый тоннель. Не нравится мне это. Все беды – от старья, лежащего в земле.

– Там внизу – наше спасение! – взмахнул руками Лариус. – Прошу, поверьте…

– Иди вперед, старик, – прорычал Костолом. – Или я тебя туда брошу.

– Хорошо, хорошо! – залепетал Лариус и шмыгнул в пролом. – Видите, я уже спускаюсь. Не отставайте. Только осторожнее, тут запросто можно упасть.

Вольфганг глянул на Скалогрыза, потом на Костолома, пожал плечами – и шагнул во мрак.

* * *

Юноша выглядел очень плохо. Под глазами его залегли темные круги, нос неприятно заострился, и кожа стала бледно-восковой, из-за чего лицо походило на искусно вылепленную маску. Он выглядел мертвым.

Аргрим нагнулся к груди молодого рыцаря. Сердце билось. Нехотя. Медленно. Глухо. Некая могучая сила заставляла его биться, заставляла поддерживать жизнь в страшно ослабленном, до предела измотанном теле. Источник этой силы находился не здесь, рука, не позволяющая сердцу остановиться, тянулась издалека, из иного мира. Аргрим представить не мог, что найдется во вселенной место для подобной мощи, но демон, обитавший в нем, ощущал свое несомненное родство с ней, свою принадлежность к тому, кто с другой стороны темных троп не давал умереть несчастному парню.

И от этого родства он приходил в бешенство, в дикую, истинно звериную ярость. Лютая ненависть переполняла его, пульсировала в венах, жгла их расплавленной сталью. Ибо Сказанные-во-Тьме не терпели равных себе, а те, кто превосходил их, попросту не имели права на существование.

Иногда Аргрим думал о том, что его хозяева способны лишь на разрушение, а значит, логическим финалом их деятельности должно стать полное уничтожение всего. Вряд ли они остановятся, погасив солнце. Сказанные-во-Тьме, предсмертные слова предвечного бога Кайракса, родились из его гнева и помешательства, их уделом изначально был хаос, и они обречены вечно стремиться к нему. Но такие мысли все реже посещали старшего Погонщика, а теперь и Первого Экзекутора Праведной Инквизиции. Ему ли страшиться разрушения – ведь он посвятил ему целую вечность.

Бросив последний взгляд на тело Рихарда, Аргрим быстрым шагом покинул пыточную. Полумертвый Паладин еще видел свои сны, а значит, пока рано было отдавать его тьме. Всему свое время.

Добравшись до вершины башни, он нырнул в тени, чтобы незаметно миновать покои Верховного Инквизитора Йоганна Раттбора. Тот не давал ему покоя, постоянно умоляя замедлить разложение. Но ни Аргрим, ни его хозяин не могли ничем помочь – это было выше их сил. Создать видимость жизни, замедлить старение, гвоздями колдовства прибить страдающую душу к умершей плоти, или заставить труп передвигаться, выполняя приказы волшебника – подобные трюки обычны для черной магии. Но поддерживать истинную жизнь, как некто делал с лежащим внизу пареньком, способна только магия, единая с природой, черпающая из нее, являющаяся ее продолжением. Дыхание бога.

Ревность пожирала их обоих: и хозяина, и слугу. Аргрим прекрасно знал, что его собственное долголетие тоже является лишь видимостью – стоит великой темной воле оставить его, найти себе более подходящий инструмент, как прошедшие годы мгновенно возьмут свое, и он обратится в прах. Сам колдун мечтал о власти над временем и смертью, но на той стороне, что он выбрал, это было недостижимо.

Верховный Инквизитор сидел, с ногами забравшись на трон, нахохлившись, будто замерзший воробей. Из-под него текло, и у подножия престола уже собралась небольшая лужица. Когда Аргрим прошел мимо едва заметным дуновением ветра, легким колебанием пламени единственного оставшегося факела, Раттбор медленно повернул голову, проследил за ним белесыми, ничего не выражающими глазами. Может, и в самом деле увидел. Мертвецы способны на многое.

Аргрим вышел на балкон, вынырнул из теней. Мир приветствовал его тусклым закатным светом. Внизу постукивали молотки рабочих, завершающих ремонт барбакана, устанавливающих на нем небольшую баллисту. Из леса на востоке поднимались столбы дыма – мастеровые и беженцы устраивались на ночлег. Где-то гулко лаяла собака. От общей картины веяло таким спокойствием, такой тишиной и даже уютом, что Аргрим с усилием заставил себя повернуться к юго-западу, откуда исходила явная, серьезная угроза.

Свет опускающегося за горизонт солнца был нынче тусклым из-за огромного черного облака, занявшего добрую четверть небосвода. Пепел и сажа.

Это означало, что древняя Кузница опять полна огня, что ее обитатель снова принялся за работу. Появление на сцене нового игрока сильно пошатнуло баланс, а впоследствии вообще могло его разрушить. Там же, у источника черного облака, находился и брат плененного спящего Паладина, и двухголовый Хозяин Кошмаров. Вряд ли все они оказались в одном и том же месте случайно, верно?

Он все-таки допустил ошибку, махнув рукой на второго близнеца, отпустив с миром старого сказочника. Он полагал, будто они безобидны, будто на них не стоит тратить время. Действительно, им не хватило бы сил, чтобы бросить вызов Аргриму или его хозяевам, но им хватило ума обзавестись достаточно могучими союзниками. Пора положить этому конец.

Старший Погонщик (он не относился всерьез к почти официальному переименованию секты в Инквизицию и по-прежнему считал себя Погонщиком Теней) направился в собственные покои – небольшую каморку, располагающуюся над тронным залом Раттбора, под самой крышей.

Здесь не было ни окон, ни факелов, ни мебели. У входа на голом дощатом полу лежали книги: пособия по чародейству, летописи, биографии Великих Магистров. Аргрим давно уже не прикасался к ним. Свободного времени у него почти не оставалось, а все, что удавалось выкроить, он тратил на сон, восстанавливая телесные силы, или проводил в противоположном углу, давая возможность хозяину общаться со своими собратьями.

В этом углу лежали черепа: человеческие, орочьи, пара гномьих. Они были аккуратно сложены в небольшую пирамиду так, чтобы в каждую сторону света смотрело по меньшей мере семь пар пустых глазниц.

Если долго вглядываться в Бездну, она однажды непременно обратит на тебя внимание. И уже никогда не оставит в покое, подчинит себе, соблазнит страшными обещаниями. Вынет твою душу и заменит ее демоном, частью собственной сущности. Любой мост ведет сразу в обе стороны. Аргрим познал это на личном опыте.

Он опустился на колени перед пирамидой, встретил пустые, бесстрастные взгляды черепов. Когда после смерти душа покидает тело, она истончает ткань мироздания, оставляет после себя след, секретную калитку, которую – при достаточном умении, конечно – можно отворить и выйти на темные тропы. Пустота небытия сокращает расстояния, растворяет время, и потому сущность, путешествующая дорогами мертвых, может попасть куда угодно практически мгновенно. Сам Аргрим никогда не рискнул бы сунуться туда: он знал, что его человеческий разум не сможет вынести беспредельного ужаса, обитающего за чертой. Но его повелитель, Сказанный-во-Тьме, нередко путешествовал по миру таким образом, поддерживал связь с другими демонами-Словами. Сегодня он отправится на запад, в Девятую цитадель Братства Алхимиков, чтобы уничтожить оставшихся врагов и окончательно разрушить все возможные очаги более или менее серьезного сопротивления.

Аргрим никогда не сомневался в грядущем успехе своего хозяина, не сомневался и в окончательной его победе. Да и кто бы стал? Торжество тьмы и безумия над миром казалось абсолютно неизбежным, единственно возможным итогом свершившихся событий. И сейчас в сердце колдуна не нашлось места для сомнений, но теперь – ощутив небывалую, нездешнюю мощь в молодом рыцаре и понаблюдав за черным облаком, закрывшим закат – он впервые подумал о том, что за победу придется серьезно побороться.

Бездонные провалы пустых глазниц звали его, манили нырнуть в них, как пропасть зовет стоящего на краю шагнуть вниз, навстречу забвению. Он сопротивлялся изо всех сил, скрипел зубами от напряжения, но не моргал и не отводил взгляда. Калитка открывалась.

– Ты хороший слуга, – прошелестел в сознании голос демона. – Ты будешь вознагражден.

– Втопчите их в пыль, повелитель! – прохрипел Аргрим.

– Непременно! – ответил демон. – В Девятой цитадели у меня не будет недостатка в инструментах!

С этими словами он покинул тело Погонщика, серыми, едва заметными нитями потянулся из его слезящихся глаз и канул в черные ямы, которыми пялились на Аргрима черепа. Человек остался наедине с собой, лицом к лицу с собственным отчаянием.

* * *

Коридор оказался совсем коротким. Пять шагов, поворот, еще десять шагов, снова поворот – и они вышли в пещеру… хотя, судя по абсолютно ровному потолку и четырехугольной форме, помещение имело искусственную природу. Источником света служил массивный кузнечный горн, располагавшийся у дальней стены: сквозь щели в тяжелой металлической двери, закрывавшей его широкую пасть, вырывались языки оранжево-багрового пламени. Их отсветы рубили густую тьму, четко очерчивали предметы вокруг: внушительных размеров бадью с водой, пару наглухо закрытых бочек, гигантскую каменную наковальню, уже знакомый Вольфгангу метеорит, расколотый пополам, зажатый в тиски размером с быка. На стенах висели клещи, щипцы, кочерги и прочие кузнечные инструменты, к наковальне был прислонен огромный молот – ударная часть его размерами превосходила Скалогрыза. Но молот оказался далеко не самым удивительным здесь.

Чуть в стороне от горна, рядом с тисками, стояло странное существо. На голову выше и вдвое шире Костолома, оно представляло собой невероятную смесь живой плоти и диковинного механизма. Толстые короткие ноги его оканчивались колесами, усеянными стальными шипами. Покрытую потом кожу могучих плеч тоже прорывали четырехугольные стальные острия. Ребрами ему служили металлические дуги, между которыми просачивались тонкие струйки дыма. В середине груди, сразу над верхним краем перепачканного в саже фартука, располагалось небольшое круглое отверстие, где бушевал жаркий огонь того же подземно-багрового цвета, что и в горне. Голову – если это можно было так назвать – полностью закрывал кожаный мешок с двумя прорезями для глаз, охваченный по нижнему краю толстым медным обручем, опять-таки украшенным шипами. Тут и там на теле этого создания виднелись железные заклепки и заплатки. В руках, скрытых до самого локтя большими войлочными перчатками, оно сжимало нечто вроде кирки.

– Ни винта себе! – ошеломленно пробормотал Скалогрыз. – Это ведь…

– Приветствую! – рявкнул Лариус и согнулся в низком поклоне. – Ваши – и наши, разумеется – дражайшие гости прибыли.

Механизм не ответил. Вольфгангу показалось, будто в глубине прорезей что-то шевельнулось, но больше никакой реакции на пришельцев не последовало.

– Спасибо, алхимик, – раздался голос из теней, занимающих ближайший к ним угол, куда не могли добраться отсветы пламени. – Ты немало потрудился сегодня…

– Да-да, конечно, – прошептал Лариус, не поднимая головы. – Могу я идти?

– Пока останься. Я бы хотел посвятить тебя в наши планы.

Вольфганг узнал голос сразу. В темноте скрывался Аргус, двуглавый Хозяин Кошмаров. Рыцарь не знал, что ему делать: то ли опуститься на колени, то ли закричать от радости. Лариус склонился еще ниже и, не разгибаясь, отошел в сторону, позволяя остальным войти в зал.

– Я говорю, ни винта себе! – снова начал Скалогрыз, не отводя глаз от механического кузнеца. – Это ведь…

– Да, – прервал его голос из теней. – Это он, дорогой гном. Не мог же я, в самом деле, доверить создание уникального оружия обычному, пусть и самому искусному мастеру.

– Синеус? – брови Скалогрыза поползли на лоб. – Это ты, старый болтун? Опять срезал?

Вольфганг бросил быстрый взгляд на Лариуса: у того при словах «старый болтун» лицо стало похоже на перезрелый кабачок, с него даже все морщины исчезли от потрясения.

– В некотором роде, – мягко ответил Аргус. – Сказочник умер, но я так долго был им, что и теперь вполне могу сойти за него. Во мраке, конечно.

– Ничего не понимаю, – прошептал Скалогрыз. – Такого я никак не ожидал. Тут… значит… а там… – Он указал на существо у горна. – Тоже… ведь…

– Правая рука Крома, Старшего Первопредка, покровителя всех гномов, – в голосе Хозяина Кошмаров явно слышалась усмешка. – Стальной Кузнец.

– Во… – Скалогрыз отер рукой пот со лба. – Именно это я хотел сказать.

– Вероятно, совсем скоро ты, любезный гном, сможешь увидеть и его повелителя.

– Как? – Теперь Скалогрыз попросту лишился дара речи. Он мычал что-то, таращил глаза, словно силился произнести какие-то важные слова, но позабыл все до единого.

– Неужели ты думал, что Стальной Кузнец пробудился сам по себе? Нет, вся земля восстала против преступлений, совершенных демонами. Горы и долины, холмы и дюны – все заворочалось в гневе, все поднялось для отмщения за надругательство над миром. Пробудились старые вулканы, и горн Первопредков вновь наполнился огнем. Но давно уже позабыто, что Хозяин Горна зависит не от вулкана, а от своего создателя и владыки. То, что ты видишь Стального Кузнеца за работой, означает только одно: Кром очнулся от каменного сна, продолжавшегося многие столетия. Далеко на севере он собирает армию из уцелевших гномов, и со дня на день они двинутся сюда, нам на помощь.

– Отрадно это слышать! – воскликнул рыцарь.

– Что ж, Вольфганг, мой молодой друг, еще сильнее ты обрадуешься, если я скажу тебе, что северяне – не единственные наши союзники. Я не тратил времени зря, явился в видениях самым влиятельным настоятельницам арганайских монастырей. Эльфийские владычицы приведут своих ведьм и колдуний.

– Не знаю, найдем ли мы с ними общий язык, но общий враг наверняка сблизит нас.

– Это еще не все. Стальной Кузнец уже получил в свое распоряжение доставленный вами метеорит. Через несколько дней с помощью подземного пламени и своего ни с чем не сравнимого искусства он создаст оружие, способное поражать демонов. Создаст его для тебя, Вольфганг.

– Это огромная честь…

– Еще и грандиозная ответственность. Ты поведешь армию на Заставные Башни, на бывшую резиденцию своего Ордена, на священное для тебя место, ставшее ныне средоточием зла, источником великих бед. Справишься ли ты? Совладаешь ли с возложенной на твои плечи ношей? Не пошатнешься ли под ее тяжестью?

– Если ты не покинешь меня, я справлюсь, – ответил Вольфганг, чувствуя, как грудь наполняется восторгом и страхом, надеждой и отчаянием. – Если мой брат и мои друзья не покинут меня, я справлюсь!

– Не покинем, чего уж тут, – прокряхтел Скалогрыз. – Поздно покидать, все. Нырнув в цемент, по башмакам не плачут.

– Ни один орк не откажется от хорошей драки, – ощерился Костолом. – Но где мои палицы?

Тут подал голос Стальной Кузнец. Глухо, гулко, будто кто-то неимоверно далекий кричал сквозь широкую трубу:

– Я знаю. Что делаю. Оружие не для. Богов. Здесь много небесного. Металла. Хватит на всех троих.

Орк и гном ничего не ответили. Могли ли они поверить в происходящее? В Костоломе Вольфганг не сомневался, а вот у Скалогрыза в голове было достаточно мозгов, чтобы сомневаться в реальности творящегося вокруг безумия.

– Мы победим, – сказал рыцарь. – Я уверен. Мы одолеем зло.

В эту самую минуту доброй сотней локтей выше мальчик по прозвищу Червяк выскользнул из лазарета и помчался вниз по крытой галерее, огибающей башню. Элли увлеклась чтением свитков с рецептами, и это дало ему возможность незаметно прокрасться за дверь.

Никакой особой вины мальчишка не чувствовал: он помог эльфийке сделать перевязку, а потом, когда толстый торговец выпил очередную порцию исцеляющего снадобья и уснул, она учила его разбирать значки на этикетах склянок и колб. Червяку нравилась Элли, ему совсем не хотелось подводить ее или прятаться. Но есть вещи, которые нельзя рассказывать взрослым, даже немного чокнутым эльфийкам. По крайней мере, до тех пор, пока сам не убедишься в том, что померещилось за окном.

Элли как раз нагнулась над первым свитком, когда Червяк, стоявший между кроватью Харлана и стрельчатым проемом в стене, боковым зрением уловил снаружи какое-то движение. Он повернул голову и успел увидеть, как, перевалившись через зубцы внешней стены, по ней во внутренний двор спускается странное существо. Оно ползло по каменной кладке вниз головой, плотно прижавшись к поверхности, цепляясь за щели и выбоины руками и ногами.

От неожиданности мальчишка моргнул, и тварь пропала. Но он знал, кого заметил. Там, на стене, была старая Ивэйна, которую в лагере Ловцов называли не иначе как Распрекрасная.

Та самая Ивэйна, которой проломили череп во время драки за метеорит.

Та самая Ивэйна, чье безжизненное тело алхимики бросили в долине на съедение подступающей раскаленной лаве.

Та самая Ивэйна, что заботилась и ухаживала за Червяком, всегда оставляла для него лучшие куски, не давала в обиду, пела старинные песни и убаюкивала мудрыми баснями.

Он просто не мог сказать Элли.

Просто не мог.

 

Глава VII

Пасть

Стальной Кузнец неспешно откалывал внушительные куски руды от метеоритного ядра, очищал их от пыли и странных желтоватых наслоений, а потом помещал в печь, обильно обложив древесным углем. Видимо, работать он начал задолго до их прихода, потому что уже успел выварить несколько пористых комьев крицы – их он доставал из печи щипцами и, положив на наковальню, обрабатывал молотом.

Вольфганг и Скалогрыз не могли оторвать взгляд от этого простого, но по-своему колдовского процесса. Рыцаря завораживала игра огня и тени, монотонные, отточенные движения стальных рук в войлочных перчатках, гулкие ритмичные удары. Гном же попросту наслаждался работой мастера: он, как и любой другой представитель подгорного народа, разбирался в кузнечном деле и потому прекрасно понимал – то, что происходит сейчас у него перед глазами, являет собой истинное высокое искусство.

А вот Костолом откровенно скучал. Некоторое время его вроде бы тоже занимало удивительное зрелище, но потом он потерял к нему всякий интерес и принялся смотреть по сторонам. Орки с недоверием относятся к любому творчеству и созиданию. Конечно, в каждом уважающем себя племени имелась пара кузнецов, которые клепали броню и ковали ятаганы, но обычно ими становились старые или увечные воины, не способные более ходить в набеги. У Ыра хватало соображения помалкивать и не двигаться с места, однако происходящее явно тяготило его.

Аргус тоже хранил молчание. Тени, в которых он скрывался, были столь густыми, что ни один, даже самый острый глаз не смог бы различить в их глубине очертаний двуглавого бога. И брат Лариус, стоявший у дверей, не взялся бы с уверенностью утверждать, оставался ли Хозяин Кошмаров здесь или уже покинул комнату, отправившись одному ему ведомыми путями к одному ему ведомым целям.

Старый алхимик наслаждался каждым мгновением. Предыдущая никчемная, бессмысленная жизнь обретала немалую цену. Всего в нескольких шагах от него менялся ход истории. Он присутствовал при событии, обреченном на многочисленные и подробные упоминания во всех мыслимых летописях и хрониках. Он занимал собственное – весьма почетное – место в вечности.

А потом Аргус сказал:

– Оно здесь.

– Кто? – спросил Костолом, единственный не очарованный магией созидания.

– Зло, – просто ответил Двуликий. – Оно пришло.

– Что ты имеешь в виду? – отвлекся Вольфганг.

– Ничего, кроме того, что сказал. В цитадели демон.

Скалогрыз и рыцарь переглянулись.

– Больше к алхимикам ни ногой, – пробормотал гном. – Всякая нечисть гуляет по их цитаделям, как у себя дома.

– Демон? – не услышал его Вольфганг. – Там же эльфийка и мальчишка…

– И Харлан, – добавил гном. – И куча братьев в рясах.

– Что нам делать? – спросил Вольфганг у теней.

– Оставаться здесь. Ждать. Пока недостаточно стемнело, я не могу отправиться наружу в физическом теле. Без меня вам не справиться.

– Ждать?! – взвился Вольфганг. – Оставить наших там? Оставить раненого Харлана и пацана? Женщину?!

– Они не имеют никакого значения для будущего, – ответил Аргус. – Они не имеют смысла, не стоит рисковать собой ради них.

– Хватит этих разговоров о смысле и риске! Ты здесь, похоже, в шахматы играешь! Жертвуешь незначительными фигурами, чтобы подобраться к противнику! Так вот, Харлан и Элли – не пешки! Ты убедил меня бросить брата, а теперь хочешь, чтобы я и их тоже оставил?

– Если ты сейчас погибнешь, враг победит.

– Да неужели?! Чем я так важен, Бездна побери?!

– Связью со своим братом. Вы уникальны, и…

– Ну точно, так я и знал! Многоходовая комбинация! Знаешь, что? Ты – бог, а я – человек. И, наверное, это правильно, что тебя заботит вся картина в целом. Но мне она больше не нужна. Потому что люди ва…

– Иди уже.

– Что?

– Хватит сотрясать воздух. Идите наверх, сделайте, что сможете. Особенно не геройствуйте, главное – продержитесь до темноты.

Вольфганг и Скалогрыз бросились к выходу, но Костолом рявкнул им в спины:

– Погодите! – и тяжело опустил свою лапищу на плечо брата Лариуса. – Где наше оружие, старик?

* * *

Внутри Костяной Шатер выглядел еще больше. Драконий хребет, служащий потолочной балкой, казалось, врезался в густую синеву неба, продавливал ее. Солнечный свет лился потоками меж ребер, ложась ослепительно-белыми полосами на пол, покрытый плотным слоем костяной крошки.

В центре шатра возвышалась мраморная колонна, увитая высохшими лианами, такими же бесцветно-бледными, как и кости вокруг. Венчали ее четыре длинных загнутых рога. Или клыка. Один из них до середины покрывала ярко-красная, свежая кровь. Капли медленно падали вниз, и от страшного противоречия между алым и белым у Рихарда защипало в глазах. Хотя, может, дело было в том, что мрамор слишком ярко сверкал под солнечными лучами. Он пошатнулся, с трудом удерживая равновесие. Нереальное тело очень даже реально страдало от усталости.

Рыцарь медленно опустился на колени. Его путь оканчивался здесь, в этом сомневаться не приходилось. Если и имелось в джунглях по эту сторону врат место более значимое или могущественное, он попросту не сумел бы до него дойти. Он больше не встанет, пробудет здесь до тех пор, пока звезды не погаснут, пока его плоть не истлеет, а кости не смешаются с ужасающим ковром Шатра, не оставив от Паладина по имени Рихард никаких следов. Исчезнет не только тело, сгинут мысли, чувства, желания – все, чем он был, чем он жил, растворится в беспощадной белизне потустороннего солнца. Пусть.

Капли продолжали падать. Неспешно. Ритмично. Словно маятник. Секунда за секундой – в никуда. В Бездну.

Рихард закрыл глаза. Если бы в нем оставалось хоть немного жидкости, не высушенной огромным жестоким солнцем, наверняка появились бы слезы. Он не справился. Он сдался.

Нет.

Не может быть.

Нельзя.

Скрипя зубами так, что, казалось, вот-вот треснет череп, Рихард начал подниматься. Все его существо протестовало против столь грубого насилия над собой. Ноги не слушались, отказывались поддерживать туловище, руки дрожали, словно после десяти дней беспробудного пьянства. Вообще состояние больше всего напоминало именно похмелье – невероятно сильное, непобедимое, всеобъемлющее. Зажмурив глаза, потому что от света его тошнило, Рихард сделал шаг. Потом еще один.

А в следующее мгновение позади него тяжело захрустел костный ковер. Рыцарь начал оборачиваться, открывая глаза, и, не сумев удержать равновесия, рухнул обратно в белую мертвую пыль. Но две могучие руки подхватили его, подняли в воздух, бережно понесли куда-то. Он не знал, реальность это или бред – голова страшно кружилась, пищевод и желудок судорожно пытались извергнуть наружу хоть что-то – сильнейшие рвотные позывы сотрясали все тело.

– Ты победил! – сказал рядом тяжелый, хриплый голос. – Ты доказал, что в тебе течет кровь богов. А значит, ты – мой брат.

Рихард все-таки смог открыть глаза. Над ним нависала, покачиваясь в такт широким шагам, уродливая морда Зара. Он узнал его сразу, хотя никогда не видел и даже не верил в его существование. Как с орками, в этом случае было достаточно одного взгляда.

Голова казалась крошечной на фоне по-настоящему великанских плеч, бугрящихся мышцами, утыканных ржавыми гвоздями, на которых висели древние, крошащиеся черепа. Еще более грозное впечатление производили клыки, торчащие из углов пасти: длиной с руку взрослого мужчины, загибающиеся кверху, будто рога косматых быков, что разводили у Рихарда на родине. Именно такие клыки и украшали вершину мраморной колонны, никаких сомнений. Лоб бога войны закрывала железная пластина, крепившаяся прямо к кости с помощью толстых медных болтов. Нижний край пластины нависал над глубоко посаженными глазами, горящими бледным желтым огнем.

Из приоткрытой пасти, полной острых зубов, свисал тонкий язык пепельно-серого цвета. Кожа Зара была того же оттенка, но чуть светлее. Он нес Рихарда, как мать несет младенца, бережно прижав хрупкого человечка к своей мускулистой груди.

Едва тошнота и головокружение ослабли настолько, чтобы можно было открыть рот, рыцарь сказал:

– Сам пойду…

– Шутишь? – прогудел великан. – Ты и шагу сейчас не ступишь. Темные Тропы не особенно гостеприимны, тем более, к живым. Тебе не место здесь, в этом все дело.

– Я должен идти…

Рихард закрыл глаза, потому что мир начал вращаться с удвоенной быстротой. Он знал, что великан прав. Боги никогда не заблуждаются. Никогда.

* * *

Элли заметила, что Червяка нет, только когда внизу появился шум. Она увлеклась чтением – и не замечала ничего вокруг. С тех пор как ей последний раз доводилось держать в руках свиток с текстом, прошло очень много времени. Настолько много, что теперь даже рецепты алхимических зелий шли на ура. Особенно интересным оказался почему-то рецепт Эликсира Перманентной Стройности. Старший Народ никогда не страдал от проблемы избыточного веса, но сама мысль о подобном приводила Эллару в ужас. И читать о том, как люди боролись с этим недугом, было невероятно увлекательно. Однако стоило ей добраться до строк «…смешивать отвары следует с осторожностью, потому что яды мухомора в избыточных дозах могут быть опасны, особенно в сочетании с соком бледных поганок и пещерной плесенью. Посему рекомендуется использовать…», как где-то внизу, то ли на первых этажах, то ли во дворе послышались скрежет и звон. Потом что-то громыхнуло, и кто-то закричал – протяжно, пронзительно – криком умирающей плоти.

Элли вскочила, уронив свиток с рецептом на пол.

– Черв… – начала она, но осеклась, увидев, что мальчишки в комнате нет. Харлан на кровати беспокойно заворочался, но глаз не открыл. Внизу снова громыхнуло – так, будто нечто тяжелое с большой высоты рухнуло на каменный пол. Торговец вздрогнул и проснулся.

– Что случилось? – сразу спросил он, нахмурившись. Долгая, полная приключений и опасностей жизнь приучила купца мгновенно приходить в себя.

– Я не знаю. – Элли закусила губу. – Может, ничего страшного…

Она бросилась к дверям, выглянула во внешнюю галерею, отчаянно надеясь увидеть там мальчишку. Но, само собой, его там не оказалось. Коридор был пуст, за высокими стрельчатыми окнами тоскливо серело затянутое дымом небо. Элли вернулась в комнату.

– Червяк убежал, – сказала она. – Не знаю, где он.

Прежде чем купец успел ответить, внизу опять раздался крик, оборвавшийся так же резко, как и начался.

– Вряд ли «ничего страшного», – пробормотал Харлан и, повернувшись, спустил ноги с кровати.

– Тебе нельзя вставать, – поспешно заявила Элли, указывая на бинты. – Еще рано…

– Ты меня понесешь, что ли? – криво усмехнулся торговец. – Надо пацаненка искать, я правильно понимаю?

– Да.

– Вот то-то и оно, что «да».

Харлан поднялся, отбросив в сторону одеяло. Его тут же шатнуло, но он сумел удержать равновесие.

– Видишь, ты сам еле ходишь, – сказала эльфийка. – Ложись обратно. Я пойду вниз, а дверь запру. Тебе нечего будет бояться.

– Ну? А если… если ты… не вернешься, а замок, к примеру, подожгут? Я буду тут коптиться, в запертой комнате? Нет уж, давай так: иди за мальчишкой, а я соберусь с силами и двину следом.

Эллара только пожала плечами. Вряд ли Цитадели Алхимиков мог угрожать пожар – она была построена из крепкого горного камня, которому не страшен никакой огонь. Даже если бы вулканическая лава текла в этом направлении, ей не удалось бы повредить крепости. Но тратить время на споры с купцом эльфийка не собиралась.

Она оставила его, вышла в галерею. Червяк мог пойти налево, к следующей башне, по следам рыцаря, гнома и орка, а мог свернуть направо и вернуться тем же путем, каким они добрались сюда. В этом случае он точно должен был спуститься вниз, а значит, что бы там ни происходило, оно вполне способно угрожать ему.

Элли побежала направо. Если она ошиблась, и мальчишка отправился в другую сторону, исследовать замок, то слава Серому Алвинду – ей нечего опасаться и рисковать придется лишь собой. В конце концов, его исчезновение – только ее вина.

Снова послышались крики. На этот раз громче и отчетливее. За ними последовал резкий хлопок, какой бывает при взрыве пороха. Элли выскочила на винтовую лестницу и помчалась вниз, прыгая через три ступеньки. Внутри нее боролись два противоречивых чувства: с одной стороны, страх сжимал сердце все крепче с каждым шагом, с другой – нарастало приятное ощущение причастности к чему-то большому и по-настоящему важному. Отступать сейчас она уже была не в состоянии.

Навстречу ей по лестнице поднимался человек в черной робе алхимика. Он передвигался медленно, тяжело опираясь руками о стену. На ступенях позади него оставалась темно-красная полоса. Лицо несчастного было все перепачкано в крови, и в полумраке башни Элли удалось различить лишь глаза: выпученные от мучительной боли и смертного ужаса, глаза попавшего в стальной капкан животного – безумные, остекленевшие. Эти глаза были ей знакомы. Их обладатель принес им поднос с похлебкой и хлебом несколько часов назад. Она проскочила мимо, даже не пытаясь спрашивать о мальчике, и только тремя или четырьмя шагами ниже до нее дошло, что все равно не удалось бы получить ответа – у алхимика отсутствовала нижняя челюсть. Остановившись, эльфийка обернулась, но умирающий уже скрылся за поворотом лестницы. Элли продолжила путь вдоль кровавых пятен.

Теперь стало вполне очевидно: внизу творилось нечто поистине ужасное. Криков больше не было слышно, но беспрерывно раздавались глухие тяжелые удары, сопровождаемые треском. Ломают дверь, поняла Элли. Какие бы чудовища там ни явились, они ломают дверь…

В этот самый момент из-за поворота выскочил Червяк. Он мчался вверх по лестнице с такой скоростью, что с размаху влетел в живот эльфийки и сбил ее с ног. Пожалуй, он рванул бы дальше, но Элли успела схватить его за штанину. Мальчишка заверещал.

– Постой, Червячок, – лепетала она, поднимаясь. – Постой, это же я! Я!

– Бежим! – взвизгнул он и потянул ее за собой. – Быстрее! Бежим!

Элли не заставила просить себя дважды, и понеслась обратно, сразу за неутомимым пацаном.

– Что происходит?

– Она освободила их!

Элли ничего не поняла, но на разговоры не хватало ни времени, ни сил. Они миновали алхимика, который попался ей во время спуска. Бедняга распластался на ступеньках в расплывающейся темной луже. Червяк перепрыгнул через него, даже не повернув головы, а Элли снова поймала взгляд еще живых, но уже затуманившихся глаз. Боли и страха больше не было, вместо них появилась тоска. Человек словно бы просил ее о чем-то. Она догадывалась, о чем. Но у нее не имелось при себе никакого оружия, чтобы выполнить его просьбу.

– Они жрут людей! – пропыхтел на бегу мальчик. – И…

Далеко внизу дверь слетела с петель с оглушительным скрежетом. Башня сразу же наполнилась мешаниной звуков: воплями, звоном цепей, топотом множества ног. На первом этаже началась бойня.

Через пару минут Элли и Червяк добрались до выхода в галерею. Харлан стоял в коридоре, всего в нескольких шагах от лазарета. В руках он сжимал ножку кровати – благодаря солидному чугунному набалдашнику из нее получилась вполне эффективная дубинка. Торговец прислонился спиной к стене. Бинты на его груди были насквозь мокры от крови.

Эльфийка и мальчик добрались до него, остановились, тяжело дыша. Червяк согнулся пополам, упершись руками в колени. Его вырвало зеленоватой желчью.

– Нашелся, сорванец, – усмехнулся Харлан. – Не уследили мы за тобой.

– Простите. – Червяк утер рот ладонью. – Но… я увидел ее… в окне…

– Кого?

– Старую Ивэйну…

– Она же погибла.

– Да. Все равно… Ивэйна была во дворе. Освобождала тех, прикованных к столбам.

– Прикованных к столбам?

– Я не знаю, кто это. Но выглядят они жутко.

Он сплюнул. Дыхание постепенно приходило в норму. Эльфийка, казалось, не запыхалась вообще.

– Черная магия! – сказала она уверенно.

– Где наши? – спросил торговец.

– Их увел главный алхимик. Куда-то в подвал вроде бы. С кем-то встретиться.

– Это может быть связано со старухой?

– Откуда мне знать.

Харлан вздохнул и почесал седеющую бороду:

– В моем родном селе такие ситуации назывались полным…

– Тихо! – прервала его Элли.

Торговец замолк, она прислушалась. Топот приближался, поднимался в башне справа. Ни криков, ни голосов, ни звякания оружия – только слитные шаги большой толпы, спешащей вверх по узкой винтовой лестнице.

– Они идут сюда! – воскликнула эльфийка. – Надо бежать!

– Не смогу, – спокойно ответил Харлан. – Чешите отсюда, а я попробую их задержать хоть немного.

– Не будь дураком!

– Вот думать, что я сумею от них скрыться, и правда способен только дурак. Я сюда-то еле доковылял. Видно, судьбу не обмануть. Все, рвите когти.

Теперь топот на лестнице могли различить и человеческие уши. Элли и Червяк побежали в противоположную сторону, постоянно оглядываясь. Харлан взвесил свою импровизированную палицу в руке, отошел от стены, встал в середине коридора, широко расставив ноги. Он был спокоен и не оборачивался. Слишком много людей ждали его на Темных Тропах: он сильно отстал от тех, кого любил, от лучших друзей, от соратников и деловых партнеров. Пришло время ему догонять их. Оставалось только надеяться, что по ту сторону смерти грудь не будет так сильно болеть при ходьбе.

Толпа выплеснулась в галерею подобно селевому потоку. Оскаленные рты и пасти, закатившиеся или вовсе закрытые глаза, сжатые в кулаки или хищно скрюченные пальцы. Орки, люди, гномы. В грязных лохмотьях или полностью обнаженные. Они не издавали ни звука, просто двигались вперед со всей скоростью, на которую были способны, будто единое безумное существо.

– Ннна! – выдохнул Харлан и, широко размахнувшись, влепил чугунный набалдашник дубинки в висок светловолосого, заросшего бородой парня, бежавшего первым. Тот отлетел к стене, мешком повалился на пол, белые сальные кудри быстро залила кровь. Второй удар нанести уже не удалось: следующий бегун столкнулся с Харланом, опрокинул его на спину.

Элли и Червяк видели, как толпа сомкнулась вокруг упавшего. Продолжения они ждать не стали, свернули на лестницу, по которой часом раньше Лариус увел Вольфганга сотоварищи. Через несколько секунд галерею наполнил душераздирающий крик. Стены постарались заглушить его, но эльфийка и мальчик слышали.

* * *

По счастью, арсенал находился неподалеку. Выйдя из башни, Лариус сразу поспешил туда, а вслед за ним и трое друзей. Безумцы во дворе вели себя более чем странно: вялые, бесцельные телодвижения сменились дикой яростью. Они прыгали, скрипели зубами, пытались порвать цепи, дотянуться друг до друга.

– Никогда подобного не было, – изумленно протянул седой алхимик. – Это демон на них так влияет?

– Наверняка! – прорычал ему в ухо Вольфганг и, схватив старика под локоть, поволок за собой. – Нельзя медлить ни минуты! В оружейную!

У дверей арсенала брат Лариус долго искал нужный ключ, а потом несколько раз промахивался им мимо замочной скважины – очень уж дрожали пальцы.

– Ты подмоги хочешь здесь дождаться, что ли? – проворчал Скалогрыз. – Эльфиек и Крома?

– Иди в Бездну! – отмахнулся алхимик. – Я волнуюсь…

– И мы тоже, – добавил Вольфганг. – Но с оружием волноваться сподручнее.

Наконец замок щелкнул, отпираясь, и они смогли войти. То, что братья отобрали у них, было свалено в кучу прямо у порога. Однако взгляды всех троих мгновенно приковали стены, увешанные самым разнообразным вооружением.

– Вот болтотрясы… – прошептал гном. – Да у вас тут на целую армию!

– Берите, что хотите, – буркнул Лариус. – Нам не пригодится.

– Только выбираем быстро, – скомандовал Вольфганг. – Некогда раздумывать.

Костолом определился сразу:

– Рогатое Крушило! – проревел он, схватив нечто, больше всего похожее на гигантскую кирку, рубящая часть которой была выполнена из камня и украшена перьями. Рыцарь взял свою сумку с остатками порошка, скипетр, известный как «Метеор» – оружие особых ударных войск Ордена Паладинов – и тяжелый композитный лук с полным колчаном стрел. Дольше всех провозился Скалогрыз. Возможно, дело было в том, что его левая рука по-прежнему висела на перевязи. В конце концов он определился и вышел наружу, нагрузив на себя три аркебузы и сжимая здоровой рукой тяжелый молоток.

– Не тяжело? – участливо спросил Ыр.

– Халява не тянет, – усмехнулся Скалогрыз. – Вы даже представить не можете, что за зверские штуковины я отыскал. Эта кувалда у нас в Торгорском Кряже зовется гренадерской. Ей вооружаются только элитные воинские части. Про огнестрелы вообще молчу. Вот эта, слева, очень редкая и дорогая штука. Называется «Звездная аркебуза». А та, что справа…

– У тебя же только одна рука.

– Так я и не буду все сразу использовать.

Они снова вышли в крытую галерею и направились по ней обратно – к лазарету. Рядом творилось невообразимое: безумцы разрывали цепи, грызли их зубами, сдирали с себя ошейники, разрывая кожу и ломая кости. Один из орков, огромный, заросший рыжей щетиной, попросту выломал каменный столб и теперь ковылял через двор по направлению к галерее. Он не трогал окружающих сумасшедших, даже не обращал на них внимания, у него явно имелась четкая цель, и только тяжелый столб за спиной не позволял ему перейти на бег.

– Эй! – воскликнул Лариус. – Он же сюда идет.

– Похоже на то, – ответил Вольфганг и потянул с плеча лук. – Это странно?

– Это просто невероятно. – Лариус едва не плакал. – Такого никогда раньше не было… я же говорю, они не способны мыслить.

– Значит, кто-то мыслит за них, – сделал вывод Вольфганг. – Сейчас я его сниму.

– Нет! – Скалогрыз оттолкнул его в сторону. – Здоровяк – мой! Хочу продемонстрировать вам силищу Звездной аркебузы!

– Уверен? – рыцарь отошел, но лука не опустил. – Давай, глянем.

Скалогрыз опустился на одно колено и принялся заряжать оружие: он неспешно прочищал шомполом стволы, потом засыпал в них разрыв-песок из небольшого мешочка, следом за ним – рубленые кусочки металла. Еще пара быстрых движений шомпола… Выполнял все это он одной рукой, и неплохо справлялся. Вольфганг тревожно взглянул на орка, бывшего уже на расстоянии десятка шагов.

– Не поторопишься?

– Не волнуемся, сохраняем штаны сухими. – Гном поджег запал и поднял аркебузу. – Все равно дальность выстрела небольшая.

Роста Скалогрыза как раз хватало, чтобы удерживать ствол ружья над парапетом галереи. Он прищурился, прицеливаясь, хотя промахнуться с такого расстояния по столь огромной мишени не сумел бы и слепой. Орк никак не отреагировал, продолжал агрессивно ковылять, с каждым шагом подтягивая за собой каменный столб. Пасть его была растянута в злобном оскале, а глаза слепо таращились вперед. По подбородку стекала слюна.

– Он точно не хочет подружиться? – спросил Скалогрыз.

– Стреляй! – прошептал Лариус.

Подойдя вплотную к галерее, орк все так же молча взмахнул обеими лапищами, собираясь мощным ударом впечатать в гранит маленького бородатого человечка. И тут аркебуза пальнула. От грохота вздрогнул, казалось, даже Костолом, а Лариус вообще едва не упал. Скалогрыз и безумный орк разлетелись в разные стороны. Гном ударился о каменную кладку, сполз на землю, но оружия из рук не выпустил. Рыжебородому повезло меньше. Выстрелом ему разворотило всю грудь и почти полностью снесло голову.

– Недурно! – сказал Ыр, помогая Скалогрызу подняться.

– Дык! – Гном выглядел очень довольным. – Картечь решает любые вопросы.

Грохот привлек внимание остальных безумцев. Они стали рваться из цепей с удвоенной силой. Среди них вдруг невесть откуда появились уже освободившиеся – но они не нападали на остальных, а помогали им избавиться от ошейников.

– Бездна меня забери. – Лариус не сводил с них взгляда. – Не может быть…

– Пойдем! – Вольфганг схватил его за рукав. – Надо возвращаться к нашим.

Они побежали по галерее. У входа на лестницу лежал алхимик. Двое безумцев, устроившись рядом на карачках, пожирали его: один разорвал парню живот и теперь, громко чавкая, разгрызал внутренности, а второй обгладывал лицо. Они подняли окровавленные морды навстречу приближающимся, уставились мутными немигающими глазами.

– Прочь! – взревел Лариус и, выхватив из пальцев зазевавшегося гнома кувалду, бросился к зверолюдям. Он пытался отогнать их от трупа, словно гиен или ворон. Но они не были ни тем, ни другим. Вольфганг успел только поднять лук и наложить стрелу на тетиву. Костолом успел махнуть рукой, пытаясь схватить Лариуса за плечо, и промахнуться. Скалогрыз успел моргнуть и раскрыть рот от удивления. А безумец успел прыгнуть и впиться зубами в горло седого алхимика.

Кровь брызнула, а через секунду опоздавшая стрела рыцаря вонзилась монстру в глаз, насквозь пробив череп. Он повалился на пол, увлекая за собой старика. Второй тоже прыгнул – на гнома, – но Рогатое Крушило поймало его в полете, проломило ребра и отбросило на несколько шагов.

Рыцарь пинком отшвырнул обмякшее тело безумца, склонился над Лариусом. Помочь тому было уже нельзя. Даже имейся у Вольфганга с собой полное кадило целебного порошка, его бы не хватило, чтобы успеть залечить огромную рваную рану на дряблой старческой шее.

– Доброго пути, – прошептал рыцарь в полные страдания глаза. – Пусть Темные Тропы тебе освещает свет истины. До встречи, брат Лариус.

Старик захлебывался кровью, пытался глотать ее, пытался дышать. Потом с трудом открыл рот:

– Ма… Мавиусу… скажи… мне жаль, что… не успел…

– Передам, – кивнул Вольфганг, хотя и знал, что вряд ли когда-нибудь увидит брата Мавиуса вновь. – Передам обязательно.

– Книги… которые он тебе… дал… они очень важны… ищи в моих…

Он закашлялся, и больше уже не мог говорить, но Вольфганг и так понимал, о чем речь.

– Найду. Не сомневайся.

Глаза алхимика закатились. Он хрипел и вздрагивал – тело не желало отпускать душу прочь. Роргар подошел, направил дуло второго мушкета в висок старика, спросил:

– Прекратим агонию?

Вольфганг поднялся и отвернулся.

На первой же лестничной площадке они нашли Элли и Червяка. Те сидели в углу, обняв друг друга. Мальчик плакал. Появление троих товарищей мало обрадовало их, хотя Элли немного оживилась.

– Наверх нельзя, – прошептала она сразу. – Их там так много.

– Дробанутых? – уточнил гном.

– Да, – подал голос Червяк. – Они убили Харлана.

– Точно?

– Точно… он кричал… – мальчик снова разрыдался.

– Бездна! – Вольфганг поднялся на несколько ступенек, посмотрел вверх, прислушался. – Говорите, их там много?

– Очень, – ответила Элли. – Целая толпа.

– Почему они молчат? – спросил Червяк. – Они не кричат, не говорят, не угрожают.

– Потому что они куклы, – объяснил рыцарь, продолжая рассматривать стены и лестницу. – Как тряпичные дурилки, которыми скоморохи развлекают народ на ярмарках. Знаешь, да?

– Их на руку надевают, а потом пальцами шевелят, и они вроде как двигаются?

– Именно. Марионетки. А марионетки не разговаривают. Тот, кто их двигает, разумеется, может и поговорить. Но вряд ли нам понравится то, что он собирается сказать.

– Ты имеешь в виду Ивэйну?

– Ивэйну?

– Да, нашу старую повариху. Мою… бабушку. Я видел, как она переползла через стену и начала освобождать тех, кого приковали к столбам, на другой стороне двора.

– Зарова срань! – выругался Костолом. – Она же померла!

– Это не Ивэйна, – сказал Вольфганг. – Это демон, который использует ее тело, чтобы спрятаться в нем от солнечного света. Мы с мастером Роргаром уже сталкивались с подобным не так давно.

– О, да! – Скалогрыз не отрывался от аркебузы, прочищая ствол за стволом. – И воспоминания остались не самые приятные.

– Ладно, что делать будем? – обратился Вольфганг к Костолому. – Нам надо продержаться всего ничего, до темноты, пока не придет подмога. Предлагаю окопаться здесь. Лестницы узкие, отбиваться будет просто.

– Не, – покачал головой Костолом. – Если они сверху попрут, не сдержим. Просто завалят нас и все. Кабы только нижнюю оборонять…

– Согласен. Тогда другого выхода нет, придется возвращаться во двор и по галерее добраться обратно в подвал, под крыло Аргусу.

– Аргусу? – взметнулась Элли. – Ты сказал, Аргусу?

– Ему самому. Потом объясним. Сейчас делаем так. Мы с мастером Роргаром идем первыми, потом ты с Червяком. Ыр замыкает, прикрывает тылы. Ясно?

Все кивнули.

– Ну, тогда за мной!

Они быстро спустились по лестнице, выбежали во двор. Навстречу им тут же метнулось несколько безумцев. Скалогрыз выстрелил, сбил одного. Вольфганг из лука поразил второго. Еще один успел подобраться близко, и они уделали его вдвоем: рыцарь скипетром пробил нападающему череп, а гном кувалдой раздробил колени. Победа далась легко, однако всего через несколько мгновений стало ясно, что поводов для радости нет.

Путь к подвалам оказался перекрыт. Безумцы стояли в галерее плотной толпой, не меньше двух десятков. У многих рты и подбородки были вымазаны в крови.

– Не прорвемся, – сказал Скалогрыз. – Никак.

– Согласен. – Вольфганг положил на тетиву новую стрелу. – Назад.

Они попытались отступить, но дверь, ведущая на лестницу, тоже превратилась в угрозу. Из нее на них смотрело множество блеклых, ничего не выражающих глаз. Скрипели клыки в ощеренных окровавленных пастях. Сжимались и разжимались когтистые пальцы.

– Ловушка, – прокомментировал очевидное Роргар. – До темноты не дотянем.

Они отошли в глубь двора, где теперь находились только каменные столбы. Пепел медленно падал с неба, опускался вокруг, пачкал одежду. Костолом выступил вперед, отодвинул Элли с мальчишкой себе за спину.

– Крушило устало без дела, – почти весело сказал он, взяв наперевес свою чудовищную кирку. – Пора его немного размять.

Скалогрыз открыл рот, чтобы послать орка в Бездну, но не успел.

– Так древняя мудрость не ошибается, – раздался глухой, насмешливый голос, отвратительный, будто клубок копошащихся червей. То, что притворялось Ивэйной Распрекрасной, висело в воздухе в нескольких локтях над землей. Из-под перепачканного кровью и пеплом платья виднелись босые коричневые ступни. Длинные седые волосы свисали грязными лохмами, и между ними едва угадывалось знакомое морщинистое лицо, искаженное теперь уродливой гримасой, которая наверняка должна была изображать улыбку. Заскорузлые пальцы сжимали толстые цепи, идущие к ошейникам двух могучих орков, что свирепо скалились пятью футами ниже.

– Говорят, будто василиски так охотились на первых людей, – продолжал демон. – Вы тогда еще жили в пещерах и очень любили прятаться в них от любой опасности. Василиск попросту ложился рядом с пещерой и открывал пасть. Ему нужно было лишь немного подождать. Люди не могли усидеть внутри, выбегали наружу, сами кидались навстречу страху. И попадали прямо в пасть василиска. Прямо в пасть.

– А у нас, ежели кто в женскую одежду нарядится, – начал отвечать гном. – Так того сразу гонят поганой метлой. И никаких россказней не слушают.

– Ты бы снова хотел увидеть мое истинное обличье, коротышка? – усмехнулся демон. – Прошлого раза недостаточно?

– Темно было, – невозмутимо заметил Скалогрыз. – Не разобрал.

– Жаль огорчать тебя, но у меня другие планы. Во тьме я избавлюсь от этой жалкой оболочки и уничтожу вашего двухголового хозяина. Мы с ним оба – ночные создания. А сейчас, пока он сидит в подземелье и боится обжечь свою шкуру, я убью вас.

Отпустив цепи, Распрекрасная взмыла еще выше, повисла на фоне каменно-серого неба, источающего пепел. Тени – плотные, густые, живые – клубились вокруг ее фигуры. Она распахнула черную дыру рта, выпуская наружу множество тонких щупалец. Демон взмахнул руками, словно юродивый или дирижер орденского хора.

И безумцы бросились в атаку.