1
Зима в Заонежье в этот год выдалась снежная. Метели выли, кружа снегами, переметая тропки и дороги. Трудно приходилось путникам, а и не ходил никто попусту. Помнился страх жуткий перед дикими ордами темными, сидел народ по заимкам да зимовьям, раны зализывал да раззоренные дома латал, чинил.
Ушел враг словно и не было его, еще с вечера под эльфовым Гардоалом костры жег, а утром его и след простыл… Как так? Ни у кого ответа не было, только одно на ум приходило, что все это дело темное. Лишь одно имя, имя Свея, звучало у всех на устах в Заонежье, когда заговаривали о страшных днях начала зимы. И никто не знал о его судьбе. Ушел и словно сгинул он в чужих краях.
Лишь старая княгиня по долгим дням и ночам, кутаясь в теплый пуховый платок, все ждала внука, вздрагивая от каждого стука в дверь, все казалось ей, что сейчас распахнется дверь, и стремительно войдет Свей, рослый, широкоплечий, шумный, скорый на решения и немногословный, и улыбнется…
Каждый день Мокша являлся к княгине. И они, обменявшись короткими взглядами, понимали, что новостей нет ни у того, ни у другого, и молчали долго. Мокша, сидя возле стены на лавке, облокотясь на высокий меч, княгиня — у окна. Иногда к ним присоединялся Дундарий, и тогда молчание иногда прерывалось его болтовней.
— Нет, ну что за зима, все метет и метет, — заговорил после долгого молчания домовой и в этот раз, когда ему наскучило смотреть в окно на падающие хлопья снега. — Давненько такой зимы не было, княгиня? — попытался вывести из мрачных раздумий княгиню Алену Дундарий.
А та, посмотрев на него измученными ожиданием глазами, ничем более не выдала своего отчаяния и улыбнулась:
— А я помню, Дундарий, ту зиму, когда родилась Завея… — ее доброе лицо в мелких морщинках посветлело от милых сердцу воспоминаний, — уж сколько снегу было тогда, вспомни-ка… Ты еще Игорю горы строил и крепости, а он… — голос ее предательски дрогнул, но она быстро выправилась, — а он прибегал с улицы как снеговик, весь улепленный снегом.
Дундарий украдкой глянул на нее и закивал мелко-мелко седой головой.
— Права, княгиня, права… Забыл ведь я, вот ведь, пентюх старый. А то ведь еще, помните, Свей-то что вытворял? Прыгал с самого высокого конька дома в сугроб! Благо снега в ту пору было под самый второй этаж, я день и ночь все чистил и чистил…
Княгиня усмехнулась. Мокша спрятал улыбку в кулак и проговорил:
— Ну да, все знают, Дундарь, что у тебя целая прорва работников! Что уж ты нам басни-то рассказываешь?
— Ну да, ну да… — растерянно забормотал домовой, — эх, было время золотое… — уже грустно произнес он, — все вспоминаю, как Свей-то ко мне рвался на чердак, так и бежит все босиком, а его Ладушка все ловила и ласково так журила… И вот ведь, жизня, нету уже ни Ладушки, ни Игоря, ни Светослава, ни Завеи… — вдруг всхлипнул он.
— Не трынди, Дундарий, так ты и Свея запишешь туда же, — вяло отмахнулся Мокша. — А Свей-то еще вернется… Верно говорю, княгиня?
Мокша нарочно обратился к вновь задумавшейся тягостной думой княгине Алене, чтобы она не отчаиваилась тем страшным, губительным для человека отчаянием, которое заставляет уходить его в себя, словно улитку в раковину.
— Да, Мокша, — тихо ответила она.
И они вновь замолчали. Пасмурный день клонился к вечеру, за окном летел и летел снег, и время от времени тяжелый вздох домового раздавался в тишине комнаты:
— О-хо-ха-аюшки!
Наконец, Мокша не выдержал и проговорил:
— Думаю, княгиня, сходить в город…
Домовой захлопнул рот, готовый уже было издать очередной горестный зевок, и уставился на лесовича:
— Куда это ты попрешься-то, зима на дворе, не дойдешь до моста-то, увязнешь в снегу?! Леший спит, а пехом дня три шагать! — проворчал он, сверля невозмутимое лицо воина.
— И, правда, Мокша, — поддержала домового княгиня неуверенно, — опасно это, и видя усмешку, мелькнувшую на лице Мокши, решила привести другой довод, — да и откуда ты взял, что Свей там объявится, у людей?
— Да не могу я ждать, сложа руки! — воскликнул тот в ответ и, наклонившись вперед, заговорщицки подмигнул, — ведь дело-то сделано, орки ушли, значит, или беда с ним, или возвращается… А если возвращается, то почему так долго? Ведь на драконе он… Значит, нет дракона… А тогда выходит он пехом идет… Ну, или может быть идет… — уклончиво закончил Мокша. — В общем, нет мне покоя, душа зовет…
— Помнится Агата ему перед уходом сказала, — проговорил Дундарий нехотя, — что де вернется он не скоро и совсем седой… Что хотела сказать, старая карга, сама-то поняла ли? В старости что ли вернется?!
Княгиня слушала, переводя взгляд с одного своего собеседника на другого, и покачивала в сомнении головой, и вдруг неожиданно хлопнула в ладоши, негромко пояснив опешившим Мокше и Дундарию:
— Сейчас все у Агаты и разузнаем, а то, что это мы, как слепые котята, тычемся… Только вы не мешайте разговору нашему, не любит наша Агата разноголосицы…
Агата не заставила себя долго ждать, дверь скрипнула и тихонько отворилась. Белый, накрахмаленный чепец показался первым, затем длинный нос гномицы, а затем и она сама вплыла почти беззвучно. Глазками-буравчиками она впилась недовольно в лицо княгини:
— Звали, княгиня? — голос у нее был звонкий, почти девченочий. — Или мне примстилось?
Княгиня улыбнулась. Агата ей всегда нравилась. Очень опрятная, заботливая, она обращалась с ее Завеей и строго, и жалостливо одновременно. А как же было не жалеть красавицу-девчонку, которую всю юность продержали взаперти? За это княгиня была благодарна гномице, которая и на похоронах несчастливой княжеской дочери не раз украдкой стряхивала слезу со своего длинного носа аккуратным белым платочком. И сейчас княгиня поманила Агату к себе, рукой указывая на кресло, стоявшее поближе к ней.
Гномица грозно зыркнув на домового, пройдя словно мимо пустого места возле Мокши, взобралась на высокое кресло и сложила маленькие ручки на коленях, приготовившись слушать.
— Что поделывала, Агатушка? — спросила княгиня Алена, с удовольствием разглядывая ее.
Гномица всегда ее удивляла своими чудесными кружевами. Вот и теперь княгиня заметила новый кружевной воротничок.
— Чинить белье, мадам… — строго ответила Агата.
— Ты всегда в работе, Агатушка, все что-то шьешь, вышиваешь… А я слепа стала, как крот… Да и не лежит душа что-то теперь моя к рукоделью, — грустно заметила она, — видно нерадостно ей…
Агата не сводила маленьких глаз с княгини и качала головой.
— Столько терять, не скоро себя находить… — проговорила она, как всегда не утруждая себя правильным выговором трудных росских слов, — но время лечить, мадам, время лечить…
Она понимала, что ее позвали не просто так, смущало ее и присутствие Дундария, к которому она относилась с недоверием, а Мокша вроде и был всем хорош, да только ей было наплевать на него. Уж, такая она была эта гномица Агата, всегда себе на уме, то ли оттого что много знала и видела всех насквозь, то ли повидав на своем веку всякой нечисти, старалась держаться и от людей подальше, уж больно часто они оказывались не тем, за кого выдавали себя.
— Да, Агатушка, может быть оно и так. Хотела я тебя порасспросить вот о чем, милая. Знаешь ведь, ждем не дождемся мы Свея, князя нашего, внука моего, вот и Мокша уж было совсем собрался в город, за мост идти, думает, может, повстречает его где… Да только, встретит ли? Знаю я, что ты мастерица-провидица большая… — княгиня внимательно посмотрела в непроницаемое лицо гномицы, гадая, не обиделась ли та, — не поможешь ли чем нам?
Агата уже с первых слов о Свее, поняла, чего от нее ждет княгиня, и теперь молчала. Она не заглядывала в судьбу парня с тех пор, как сделала ему то предсказание и забрала у него рукавицу. Боязно было, не хотелось навлекать на себя нечистого, а Махаона она считала нечистым. Она лишь звала молодого князя иногда.
— Нет, мадам, больше не видеть ничего… Я только звать его. — Ответила она уклончиво.
Княгиня с удивлением смотрела на Агату.
— Что значит зовешь?
— Я у него рукавицу забрать тихо-тихо, — сказала та в ответ, — а теперь — звать, и Лея звать, даже если он память терять, все равно его сюда тянуть…
Княгиня Алена молчала, она лишь удивленно покачивала головой и смотрела на маленькую сгорбленную гномицу, которая невозмутимо сидела в своем белом накрахмаленном чепце. "Как поглядишь, так недовольна всем подряд, а вот поди ж ты — Свея зовет… Но, что за Лея?"
— Спасибо тебе за доброту твою, Агата, что не забываешь моего внука, — тихо проговорила она вслух. — Может услышит он нас… Но, о какой такой Лее ты речь ведешь?
Агата пожала плечами.
— Она первая откликнуться на мой зов… Через недели две и приходить…
Мокша даже привстал от удивления:
— Лея?! Девчушка из Марвии?! Она здесь?!
Агата поморщилась:
— Что ты орать, лесович? Не знать, откуда она… Только я звать Свея, а приходить она, спрашивать, что с ним случилось…
— Где же она теперь? — не унимался Мокша.
Он почему-то очень обрадовался известию о том, что хоть кто-то откликнулся на зов гномицы, к рассказу которой он сначала отнесся очень скептически. Ведь если Лея смогла отозваться на эти необычные поиски, то есть совсем крохотная надежда, что и Свей услышит ее.
— Нет ее. Уходить сразу. Любить она его. — Недовольно буркнула Агата.
— Надо же… — тихо проговорила княгиня и улыбнулась, — любит… Так и сказала?
— Так и сказать… — покивала головой гномица.
Княгиня отвернулась вдруг к окну, словно залюбовалась игрой выглянувшего на миг из-за снеговых туч солнца в витражах, сама же украдкой смахнула слезу.
А снег падал и падал… Древляна лежала притихшая под белыми шапками, печные дымы поднимались над крышами, да стук топоров доносился с крепостной стены — лесовичи занялись ее ремонтом. И нахохлившиеся драконы на башнях уже никого не удивляли и не пугали. Некоторые из них так и остались в Заонежье, решив, что лучше стоять дозором у Древляны, чем бесславно проводить дни напролет в солнечной Марвии, развлекаясь пьяными драками и налетами на пустеющие окрестности…
2
Снег падал и падал… Город с высоченными сугробами, с снежными наметами, свисающими с крыш, с узкими дорожками-тропками, лежал притихший, словно оглохший в снежной пелене. Слабые желтые огни фонарей еле разгоняли наступающие вечерние сумерки. Людей на улицах почти не было. Лишь слышно было как какой-то усердный хозяин скребет лопатой снег возле дома. Да собака загавкала из соседнего двора.
Путник устало остановился посреди заснеженной площади. Незнакомый город, незнакомые люди, сколько таких городов, деревень прошел он? Он не знал, что-то словно вело его вперед.
Свей огляделся. На пустынных улочках маленького городка не было видно ни души. Ну что ж, надо идти дальше, искать каменный мост, который приведет его в Заонежье, если его и здесь нет, значит, опять дорога…
Думы одна мрачней другой одолевали его, он уже миновал небольшую церквушку, уже дома становились все беднее и меньше на выходе из города, когда чья-то рука тронула его за плечо…
Настороженно оглянувшись, Свей увидел невысокую девушку в коротком тулупе, мужских теплых штанах и лохматой меховой шапке. Ее глаза жадно рассматривали его… она молчала и словно ждала чего-то… Но и он молчал, и словно горячая рука чья-то коснулась его сердца…
— Лея… — вдруг проговорил тихо Свей.
Он тряхнул головой. Имя, произнесенное им, вдруг всколыхнуло в нем целый вихрь воспоминаний. Они обрушились на него волной, Свей засмеялся растерянно и тут же оборвал смех.
— Я нашла тебя… — проговорила Лея.
— Нет… — ответил Свей, — это я тебя нашел…
…Снег падал и падал… заметая дороги, тропы, тропки. За мостом по-прежнему шумел непроходимый лес, а в небе удалялся дракон. Двое всадников виднелись на нем, укутанные шкурами. И вот уже, удаляясь в сторону Заонежья, дракон превратился в маленькую точку… скоро исчезнув совсем… Там их ждали.