Она опять рисовала. Вытянувшись как струнка перед мольбертом, она не сводила глаз с вида, который здесь открывался только на рассвете, во время отлива.

Торопясь «схватить» главное, она делала набросок большими мазками. Уже скоро, скоро он появится! Розовая от восходящего солнца скала нависает над пропастью. Уходящая вода медленно открывает зияющую бездну…

Белые шпили, сверкающие в лучах, показались первыми.

Ей хотелось зарисовать хотя бы эти бесподобные купола и мосты… Мосты не пересекали рек, они взмывали над подводным городом, наверное, поднимая его жителей на поверхность, в сверкающем воздухе их было почти не видно, только изредка воздушный серпантин поблескивал серебряной лентой. Город никогда не мог открыться весь, слишком глубоко уходили его улицы, и простого отлива не хватило бы, чтобы показать его во всей красоте.

Рисунок на белом листе постепенно наполнялся красками. Шпили и купола, воздушные мосты и переходы…, белые известковые скалы, бирюзовые, пенящиеся волны вокруг древних стен…

Неожиданно темная тень стала подниматься из глубины… Ближе… Уже появились буруны на воде… Огромный дракон, поднимая волны, тяжело вырвался из воды в небо за неосторожной птицей, замешкавшейся у воды.

Небывалая удача — увидеть охоту этого властелина глубин! Стремительно, мазок за мазком, рука схватывала и переносила на мольберт каждое движение морского чудовища. Охваченная восторгом девушка не замечала ничего… И вдруг она замерла…

Гигантская сеть пронеслась с берега, мастерски брошенная, она сразу захватила дракона… Продолжая удерживаться в воздухе, он бился в сети, издавая дикий рев пойманного зверя…

…Вечер. Холодная мастерская освещена одной единственной лампой, висящей над самым мольбертом. Худенькая фигурка перед холстом неистово наносит краски. Город дивной красоты в волнах океана с нависшей над ним скалой… дракон, попавший в сеть… оживает под кистью, ведомой вдохновением.

Устало опустив руки, она села на табурет. Завтра картина просохнет, и она отнесет ее. Сон сморил девушку…

И она опять оказалась на берегу. Сегодня здесь ночь. Отлив сменился приливом, и ровная гладь океана вздыхала перед ней… Где-то глубоко под черной толщей воды спал необыкновенный город. Скала, которая нависает над ним при отливе, теперь скрыта от глаз. Побродив по теплому песку, хранящему тепло жаркого полдня, она села, жадно впитывая красоту ночного океана, мерцающего в глубокой темноте. Белоснежную, большую ракушку вынесла волна прямо к ее ногам. Взяв ее в руки, девушка перебирала тонкими пальцами жесткие завитки изумительного создания. Ей не хотелось покидать это место… Но каждую ночь сон отправлял девушку сюда и возвращал обратно, когда она просыпалась…

Утром, наскоро позавтракав засохшим куском хлеба, она, бережно обняв завернутое полотно, надернув тонкое пальто, выбежала на холодную весеннюю улицу. Полюбовавшись прекрасным, солнечным утром, она вбежала в магазин, хозяин которого частенько скупал картины молодых художников. Девушка с замиранием сердца развернула перед ним полотно.

Прошла минута, которая ей показалась вечностью. Она слышала стук своего сердца, которое еще ныло при воспоминании о гибели дракона, так величественно взмывшего над океаном, картина несла трагедию, смогла ли она ее передать…

Лысеющий и вечно потеющий торговец антиквариатом и живописью со вздохом отвел взгляд от картины. Вынув карманные часы на золотой цепи и, лихо щелкнув крышкой, он нахмурился и сказал, возвращая часы в карман:

— И чем только у тебя голова забита, милая… ума не приложу? — он помолчал, поковырявшись в ухе толстым пальцем с большим перстнем. — Весна на улице, понимаешь, все цветет… Ну, это все лирика, понимаешь… Ну, как я продам это чудище в сетке, кто его возьмет?! Ты об этом думала, когда рисовала? — он опять помолчал, глядя скучающим взглядом в сверкающее солнцем окно, — ладно…

Подойдя к дубовому бюро, торговец открыл потайной ящичек, достал деньги, посчитал, и, отбросив добрую половину, остаток отдал девушке, опять деловито защелкав замками.

— И советую, возьмись за ум, а то пропадешь с голоду, вон уже еле ноги таскаешь… Хоть бы влюбилась ты что ли, может толку было бы больше! — сказал он, выпроваживая ее за дверь со вздохом облегчения, потому что она никогда ничего не отвечала ему, только молчала и улыбалась.

Она так и вышла, растерянно улыбаясь, на залитую солнцем улицу, холодный ветер гнал пыль по дороге. Лужи после вчерашнего дождя ослепительно сверкали… и, казалось, это от яркого солнца… или от ветра… или от пыли… текут слезы…

Денег, полученных за картину, хватило только на хлеб и краски. В холодной мастерской она съела хлеб, и долго сидела без движения на единственном, колченогом табурете.

Потом лихорадочно приготовила холст, схватила краски и замерла перед ним, словно вспоминая…

Вечер. Холодная мастерская освещена одной единственной лампой. Корка хлеба, оставленная на утро, засыхает на столе… На колченогом табурете лежит белоснежная ракушка… Худенькая фигурка замерла перед картиной, на которой в бархатной ночи вздыхает огромный океан…