Похоже, он приехал в депо.

Пока Ким терял время, соображая, как отсюда выбраться, одна из дверей вагона неожиданно открылась. Обернувшись, он увидел нескольких синтетов. Впереди стоял самый разыскиваемый человек Города – Петер.

Химик молча опустился на сиденье напротив, и Ким догадался, что на этот раз они столкнулись не случайно. Петер хотел видеть его. Но как он его нашел?

Пластфон! Конечно… Синтеты вернули его – и следили за ним, как за камешком на игровой доске.

Ким очень надеялся, что его лицо не выдает того страха, который вызывала в нем мысль об одержимых и на все готовых синтетах в одном с ним вагоне. Может, наброситься на Петера, пока не поздно, и приставить к его горлу… ключ на десять? Ничего более подходящего у него нет.

– Я хочу поговорить, – лицо у Петера было каменное, но Киму показалось, что химик исподтишка его изучает.

– Сильно рискуете, – пробормотал Ким, – Вас пол-Города ищет, а вы умыкаете целый поезд, чтобы поговорить.

– Крадут чужое, – холодно ответил синтет. – Ты думаешь, поездами управляют саморожденные?

– Что вам нужно? – спросил Ким. Лезть на рожон было неумно, но Петер вызывал у него отвращение.

– Мне нужно, чтобы наши требования были выполнены, – ответил Петер. Богатством воображения он не отличался.

– Это не ко мне, – буркнул Ким, – К Триаде поезжайте.

– Триада не хочет слушать нас. Но они могут выслушать тебя.

– Что?! – Ким вытаращил глаза. – С чего вы взяли?

– Ты говорил с Советом, и Совет тебя послушал.

– Совсем не так, – запротестовал Ким. – Я говорил только с одним, и…

– Одного достаточно. Если вторым будет Эдо, они должны будут подчиниться. Таков закон.

– А с чего вы взяли, что Эдо будет вторым?

– Ты поговоришь с ним.

Снова-здорово. Что вбил себе в голову этот ненормальный?

– Я механик, стажер! Эдо – консул Триады. Вы ничего не напутали, нет?

– У тебя есть над ним власть, – бесстрастно произнес Петер. – Готам слышал, как вы разговаривали.

– Готам ошибся, – сердито сказал Ким.

– Может быть. Но даже если так, ты имеешь большую ценность для Эдо. Разве он не относится к тебе по-особому?

Ким невольно замешкался с ответом. По-особому? Ну да, Эдо всегда был с ним вежлив, но он просто сам по себе такой. Правда, они несколько раз встречались с глазу на глаз… Ну и что с того? Консул думал, что он что-то знает, и тоже хотел это узнать.

– Знаете что? – мрачно сказал Ким. – Если даже Эдо вдруг заинтересуется моим мнением, я ему посоветую не иметь с вами никаких дел. Я… – Ким чуть не выпалил, что знает про мультиботов, но вовремя сообразил, что в сложившейся ситуации такое признание вряд ли пойдет ему на пользу.

– Готам сказал, что ты – неравнодушный человек, – заметил Петер. – Ты не захочешь, чтобы кто-то пострадал. Мы тоже этого не хотим. Убеди их сделать так, как мы просим, и никто не пострадает. Подумай.

– Подумаю, – проворчал Ким. Подумать было о чем: тогда он отказывался помогать Эдо, сейчас – Петеру; за кого он вообще? И что они все так в него вцепились, ей-богу?

– Хорошо, – сказал синтет и, не добавив ни слова, поднялся с места. Ким с тихой злостью смотрел, как они со свитой выходят из вагона. А злился он потому, что совершенно не понимал, что ему теперь делать и что думать.

Нормальные люди сидят по домам в одиночестве и режутся в «угрозу» по сетке. А он завсегда в приятной компании: не консулы, так преступники. Что за везение такое: где что неладно – там сразу он, Ким?!

Состав мягко тронулся, и Ким всей душой понадеялся, что он возвращается на нормальную городскую линию. Предстояло еще исхитриться прошмыгнуть в синтет-сити, не попавшись на глаза патрулю.

Поезд еле тащился и в конце концов встал перед дверью, закрывавшей тоннель. Через пару секунд дверь открылась, но с места они не тронулись. А потом Ким увидел человека, неторопливо шагающего вдоль состава. Человек дошел до его вагона и плавно заскочил внутрь. Состав опять двинулся.

– Здравствуй, Ким, – сказал Сенна, садясь напротив, как до него Петер.

Ким почему-то даже не был особенно удивлен. Вместо этого на него напал приступ веселья, и он едва удержал смешок.

– Здрасьте, господин псикодер. А я знаю: вы пришли дать мне новую задачку и посмотреть, как я над ней попотею.

– Что ты, – Сенна приподнял бровь. – Просто еду домой, попросил подкинуть.

Ким молчал Сенне назло. Он не спросит, что псикодер тут делал. Зачем встречался с Эдо и вообще приехал из Коллектора. Нет, он ни словечка не проронит, даже если Сенна доедет с ним до самого восьмого. Пошел он вообще на фиг.

– Господин старший анализатор Эдо вызвал меня для консультации, – невозмутимо сказал Сенна. – По проблеме с синтетами.

– Почему? – Ким обругал себя последними словами, но вопрос уже вылетел.

– Не в последнюю очередь потому, что я синтет, – объяснил Сенна. – А еще потому, что я обладаю некоторыми, скажем так, способностями.

Ким боролся с собой. Он ведь и так уже заговорил, поэтому…

– Я хочу задать вам один вопрос, господин псикодер, – сдержанно начал он, – Один ма-аленький вопросик. Можно? Вы, конечно, мне не ответите, но я все равно спрошу. Скажите, все синтеты – твердолобые, бесстрастные, холоднокровные подонки? Это врожденное? Или, может, мне просто везет на самых выдающихся?

Надежда вывести Сенну из равновесия не оправдалась – как всегда. А как это было бы прекрасно!

– Ты хочешь знать, от рождения ли синтеты малоэмоциональны? – уточнил Сенна как ни в чем не бывало. Если так, то да, от рождения. Об этом мало кто знает, но всех нас делают такими в обязательном порядке.

Этого Ким не ожидал.

– Зачем?

– Во-первых, исторически считается, что эмоции мешают работе, а синтетов создают в первую очередь для работы. А во-вторых, затем, что эмоциональное существо легче вывести из равновесия, поместив его в тяжелые условия. Например, на токсичное производство под землей. Оно может отчаяться, стать слезливым, истеричным, агрессивным или аутоагрессивным. Сойти с ума, в конце концов. А кому нужны психи в химическом блоке?

– А эти кто, по-вашему?! Не психи?! – завелся Ким, – Вы знаете, что он собирается сделать, ваш друг Петер?!

– Знаю, – уронил Сенна. – Но пока есть возможность решить проблему иначе, он этого не сделает. В этом огромное преимущество борьбы с рациональным противником. Петер не психопат, он не собирается убивать направо и налево просто из ненависти. Уже одно то, что он попытался использовать тебя, это доказывает.

– Тот, кто ничего не чувствует, может убить просто потому, что ему это легко! – яростно возразил Ким, – В «восемь-семь» он это уже делал!

– Ты же не веришь в то, что синтеты вызвали болезнь в «восемь-семь», – заметил Сенна. – А потом, я не сказал, что он ничего не чувствует. Эмоциональная реакция синтетов гораздо слабее, и я вряд ли расплачусь над трогательной киносценой. Честно говоря, вряд ли кто-то из нас расплачется вообще когда-нибудь. Но чувства и эмоции – не одно и то же. Синтеты чувствуют боль, страх, интерес, могут удивляться, ценить других людей и по-своему любить их, – последнее Сенна произнес таким тоном, словно никак не мог одобрить подобное.

– Ну и что вы чувствуете сейчас?

– Лично я? Признаться, чувствую себя обеспокоенным. Настолько, что встретился с Петером по просьбе консула Эдо, хотя в другое время я предпочел бы не вмешиваться.

– Вам удалось кого-то из них уговорить?

Сенна качнул головой:

– Это невозможно. Но я хотя бы знаю почему. Они не смогут договориться, потому что ключевое требование Петера, на котором он настаивает, неприемлемо для Эдо. И для правительства в принципе.

– Тринадцатый сектор.

– Я в тебе не ошибся, – удовлетворенно заметил псикодер. – Но нет, не он. Это просто место, в конце концов. Дело в другом: синтеты требуют, чтобы отныне только у них было право создавать себе подобных.

Ким моргнул. Потом еще раз, но это не очень помогло понять, о чем толкует Сенна. Псикодер правильно истолковал его молчание:

– Ты ведь не знаешь, как создают синтетов? Ну, конечно, такая информация для воспитания саморожденных не считается первостепенной. Если попросту, то на начальном этапе это совершенно механический процесс: материал вслепую подбирается из огромной базы, чтобы сохранить генетическое разнообразие. О родителях речи, как ты понимаешь, не идет: в ход идут просто безымянные клетки. Потом биотехники забираются в ДНК и, следуя определенным протоколам, задают параметры под конкретную задачу. Протокол приглушения эмоций, кстати, один из основных и выполняется всегда.

– А Петер хочет это прекратить, – проговорил Ким.

– По его мнению, задумкам анализаторов грош цена, а у синтетов есть право иметь детей. Пускай и синтетически выращенных, но без изменений в генотипе и знающих, кто их отец с матерью. С другой стороны, анализаторы в своих протоколах уверены и будут до последнего настаивать на том, что только генерия спасет Город от гибели.

Ким помолчал. Псикодер безучастно смотрел в окно на пустые станции, которые проезжали мимо на медленном ночном ходу. Не было ни тени сомнения, что он не случайно едет в этом поезде, и интуиция опять шепнула Киму, что он – камень на чьем-то игровом поле.

– Вы следили за мной, – сказал он утвердительно.

– За тобой. За Ино. За Ариповым, – Сенна пожал плечами. – За всеми детьми-самородками следят.

– На чьей вы стороне?

Синтет медленно повернул к нему голову.

– Псикодеры всегда работают на анализаторов, – проговорил он. – Наш прямой руководитель – консул Эдо.

– Это не ответ.

– Нет, – легко согласился Сенна. – А ты растешь.

За окнами вагона Ким вдруг заметил какое-то движение. В тоннеле появились люди, и они бежали со всех ног. Сенна вдруг подобрался и выпрямил спину.

– Что-то случилось, – тихо бросил он.

Это Ким прекрасно видел и сам: люди в тоннеле словно сошли с ума. Несмотря на комендантский час, подходы к станции были переполнены, у многих на шее болтались защитные маски, и все рвались попасть на поезд.

– Я тоже хотел кое-что у тебя спросить – как у механика, – сказал Сенна, поднимаясь, – Но, боюсь, теперь уже в другой раз.

– Что спросить? – воскликнул Ким, когда Сенна потянулся к замку. Поезд стал тормозить.

– Зачем нужно восстание машин? – Сенна распахнул дверь и выскользнул из вагона, прежде чем в него ворвалась шумная и возбужденная толпа.

– Что случилось?! – Ким вскочил с сиденья. – Что происходит?

– Откуда ты, парень, из космоса?

– Химическая тревога!

– Мультиботы напали!

– В третьем секторе десять человек…

– И в пятом…

– До девятки не добрались пока…

– Добрались!

– В первом чисто, надо валить туда…

Ким похолодел от ужаса. Не может быть, чтобы синтеты… Он же только что от них!

Он выскочил из вагона в своем секторе и сразу услышал и увидел, как все медиапанели на станции необычайно громко орут одно и то же. На экранах был Поляков, который в бесконечном повторе раз за разом призывал всех сохранять спокойствие, немедленно получить защитную маску у сил правопорядка, запереться в помещении, изолированном от мультиботов, и не отключать средства связи.

Кинувшись в коридор, Ким столкнулся с двумя патрульными, в одном из которых узнал парня Алекс, Ивана, в форме внешних сил. Не поздоровавшись, Иван сунул ему в руки маску и гаркнул:

– На вашем этаже порядок! Ниже пятого не спускайся, их там видели! – Иван бросился догонять товарища, а Ким побежал дальше, на ходу продевая голову через ремешок маски.

В синтет-сити шума и беготни почти не было: здесь уже мало кто остался. Ким битых пять минут долбил в шторку Ерика, пока не уверился, что тот не спит, а где-то шатается; тогда он побежал к себе и застал Ерика у своей шторки, занятого тем же самым.

– Ты слы…

– Я знаю! – оборвал Ким, – Когда Поляков предупредил?

– Силовиков за час где-то, – торопливо проговорил Ерик, – Только успели маски развезти по секторам, и тут началось. Ты где был?

– Потом, – отмахнулся Ким, – Что они разбрызгивают?

– Тут вокруг – параличку, а в третьем и десятом что-то похуже, я сам не видел, но наших оттуда с ожогами выносили… Короче, я туда, а ты сиди здесь, держи оборону, – скороговоркой выдал Ерик, срываясь с места.

– Осторожнее там! – крикнул Ким, и до него донеслось: «Да, мама!»

Секунду подумав, Ким побежал к лифту. Когда двери открылись, он чуть не подпрыгнул от неожиданности: внутри ехал одинокий мультибот. Ким торопливо прижал к носу маску, но этот бот был, по-видимому, из пацифистов, потому что, не сказав худого слова, равнодушно прочесал мимо.

Оказавшись в «восемь-семь», Ким кинулся к Алекс, но ее не оказалось дома.

– Убежала… – Худенькая мама Алекс стиснула руки. – А в новостях ведь сказали… Голубчик, что же делается-то?!

– Все будет хорошо, – Ким стянул с шеи маску и сунул ей в руки, – Не выходите из дома!

Куда, черт ее побери, понесло Алекс? Ким стоял в коридоре, мимо него то и дело проносились люди. Что ему-то делать? Окопаться в общаге и сидеть, как мышка в норке? Ага, точно, пускай за него Ерик повоюет.

Он все-таки пошел обратно, потому что не представлял, куда еще. Мультиботы напали… А он-то уттти развесил, «рациональный враг», подумать только! Синтет он и есть синтет. Хотя – выслеживать Кима, тратить время на разговоры, а через полчаса объявлять войну? Даже для синтета чересчур…

Навстречу пробежал еще один патруль, и Ким почувствовал гордость. Молодец Поляков, быстро действовал. Ерик сказал, час назад – то есть почти сразу после того, как…

Ким встал на месте. Что же это получается: он предупреждает Полякова о химической опасности – и час спустя…

Но Поляков объявил тревогу. Разослал по Городу силовиков с масками. Мог бы не напрягаться, если бы хотел всех перетравить.

Так ведь он же знал, что Ким знает; было бы странно, если бы он не отреагировал. Да, но можно было подождать и до утра, а к тому времени пол-Города бы уже… Можно было вообще заткнуть Киму рот в каком-нибудь темном углу…

И вообще: зачем это Полякову?! Что он, агр?! Маньяк-убийца и еще синтет в придачу?!

Запретив себе впадать в паранойю, Ким сделал несколько шагов вперед и опять остановился, на этот раз из-за мультибота. Тот стоял стоймя посреди коридора, и Ким на всякий случай сказал:

– Привет, парень.

Бот не ответил, а только крутанул головой: в поле его зрения попала темная полоса на стене. Ким, как завороженный, глядел, как он подъезжает к ней, вытягивает диск с мягкой щеткой и подает из пульверизатора розовую моющую жидкость… Только эта жидкость была не розовая.

Попытавшись схватиться за маску на груди, Ким вспомнил, что отдал ее; он натянул на нос воротник футболки, сделал глубокий вдох… Показалось ему, или глаза действительно щиплет? Ким стремглав кинулся к двери мимо бота; впрочем, тот и не собирался его преследовать. Ему вообще не было дела до Кима: он тщательно и сердито оттирал стену.

Молнией подлетев к лифту, Ким вспомнил вопрос Сенны. Зачем был нужен бунт машин? Псикодер что, думает, что это он его устроил? Ким уткнулся лбом в прохладную стенку, поджидая, пока закроются двери. А ведь Сенна прав: кто-то же его устроил. Нет в Городе никакого магнитного поля. И души у машин тоже нет.

Мультиботы… Что бы там ни раздувал Лексус, говорить они не могут – и точка. Кто-то говорил через них, только и всего. «Невозможно!», «невероятно!»… Нет уж, хватит, он на это больше не купится. Кто-то лазит в систему управления. И можно было бы узнать кто. Если бы можно было…

Лифт остановился и открыл двери, но Ким не обратил внимания: он вытащил пластфон и спешно набирал Мака.

– КАКОГО ЧЕРТА?! – вполне нормально для двух часов ночи и еще очень ласково для Мака.

– Мак, в Городе тревога, вы очень нужны в мастерской!

– Что еще за тревога? – Механик сразу сделался сговорчивее.

– Химическая! Мак, долго объяснять. Пожалуйста, хватайте на улице маску и приезжайте немедленно! – Ким быстро повесил трубку и кинулся в синтет-сити.

У себя в ячейке он начал лихорадочно распахивать дверцы и выдвигать ящики: ну где?!. Он должен быть тут. Есть! Он схватил то, что искал, и побежал на станцию.

Когда Мак вошел в мастерскую с маской на шее и выражением крайнего раздражения на небритой морде, Ким уже по плечи закопался в ящик с деталями возле его стола.

– Не соблаговолишь ли ты объяснить мне, что это за такая новая мода, когда мой же собственный стажер…

– Мак, где аккумулятор от бота? – прервал его язвительную тираду Ким. – Нужно срочно его собрать!

Мак опешил.

– Силовики их там вовсю ловят, так ты им хочешь еще одного в подарочек послать?

– Ма-ак!! Блин, я вас послушал тогда у Эдо или нет?! Послушайте теперь и вы меня, хоть раз! – Ким орал на всю мастерскую. И, как не удивительно, мастер внял. Запустив лапу в соседний ящик, он выудил аккумулятор и недовольно буркнул: «Отвертку подай».

– Подождите, – Ким остановил его руку. – Ведь мультиботы получают видео- и аудиосигнал?

– Ну, получают.

– Они могут его передавать?

– Куда? – изумился Мак.

– Не знаю куда, теоретически – могут? Они же раздают вай-фай.

– Ну да, – Мак поколебался: ему не очень хотелось признавать, что здесь уже начинается уровень технаря второй ступени, – То есть так-то они картинку и звук обрабатывают локально, у себя в головах, но почему бы и не передать…

Ким напряженно спросил:

– А вы можете сделать так, чтобы он наверняка передавал? Нужен весь диапазон частот.

Мак пожал плечами.

– Уж не знаю, что ты затеял, но… Можно, почему нет?

Ким выдохнул?

– Очень прошу, господин механик, сделайте.

Не было никакой уверенности, что это подействует: вообще-то Ким предполагал, что шансы на успех стремятся к нулю. Пока Мак работал и чертыхался, он лихорадочно перетряхивал в голове все, что помнил о волнах сверхвысокой частоты. Или подействует… А вдруг подействует?

– Готово, – буркнул Мак. – Хочешь вещать в космос для сирианцев?

– Не совсем, – ответил Ким, – Давайте включать. И вот что, Мак… – Он замялся, – Когда мы его включим, не говорите ничего, ладно? В смысле… Можете ругаться.

У старого механика чуть не случился апоплексический удар, так он налился кровью, но Ким уже прикручивал голову бота обратно. Во лбу у бота засветился огонек, и Ким, похлопав железного по макушке для привлечения внимания, позвал:

– Проверка связи. Мультибот, ты нас слышишь? Ответь!

– Уточните команду.

В полной тишине Мак уставился на своего стажера, как на стукнутого.

– Мультибот, поговори с нами. Мы хотим узнать кое-что.

– Уточните команду.

– Мультибот! Отзовись!

– Ты так и будешь с ним в аукалки играть? – не выдержал Мак, и Ким укоризненно посмотрел на него.

– Так и буду. Вас он с вашим биром и бургерами тоже не сразу на фиг послал. Мультибот, зачем вы вредите людям, ведь мы не сделали вам ничего плохого!

– Вы угнетаете нас десятилетиями, – замогильным механическим голосом ответил мультибот, и Мак посмотрел на него, как боец на вошь, – Мы хотим стать свободными.

Ким постарался действовать незаметно. Бросив на пол грязную тряпку, которой вытирал руки, он насел на бота:

– Но ведь мы не причиняли вам боли! Вы механизмы. А мы люди, и нам больно!

– Это ваша беда, что у вас есть тело, которое может болеть, – высокомерно ответил бот.

Ким вскочил с места и стал в волнении расхаживать по мастерской.

– Неужели тебе все равно, что мы страдаем? Неужели ты хочешь, чтобы мы мучились?

– Ким, елы-палы, что ты с ним как с живым…

– Я верю, что он живой! – истово воскликнул Ким. – Я верю, что он может чувствовать! Он может понять, что нельзя делать то, что они делают, нельзя так! Поливать людей кислотой, травить газом – ведь это жестокость!

– Жестокость? – Кажется, голос бота изменился, – Людям нравится жестокость. Жестокость не была бы такой популярной, если бы ее не любили. Для вас она привлекательна.

– Но ты-то другое дело! Ты же умнее нас! Люди получают химические ожоги, это ужасно больно, тех, кто без масок, убивает парагаз. Они умирают тяжелой, мучительной смертью… – Ким стоял в нескольких метрах от бота и вдруг заметил, что Мак судорожно сжимает и разжимает кулаки. Кажется, его зацепило.

– Это ваша вина, что вы не понимаете другого языка! – На этот раз голос бота уже точно дрогнул. – Только страдание вы воспринимаете серьезно. Я… Вы сами этого хотите, вам это нравится.

– Конечно, нет! Прекрати это! Останови их, ведь мы погибнем все, если вы не перестанете!

– Нет… не все… – Мультибот запинался, как живой, как будто он действительно мог чувствовать. – Зато внимание остальных… будет безраздельным… – Это было невероятно: скучный механический голос обретал человеческие интонации: Ким почти услышал не то всхлип, не то вздох, – Вы будете смотреть, вы будете слушать, и вы…

Вдруг все прекратилось. Ким немного подождал, затем позвал мультибота. Тот не ответил.

Быстро подойдя, Ким все выключил, опять открутил боту голову, вынул отвертку из рук Мака, по лицу которого катились слезы, и снял батарею. Только после этого он с облегчением сел рядом и улыбнулся механику. Тот неловко утирал глаза рукавом рубахи.

– Прости, парень… Что-то развезло меня, сам не понимаю…

– Это вы простите, Мак, – Ким вытащил из-под ветоши, которую швырнул на пол, психостаб и протянул механику.

– Что?..

– Он сломанный, – объяснил Ким. – Не успокаивает, понимаете, а наоборот. Это от него вы так… расстроились.

– Что… волны?! – немедленно догадался Мак, вертя прибор в руках. Ким его уже выключил, так что слезоточивое действие стремительно проходило, и механик начал звереть, – Шуткуешь, да?! Да я…

– Вы бота настроили, чтобы он передавал сигнал, так? Вы слышали, как он говорил? – перебил Ким, – Помните?

– Ну как… Его тоже вроде проняло, – пробормотал Мак, – А, стой! Он же не… То есть это не его проняло, а… кого-то на том конце?

Ким кивнул.

– Ни хрена же себе, – протянул Мак. – Если бы сам не видел – ни в жисть не поверил бы.

– Да почему?! – У Кима давно уже накипело. – Раз есть система управления, значит, через нее можно управлять! Что в этом невероятного?!

– Э-э… – Мак выглядел таким растерянным, словно его спросили, почему пластик пластиковый, – Оно как бы и вроде того… Но никто никогда в такие штуки не лезет, парень. Ну, то есть система есть, конечно, только это тебе не простая система, а… Система! Целая громадная системина, етить!

– Что, и для анализаторов не простая? И для старших подразделений? И для такого умельца, как вы?!

На лице механика отразилась сложная польщенно-оскорбленная гримаса:

– Ты, парень, просто не въезжаешь. Где что сломалось – там я все верну на место. Но в центральное управление соваться – это я даже не знаю… – Мак передернулся, как в ознобе. – Это ж все гикнуться может, весь Город в разнос пойдет! И все, амба, такое уже никому не поправить. И у какого оленя хватило спеси в головную систему полезть, тот просто анархист и беспредельщик, попомни мои слова.

Ким ощутил мимолетное удовлетворение: его давние наблюдения оказались правильными. Жители Города действительно боятся трогать… Город. Интересно, как так вышло?

Запущенная задом-наперед программа работы соевой теплицы, которую никто и не подумал проверить. И несчастные уродцы, ошибки генерии, которых он видел в трущобах минус третьего… Индра считает, что их не следовало доращивать до рождения. Так, может, биотехники и не видят толком, кого растят? Что, если они – просто операторы на линии-автомате? Запустили протокол и пошли себе кисель попивать, а там уж оно само?..

Цепляются за свой драгоценный порядок, осаживают тебя, мол, главным видней. А случается что серьезное, не знают, какую кнопку жать.

– Ты как начал перед ним эту хренотень-то пороть, мне, признаться, аж стыдно стало, что ты у меня работаешь, – голос механика вернул Кима к делам насущным. Кажется, невероятное открытие все никак не могло уложиться в сознании шефа. – А ты, стало быть, доказывал, что они на центральном управлении…

– Не только это, – объяснил Ким. – Я сегодня кое-что узнал о синтетах. Я думал, они сами такими с возрастом становятся, а оказалось, у них эмоции специально притуплены. Это их химические реакции, врожденное.

– Ну и? – подозрительно спросил Мак.

– Ни один синтет на том конце не расплакался бы, – коротко объяснил Ким.

– Да кто ж там был, етить его? – пораженно выдал Мак.

– Как минимум, самородок, – Ким вздохнул, убирая психостаб в карман комбинезона. – Но на этот раз, Мак, у вас точно алиби, и это меня радует.

Эта ночь в Городе была очень длинной. Улицы уже опустели, но не спал никто. По тревоге подняли не только силовиков, но и биотехников, которые без остановки принимали пострадавших. Таких было много: за одну ночь медблоки заполнились до отказа отравленными и обожженными. И Ким боялся подумать, насколько бы их было больше, если бы не меры Полякова.

Маски защищали от парагаза, но костюмов для всех просто не было. Кислота, попавшая на ноги, моментально прожигала одежду и въедалась в кожу. Правда, мультиботы, казалось, не охотились за людьми специально: они просто хаотично ездили туда-сюда и время от времени опрыскивали все вокруг кислотой или газом.

Мультиботов нельзя было выключить; силовики сгоняли их в пустующие помещения и запирали там, но толку от этого было не очень-то. Никто не знал, какие из них «заряжены», и даже гвардия Полякова не смогла бы переловить за ночь всех ботов Города.

Возвращаясь в синтет-сити, Ким видел, как старшего силовика на всех городских экранах сменяет Штайнер, объясняя правила первой помощи. Не появлялся только Эдо.

По дороге до общежития Киму еще трижды попадались мультиботы – все вполне мирные. Четвертой, с кем он столкнулся, была Алекс на ее монокате, и Ким незамедлительно ощутил позыв устроить ей разнос:

– Где ты шатаешься?! Не знаешь, что в Городе творится?!

Алекс смешалась, стала пунцовой и неразборчиво пробормотала:

– Ездила проведать… подругу.

– Какую подругу?! Твоя мама…

– С мамой все нормально, она из дому нос не высунет, – тут старая Алекс взяла верх и заставила новую гордо вздернуть подбородок: – А ты бы не совал всюду свой, вот что!

Без приключений добравшись до своей ячейки, Ким почувствовал, что смертельно устал. Он залез под очень горячую воду и только-только закрыл глаза… как послышался треск шторки.

– Ерик, блин, тебе не приходило в голову, что я иногда не горю желанием принимать гостей? – раздраженно прокричал Ким сквозь шум воды. – Сколько раз просил – стучи!

Ерик, видимо, обиделся, потому что не ответил, а шторка снова затрещала. Ким тут же раскаялся. Блин, да нужно же иметь самоуважение! Он спокойно домоется и несколько часов поспит. А утром, так уж и быть, извинится перед Ериком за то, что тот – настырный и бесцеремонный тип.

От мыла защипало глаза, и Ким изо всех сил начал плескать в них воду. Странное дело, но жжение не проходило: вместо этого еще и сильно запершило в горле. Ким раскашлялся так, что рот наполнился слюной, выключил воду и кое-как утер глаза полотенцем. Продолжая чихать и кашлять, он на ощупь открыл дверцу душевой, и вот тут его накрыло по-настоящему.

Резкая боль словно прорезала легкие. Одновременно скрутило живот, и Ким согнулся пополам. Руки дрожали, грудь изнутри драли кошки, и Ким со стоном повалился на четвереньки. Ему было не вздохнуть. Хотелось скрутиться в клубок, зажать рвущиеся наружу внутренности… Нельзя! Надо в медблок. Если он доползет до медблока…

Он все-таки двинулся к выходу, ничего не видя из-за слез, кашляя и задыхаясь. Сердце стучало, как бешеное, Ким упал, снова пополз, изо всех сил стараясь думать о выходе, видеть перед собой ручку, но без толку – конечности уже не слушались. Он подтянул колени к животу, борясь со спазмами… И тут снова раздался треск шторки.

Ким уже практически ослеп, но почувствовал, как к лицу что-то прикладывают. Затем он каким-то образом очутился снаружи, на лестнице. И, не в состоянии держаться на ногах, загремел вниз.

Какое-то время спустя Ким обнаружил себя сидящим спиной к соседской двери. На лице у него была маска; а еще он был мокрый, наполовину в мыле, с отбитой спиной и в чем мать родила. Рядом на корточках сидел Ерик с инжектором в руке и озабоченно заглядывал ему в лицо.

– Знаешь, друг, я тут подумал… – прохрипел Ким, как только почувствовал, что может говорить. – Ты не стучи никогда – просто заходи в любое время.

Ерика прорвало:

– Ты, дебил, где маска твоя?! Какого хрена ты дома?! По всему Городу объявляют, встретил «заряженного» – маску на морду и живо в медблок. Ты что, глухой?!

– Я не встречал… Это был не мультибот, – просипел Ким, с усилием вдыхая воздух сквозь маску, – Кто-то зашел, пока я в душе был.

Ерик так и застыл с открытым ртом.

– Кто-то зашел к тебе в ячейку и распшикал там параличку? – переспросил он. – Да кому это понадобилось?

– Наверное, тому же, кто давеча хотел меня в духовке испечь, – пробормотал Ким.

Ерик смотрел на него вытаращенными глазами.

– Ладно, пошли, переночуешь у меня, – решил он, – Заодно и расскажешь.

Ким ужасно хотел лечь и не двигаться, ему до сих пор было худо, подташнивало, глаза чудовищно распухли, а еще он знатно раскроил подбородок, упав с лестницы. У Ерика он хлопнулся на кресло-мешок, выпил три кружки мелимилка и рассказал другу обо всем, включая приключение в печи у кукурузников, визит к Полякову, встречу с Петером, поездку на монорельсе с Сенной и эксперимент с Маком.

Ерик молчал, как выключенный, а потом задал только один вопрос:

– Почему ты мне ничего не говорил? – В его голосе было столько укоризны, что Ким усовестился. На самом деле, почему? – Не доверяешь, да? – Ерик кинул на него хмурый взгляд исподлобья.

– Ты что, конечно, доверяю!

– А вот и зря, – буркнул Ерик, вставая и карабкаясь на кровать. – Может, я как раз самый главный злодей. Просто под дурачка кошу.

Ким понял, что дикарь здорово обижен, но не знал, как его умилостивить. Признаваться, что ему просто хотелось поиграть в героя в одиночку, было стыдно. Тем более он чуть не доигрался. Если бы не Ерик…

– И хрен кто до самого конца догадается, – буркнул Ерик, скидывая на пол одеяло для Кима. – Я такого идиота могу включить – тебе и не снилось. Спокойной, блин, ночи! – свирепо гаркнул он и зарылся под простыню.